Страница:
М. Р. Маллоу
Пять баксов для доктора Брауна. Книга IV
Роман для мужчин от пятнадцати лет и также для девочек, которые в детстве не любили играть в куклы
Часть первая
Автомобильный сервис Саммерса и Маллоу
Утром семнадцатого декабря 1909 года к вилле "Мигли" подъехал черный "Модель-Т". Из него вышли двое джентльменов. Автомобиль был взят в кредит.
– Мисс Дэрроу, – сказал за завтраком Д.Э. Саммерс, – дело закончено. Все следы ведут к коронеру.
– Нам удалось добиться признания, – подтвердил М.Р. Маллоу. – Он показал, что сам посоветовал вдовцу написать, что жена приняла яд в его присутствии.
– О Господи! Так это заговор?
– Нет, мисс Дэрроу.
– Зачем же тогда коронер это сделал?
– Он просто хотел избежать лишних формальностей.
– Но весь флакон! Несчастная выпила флакон карболовой кислоты! Флакон! Вы только подумайте!
Д.Э. покачал головой, демонстрируя компаньону наполовину восхищение, наполовину сожаление.
– Какие способности! – воскликнул М.Р. Маллоу. – Какое умение видеть, слышать, наблюдать!
– Да, – сказал Д.Э. – Но, однако, она ошиблась.
Румянец счастья побледнел на щеках экономки.
– Почему? – спросила она упавшим голосом.
Д.Э. поднял палец.
– А откуда мы знаем, что миссис Гонзалес выпила весь флакон? Разве об этом говорится в статье? Нет, мисс Дэрроу. Флакон изобразил художник. Согласитесь, что если бы он нарисовал, как дама принимает яд с ложки, эффект был бы испорчен.
– Но ведь портрет явно нарисован с фотографии!
– Именно, – подтвердил Джейк. – И это наблюдение ценно тем более, что его почти никто не замечает. Как всегда, мэм: смотрят, но не видят. Привыкли и не обращают внимания.
– Но ведь это элементарно, джентльмены!
– Ах, мадам, – вскричал Дюк. – Такой ум! И в такой глуши!
– Ну, я сказал бы, что именно глушь иногда оттачивает способность видеть то, на что обычно не обращают внимания, – заметил Джейк.
Он явно смущался. Даже смотрел не на мисс Дэрроу, а куда-то в сторону. И продолжал:
– Если, конечно, эта способность заложена природой. Людей, наделенных такими способностями, побаиваются. Они не похожи на других, они странные, их никто не понимает. Обществу они кажутся чужими. Оно видит в таких людях пришельцев с другой планеты. Чужаков. Инородное тело. Обществу не нужны инородные тела. Общество…
– Стоп, сэр! – оборвал его компаньон. – Оставим сантименты. Простая дедукция поможет понять механизм этого маленького заблуждения. Мисс Дэрроу, вы смотрели одновременно на портрет миссис Гонзалес, и на рисунок, отчего у вас и создалось впечатление, что несчастная выпила из горлышка весь флакон. Так вы, подобно тысячам читателей, на которых рассчитан этот трюк, стали его жертвой.
– Но не может ли быть, что этот человек, художник, находился на месте преступления? – не уступала мисс Дэрроу. – Что, если это он в заговоре с убийцей? Ведь его должны были вызвать из редакции! Я знала! Я догадывалась!
– Смотри, – заметил компаньону Д.Э. Саммерс, – какая изощренность воображения!
– Потрясающая! – добавил М.Р. Маллоу.
– Фантастическая!
– Удивительная!
– Талант видеть то, чего не видят другие, – продолжал Д.Э. – Ум, который при других обстоятельствах мог бы стать умом преступным. Ах, мэм, какая жалость, что вы женщина! Ваша наблюдательность не знает себе равных! Но увы. Я вынужден вас огорчить.
– Но почему? – мисс Дэрроу переменилась в лице.
– Потому что на портрете миссис Гонзалес жива. Фотографию дал муж или кто-нибудь из родственников.
– Да, но… но ведь второй рисунок!
– Который, в отличие от портрета, рисовали совсем не с фотографии. Ваша наблюдательность вам изменила.
Толстая, жилистая шея мисс Дэрроу напряглась.
– Я все поняла! – прошептала она. – Несчастный художник пытался сообщить нам правду! Он о чем-то догадывался и опасался за собственную жизнь! Убийца – муж!
– Мэм, я боюсь вас. Хорошо, что вы не вступили на путь зла. Но если бы я опасался за собственную жизнь, мэм, то выбрал бы более надежный способ.
– Что это за способ, сэр?
– Сообщить полиции.
– Если эта полиция станет вас слушать, – хмыкнула мисс Дэрроу. – Разве их интересует наша безопасность? Не смешите меня. Эти бюрократы вас и на пушечный выстрел не подпустят. Вас поднимут на смех. Они готовы на все, чтобы только…
Д.Э. положил вилку.
– Пусть так, мэм. Но зачем сообщать убийце, что вы знаете о совершенном преступлении через одну из трех крупнейших газет штата?
– Так, может быть, художник был вынужден бежать!
М.Р. Маллоу тоже отвлекся от тарелки с омлетом.
– Ах, мадам! – воскликнул он. – Я так согласен с компаньоном! Ужас пробирает меня до самых костей при мысли, что вы могли бы совершить! Это было бы идеальное преступление! Но…
– Но…? – робко поинтересовалась мисс Дэрроу.
– Но…
– Но…? Говорите, сэр. Не надо меня щадить.
М.Р. смущенно прочистил горло.
– Но я читал "Детройт ньюз" сегодня утром, – произнес он. – Под рисунками к "Воскресным чтениям" и разделу "Общество" то же факсимиле, что и десять лет назад под иллюстрациями к статье: Е.Ф.П.
– Факсимиле! – прошептала миссис Дэрроу. – Что значит опыт!
– Немного, мадам.
Джентльмены скромно умолкли. На висках Д.Э. и над верхней губой, которую не так давно появилась необходимость брить ежедневно, выступил пот. Д.Э. волновался.
