Страница:
Иногда поверхностный наблюдатель может считать, что труд, выполняемый другими людьми, приносит непосредственное удовлетворение, потому что он сам хотел бы заняться игрой, имитирующей данный вид труда. Подобно тому, как дети играют в школу, солдатиков и железную дорогу, взрослые тоже хотели бы поиграть в то или другое. Они думают, что механик должен так же наслаждаться регулировкой и настройкой двигателя, как наслаждались бы они сами, если бы им разрешили поиграть с ним. Спешащий в контору бухгалтер завидует полицейскому, который, как ему кажется, получает деньги за неторопливую прогулку по своему району. А полицейский завидует бухгалтеру, который, сидя в комфортабельном кресле в теплой комнате, зарабатывает деньги каким-то бумагомаранием, которое всерьез и трудом назвать нельзя. Однако мнения людей, неправильно понимающих работу других людей и считающих ее простым времяпрепровождением, нельзя принимать всерьез.
И все же возможны также случаи и подлинного труда, приносящего непосредственное удовлетворение. Существуют виды труда, малые количества которого в особых обстоятельствах приносят непосредственное удовлетворение. Но эти количества настолько незначительны, что они не играют никакой роли в совокупной человеческой деятельности и производстве для удовлетворения потребностей. Наш мир характеризуется феноменом отрицательной полезности труда. Люди обменивают труд, приносящий отрицательную полезность, на продукты труда; труд является для них источником опосредованного удовлетворения.
В той мере, в какой конкретный вид труда приносит ограниченное количество удовольствия, а не страдания, непосредственное удовлетворение, а не тягость труда, оплата его выполнения не производится. Наоборот, исполнитель, “работник”, должен купить это удовольствие и заплатить за него. Для многих людей охота на дичь была и остается обычным тягостным трудом. Но есть люди, для которых это чистое удовольствие. В Европе любители поохотиться покупают у владельцев охотничьих угодий право подстрелить определенное количество дичи определенного вида. Покупка этого права и цена, уплаченная за добычу, – не одно и то же. Если две эти покупки соединить вместе, то цена намного превысит цену, которую можно получить за добычу на рынке. Олень, еще трубящий на отвесных скалах, имеет поэтому большую денежную ценность, чем убитый, привезенный в долину и подготовленный к использованию его мяса, шкуры и рогов, хотя его добыча потребовала энергичного восхождения в горы и материальных затрат. Можно сказать, что одна из услуг, которую живой олень способен оказать, состоит в удовольствии охотника по его добыче.
Творческий гений
4. Производство
Часть вторая Деятельность в обществе
VIII. Человеческое общество
1. Человеческое сотрудничество
2. Критика холистического и метафизического взгляда на общество
И все же возможны также случаи и подлинного труда, приносящего непосредственное удовлетворение. Существуют виды труда, малые количества которого в особых обстоятельствах приносят непосредственное удовлетворение. Но эти количества настолько незначительны, что они не играют никакой роли в совокупной человеческой деятельности и производстве для удовлетворения потребностей. Наш мир характеризуется феноменом отрицательной полезности труда. Люди обменивают труд, приносящий отрицательную полезность, на продукты труда; труд является для них источником опосредованного удовлетворения.
В той мере, в какой конкретный вид труда приносит ограниченное количество удовольствия, а не страдания, непосредственное удовлетворение, а не тягость труда, оплата его выполнения не производится. Наоборот, исполнитель, “работник”, должен купить это удовольствие и заплатить за него. Для многих людей охота на дичь была и остается обычным тягостным трудом. Но есть люди, для которых это чистое удовольствие. В Европе любители поохотиться покупают у владельцев охотничьих угодий право подстрелить определенное количество дичи определенного вида. Покупка этого права и цена, уплаченная за добычу, – не одно и то же. Если две эти покупки соединить вместе, то цена намного превысит цену, которую можно получить за добычу на рынке. Олень, еще трубящий на отвесных скалах, имеет поэтому большую денежную ценность, чем убитый, привезенный в долину и подготовленный к использованию его мяса, шкуры и рогов, хотя его добыча потребовала энергичного восхождения в горы и материальных затрат. Можно сказать, что одна из услуг, которую живой олень способен оказать, состоит в удовольствии охотника по его добыче.
Творческий гений
Высоко-высоко над миллионами простых смертных, которые приходят и уходят, возвышаются пионеры – люди, чьи дела и идеи указывают человечеству новые пути. Для гениев-первопроходцев[12Вожди не являются пионерами. Они ведут людей по дороге, проложенной пионерами. Пионеры же идут неторенными путями и, возможно, не задумываются о том, захочет ли кто-нибудь идти новой дорогой. Вожди направляют людей к целям, которых те хотят достичь.] творчество составляет сущность жизни. Для них жить означает творить.
Деяния этих удивительных людей не могут быть полностью сведены к праксиологическому понятию труда. Они не являются трудом, так как для гениев они не средство, а цели сами по себе. Гении живут, творя и изобретая. Для них не существует досуга, только паузы временного бесплодия и разочарования. Для них стимулом является не желание добиться результата, а сам процесс его получения. Достижение не удовлетворяет его ни непосредственно, ни опосредованно. Оно не удовлетворяет его опосредованно, потому что окружающие в лучшем случае остаются равнодушными, а чаще всего отвечают на него насмешками, глумлением и преследованиями. Многие из гениев могли бы использовать свой дар, чтобы сделать свою жизнь приятной и радостной, но они даже не рассматривают такую возможность и без колебаний выбирают тернистый путь. Гений желает завершить то, что он считает своей миссией, даже если знает, что навлечет на себя несчастья.
