Страница:
Людвиг фон Мизес
Либерализм
Предисловие к английскому изданию
Общественный порядок, созданный философией Просвещения, передал верховную власть простому человеку. В качестве потребителя «простой человек» был призван определять в конечном счете, что производить, в каком количестве и какого качества, кем, как и где; в качестве избирателя он был носителем верховной власти в деле направления политики страны. В докапиталистическом обществе на вершине оказывались те, кто был способен силой подчинить себе более слабых сограждан. Столь поносимый «механизм» свободного рынка оставляет открытым только один путь к приобретению богатства – преуспеть в обслуживании потребителей наилучшим и самым дешевым образом. В области ведения государственных дел этой «демократии» рынка соответствует система представительного правления. Величие периода между наполеоновскими войнами и Первой мировой войной состояло как раз в том, что общественным идеалом, к осуществлению которого стремились самые выдающиеся люди, была свободная торговля в мирном сообществе свободных народов. Это была эпоха беспрецедентного повышения уровня жизни быстро растущего населения, эпоха либерализма.
Сегодня принципы философии либерализма XIX в. почти забыты. В континентальной Европе их помнят немногие. В Англии термин «либеральный» используется преимущественно для обозначения программы, которая только в деталях отличается от тоталитаризма социалистов[1]. В Соединенных Штатах «либеральный» означает сегодня комплекс идей и политических постулатов, во всех отношениях противоположных тому, что под либерализмом подразумевали предыдущие поколения. Самозваный американский либерал стремится к всемогуществу правительства, является твердым противником свободного предпринимательства и отстаивает всестороннее планирование, осуществляемое властями, т. е. социализм. Эти «либералы» особо подчеркивают, что не одобряют политику русской диктатуры не по причине ее социалистического или коммунистического характера, а из-за ее империалистических тенденций. Любая мера, направленная на конфискацию имущества у тех, кто располагает большим, чем средний человек, или на ограничение прав владельцев собственности, рассматривается как либеральная и прогрессивная. Практически неограниченная свобода применения власти предоставлена правительственным органам, решения которых не подлежат судебному пересмотру. Немногих честных граждан, осмеливающихся критиковать эту тенденцию к административному деспотизму, клеймят как экстремистов, реакционеров, экономических роялистов и фашистов. Считается, что свободная страна не должна допускать политическую активность со стороны подобных «врагов общества».
Весьма странно, что данные идеи в США считаются специфически американскими – продолжением принципов и философии отцов-пилигримов, людей, подписавших Декларацию независимости, а также авторов Конституции и статей «Федералист». Мало кто знает, что эта якобы прогрессивная политика возникла в Европе, а ее самым блестящим выразителем в XIX в. являлся Бисмарк, политику которого ни один американец не оценил бы как прогрессивную и либеральную. Sozialpolitik Бисмарка была провозглашена в 1881 г., более чем на 50 лет ранее, чем ее копия – Новый курс Ф. Д. Рузвельта. Равняясь на германский рейх, в то время самую преуспевающую державу, все европейские промышленно развитые страны в той или иной степени восприняли систему, претендовавшую на то, чтобы приносить пользу широким массам за счет меньшинства «грубых индивидуалистов». Поколение, достигшее избирательного возраста после окончания Первой мировой войны, принимало этатизм как само собой разумеющееся и с презрением относилось к «буржуазному предрассудку» – свободе.
Когда 35 лет назад я попытался кратко изложить идеи и принципы той общественной философии, которая когда-то была известна под именем либерализма, я не тешил себя надеждой, что мой рассказ предотвратит надвигающуюся катастрофу, к которой со всей очевидностью вела политика, принятая на вооружение европейскими странами. Все, чего я хотел достичь, это дать небольшому меньшинству думающих людей возможность узнать о целях классического либерализма и его достижениях и тем самым подготовить почву для возрождения духа свободы после приближавшейся катастрофы.
28 октября 1951 г. профессор Й. П. Хамилиус из Люксембурга заказал экземпляр «Либерализма» в издательской фирме Густава Фишера в Йене (советская зона Германии). 14 ноября 1951 г. издательская фирма ответила, что ни одного экземпляра книги в наличии нет и добавила: «По приказу властей все экземпляры книги пришлось уничтожить». В письме не говорилось, были ли это «власти» нацистской Германии или «демократической» республики Восточной Германии.
За годы, прошедшие со времени публикации «Либерализма», я написал значительно больше по данным проблемам, обсудил многие вопросы, которые не мог рассмотреть в книге, размер которой пришлось ограничить, чтобы не отпугнуть широкого читателя. В ней я касался вопросов, которые не имеют такого значения в настоящее время. Более того, в этой книге многие проблемы политики трактуются так, что их можно понять и правильно оценить, только если учитывать политическую и экономическую ситуацию времени, когда она была написана.
Я ничего не изменил в первоначальном тексте книги и не оказывал никакого влияния на перевод д-ра Ральфа Райко и редактирование, проведенное мистером Артуром Годдардом. Я очень благодарен этим двум ученым за усилия, сделавшие эту книгу доступной англоязычной публике.
