Страница:
Она широко улыбнулась, показав по-американски белоснежные зубы, и подмигнула на прощание.
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 7
В состоянии, близком к шоковому, я села в маршрутку.
Я-то была уверена, что еду в провинциальный городишко, в котором можно подохнуть от скуки, однако за прошедшие сутки я испытала столько потрясений, что хватит на год вперед.
После всего пережитого мне хотелось побыть одной и в тишине переварить информацию, я с ужасом представляла, как Алка накинется на меня с расспросами. К счастью, Безруких не оказалось дома. Дверь открыла няня, она сообщила, что хозяйка будет только к вечеру, и показала, где находится компьютер. Я включила диктофон и принялась расшифровывать интервью.
Через два часа материал был в общих чертах готов. Оставалось только добавить поздравления от бывших учеников Марии Николаевны, и получится отличная статья к юбилею, которой может гордиться не только провинциальная газета, но и общероссийское издание. Тут мне в голову пришла идея: а что, если и правда прославить нашу классную руководительницу на всю страну? Написать про ее кукол, дать фотографии. Ведь это уму непостижимо: в семьдесят лет кардинально поменять свою жизнь к лучшему! И это в стране, где женщина после сорока уже считается отработанным материалом!
Я успела сфотографировать куклу Вайолетт на мобильник и теперь перегнала фотки в компьютер. Я внимательно разглядывала детали, ускользнувшие от меня в первый раз: заколка, украшенная бисером, в волосах у куклы, микроскопические складочки спереди на платье… Божественно!
– Прелесть какая! – Алка неожиданно образовалась у меня за спиной. – Хочу такую же!
Я усмехнулась:
– Это эксклюзивная вещь, выполненная вручную. Боюсь, дороговато выйдет, ты не потянешь.
– Это я-то не потяну? – взъярилась Безруких. – Откуда эта кукла? Что за сайт?
– Это не сайт. Таких кукол делает… одна моя знакомая.
Я решила не выдавать секрет Марии Николаевны. Если она не рассказала о своем хобби Алке, значит, на то была причина.
– Нет, Люська, правда, мне нужна эта кукла, – заныла Алка, – отдам любые деньги!
– Я подумаю, что смогу для тебя сделать, – важно промолвила я.
Безруких тут же взяла начальственный тон:
– Как продвигается интервью? Имей в виду, сроки поджимают.
– Почти готово. Осталось поговорить с кем-нибудь из наших одноклассников. Ты скажешь пару слов?
– Само собой. Никита тоже участвует. Я тут отобрала кого поприличней, не шантрапу какую-нибудь вроде Алябьевой…
Ухо неприятно резанула такая характеристика. «Шантрапа»… Интересно, а меня Алка кем считает? Ох, боюсь, для меня тоже припасено какое-нибудь гадкое словечко.
Алка пощелкала кнопками «мыши», из принтера, стоящего рядом с компьютером, выполз листок бумаги.
– Вот, держи их телефоны. Позвони и договорись о встрече.
Я просмотрела список. Помнится, Валерка Татарцев в школе звезд с неба не хватал, а теперь, глядите-ка, дослужился до заместителя начальника местного ГИБДД. Светка Теплякова тоже не вылезала из «троек», зато сейчас владеет туристической фирмой и уже не вылезает из-за границы. А я, которая стабильно училась на «четыре» и «пять», – всего лишь рядовая журналистка в небольшой газете. Наемный работник с весьма скромной зарплатой. Нет, все-таки не существует ни малейшей связи между успеваемостью в школе и успехами во взрослой жизни.
Этой мыслью я поделилась с Алкой и услышала в ответ:
– Глупости! Вот я, например, была круглой отличницей, и смотри, чего достигла!
Наверное, следовало промолчать. Но вид у Безруких был такой напыщенный, что я возразила:
– А чего, собственно? Спихнуть ребенка на няню и разогревать еду из ресторана – для этого много ума не надо.
Алка посмотрела на меня как на олигофрена:
– Вообще-то в этом и заключается успех: иметь материальную возможность нанять няню и брать еду из собственного – я подчеркиваю – собственного ресторана.
Но у меня было другое мнение по поводу того, что считать успехом. Когда твой ребенок растет с чужой теткой и, как губка, впитывает ее убеждения – это неправильно. Мировоззрение взрослого формируется из мелочей, закладываемых в детстве. Если нянька постоянно бубнит: «Жизнь тяжела, деньги не растут на деревьях, чтобы заработать копеечку, надо упахаться до седьмого пота», – то и ребенок вырастет с таким же мрачным взглядом на мир. Не удивляйтесь потом, что всё в жизни дается ему с огромным трудом, он боится больших денег и в итоге не добивается значительных результатов, хотя, казалось бы, вы дали ему отличный финансовый старт.
А что касается еды из ресторана… В еде есть нечто колдовское. Она впитывает энергию и мысли человека, который ее готовил. Не зря же деревенские бабки, промышляющие магией, советуют: чтобы приворожить мужа, надо добавить приворотное зелье в блюдо, приготовленное собственными руками. Если готовила соседская Глаша, то муж будет бегать к соседке!
Да я это по себе знаю: прихожу с работы уставшая, берусь готовить ужин, а сама прокручиваю, прокручиваю в голове бесконечные проблемы… Потом пробую еду – и плююсь. В кастрюле – натуральная гадость, которую невозможно есть. Но если я готовлю с хорошим настроением и позитивными мыслями – м-м-м… пальчики оближешь! Хотя рецепт – один и тот же!
Не стала я объяснять всё это Алке. Сказала только:
– Между прочим, повар может плюнуть тебе в котлеты, потому что твой муж не повысил ему зарплату. Подумай об этом, когда в следующий раз будешь брать еду из ресторана.
Алка засмеялась, напряжение, возникшее между нами, спало.
– Кстати, как дела в соцзащите? – полюбопытствовала она. – Я что-то по телефону ничего не разобрала.
– Алябьева убила человека. Ту самую инспекторшу Махнач, которая забрала у нее ребенка.
Мои слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. На несколько секунд Алка застыла с раскрытым ртом, потом прошептала:
– Она сумасшедшая, что ли?
Я кивнула:
– Ты попала в точку, Ленка лежала в психушке. Правда, это было давно.
Я пересказала то, что услышала от учительницы физики.
– Так я и знала! – торжествовала Алка. – Она еще и алкоголичка! А ведь я говорила, что просто так, без уважительной причины, ребенка у матери не отбирают, а ты мне не верила! Я была права!