– Но, – спохватилась мисс Дэрроу, – у меня есть еще одна версия!
– Какая? – поразились компаньоны.
– Может быть, художник спешил! Может быть, он переживал! Вы бы тоже на его месте были потрясены, сэр!
– Вероятно, был бы, – признал Д.Э. Саммерс. – Особенно если бы меня заранее вызвали из редакции, чтобы поручить нарисовать, как еще живая дама принимает яд. Нет, мэм, художник в глаза не видел жертву. Ваш критический ум, ваши строгие требования, которые вы предъявляете в равной мере к себе и к другим, ваша щепетильность в деталях не позволили вам сделать единственно правильный вывод: перед нами типичная халтура.
– Стоп, компаньон, – заметил М.Р. Маллоу. – На сей раз ты ошибаешься. Это тем более странно, что пять минут назад ты сам придал направление моей мысли: Художник изобразил даму таким образом, чтобы было ясно, что она принимает именно яд, а не лекарство. Специфика иллюстрации, понимаете?
– Черт, – выругался Джейк.
– Да ладно.
– Нет, я должен был.
– Брось, это не твоя стихия. Живопись, мисс Дэрроу, и прочее – это по моей части. Я привык иметь дело с вопросами искусства. А мой компаньон, которому – обратите на это внимание! – так же больно сознавать свою ошибку, как и вам, более по части убийств. Кто умер, когда умер, как умер, почему его похоронили так или этак – тут ему нет равных. Так же как и в заметании следов.
– Но почему коронер признался! – чуть не плакала экономка.
– Видите ли, мисс Дэрроу…
И Саммерс пустился в объяснения.
М.Р. Маллоу сидел молча. Он мог не слушать. Он уже и так знал, что подобным образом поступают все коронеры вообще, когда кто-нибудь накладывает на себя руки, потому что в любом другом случае понадобилось бы сообщать в полицию, отправлять тело на вскрытие и добывать кучу бумаг, доказывающих, что смерть несчастной действительно явилась результатом самоубийства.
Наконец, сын похоронного церемониймейстера развел руками.
"За три года мне пришлось приводить в божеский вид четыре… пять… нет, шесть дамочек, наложивших на себя руки, – сказал он компаньону в тот вечер, когда они впервые ночевали в "Мигли". – Нет, так: пять дамочек, одна кухарка. Одна отравилась газом, пять – как сговорились… Да, карболовая кислота. Что? Откуда мне знать, зачем! Только одна записку оставила: "Прости и забудь". Забудет он теперь, как же!" "Но почему? – спросил тогда потрясенный М.Р. Маллоу. – Какова настоящая причина?""Настоящая причина? Извольте, сэр. Истерика. От мелахолии. От скуки. От того, что дуры, ржавый якорь мне в корму!"
Все это молодой головорез, который, если вы помните, всегда считал, что появление женщины в жизни мужчины всегда означает страдания и скуку, объяснил экономке – стараясь быть деликатным.
Экономка не выдержала потрясения. Она заплакала.
– Ну что же вы, мисс Дэрроу! – уговаривал Д.Э., пытаясь дотянуться через стол и взять экономку за руку.
Она схватила его ладонь и спрятала в ней лицо.
– Ну, что вы? – стоя в неудобной позиции, повторял рыцарь без стыда и совести. – Ну, ничего, что он не убивал! Бывают вещи куда хуже! Ну, не плачьте.
Ему удалось проявить чудеса ловкости, подняв вторую руку и, удерживаясь в таком положении, поглаживать скорбящие седины. Экономка, всхлипывая, подняла голову.
– Ну, вот так, – он поправил ей кружевной воротник и сел. – Вот, отлично. А то развели сырость.
– Вы должны гордиться собой, – сказал Дюк. – Ведь вы все же раскрыли преступление.
Мисс Дэрроу высморкалась в платок.
– Какое?
– Одно из тех преступлений, что совершались и совершаются сотнями. Оставаясь при этом, – М.Р. выдержал эффектную паузу, – безнаказанными. Мужья превращают жизнь своих жен в ад и никто никогда не уличит их, а их жертвы не скажут никому ни слова. Но я, мадам, хотел бы сделать одно замечание.
Маллоу помолчал еще немного.
– Помните, на вопрос: "Почему вы сделали это?" миссис Гонзалес все-таки ответила: "О, ничего!" Вы бы тоже так поступили, мадам. Если бы…
– …его любила! – опять зарыдала экономка.
– Именно! – подтвердил Джейк. – И наша миссис Гонзалес наложила на себя руки, как делают все – в отсутствие мужа. Которому коронер посоветовал сказать неправду, чтобы не допустить вскрытия тела. Чтобы муж мог оставить тело в доме.
– Несчастный муж, мадам, добивался не сокрытия преступления, – Дюк опустил ресницы. – Нет, мадам.
При этом он наступил компаньону на ногу: тот начал пялиться на вазу с конфетами.
– Значит, – медленно проговорила экономка, – и он все-таки ее любил?
– Боюсь, мэм, – Джейк напоминал гранитное изваяние, – это уже не поможет миссис Гонзалес. Но ощутил раскаяние – несомненно.
Мисс Дэрроу вытирала глаза.
– А ведь не будь вы так бдительны, – продолжал сын похоронного церемониймейстера, – еще неизвестно, что могло бы оказаться на самом деле. Вы меня понимаете?
– Я вас понимаю, сэр! – прошептала экономка.
Джейк встал.
– Ну-с, компаньон, нам, похоже, пора. Спасибо, мисс Дэрроу, за ваш дивный завтрак и за то, что приютили нас в ту ночь. Бескорыстие сейчас такая редкость!
– Да, но… – спохватилась мисс Дэрроу, – почему же вам и не снимать у меня комнату? И мне было бы спокойнее.
Двое джентльменов прокашлялись.
– Мэм, – сказал Д.Э., – похоже, произошло недоразумение. Мы не сыщики.
– Хорошо, сэр.
