Страница:
«Проснись, Верная!»
– А… Алчущий? – она не сразу вспомнила имя пса, но вспомнив, поняла: воля Локки исполнена, цель достигнута, вот и пришел ее срок. – Ты за мной?
Пальцев она не чувствовала, иначе потянулась бы погладить жуткую тварь, скалившую на нее зубы из тьмы. Теперь уже все равно, теперь это навсегда. Надо привыкать сразу.
«Вставай! Пока не кончилась ночь, надо бежать, Верная!»
И подтолкнул женщину узкой призрачной мордой. Грэйн вздрогнула от прикосновения. Своим двуногим, человеческим телом вздрогнула, не волчьим. Значит, жива? Но где тогда холод, так донимавший ее, и боль – доказательство жизни?
Маар-Кейл, неведомо зачем отставший от своры, будто понял.
«Потом. Боль, расплата, слезы – потом. Сейчас – бег, только бег по снегу! Вперед, Верная!»
– Локка послала тебя? – выламывая окоченевшее тело из снежной норы, едва не ставшей гробницей, спросила Грэйн.
«Нет, – пес мотнул головой, словно человек. Впрочем, возможно, он им и был… когда-то, пока не примерил черную шкуру Маар-Кейл и не подарил свое имя ветру ролфийского посмертия. – Не Огненная. Сам. Беги со мной!»
Эрна Кэдвен дернулась было привязать свои лыжи, но замерла. Пушистое покрывало зимних болот даже не проминалось под ее ногами, будто не на снегу стояла она, а на мощенном белым камнем полу.
«Наша тропа. Снежная Тропа. Мать Волков стелет ее под лапы, чтоб не сбился бег Своры. Нет ее верней, Верная! Иди по моему следу! Я поведу».
Грэйн не спрашивала больше ни о чем. По дороге сюда она все-таки оставалась человеком, женщиной, а теперь… Снежная Тропа сама стелилась под заиндевелые ролфийские сапоги, но ей-то казалось – волчьи лапы топчут серебряную дорожку богов, не ноги. О чем говорить с Маар-Кейл? Для них есть только охота, только бег. Или – не только?
Пограничное селение – то самое, где эрна оставила сани целую вечность назад, – мигнуло дальним огоньком у кромки болот. Неожиданно, слишком быстро, чтобы поверить.
«Я все-таки заснула там, в сугробе, – подумала Грэйн. – Заснула и замерзла насмерть. Теперь холод добрался до сердца, и…»
«Это была славная охота. Славная ночь. Сладкие души. Возвращайся еще, Верная, сестра. Мы будем охотиться, бежать вместе, петь вместе. Возвращайся потом. Ты можешь. Ты – наша!»
Это была благодарность, поняла Грэйн, глядя туда, где исчез Маар-Кейл. Благодарность, признание… не богов, а этих непостижимых тварей. Не слуги Лун они, эта Вольная Стая, совсем не слуги. А кто?
Когда-то к ней приходил белый волк Оддэйна, давно, до рождения Сэйварда. Потом – перестал. Грэйн гнала догадки на этот счет, не хотела думать о возможностях… Неужто теперь волчье место займет пес? Потустороннее родство! Братец Удэйн тоже, бывало, смотрел так – с каким-то нездешним любопытством в прозрачных глазах. Только у бывшего тива они были зеленые, а у черного пса – алые. Вот и вся разница между Маар-Кейл и человеком.
«Он тоже станет таким, когда ступит на Тропу, – думала эрна, пробираясь по сугробам к поселку. – Пес Локки, мой брат».
Когда она наконец-то ввалилась в затхлое тепло постоялого двора, боль пришла. И тогда Грэйн все-таки поверила – она осталась жива.
Джойана Ияри
Грэйн
Джона и Форхерд Сид
– А… Алчущий? – она не сразу вспомнила имя пса, но вспомнив, поняла: воля Локки исполнена, цель достигнута, вот и пришел ее срок. – Ты за мной?
Пальцев она не чувствовала, иначе потянулась бы погладить жуткую тварь, скалившую на нее зубы из тьмы. Теперь уже все равно, теперь это навсегда. Надо привыкать сразу.
«Вставай! Пока не кончилась ночь, надо бежать, Верная!»
И подтолкнул женщину узкой призрачной мордой. Грэйн вздрогнула от прикосновения. Своим двуногим, человеческим телом вздрогнула, не волчьим. Значит, жива? Но где тогда холод, так донимавший ее, и боль – доказательство жизни?
Маар-Кейл, неведомо зачем отставший от своры, будто понял.
«Потом. Боль, расплата, слезы – потом. Сейчас – бег, только бег по снегу! Вперед, Верная!»
– Локка послала тебя? – выламывая окоченевшее тело из снежной норы, едва не ставшей гробницей, спросила Грэйн.
«Нет, – пес мотнул головой, словно человек. Впрочем, возможно, он им и был… когда-то, пока не примерил черную шкуру Маар-Кейл и не подарил свое имя ветру ролфийского посмертия. – Не Огненная. Сам. Беги со мной!»
Эрна Кэдвен дернулась было привязать свои лыжи, но замерла. Пушистое покрывало зимних болот даже не проминалось под ее ногами, будто не на снегу стояла она, а на мощенном белым камнем полу.
«Наша тропа. Снежная Тропа. Мать Волков стелет ее под лапы, чтоб не сбился бег Своры. Нет ее верней, Верная! Иди по моему следу! Я поведу».
Грэйн не спрашивала больше ни о чем. По дороге сюда она все-таки оставалась человеком, женщиной, а теперь… Снежная Тропа сама стелилась под заиндевелые ролфийские сапоги, но ей-то казалось – волчьи лапы топчут серебряную дорожку богов, не ноги. О чем говорить с Маар-Кейл? Для них есть только охота, только бег. Или – не только?
Пограничное селение – то самое, где эрна оставила сани целую вечность назад, – мигнуло дальним огоньком у кромки болот. Неожиданно, слишком быстро, чтобы поверить.
«Я все-таки заснула там, в сугробе, – подумала Грэйн. – Заснула и замерзла насмерть. Теперь холод добрался до сердца, и…»
«Это была славная охота. Славная ночь. Сладкие души. Возвращайся еще, Верная, сестра. Мы будем охотиться, бежать вместе, петь вместе. Возвращайся потом. Ты можешь. Ты – наша!»
Это была благодарность, поняла Грэйн, глядя туда, где исчез Маар-Кейл. Благодарность, признание… не богов, а этих непостижимых тварей. Не слуги Лун они, эта Вольная Стая, совсем не слуги. А кто?