– Да, ты была права, – вздохнула я. – Только кто мог знать, что Ленка так кончит? В школе она была отличной девчонкой…
– Да сразу было понятно, что из нее вырастет! – отрезала Алка. – Еще в школе она была неуправляемой. Помнишь, что она сделала с моим лифчиком? А с теннисной формой Никиты? Уже тогда ей было плевать на социум, плевать на всех! Вот и докатилась до убийства. Горбатого могила исправит!
Я молчала. А что тут скажешь? Может, Алка права и зерна сегодняшнего преступления были посажены еще в школьные годы. А может, это цепь случайностей, и будь живы родители Ленки, будь у нее муж или другая поддержка в жизни, она не докатилась бы до такого. Кто знает?
В этот момент в дверь позвонили.
– Кто бы это мог быть? – удивилась хозяйка.
Она пошла открывать, и через минуту вернулась. Вид у Алки был такой ошеломленный, словно она увидела призрак.
– Там… там… – Она не могла говорить, только махала рукой назад.
За ее спиной стояла Ленка Алябьева.
– Девчонки, – сказала Ленка, – наверное, на мне проклятие.
Алка ойкнула и прикрыла рот рукой.
– Со мной случилась еще одна беда, – продолжала Алябьева.
– Видела я эту «беду», – отозвалась я. – Лежала в соцзащите на полу в меховых тапках.
– Это не я! – Ленка приблизилась ко мне вплотную. – Не я ее убила! Но подумают на меня.
– Ты оставила там документы и сумку, – напомнила я. – Тебя скоро найдут. Думаю, тебя уже ищут.
– Поэтому я и пришла сюда. Мне некуда больше идти.
«Вряд ли Алка будет укрывать убийцу в своем доме», – подумала я и оглянулась на Безруких, но ее в комнате не оказалось.
Со второго этажа послышалась какая-то возня. Через секунду на лестнице показались няня с девочкой. Няня была в халате, поверх которого она натянула свитер. Кофта у маленькой Наденьки была застегнута вкривь и вкось. Они выглядели как две взъерошенные кошки, которых согнали с мягкого дивана. Алка спускалась следом и подгоняла их чуть ли не пинками.
– На улице чудесная погода, – нервно увещевала она, – погуляете полчасика и вернетесь. Но лучше не торопитесь, подышите свежим воздухом.
Я догадалась, что Алка решила спровадить ребенка подальше от убийцы. В свете того, что произошло сегодня, Алябьева и правда могла быть опасна. Я решила отвлечь Ленкино внимание, взяла ее за руку и отвела в глубь гостиной.
– Зачем ты это сделала? – зашептала я. – Ведь у тебя был шанс вернуть сына. Теперь всё потеряно, понимаешь?
В Ленкиных глазах застыли страх и отчаяние. Она говорила, с трудом шевеля губами, словно они заиндевели на морозе:
– Как было дело: я вошла в кабинет к инспекторше, но там никого не оказалось. Я села на стул и стала ее ждать. У меня кружилась голова, меня подташнивало, я все думала, что же сказать в свою защиту. И вдруг я увидела под столом чьи-то ноги. Обошла стол и наткнулась на тетку. Я ее сразу узнала, это была та самая Махнач. От ужаса у меня все поплыло перед глазами. Сначала я подумала, что у нее голова лежит в луже крови. Потом пригляделась и поняла, что это красные колготки, обмотанные вокруг шеи. Наверное, ее задушили колготками. В этот момент в кабинет вошла какая-то женщина. Она увидела меня рядом с трупом и закричала. Я испугалась, что меня обвинят в убийстве. Ведь я и правда хотела ее убить! Махнач отняла у меня ребенка, так что причина была. Я бросилась бежать. Я вообще не соображала, что делаю. Просто бежала и бежала что было сил.
Я недоверчиво выслушала рассказ. Ну да, конечно, она никого не убивала, а всего лишь оказалась в ненужное время в ненужном месте. Все убийцы так говорят.
– Я просто испугалась и убежала, – настаивала Ленка. – Ты мне веришь?
– Ох, не следовало тебе ее убивать! – выдохнула я.
Алябьева разрыдалась.
– Люська, если даже ты мне не веришь, значит, мои дела плохи!
Я смотрела на плачущую Алябьеву, и сердце мое разрывалось. Хотя мне было бесконечно жаль Ленку, я не сомневалась, что единственный выход для нее – сдаться полиции. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: тюрьмой или, возможно, пожизненным лечением в психиатрической больнице. Своего сына она не увидит никогда. Нормальная жизнь для нее закончилась, начинается кошмар. Изменить что-либо невозможно.
Ленка этого, к сожалению, не понимала и цеплялась за призрачную надежду.
– Надо найти настоящего убийцу, – твердила она, – и тогда полиция от меня отвяжется. Ну, что скажешь?
Я ничего не ответила.
– Что ты молчишь?!
Глубоко вздохнув, я повторила:
– Не следовало тебе ее убивать…
Раздался звонок в дверь. Звонили настойчиво и требовательно. Ленка заметалась по комнате, как испуганный суслик в свете фар.
– Это полиция! Они явились за мной!
– Успокойся, это не полиция. Откуда им знать, что ты тут? Просто к Алке пришли гости. Садись и делай вид, что тоже в гостях. Ну же!
Я подтолкнула Ленку к креслу. Она сидела, вытянувшись в струнку и не отрывая взгляда от двери. Когда через секунду на пороге возникли двое полицейских с автоматами, она лишь вскрикнула и безжизненно сникла.
Я-то была уверена, что еду в провинциальный городишко, в котором можно подохнуть от скуки, однако за прошедшие сутки я испытала столько потрясений, что хватит на год вперед.
После всего пережитого мне хотелось побыть одной и в тишине переварить информацию, я с ужасом представляла, как Алка накинется на меня с расспросами. К счастью, Безруких не оказалось дома. Дверь открыла няня, она сообщила, что хозяйка будет только к вечеру, и показала, где находится компьютер. Я включила диктофон и принялась расшифровывать интервью.
Через два часа материал был в общих чертах готов. Оставалось только добавить поздравления от бывших учеников Марии Николаевны, и получится отличная статья к юбилею, которой может гордиться не только провинциальная газета, но и общероссийское издание. Тут мне в голову пришла идея: а что, если и правда прославить нашу классную руководительницу на всю страну? Написать про ее кукол, дать фотографии. Ведь это уму непостижимо: в семьдесят лет кардинально поменять свою жизнь к лучшему! И это в стране, где женщина после сорока уже считается отработанным материалом!
Я успела сфотографировать куклу Вайолетт на мобильник и теперь перегнала фотки в компьютер. Я внимательно разглядывала детали, ускользнувшие от меня в первый раз: заколка, украшенная бисером, в волосах у куклы, микроскопические складочки спереди на платье… Божественно!
– Прелесть какая! – Алка неожиданно образовалась у меня за спиной. – Хочу такую же!