Людвиг фон Мизес
Нью-Йорк, апрель 1962 г.
Сегодня принципы философии либерализма XIX в. почти забыты. В континентальной Европе их помнят немногие. В Англии термин «либеральный» используется преимущественно для обозначения программы, которая только в деталях отличается от тоталитаризма социалистов[1]. В Соединенных Штатах «либеральный» означает сегодня комплекс идей и политических постулатов, во всех отношениях противоположных тому, что под либерализмом подразумевали предыдущие поколения. Самозваный американский либерал стремится к всемогуществу правительства, является твердым противником свободного предпринимательства и отстаивает всестороннее планирование, осуществляемое властями, т. е. социализм. Эти «либералы» особо подчеркивают, что не одобряют политику русской диктатуры не по причине ее социалистического или коммунистического характера, а из-за ее империалистических тенденций. Любая мера, направленная на конфискацию имущества у тех, кто располагает большим, чем средний человек, или на ограничение прав владельцев собственности, рассматривается как либеральная и прогрессивная. Практически неограниченная свобода применения власти предоставлена правительственным органам, решения которых не подлежат судебному пересмотру. Немногих честных граждан, осмеливающихся критиковать эту тенденцию к административному деспотизму, клеймят как экстремистов, реакционеров, экономических роялистов и фашистов. Считается, что свободная страна не должна допускать политическую активность со стороны подобных «врагов общества».
Весьма странно, что данные идеи в США считаются специфически американскими – продолжением принципов и философии отцов-пилигримов, людей, подписавших Декларацию независимости, а также авторов Конституции и статей «Федералист». Мало кто знает, что эта якобы прогрессивная политика возникла в Европе, а ее самым блестящим выразителем в XIX в. являлся Бисмарк, политику которого ни один американец не оценил бы как прогрессивную и либеральную. Sozialpolitik Бисмарка была провозглашена в 1881 г., более чем на 50 лет ранее, чем ее копия – Новый курс Ф. Д. Рузвельта. Равняясь на германский рейх, в то время самую преуспевающую державу, все европейские промышленно развитые страны в той или иной степени восприняли систему, претендовавшую на то, чтобы приносить пользу широким массам за счет меньшинства «грубых индивидуалистов». Поколение, достигшее избирательного возраста после окончания Первой мировой войны, принимало этатизм как само собой разумеющееся и с презрением относилось к «буржуазному предрассудку» – свободе.
Когда 35 лет назад я попытался кратко изложить идеи и принципы той общественной философии, которая когда-то была известна под именем либерализма, я не тешил себя надеждой, что мой рассказ предотвратит надвигающуюся катастрофу, к которой со всей очевидностью вела политика, принятая на вооружение европейскими странами. Все, чего я хотел достичь, это дать небольшому меньшинству думающих людей возможность узнать о целях классического либерализма и его достижениях и тем самым подготовить почву для возрождения духа свободы после приближавшейся катастрофы.
28 октября 1951 г. профессор Й. П. Хамилиус из Люксембурга заказал экземпляр «Либерализма» в издательской фирме Густава Фишера в Йене (советская зона Германии). 14 ноября 1951 г. издательская фирма ответила, что ни одного экземпляра книги в наличии нет и добавила: «По приказу властей все экземпляры книги пришлось уничтожить». В письме не говорилось, были ли это «власти» нацистской Германии или «демократической» республики Восточной Германии.
За годы, прошедшие со времени публикации «Либерализма», я написал значительно больше по данным проблемам, обсудил многие вопросы, которые не мог рассмотреть в книге, размер которой пришлось ограничить, чтобы не отпугнуть широкого читателя. В ней я касался вопросов, которые не имеют такого значения в настоящее время. Более того, в этой книге многие проблемы политики трактуются так, что их можно понять и правильно оценить, только если учитывать политическую и экономическую ситуацию времени, когда она была написана.
Я ничего не изменил в первоначальном тексте книги и не оказывал никакого влияния на перевод д-ра Ральфа Райко и редактирование, проведенное мистером Артуром Годдардом. Я очень благодарен этим двум ученым за усилия, сделавшие эту книгу доступной англоязычной публике.
Людвиг фон Мизес
Нью-Йорк, апрель 1962 г.
Введение
1. Либерализм
Философы, социологи и экономисты XVIII и начала XIX вв. сформулировали политическую программу, служившую руководством для социально-экономической политики сначала в Англии и США, затем на европейском континенте и, наконец, в остальных частях населенного мира. В полной мере эта программа не была реализована нигде. Даже в Англии, которую называли родиной либерализма и образцом либеральной страны, сторонникам либеральной политики никогда не удавалось воплотить все свои требования. В остальном мире на вооружение брались только отдельные части либеральной программы, в то время как другие, не менее важные, либо отвергались с самого начала, либо от них отказывались через короткий промежуток времени. Лишь с некоторой натяжкой можно сказать, что мир когда-либо пережил либеральную эпоху. Либерализму так и не позволили воплотиться полностью.