Гений не извлекает из своей творческой деятельности также и непосредственного удовлетворения. Творчество для него – источник мук и страданий, нескончаемая мучительная борьба с внутренними и внешними препятствиями; оно съедает и разрушает его. Австрийский поэт Грильпарцер описал это состояние в трогательной поэме “Прощание с Гастейном”[13Похоже, перевода этой поэмы на английский язык не существует. В книге Дугласа Йейтса (Yates D. Franz Grillparzer, a Critical Biography. Oxford, 1946. I. 57) дается ее краткое содержание на английском языке.]. Можно предположить, что при ее написании он думал не только о собственных скорбях и несчастьях, но и о более сильных страданиях гораздо более великого человека, Бетховена, чья судьба напоминала его собственную и кого он понимал лучше, чем кто-либо из современников. Ницше сравнил себя с пламенем, которое жадно пожирает и уничтожает самое себя[14Перевод поэмы Ницше см.: Mugge М. А. Friedrich Nietzsche. New York, 1911. P. 275.]. Эти мучения не имеют ничего общего со смыслом, обычно придаваемым понятиям работы и труда, производства и успеха, добывания хлеба насущного и наслаждения жизнью.
Достижения творческого новатора, его мысли и теории, его стихи, картины и музыкальные произведения с праксиологической точки зрения не могут быть классифицированы как продукты труда. Они не являются результатом применения труда, который может быть направлен на производство других удовольствий, кроме “производства” шедевров философии, искусства или литературы. Мыслители, поэты и художники иногда вообще неспособны выполнять никакую другую работу. В любом случае время и каторжный труд, потраченные ими на творческую деятельность, не отняты от применения для других целей. Обстоятельства иногда обрекают на бесплодие человека, способного рождать неслыханные вещи; они иногда оставляют ему единственную альтернативу: или умереть от голода, или направить все свои силы на физическое выживание. Но если гению удается достичь своих целей, никто, кроме него самого, не оплачивает понесенные “издержки”. Возможно, в некотором отношении Гете стесняла его работа в суде Веймара. Но он определенно не добился бы большего, исполняя официальные обязанности министра, директора театра или управляющего шахты, если бы не писал пьес, стихов и романов.
Более того, невозможно заменить работу творца работой других людей. Если бы не существовали Данте и Бетховен, никто не был бы в состоянии создать “Божественную комедию” или Девятую симфонию, передав эту задачу другим людям. Никакой, даже самый интенсивный “спрос”, никакой, даже самый безоговорочный приказ правительства не дадут нужного результата. Гении не предоставляются по заказу. Люди не могут улучшить природные и социальные условия, рождающие творцов и их произведения.
Их невозможно культивировать с помощью евгеники, готовить в системе школьного образования или организовывать их деятельность. Однако вполне возможно организовать общество таким образом, чтобы пионерам и их прорывам не оставалось места.
Для праксиологии творческое достижение гения есть конечная данность. Оно появляется, чтобы войти в историю как бесплатный подарок судьбы. Оно ни в коей мере не результат производства в том смысле, в каком этот термин использует экономическая наука.
Деяния этих удивительных людей не могут быть полностью сведены к праксиологическому понятию труда. Они не являются трудом, так как для гениев они не средство, а цели сами по себе. Гении живут, творя и изобретая. Для них не существует досуга, только паузы временного бесплодия и разочарования. Для них стимулом является не желание добиться результата, а сам процесс его получения. Достижение не удовлетворяет его ни непосредственно, ни опосредованно. Оно не удовлетворяет его опосредованно, потому что окружающие в лучшем случае остаются равнодушными, а чаще всего отвечают на него насмешками, глумлением и преследованиями. Многие из гениев могли бы использовать свой дар, чтобы сделать свою жизнь приятной и радостной, но они даже не рассматривают такую возможность и без колебаний выбирают тернистый путь. Гений желает завершить то, что он считает своей миссией, даже если знает, что навлечет на себя несчастья.
Гений не извлекает из своей творческой деятельности также и непосредственного удовлетворения. Творчество для него – источник мук и страданий, нескончаемая мучительная борьба с внутренними и внешними препятствиями; оно съедает и разрушает его. Австрийский поэт Грильпарцер описал это состояние в трогательной поэме “Прощание с Гастейном”[13Похоже, перевода этой поэмы на английский язык не существует. В книге Дугласа Йейтса (Yates D. Franz Grillparzer, a Critical Biography. Oxford, 1946. I. 57) дается ее краткое содержание на английском языке.]. Можно предположить, что при ее написании он думал не только о собственных скорбях и несчастьях, но и о более сильных страданиях гораздо более великого человека, Бетховена, чья судьба напоминала его собственную и кого он понимал лучше, чем кто-либо из современников. Ницше сравнил себя с пламенем, которое жадно пожирает и уничтожает самое себя[14Перевод поэмы Ницше см.: Mugge М. А. Friedrich Nietzsche. New York, 1911. P. 275.]. Эти мучения не имеют ничего общего со смыслом, обычно придаваемым понятиям работы и труда, производства и успеха, добывания хлеба насущного и наслаждения жизнью.
Достижения творческого новатора, его мысли и теории, его стихи, картины и музыкальные произведения с праксиологической точки зрения не могут быть классифицированы как продукты труда. Они не являются результатом применения труда, который может быть направлен на производство других удовольствий, кроме “производства” шедевров философии, искусства или литературы. Мыслители, поэты и художники иногда вообще неспособны выполнять никакую другую работу. В любом случае время и каторжный труд, потраченные ими на творческую деятельность, не отняты от применения для других целей. Обстоятельства иногда обрекают на бесплодие человека, способного рождать неслыханные вещи; они иногда оставляют ему единственную альтернативу: или умереть от голода, или направить все свои силы на физическое выживание. Но если гению удается достичь своих целей, никто, кроме него самого, не оплачивает понесенные “издержки”. Возможно, в некотором отношении Гете стесняла его работа в суде Веймара. Но он определенно не добился бы большего, исполняя официальные обязанности министра, директора театра или управляющего шахты, если бы не писал пьес, стихов и романов.
Более того, невозможно заменить работу творца работой других людей. Если бы не существовали Данте и Бетховен, никто не был бы в состоянии создать “Божественную комедию” или Девятую симфонию, передав эту задачу другим людям. Никакой, даже самый интенсивный “спрос”, никакой, даже самый безоговорочный приказ правительства не дадут нужного результата. Гении не предоставляются по заказу. Люди не могут улучшить природные и социальные условия, рождающие творцов и их произведения.
Их невозможно культивировать с помощью евгеники, готовить в системе школьного образования или организовывать их деятельность. Однако вполне возможно организовать общество таким образом, чтобы пионерам и их прорывам не оставалось места.
Для праксиологии творческое достижение гения есть конечная данность. Оно появляется, чтобы войти в историю как бесплатный подарок судьбы. Оно ни в коей мере не результат производства в том смысле, в каком этот термин использует экономическая наука.
4. Производство
Успешно осуществленная деятельность достигает искомого результата. Она производит продукт.
Производство – не акт творения; оно не дает ничего, что бы не существовало ранее. Оно представляет собой трансформацию данных элементов путем упорядочивания и сочетания. Производитель – не творец. Человек творит только в мыслях и в мире воображения. В мире внешних явлений он лишь преобразователь. Он может комбинировать имеющиеся средства таким образом, чтобы в соответствии с законами природы непременно получился искомый результат.
Не так давно существовало деление на производство материальных благ и оказание личных услуг. Плотник, делающий столы и стулья, назывался производительным; но этот эпитет не применялся к врачу, советы которого помогали заболевшему плотнику восстановить свою способность изготавливать столы и стулья. Проводилось различие между связью врач – плотник и связью плотник – портной. Утверждалось, что врач сам не производит; он зарабатывает на жизнь из того, что производят другие, его содержат плотники и портные. Еще раньше физиократы заявляли, что любой труд бесплоден, если ничего не извлекает из земли. По их мнению, только земледелие, рыболовство и охота, а также работа в рудниках и каменоломнях были производительными. Обрабатывающая промышленность добавляла к ценности используемого сырья только ценность вещей, потребленных работниками.
Сегодняшние экономисты смеются над этими бессмысленными разграничениями своих предшественников. Но им бы следовало заметить бревно в собственном глазу. Методы, которыми многие современные экономисты решают ряд проблем (например, рекламы и сбыта) являются очевидным повторением грубых ошибок, которые должны были бы давно исчезнуть.
Другое широко распространенное мнение обнаруживает различие между применением труда и материальных факторов производства. Природа, как говорят, раздает свои богатства безвозмездно, а за труд должна быть выплачена его отрицательная полезность. Работая и преодолевая отрицательную полезность труда, человек приносит в мир нечто, что прежде не существовало. В этом смысле труд был назван созидательным. Это также ошибочно. Способность человека к работе – такая же данность Вселенной, как и изначальные и неотъемлемые возможности земли и животная пища. И то, что часть потенциала труда может оставаться неиспользованной, также не отличает его от нечеловеческих факторов производства; они тоже могут оставаться неиспользованными. Готовность людей преодолевать отрицательную полезность труда вызвана тем, что они предпочитают результаты труда удовлетворению, извлекаемому из дополнительного досуга.
Только человеческий разум, направляющий деятельность и производство, является созидательным. Разум также принадлежит Вселенной и природе; он – часть данного и существующего мира. Называть разум созидательным не означает давать волю метафизическим спекуляциям. Мы называем его созидательным, поскольку затрудняемся проследить дальнейшую причину изменений, вызванных человеческой деятельностью, после того, как мы наталкиваемся на вмешательство разума, направляющего действия человека. Производство не является чем-то физическим, материальным либо внешним; оно суть духовный и умственный феномен. Его сущность составляют не человеческий труд и внешние силы и предметы природы, а решение разума использовать эти факторы в качестве средств для достижения целей. Продукты производятся в результате не работы и усилия самих по себе, а того, что работа направляется разумом. Один лишь человеческий разум обладает силой устранить беспокойство.
В материалистической метафизике марксистов эти вопросы получили искаженное толкование. “Производительные силы” являются нематериальными. Производство суть духовное, умственное и идеологическое явление. Это метод, который человек, направляемый разумом, применяет для наилучшего устранения беспокойства. То, что отличает условия нашей жизни от условий жизни наших предков тысячу или двадцать тысяч лет назад, есть нечто не материальное, а духовное. Материальные изменения являются результатом духовных изменений.
Производство есть изменение данного в соответствии c замыслами разума. Эти замыслы – рецепты, формулы, идеологии – первичны; они преобразуют исходные факторы – и человеческие, и нечеловеческие – в средства. Человек производит посредством своего разума; он выбирает цели и применяет средства для их достижения. Популярная поговорка, согласно которой экономическая наука занимается материальными условиями жизни человека, полностью ошибочна. Человеческая деятельность суть проявление разума. В этом смысле праксиология может быть названа моральной наукой (Geisteswissensshaft[*Наука о духе (нем.). – Прим. пер.]).
Разумеется, мы не знаем, что такое разум, точно так же как мы не знаем, что такое движение, жизнь, электричество. Разум – просто слово для обозначения неизвестного фактора, который позволил людям создать все ими совершенное: теории и стихи, храмы и симфонии, автомобили и самолеты.
Производство – не акт творения; оно не дает ничего, что бы не существовало ранее. Оно представляет собой трансформацию данных элементов путем упорядочивания и сочетания. Производитель – не творец. Человек творит только в мыслях и в мире воображения. В мире внешних явлений он лишь преобразователь. Он может комбинировать имеющиеся средства таким образом, чтобы в соответствии с законами природы непременно получился искомый результат.
Не так давно существовало деление на производство материальных благ и оказание личных услуг. Плотник, делающий столы и стулья, назывался производительным; но этот эпитет не применялся к врачу, советы которого помогали заболевшему плотнику восстановить свою способность изготавливать столы и стулья. Проводилось различие между связью врач – плотник и связью плотник – портной. Утверждалось, что врач сам не производит; он зарабатывает на жизнь из того, что производят другие, его содержат плотники и портные. Еще раньше физиократы заявляли, что любой труд бесплоден, если ничего не извлекает из земли. По их мнению, только земледелие, рыболовство и охота, а также работа в рудниках и каменоломнях были производительными. Обрабатывающая промышленность добавляла к ценности используемого сырья только ценность вещей, потребленных работниками.
Сегодняшние экономисты смеются над этими бессмысленными разграничениями своих предшественников. Но им бы следовало заметить бревно в собственном глазу. Методы, которыми многие современные экономисты решают ряд проблем (например, рекламы и сбыта) являются очевидным повторением грубых ошибок, которые должны были бы давно исчезнуть.
Другое широко распространенное мнение обнаруживает различие между применением труда и материальных факторов производства. Природа, как говорят, раздает свои богатства безвозмездно, а за труд должна быть выплачена его отрицательная полезность. Работая и преодолевая отрицательную полезность труда, человек приносит в мир нечто, что прежде не существовало. В этом смысле труд был назван созидательным. Это также ошибочно. Способность человека к работе – такая же данность Вселенной, как и изначальные и неотъемлемые возможности земли и животная пища. И то, что часть потенциала труда может оставаться неиспользованной, также не отличает его от нечеловеческих факторов производства; они тоже могут оставаться неиспользованными. Готовность людей преодолевать отрицательную полезность труда вызвана тем, что они предпочитают результаты труда удовлетворению, извлекаемому из дополнительного досуга.
Только человеческий разум, направляющий деятельность и производство, является созидательным. Разум также принадлежит Вселенной и природе; он – часть данного и существующего мира. Называть разум созидательным не означает давать волю метафизическим спекуляциям. Мы называем его созидательным, поскольку затрудняемся проследить дальнейшую причину изменений, вызванных человеческой деятельностью, после того, как мы наталкиваемся на вмешательство разума, направляющего действия человека. Производство не является чем-то физическим, материальным либо внешним; оно суть духовный и умственный феномен. Его сущность составляют не человеческий труд и внешние силы и предметы природы, а решение разума использовать эти факторы в качестве средств для достижения целей. Продукты производятся в результате не работы и усилия самих по себе, а того, что работа направляется разумом. Один лишь человеческий разум обладает силой устранить беспокойство.
В материалистической метафизике марксистов эти вопросы получили искаженное толкование. “Производительные силы” являются нематериальными. Производство суть духовное, умственное и идеологическое явление. Это метод, который человек, направляемый разумом, применяет для наилучшего устранения беспокойства. То, что отличает условия нашей жизни от условий жизни наших предков тысячу или двадцать тысяч лет назад, есть нечто не материальное, а духовное. Материальные изменения являются результатом духовных изменений.
Производство есть изменение данного в соответствии c замыслами разума. Эти замыслы – рецепты, формулы, идеологии – первичны; они преобразуют исходные факторы – и человеческие, и нечеловеческие – в средства. Человек производит посредством своего разума; он выбирает цели и применяет средства для их достижения. Популярная поговорка, согласно которой экономическая наука занимается материальными условиями жизни человека, полностью ошибочна. Человеческая деятельность суть проявление разума. В этом смысле праксиология может быть названа моральной наукой (Geisteswissensshaft[*Наука о духе (нем.). – Прим. пер.]).
Разумеется, мы не знаем, что такое разум, точно так же как мы не знаем, что такое движение, жизнь, электричество. Разум – просто слово для обозначения неизвестного фактора, который позволил людям создать все ими совершенное: теории и стихи, храмы и симфонии, автомобили и самолеты.
Часть вторая Деятельность в обществе
VIII. Человеческое общество
1. Человеческое сотрудничество
Общество представляет собой согласованную деятельность, сотрудничество.
Общество – результат сознательного и целеустремленного поведения. Это не означает, что индивиды путем заключения договоров учредили человеческое общество. Действия, приведшие к общественному сотрудничеству и ежедневно их воспроизводящие, не преследовали ничего, кроме сотрудничества и взаимной помощи друг другу для достижения конкретных единичных целей. Весь комплекс взаимоотношений, созданный этими согласованными действиями, называется обществом. Оно заменяет совместной работой – по крайней мере представимую – изолированную жизнь индивидов. Общество суть разделение и соединение труда. В своей ипостаси действующего животного человек становится общественным животным.
Отдельный человек рождается в социально упорядоченной среде. Только в этом смысле мы можем принять высказывание, что общество – логически или исторически – предшествует индивиду. В любом другом смысле это изречение либо бессодержательно, либо бессмысленно. Индивид живет и действует в обществе. Но общество есть не что иное, как объединение индивидов для совместных усилий. Оно существует только в действиях отдельных людей. Искать его вне поведения индивидов – заблуждение. Разговоры об автономном и независимом существовании общества, его жизни, душе, поведении являются метафорой, которая легко приводит к грубым ошибкам.
Споры о том, что следует считать конечной целью – общество или индивида и следует ли интересы общества подчинять интересам индивида или интересы индивида интересам общества, бесплодны. Деятельность есть всегда деятельность отдельного человека. Общественный, или социальный, элемент представляет собой определенную ориентацию поведения отдельных людей. Категория цели имеет смысл только тогда, когда применяется к деятельности. Приверженцы теологии и метафизики истории могут обсуждать цели общества и замыслы, которые Бог желает воплотить в обществе, точно так же, как они обсуждают предназначение всех остальных частей Вселенной. Представителям науки, которая неотделима от разума и представляет собой инструмент, явно непригодный для трактовки этих проблем, не следует ввязываться в отвлеченные рассуждения, касающиеся этих проблем, это бесперспективно.
В рамках общественного сотрудничества между членами общества может возникнуть чувство симпатии и дружбы, чувство сплоченности. Эти чувства являются источником самого восхитительного и возвышенного опыта человека. Они – самые драгоценные украшения жизни; они поднимают животных особей рода человеческого до высот действительно человеческого существования. Тем не менее вопреки утверждениям некоторых они не являются факторами (действующими силами), формирующими общественные отношения. Они суть плоды общественного сотрудничества и расцветают только в его рамках; они не предшествуют установлению общественных отношений и не являются семенами, из которых те произрастают.
Сотрудничество, общество, цивилизация и трансформация зверо-человека в человеческое существо являются порождением того фундаментального факта, что работа, выполняемая в условиях разделения труда, является более производительной, чем изолированная работа, а также того, что разум человека способен осознать эту истину. Если бы не эти обстоятельства, люди навсегда были бы обречены оставаться друг для друга смертельными врагами, непримиримыми соперниками в попытках отстоять свою долю скудных средств к существованию, предоставляемых природой. Любой человек был бы вынужден видеть во всех остальных людях своих врагов; его стремление удовлетворить собственные аппетиты ввергло бы его в состояние острого конфликта со всеми соседями. А в подобных обстоятельствах не может возникнуть никакой симпатии.
Одни социологи утверждают, что исходным и элементарным фактом в обществе является “осознание рода”[1Giddings F. M. The Principles of Sociology. New York, 1926. P. 17.]. Другие считают, что никакие общественные системы не были бы возможны, если бы не существовало “чувства общности, или сплоченности”[2MacIver R. M. Society. New York, 1937. P. 6–7.]. С этим можно согласиться при условии правильного понимания этих весьма неопределенных и неясных терминов. Мы можем назвать осознание рода, чувство общности или сплоченности признанием того, что все остальные человеческие существа являются потенциальными соратниками в борьбе за выживание, поскольку они способны осознать обоюдную пользу сотрудничества, в то время как у животных этот дар отсутствует. Однако мы не должны забывать, что именно два упомянутых выше факта и вызывают это чувство или осознание. В гипотетическом мире, где разделение труда не повышало бы производительность труда, не существовало бы никакого общества. Не было бы чувства благожелательности или доброй воли.
Принцип разделения труда является одним из величайших основополагающих принципов космического становления и эволюционных изменений. Биологи были правы, позаимствовав концепцию разделения труда из социальной философии и адаптировав ее к своей области исследований. Между разными частями любого живого организма существует разделение труда. Более того, существуют органические целостности, состоящие из сотрудничающих особей животных; подобные скопления муравьев и пчел принято метафорически называть “животными сообществами”. Но никогда не следует забывать, что отличительной чертой человеческого общества является целенаправленное сотрудничество; общество есть результат человеческой деятельности, т. е. сознательного стремления к достижению цели. Насколько нам известно, в процессах, приводящих к возникновению структурно-функциональных систем растительных и животных тел, и в функционировании сообществ муравьев, пчел и шершней этот элемент отсутствует. Человеческое общество – это интеллектуальное и духовное явление. Оно является результатом сознательного использования универсального закона, определяющего космическое становление, а именно – более высокую производительность разделения труда. В каждом примере действия, признание законов природы означают постановку их на службу человеческих усилий по улучшению условий существования.
Общество – результат сознательного и целеустремленного поведения. Это не означает, что индивиды путем заключения договоров учредили человеческое общество. Действия, приведшие к общественному сотрудничеству и ежедневно их воспроизводящие, не преследовали ничего, кроме сотрудничества и взаимной помощи друг другу для достижения конкретных единичных целей. Весь комплекс взаимоотношений, созданный этими согласованными действиями, называется обществом. Оно заменяет совместной работой – по крайней мере представимую – изолированную жизнь индивидов. Общество суть разделение и соединение труда. В своей ипостаси действующего животного человек становится общественным животным.
Отдельный человек рождается в социально упорядоченной среде. Только в этом смысле мы можем принять высказывание, что общество – логически или исторически – предшествует индивиду. В любом другом смысле это изречение либо бессодержательно, либо бессмысленно. Индивид живет и действует в обществе. Но общество есть не что иное, как объединение индивидов для совместных усилий. Оно существует только в действиях отдельных людей. Искать его вне поведения индивидов – заблуждение. Разговоры об автономном и независимом существовании общества, его жизни, душе, поведении являются метафорой, которая легко приводит к грубым ошибкам.
Споры о том, что следует считать конечной целью – общество или индивида и следует ли интересы общества подчинять интересам индивида или интересы индивида интересам общества, бесплодны. Деятельность есть всегда деятельность отдельного человека. Общественный, или социальный, элемент представляет собой определенную ориентацию поведения отдельных людей. Категория цели имеет смысл только тогда, когда применяется к деятельности. Приверженцы теологии и метафизики истории могут обсуждать цели общества и замыслы, которые Бог желает воплотить в обществе, точно так же, как они обсуждают предназначение всех остальных частей Вселенной. Представителям науки, которая неотделима от разума и представляет собой инструмент, явно непригодный для трактовки этих проблем, не следует ввязываться в отвлеченные рассуждения, касающиеся этих проблем, это бесперспективно.
В рамках общественного сотрудничества между членами общества может возникнуть чувство симпатии и дружбы, чувство сплоченности. Эти чувства являются источником самого восхитительного и возвышенного опыта человека. Они – самые драгоценные украшения жизни; они поднимают животных особей рода человеческого до высот действительно человеческого существования. Тем не менее вопреки утверждениям некоторых они не являются факторами (действующими силами), формирующими общественные отношения. Они суть плоды общественного сотрудничества и расцветают только в его рамках; они не предшествуют установлению общественных отношений и не являются семенами, из которых те произрастают.
Сотрудничество, общество, цивилизация и трансформация зверо-человека в человеческое существо являются порождением того фундаментального факта, что работа, выполняемая в условиях разделения труда, является более производительной, чем изолированная работа, а также того, что разум человека способен осознать эту истину. Если бы не эти обстоятельства, люди навсегда были бы обречены оставаться друг для друга смертельными врагами, непримиримыми соперниками в попытках отстоять свою долю скудных средств к существованию, предоставляемых природой. Любой человек был бы вынужден видеть во всех остальных людях своих врагов; его стремление удовлетворить собственные аппетиты ввергло бы его в состояние острого конфликта со всеми соседями. А в подобных обстоятельствах не может возникнуть никакой симпатии.
Одни социологи утверждают, что исходным и элементарным фактом в обществе является “осознание рода”[1Giddings F. M. The Principles of Sociology. New York, 1926. P. 17.]. Другие считают, что никакие общественные системы не были бы возможны, если бы не существовало “чувства общности, или сплоченности”[2MacIver R. M. Society. New York, 1937. P. 6–7.]. С этим можно согласиться при условии правильного понимания этих весьма неопределенных и неясных терминов. Мы можем назвать осознание рода, чувство общности или сплоченности признанием того, что все остальные человеческие существа являются потенциальными соратниками в борьбе за выживание, поскольку они способны осознать обоюдную пользу сотрудничества, в то время как у животных этот дар отсутствует. Однако мы не должны забывать, что именно два упомянутых выше факта и вызывают это чувство или осознание. В гипотетическом мире, где разделение труда не повышало бы производительность труда, не существовало бы никакого общества. Не было бы чувства благожелательности или доброй воли.
Принцип разделения труда является одним из величайших основополагающих принципов космического становления и эволюционных изменений. Биологи были правы, позаимствовав концепцию разделения труда из социальной философии и адаптировав ее к своей области исследований. Между разными частями любого живого организма существует разделение труда. Более того, существуют органические целостности, состоящие из сотрудничающих особей животных; подобные скопления муравьев и пчел принято метафорически называть “животными сообществами”. Но никогда не следует забывать, что отличительной чертой человеческого общества является целенаправленное сотрудничество; общество есть результат человеческой деятельности, т. е. сознательного стремления к достижению цели. Насколько нам известно, в процессах, приводящих к возникновению структурно-функциональных систем растительных и животных тел, и в функционировании сообществ муравьев, пчел и шершней этот элемент отсутствует. Человеческое общество – это интеллектуальное и духовное явление. Оно является результатом сознательного использования универсального закона, определяющего космическое становление, а именно – более высокую производительность разделения труда. В каждом примере действия, признание законов природы означают постановку их на службу человеческих усилий по улучшению условий существования.
2. Критика холистического и метафизического взгляда на общество
В соответствии с доктринами универсализма, концептуального реализма, холизма, коллективизма и некоторых представителей гештальтпсихологии общество представляет собой сущность, живущую своей собственной жизнью, отдельной и независимой от жизни индивидов, действующую в своих собственных интересах и стремящуюся к собственным целям, отличным от целей, преследуемых индивидами. Естественно, в этом случае может возникнуть антагонизм между целями общества и целями составляющих его членов. Для того чтобы обеспечить расцвет и дальнейшее развитие общества, будет необходимо преодолеть эгоизм индивидов и заставить их пожертвовать своими эгоистичными планами ради общества. Тут любая холистическая доктрина вынуждена отказываться от светских методов человеческой науки и логических рассуждений и присоединяться к какому-либо теологическому или метафизическому вероисповеданию. Они должны предположить, что Провидение посредством своих пророков, апостолов и харизматических вождей направляет изначально грешных, т. е. склонных преследовать собственные цели, людей на путь добродетельности, как того желает Господь Бог, Мировой Дух или история.
С незапамятных времен верования первобытных племен соответствовали именно этой философии. Она была частью всех религиозных учений. Человек обязан подчиняться закону, исходящему от сверхчеловеческой силы, и повиноваться данной ей власти обеспечивать выполнение этого закона. Следовательно, порядок, созданный этим законом, человеческое общество есть дело Божества, а не человека. Если бы Бог не вмешался и не просветил заблуждающееся человечество, общество так бы и не возникло. Следует признать, что общественное сотрудничество – благословение человека; действительно человек сумел преодолеть варварство и моральные и материальные страдания первобытного состояния лишь в рамках общества. Тем не менее сам бы он никогда не нашел дорогу к спасению. Приспособление к требованиям общественного сотрудничества и подчинение предписаниям нравственного закона накладывают на него жесткие ограничения. С позиций своего жалкого интеллекта он считал бы отказ от ожидаемой выгоды злом и лишением. Он был бы неспособен осознать несравненно большие, хотя и более отдаленные, выгоды отказа от сегодняшних и видимых удовольствий. Если бы не сверхъестественное откровение, сам бы он никогда не узнал, что именно его судьба хочет, чтобы он сделал для своего собственного блага и для блага своих потомков.
Научная теория, разработанная социальной философией рационализма и либерализма XVIII в., а также современной экономической наукой, не обращается за помощью к чудотворному вмешательству неких сверхъестественных сил. Любой шаг индивида от изолированной деятельности в направлении совместной деятельности приводит к немедленному и видимому улучшению условий его жизни. Выгоды от мирного сотрудничества и разделения труда всеобщи. Они тотчас же приносят пользу именно данному поколению, а не отдаленным потомкам. Ибо все, чем индивид жертвует ради общества, он сполна компенсирует большей выгодой. Его жертва воображаема и временна; он отказывается от меньшего выигрыша с целью позднее получить больший. Ни одно разумное существо не может не заметить этого очевидного факта. Стимулом усиления общественного сотрудничества путем расширения сферы разделения труда или укрепления гарантий и законодательной защиты мира служит желание всех, кого это касается, улучшить условия своего существования. Преследуя собственные правильно понимаемые интересы, индивид работает на усиление общественного сотрудничества и мирных взаимоотношений. Общество есть продукт человеческой деятельности, т. е. человеческого стремления к устранению, насколько это возможно, любого беспокойства. И чтобы объяснить его становление и эволюцию, нет необходимости прибегать к явно оскорбительной для религиозного разума доктрине, в соответствии с которой акт творения был настолько несовершенным, что для предотвращения его краха требуется постоянное вмешательство сверхъестественных сил.
Историческая роль теории разделения труда, разработанной английской политической экономией от Юма до Рикардо, состоит в полном развенчании всех метафизических доктрин, относящихся к происхождению и функционированию общественного сотрудничества. Она завершила духовное, моральное и интеллектуальное освобождение человечества, начатое философией эпикурейства. Она заменила прежнюю гетерономную и интуиционистскую этику автономной рациональной моралью. Закон и законность, нравственные нормы и общественные институты не почитаются более как непостижимый перст Божий. Они имеют человеческое происхождение, и единственная мерка, которую к ним можно применить, – это их целесообразность относительно благосостояния людей. Утилитарист не говорит: “Fiat justitia, pereat mundus”[*“Да свершится правосудие, [пусть даже] погибнет мир” (лат.) – ставшее крылатым выражение, служившее девизом германского императора Фердинанда I (1503–1564). – Прим. пер.]. Он говорит: “Fiat justitia, ne pereat mundus”[**Да свершится правосудие, и да не погибнет мир (лат.). – Прим. пер.]. Он не требует от человека отказа от собственного благополучия ради общества. Он рекомендует ему осознать, в чем состоят его правильно понимаемые интересы. На его взгляд, величие Бога проявляется не в суетливом вмешательстве в разного рода дела государей и политиков, а в наделении своих созданий разумом и стремлением к счастью[3Многие экономисты (и среди них Адам Смит и Бастиа) верили в Бога. Отсюда их восхищение провиденциальной заботой “великого Режиссера Природы” в обнаруженных ими явлениях. Критики-атеисты порицают их за эту позицию. Однако эти критики не понимают, что презрительные усмешки в адрес “невидимой руки” не лишают обоснованности важнейшие учения социальной философии рационализма и утилитаризма. Необходимо понять, что альтернатива состоит в следующем: или объединение является человеческим процессом, поскольку лучше всего соответствует целям вовлеченных в него индивидов, и сами индивиды способны осознать преимущества, которые сулит приспособление к жизни в условиях общественного сотрудничества, или верховное существо предписывает сопротивляющимся людям подчинение закону и властям. И неважно как называется это верховное существо (Бог, Мировой Дух, Судьба, История, Вотан[42] или Материальные производительные силы) и какие титулы присваиваются его апостолам и диктаторам.].
С незапамятных времен верования первобытных племен соответствовали именно этой философии. Она была частью всех религиозных учений. Человек обязан подчиняться закону, исходящему от сверхчеловеческой силы, и повиноваться данной ей власти обеспечивать выполнение этого закона. Следовательно, порядок, созданный этим законом, человеческое общество есть дело Божества, а не человека. Если бы Бог не вмешался и не просветил заблуждающееся человечество, общество так бы и не возникло. Следует признать, что общественное сотрудничество – благословение человека; действительно человек сумел преодолеть варварство и моральные и материальные страдания первобытного состояния лишь в рамках общества. Тем не менее сам бы он никогда не нашел дорогу к спасению. Приспособление к требованиям общественного сотрудничества и подчинение предписаниям нравственного закона накладывают на него жесткие ограничения. С позиций своего жалкого интеллекта он считал бы отказ от ожидаемой выгоды злом и лишением. Он был бы неспособен осознать несравненно большие, хотя и более отдаленные, выгоды отказа от сегодняшних и видимых удовольствий. Если бы не сверхъестественное откровение, сам бы он никогда не узнал, что именно его судьба хочет, чтобы он сделал для своего собственного блага и для блага своих потомков.
Научная теория, разработанная социальной философией рационализма и либерализма XVIII в., а также современной экономической наукой, не обращается за помощью к чудотворному вмешательству неких сверхъестественных сил. Любой шаг индивида от изолированной деятельности в направлении совместной деятельности приводит к немедленному и видимому улучшению условий его жизни. Выгоды от мирного сотрудничества и разделения труда всеобщи. Они тотчас же приносят пользу именно данному поколению, а не отдаленным потомкам. Ибо все, чем индивид жертвует ради общества, он сполна компенсирует большей выгодой. Его жертва воображаема и временна; он отказывается от меньшего выигрыша с целью позднее получить больший. Ни одно разумное существо не может не заметить этого очевидного факта. Стимулом усиления общественного сотрудничества путем расширения сферы разделения труда или укрепления гарантий и законодательной защиты мира служит желание всех, кого это касается, улучшить условия своего существования. Преследуя собственные правильно понимаемые интересы, индивид работает на усиление общественного сотрудничества и мирных взаимоотношений. Общество есть продукт человеческой деятельности, т. е. человеческого стремления к устранению, насколько это возможно, любого беспокойства. И чтобы объяснить его становление и эволюцию, нет необходимости прибегать к явно оскорбительной для религиозного разума доктрине, в соответствии с которой акт творения был настолько несовершенным, что для предотвращения его краха требуется постоянное вмешательство сверхъестественных сил.
Историческая роль теории разделения труда, разработанной английской политической экономией от Юма до Рикардо, состоит в полном развенчании всех метафизических доктрин, относящихся к происхождению и функционированию общественного сотрудничества. Она завершила духовное, моральное и интеллектуальное освобождение человечества, начатое философией эпикурейства. Она заменила прежнюю гетерономную и интуиционистскую этику автономной рациональной моралью. Закон и законность, нравственные нормы и общественные институты не почитаются более как непостижимый перст Божий. Они имеют человеческое происхождение, и единственная мерка, которую к ним можно применить, – это их целесообразность относительно благосостояния людей. Утилитарист не говорит: “Fiat justitia, pereat mundus”[*“Да свершится правосудие, [пусть даже] погибнет мир” (лат.) – ставшее крылатым выражение, служившее девизом германского императора Фердинанда I (1503–1564). – Прим. пер.]. Он говорит: “Fiat justitia, ne pereat mundus”[**Да свершится правосудие, и да не погибнет мир (лат.). – Прим. пер.]. Он не требует от человека отказа от собственного благополучия ради общества. Он рекомендует ему осознать, в чем состоят его правильно понимаемые интересы. На его взгляд, величие Бога проявляется не в суетливом вмешательстве в разного рода дела государей и политиков, а в наделении своих созданий разумом и стремлением к счастью[3Многие экономисты (и среди них Адам Смит и Бастиа) верили в Бога. Отсюда их восхищение провиденциальной заботой “великого Режиссера Природы” в обнаруженных ими явлениях. Критики-атеисты порицают их за эту позицию. Однако эти критики не понимают, что презрительные усмешки в адрес “невидимой руки” не лишают обоснованности важнейшие учения социальной философии рационализма и утилитаризма. Необходимо понять, что альтернатива состоит в следующем: или объединение является человеческим процессом, поскольку лучше всего соответствует целям вовлеченных в него индивидов, и сами индивиды способны осознать преимущества, которые сулит приспособление к жизни в условиях общественного сотрудничества, или верховное существо предписывает сопротивляющимся людям подчинение закону и властям. И неважно как называется это верховное существо (Бог, Мировой Дух, Судьба, История, Вотан[42] или Материальные производительные силы) и какие титулы присваиваются его апостолам и диктаторам.].