Я усмехнулась:
– Это эксклюзивная вещь, выполненная вручную. Боюсь, дороговато выйдет, ты не потянешь.
– Это я-то не потяну? – взъярилась Безруких. – Откуда эта кукла? Что за сайт?
– Это не сайт. Таких кукол делает… одна моя знакомая.
Я решила не выдавать секрет Марии Николаевны. Если она не рассказала о своем хобби Алке, значит, на то была причина.
– Нет, Люська, правда, мне нужна эта кукла, – заныла Алка, – отдам любые деньги!
– Я подумаю, что смогу для тебя сделать, – важно промолвила я.
Безруких тут же взяла начальственный тон:
– Как продвигается интервью? Имей в виду, сроки поджимают.
– Почти готово. Осталось поговорить с кем-нибудь из наших одноклассников. Ты скажешь пару слов?
– Само собой. Никита тоже участвует. Я тут отобрала кого поприличней, не шантрапу какую-нибудь вроде Алябьевой…
Ухо неприятно резанула такая характеристика. «Шантрапа»… Интересно, а меня Алка кем считает? Ох, боюсь, для меня тоже припасено какое-нибудь гадкое словечко.
Алка пощелкала кнопками «мыши», из принтера, стоящего рядом с компьютером, выполз листок бумаги.
– Вот, держи их телефоны. Позвони и договорись о встрече.
Я просмотрела список. Помнится, Валерка Татарцев в школе звезд с неба не хватал, а теперь, глядите-ка, дослужился до заместителя начальника местного ГИБДД. Светка Теплякова тоже не вылезала из «троек», зато сейчас владеет туристической фирмой и уже не вылезает из-за границы. А я, которая стабильно училась на «четыре» и «пять», – всего лишь рядовая журналистка в небольшой газете. Наемный работник с весьма скромной зарплатой. Нет, все-таки не существует ни малейшей связи между успеваемостью в школе и успехами во взрослой жизни.
Этой мыслью я поделилась с Алкой и услышала в ответ:
– Глупости! Вот я, например, была круглой отличницей, и смотри, чего достигла!
Наверное, следовало промолчать. Но вид у Безруких был такой напыщенный, что я возразила:
– А чего, собственно? Спихнуть ребенка на няню и разогревать еду из ресторана – для этого много ума не надо.
Алка посмотрела на меня как на олигофрена:
– Вообще-то в этом и заключается успех: иметь материальную возможность нанять няню и брать еду из собственного – я подчеркиваю – собственного ресторана.
Но у меня было другое мнение по поводу того, что считать успехом. Когда твой ребенок растет с чужой теткой и, как губка, впитывает ее убеждения – это неправильно. Мировоззрение взрослого формируется из мелочей, закладываемых в детстве. Если нянька постоянно бубнит: «Жизнь тяжела, деньги не растут на деревьях, чтобы заработать копеечку, надо упахаться до седьмого пота», – то и ребенок вырастет с таким же мрачным взглядом на мир. Не удивляйтесь потом, что всё в жизни дается ему с огромным трудом, он боится больших денег и в итоге не добивается значительных результатов, хотя, казалось бы, вы дали ему отличный финансовый старт.
А что касается еды из ресторана… В еде есть нечто колдовское. Она впитывает энергию и мысли человека, который ее готовил. Не зря же деревенские бабки, промышляющие магией, советуют: чтобы приворожить мужа, надо добавить приворотное зелье в блюдо, приготовленное собственными руками. Если готовила соседская Глаша, то муж будет бегать к соседке!
Да я это по себе знаю: прихожу с работы уставшая, берусь готовить ужин, а сама прокручиваю, прокручиваю в голове бесконечные проблемы… Потом пробую еду – и плююсь. В кастрюле – натуральная гадость, которую невозможно есть. Но если я готовлю с хорошим настроением и позитивными мыслями – м-м-м… пальчики оближешь! Хотя рецепт – один и тот же!
Не стала я объяснять всё это Алке. Сказала только:
– Между прочим, повар может плюнуть тебе в котлеты, потому что твой муж не повысил ему зарплату. Подумай об этом, когда в следующий раз будешь брать еду из ресторана.
Алка засмеялась, напряжение, возникшее между нами, спало.
– Кстати, как дела в соцзащите? – полюбопытствовала она. – Я что-то по телефону ничего не разобрала.
– Алябьева убила человека. Ту самую инспекторшу Махнач, которая забрала у нее ребенка.
Мои слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. На несколько секунд Алка застыла с раскрытым ртом, потом прошептала:
– Она сумасшедшая, что ли?
Я кивнула:
– Ты попала в точку, Ленка лежала в психушке. Правда, это было давно.
Я пересказала то, что услышала от учительницы физики.
– Так я и знала! – торжествовала Алка. – Она еще и алкоголичка! А ведь я говорила, что просто так, без уважительной причины, ребенка у матери не отбирают, а ты мне не верила! Я была права!
– Да, ты была права, – вздохнула я. – Только кто мог знать, что Ленка так кончит? В школе она была отличной девчонкой…
– Да сразу было понятно, что из нее вырастет! – отрезала Алка. – Еще в школе она была неуправляемой. Помнишь, что она сделала с моим лифчиком? А с теннисной формой Никиты? Уже тогда ей было плевать на социум, плевать на всех! Вот и докатилась до убийства. Горбатого могила исправит!
Я молчала. А что тут скажешь? Может, Алка права и зерна сегодняшнего преступления были посажены еще в школьные годы. А может, это цепь случайностей, и будь живы родители Ленки, будь у нее муж или другая поддержка в жизни, она не докатилась бы до такого. Кто знает?
В этот момент в дверь позвонили.
– Кто бы это мог быть? – удивилась хозяйка.
Она пошла открывать, и через минуту вернулась. Вид у Алки был такой ошеломленный, словно она увидела призрак.
– Там… там… – Она не могла говорить, только махала рукой назад.
За ее спиной стояла Ленка Алябьева.
– Девчонки, – сказала Ленка, – наверное, на мне проклятие.
Алка ойкнула и прикрыла рот рукой.
– Со мной случилась еще одна беда, – продолжала Алябьева.
– Видела я эту «беду», – отозвалась я. – Лежала в соцзащите на полу в меховых тапках.
– Это не я! – Ленка приблизилась ко мне вплотную. – Не я ее убила! Но подумают на меня.
– Ты оставила там документы и сумку, – напомнила я. – Тебя скоро найдут. Думаю, тебя уже ищут.
– Поэтому я и пришла сюда. Мне некуда больше идти.
«Вряд ли Алка будет укрывать убийцу в своем доме», – подумала я и оглянулась на Безруких, но ее в комнате не оказалось.
Со второго этажа послышалась какая-то возня. Через секунду на лестнице показались няня с девочкой. Няня была в халате, поверх которого она натянула свитер. Кофта у маленькой Наденьки была застегнута вкривь и вкось. Они выглядели как две взъерошенные кошки, которых согнали с мягкого дивана. Алка спускалась следом и подгоняла их чуть ли не пинками.
– На улице чудесная погода, – нервно увещевала она, – погуляете полчасика и вернетесь. Но лучше не торопитесь, подышите свежим воздухом.
Я догадалась, что Алка решила спровадить ребенка подальше от убийцы. В свете того, что произошло сегодня, Алябьева и правда могла быть опасна. Я решила отвлечь Ленкино внимание, взяла ее за руку и отвела в глубь гостиной.
– Зачем ты это сделала? – зашептала я. – Ведь у тебя был шанс вернуть сына. Теперь всё потеряно, понимаешь?
В Ленкиных глазах застыли страх и отчаяние. Она говорила, с трудом шевеля губами, словно они заиндевели на морозе:
– Как было дело: я вошла в кабинет к инспекторше, но там никого не оказалось. Я села на стул и стала ее ждать. У меня кружилась голова, меня подташнивало, я все думала, что же сказать в свою защиту. И вдруг я увидела под столом чьи-то ноги. Обошла стол и наткнулась на тетку. Я ее сразу узнала, это была та самая Махнач. От ужаса у меня все поплыло перед глазами. Сначала я подумала, что у нее голова лежит в луже крови. Потом пригляделась и поняла, что это красные колготки, обмотанные вокруг шеи. Наверное, ее задушили колготками. В этот момент в кабинет вошла какая-то женщина. Она увидела меня рядом с трупом и закричала. Я испугалась, что меня обвинят в убийстве. Ведь я и правда хотела ее убить! Махнач отняла у меня ребенка, так что причина была. Я бросилась бежать. Я вообще не соображала, что делаю. Просто бежала и бежала что было сил.
Я недоверчиво выслушала рассказ. Ну да, конечно, она никого не убивала, а всего лишь оказалась в ненужное время в ненужном месте. Все убийцы так говорят.
– Я просто испугалась и убежала, – настаивала Ленка. – Ты мне веришь?
– Ох, не следовало тебе ее убивать! – выдохнула я.
Алябьева разрыдалась.
– Люська, если даже ты мне не веришь, значит, мои дела плохи!
Я смотрела на плачущую Алябьеву, и сердце мое разрывалось. Хотя мне было бесконечно жаль Ленку, я не сомневалась, что единственный выход для нее – сдаться полиции. Со всеми вытекающими отсюда последствиями: тюрьмой или, возможно, пожизненным лечением в психиатрической больнице. Своего сына она не увидит никогда. Нормальная жизнь для нее закончилась, начинается кошмар. Изменить что-либо невозможно.
Ленка этого, к сожалению, не понимала и цеплялась за призрачную надежду.
– Надо найти настоящего убийцу, – твердила она, – и тогда полиция от меня отвяжется. Ну, что скажешь?
Я ничего не ответила.
– Что ты молчишь?!
Глубоко вздохнув, я повторила:
– Не следовало тебе ее убивать…
Раздался звонок в дверь. Звонили настойчиво и требовательно. Ленка заметалась по комнате, как испуганный суслик в свете фар.
– Это полиция! Они явились за мной!
– Успокойся, это не полиция. Откуда им знать, что ты тут? Просто к Алке пришли гости. Садись и делай вид, что тоже в гостях. Ну же!
Я подтолкнула Ленку к креслу. Она сидела, вытянувшись в струнку и не отрывая взгляда от двери. Когда через секунду на пороге возникли двое полицейских с автоматами, она лишь вскрикнула и безжизненно сникла.
Глава 8
Стражи порядка прямиком направились к ней.
– Алябьева Елена Сергеевна? Вы арестованы.
Ленка не двинулась с места. А меня будто черт дернул, я подскочила:
– Вы не имеете права арестовывать человека, пока ему не предъявлено официальное обвинение! Вы можете только задержать!
Полицейский посмотрел на меня, как солдат на вошь:
– Американских сериалов насмотрелась? Кто такая? Документы!
– Я журналист, буду освещать это дело в прессе. – Я вытащила свое журналистское удостоверение.
Мужчина со всех сторон изучил «ксиву», разве что не понюхал, и взял более уважительный тон:
– Где постоянно зарегистрированы?
– В Москве.
– В этой квартире есть временная регистрация?
– Зачем она мне? Я здесь в гостях, завтра уезжаю.
Полицейский подозрительно буравил меня взглядом.
– Не надо, сержант, – вдруг раздался голос, – оставьте девушку в покое. С прессой мы сотрудничаем.
Голос принадлежал мужчине в штатском. Он только что вошел в квартиру и выглядел так, словно прибыл сюда со званого ужина. На нем был отличного качества синий костюм, голубая рубашка, сиреневый галстук и в тон ему платок, выглядывающий из нагрудного кармана. На одном плече лихо, по-гусарски, висела короткая дубленка – тоже, как я заметила, купленная не на рынке. Вряд ли ему исполнилось сорок лет, скорей всего, он был нашим с Алябьевой ровесником.
– Позвольте представиться: следователь прокуратуры старший лейтенант Виталий Валерьевич Унганцев. Лично для вас – Виталий.
Унганцев мне сразу активно не понравился. Для следователя прокуратуры у него был слишком лощеный вид. Я имею в виду – для честного следователя. «Следаку», который добросовестно выполняет свою работу, иной раз и помыться-то некогда, не то что платочки под цвет галстука подбирать.
– Людмила Анатольевна Лютикова, журналистка. Лично для вас – Людмила Анатольевна.
Виталий взял мою правую руку и церемонно поцеловал, застыв на долю секунды, словно позировал для скрытой камеры. Совершенно неуместный жест в данных обстоятельствах. На Ленку следователь даже не взглянул.
– Вы можете сказать, в чем подозревается Елена Сергеевна? – спросила я.
Унганцев впервые посмотрел на Алябьеву.
– Охотно скажу. Гражданка Алябьева подозревается в совершении преступления по статье сто пятой часть вторая Уголовного кодекса Российской Федерации – убийство двух или более лиц.
– Двух?! – вскричала я. – Но я знаю только про одно!
Мужчина невозмутимо откликнулся:
– Значит, вы подтверждаете, что одно убийство Алябьева все-таки совершила? Возможно, вы даже были свидетелем данного преступления?
Я прикусила язычок. Как бы не наболтать лишнего и не навредить Ленке.
– Ничего я не подтверждаю. Мне непонятно только, почему этим делом занимается прокуратура? Обычно убийства расследует управление внутренних дел, разве не так?
– Это дело особой важности, оно находится на контроле лично у прокурора города.
Если это дело особой важности, значит, Ленка укокошила какую-то крупную «шишку». Вряд ли смерть рядового гражданина заинтересовала бы прокурора.
В комнату вошла Алка, с выражением ужаса на лице она пялилась в одну точку. Я проследила за ее взглядом и обнаружила, что смотрит она на ковер, по которому стражи порядка от души прошлись грязными сапогами.
– Так кого все-таки убили? – спросила я. – Вы можете назвать фамилии жертв?
Унганцев снисходительно улыбнулся:
– Людмила Анатольевна, мы побеседуем с вами позже. Когда я буду располагать признательными показаниями гражданки Алябьевой, я проведу пресс-конференцию и отвечу на все вопросы журналистов. А сейчас необходимо доставить подозреваемую в следственный изолятор. Сержант, займитесь!
Тот самый полицейский, который проверял мои документы, подошел к Ленке, рывком поднял ее на ноги и защелкнул сзади наручники.
В этот момент вернулся домой Никита. Увидев полицейских, он застыл на пороге:
– Что тут происходит?
Ленка, уже смирившаяся со своей участью и апатично молчавшая, вдруг бросилась к нему:
– Никита! Слушай меня внимательно! Костик – твой сын! Вспомни тот ноябрь! Позаботься о нашем сыне, умоляю! Не бросай его!
Полицейский оттащил ее от Нащекина, ему на помощь пришел напарник, и они вдвоем выволокли Ленку из квартиры. Легкой пружинящей походкой за ними вышел Унганцев. Я и Никита бросились на лестничную площадку.
– Позаботься о сыне! – Ленка кричала эту фразу без перерыва, пока за всей честной компанией не захлопнулись двери лифта. В лифте она замолкла, наверное, стражи порядка нашли аргументы, чтобы заткнуть ей рот.
Мы с Никитой вернулись в гостиную. О трагедии, только что разыгравшейся здесь, напоминали лишь грязные следы на ковре и терпкий запах мужской туалетной воды, которой, очевидно, пользовался следователь Унганцев.
– Что тут происходит? – повторил Никита.
Поскольку Алка молчала, ответила я:
– Ленку обвиняют в убийстве двоих людей.
И пересказала события сегодняшнего дня.
– Это безумие! – была первая реакция Никиты. – Бред какой-то! Ленка не могла убить! Кто угодно, только не она! Я не верю!
– Неужели? – ехидно спросила Алка, которая за время моего рассказа успела достать средство для чистки ковров и теперь, сидя на коленях, оттирала грязь. – А что она пропойца – веришь? И что в психушке лежала? Мария Николаевна врать не станет.
– Что Ленка пила – верю. В психушке тоже, возможно, лечилась. Но убить она не могла! Я ее знаю!
Уверенность Никиты меня поразила. Я вот лично не поручилась бы за одноклассницу, которую не видела с выпускного бала.
– Ну, веришь ты или нет, но Алябьева будет сидеть в тюрьме, – отозвалась Алка, поднимаясь с колен. – Черт, грязь не оттирается, только еще больше размазывается. Наверное, тут гуталин, которым эти солдафоны натирают свои сапоги. Отвезешь завтра ковер в чистку?
Никита взорвался:
– Это единственное, что тебя сейчас волнует?!
– Хорошо, я сама отвезу, – спокойно ответила супруга.
В воздухе витала одна мысль, все думали о ней, но никто не смел озвучить. Я тоже не рискнула, обошлась более безопасной темой:
– Не могу понять: почему полиция так быстро нашла Ленку? Откуда они узнали, что она здесь?
Никита бросил на жену быстрый взгляд.
– Наверное, они выследили ее в городе, – предположила Алка. – Алябьева забыла свои документы в соцзащите, по ним установили ее личность и объявили в розыск. Должно быть, кто-то узнал ее на улице.
Мне эта версия показалась сомнительной. У нас не Америка, где на каждом углу стоит полицейский. В этом городе тебя убивать будут – никто не почешется. Случай с инспекторшей Махнач, которую придушили в разгар рабочего дня, с толпой людей за стеной, это убедительно демонстрирует.
Я молчала, супруги Нащекины – тоже. Алка принялась сворачивать ковер в рулон, Никита ей помогал. Вдруг он резко выпрямился и с необъяснимой ненавистью выкрикнул Алке в лицо:
– Ты слышала, что она сказала? Костик – мой сын!
Вот она, запретная тема! Я затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово.
Алка тоже разогнулась. Она стояла, уперев руки в боки, и глядела мужу прямо в глаза.
– Думаю, всем ясно, что Алябьева наврала. Как мать я могу ее понять. Она не хочет, чтобы ее ребенок попал в детский дом, и ради этого пойдет на любую ложь. Поздравляю, ей удалось тебя провести! Какой же ты все-таки наивный дурачок!
– Ты прекрасно знаешь, – возразил супруг, – что это может быть правдой. Вспомни тот ноябрь!
– Какой еще ноябрь? – раздраженно откликнулась Алка, косясь на меня.
Очевидно, наружу грозила выплыть какая-то тайна, не предназначенная для посторонних ушей. Однако даже если бы хозяева попытались сейчас выставить меня за дверь силой, я бы не ушла.
– Тот самый ноябрь, когда мы расстались! – кричал Никита. – Я ушел от тебя не в никуда! И не к маме, как ты делала вид! Я ушел от тебя к Лене, и ты отлично это знаешь!
Я чуть не присвистнула: вот это новость! Значит, Нащекин и после окончания школы продолжал скакать от Алки к Ленке, как теннисный мячик от одной стенки к другой. Спортсмен, блин!
– Я был уверен, что ушел навсегда, – продолжал Никита. – А потом ты позвонила и огорошила новостью, что беременна. Ты так плакала. И при этом так мужественно держалась. Говорила, что ничего от меня не требуешь, что воспитаешь ребенка одна… Знаешь, я тебе почти поверил. Но только почему-то совсем не удивился, когда через месяц у тебя случился выкидыш. Скажи честно: сколько ты заплатила врачу за фальшивую справку?
Сузив глаза, Алка с презрением глядела на мужа и молчала.
– А ты хочешь знать, почему я тогда к тебе вернулся? Не из-за твоей беременности, нет. Мне на тебя было начхать, вот честно! Это Лена отправила меня к тебе. Сказала, что никогда не переступит через ребенка. Не сможет допустить, чтобы из-за нее маленький человечек рос без отца. А ведь она тогда тоже была беременна. Нашим общим ребенком! Она пожертвовала своим счастьем ради тебя.