Тем не менее, каким бы кратковременным и ограниченным ни было господство либеральных идей, этого оказалось достаточно, чтобы изменить облик мира. Произошел взрыв экономического развития. Освобождение производительной силы человека многократно преумножило средства существования. Накануне мировой войны[2] (которая сама явилась результатом длительной и ожесточенной борьбы против либерального духа и которая протекала в период еще более ожесточенных нападок на либеральные принципы) мир был населен несравненно более плотно, чем когда бы то ни было, и каждый житель Земли мог жить несравнимо лучше, чем это было возможно в прежние века. Процветание, созданное либерализмом, значительно снизило детскую смертность, этот безжалостный бич более ранних эпох, и в результате улучшения условий жизни увеличило ее среднюю продолжительность.
Процветание коснулось не только избранного класса привилегированных особ. Накануне мировой войны рабочий в промышленно развитых странах Европы, в Соединенных Штатах и в заморских доминионах Англии жил лучше, чем не так давно жил аристократ. Он не только мог есть и пить в соответствии со своими желаниями; он мог дать своим детям более хорошее образование; он мог, если хотел, принимать участие в интеллектуальной и культурной жизни страны; и если обладал достаточным талантом и энергией, то мог без труда поднять свой социальный статус. Именно в странах, которые пошли дальше всего в реализации либеральной программы, вершина социальной пирамиды состояла в основном не из тех, кто с самого рождения находился в привилегированном положении благодаря богатству или высокому титулу своих родителей, а из тех, кто в благоприятных условиях благодаря собственным силам выбился наверх из стесненных обстоятельств. Барьеры, разделявшие в прежние века господ и крепостных, пали. Теперь существовали только граждане, обладающие равными правами. Не было ограничений и преследований из-за национальности, взглядов или веры. Прекратились внутренние национальные и религиозные гонения, войны между странами стали реже. Оптимисты уже приветствовали зарю новой эры вечного мира.
Но события повернулись иначе. В XIX в. внезапно появились сильные и яростные враги либерализма, которым удалось уничтожить бо́льшую часть того, что было сделано либералами. Сегодня мир больше не желает слушать о либерализме. За пределами Англии термин «либерализм» открыто объявлен вне закона. В Англии, разумеется, еще существуют «либералы», но большая их часть является таковыми только по названию. Фактически они являются умеренными социалистами. Сегодня политическая власть повсеместно находится в руках антилиберальных партий. Программа антилиберализма высвободила силы, раздувшие пожар мировой войны, и благодаря импортным и экспортным квотам, пошлинам, миграционным барьерам и тому подобным мерам довела страны мира до взаимной изоляции. Внутри каждой страны антилиберализм привел к социалистическим экспериментам, результатом которых стало снижение производительности труда и соответствующее увеличение нужды и страданий. Любой, кто сознательно не игнорирует факты, должен признать, что признаки приближающейся катастрофы мировой экономики присутствуют повсюду. Антилиберализм ведет к краху цивилизации.
Если кто-то желает узнать что такое либерализм и какие цели он преследует, то он должен не просто обратиться к истории за информацией о том, за что выступали либеральные политики и чего они добились. Ибо либерализму нигде не удалось полностью выполнить свою программу так, как она была задумана.
Программы и деятельность тех партий, которые сегодня называют себя либеральными, также никак не могут прояснить природу подлинного либерализма. Мы уже упоминали, что даже в Англии то, что сегодня понимается под либерализмом, гораздо больше похоже на политику тори и социализм, чем на старую программу сторонников свободной торговли. Если существуют либералы, которые, подписываясь под национализацией железных дорог, шахт и других предприятий и даже поддерживая протекционистские тарифы, считают это совместимым со своим либерализмом, становится очевидным, что сегодня от либерализма не осталось ничего, кроме названия.
Чтобы почерпнуть идеи либерализма, сегодня также уже недостаточно изучать работы его великих основателей. Либерализм – это не законченная доктрина или застывшая догма. Наоборот, он является приложением учений науки к общественной жизни человека. И так же как экономическая наука, социология и философия не стояли на месте со времен Давида Юма, Адама Смита, Давида Рикардо, Иеремии Бентама и Вильгельма Гумбольдта[3], доктрина либерализма сегодня отличается от того, чем она была в их эпоху, хотя ее фундаментальные принципы остались неизменными. На протяжении многих лет никто не попытался в сжатой форме представить суть этой доктрины. Это может служить оправданием нашей попытки проделать такую работу.