– Мисс Дэрроу, мы действительно не сыщики.
– Да, сэр, я поняла, сэр.
– И в любом случае мы не собираемся заниматься сыском.
– Но, сэр, как же?
– Наши желания, – с горькой усмешкой заметил Д.Э. Саммерс, – не совпадают с нашими возможностями.
– Понимаю, – прошептала экономка. – Понимаю.
М.Р. поправил новый галстук.
– Мы собираемся заняться бизнесом. Volens-nolens придется затянуть пояса.
Он машинально провел рукой по новому жилету. Под жилетом находились манишка, новые подтяжки – и больше ничего. Не будь денег Форда, двое джентльменов так и носили бы летние тряпки "по вакационным ценам".
Экономка подумала.
– Вы собираетесь жить в гостинице? Но ведь у меня только немного дороже. Я могу сделать для вас скидку.
Двое джентльменов потупили очи.
– Нет, мисс Дэрроу, ничего не получится.
– Да, но… тогда где? У миссис Христодуло?
– Д-да, вероятно, – пробормотали джентльмены, – у нее.
– Или у миссис Грацци? Имейте в виду, ее стряпня прекрасно подойдет для отравлений!
– Тогда к черту миссис Грацци. Мы будем жить у этой миссис, как вы сказали, Христодуло?
– Да, миссис Христодуло.
– А где живет миссис Христодуло?
Мисс Дэрроу оглядела обоих.
– Вот что, джентльмены, – сказала она. – Я вас никуда не отпущу.
– Сошлась головоломка? – спросил он под нос самого себя, опускаясь на свежезастланную постель. – Или нет? Ну, почти.
М.Р. Маллоу тоже вошел туда.
– Что значит уметь впаривать гражданам сомнительные штуки, – сказал он. – Великое дело – коммерция!
Коммерция действительно оказалась великим делом: комната на втором этаже прекрасного старого дома, в котором, помимо прочего, имелось еще шесть комнат, считая библиотеку, и не считая комнаты мисс Дэрроу внизу, с роскошной, просторной ванной, которую следовало только привести в порядок, с дивным чердаком, заставленным рухлядью, который только в сильный дождь давал течь, и великолепно заботливой экономкой, которая, к тому же, была отличной кухаркой. Все это – за цену, вдвое меньшую, чем остальным жильцам: пятнадцать баксов ежемесячно.
"Бам-м", – сказал поднос, который уронила внизу мисс Дэрроу.
– Мисс Дэрроу, – сказал за завтраком Д.Э. Саммерс, – дело закончено. Все следы ведут к коронеру.
– Нам удалось добиться признания, – подтвердил М.Р. Маллоу. – Он показал, что сам посоветовал вдовцу написать, что жена приняла яд в его присутствии.
– О Господи! Так это заговор?
– Нет, мисс Дэрроу.
– Зачем же тогда коронер это сделал?
– Он просто хотел избежать лишних формальностей.
– Но весь флакон! Несчастная выпила флакон карболовой кислоты! Флакон! Вы только подумайте!
Д.Э. покачал головой, демонстрируя компаньону наполовину восхищение, наполовину сожаление.
– Какие способности! – воскликнул М.Р. Маллоу. – Какое умение видеть, слышать, наблюдать!
– Да, – сказал Д.Э. – Но, однако, она ошиблась.
Румянец счастья побледнел на щеках экономки.
– Почему? – спросила она упавшим голосом.
Д.Э. поднял палец.
– А откуда мы знаем, что миссис Гонзалес выпила весь флакон? Разве об этом говорится в статье? Нет, мисс Дэрроу. Флакон изобразил художник. Согласитесь, что если бы он нарисовал, как дама принимает яд с ложки, эффект был бы испорчен.
– Но ведь портрет явно нарисован с фотографии!
– Именно, – подтвердил Джейк. – И это наблюдение ценно тем более, что его почти никто не замечает. Как всегда, мэм: смотрят, но не видят. Привыкли и не обращают внимания.
– Но ведь это элементарно, джентльмены!
– Ах, мадам, – вскричал Дюк. – Такой ум! И в такой глуши!
– Ну, я сказал бы, что именно глушь иногда оттачивает способность видеть то, на что обычно не обращают внимания, – заметил Джейк.
Он явно смущался. Даже смотрел не на мисс Дэрроу, а куда-то в сторону. И продолжал:
– Если, конечно, эта способность заложена природой. Людей, наделенных такими способностями, побаиваются. Они не похожи на других, они странные, их никто не понимает. Обществу они кажутся чужими. Оно видит в таких людях пришельцев с другой планеты. Чужаков. Инородное тело. Обществу не нужны инородные тела. Общество…
– Стоп, сэр! – оборвал его компаньон. – Оставим сантименты. Простая дедукция поможет понять механизм этого маленького заблуждения. Мисс Дэрроу, вы смотрели одновременно на портрет миссис Гонзалес, и на рисунок, отчего у вас и создалось впечатление, что несчастная выпила из горлышка весь флакон. Так вы, подобно тысячам читателей, на которых рассчитан этот трюк, стали его жертвой.
– Но не может ли быть, что этот человек, художник, находился на месте преступления? – не уступала мисс Дэрроу. – Что, если это он в заговоре с убийцей? Ведь его должны были вызвать из редакции! Я знала! Я догадывалась!
– Смотри, – заметил компаньону Д.Э. Саммерс, – какая изощренность воображения!
– Потрясающая! – добавил М.Р. Маллоу.
– Фантастическая!
– Удивительная!
– Талант видеть то, чего не видят другие, – продолжал Д.Э. – Ум, который при других обстоятельствах мог бы стать умом преступным. Ах, мэм, какая жалость, что вы женщина! Ваша наблюдательность не знает себе равных! Но увы. Я вынужден вас огорчить.
– Но почему? – мисс Дэрроу переменилась в лице.
– Потому что на портрете миссис Гонзалес жива. Фотографию дал муж или кто-нибудь из родственников.
– Да, но… но ведь второй рисунок!