Когда-то к ней приходил белый волк Оддэйна, давно, до рождения Сэйварда. Потом – перестал. Грэйн гнала догадки на этот счет, не хотела думать о возможностях… Неужто теперь волчье место займет пес? Потустороннее родство! Братец Удэйн тоже, бывало, смотрел так – с каким-то нездешним любопытством в прозрачных глазах. Только у бывшего тива они были зеленые, а у черного пса – алые. Вот и вся разница между Маар-Кейл и человеком.
«Он тоже станет таким, когда ступит на Тропу, – думала эрна, пробираясь по сугробам к поселку. – Пес Локки, мой брат».
Когда она наконец-то ввалилась в затхлое тепло постоялого двора, боль пришла. И тогда Грэйн все-таки поверила – она осталась жива.
Джойана Ияри
Когда схлынула первая волна животного ужаса и откатилась вторая – страха за жизнь сына, бывшая графиня не на шутку призадумалась. Рамман давно уже не младенец – он взрослый сильный мужчина, владетель, знающий, что ему делать в критическом случае, и маленькая шурианская женщина ничем ему помочь не может, а скорее всего лишь усугубит своим присутствием и без того незавидное положение. Третьих в Янамари за последние двадцать лет любить больше не стали, и не стоит еще раз напоминать народу, каких кровей у графа мать.
Бывшая столичная интриганка – леди Алэйя в похожем случае постаралась бы спрятаться в норку поглубже и там пересидеть опасность. Невеста Священного Князя шмыгнула бы за спину Вилдайру, предоставив ему разбираться с обидчиками. А что делать Джойане Ияри – вот это вопрос. Янамари-Тай уже давным-давно не замок, за стенами которого можно укрыться от бунтовщиков и захватчиков. Да и сыщутся ли среди нынешних слуг желающие защищать шуриа от гнева народного? Вряд ли.
Джойана досадливо куснула себя за костяшки пальцев.
«Вот попалась, так попалась!» И эрны Кэдвен, как назло, рядом нет.
«Ну и куда же ты подевалась, Грэйн? Где тебя Маар-Кейл носят?» – безмолвно вопрошала до крайности обозленная шурианка.
Как, пес раздери, это по-ролфийски – не давать шагу ступить без спросу, когда кругом тишь да гладь, и растворяться в ночи без следа и предупреждения в час наибольшей опасности.
Но слишком долго клясть свою названную сестру за внезапное бегство Джоне не судилось. Быстро приближающийся стук подков по укатанной дороге, надсадный храп лошадей и резкая остановка кареты отвлекли женщину от невеселых раздумий.
– Эй! Сэйган! Что там такое?
А голосишко у шуриа, когда потребуется, выходит мерзкий – резкий, гнусавый, точно кошке на хвост наступили. Самое то, чтобы изображать капризную барыньку и добиваться желаемого.
Но бравый капрал не ответил. Тогда шуриа высунула голову из окошка, чтобы еще раз осведомиться о причинах задержки. И тут же спряталась обратно. Если ир-Сэйган принял пятерых вооруженных всадников за разбойников, то Джойана безошибочно опознала в них тивов. Было во всех диллайн, которые служили Предвечному, что-то неуловимо общее: хищный ненасытный блеск в глазах.
– Правь упряжку, куда скажу, – злобно зашипел один из преследователей.
– Еще чего! – возмутился ролфи.
Свой категорический отказ подчиниться каким-то проходимцам с большой дороги ир-Сэйган выразил крайне доходчиво – прицельной стрельбой.
«Все-таки у Вилдайра отличные солдаты», – отметила Джойана, когда в щелочку между шторами увидела, что нападавших стало трое.
– Н-но! Пошли, родимые! Держитесь, миледи!
От лихого удара кнутом лошади взвизгнули и с такой силой рванули вскачь, что Джона не удержалась и свалилась на пол кареты. Но это даже к лучшему вышло. Оставшиеся в живых тивы начали палить вслед, целясь то ли в возницу, то ли в лошадей. Несколько пуль просвистели над головой у шуриа, прошивая насквозь деревянные стенки. Одна, по всей видимости, угодила в отважного капрала, и он закричал от боли.
– Сэйган! Сэйган! Что с тобой? Держись! А!
Но держаться пришлось самой Джойане. Обезумевшие от стрельбы кони оборвали упряжь, карета перевернулась, и только нездешнее шурианское везение сберегло женщину в целости. Кувырком летела – коленки и локти в кровь, разорванная юбка на голове, но зато шею не сломала. Чудо, да и только!
– Сэйган!
Никто не отозвался. Совсем.
Нет, конечно, все люди смертны, но капрал-то был из породы «неуязвимых», из тех счастливчиков, кто и сам не верит в то, что с ним может беда приключиться, и которых смерть сама обходит сторонкой. Любому другому – сразу конец, а таким вот «сэйганам» хоть бы хны. Шуриа ли не видеть?!
– Кэйррон, отзовись немедля! – взвизгнула Джойана возмущенно. – Сейчас я выберусь и трепку тебе задам, мерзавец!
И чихвостила телохранителя последними словами, пока выбиралась из полуразвалившегося экипажа. Так всегда надо делать, чтобы напугать смерть, чтобы возмущенный несправедливостью обвинений дух раненого задержался в теле.
– Ишь, развалился! А ну перестань прикидываться! Сейчас же!
Шуриа уже бежала к распластавшемуся на снегу ролфи. Шлепнулась рядом, заглянула в глаза, стала тормошить.
– Живи, ир-Сэйган… – бормотала Джона, пытаясь на ощупь определить, куда пришлось ранение. – Не смей подыхать, как собака, на дороге…
Рука ее окунулась во что-то липкое и теплое. Нога? Бедро!
– А крови-то натекло! Скажи что-нибудь! Ну же!
Визг и дерганье за воротник помогли: Кэйррон очнулся и сразу же сунул женщине в руку револьвер.
– Ми-ле-ди… Они уже близко…
Да плевать она хотела на всадников с ружьями, на этих непонятных и опасных тивов, когда тут такое несчастье. Они еще пожалеют, что связались с шуриа. Сволочи!
Джона выстрелила по преследователям, не целясь, а потому не попала.
– Леди Джойана, соблаговолите… Ох!
Пришлось прицелиться тщательнее. Пуля из револьвера Джойаны просвистела возле головы того самого диллайн, которого шуриа посчитала главным – высокого, оранжевоглазого, длинноносого.
– Берегите патроны… – прошептал ир-Сэйган белыми губами. – И спасайтесь…
– Прости, Кэйррон, но тебя я здесь не оставлю.
В том, что слетевшиеся, как стервятники, бывшие тивы, бросят раненого парня умирать, Джона даже не сомневалась.
– Мы не причиним вам зла! – крикнул издали главарь.
«А вот это уже другой разговор».
– Вы уже это сделали! Ранили моего человека. – На морозе шурианка пищала детским фальцетом. – Кто вы такие и что вам нужно?
– Если бы ваш охранник не начал стрелять…
– Если бы вы не выскочили из лесу, словно грабители, и не окружили нашу карету…
– Господин Сид хотел всего лишь поговорить, да и вам будет безопаснее под его защитой.
– Ах, вот как! – Джона аж задохнулась от возмущения. – Это ваш-ш-шему доктору очень скоро потребуется моя защита!
Диллайн испуганно переглянулись.
– Почему?
– Сами узнаете, – отрезала шуриа. – Скоро ему небо с овчинку покажется. Допрыгался ваш докторишка.
Если бы каждое брошенное Джоной слово можно было выжать, как влажную тряпку, то по рукам бы яд стекал, столько злорадства в них содержалось.
– Но позвольте…
– Позвольте? Ах, это теперь называется «позвольте»? Теперь делайте, что хотите, но человека моего спасайте. Нечего на меня совиные очи таращить! У вас на лбу написано «тив».
Шуриа вошла во вкус. Даром, что ли, на Шанте скандал возведен в ранг искусства? И все двадцать лет Джойана Ияри развивала и совершенствовала унаследованный от предков дар превращать заурядную перебранку в смертельную битву. Впрочем, ее ролфийские предки, ежели судить по наклонностям Эйккена Янэмарэйна, тоже сдержанностью не отличались и любили злословить не хуже шуриа.
Именно его, Безумного Эйккена, интонации звучали в голосе Джоны, когда она взялась за обработку посланников доктора Сида.
– Недодавили, недодушили вас! Свили гнездо прямо в сердце Янамари, всему народу на погибель! Развели мертвяков!
В первые годы после отделения Файриста, когда обозленный многовековым обманом народ взялся за наведение справедливости в отношении служителей Предвечного, тивов сотнями вешали на воротах догорающих молелен. Традиция такая потому что. И бежать в Синтаф тоже оказалось небезопасно. Многие беженцы попросту исчезали. Аластарова разведка докладывала, что Херевард приносит человеческие жертвы, но прямых доказательств, кроме слухов, не нашлось. Впрочем, изгнанникам хватило и слухов. Кто-то остался в Файристе, сменив имя и род деятельности, кто-то подался в Конфедерацию и еще куда подальше от Эсмонд-Круга. У Благословенного Святого руки длинные. И цепкие.
Оранжевоглазый хрипло каркнул, пытаясь прочистить горло. Его сотоварищи напряженно молчали, словно воды в рот набрали. И на его тревожный взгляд отвечали деланым равнодушием. Мол, ты у нас главный, тебе и волшебствовать, а мы тут ни при чем.
– Миледи, я не могу! Мне запрещено, – взмолился подручный доктора Сида после очередной попытки пропеть заклинание.
Дух его пребывал в полнейшем смятении. И хотелось, и кололось, и доктор Сид не велел.
– Умели стрелять, умейте кровь ему затворить! – рычала шурианка. – И тащите к своему хозяину побыстрее. Уж его-то я чаровать заставлю.
– Это опасно, миледи! Херевард…
– Херевард далеко, а северяне близко.
Слова, возымевшие над бывшими тивами прямо-таки магическое действие.
Бывшая столичная интриганка – леди Алэйя в похожем случае постаралась бы спрятаться в норку поглубже и там пересидеть опасность. Невеста Священного Князя шмыгнула бы за спину Вилдайру, предоставив ему разбираться с обидчиками. А что делать Джойане Ияри – вот это вопрос. Янамари-Тай уже давным-давно не замок, за стенами которого можно укрыться от бунтовщиков и захватчиков. Да и сыщутся ли среди нынешних слуг желающие защищать шуриа от гнева народного? Вряд ли.
Джойана досадливо куснула себя за костяшки пальцев.
«Вот попалась, так попалась!» И эрны Кэдвен, как назло, рядом нет.
«Ну и куда же ты подевалась, Грэйн? Где тебя Маар-Кейл носят?» – безмолвно вопрошала до крайности обозленная шурианка.
Как, пес раздери, это по-ролфийски – не давать шагу ступить без спросу, когда кругом тишь да гладь, и растворяться в ночи без следа и предупреждения в час наибольшей опасности.
Но слишком долго клясть свою названную сестру за внезапное бегство Джоне не судилось. Быстро приближающийся стук подков по укатанной дороге, надсадный храп лошадей и резкая остановка кареты отвлекли женщину от невеселых раздумий.
– Эй! Сэйган! Что там такое?
А голосишко у шуриа, когда потребуется, выходит мерзкий – резкий, гнусавый, точно кошке на хвост наступили. Самое то, чтобы изображать капризную барыньку и добиваться желаемого.
Но бравый капрал не ответил. Тогда шуриа высунула голову из окошка, чтобы еще раз осведомиться о причинах задержки. И тут же спряталась обратно. Если ир-Сэйган принял пятерых вооруженных всадников за разбойников, то Джойана безошибочно опознала в них тивов. Было во всех диллайн, которые служили Предвечному, что-то неуловимо общее: хищный ненасытный блеск в глазах.
– Правь упряжку, куда скажу, – злобно зашипел один из преследователей.
– Еще чего! – возмутился ролфи.
Свой категорический отказ подчиниться каким-то проходимцам с большой дороги ир-Сэйган выразил крайне доходчиво – прицельной стрельбой.
«Все-таки у Вилдайра отличные солдаты», – отметила Джойана, когда в щелочку между шторами увидела, что нападавших стало трое.
– Н-но! Пошли, родимые! Держитесь, миледи!
От лихого удара кнутом лошади взвизгнули и с такой силой рванули вскачь, что Джона не удержалась и свалилась на пол кареты. Но это даже к лучшему вышло. Оставшиеся в живых тивы начали палить вслед, целясь то ли в возницу, то ли в лошадей. Несколько пуль просвистели над головой у шуриа, прошивая насквозь деревянные стенки. Одна, по всей видимости, угодила в отважного капрала, и он закричал от боли.
– Сэйган! Сэйган! Что с тобой? Держись! А!
Но держаться пришлось самой Джойане. Обезумевшие от стрельбы кони оборвали упряжь, карета перевернулась, и только нездешнее шурианское везение сберегло женщину в целости. Кувырком летела – коленки и локти в кровь, разорванная юбка на голове, но зато шею не сломала. Чудо, да и только!
– Сэйган!
Никто не отозвался. Совсем.
Нет, конечно, все люди смертны, но капрал-то был из породы «неуязвимых», из тех счастливчиков, кто и сам не верит в то, что с ним может беда приключиться, и которых смерть сама обходит сторонкой. Любому другому – сразу конец, а таким вот «сэйганам» хоть бы хны. Шуриа ли не видеть?!
– Кэйррон, отзовись немедля! – взвизгнула Джойана возмущенно. – Сейчас я выберусь и трепку тебе задам, мерзавец!
И чихвостила телохранителя последними словами, пока выбиралась из полуразвалившегося экипажа. Так всегда надо делать, чтобы напугать смерть, чтобы возмущенный несправедливостью обвинений дух раненого задержался в теле.
– Ишь, развалился! А ну перестань прикидываться! Сейчас же!
Шуриа уже бежала к распластавшемуся на снегу ролфи. Шлепнулась рядом, заглянула в глаза, стала тормошить.
– Живи, ир-Сэйган… – бормотала Джона, пытаясь на ощупь определить, куда пришлось ранение. – Не смей подыхать, как собака, на дороге…
Рука ее окунулась во что-то липкое и теплое. Нога? Бедро!
– А крови-то натекло! Скажи что-нибудь! Ну же!
Визг и дерганье за воротник помогли: Кэйррон очнулся и сразу же сунул женщине в руку револьвер.
– Ми-ле-ди… Они уже близко…
Да плевать она хотела на всадников с ружьями, на этих непонятных и опасных тивов, когда тут такое несчастье. Они еще пожалеют, что связались с шуриа. Сволочи!
Джона выстрелила по преследователям, не целясь, а потому не попала.
– Леди Джойана, соблаговолите… Ох!
Пришлось прицелиться тщательнее. Пуля из револьвера Джойаны просвистела возле головы того самого диллайн, которого шуриа посчитала главным – высокого, оранжевоглазого, длинноносого.
– Берегите патроны… – прошептал ир-Сэйган белыми губами. – И спасайтесь…
– Прости, Кэйррон, но тебя я здесь не оставлю.
В том, что слетевшиеся, как стервятники, бывшие тивы, бросят раненого парня умирать, Джона даже не сомневалась.
– Мы не причиним вам зла! – крикнул издали главарь.
«А вот это уже другой разговор».
– Вы уже это сделали! Ранили моего человека. – На морозе шурианка пищала детским фальцетом. – Кто вы такие и что вам нужно?
– Если бы ваш охранник не начал стрелять…
– Если бы вы не выскочили из лесу, словно грабители, и не окружили нашу карету…
– Господин Сид хотел всего лишь поговорить, да и вам будет безопаснее под его защитой.
– Ах, вот как! – Джона аж задохнулась от возмущения. – Это ваш-ш-шему доктору очень скоро потребуется моя защита!
Диллайн испуганно переглянулись.
– Почему?
– Сами узнаете, – отрезала шуриа. – Скоро ему небо с овчинку покажется. Допрыгался ваш докторишка.
Если бы каждое брошенное Джоной слово можно было выжать, как влажную тряпку, то по рукам бы яд стекал, столько злорадства в них содержалось.
– Но позвольте…
– Позвольте? Ах, это теперь называется «позвольте»? Теперь делайте, что хотите, но человека моего спасайте. Нечего на меня совиные очи таращить! У вас на лбу написано «тив».
Шуриа вошла во вкус. Даром, что ли, на Шанте скандал возведен в ранг искусства? И все двадцать лет Джойана Ияри развивала и совершенствовала унаследованный от предков дар превращать заурядную перебранку в смертельную битву. Впрочем, ее ролфийские предки, ежели судить по наклонностям Эйккена Янэмарэйна, тоже сдержанностью не отличались и любили злословить не хуже шуриа.
Именно его, Безумного Эйккена, интонации звучали в голосе Джоны, когда она взялась за обработку посланников доктора Сида.
– Недодавили, недодушили вас! Свили гнездо прямо в сердце Янамари, всему народу на погибель! Развели мертвяков!
В первые годы после отделения Файриста, когда обозленный многовековым обманом народ взялся за наведение справедливости в отношении служителей Предвечного, тивов сотнями вешали на воротах догорающих молелен. Традиция такая потому что. И бежать в Синтаф тоже оказалось небезопасно. Многие беженцы попросту исчезали. Аластарова разведка докладывала, что Херевард приносит человеческие жертвы, но прямых доказательств, кроме слухов, не нашлось. Впрочем, изгнанникам хватило и слухов. Кто-то остался в Файристе, сменив имя и род деятельности, кто-то подался в Конфедерацию и еще куда подальше от Эсмонд-Круга. У Благословенного Святого руки длинные. И цепкие.
Оранжевоглазый хрипло каркнул, пытаясь прочистить горло. Его сотоварищи напряженно молчали, словно воды в рот набрали. И на его тревожный взгляд отвечали деланым равнодушием. Мол, ты у нас главный, тебе и волшебствовать, а мы тут ни при чем.
– Миледи, я не могу! Мне запрещено, – взмолился подручный доктора Сида после очередной попытки пропеть заклинание.
Дух его пребывал в полнейшем смятении. И хотелось, и кололось, и доктор Сид не велел.
– Умели стрелять, умейте кровь ему затворить! – рычала шурианка. – И тащите к своему хозяину побыстрее. Уж его-то я чаровать заставлю.
– Это опасно, миледи! Херевард…
– Херевард далеко, а северяне близко.
Слова, возымевшие над бывшими тивами прямо-таки магическое действие.
Грэйн
Селение, а может, и городок, притулившийся на кромке болот, так и звался – Подболотье. По-идберрански – Ерцази, но двадцатилетней давности война ролфи с Идбером внесла поправки и в язык, и в ланд-карты. Ерцази – разве такое способна выговорить ролфийская глотка? Подболотье – и весь сказ!
Этого милого местечка, впрочем, война и не коснулась. Делать здесь было совершенно нечего. Никому, кроме редких охотников, беглых каторжников и вездесущих контрабандистов. Именно с контрабанды и кормилось все Подболотье, и потому странные гости тут никому не были в диковинку. Например, такие, как выползшая из заснеженных болот обмороженная ролфийка с ледяными сосульками вместо волос, осипшая и страшная, как неупокоенный мертвец. Дело привычное – из великих приграничных топей и не такое вылезает. Есть многое на этом свете, что и в страшном сне не привидится высоколобым мудрецам. И пусть весь цивилизованный мир смеется над байками о топляцах, ходягах и Дикой Охоте, а в Ерцази известно абсолютно точно – бывает всякое.
Янамарский возчик дождался Грэйн, хоть и не по своей воле. Ушлые подболотцы попросту свели у него лошадей, пока парень заливал пережитый страх на местном постоялом дворе. Впрочем, пистолет и золото в ролфийских руках гораздо убедительней просто золота, а облапошить янамарца – это ж вообще святое дело! Так что после визита эрны Кэдвен к местному градоначальству лошадки нашлись. Эрна же, в свою очередь, сделала вид, будто поверила в ужасную историю о сорвавшихся с коновязи и заплутавших в окрестностях конях, которых ловили, оказывается, всем Подболотьем.
В итоге с мэром Грэйн договорилась полюбовно, а вынужденную задержку ей компенсировали роскошной баней. После таких приключений – дело совсем нелишнее. Разомлев в тепле, вымывшись до скрипа и надев поутру свежее белье и вычищенный мундир, эрна Кэдвен пришла в самое благостное расположение духа. Изволив по-ролфийски ласково пожурить возчика («Нажрался и проспал коней, пьянчуга? Ну-ну, гляди у меня!..») и очень плотно позавтракав, выехала она только около полудня. По еще не укатанной после давешнего бурана дороге сани скользили не слишком быстро, и Грэйн задремала, убаюканная однообразием и белизной пейзажа. За Джойану она не беспокоилась совершенно. Шурианка же в Янамари, в своем родовом кубле, занимается мирным женским делом – свадьбу сына готовит…Что с ней может случиться? Тем более Сэйган при ней!
…Первый же встреченный разъезд содрал с Грэйн это ленивое благодушие, как неумелый егерь – шкуру со свежей дичины, с мясом. Драгуны были идберранские, но в компании с ролфийским сержантом – «военным наблюдателем» из Экспедиционного корпуса. Пока старший над разъездом томительно долго проверял документы эрны Кэдвен, она разговорила соотечественника.
– Что за переполох, сержант? Еще два… э-э… три дня назад все было тихо!
– Да в Файристе заварушка какая-то, ваша милость, – неохотно буркнул тот. – Сами толком ничего не знаем. Вроде бунт в Янамари, а может, провокация… Проезжайте!
– Когти Локки… – прошептала Грэйн, взявшись за голову. – Джойна!.. – и в сердцах пнула возчика: – Заснул, что ли, сволочь?! Гони!
Этого милого местечка, впрочем, война и не коснулась. Делать здесь было совершенно нечего. Никому, кроме редких охотников, беглых каторжников и вездесущих контрабандистов. Именно с контрабанды и кормилось все Подболотье, и потому странные гости тут никому не были в диковинку. Например, такие, как выползшая из заснеженных болот обмороженная ролфийка с ледяными сосульками вместо волос, осипшая и страшная, как неупокоенный мертвец. Дело привычное – из великих приграничных топей и не такое вылезает. Есть многое на этом свете, что и в страшном сне не привидится высоколобым мудрецам. И пусть весь цивилизованный мир смеется над байками о топляцах, ходягах и Дикой Охоте, а в Ерцази известно абсолютно точно – бывает всякое.
Янамарский возчик дождался Грэйн, хоть и не по своей воле. Ушлые подболотцы попросту свели у него лошадей, пока парень заливал пережитый страх на местном постоялом дворе. Впрочем, пистолет и золото в ролфийских руках гораздо убедительней просто золота, а облапошить янамарца – это ж вообще святое дело! Так что после визита эрны Кэдвен к местному градоначальству лошадки нашлись. Эрна же, в свою очередь, сделала вид, будто поверила в ужасную историю о сорвавшихся с коновязи и заплутавших в окрестностях конях, которых ловили, оказывается, всем Подболотьем.
В итоге с мэром Грэйн договорилась полюбовно, а вынужденную задержку ей компенсировали роскошной баней. После таких приключений – дело совсем нелишнее. Разомлев в тепле, вымывшись до скрипа и надев поутру свежее белье и вычищенный мундир, эрна Кэдвен пришла в самое благостное расположение духа. Изволив по-ролфийски ласково пожурить возчика («Нажрался и проспал коней, пьянчуга? Ну-ну, гляди у меня!..») и очень плотно позавтракав, выехала она только около полудня. По еще не укатанной после давешнего бурана дороге сани скользили не слишком быстро, и Грэйн задремала, убаюканная однообразием и белизной пейзажа. За Джойану она не беспокоилась совершенно. Шурианка же в Янамари, в своем родовом кубле, занимается мирным женским делом – свадьбу сына готовит…Что с ней может случиться? Тем более Сэйган при ней!
…Первый же встреченный разъезд содрал с Грэйн это ленивое благодушие, как неумелый егерь – шкуру со свежей дичины, с мясом. Драгуны были идберранские, но в компании с ролфийским сержантом – «военным наблюдателем» из Экспедиционного корпуса. Пока старший над разъездом томительно долго проверял документы эрны Кэдвен, она разговорила соотечественника.
– Что за переполох, сержант? Еще два… э-э… три дня назад все было тихо!
– Да в Файристе заварушка какая-то, ваша милость, – неохотно буркнул тот. – Сами толком ничего не знаем. Вроде бунт в Янамари, а может, провокация… Проезжайте!
– Когти Локки… – прошептала Грэйн, взявшись за голову. – Джойна!.. – и в сердцах пнула возчика: – Заснул, что ли, сволочь?! Гони!
Джона и Форхерд Сид
Если ты родился существом слабым и бесправным, если все законы человеческие против того, чтобы ты мог стать хозяином собственной судьбы, то проще всего научиться ловко манипулировать теми, кто действительно силен. А если тебе «повезло» появиться на свет женщиной, то сами богини, кажется, велели усердно и терпеливо обучаться хитрой науке безнаказанно вертеть мужчинами. Джона в этом смысле ничем от своих сестер по полу не отличалась. Все просто. В девичестве следует прикинуться слабеньким хрупким цветочком или ласковым котеночком, пусть мужчины решат, будто берут в дом невинного птенчика. И как только отзвучат свадебные здравицы, начинать изучать своего супруга и господина на предмет слабостей и недостатков. Сочетание легких пинков по самолюбию, потакания мелким порокам, тихого притворства и наглой лести дают непревзойденный результат. Джонина мать – Элишва, помнится, из Тунора Янамари не просто веревки вила, а настоящие кружева плела. Могущественный владетель мнил себя громовержцем и земли сотрясателем, а сам без шуриа не мог и шагу ступить. В свете считали, что шантийская дикарка околдовала графа какими-то шаманскими штучками. Мужчины, в основном, и верили в приворотные чары шуриа, но не женщины. Светские львицы только посмеивались, прикрывшись веерами. Сами точно такие же, даром что другой крови, а приемчики одинаковые.
А что же Джона? Она во все глаза смотрела на мать и старательно у нее училась. И, возможно, стала бы непревзойденным кукловодом, если бы скоропалительно не вышла замуж за Бранда Никэйна. Умный мужчина – это ведь редкость, а он был умный. И глядя на него, юная шуриа узнала, что есть множество иных способов получить желаемое. А иногда достаточно говорить правду и честно попросить. Можно сказать, Джойане «везло» на мужчин властных. Они, сами того, возможно, не желая, научили ее тому, что умели – требовать свое, брать по праву сильного, говорить на равных и не прикидываться слабаком. В мире мужчин слабый оставался ни с чем и подыхал с вырванным горлом, в их жестком мире никто никого не щадил и не делал поблажек.
Когда Джоне потребовалось заставить трех вооруженных мужчин делать то, что она хочет, она это сделала с пугающей легкостью. Изнеженная графинюшка уступила место властной суровой хозяйке острова Шанта. Одно только мрачное молчание, пока тивы колдовали над раной Сэйгана, чего стоило! Нет, Джона не кричала и не топала ногами, но каждое ее слово, произнесенное свистящим шепотом, выходило, словно удар плеткой по обнаженной спине. А как угрюмо она сопела! И какие многозначительные, исполненные недобрых предзнаменований фразы выдавала. Не у каждого оракула выйдет лучше.
«Люди, как и собаки, чувствуют силу, – говорил Бранд. – Грозным криком никого не напугаешь».
«Никто не должен сомневаться в том, что ты сдержишь обещание. А для этого ты сама обязана истово верить в свои слова, змейка», – твердил Аластар.
Вилдайр же целовал ее в тоненькую шейку и шептал на ушко: «Не прикидывайся глупышкой, не трать попусту время на игры. Я же знаю, кто ты такая».
И вот итог – Джойана Ияри приказала доставить раненого ир-Сэйгана к доктору Сиду, и те, кто собирался ее пленить, безропотно подчинились, учуяв ее силу, не сомневаясь и не колеблясь.
Диллайн, как известно, ходят почти бесшумно и просто обожают застигать врасплох неосторожных, забывших эту древнюю истину. А может, барышня Омид никаких истин, в силу юного возраста и девического легкомыслия, попросту не знала? Иначе не попыталась бы сбежать из поместья эсмонда-врачевателя, звонко цокая каблучками по скрипучим половицам.
Форхерд настиг беглянку в тот момент, когда невеста графа Янамари уже перекинула одну ногу через подоконник, намереваясь спрыгнуть в заснеженный сад.
– Вы куда-то спешите, моя дорогая? – невозмутимо осведомился диллайн. – На мой вгляд, для длительных прогулок вы еще недостаточно окрепли. Не говоря уж об этих акробатических упражнениях.
– О! – бледные щеки графской невесты пошли багровыми пятнами.
«Хм… Уж не проглядел ли я чахотку? – недоверчиво нахмурился эсмонд. – Да нет, нонсенс. Никаких внешних проявлений… или все-таки?»
– Кроме того, нынче не самое подходящее время для одиноких вояжей по окрестностям, – мягко продолжил он и, взяв девушку за локоть, водворил обратно в комнату. – В Дэйнле неспокойно. Боюсь, что графству грозят волнения. Вернитесь в постель, дорогая. Довольно уже и того, что вы постояли на сквозняке…
Илуфэр сверкнула глазами.
– Беспорядки! О, да! Я так испугалась, сударь… В ваше отсутствие сюда приезжали какие-то люди и…
«Нервическое возбуждение, тремор… похоже, чахотка зовется леди Джойаной Ияри!»
Истопник уже доложил хозяину о внезапном визите будущей свекрови, не упустив и занимательных подробностей. Княгиня Шантийская выскочила вон так, будто ее Херевард в пятку клюнул, да еще и с криками о мертвецах! Надобно помнить, что шуриа видят духов. Возможно, леди Ияри нашла здесь парочку призраков, гуляющих в саду? От прежних владетелей иногда можно получить неожиданное «наследство»!
– Ну-ну, милая Илуфэр, – ласково увещевал доктор Сид, не выпуская, впрочем, локоть пациентки. – Право же, неужто вы настолько испугались визита матушки графа Никэйна?
Испугалась, да еще как! Шуриа покинула поместье едва ли час назад, а барышня Омид уже успела не только самостоятельно одеться, но и собрать в дорогу саквояж. Весьма скоро для дамы. Значит, готовилась? Или для прелестной Илуфэр такие побеги – дело привычное?
– Вы ее не знаете… – прошептала Илуфэр. – Эти шуриа… они…
– Предрассудки, моя милая, – Форхерд решительно пресек начинавшуюся истерику… не слишком-то натуральную, к слову. – Итэль! Милочка, будьте любезны подать лавандовой воды! А вы извольте-ка успокоиться, сударыня. С леди Ияри вы еще успеете сегодня пообщаться, и уверяю вас…
Девушка не дослушала. Рванувшись из рук диллайн с неожиданной для столь нежного создания силой, она метнулась к окну и одним прыжком взлетела на подоконник. Прежде чем опешивший доктор успел ее поймать, барышня Омид уже спрыгнула вниз, в глубокий снег, и, путаясь в подоле, припустила к «черной» калитке.
Шуриа еще не успела привыкнуть к тому, что ей по несколько раз на дню являются живые мертвецы. Поэтому, снова увидев девицу-северянку, Джойана последовала неумному примеру большинства своих сестер по полу, когда те обнаруживают мышь в гостиной – она истошно заверещала на всю округу. Был бы рядом стул, вскочила бы на него.
Но здравый рассудок быстро взял верх над инстинктами. Северянка – не мышь, а шуриа и не такие виды видала.
– А ну стой! Куда?! Держите ее! – вполне осмысленно прокричала Джона, мгновенно рассвирепев.
Если отбросить всю лирику с замужеством и влюбленностью Раммана, то остается голый и неприглядный факт – в самое сердце Джезима проник могильный червь. А вдруг девка, окрутившая бедного мальчика, шпионка?
Для болящей и недужной северянка передвигалась очень бодро. А также оказалась вооружена и опасна. Никто поначалу не понял, что блеснуло в руке девушки, а когда догадались, стало поздно. Целила, понятное дело, в Джону, но попала в одного из подручных доктора Сида. В вертлявую тощую шуриа, попробуй, попади.
Миниатюрные пистолеты начали входить в моду еще в бытность Джойаны синтафской графиней. Не среди аристократок, нет. Те могли позволить себе живых телохранителей. Хотя, в качестве подарка, пистолетик с перламутровой инкрустацией на ручке считался шикарным аксессуаром, особенно в сочетании с песцовой муфточкой. Дамы же полусвета и проститутки пользовались смертоносными игрушками вовсю. Если пальнуть в упор и в живот, то шансов выжить у раненого практически нет.
Диллайн еще повезло, что северянка стреляла с трех шагов. Он, конечно, закричал от боли и грудь ему залила кровь, но что бездыханным не рухнул – уже хорошо.
Однако суматоха вышла знатная. Тут тебе уже и двое раненых, и разъяренные диллайн, и орущая благим матом шуриа. Сущий кошмар средь бела дня! Чем не замедлила воспользоваться беглянка. Птицей легкокрылой взлетела в седло, не испугалась ни знаменитого «Ас-с-шшш!», ни перепуганной лошади, ни прицельной стрельбы в спину. Чего-чего, а решительности и хладнокровия девице было не занимать.
Улепетнула прямо из-под чуткого шурианского носа!
Джона от бессильной злости колотила себя кулаками по бедрам, но когда увидела доктора Сида, то… Пожалуй, этот звук можно было бы принять за смех, но более всего он напоминал кудахтанье. Смазливую физиономию тива Удаза Апэйна, ставшего ныне посвященным Удэйном и одной из рук самого лорда Конри, не забыть шуриа никогда, сколько ни суждено ей прожить под тремя лунами. Знакомое яблочко недалече упало от яблоньки-папеньки. Так вот от кого Удазу… прощения просим, Удэйну достались магические задатки.
– Ба! – только и смогла воскликнуть Джойана Ияри.
А когда следом за бегущим по дорожке эсмондом показалась дама-аннис Сар, Священная Невеста на время утратила дар речи. Только глазами лупала, что твоя сова-неясыть.
– Нашли, где свить гнездышко! В Янамари, у сына моего под боком.
Джоне казалось, что она сейчас взорвется от возмущения.
– Добрый день, сударыня, – окинув внимательным взором всю сцену, разыгравшуюся перед забором поместья, Форхерд Сид вздохнул. За беглянкой гнаться бесполезно, да и не нужно. К чему она теперь? Барышня Омид, кем бы она ни была, нужна была лишь как средство, чтобы добраться до шурианки и ее выводка. Граф Никэйн потерян – он в руках восставшей черни. Форхерд сам видел, будучи в Дэйнле, как орущая озверевшая толпа смела редкую цепь солдат, а какая-то растрепанная мегера с визгом вцепилась в графа… А шуриа – здесь. Способ не имеет значения, главное – леди Ияри теперь никуда не денется.
– Не соблаговолите ли чаю? – он радушно улыбнулся женщине самыми уголками губ.
Если шуриа ускользают, то диллайн невозмутимы до бесчувствия. Должно случиться что-то экстраординарное, чтобы дети Дилах позволили истинным чувствам прорваться сквозь маску спокойствия, которую они растят чуть ли не с младенчества. А в янтарном взгляде доктора Сида легко читалась убежденность, что ускользнуть Джойане не удастся. Не сегодня и не сейчас.
– Добрым я бы его не назвала и за приглашение благодарить не стану, – мрачно буркнула женщина. – Дорогие у вас чаепития, господин Сид.
А что же Джона? Она во все глаза смотрела на мать и старательно у нее училась. И, возможно, стала бы непревзойденным кукловодом, если бы скоропалительно не вышла замуж за Бранда Никэйна. Умный мужчина – это ведь редкость, а он был умный. И глядя на него, юная шуриа узнала, что есть множество иных способов получить желаемое. А иногда достаточно говорить правду и честно попросить. Можно сказать, Джойане «везло» на мужчин властных. Они, сами того, возможно, не желая, научили ее тому, что умели – требовать свое, брать по праву сильного, говорить на равных и не прикидываться слабаком. В мире мужчин слабый оставался ни с чем и подыхал с вырванным горлом, в их жестком мире никто никого не щадил и не делал поблажек.
Когда Джоне потребовалось заставить трех вооруженных мужчин делать то, что она хочет, она это сделала с пугающей легкостью. Изнеженная графинюшка уступила место властной суровой хозяйке острова Шанта. Одно только мрачное молчание, пока тивы колдовали над раной Сэйгана, чего стоило! Нет, Джона не кричала и не топала ногами, но каждое ее слово, произнесенное свистящим шепотом, выходило, словно удар плеткой по обнаженной спине. А как угрюмо она сопела! И какие многозначительные, исполненные недобрых предзнаменований фразы выдавала. Не у каждого оракула выйдет лучше.
«Люди, как и собаки, чувствуют силу, – говорил Бранд. – Грозным криком никого не напугаешь».
«Никто не должен сомневаться в том, что ты сдержишь обещание. А для этого ты сама обязана истово верить в свои слова, змейка», – твердил Аластар.
Вилдайр же целовал ее в тоненькую шейку и шептал на ушко: «Не прикидывайся глупышкой, не трать попусту время на игры. Я же знаю, кто ты такая».
И вот итог – Джойана Ияри приказала доставить раненого ир-Сэйгана к доктору Сиду, и те, кто собирался ее пленить, безропотно подчинились, учуяв ее силу, не сомневаясь и не колеблясь.
Диллайн, как известно, ходят почти бесшумно и просто обожают застигать врасплох неосторожных, забывших эту древнюю истину. А может, барышня Омид никаких истин, в силу юного возраста и девического легкомыслия, попросту не знала? Иначе не попыталась бы сбежать из поместья эсмонда-врачевателя, звонко цокая каблучками по скрипучим половицам.
Форхерд настиг беглянку в тот момент, когда невеста графа Янамари уже перекинула одну ногу через подоконник, намереваясь спрыгнуть в заснеженный сад.
– Вы куда-то спешите, моя дорогая? – невозмутимо осведомился диллайн. – На мой вгляд, для длительных прогулок вы еще недостаточно окрепли. Не говоря уж об этих акробатических упражнениях.
– О! – бледные щеки графской невесты пошли багровыми пятнами.
«Хм… Уж не проглядел ли я чахотку? – недоверчиво нахмурился эсмонд. – Да нет, нонсенс. Никаких внешних проявлений… или все-таки?»
– Кроме того, нынче не самое подходящее время для одиноких вояжей по окрестностям, – мягко продолжил он и, взяв девушку за локоть, водворил обратно в комнату. – В Дэйнле неспокойно. Боюсь, что графству грозят волнения. Вернитесь в постель, дорогая. Довольно уже и того, что вы постояли на сквозняке…
Илуфэр сверкнула глазами.
– Беспорядки! О, да! Я так испугалась, сударь… В ваше отсутствие сюда приезжали какие-то люди и…
«Нервическое возбуждение, тремор… похоже, чахотка зовется леди Джойаной Ияри!»
Истопник уже доложил хозяину о внезапном визите будущей свекрови, не упустив и занимательных подробностей. Княгиня Шантийская выскочила вон так, будто ее Херевард в пятку клюнул, да еще и с криками о мертвецах! Надобно помнить, что шуриа видят духов. Возможно, леди Ияри нашла здесь парочку призраков, гуляющих в саду? От прежних владетелей иногда можно получить неожиданное «наследство»!
– Ну-ну, милая Илуфэр, – ласково увещевал доктор Сид, не выпуская, впрочем, локоть пациентки. – Право же, неужто вы настолько испугались визита матушки графа Никэйна?
Испугалась, да еще как! Шуриа покинула поместье едва ли час назад, а барышня Омид уже успела не только самостоятельно одеться, но и собрать в дорогу саквояж. Весьма скоро для дамы. Значит, готовилась? Или для прелестной Илуфэр такие побеги – дело привычное?
– Вы ее не знаете… – прошептала Илуфэр. – Эти шуриа… они…
– Предрассудки, моя милая, – Форхерд решительно пресек начинавшуюся истерику… не слишком-то натуральную, к слову. – Итэль! Милочка, будьте любезны подать лавандовой воды! А вы извольте-ка успокоиться, сударыня. С леди Ияри вы еще успеете сегодня пообщаться, и уверяю вас…
Девушка не дослушала. Рванувшись из рук диллайн с неожиданной для столь нежного создания силой, она метнулась к окну и одним прыжком взлетела на подоконник. Прежде чем опешивший доктор успел ее поймать, барышня Омид уже спрыгнула вниз, в глубокий снег, и, путаясь в подоле, припустила к «черной» калитке.
Шуриа еще не успела привыкнуть к тому, что ей по несколько раз на дню являются живые мертвецы. Поэтому, снова увидев девицу-северянку, Джойана последовала неумному примеру большинства своих сестер по полу, когда те обнаруживают мышь в гостиной – она истошно заверещала на всю округу. Был бы рядом стул, вскочила бы на него.
Но здравый рассудок быстро взял верх над инстинктами. Северянка – не мышь, а шуриа и не такие виды видала.
– А ну стой! Куда?! Держите ее! – вполне осмысленно прокричала Джона, мгновенно рассвирепев.
Если отбросить всю лирику с замужеством и влюбленностью Раммана, то остается голый и неприглядный факт – в самое сердце Джезима проник могильный червь. А вдруг девка, окрутившая бедного мальчика, шпионка?
Для болящей и недужной северянка передвигалась очень бодро. А также оказалась вооружена и опасна. Никто поначалу не понял, что блеснуло в руке девушки, а когда догадались, стало поздно. Целила, понятное дело, в Джону, но попала в одного из подручных доктора Сида. В вертлявую тощую шуриа, попробуй, попади.
Миниатюрные пистолеты начали входить в моду еще в бытность Джойаны синтафской графиней. Не среди аристократок, нет. Те могли позволить себе живых телохранителей. Хотя, в качестве подарка, пистолетик с перламутровой инкрустацией на ручке считался шикарным аксессуаром, особенно в сочетании с песцовой муфточкой. Дамы же полусвета и проститутки пользовались смертоносными игрушками вовсю. Если пальнуть в упор и в живот, то шансов выжить у раненого практически нет.
Диллайн еще повезло, что северянка стреляла с трех шагов. Он, конечно, закричал от боли и грудь ему залила кровь, но что бездыханным не рухнул – уже хорошо.
Однако суматоха вышла знатная. Тут тебе уже и двое раненых, и разъяренные диллайн, и орущая благим матом шуриа. Сущий кошмар средь бела дня! Чем не замедлила воспользоваться беглянка. Птицей легкокрылой взлетела в седло, не испугалась ни знаменитого «Ас-с-шшш!», ни перепуганной лошади, ни прицельной стрельбы в спину. Чего-чего, а решительности и хладнокровия девице было не занимать.
Улепетнула прямо из-под чуткого шурианского носа!
Джона от бессильной злости колотила себя кулаками по бедрам, но когда увидела доктора Сида, то… Пожалуй, этот звук можно было бы принять за смех, но более всего он напоминал кудахтанье. Смазливую физиономию тива Удаза Апэйна, ставшего ныне посвященным Удэйном и одной из рук самого лорда Конри, не забыть шуриа никогда, сколько ни суждено ей прожить под тремя лунами. Знакомое яблочко недалече упало от яблоньки-папеньки. Так вот от кого Удазу… прощения просим, Удэйну достались магические задатки.
– Ба! – только и смогла воскликнуть Джойана Ияри.
А когда следом за бегущим по дорожке эсмондом показалась дама-аннис Сар, Священная Невеста на время утратила дар речи. Только глазами лупала, что твоя сова-неясыть.
– Нашли, где свить гнездышко! В Янамари, у сына моего под боком.
Джоне казалось, что она сейчас взорвется от возмущения.
– Добрый день, сударыня, – окинув внимательным взором всю сцену, разыгравшуюся перед забором поместья, Форхерд Сид вздохнул. За беглянкой гнаться бесполезно, да и не нужно. К чему она теперь? Барышня Омид, кем бы она ни была, нужна была лишь как средство, чтобы добраться до шурианки и ее выводка. Граф Никэйн потерян – он в руках восставшей черни. Форхерд сам видел, будучи в Дэйнле, как орущая озверевшая толпа смела редкую цепь солдат, а какая-то растрепанная мегера с визгом вцепилась в графа… А шуриа – здесь. Способ не имеет значения, главное – леди Ияри теперь никуда не денется.
– Не соблаговолите ли чаю? – он радушно улыбнулся женщине самыми уголками губ.
Если шуриа ускользают, то диллайн невозмутимы до бесчувствия. Должно случиться что-то экстраординарное, чтобы дети Дилах позволили истинным чувствам прорваться сквозь маску спокойствия, которую они растят чуть ли не с младенчества. А в янтарном взгляде доктора Сида легко читалась убежденность, что ускользнуть Джойане не удастся. Не сегодня и не сейчас.
– Добрым я бы его не назвала и за приглашение благодарить не стану, – мрачно буркнула женщина. – Дорогие у вас чаепития, господин Сид.