Тем не менее, каким бы кратковременным и ограниченным ни было господство либеральных идей, этого оказалось достаточно, чтобы изменить облик мира. Произошел взрыв экономического развития. Освобождение производительной силы человека многократно преумножило средства существования. Накануне мировой войны[2] (которая сама явилась результатом длительной и ожесточенной борьбы против либерального духа и которая протекала в период еще более ожесточенных нападок на либеральные принципы) мир был населен несравненно более плотно, чем когда бы то ни было, и каждый житель Земли мог жить несравнимо лучше, чем это было возможно в прежние века. Процветание, созданное либерализмом, значительно снизило детскую смертность, этот безжалостный бич более ранних эпох, и в результате улучшения условий жизни увеличило ее среднюю продолжительность.
Процветание коснулось не только избранного класса привилегированных особ. Накануне мировой войны рабочий в промышленно развитых странах Европы, в Соединенных Штатах и в заморских доминионах Англии жил лучше, чем не так давно жил аристократ. Он не только мог есть и пить в соответствии со своими желаниями; он мог дать своим детям более хорошее образование; он мог, если хотел, принимать участие в интеллектуальной и культурной жизни страны; и если обладал достаточным талантом и энергией, то мог без труда поднять свой социальный статус. Именно в странах, которые пошли дальше всего в реализации либеральной программы, вершина социальной пирамиды состояла в основном не из тех, кто с самого рождения находился в привилегированном положении благодаря богатству или высокому титулу своих родителей, а из тех, кто в благоприятных условиях благодаря собственным силам выбился наверх из стесненных обстоятельств. Барьеры, разделявшие в прежние века господ и крепостных, пали. Теперь существовали только граждане, обладающие равными правами. Не было ограничений и преследований из-за национальности, взглядов или веры. Прекратились внутренние национальные и религиозные гонения, войны между странами стали реже. Оптимисты уже приветствовали зарю новой эры вечного мира.
Но события повернулись иначе. В XIX в. внезапно появились сильные и яростные враги либерализма, которым удалось уничтожить бо́льшую часть того, что было сделано либералами. Сегодня мир больше не желает слушать о либерализме. За пределами Англии термин «либерализм» открыто объявлен вне закона. В Англии, разумеется, еще существуют «либералы», но большая их часть является таковыми только по названию. Фактически они являются умеренными социалистами. Сегодня политическая власть повсеместно находится в руках антилиберальных партий. Программа антилиберализма высвободила силы, раздувшие пожар мировой войны, и благодаря импортным и экспортным квотам, пошлинам, миграционным барьерам и тому подобным мерам довела страны мира до взаимной изоляции. Внутри каждой страны антилиберализм привел к социалистическим экспериментам, результатом которых стало снижение производительности труда и соответствующее увеличение нужды и страданий. Любой, кто сознательно не игнорирует факты, должен признать, что признаки приближающейся катастрофы мировой экономики присутствуют повсюду. Антилиберализм ведет к краху цивилизации.
Если кто-то желает узнать что такое либерализм и какие цели он преследует, то он должен не просто обратиться к истории за информацией о том, за что выступали либеральные политики и чего они добились. Ибо либерализму нигде не удалось полностью выполнить свою программу так, как она была задумана.
Программы и деятельность тех партий, которые сегодня называют себя либеральными, также никак не могут прояснить природу подлинного либерализма. Мы уже упоминали, что даже в Англии то, что сегодня понимается под либерализмом, гораздо больше похоже на политику тори и социализм, чем на старую программу сторонников свободной торговли. Если существуют либералы, которые, подписываясь под национализацией железных дорог, шахт и других предприятий и даже поддерживая протекционистские тарифы, считают это совместимым со своим либерализмом, становится очевидным, что сегодня от либерализма не осталось ничего, кроме названия.
Чтобы почерпнуть идеи либерализма, сегодня также уже недостаточно изучать работы его великих основателей. Либерализм – это не законченная доктрина или застывшая догма. Наоборот, он является приложением учений науки к общественной жизни человека. И так же как экономическая наука, социология и философия не стояли на месте со времен Давида Юма, Адама Смита, Давида Рикардо, Иеремии Бентама и Вильгельма Гумбольдта[3], доктрина либерализма сегодня отличается от того, чем она была в их эпоху, хотя ее фундаментальные принципы остались неизменными. На протяжении многих лет никто не попытался в сжатой форме представить суть этой доктрины. Это может служить оправданием нашей попытки проделать такую работу.
2. Материальное благополучие
Либерализм представляет собой доктрину, целиком и полностью направленную на поведение людей в этом мире. В конечном счете, он не подразумевает ничего, кроме повышения материального благополучия людей, и напрямую не касается их внутренних, духовных и метафизических потребностей. Он обещает людям не счастье и умиротворение, а лишь максимально полное удовлетворение всех тех желаний, которые могут быть удовлетворены с помощью вещей внешнего мира.
Либерализм часто упрекают за его чисто внешнее и материалистическое отношение ко всему земному и преходящему. Мол, не хлебом единым жив человек. Существуют более высокие и более важные потребности, чем пища и питье, кров и одежда. Даже величайшие земные богатства не могут дать человеку счастья; они оставляют неудовлетворенным и алчущим его внутренний мир, его душу. Самая серьезная ошибка либерализма состоит в том, что ему нечего предложить более глубоким и благородным устремлениям человека.
Однако такого рода критики всего лишь демонстрируют, что придерживаются весьма несовершенного и материалистического понимания этих высших и благородных потребностей. Социально-экономическая политика с помощью средств, которыми она располагает, может сделать людей богаче или беднее, но ей никогда не удастся сделать их счастливыми или удовлетворить их самые сокровенные желания. Здесь бессильны любые внешние средства. Все, что может сделать социально-экономическая политика, – это устранить внешние причины боли и страданий; она может способствовать установлению системы, которая накормит голодных, оденет раздетых и даст кров бездомным. Счастье и удовлетворение зависит не от еды, одежды и крыши над головой, а прежде всего от того, что человек лелеет внутри себя. Либерализм занимается исключительно материальным благополучием человека не от презрения к духовным благам, а вследствие убежденности в том, что до самого высокого и самого глубокого в человеке невозможно добраться никаким внешним регулированием. Он стремится обеспечить только внешнее благополучие, потому что знает, что внутреннее, духовное богатство не может прийти к человеку извне, а только из глубины его собственного сердца. Он не стремится создать ничего, кроме внешних предпосылок развития внутренней жизни. И не может быть никаких сомнений в том, что относительно зажиточному человеку ХХ в. легче удовлетворить свои духовные потребности, чем, скажем, человеку Х в., который без продыха добывал себе средства пропитания, едва достаточные для простого выживания, или был озабочен защитой от угрожавших ему врагов.
Конечно, нам нечего возразить, когда материалистичную направленность либерализма отвергают последователи многочисленных азиатских и средневековых христианских сект, воспринявших доктрину полного аскетизма и в качестве идеала человеческой жизни выбравших бедность и свободу от потребностей, свойственную птицам в лесу и рыбам в море. Мы можем лишь попросить их позволить нам без помех идти своим путем, так же как мы не препятствуем им следовать на небеса своей дорогой. Пусть себе мирно скрываются от людей и мира в своих кельях.
Подавляющему большинству наших современников аскетический идеал непонятен. Но как только отвергаются принципы аскетического образа жизни, становится невозможно упрекать либерализм за стремление к внешнему благополучию.
Либерализм часто упрекают за его чисто внешнее и материалистическое отношение ко всему земному и преходящему. Мол, не хлебом единым жив человек. Существуют более высокие и более важные потребности, чем пища и питье, кров и одежда. Даже величайшие земные богатства не могут дать человеку счастья; они оставляют неудовлетворенным и алчущим его внутренний мир, его душу. Самая серьезная ошибка либерализма состоит в том, что ему нечего предложить более глубоким и благородным устремлениям человека.
Однако такого рода критики всего лишь демонстрируют, что придерживаются весьма несовершенного и материалистического понимания этих высших и благородных потребностей. Социально-экономическая политика с помощью средств, которыми она располагает, может сделать людей богаче или беднее, но ей никогда не удастся сделать их счастливыми или удовлетворить их самые сокровенные желания. Здесь бессильны любые внешние средства. Все, что может сделать социально-экономическая политика, – это устранить внешние причины боли и страданий; она может способствовать установлению системы, которая накормит голодных, оденет раздетых и даст кров бездомным. Счастье и удовлетворение зависит не от еды, одежды и крыши над головой, а прежде всего от того, что человек лелеет внутри себя. Либерализм занимается исключительно материальным благополучием человека не от презрения к духовным благам, а вследствие убежденности в том, что до самого высокого и самого глубокого в человеке невозможно добраться никаким внешним регулированием. Он стремится обеспечить только внешнее благополучие, потому что знает, что внутреннее, духовное богатство не может прийти к человеку извне, а только из глубины его собственного сердца. Он не стремится создать ничего, кроме внешних предпосылок развития внутренней жизни. И не может быть никаких сомнений в том, что относительно зажиточному человеку ХХ в. легче удовлетворить свои духовные потребности, чем, скажем, человеку Х в., который без продыха добывал себе средства пропитания, едва достаточные для простого выживания, или был озабочен защитой от угрожавших ему врагов.
Конечно, нам нечего возразить, когда материалистичную направленность либерализма отвергают последователи многочисленных азиатских и средневековых христианских сект, воспринявших доктрину полного аскетизма и в качестве идеала человеческой жизни выбравших бедность и свободу от потребностей, свойственную птицам в лесу и рыбам в море. Мы можем лишь попросить их позволить нам без помех идти своим путем, так же как мы не препятствуем им следовать на небеса своей дорогой. Пусть себе мирно скрываются от людей и мира в своих кельях.
Подавляющему большинству наших современников аскетический идеал непонятен. Но как только отвергаются принципы аскетического образа жизни, становится невозможно упрекать либерализм за стремление к внешнему благополучию.
3. Рационализм
Помимо всего прочего, либерализм обычно упрекают за рационалистичность. Он желает все рационально регламентировать и не может понять, что в действительности в делах человеческих большое место отведено чувствам и вообще иррациональному, т. е. тому, что не является рассудочным.
Однако либерализм ни в коем случае не упускает из виду того факта, что порой люди действуют неразумно. Если бы люди всегда поступали разумно, было бы излишним призывать их руководствоваться разумом. Либерализм утверждает не то, что люди всегда действуют разумно, а скорее то, что в их собственных правильно понимаемых интересах им следует вести себя разумно. А суть либерализма заключается в том, чтобы признать права разума в сфере социально-экономической политики, точно так же как они без лишних рассуждений признаются во всех остальных сферах человеческой деятельности.
Если в ответ на рекомендацию врача вести разумный – т. е. здоровый – образ жизни некто возразил бы: «Я знаю, что ваш совет разумен, однако мои чувства не позволяют мне ему следовать. Я хочу делать то, что наносит вред моему здоровью, даже несмотря на то, что это, возможно, неразумно», – вряд ли кто-либо посчитал бы такое поведение достойным одобрения. Что бы мы ни предпринимали в своей жизни для достижения поставленной перед собой цели, мы стараемся делать это разумно. Человек, который хочет перейти железнодорожные пути, не выбирает для этого момент, когда мимо проходит поезд. Человек, который хочет пришить пуговицу, будет стараться не уколоться иголкой. В каждой сфере своей практической деятельности человек разработал приемы или технологии того, как следует поступать, если не желаешь вести себя неразумно. Все признают, что человеку желательно овладеть приемами, которыми он может пользоваться в жизни, а тот, кто вторгается в область, методиками которой он не владеет, высмеивается как «сапожник».
Считается, что только в сфере социально-экономической политики все должно быть иначе. Здесь решающее значение должны иметь чувства и импульсы, а не разум. Вопрос о том, как организовать дела, чтобы обеспечить хорошее освещение в темное время суток, обычно обсуждается только на основе разумных аргументов. Однако, как только обсуждение достигает момента, когда требуется решить, должно ли предприятие, занимающееся освещением, управляться частными лицами или муниципалитетом, разум более не считается эффективным. Здесь результат должен определяться чувствами, мировоззрением, короче, неразумностью. Мы тщетно вопрошаем: почему?
Организация человеческого общества в соответствии с моделью, наиболее пригодной для достижения поставленных целей, является вполне прозаичным и обыденным вопросом, не отличающимся, скажем, от сооружения железной дороги или производства одежды или мебели. Надо признать, что государственные дела важнее, чем все остальные практические вопросы человеческого поведения, так как общественный порядок является фундаментом всего остального, и для каждого человека успех в достижении своих целей возможен только в обществе, благоприятствующем их достижению. Но как бы высоки ни были сферы политических и социальных вопросов, они все равно относятся к проблемам, подлежащим человеческому управлению, и, следовательно, должны судиться по канонам человеческого разума. В таких вещах не меньше, чем во всех наших земных делах, мистицизм приносит только вред. Сила нашего разумения весьма ограничена. Мы не можем надеяться когда-либо раскрыть все тайны Вселенной. Но тот факт, что мы никогда не сможем понять смысла и цели нашего существования, не мешает нам предпринимать предосторожности, чтобы избегать инфекционных болезней, или использовать соответствующие средства, чтобы прокормить и одеть себя; не должно это нас останавливать и в деле организации общества таким образом, чтобы те земные цели, к которым мы стремимся, достигались наиболее результативно. Даже государство и правовая система, правительство и его аппарат не являются слишком высокими, важными и грандиозными материями, чтобы их нельзя было включить в область рационального осмысления. Проблемы социально-экономической политики суть проблемы социально-экономической технологии, и их решение следует искать теми же самыми путями и теми же самыми средствами, которые находятся в нашем распоряжении при решении других технических проблем: посредством рационального размышления и изучения заданных условий. Всему, чем является человек и благодаря чему он возвышается над животными, он обязан своему разуму. Почему именно в сфере социально-экономической политики он должен отказываться от использования разума и доверяться неопределенным и смутным чувствам и импульсам?
Однако либерализм ни в коем случае не упускает из виду того факта, что порой люди действуют неразумно. Если бы люди всегда поступали разумно, было бы излишним призывать их руководствоваться разумом. Либерализм утверждает не то, что люди всегда действуют разумно, а скорее то, что в их собственных правильно понимаемых интересах им следует вести себя разумно. А суть либерализма заключается в том, чтобы признать права разума в сфере социально-экономической политики, точно так же как они без лишних рассуждений признаются во всех остальных сферах человеческой деятельности.
Если в ответ на рекомендацию врача вести разумный – т. е. здоровый – образ жизни некто возразил бы: «Я знаю, что ваш совет разумен, однако мои чувства не позволяют мне ему следовать. Я хочу делать то, что наносит вред моему здоровью, даже несмотря на то, что это, возможно, неразумно», – вряд ли кто-либо посчитал бы такое поведение достойным одобрения. Что бы мы ни предпринимали в своей жизни для достижения поставленной перед собой цели, мы стараемся делать это разумно. Человек, который хочет перейти железнодорожные пути, не выбирает для этого момент, когда мимо проходит поезд. Человек, который хочет пришить пуговицу, будет стараться не уколоться иголкой. В каждой сфере своей практической деятельности человек разработал приемы или технологии того, как следует поступать, если не желаешь вести себя неразумно. Все признают, что человеку желательно овладеть приемами, которыми он может пользоваться в жизни, а тот, кто вторгается в область, методиками которой он не владеет, высмеивается как «сапожник».
Считается, что только в сфере социально-экономической политики все должно быть иначе. Здесь решающее значение должны иметь чувства и импульсы, а не разум. Вопрос о том, как организовать дела, чтобы обеспечить хорошее освещение в темное время суток, обычно обсуждается только на основе разумных аргументов. Однако, как только обсуждение достигает момента, когда требуется решить, должно ли предприятие, занимающееся освещением, управляться частными лицами или муниципалитетом, разум более не считается эффективным. Здесь результат должен определяться чувствами, мировоззрением, короче, неразумностью. Мы тщетно вопрошаем: почему?
Организация человеческого общества в соответствии с моделью, наиболее пригодной для достижения поставленных целей, является вполне прозаичным и обыденным вопросом, не отличающимся, скажем, от сооружения железной дороги или производства одежды или мебели. Надо признать, что государственные дела важнее, чем все остальные практические вопросы человеческого поведения, так как общественный порядок является фундаментом всего остального, и для каждого человека успех в достижении своих целей возможен только в обществе, благоприятствующем их достижению. Но как бы высоки ни были сферы политических и социальных вопросов, они все равно относятся к проблемам, подлежащим человеческому управлению, и, следовательно, должны судиться по канонам человеческого разума. В таких вещах не меньше, чем во всех наших земных делах, мистицизм приносит только вред. Сила нашего разумения весьма ограничена. Мы не можем надеяться когда-либо раскрыть все тайны Вселенной. Но тот факт, что мы никогда не сможем понять смысла и цели нашего существования, не мешает нам предпринимать предосторожности, чтобы избегать инфекционных болезней, или использовать соответствующие средства, чтобы прокормить и одеть себя; не должно это нас останавливать и в деле организации общества таким образом, чтобы те земные цели, к которым мы стремимся, достигались наиболее результативно. Даже государство и правовая система, правительство и его аппарат не являются слишком высокими, важными и грандиозными материями, чтобы их нельзя было включить в область рационального осмысления. Проблемы социально-экономической политики суть проблемы социально-экономической технологии, и их решение следует искать теми же самыми путями и теми же самыми средствами, которые находятся в нашем распоряжении при решении других технических проблем: посредством рационального размышления и изучения заданных условий. Всему, чем является человек и благодаря чему он возвышается над животными, он обязан своему разуму. Почему именно в сфере социально-экономической политики он должен отказываться от использования разума и доверяться неопределенным и смутным чувствам и импульсам?
4. Цель либерализма
Существует широко распространенное мнение, будто либерализм отличается от других политических движений тем, что ставит интересы части общества – имущих классов, капиталистов и предпринимателей – выше интересов других классов. Это утверждение совершенно ошибочно. Либерализм всегда имел в виду благо всех, а не какой-либо особой группы. Именно это хотели выразить английские утилитаристы – хотя, надо признать, не слишком умело – в своей знаменитой формуле «наибольшее счастье наивозможно большего числа членов общества»[4]. Исторически либерализм был первым политическим движением, которое имело целью способствовать благосостоянию всех людей, а не отдельных групп населения. Либерализм отличается от социализма, который также провозглашает стремление к благу для всех, не по цели, к которой он стремится, а по средствам, которые он выбирает для достижения этой цели.
Если кто-то утверждает, что следствием либеральной политики является или должно быть благоприятствование особым интересам определенных слоев общества, все равно остаются вопросы, открытые для обсуждения. Одна из задач настоящей работы – как раз показать, что такой упрек никак не обоснован. Однако нельзя изначально обвинять в нечестности человека, который его выдвигает. Хотя мы считаем это мнение неправильным, вполне может быть, что человек абсолютно убежден в его справедливости. В любом случае тот, кто нападает на либерализм подобным образом, считает, что его намерения бескорыстны, и он желает именно того, что говорит.
Совсем иное дело – те критики либерализма, которые упрекают его в желании содействовать не общему благополучию, а только особым интересам определенных классов. Такие критики и недобросовестны, и невежественны. Выбрав такой способ нападения, они демонстрируют, что внутренне отдают себе отчет в слабости своих аргументов. Они используют отравленное оружие, поскольку в противном случае не могут надеяться на успех.