– Который, в отличие от портрета, рисовали совсем не с фотографии. Ваша наблюдательность вам изменила.
Толстая, жилистая шея мисс Дэрроу напряглась.
– Я все поняла! – прошептала она. – Несчастный художник пытался сообщить нам правду! Он о чем-то догадывался и опасался за собственную жизнь! Убийца – муж!
– Мэм, я боюсь вас. Хорошо, что вы не вступили на путь зла. Но если бы я опасался за собственную жизнь, мэм, то выбрал бы более надежный способ.
– Что это за способ, сэр?
– Сообщить полиции.
– Если эта полиция станет вас слушать, – хмыкнула мисс Дэрроу. – Разве их интересует наша безопасность? Не смешите меня. Эти бюрократы вас и на пушечный выстрел не подпустят. Вас поднимут на смех. Они готовы на все, чтобы только…
Д.Э. положил вилку.
– Пусть так, мэм. Но зачем сообщать убийце, что вы знаете о совершенном преступлении через одну из трех крупнейших газет штата?
– Так, может быть, художник был вынужден бежать!
М.Р. Маллоу тоже отвлекся от тарелки с омлетом.
– Ах, мадам! – воскликнул он. – Я так согласен с компаньоном! Ужас пробирает меня до самых костей при мысли, что вы могли бы совершить! Это было бы идеальное преступление! Но…
– Но…? – робко поинтересовалась мисс Дэрроу.
– Но…
– Но…? Говорите, сэр. Не надо меня щадить.
М.Р. смущенно прочистил горло.
– Но я читал "Детройт ньюз" сегодня утром, – произнес он. – Под рисунками к "Воскресным чтениям" и разделу "Общество" то же факсимиле, что и десять лет назад под иллюстрациями к статье: Е.Ф.П.
– Факсимиле! – прошептала миссис Дэрроу. – Что значит опыт!
– Немного, мадам.
Джентльмены скромно умолкли. На висках Д.Э. и над верхней губой, которую не так давно появилась необходимость брить ежедневно, выступил пот. Д.Э. волновался.
– Но, – спохватилась мисс Дэрроу, – у меня есть еще одна версия!
– Какая? – поразились компаньоны.
– Может быть, художник спешил! Может быть, он переживал! Вы бы тоже на его месте были потрясены, сэр!
– Вероятно, был бы, – признал Д.Э. Саммерс. – Особенно если бы меня заранее вызвали из редакции, чтобы поручить нарисовать, как еще живая дама принимает яд. Нет, мэм, художник в глаза не видел жертву. Ваш критический ум, ваши строгие требования, которые вы предъявляете в равной мере к себе и к другим, ваша щепетильность в деталях не позволили вам сделать единственно правильный вывод: перед нами типичная халтура.
– Стоп, компаньон, – заметил М.Р. Маллоу. – На сей раз ты ошибаешься. Это тем более странно, что пять минут назад ты сам придал направление моей мысли: Художник изобразил даму таким образом, чтобы было ясно, что она принимает именно яд, а не лекарство. Специфика иллюстрации, понимаете?
– Черт, – выругался Джейк.
– Да ладно.
– Нет, я должен был.
– Брось, это не твоя стихия. Живопись, мисс Дэрроу, и прочее – это по моей части. Я привык иметь дело с вопросами искусства. А мой компаньон, которому – обратите на это внимание! – так же больно сознавать свою ошибку, как и вам, более по части убийств. Кто умер, когда умер, как умер, почему его похоронили так или этак – тут ему нет равных. Так же как и в заметании следов.
– Но почему коронер признался! – чуть не плакала экономка.
– Видите ли, мисс Дэрроу…
И Саммерс пустился в объяснения.
М.Р. Маллоу сидел молча. Он мог не слушать. Он уже и так знал, что подобным образом поступают все коронеры вообще, когда кто-нибудь накладывает на себя руки, потому что в любом другом случае понадобилось бы сообщать в полицию, отправлять тело на вскрытие и добывать кучу бумаг, доказывающих, что смерть несчастной действительно явилась результатом самоубийства.
Наконец, сын похоронного церемониймейстера развел руками.
"За три года мне пришлось приводить в божеский вид четыре… пять… нет, шесть дамочек, наложивших на себя руки, – сказал он компаньону в тот вечер, когда они впервые ночевали в "Мигли". – Нет, так: пять дамочек, одна кухарка. Одна отравилась газом, пять – как сговорились… Да, карболовая кислота. Что? Откуда мне знать, зачем! Только одна записку оставила: "Прости и забудь". Забудет он теперь, как же!" "Но почему? – спросил тогда потрясенный М.Р. Маллоу. – Какова настоящая причина?""Настоящая причина? Извольте, сэр. Истерика. От мелахолии. От скуки. От того, что дуры, ржавый якорь мне в корму!"
Все это молодой головорез, который, если вы помните, всегда считал, что появление женщины в жизни мужчины всегда означает страдания и скуку, объяснил экономке – стараясь быть деликатным.
Экономка не выдержала потрясения. Она заплакала.
– Ну что же вы, мисс Дэрроу! – уговаривал Д.Э., пытаясь дотянуться через стол и взять экономку за руку.
Она схватила его ладонь и спрятала в ней лицо.
– Ну, что вы? – стоя в неудобной позиции, повторял рыцарь без стыда и совести. – Ну, ничего, что он не убивал! Бывают вещи куда хуже! Ну, не плачьте.
Ему удалось проявить чудеса ловкости, подняв вторую руку и, удерживаясь в таком положении, поглаживать скорбящие седины. Экономка, всхлипывая, подняла голову.
– Ну, вот так, – он поправил ей кружевной воротник и сел. – Вот, отлично. А то развели сырость.
– Вы должны гордиться собой, – сказал Дюк. – Ведь вы все же раскрыли преступление.
Мисс Дэрроу высморкалась в платок.
– Какое?
– Одно из тех преступлений, что совершались и совершаются сотнями. Оставаясь при этом, – М.Р. выдержал эффектную паузу, – безнаказанными. Мужья превращают жизнь своих жен в ад и никто никогда не уличит их, а их жертвы не скажут никому ни слова. Но я, мадам, хотел бы сделать одно замечание.
Маллоу помолчал еще немного.
– Помните, на вопрос: "Почему вы сделали это?" миссис Гонзалес все-таки ответила: "О, ничего!" Вы бы тоже так поступили, мадам. Если бы…
– …его любила! – опять зарыдала экономка.
– Именно! – подтвердил Джейк. – И наша миссис Гонзалес наложила на себя руки, как делают все – в отсутствие мужа. Которому коронер посоветовал сказать неправду, чтобы не допустить вскрытия тела. Чтобы муж мог оставить тело в доме.
– Несчастный муж, мадам, добивался не сокрытия преступления, – Дюк опустил ресницы. – Нет, мадам.
При этом он наступил компаньону на ногу: тот начал пялиться на вазу с конфетами.
– Значит, – медленно проговорила экономка, – и он все-таки ее любил?
– Боюсь, мэм, – Джейк напоминал гранитное изваяние, – это уже не поможет миссис Гонзалес. Но ощутил раскаяние – несомненно.
Мисс Дэрроу вытирала глаза.
– А ведь не будь вы так бдительны, – продолжал сын похоронного церемониймейстера, – еще неизвестно, что могло бы оказаться на самом деле. Вы меня понимаете?
– Я вас понимаю, сэр! – прошептала экономка.
Джейк встал.
– Ну-с, компаньон, нам, похоже, пора. Спасибо, мисс Дэрроу, за ваш дивный завтрак и за то, что приютили нас в ту ночь. Бескорыстие сейчас такая редкость!
– Да, но… – спохватилась мисс Дэрроу, – почему же вам и не снимать у меня комнату? И мне было бы спокойнее.
Двое джентльменов прокашлялись.
– Мэм, – сказал Д.Э., – похоже, произошло недоразумение. Мы не сыщики.
– Хорошо, сэр.
– Мисс Дэрроу, мы действительно не сыщики.
– Да, сэр, я поняла, сэр.
– И в любом случае мы не собираемся заниматься сыском.
– Но, сэр, как же?
– Наши желания, – с горькой усмешкой заметил Д.Э. Саммерс, – не совпадают с нашими возможностями.
– Понимаю, – прошептала экономка. – Понимаю.
М.Р. поправил новый галстук.
– Мы собираемся заняться бизнесом. Volens-nolens придется затянуть пояса.
Он машинально провел рукой по новому жилету. Под жилетом находились манишка, новые подтяжки – и больше ничего. Не будь денег Форда, двое джентльменов так и носили бы летние тряпки "по вакационным ценам".
Экономка подумала.
– Вы собираетесь жить в гостинице? Но ведь у меня только немного дороже. Я могу сделать для вас скидку.
Двое джентльменов потупили очи.
– Нет, мисс Дэрроу, ничего не получится.
– Да, но… тогда где? У миссис Христодуло?
– Д-да, вероятно, – пробормотали джентльмены, – у нее.
– Или у миссис Грацци? Имейте в виду, ее стряпня прекрасно подойдет для отравлений!
– Тогда к черту миссис Грацци. Мы будем жить у этой миссис, как вы сказали, Христодуло?
– Да, миссис Христодуло.
– А где живет миссис Христодуло?
Мисс Дэрроу оглядела обоих.
– Вот что, джентльмены, – сказала она. – Я вас никуда не отпущу.
* * *
Спустя четверть часа Д.Э. Саммерс распахнул дверь комнаты. Той самой, где не так давно был обвинен в покушении.– Сошлась головоломка? – спросил он под нос самого себя, опускаясь на свежезастланную постель. – Или нет? Ну, почти.
М.Р. Маллоу тоже вошел туда.
– Что значит уметь впаривать гражданам сомнительные штуки, – сказал он. – Великое дело – коммерция!
Коммерция действительно оказалась великим делом: комната на втором этаже прекрасного старого дома, в котором, помимо прочего, имелось еще шесть комнат, считая библиотеку, и не считая комнаты мисс Дэрроу внизу, с роскошной, просторной ванной, которую следовало только привести в порядок, с дивным чердаком, заставленным рухлядью, который только в сильный дождь давал течь, и великолепно заботливой экономкой, которая, к тому же, была отличной кухаркой. Все это – за цену, вдвое меньшую, чем остальным жильцам: пятнадцать баксов ежемесячно.
"Бам-м", – сказал поднос, который уронила внизу мисс Дэрроу.
Бедная мисс Дэрроу
Однако, следовало заняться делами. В три дня арендовали сарай на перекрестке, наняли рабочих и принялись приобретать все необходимое.
– Мистер Саммерс! – экономка всплеснула руками и отскочила, чтобы не быть задавленной. – Зачем вы тащите это в мою комнату? Что это за вещь?
– Это, мисс Дэрроу, – Д.Э. вытер лоб рукавом, – очень важная вещь.
Говорят это, он задел "важной вещью" за косяк: это была громоздкая вещь.
– Это бак для горячей воды?
Саммерс осмотрелся, выбирая место, куда поставить предмет.
– Да, мисс Дэрроу, это бак. Это специальный бак для перегонки жидкости, которой обрабатывают невидимые чернила, отпечатки пальцев и тому подобное.
– Надо же, какой большой… Но… но… но я не разрешаю!
Саммерс устроил "эту вещь", упакованную в брезент, за дверью, проверил, можно ли после этого протиснуться в комнату, и выпрямился.
– Мисс Дэрроу, это стоило нам страшных денег. У нас в офисе орудуют рабочие. Маллоу пригласил к ужину барышень – думают танцевать в гостиной матчиш. Тащить наверх по лестнице – одному тяжело. Мэм, ну не ругайтесь, правда, только ненадолго!
– Так уберите это куда-нибудь! Не могу же я спать с этой вещью!
– В гостиной курят жильцы. Кстати, вы, надеюсь, не курите?
– Как вы могли такое… а почему вы спрашиваете?
– Чтобы оно не взорвалось, разумеется. Иначе вы останетесь не только без платы за комнату.
Пока экономка с трудом приходила в себя, ее настигла другая ужасная мысль.
– Но Господи Иисусе! В гостиной – матчиш! В моей гостиной!
– Я говорил ему.
– А он?
– Сказал: "Не могут же они танцевать в нашей комнате!" Мисс Дэрроу! Куда вы?
– К вашему офису. Сказать вашему другу, что не желаю, чтобы в моей гостиной танцевали матчиш!
– Я скажу им, чтобы танцевали вальс! Не сердитесь!
– Но моя гостиная! Что скажут жильцы!
– Кстати: а кто у нас жильцы? Я только видел пожилого джентльмена. Он вскочил в уборную у меня перед носом.
– Это мистер Спарклз, нотариус. Не сердитесь на него, он лечится электричеством.
– А второй? Он, что, невидимка?
– Мистер Мацумага – секретарь страхового общества. Он уже две недели, как уехал по делам ложи.
– Какой ложи?
– Только никому не говорите. Общества "Преданность № 120".
– Что же он там делает?
– Не имею представления.
– А когда он вернется?
– Этого никто не знает.
– Как? – оторопел Саммерс.
– Что же вы хотите – тайное общество! – мисс Дэрроу с достоинством одернула фартук. – В городе их шесть, и испокон века никто не знает, чем они занимаются!
Той ночью нотариус, человек лет тридцати, с лоснящимся задом синих брюк, с испорченными зубами и заметной плешью, желающий только одного: чтобы его оставили в покое, съехал, не тратя времени на объяснения. Сделал ли он это потому, что ночью к нему в комнату стучались веселые барышни, желающие развлечь его танцами? Или, может быть, потому, что некие двое джентльменов, имея благородное намерение успокоить этих барышень, читали им вслух газету, где размещались "Разговоры о красоте бабушки Эйприл", изображая один молодую девицу, второй – бабку? Этого не знал никто (тем более, что мистер Саммерс с утра опять пел в ванной). Но только пришлось ехать догонять нотариуса, просить миссис Христодуло, чтобы пустила к нему в комнату, и, наконец, применить кое-какие экстренные меры. По принятии этих экстренных мер нотариус вернулся в "Мигли" почти счастливым и совершенно пьяным. Мазурку он начал еще на крыльце, не обращая внимания на то, что его не держали ноги, а когда мисс Дэрроу распахнула дверь, хлопнул экономку по заду и потащил в гостиную танцевать. Танец закончился стремительным бегством мисс Дэрроу. При этом нотариус назвал свое поведение" эксцессом интеллекта".
Пришлось срочно загонять нотариуса в его комнату. Спустя час бедняга был выгнан вон. Он топтался во дворе и плакал.
– Мисс Дэрроу! Мисс Дэрроу! – заклинали двое джентльменов из-за запертых дверей. – Ну, не сердитесь на него! Он же не имел в виду плохого! Он наоборот!
Не помогали даже и объяснения, что подобные" эксцессы интеллекта" как раз и случаются с людьми непьющими – с непривычки. Но Д.Э. Саммерс добился помилования для всех: он, один сохранивший кое-какие силы после экстренных мер, до самого утра пил с экономкой чай и рассказывал, как пинкертоны упустили однажды жулика в дамском платье; о том, что половина дам, ведущих дамские колонки в газетах – переодетые мужчины; о том, как именно изготавливаются некоторые шарлатанские средства, и о том, как он явился однажды утром в кабинет шефа одного сыскного бюро Сан-Франциско, и сам, лично, видел там следы поджога. Поджог сыскного бюро и особенно описание мужественной внешности его шефа, Майлза Дж. Болджера, сотворили чудо: опальный нотариус, которого компаньоны нашли спящим на крыльце, вернулся в свою комнату.
Его хватило на неделю. Все это время он терпел молчаливую ненависть экономки, занятую уборную, в которую часами не мог попасть от того, что компаньоны использовали это помещение для чтения, телефон, впавший в безумство от постоянных звонков, и ариетки в ванной, которые было слышно во всем доме. Кроме того, он каждое утро спотыкался о еще один "резервуар для перегонки жидкости, которой обрабатывают невидимые чернила, отпечатки пальцев и тому подобное".
Спустя неделю "Мигли" лишился одного жильца.
– Мистер Саммерс! – экономка всплеснула руками и отскочила, чтобы не быть задавленной. – Зачем вы тащите это в мою комнату? Что это за вещь?
– Это, мисс Дэрроу, – Д.Э. вытер лоб рукавом, – очень важная вещь.
Говорят это, он задел "важной вещью" за косяк: это была громоздкая вещь.
– Это бак для горячей воды?
Саммерс осмотрелся, выбирая место, куда поставить предмет.
– Да, мисс Дэрроу, это бак. Это специальный бак для перегонки жидкости, которой обрабатывают невидимые чернила, отпечатки пальцев и тому подобное.
– Надо же, какой большой… Но… но… но я не разрешаю!
Саммерс устроил "эту вещь", упакованную в брезент, за дверью, проверил, можно ли после этого протиснуться в комнату, и выпрямился.
– Мисс Дэрроу, это стоило нам страшных денег. У нас в офисе орудуют рабочие. Маллоу пригласил к ужину барышень – думают танцевать в гостиной матчиш. Тащить наверх по лестнице – одному тяжело. Мэм, ну не ругайтесь, правда, только ненадолго!
– Так уберите это куда-нибудь! Не могу же я спать с этой вещью!
– В гостиной курят жильцы. Кстати, вы, надеюсь, не курите?
– Как вы могли такое… а почему вы спрашиваете?
– Чтобы оно не взорвалось, разумеется. Иначе вы останетесь не только без платы за комнату.
Пока экономка с трудом приходила в себя, ее настигла другая ужасная мысль.
– Но Господи Иисусе! В гостиной – матчиш! В моей гостиной!
– Я говорил ему.
– А он?
– Сказал: "Не могут же они танцевать в нашей комнате!" Мисс Дэрроу! Куда вы?
– К вашему офису. Сказать вашему другу, что не желаю, чтобы в моей гостиной танцевали матчиш!
– Я скажу им, чтобы танцевали вальс! Не сердитесь!
– Но моя гостиная! Что скажут жильцы!
– Кстати: а кто у нас жильцы? Я только видел пожилого джентльмена. Он вскочил в уборную у меня перед носом.
– Это мистер Спарклз, нотариус. Не сердитесь на него, он лечится электричеством.
– А второй? Он, что, невидимка?
– Мистер Мацумага – секретарь страхового общества. Он уже две недели, как уехал по делам ложи.
– Какой ложи?
– Только никому не говорите. Общества "Преданность № 120".
– Что же он там делает?
– Не имею представления.
– А когда он вернется?
– Этого никто не знает.
– Как? – оторопел Саммерс.
– Что же вы хотите – тайное общество! – мисс Дэрроу с достоинством одернула фартук. – В городе их шесть, и испокон века никто не знает, чем они занимаются!
Той ночью нотариус, человек лет тридцати, с лоснящимся задом синих брюк, с испорченными зубами и заметной плешью, желающий только одного: чтобы его оставили в покое, съехал, не тратя времени на объяснения. Сделал ли он это потому, что ночью к нему в комнату стучались веселые барышни, желающие развлечь его танцами? Или, может быть, потому, что некие двое джентльменов, имея благородное намерение успокоить этих барышень, читали им вслух газету, где размещались "Разговоры о красоте бабушки Эйприл", изображая один молодую девицу, второй – бабку? Этого не знал никто (тем более, что мистер Саммерс с утра опять пел в ванной). Но только пришлось ехать догонять нотариуса, просить миссис Христодуло, чтобы пустила к нему в комнату, и, наконец, применить кое-какие экстренные меры. По принятии этих экстренных мер нотариус вернулся в "Мигли" почти счастливым и совершенно пьяным. Мазурку он начал еще на крыльце, не обращая внимания на то, что его не держали ноги, а когда мисс Дэрроу распахнула дверь, хлопнул экономку по заду и потащил в гостиную танцевать. Танец закончился стремительным бегством мисс Дэрроу. При этом нотариус назвал свое поведение" эксцессом интеллекта".
Пришлось срочно загонять нотариуса в его комнату. Спустя час бедняга был выгнан вон. Он топтался во дворе и плакал.
– Мисс Дэрроу! Мисс Дэрроу! – заклинали двое джентльменов из-за запертых дверей. – Ну, не сердитесь на него! Он же не имел в виду плохого! Он наоборот!
Не помогали даже и объяснения, что подобные" эксцессы интеллекта" как раз и случаются с людьми непьющими – с непривычки. Но Д.Э. Саммерс добился помилования для всех: он, один сохранивший кое-какие силы после экстренных мер, до самого утра пил с экономкой чай и рассказывал, как пинкертоны упустили однажды жулика в дамском платье; о том, что половина дам, ведущих дамские колонки в газетах – переодетые мужчины; о том, как именно изготавливаются некоторые шарлатанские средства, и о том, как он явился однажды утром в кабинет шефа одного сыскного бюро Сан-Франциско, и сам, лично, видел там следы поджога. Поджог сыскного бюро и особенно описание мужественной внешности его шефа, Майлза Дж. Болджера, сотворили чудо: опальный нотариус, которого компаньоны нашли спящим на крыльце, вернулся в свою комнату.
Его хватило на неделю. Все это время он терпел молчаливую ненависть экономки, занятую уборную, в которую часами не мог попасть от того, что компаньоны использовали это помещение для чтения, телефон, впавший в безумство от постоянных звонков, и ариетки в ванной, которые было слышно во всем доме. Кроме того, он каждое утро спотыкался о еще один "резервуар для перегонки жидкости, которой обрабатывают невидимые чернила, отпечатки пальцев и тому подобное".
Спустя неделю "Мигли" лишился одного жильца.
О появлении одной особы, с которой кое-кто надеялся никогда больше не встретиться
10 декабря 1909 года, около полудня Саммерс заскочил домой на секунду.
– … всего лишь резервуар для газолина, – доносилось из-за полуоткрытой двери в кухню. – Кем бы они ни были, они не сыщики. Вас обманули, мисс Дэрроу.
Голос, который произносил эти слова, показался знакомым. Саммерс подошел к двери.
Серый весенний жакет на тонкой фигуре. Серый шофферский кепи с "консервами" над козырьком и муслиновым шарфом, завязанным бантом под подбородком. Высокие брови, пронзительные глаза, прямой нос.
На секунду пахнуло влажной ночной тьмой и газолиновым дымом.
"Меня зовут Ирен Адлер".
Джейк тряхнул головой, но это помогло только наполовину: главная часть миража так и осталась сидеть на стуле. Она поправила на коленях унылый коричневый саквояж и продолжала смотреть на экономку.
На сковороде шипели свиные котлеты. Экономка накрыла сковороду крышкой, вытащила из кармана фартука очки и нацепила на нос.
– Но, доктор Бэнкс, вы меня не дослушали! – выговорила она возмущенно. – Они мне сами все рассказали! Они коммерсанты. Они оба работают на мистера Форда!
– А до того? – поинтересовалась неприятная особа. – До того, как они стали работать на мистера Форда, – знаете вы, чем они занимались?
– Можно подумать, вы знаете!
– Нет, – честно ответила ее собеседница. – Но когда мы познакомились с этими… этими господами, они были одеты, как бродяги, и за ними была вооруженная погоня.
Экономка изо всех сил жарила котлеты.
– Человек пятьдесят, не меньше, мисс Дэрроу. Мисс Дэрроу?
Удивленная молчанием собеседницы, незнакомка обернулась и встретилась взглядом с коммерсантом.
– Здравствуйте, мисс Дэрроу, – сказал тот. – Давно хотел сказать: я пошутил про невидимые чернила. Думал, вы подыгрываете.
– Мистер Саммерс! – голос экономки звучал несколько слишком радостно. – Ну, конечно, я догадалась! А это наша доктор Бэнкс, о которой я вам рассказывала! Она так хотела с вами познакомиться!
С этими словами она повернулась к жильцу.
Человек, называвший себя коммерсантом, долго молчал. Затем он прочистил горло.
– Э-э, – произнес он. – Очень приятно, мисс Бэнкс. Пообедаете?
– Ну, мисс Бэнкс, какое это теперь имеет значение, – отозвался тот.
– Боюсь, что имеет. Дело принимало более, чем серьезный оборот. Если бы я не встретила вас здесь, это и вправду не имело бы значения. Но теперь я вынуждена настаивать: Что вы сделали?
– Неудачная шутка, – сухо произнес коммерсант. – У одного моего знакомого совершенно нет чувства юмора.
– Сэр! – вмешалась мисс Дэрроу. – А то, что вы рассказывали, те истории про сыщиков – правда?
– От первого до последнего слова. Кстати, доктор. Что бы вы сказали о еще одной истории про сыщиков, в частности, той, где одна особа – тоже, кстати, при подозрительных обстоятельствах, назвалась "Ирен Адлер"?
– Я бы сказала, что со стороны этой особы было бы крайне неразумно называться своим настоящим именем ночью, чужим мужчинам. Я бы сказала, что это было бы плохо при любых обстоятельствах.
– Но тогда позвольте и мне спросить: а как же вы оказались на той дороге? Ночью? Одна?
Лицо доктора не изменило своего скептического выражения.
– Моя профессия вам известна. В тот момент я как раз приобрела автомобиль. Немного сбилась с пути – и только.
С этими словами она посмотрела на экономку. Мисс Дэрроу собралась с духом.
– Сэр, – решительно сказала она, – я хочу знать все!
Саммерс бросил салфетку.
– Честно?
– Как на духу.
– Что бы, – он подумал, – что бы вы сделали с человеком, который вас унизил?
Экономка окаменела.
– Если бы только я могла, сэр, этот человек очень пожалел бы о том, что он со мной сделал, – произнесла она, наконец.
– Значит, унизили. А что, мистер Саммерс, – доктор невозмутимо пила кофе, – что вам сделали?
– Тоже не слишком красиво пошутили.
– Так, может быть, – доктор вежливо улыбнулась, – чувства юмора не хватило у вас?
Она опять перевела взгляд на мисс Дэрроу. Та мялась. Лицо доктора продолжало оставаться спокойным, но взгляд выразил такую требовательность, что Д.Э. Саммерс спросил разрешения закурить.
– А до того, – продолжила экономка, дав это разрешение и поспешно опуская глаза, – до того, как вы стали работать на мистера Форда, каков был ваш… род занятий?
– У нас, – сообщил Джейк, – была небольшая кинематографическая фабрика. В Сан-Диего.
– Очень хорошо, – вежливо ответила доктор. – Что же с ней стало?
– Ну, как что. То же, что и со всеми небольшими компаниями такого сорта.
– А именно?
– Эдисон.
– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
– Монополизация.
– А если еще точнее?
– Куда уж точнее.
– И тем не менее.
– Если еще точнее – банкротство. Так вам более понятно?
– Да, спасибо. Долго ли ваша компания процветала?
– Не могу сказать, чтобы она так уж процветала, но первое время дела в самом деле были неплохи.
– Первое время – это…?
– Несколько лет.
– Точнее?
– Это что, допрос?
– Это обстоятельства нашего знакомства.
– Мне сразу наденут наручники или позволят выпить кофе?
Мисс Дэрроу хотела вмешаться, но на нее даже не взглянули.
Оба смотрели прямо друг на друга, оба держали руки на столе и оба выглядели так, словно, как рассказывала позже экономка, вот-вот готовы были выхватить оружие.
– Я не имею отношения к полиции, – произнесла доктор своим холодновато-вежливым тоном. – Итак, мистер Саммерс? Сколько же продержалась ваша компания?
Коммерсант прищурился.
– Почти два года.
– А до того?
– До монополизации?
– Нет, до того, как вам пришла мысль открыть кинематографическую фабрику.
– До того у нас было нечто вроде "Черного музея". Знаете?
– Ох, мистер Саммерс, конечно, я знаю! – в восторге вскричала экономка. – Это музей преступлений, мисс Бэнкс! Это в Скотланд-Ярде! Там очень страшно!
– Локон Мэри Келли, лохмотья убийцы и пуля, пронзившая сердце герцога Хэмпширского? – саркастически поинтересовалась доктор.
– Совершенно верно, – подтвердил коммерсант.
– Где же это? – глаза мисс Дэрроу сияли. – Ваш музей? Я могу его увидеть?
– Мисс Дэрроу, дорогая, мы были вынуждены закрыть дело.
– Ох, как же?
Коммерсант развел руками.
– Становилось опасно. Понимаете, это ведь вещи с историей.
– … всего лишь резервуар для газолина, – доносилось из-за полуоткрытой двери в кухню. – Кем бы они ни были, они не сыщики. Вас обманули, мисс Дэрроу.
Голос, который произносил эти слова, показался знакомым. Саммерс подошел к двери.
Серый весенний жакет на тонкой фигуре. Серый шофферский кепи с "консервами" над козырьком и муслиновым шарфом, завязанным бантом под подбородком. Высокие брови, пронзительные глаза, прямой нос.
На секунду пахнуло влажной ночной тьмой и газолиновым дымом.
"Меня зовут Ирен Адлер".
Джейк тряхнул головой, но это помогло только наполовину: главная часть миража так и осталась сидеть на стуле. Она поправила на коленях унылый коричневый саквояж и продолжала смотреть на экономку.
На сковороде шипели свиные котлеты. Экономка накрыла сковороду крышкой, вытащила из кармана фартука очки и нацепила на нос.
– