Страница:
Задача исследования материализма оставлена для последующих глав. Здесь достаточно установить, что сам по себе детерминизм не подразумевает уступок материалистической точке зрения. Он не отрицает очевидную истину, что идеи имеют самостоятельное существование, вносят вклад в возникновение других идей, оказывают влияние друг на друга. Он не отрицает мыслительной причинности и не отвергает историю как метафизическую и идеалистическую иллюзию.
3. Спор о свободе воли
4. Предопределение и фатализм
5. Детерминизм и пенология
6. Детерминизм и статистика
3. Спор о свободе воли
Человек делает выбор между способами действий, которые несовместимы. Такие решения, говорит доктрина свободы воли, в основе своей неопределенны и беспричинны; они не являются неизбежным исходом предшествовавших условий. Скорее они являются проявлением присущих человеку склонностей, обнаружением его нравственной независимости. Нравственная свобода – свойство, характеризующее сущность человека, ставит его в уникальное положение во Вселенной.
Детерминисты отвергают эту доктрину как иллюзорную. Человек, говорят они, себя обманывает, веря в то, что выбирает сам. Его волю направляет нечто индивиду неизвестное. Он думает, что взвешивает в уме все «за» и «против» альтернативных вариантов, оставленных для выбора, а затем принимает решение. Но не в состоянии понять, что предшествовавшее состояние вещей предписало ему определенную линию поведения и что не существует способа избежать этого давления. Не человек действует, а человеком действуют.
Обе доктрины не обращают должного внимания на роль идей. Выбор, сделанный человеком, определяется принимаемыми им идеями.
Детерминисты правы, утверждая, что все, что случается, представляет собой последовательность предшествовавших состояний вещей. Все, что человек делает в любой момент жизни, зависит от его прошлого, т. е. от его психологического наследства, а также от всего, через что он до этого прошел. Значимость этого тезиса существенно ослабляется отсутствием сведений, каким образом возникают идеи. Детерминизм несостоятелен, если основывается или связывается с материалистической догмой[21]. Если он не выдвигается в связке с материализмом, то в действительности он мало что говорит и определенно не поддерживает неприятие детерминистами методов истории.
Доктрина свободы воли правильно указывает на фундаментальное различие между человеческой деятельностью и поведением животных. В то время как животное в данный момент уступает физиологическому импульсу, человек выбирает между альтернативными вариантами поведения. Человек даже владеет выбором – уступить самому властному инстинкту – инстинкту самосохранения, или стремиться к другим целям. Все язвительные насмешки и ирония позитивистов не могут отрицать факт, что идеи обладают реальным существованием и являются истинными силами, формирующими ход событий.
Результат умственных усилий людей, т. е. идеи и ценностные суждения, направляющие действия индивидов, нельзя проследить до их причин, и в этом смысле они являются конечными данными. Исследуя их, мы обращаемся к концепции индивидуальности. Но используя это понятие, мы ни в коем случае не подразумеваем, что идеи и ценностные суждения возникают из ничего путем стихийного генерирования и никак не связаны и не имеют никакого отношения к тому, что уже существовало во Вселенной до их появления. Мы просто устанавливаем факт, что мы ничего не знаем о мыслительном процессе, производящем внутри человеческого существа мысли, реагирующие на состояние его физического и идеологического окружения.
Это понимание является зерном истины в доктрине свободы воли. Однако страстные попытки опровергнуть детерминизм и спасти понятие свободы воли не затрагивает проблемы индивидуальности. Они были вызваны практическими последствиями, к которым, как считали люди, неминуемо ведет детерминизм: фаталистической пассивности и освобождению от моральной ответственности.
Детерминисты отвергают эту доктрину как иллюзорную. Человек, говорят они, себя обманывает, веря в то, что выбирает сам. Его волю направляет нечто индивиду неизвестное. Он думает, что взвешивает в уме все «за» и «против» альтернативных вариантов, оставленных для выбора, а затем принимает решение. Но не в состоянии понять, что предшествовавшее состояние вещей предписало ему определенную линию поведения и что не существует способа избежать этого давления. Не человек действует, а человеком действуют.
Обе доктрины не обращают должного внимания на роль идей. Выбор, сделанный человеком, определяется принимаемыми им идеями.
Детерминисты правы, утверждая, что все, что случается, представляет собой последовательность предшествовавших состояний вещей. Все, что человек делает в любой момент жизни, зависит от его прошлого, т. е. от его психологического наследства, а также от всего, через что он до этого прошел. Значимость этого тезиса существенно ослабляется отсутствием сведений, каким образом возникают идеи. Детерминизм несостоятелен, если основывается или связывается с материалистической догмой[21]. Если он не выдвигается в связке с материализмом, то в действительности он мало что говорит и определенно не поддерживает неприятие детерминистами методов истории.
Доктрина свободы воли правильно указывает на фундаментальное различие между человеческой деятельностью и поведением животных. В то время как животное в данный момент уступает физиологическому импульсу, человек выбирает между альтернативными вариантами поведения. Человек даже владеет выбором – уступить самому властному инстинкту – инстинкту самосохранения, или стремиться к другим целям. Все язвительные насмешки и ирония позитивистов не могут отрицать факт, что идеи обладают реальным существованием и являются истинными силами, формирующими ход событий.
Результат умственных усилий людей, т. е. идеи и ценностные суждения, направляющие действия индивидов, нельзя проследить до их причин, и в этом смысле они являются конечными данными. Исследуя их, мы обращаемся к концепции индивидуальности. Но используя это понятие, мы ни в коем случае не подразумеваем, что идеи и ценностные суждения возникают из ничего путем стихийного генерирования и никак не связаны и не имеют никакого отношения к тому, что уже существовало во Вселенной до их появления. Мы просто устанавливаем факт, что мы ничего не знаем о мыслительном процессе, производящем внутри человеческого существа мысли, реагирующие на состояние его физического и идеологического окружения.
Это понимание является зерном истины в доктрине свободы воли. Однако страстные попытки опровергнуть детерминизм и спасти понятие свободы воли не затрагивает проблемы индивидуальности. Они были вызваны практическими последствиями, к которым, как считали люди, неминуемо ведет детерминизм: фаталистической пассивности и освобождению от моральной ответственности.
4. Предопределение и фатализм
Как учат теологи, Бог в своем всеведении заранее знает все, что случится во Вселенной в любое время. Его предвидение неограниченно, и это не просто знание им законов, определяющих все события. Даже во Вселенной, где царствует свободная воля, его предвидение совершенно. Бог полностью и верно предвосхищает все произвольные решения, которые любой индивид когда-либо примет.
Лаплас гордо провозгласил, что его система не нуждается в гипотезе о существовании Бога. Но он сконструировал свой собственный образ квази-Бога и назвал его сверхчеловеческим интеллектом. Этому гипотетическому разуму известны все вещи и события заранее, но только потому, что он знаком со всеми непреложными и вечными законами, регулирующими все явления, как психические, так и физические.
Идея всеведения Бога популярно изображается в виде книги, где записано все будущее. Невозможно никакое отклонение от линии, предначертанной в этом реестре. Все случится именно так, как написано. Что должно произойти – произойдет, не важно, что может предпринять смертный человек для того, чтобы вызвать другой результат. Следовательно, делает вывод последовательный фатализм, человеку бесполезно действовать. К чему утруждаться, если в конце концов все должно прийти к предопределенной цели?
Фатализм настолько противен человеческой природе, что немногие были готовы сделать выводы, к которым он ведет, и соответствующим образом скорректировать свое поведение. Это миф, что победы арабских завоевателей в первые века ислама обязаны фаталистическому учению Магомета. Предводители мусульманских армий, которые за невероятно короткий срок завоевали большую часть Средиземноморья, не полагались на фаталистическую надежду на Аллаха. Наоборот, они верили, что их Бог находится на стороне большого, хорошо оснащенного и умело руководимого войска. Мужество сарацинских воинов объясняется не слепой верой в судьбу, а другими причинами; христиане в войсках Карла Мателла и Льва III, остановивших их продвижение, были не менее мужественными, чем мусульмане, хотя фатализм не владел их разумом. И летаргия, позднее распространившаяся среди мусульманских народов, не была вызвана фатализмом их религии. Инициативу подданных парализовал деспотизм. Жестокие тираны, угнетавшие массы, явно не были вялыми и апатичными. Они были неутомимы в стремлении к власти, богатству и удовольствиям.
Прорицатели заявляют, что обладают заслуживающим доверия знанием, по крайней мере, некоторых страниц великой книги, где записаны все будущие события. Но никто из этих пророков не был достаточно последовательным в отрицании активизма и в советах своим ученикам, предлагавших спокойно ждать исполнения событий.
Наилучшей иллюстрацией является марксизм. Он учит полной предопределенности, а тем не менее стремится разжечь в людях революционный дух. Какая польза от революционной деятельности, если события происходят в соответствии с предопределенным планом что бы человек не делал? Зачем марксисты столь усердно занимаются организацией социалистических партий и подрывом рыночной экономики, если социализм должен наступить в любом случае «с неумолимостью закона природы»? Заявление о том, что задача социалистических партий – не создание социализма, а просто оказание акушерской помощи при его рождении, является неудовлетворительным объяснением. Акушер также отклоняет ход событий от пути, по которому они пошли бы без его вмешательства. В противном случае будущие матери не просили бы его помощи. Однако в марксистском диалектическом материализме нет места положению, что какой-либо политический или идеологический факт может повлиять на ход исторических событий, так как последний в своей основе определяется эволюцией материальных производительных сил. Социализм появляется на свет в результате «игры имманентных законов самого капиталистического производства»[22]. Идеи, политические партии и революционные действия – это просто надстройка; они не могут ни отсрочить, ни ускорить ход истории. Социализм придет, когда материальные условия его появления созреют в чреве капиталистического общества, ни раньше, ни позже[23]. Если бы Маркс был последователен, то не занимался бы политической деятельностью[24], а спокойно ждал дня, когда «[про]бьет час капиталистической частной собственности»[25].
Говоря о фатализме, мы можем пренебречь заявлениями предсказателей. Детерминизм не имеет ничего общего с искусством гадалок, прорицателей и астрологов, или с более претенциозными излияниями авторов «философий истории» [14]. Он не предсказывает будущие события. Он утверждает, что во Вселенной существует регулярность во взаимной связи всех явлений.
Те теологи, которые полагали, что для опровержения фатализма они должны взять на вооружение доктрину свободы воли, сильно ошиблись. Их образ всеведущего Бога был очень несовершенен. Их Бог знал бы только то, что содержится в совершенной книге естественных наук и не знал, что происходит в человеческих умах. Он бы не ожидал, что некоторые люди воспримут доктрину фатализма и, сидя со сложенными руками, станут праздно ждать событий, которые Бог, ошибочно предполагая, что они не впадут в пассивность, распределил на их долю.
Лаплас гордо провозгласил, что его система не нуждается в гипотезе о существовании Бога. Но он сконструировал свой собственный образ квази-Бога и назвал его сверхчеловеческим интеллектом. Этому гипотетическому разуму известны все вещи и события заранее, но только потому, что он знаком со всеми непреложными и вечными законами, регулирующими все явления, как психические, так и физические.
Идея всеведения Бога популярно изображается в виде книги, где записано все будущее. Невозможно никакое отклонение от линии, предначертанной в этом реестре. Все случится именно так, как написано. Что должно произойти – произойдет, не важно, что может предпринять смертный человек для того, чтобы вызвать другой результат. Следовательно, делает вывод последовательный фатализм, человеку бесполезно действовать. К чему утруждаться, если в конце концов все должно прийти к предопределенной цели?
Фатализм настолько противен человеческой природе, что немногие были готовы сделать выводы, к которым он ведет, и соответствующим образом скорректировать свое поведение. Это миф, что победы арабских завоевателей в первые века ислама обязаны фаталистическому учению Магомета. Предводители мусульманских армий, которые за невероятно короткий срок завоевали большую часть Средиземноморья, не полагались на фаталистическую надежду на Аллаха. Наоборот, они верили, что их Бог находится на стороне большого, хорошо оснащенного и умело руководимого войска. Мужество сарацинских воинов объясняется не слепой верой в судьбу, а другими причинами; христиане в войсках Карла Мателла и Льва III, остановивших их продвижение, были не менее мужественными, чем мусульмане, хотя фатализм не владел их разумом. И летаргия, позднее распространившаяся среди мусульманских народов, не была вызвана фатализмом их религии. Инициативу подданных парализовал деспотизм. Жестокие тираны, угнетавшие массы, явно не были вялыми и апатичными. Они были неутомимы в стремлении к власти, богатству и удовольствиям.
Прорицатели заявляют, что обладают заслуживающим доверия знанием, по крайней мере, некоторых страниц великой книги, где записаны все будущие события. Но никто из этих пророков не был достаточно последовательным в отрицании активизма и в советах своим ученикам, предлагавших спокойно ждать исполнения событий.
Наилучшей иллюстрацией является марксизм. Он учит полной предопределенности, а тем не менее стремится разжечь в людях революционный дух. Какая польза от революционной деятельности, если события происходят в соответствии с предопределенным планом что бы человек не делал? Зачем марксисты столь усердно занимаются организацией социалистических партий и подрывом рыночной экономики, если социализм должен наступить в любом случае «с неумолимостью закона природы»? Заявление о том, что задача социалистических партий – не создание социализма, а просто оказание акушерской помощи при его рождении, является неудовлетворительным объяснением. Акушер также отклоняет ход событий от пути, по которому они пошли бы без его вмешательства. В противном случае будущие матери не просили бы его помощи. Однако в марксистском диалектическом материализме нет места положению, что какой-либо политический или идеологический факт может повлиять на ход исторических событий, так как последний в своей основе определяется эволюцией материальных производительных сил. Социализм появляется на свет в результате «игры имманентных законов самого капиталистического производства»[22]. Идеи, политические партии и революционные действия – это просто надстройка; они не могут ни отсрочить, ни ускорить ход истории. Социализм придет, когда материальные условия его появления созреют в чреве капиталистического общества, ни раньше, ни позже[23]. Если бы Маркс был последователен, то не занимался бы политической деятельностью[24], а спокойно ждал дня, когда «[про]бьет час капиталистической частной собственности»[25].
Говоря о фатализме, мы можем пренебречь заявлениями предсказателей. Детерминизм не имеет ничего общего с искусством гадалок, прорицателей и астрологов, или с более претенциозными излияниями авторов «философий истории» [14]. Он не предсказывает будущие события. Он утверждает, что во Вселенной существует регулярность во взаимной связи всех явлений.
Те теологи, которые полагали, что для опровержения фатализма они должны взять на вооружение доктрину свободы воли, сильно ошиблись. Их образ всеведущего Бога был очень несовершенен. Их Бог знал бы только то, что содержится в совершенной книге естественных наук и не знал, что происходит в человеческих умах. Он бы не ожидал, что некоторые люди воспримут доктрину фатализма и, сидя со сложенными руками, станут праздно ждать событий, которые Бог, ошибочно предполагая, что они не впадут в пассивность, распределил на их долю.
5. Детерминизм и пенология
Фактором, часто присутствующим в дискуссиях о детерминизме, было неправильное понимание его практических последствий.
Все неутилитаристские системы этики смотрели на правила морали как на что-то внешнее по отношению к связям средств и целей. Моральный кодекс не имеет никакого отношения к благосостоянию и счастью людей, целесообразности и мирскому преследованию целей. Он гетерономен, т. е. предписан человеку силой, которая не зависит от человеческих идей и которую не волную человеческие заботы. Некоторые верят в то, что этой силой является Бог, другие, что это мудрость предков, третьи, что это мистический внутренний голос, живущий в сознании любого порядочного человека. Тот, кто нарушает заповеди этого кодекса, совершает грех, и за свою вину подлежит наказанию. Наказание не служит человеческим целям. Наказывая нарушителей, светские или церковные власти оправдывают себя тем, что выполняют обязанность, возложенную на них моральным кодексом и его автором. Они вынуждены наказывать грех и вину, какими бы ни были последствия их действий.
Однако метафизические понятия вины, греха и воздаяния несовместимы с доктриной детерминизма. Если все действия людей являются неизбежным следствием их причин, если индивиды не могут не действовать так, как их заставляют предшествовавшие действию условия, то вообще не может быть и речи о какой-либо вине. Что за самонадеянная наглость наказывать человека, который просто делает то, что определено вечными законами Вселенной!
Философы и юристы, на этом основании критикующие детерминизм, не видят, что доктрина всемогущества и всеведения Бога ведет к тем же самым выводам, которые побудили их отвергнуть философский детерминизм. Если Бог всемогущ, то не может случиться ничего, чего он не желает, чтобы случилось. Если он всеведущ, то он заранее знает все, что случится. В любом случае человека нельзя считать несущим ответственность[26]1. Молодой Бенджамин Франклин «из предполагаемых свойств, присущих Богу», выводил доказательство: «Создавая мир и управляя им, Бог, поскольку он бесконечно мудр, знал, что будет лучше всего; поскольку он бесконечно добр, он должен быть склонен это воплотить; и поскольку он бесконечно всемогущ, он должен быть способен это осуществить. Следовательно, все правильно»[27]2. Фактически, любые попытки обосновать на метафизической и теологической основе право общества наказывать тех, чьи действия нарушают мирное общественное сотрудничество, открыты для критики аргументами, выдвинутыми против философского детерминизма.
Утилитаристская этика смотрит на проблему наказания под другим углом. Правонарушитель карается не потому, что он плох и заслуживает наказания, а для того, чтобы ни он, ни другие не повторяли этот проступок. Наказание налагается не в качестве воздаяния или возмездия, а как средство предотвращения будущих преступлений. Законодатель и судьи не являются уполномоченными метафизического карающего правосудия. Они выполняют задачу охраны спокойного функционирования общества от поползновений со стороны асоциальных индивидов. Тем самым появляется возможность исследовать проблему детерминизма, не вдаваясь в бессмысленные обсуждения практических последствий, касающихся уголовного кодекса.
Все неутилитаристские системы этики смотрели на правила морали как на что-то внешнее по отношению к связям средств и целей. Моральный кодекс не имеет никакого отношения к благосостоянию и счастью людей, целесообразности и мирскому преследованию целей. Он гетерономен, т. е. предписан человеку силой, которая не зависит от человеческих идей и которую не волную человеческие заботы. Некоторые верят в то, что этой силой является Бог, другие, что это мудрость предков, третьи, что это мистический внутренний голос, живущий в сознании любого порядочного человека. Тот, кто нарушает заповеди этого кодекса, совершает грех, и за свою вину подлежит наказанию. Наказание не служит человеческим целям. Наказывая нарушителей, светские или церковные власти оправдывают себя тем, что выполняют обязанность, возложенную на них моральным кодексом и его автором. Они вынуждены наказывать грех и вину, какими бы ни были последствия их действий.
Однако метафизические понятия вины, греха и воздаяния несовместимы с доктриной детерминизма. Если все действия людей являются неизбежным следствием их причин, если индивиды не могут не действовать так, как их заставляют предшествовавшие действию условия, то вообще не может быть и речи о какой-либо вине. Что за самонадеянная наглость наказывать человека, который просто делает то, что определено вечными законами Вселенной!
Философы и юристы, на этом основании критикующие детерминизм, не видят, что доктрина всемогущества и всеведения Бога ведет к тем же самым выводам, которые побудили их отвергнуть философский детерминизм. Если Бог всемогущ, то не может случиться ничего, чего он не желает, чтобы случилось. Если он всеведущ, то он заранее знает все, что случится. В любом случае человека нельзя считать несущим ответственность[26]1. Молодой Бенджамин Франклин «из предполагаемых свойств, присущих Богу», выводил доказательство: «Создавая мир и управляя им, Бог, поскольку он бесконечно мудр, знал, что будет лучше всего; поскольку он бесконечно добр, он должен быть склонен это воплотить; и поскольку он бесконечно всемогущ, он должен быть способен это осуществить. Следовательно, все правильно»[27]2. Фактически, любые попытки обосновать на метафизической и теологической основе право общества наказывать тех, чьи действия нарушают мирное общественное сотрудничество, открыты для критики аргументами, выдвинутыми против философского детерминизма.
Утилитаристская этика смотрит на проблему наказания под другим углом. Правонарушитель карается не потому, что он плох и заслуживает наказания, а для того, чтобы ни он, ни другие не повторяли этот проступок. Наказание налагается не в качестве воздаяния или возмездия, а как средство предотвращения будущих преступлений. Законодатель и судьи не являются уполномоченными метафизического карающего правосудия. Они выполняют задачу охраны спокойного функционирования общества от поползновений со стороны асоциальных индивидов. Тем самым появляется возможность исследовать проблему детерминизма, не вдаваясь в бессмысленные обсуждения практических последствий, касающихся уголовного кодекса.
6. Детерминизм и статистика
В XIX в. некоторые мыслители настаивали, что статистика неопровержимо опровергла доктрину свободы воли. Утверждалось, что статистика демонстрирует регулярность в совершении определенных человеческих действий, например, преступлений и самоубийств; и эта мнимая регулярность была интерпретирована Адольфом Кетле и Томасом Генри Баклом как эмпирическое доказательство верности жесткого детерминизма.
Однако в действительности статистика демонстрирует не регулярность, а нерегулярность. Количество преступлений, самоубийств и актов забывчивости – которые играют такую заметную роль в умозаключениях Бакла – год от года меняется. Ежегодные изменения, как правило, малы и на протяжении ряда лет часто – но не всегда – демонстрируют определенную тенденцию либо к увеличению, либо к снижению. Эта статистика указывает на исторические изменения, а не на регулярность в том смысле, который придается этому термину в естественных науках.
Специфический метод понимания истории попытается истолковать, почему эти изменения случились в прошлом, и спрогнозировать изменения, которые, вероятно, случатся в будущем. При этом он имеет дело с ценностными суждениями, определяющими выбор конечных целей, с рассуждениями и знаниями, определяющими выбор средств, и с тимологическими особенностями индивидов[28]. Неминуемо, раньше или позже, но он достигнет точки, в которой обратится только к индивидуальности. С самого начала и до конца трактовка затрагиваемых при этом проблем должна следовать линии любого исследования человеческих дел, быть телеологичной и в качестве таковой радикально отличаться от методов естественных наук.
Но Бакл, ослепленный позитивистским фанатизмом своей среды, быстро формулирует закон: «При данном состоянии общества определенное количество людей должны свести счеты с жизнью. Это общий закон; а частный вопрос относительно того, кто совершит преступление, разумеется, зависит от частных законов, которые, однако, в своем совокупном действии, должны следовать большому социальному закону, которому все они подчинены. И сила более крупного закона настолько неодолима, что ни любовь к жизни, ни страх перед иным миром, ничем не могут помочь, чтобы всего лишь сдержать его действие»[29]. Формулировка закона Баклом кажется очень определенной и недвусмысленной. Однако она сама себя уничтожает включением фразы «при данном состоянии общества», которую даже восторженный поклонник Бакла называет «ужасно смутным»[30]. Поскольку Бакл не снабдил нас критериями для определения изменений в состоянии общества, то его формулировку нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть опытом, и таким образом она лишена отличительного признака закона естественных наук.
Через много лет после Бакла выдающиеся физики начали допускать, что некоторые, или даже все, законы механики, возможно, «всего лишь» статистические по своему характеру. Эта доктрина считалась несовместимой с детерминизмом и причинностью. Когда позднее квантовая механика значительно расширила предмет «просто» статистической физики, многие авторы отбросили все эпистемологические принципы, веками направлявшие естественные науки. На макроскопическом уровне, говорят они, мы наблюдаем определенные регулярности, которые прежними поколениями ошибочно интерпретировались как проявление закона природы. В действительности, эти регулярности представляют собой результат статистической компенсации случайных событий. Видимые причинные соотношения в макромире должны быть объяснены при помощи законов больших чисел[31].
Итак, закон больших чисел и статистическая компенсация действуют только в области, где существует макроуровневая регулярность и однородность, уравновешивающие любую нерегулярность и неоднородность, которые, как кажется, существуют на микроуровне. Если допустить, что, по-видимому, случайные события всегда компенсируют друг друга, так что в многократных наблюдениях большого числа этих событий появляется регулярность, то при этом подразумевается, что эти события следуют определенной модели и поэтому не могут больше считаться случайными. Говоря о законе природы, мы подразумеваем, что во взаимной связи и последовательности явлений существует регулярность. Если серия событий на микроуровне всегда вызывает определенное событие на макроуровне, то регулярность существует. Если бы на микроуровне не было регулярности, то ее не было бы и на макроуровне.
Квантовая механика имеет дело с тем фактом, что мы не знаем, как в каждом отдельном случае будет вести себя атом. Но нам известны возможные модели поведения и пропорции, в которых эти модели реализуются в действительности. Хотя совершенная форма причинного закона выглядит следующим образом: А «производит» В, также существует и менее совершенная форма: А «производит» С в n процентах всех случаев, D в m процентах всех случаев и т. д. Возможно, позднее мы получим возможность разложить А в законе менее совершенной формы на разные элементы, каждому из которых можно будет приписать определенный «результат» в соответствии с законом совершенной формы. Но случится ли это когда-нибудь или нет не имеет никакого значения для проблемы детерминизма. Несовершенный закон также является причинным законом, хотя и обнаруживает недостатки в нашем знании. А поскольку он выявляет специфический тип как знания, так и незнания, он открывает область применения вычисления вероятности. В отношении определенной проблемы мы знаем все о поведении целого класса событий, мы знаем, что класс А произведет определенные результаты в известной пропорции; но все, что мы знаем о каждом А в отдельности, это то, что он является членом класса А. Математическая формулировка этой смеси знания и незнания звучит так: мы знаем вероятность различных результатов, которые возможно могут быть «произведены» индивидуальным А.
Школа нео-индетерминизма в физике не понимает, что утверждение: А «производит» В в n процентах случаев и С в остальных случаях, эпистемологически не отличается от утверждения: А всегда производит В. Первое утверждение отличается от второго только тем, что объединяет в своем понятии А два элемента, Х и Y, которые совершенная форма причинного закона должна будет разграничить. Но вопроса о случайности не возникает. Квантовая механика не говорит: отдельные атомы ведут себя как клиенты, выбирающие блюда в ресторане, или избиратели, заполняющие бюллетени. Она говорит: атомы неизбежно следуют определенной модели. Это также проявляется в том, что предсказание об атомах не содержит ссылок ни на определенный период времени, ни на определенное местоположение во Вселенной. Если бы атомы неизбежно и полностью не управлялись бы законом природы, то нельзя было изучать поведение атомов в целом, т. е. без ссылки на время и место. Мы можем использовать термин «индивидуальный» атом, но мы никогда не должны приписывать «индивидуальному» атому индивидуальность в том смысле, в котором этот термин применяется к людям и к историческим событиям.
В области человеческой деятельности философы-детерминисты обращаются к статистике с целью опровергнуть доктрину свободы воли и доказать детерминизм в действиях человека. В области физики философы-индетерминисты обращаются к статистике с целью опровергнуть доктрину детерминизма и доказать индетерминизм в природе. Ошибка и тех, и других проистекает из путаницы относительно смысла статистики.
В области человеческой деятельности статистика является методом исторических исследований. Она описывает на языке чисел исторические события, происходящие в определенный период времени с определенными группами людей в определенной географической области. Ее смысл состоит как раз в том, чтобы описать изменения, а не нечто неизменное.
В области природы статистика является методом индуктивных исследований. Ее эпистемологическое обоснование и смысл заключается в твердой уверенности, что в природе существует регулярность и совершенный детерминизм. Законы природы считаются вечными. В каждый момент они действую полностью. То, что произошло в одном случае, также должно произойти и во всех других похожих случаях. Поэтому информация, сообщаемая статистическим материалом, имеет всеобщность в отношении классов явлений, к которым они относятся; они не относятся только к определенным периодам истории или определенным географическим местам.
К сожалению, эти две абсолютно отличные друг от друга категории статистики смешиваются. И вопрос еще более запутывается, когда их смешивают в понятии вероятности.
Чтобы распутать этот клубок ошибок, недоразумений и противоречий, давайте подчеркнем несколько трюизмов.
Как указывалось выше, человеческий разум не может думать о каком-либо событии как о беспричинном. Концепции случайности, если их должным образом проанализировать, в конечном счете не относятся к течению событий во Вселенной. Они относятся к человеческому знанию, предвидению и деятельности. Они имеют праксиологическую, а не онтологическую коннотацию.
Назвать событие случайным не означает отрицать, что оно – результат предшествовавшего состояния дел. Это означает, что мы, смертные люди, не знаем, случится оно или нет.
Наше понятие природы отсылает к удостоверяемой, перманентной регулярности во взаимной связи и последовательности явлений. Все, что случается в природе и может быть постигнуто с помощью естественных наук, представляет собой результат действия, повторяющегося снова и снова, одних и тех же законов. Естественные науки и познают эти законы. С другой стороны, исторические науки о человеческой деятельности имеют дело с событиями, которые наши мыслительные способности не могут интерпретировать как проявление общего закона. Они изучают индивидуальных людей и индивидуальные события, даже если изучают развитие масс, народов, рас и человечества в целом. Они исследуют индивидуальность и необратимый поток событий. Если естественные науки подвергают исследованию события, случающееся только однажды, такие, как геологические изменения или биологическую эволюцию видов, они смотрят на него как на пример действия общих законов. Однако история не в состоянии проследить события до действия вечных законов. Поэтому при изучении события первостепенный интерес представляют не черты, которые могут быть общими с чертами других событий, а его индивидуальные характеристики. Исследуя убийство Цезаря, история изучает не убийство, а убийство человека по имени Цезарь.
Само понятие закона природы, сила которого ограничена определенным периодом времени, является внутренне противоречивым. Опыт, будь то обыденные наблюдения в процессе повседневной жизни, или тщательно подготовленные эксперименты, относится к индивидуальным историческим случаям. Но естественные науки, направляемые их необходимым априорным детерминизмом, предполагают, что закон должен проявлять себя в каждом индивидуальном случае, и делают обобщения с помощью того, что называется индуктивным выводом.
Однако в действительности статистика демонстрирует не регулярность, а нерегулярность. Количество преступлений, самоубийств и актов забывчивости – которые играют такую заметную роль в умозаключениях Бакла – год от года меняется. Ежегодные изменения, как правило, малы и на протяжении ряда лет часто – но не всегда – демонстрируют определенную тенденцию либо к увеличению, либо к снижению. Эта статистика указывает на исторические изменения, а не на регулярность в том смысле, который придается этому термину в естественных науках.
Специфический метод понимания истории попытается истолковать, почему эти изменения случились в прошлом, и спрогнозировать изменения, которые, вероятно, случатся в будущем. При этом он имеет дело с ценностными суждениями, определяющими выбор конечных целей, с рассуждениями и знаниями, определяющими выбор средств, и с тимологическими особенностями индивидов[28]. Неминуемо, раньше или позже, но он достигнет точки, в которой обратится только к индивидуальности. С самого начала и до конца трактовка затрагиваемых при этом проблем должна следовать линии любого исследования человеческих дел, быть телеологичной и в качестве таковой радикально отличаться от методов естественных наук.
Но Бакл, ослепленный позитивистским фанатизмом своей среды, быстро формулирует закон: «При данном состоянии общества определенное количество людей должны свести счеты с жизнью. Это общий закон; а частный вопрос относительно того, кто совершит преступление, разумеется, зависит от частных законов, которые, однако, в своем совокупном действии, должны следовать большому социальному закону, которому все они подчинены. И сила более крупного закона настолько неодолима, что ни любовь к жизни, ни страх перед иным миром, ничем не могут помочь, чтобы всего лишь сдержать его действие»[29]. Формулировка закона Баклом кажется очень определенной и недвусмысленной. Однако она сама себя уничтожает включением фразы «при данном состоянии общества», которую даже восторженный поклонник Бакла называет «ужасно смутным»[30]. Поскольку Бакл не снабдил нас критериями для определения изменений в состоянии общества, то его формулировку нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть опытом, и таким образом она лишена отличительного признака закона естественных наук.
Через много лет после Бакла выдающиеся физики начали допускать, что некоторые, или даже все, законы механики, возможно, «всего лишь» статистические по своему характеру. Эта доктрина считалась несовместимой с детерминизмом и причинностью. Когда позднее квантовая механика значительно расширила предмет «просто» статистической физики, многие авторы отбросили все эпистемологические принципы, веками направлявшие естественные науки. На макроскопическом уровне, говорят они, мы наблюдаем определенные регулярности, которые прежними поколениями ошибочно интерпретировались как проявление закона природы. В действительности, эти регулярности представляют собой результат статистической компенсации случайных событий. Видимые причинные соотношения в макромире должны быть объяснены при помощи законов больших чисел[31].
Итак, закон больших чисел и статистическая компенсация действуют только в области, где существует макроуровневая регулярность и однородность, уравновешивающие любую нерегулярность и неоднородность, которые, как кажется, существуют на микроуровне. Если допустить, что, по-видимому, случайные события всегда компенсируют друг друга, так что в многократных наблюдениях большого числа этих событий появляется регулярность, то при этом подразумевается, что эти события следуют определенной модели и поэтому не могут больше считаться случайными. Говоря о законе природы, мы подразумеваем, что во взаимной связи и последовательности явлений существует регулярность. Если серия событий на микроуровне всегда вызывает определенное событие на макроуровне, то регулярность существует. Если бы на микроуровне не было регулярности, то ее не было бы и на макроуровне.
Квантовая механика имеет дело с тем фактом, что мы не знаем, как в каждом отдельном случае будет вести себя атом. Но нам известны возможные модели поведения и пропорции, в которых эти модели реализуются в действительности. Хотя совершенная форма причинного закона выглядит следующим образом: А «производит» В, также существует и менее совершенная форма: А «производит» С в n процентах всех случаев, D в m процентах всех случаев и т. д. Возможно, позднее мы получим возможность разложить А в законе менее совершенной формы на разные элементы, каждому из которых можно будет приписать определенный «результат» в соответствии с законом совершенной формы. Но случится ли это когда-нибудь или нет не имеет никакого значения для проблемы детерминизма. Несовершенный закон также является причинным законом, хотя и обнаруживает недостатки в нашем знании. А поскольку он выявляет специфический тип как знания, так и незнания, он открывает область применения вычисления вероятности. В отношении определенной проблемы мы знаем все о поведении целого класса событий, мы знаем, что класс А произведет определенные результаты в известной пропорции; но все, что мы знаем о каждом А в отдельности, это то, что он является членом класса А. Математическая формулировка этой смеси знания и незнания звучит так: мы знаем вероятность различных результатов, которые возможно могут быть «произведены» индивидуальным А.
Школа нео-индетерминизма в физике не понимает, что утверждение: А «производит» В в n процентах случаев и С в остальных случаях, эпистемологически не отличается от утверждения: А всегда производит В. Первое утверждение отличается от второго только тем, что объединяет в своем понятии А два элемента, Х и Y, которые совершенная форма причинного закона должна будет разграничить. Но вопроса о случайности не возникает. Квантовая механика не говорит: отдельные атомы ведут себя как клиенты, выбирающие блюда в ресторане, или избиратели, заполняющие бюллетени. Она говорит: атомы неизбежно следуют определенной модели. Это также проявляется в том, что предсказание об атомах не содержит ссылок ни на определенный период времени, ни на определенное местоположение во Вселенной. Если бы атомы неизбежно и полностью не управлялись бы законом природы, то нельзя было изучать поведение атомов в целом, т. е. без ссылки на время и место. Мы можем использовать термин «индивидуальный» атом, но мы никогда не должны приписывать «индивидуальному» атому индивидуальность в том смысле, в котором этот термин применяется к людям и к историческим событиям.
В области человеческой деятельности философы-детерминисты обращаются к статистике с целью опровергнуть доктрину свободы воли и доказать детерминизм в действиях человека. В области физики философы-индетерминисты обращаются к статистике с целью опровергнуть доктрину детерминизма и доказать индетерминизм в природе. Ошибка и тех, и других проистекает из путаницы относительно смысла статистики.
В области человеческой деятельности статистика является методом исторических исследований. Она описывает на языке чисел исторические события, происходящие в определенный период времени с определенными группами людей в определенной географической области. Ее смысл состоит как раз в том, чтобы описать изменения, а не нечто неизменное.
В области природы статистика является методом индуктивных исследований. Ее эпистемологическое обоснование и смысл заключается в твердой уверенности, что в природе существует регулярность и совершенный детерминизм. Законы природы считаются вечными. В каждый момент они действую полностью. То, что произошло в одном случае, также должно произойти и во всех других похожих случаях. Поэтому информация, сообщаемая статистическим материалом, имеет всеобщность в отношении классов явлений, к которым они относятся; они не относятся только к определенным периодам истории или определенным географическим местам.
К сожалению, эти две абсолютно отличные друг от друга категории статистики смешиваются. И вопрос еще более запутывается, когда их смешивают в понятии вероятности.
Чтобы распутать этот клубок ошибок, недоразумений и противоречий, давайте подчеркнем несколько трюизмов.
Как указывалось выше, человеческий разум не может думать о каком-либо событии как о беспричинном. Концепции случайности, если их должным образом проанализировать, в конечном счете не относятся к течению событий во Вселенной. Они относятся к человеческому знанию, предвидению и деятельности. Они имеют праксиологическую, а не онтологическую коннотацию.
Назвать событие случайным не означает отрицать, что оно – результат предшествовавшего состояния дел. Это означает, что мы, смертные люди, не знаем, случится оно или нет.
Наше понятие природы отсылает к удостоверяемой, перманентной регулярности во взаимной связи и последовательности явлений. Все, что случается в природе и может быть постигнуто с помощью естественных наук, представляет собой результат действия, повторяющегося снова и снова, одних и тех же законов. Естественные науки и познают эти законы. С другой стороны, исторические науки о человеческой деятельности имеют дело с событиями, которые наши мыслительные способности не могут интерпретировать как проявление общего закона. Они изучают индивидуальных людей и индивидуальные события, даже если изучают развитие масс, народов, рас и человечества в целом. Они исследуют индивидуальность и необратимый поток событий. Если естественные науки подвергают исследованию события, случающееся только однажды, такие, как геологические изменения или биологическую эволюцию видов, они смотрят на него как на пример действия общих законов. Однако история не в состоянии проследить события до действия вечных законов. Поэтому при изучении события первостепенный интерес представляют не черты, которые могут быть общими с чертами других событий, а его индивидуальные характеристики. Исследуя убийство Цезаря, история изучает не убийство, а убийство человека по имени Цезарь.
Само понятие закона природы, сила которого ограничена определенным периодом времени, является внутренне противоречивым. Опыт, будь то обыденные наблюдения в процессе повседневной жизни, или тщательно подготовленные эксперименты, относится к индивидуальным историческим случаям. Но естественные науки, направляемые их необходимым априорным детерминизмом, предполагают, что закон должен проявлять себя в каждом индивидуальном случае, и делают обобщения с помощью того, что называется индуктивным выводом.