Если врач демонстрирует пациенту, просящему вредную для его здоровья еду, пагубность его желания, никто не скажет: «Врач не заботится о благе пациента; тот, кто желает пациенту добра, не должен лишать его удовольствия наслаждаться изысканной пищей». Все поймут, что врач советует пациенту отказаться от удовольствия, которое приносит наслаждение вредной пищей, только для того, чтобы избежать ущерба для его здоровья. Но как только дело касается социально-экономической политики, отношение резко меняется. Когда либерал выступает против определенных популярных мер, потому что в результате их осуществления он ожидает вредные последствия, то его осуждают как врага народа, а прославляются демагоги, которые, не рассматривая отрицательных последствий, рекомендуют то, что им кажется целесообразным в данный момент.
Разумные действия отличаются от неразумных действий тем, что предусматривают временные жертвы. Последние являются только кажущимися жертвами, так как c избытком компенсируются благоприятными результатами, которые будут получены позже. Человек, избегающий вкусной, но нездоровой пищи, приносит лишь временную, кажущуюся жертву. Результат – непричинение вреда его здоровью – показывает, что он ничего не потерял, а только выиграл. Однако, чтобы действовать таким образом, необходимо предвидеть последствия своих действий. Демагог пользуется этим. Он не соглашается с либералом, который призывает к временным и всего лишь кажущимся жертвам, и называет его бессердечным врагом народа, между делом утверждая себя в качестве друга человечества. Защищая поддерживаемые им мероприятия, он хорошо знает, как затронуть сердца своих слушателей и растрогать их до слез намеками на нужду и страдания.
Антилиберальная политика – это политика проедания капитала. Она предлагает более обеспеченное настоящее за счет будущего. Это в точности случай того самого пациента, о котором мы говорили. И там, и там относительно тяжелые последствия в будущем противостоят относительно большому мгновенному удовольствию. Говорить здесь якобы о том, что бессердечие противостоит филантропии, просто нечестно и неверно. Не только обычное поведение политиков и прессы антилиберальных партий заслуживает подобных упреков. Почти все авторы школы Sozialpolitik[5] пользовались этим скрытым методом борьбы.
Если кто-то утверждает, что следствием либеральной политики является или должно быть благоприятствование особым интересам определенных слоев общества, все равно остаются вопросы, открытые для обсуждения. Одна из задач настоящей работы – как раз показать, что такой упрек никак не обоснован. Однако нельзя изначально обвинять в нечестности человека, который его выдвигает. Хотя мы считаем это мнение неправильным, вполне может быть, что человек абсолютно убежден в его справедливости. В любом случае тот, кто нападает на либерализм подобным образом, считает, что его намерения бескорыстны, и он желает именно того, что говорит.
Совсем иное дело – те критики либерализма, которые упрекают его в желании содействовать не общему благополучию, а только особым интересам определенных классов. Такие критики и недобросовестны, и невежественны. Выбрав такой способ нападения, они демонстрируют, что внутренне отдают себе отчет в слабости своих аргументов. Они используют отравленное оружие, поскольку в противном случае не могут надеяться на успех.
Если врач демонстрирует пациенту, просящему вредную для его здоровья еду, пагубность его желания, никто не скажет: «Врач не заботится о благе пациента; тот, кто желает пациенту добра, не должен лишать его удовольствия наслаждаться изысканной пищей». Все поймут, что врач советует пациенту отказаться от удовольствия, которое приносит наслаждение вредной пищей, только для того, чтобы избежать ущерба для его здоровья. Но как только дело касается социально-экономической политики, отношение резко меняется. Когда либерал выступает против определенных популярных мер, потому что в результате их осуществления он ожидает вредные последствия, то его осуждают как врага народа, а прославляются демагоги, которые, не рассматривая отрицательных последствий, рекомендуют то, что им кажется целесообразным в данный момент.
Разумные действия отличаются от неразумных действий тем, что предусматривают временные жертвы. Последние являются только кажущимися жертвами, так как c избытком компенсируются благоприятными результатами, которые будут получены позже. Человек, избегающий вкусной, но нездоровой пищи, приносит лишь временную, кажущуюся жертву. Результат – непричинение вреда его здоровью – показывает, что он ничего не потерял, а только выиграл. Однако, чтобы действовать таким образом, необходимо предвидеть последствия своих действий. Демагог пользуется этим. Он не соглашается с либералом, который призывает к временным и всего лишь кажущимся жертвам, и называет его бессердечным врагом народа, между делом утверждая себя в качестве друга человечества. Защищая поддерживаемые им мероприятия, он хорошо знает, как затронуть сердца своих слушателей и растрогать их до слез намеками на нужду и страдания.
Антилиберальная политика – это политика проедания капитала. Она предлагает более обеспеченное настоящее за счет будущего. Это в точности случай того самого пациента, о котором мы говорили. И там, и там относительно тяжелые последствия в будущем противостоят относительно большому мгновенному удовольствию. Говорить здесь якобы о том, что бессердечие противостоит филантропии, просто нечестно и неверно. Не только обычное поведение политиков и прессы антилиберальных партий заслуживает подобных упреков. Почти все авторы школы Sozialpolitik[5] пользовались этим скрытым методом борьбы.