Последнее предложение Никита произнес четко и медленно, словно впечатывал каждое слово Алке в голову. И у нее наконец прорезался голос.
– Ой, вот только не надо делать из Алябьевой святую! Разуй глаза! Твоя дорогая Леночка – алкоголичка и убийца, если ты этого еще не понял!
Никита едва сдержался, чтобы ее не ударить. Сжал кулаки так, что косточки побелели, но все-таки сдержался. Желваки у него играли, глаза налились кровью, на щеках выступили красные пятна…
Я смотрела на его пунцовые щеки, и меня вдруг осенило:
– Ребята, стойте! Ленка никого не убивала, я точно знаю!
В ответ Алка только фыркнула, зато Никита, тяжело дыша, повернулся ко мне:
– Почему ты так считаешь?
– Потому что колготки были красные.
– Алябьева Елена Сергеевна? Вы арестованы.
Ленка не двинулась с места. А меня будто черт дернул, я подскочила:
– Вы не имеете права арестовывать человека, пока ему не предъявлено официальное обвинение! Вы можете только задержать!
Полицейский посмотрел на меня, как солдат на вошь:
– Американских сериалов насмотрелась? Кто такая? Документы!
– Я журналист, буду освещать это дело в прессе. – Я вытащила свое журналистское удостоверение.
Мужчина со всех сторон изучил «ксиву», разве что не понюхал, и взял более уважительный тон:
– Где постоянно зарегистрированы?
– В Москве.
– В этой квартире есть временная регистрация?
– Зачем она мне? Я здесь в гостях, завтра уезжаю.
Полицейский подозрительно буравил меня взглядом.
– Не надо, сержант, – вдруг раздался голос, – оставьте девушку в покое. С прессой мы сотрудничаем.
Голос принадлежал мужчине в штатском. Он только что вошел в квартиру и выглядел так, словно прибыл сюда со званого ужина. На нем был отличного качества синий костюм, голубая рубашка, сиреневый галстук и в тон ему платок, выглядывающий из нагрудного кармана. На одном плече лихо, по-гусарски, висела короткая дубленка – тоже, как я заметила, купленная не на рынке. Вряд ли ему исполнилось сорок лет, скорей всего, он был нашим с Алябьевой ровесником.
– Позвольте представиться: следователь прокуратуры старший лейтенант Виталий Валерьевич Унганцев. Лично для вас – Виталий.
Унганцев мне сразу активно не понравился. Для следователя прокуратуры у него был слишком лощеный вид. Я имею в виду – для честного следователя. «Следаку», который добросовестно выполняет свою работу, иной раз и помыться-то некогда, не то что платочки под цвет галстука подбирать.
– Людмила Анатольевна Лютикова, журналистка. Лично для вас – Людмила Анатольевна.
Виталий взял мою правую руку и церемонно поцеловал, застыв на долю секунды, словно позировал для скрытой камеры. Совершенно неуместный жест в данных обстоятельствах. На Ленку следователь даже не взглянул.
– Вы можете сказать, в чем подозревается Елена Сергеевна? – спросила я.
Унганцев впервые посмотрел на Алябьеву.
– Охотно скажу. Гражданка Алябьева подозревается в совершении преступления по статье сто пятой часть вторая Уголовного кодекса Российской Федерации – убийство двух или более лиц.
– Двух?! – вскричала я. – Но я знаю только про одно!
Мужчина невозмутимо откликнулся:
– Значит, вы подтверждаете, что одно убийство Алябьева все-таки совершила? Возможно, вы даже были свидетелем данного преступления?
Я прикусила язычок. Как бы не наболтать лишнего и не навредить Ленке.
– Ничего я не подтверждаю. Мне непонятно только, почему этим делом занимается прокуратура? Обычно убийства расследует управление внутренних дел, разве не так?
– Это дело особой важности, оно находится на контроле лично у прокурора города.
Если это дело особой важности, значит, Ленка укокошила какую-то крупную «шишку». Вряд ли смерть рядового гражданина заинтересовала бы прокурора.
В комнату вошла Алка, с выражением ужаса на лице она пялилась в одну точку. Я проследила за ее взглядом и обнаружила, что смотрит она на ковер, по которому стражи порядка от души прошлись грязными сапогами.
– Так кого все-таки убили? – спросила я. – Вы можете назвать фамилии жертв?
Унганцев снисходительно улыбнулся:
– Людмила Анатольевна, мы побеседуем с вами позже. Когда я буду располагать признательными показаниями гражданки Алябьевой, я проведу пресс-конференцию и отвечу на все вопросы журналистов. А сейчас необходимо доставить подозреваемую в следственный изолятор. Сержант, займитесь!
Тот самый полицейский, который проверял мои документы, подошел к Ленке, рывком поднял ее на ноги и защелкнул сзади наручники.
В этот момент вернулся домой Никита. Увидев полицейских, он застыл на пороге:
– Что тут происходит?
Ленка, уже смирившаяся со своей участью и апатично молчавшая, вдруг бросилась к нему:
– Никита! Слушай меня внимательно! Костик – твой сын! Вспомни тот ноябрь! Позаботься о нашем сыне, умоляю! Не бросай его!
Полицейский оттащил ее от Нащекина, ему на помощь пришел напарник, и они вдвоем выволокли Ленку из квартиры. Легкой пружинящей походкой за ними вышел Унганцев. Я и Никита бросились на лестничную площадку.
– Позаботься о сыне! – Ленка кричала эту фразу без перерыва, пока за всей честной компанией не захлопнулись двери лифта. В лифте она замолкла, наверное, стражи порядка нашли аргументы, чтобы заткнуть ей рот.
Мы с Никитой вернулись в гостиную. О трагедии, только что разыгравшейся здесь, напоминали лишь грязные следы на ковре и терпкий запах мужской туалетной воды, которой, очевидно, пользовался следователь Унганцев.
– Что тут происходит? – повторил Никита.
Поскольку Алка молчала, ответила я:
– Ленку обвиняют в убийстве двоих людей.
И пересказала события сегодняшнего дня.
– Это безумие! – была первая реакция Никиты. – Бред какой-то! Ленка не могла убить! Кто угодно, только не она! Я не верю!
– Неужели? – ехидно спросила Алка, которая за время моего рассказа успела достать средство для чистки ковров и теперь, сидя на коленях, оттирала грязь. – А что она пропойца – веришь? И что в психушке лежала? Мария Николаевна врать не станет.
– Что Ленка пила – верю. В психушке тоже, возможно, лечилась. Но убить она не могла! Я ее знаю!
Уверенность Никиты меня поразила. Я вот лично не поручилась бы за одноклассницу, которую не видела с выпускного бала.
– Ну, веришь ты или нет, но Алябьева будет сидеть в тюрьме, – отозвалась Алка, поднимаясь с колен. – Черт, грязь не оттирается, только еще больше размазывается. Наверное, тут гуталин, которым эти солдафоны натирают свои сапоги. Отвезешь завтра ковер в чистку?
Никита взорвался:
– Это единственное, что тебя сейчас волнует?!
– Хорошо, я сама отвезу, – спокойно ответила супруга.
В воздухе витала одна мысль, все думали о ней, но никто не смел озвучить. Я тоже не рискнула, обошлась более безопасной темой:
– Не могу понять: почему полиция так быстро нашла Ленку? Откуда они узнали, что она здесь?
Никита бросил на жену быстрый взгляд.
– Наверное, они выследили ее в городе, – предположила Алка. – Алябьева забыла свои документы в соцзащите, по ним установили ее личность и объявили в розыск. Должно быть, кто-то узнал ее на улице.
Мне эта версия показалась сомнительной. У нас не Америка, где на каждом углу стоит полицейский. В этом городе тебя убивать будут – никто не почешется. Случай с инспекторшей Махнач, которую придушили в разгар рабочего дня, с толпой людей за стеной, это убедительно демонстрирует.
Я молчала, супруги Нащекины – тоже. Алка принялась сворачивать ковер в рулон, Никита ей помогал. Вдруг он резко выпрямился и с необъяснимой ненавистью выкрикнул Алке в лицо:
– Ты слышала, что она сказала? Костик – мой сын!
Вот она, запретная тема! Я затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово.
Алка тоже разогнулась. Она стояла, уперев руки в боки, и глядела мужу прямо в глаза.
– Думаю, всем ясно, что Алябьева наврала. Как мать я могу ее понять. Она не хочет, чтобы ее ребенок попал в детский дом, и ради этого пойдет на любую ложь. Поздравляю, ей удалось тебя провести! Какой же ты все-таки наивный дурачок!
– Ты прекрасно знаешь, – возразил супруг, – что это может быть правдой. Вспомни тот ноябрь!
– Какой еще ноябрь? – раздраженно откликнулась Алка, косясь на меня.
Очевидно, наружу грозила выплыть какая-то тайна, не предназначенная для посторонних ушей. Однако даже если бы хозяева попытались сейчас выставить меня за дверь силой, я бы не ушла.
– Тот самый ноябрь, когда мы расстались! – кричал Никита. – Я ушел от тебя не в никуда! И не к маме, как ты делала вид! Я ушел от тебя к Лене, и ты отлично это знаешь!
Я чуть не присвистнула: вот это новость! Значит, Нащекин и после окончания школы продолжал скакать от Алки к Ленке, как теннисный мячик от одной стенки к другой. Спортсмен, блин!
– Я был уверен, что ушел навсегда, – продолжал Никита. – А потом ты позвонила и огорошила новостью, что беременна. Ты так плакала. И при этом так мужественно держалась. Говорила, что ничего от меня не требуешь, что воспитаешь ребенка одна… Знаешь, я тебе почти поверил. Но только почему-то совсем не удивился, когда через месяц у тебя случился выкидыш. Скажи честно: сколько ты заплатила врачу за фальшивую справку?
Сузив глаза, Алка с презрением глядела на мужа и молчала.
– А ты хочешь знать, почему я тогда к тебе вернулся? Не из-за твоей беременности, нет. Мне на тебя было начхать, вот честно! Это Лена отправила меня к тебе. Сказала, что никогда не переступит через ребенка. Не сможет допустить, чтобы из-за нее маленький человечек рос без отца. А ведь она тогда тоже была беременна. Нашим общим ребенком! Она пожертвовала своим счастьем ради тебя.
Последнее предложение Никита произнес четко и медленно, словно впечатывал каждое слово Алке в голову. И у нее наконец прорезался голос.
– Ой, вот только не надо делать из Алябьевой святую! Разуй глаза! Твоя дорогая Леночка – алкоголичка и убийца, если ты этого еще не понял!
Никита едва сдержался, чтобы ее не ударить. Сжал кулаки так, что косточки побелели, но все-таки сдержался. Желваки у него играли, глаза налились кровью, на щеках выступили красные пятна…
Я смотрела на его пунцовые щеки, и меня вдруг осенило:
– Ребята, стойте! Ленка никого не убивала, я точно знаю!
В ответ Алка только фыркнула, зато Никита, тяжело дыша, повернулся ко мне:
– Почему ты так считаешь?
– Потому что колготки были красные.
Глава 9
Супруги Нащекины непонимающе уставились на меня.
– Колготки? – переспросил Никита. – Какие еще колготки, говори толком!
– Колготки на шее у инспекторши Махнач. Ленка сказала, что ее задушили красными детскими колготками. А у самой Ленки – мальчик. Откуда тогда взялись красные колготки?
До Никиты с Алкой по-прежнему не доходило.
– Ни одна мать не наденет на сына красные колготки, – терпеливо объясняла я. – И вообще не купит такие колготки. У Ленки их в природе быть не могло. По-моему, это доказывает, что она невиновна.
– Глупости, – презрительно скривилась Алка. – Как выяснилось, Алябьева – безработная алкоголичка, у нее не было денег на одежду для ребенка. Скорей всего, шмотки ей отдавали знакомые, среди них затесались и красные колготки. Только и всего.
Но я стояла на своем:
– Я собственными глазами видела, как Ленка собирала вещи для Костика. Они все были чистые, в хорошем состоянии, общая цветовая гамма – серо-синяя. Если бы там были красные колготки, они бы выделялись на общем фоне ярким пятном, я бы их обязательно заметила. Не было там таких колготок!
Никита наконец-то проникся моими словами.
– Подожди, Люся, не горячись, дело серьезное, – сказал он. – Подумай хорошенько и ответь: ты можешь со стопроцентной уверенностью утверждать, что разглядела каждую вещь, которую Лена брала с собой?
– Нет, – нехотя призналась я, – со стопроцентной – не могу.
– Сколько времени ты смотрела на вещи?
– Секунд пять, может – десять.
Никите не надо было ничего говорить, я и сама понимала, что мои свидетельские показания сомнительны. Но я сердцем чувствовала: не могла Ленка убить! Сегодня утром она была настроена решить проблему с соцзащитой, а не еще больше усугубить свое плачевное положение.
– Эх, жаль, что я видела только ноги инспекторши! – сокрушенно вздохнула я. – Ну почему я побоялась посмотреть на ее лицо! Теперь не мучилась бы неопределенностью!
– О чем ты? – не понял Никита.
– Верхняя часть туловища покойницы была скрыта столом. Это Ленка мне сказала, что Махнач задушили красными колготками. Но я лично не видела, какого они были цвета.
– И были ли вообще, – встряла Алка. – Может, Алябьева, того… тюкнула тетку молотком по башке, а тебе заливала про удушение колготками. Знаешь, с нее станется, не зря она в психушке…
Муж с ненавистью глянул на нее, и под его взглядом Алка осеклась.
– И еще остается загадка, – продолжала я, – кто вторая жертва? Унганцев сказал, что Ленку обвиняют в убийстве двух человек. И мне интересно, кого еще она убила и, главное – когда успела?
Никита достал мобильник и принялся щелкать кнопками.
– Кому ты звонишь? – дернулась супруга.
– Никому. Ищу знакомых в прокуратуре. Или тех знакомых, у кого может быть выход на прокуратуру. У нашего главбуха, кажется, есть связи в компетентных органах…
Ой, у меня же тоже есть! Есть связь с компетентными органами, и довольно длительная. Уже несколько лет я дружу с капитаном полиции Русланом Игоревичем Супроткиным. Дружба плавно переросла в любовь, мы несколько раз чуть было не поженились, но досадные случайности все время тормозят процесс. Правда, Руслан служит в столичном ГУВД, но, думаю, для него не составит труда добыть сведения у подмосковной прокуратуры. Все-таки коллеги, в одной системе работают. Я вышла на кухню и набрала номер капитана.
Супроткин сразу же взял трубку.
– Привет, я не в Москве, – сказала я.
– А где ты? – оторопел капитан.
– В своем родном городе, я же тебе говорила, что уеду сюда по делу на два дня. Ты что, забыл?
– О, так ты сейчас находишься в этом знаменитом городе! – воскликнул Руслан.
– Впервые слышу, что он чем-то знаменит, – буркнула я.
– Ну как же, ведь в нем родилась бесподобная Люся Лютикова!
– Да, точно, это единственное светлое пятно в его истории.
– Восхитительная Люся Лютикова! Обожаемая Люся Лютикова! Талантливейшая Люся Лютикова! – заливался соловьем Руслан.
Количество восторженных эпитетов в мой адрес настораживало.
– Что случилось? – подозрительно спросила я.
– Абсолютно ничего.
– А-а-а, – догадалась я, – ты провинился и заглаживаешь вину, так? Ну, колись, в чем дело!
– Колготки? – переспросил Никита. – Какие еще колготки, говори толком!
– Колготки на шее у инспекторши Махнач. Ленка сказала, что ее задушили красными детскими колготками. А у самой Ленки – мальчик. Откуда тогда взялись красные колготки?
До Никиты с Алкой по-прежнему не доходило.
– Ни одна мать не наденет на сына красные колготки, – терпеливо объясняла я. – И вообще не купит такие колготки. У Ленки их в природе быть не могло. По-моему, это доказывает, что она невиновна.
– Глупости, – презрительно скривилась Алка. – Как выяснилось, Алябьева – безработная алкоголичка, у нее не было денег на одежду для ребенка. Скорей всего, шмотки ей отдавали знакомые, среди них затесались и красные колготки. Только и всего.
Но я стояла на своем:
– Я собственными глазами видела, как Ленка собирала вещи для Костика. Они все были чистые, в хорошем состоянии, общая цветовая гамма – серо-синяя. Если бы там были красные колготки, они бы выделялись на общем фоне ярким пятном, я бы их обязательно заметила. Не было там таких колготок!
Никита наконец-то проникся моими словами.
– Подожди, Люся, не горячись, дело серьезное, – сказал он. – Подумай хорошенько и ответь: ты можешь со стопроцентной уверенностью утверждать, что разглядела каждую вещь, которую Лена брала с собой?
– Нет, – нехотя призналась я, – со стопроцентной – не могу.
– Сколько времени ты смотрела на вещи?
– Секунд пять, может – десять.
Никите не надо было ничего говорить, я и сама понимала, что мои свидетельские показания сомнительны. Но я сердцем чувствовала: не могла Ленка убить! Сегодня утром она была настроена решить проблему с соцзащитой, а не еще больше усугубить свое плачевное положение.
– Эх, жаль, что я видела только ноги инспекторши! – сокрушенно вздохнула я. – Ну почему я побоялась посмотреть на ее лицо! Теперь не мучилась бы неопределенностью!
– О чем ты? – не понял Никита.
– Верхняя часть туловища покойницы была скрыта столом. Это Ленка мне сказала, что Махнач задушили красными колготками. Но я лично не видела, какого они были цвета.
– И были ли вообще, – встряла Алка. – Может, Алябьева, того… тюкнула тетку молотком по башке, а тебе заливала про удушение колготками. Знаешь, с нее станется, не зря она в психушке…
Муж с ненавистью глянул на нее, и под его взглядом Алка осеклась.
– И еще остается загадка, – продолжала я, – кто вторая жертва? Унганцев сказал, что Ленку обвиняют в убийстве двух человек. И мне интересно, кого еще она убила и, главное – когда успела?
Никита достал мобильник и принялся щелкать кнопками.
– Кому ты звонишь? – дернулась супруга.
– Никому. Ищу знакомых в прокуратуре. Или тех знакомых, у кого может быть выход на прокуратуру. У нашего главбуха, кажется, есть связи в компетентных органах…
Ой, у меня же тоже есть! Есть связь с компетентными органами, и довольно длительная. Уже несколько лет я дружу с капитаном полиции Русланом Игоревичем Супроткиным. Дружба плавно переросла в любовь, мы несколько раз чуть было не поженились, но досадные случайности все время тормозят процесс. Правда, Руслан служит в столичном ГУВД, но, думаю, для него не составит труда добыть сведения у подмосковной прокуратуры. Все-таки коллеги, в одной системе работают. Я вышла на кухню и набрала номер капитана.
Супроткин сразу же взял трубку.
– Привет, я не в Москве, – сказала я.
– А где ты? – оторопел капитан.
– В своем родном городе, я же тебе говорила, что уеду сюда по делу на два дня. Ты что, забыл?
– О, так ты сейчас находишься в этом знаменитом городе! – воскликнул Руслан.
– Впервые слышу, что он чем-то знаменит, – буркнула я.
– Ну как же, ведь в нем родилась бесподобная Люся Лютикова!
– Да, точно, это единственное светлое пятно в его истории.
– Восхитительная Люся Лютикова! Обожаемая Люся Лютикова! Талантливейшая Люся Лютикова! – заливался соловьем Руслан.
Количество восторженных эпитетов в мой адрес настораживало.
– Что случилось? – подозрительно спросила я.
– Абсолютно ничего.
– А-а-а, – догадалась я, – ты провинился и заглаживаешь вину, так? Ну, колись, в чем дело!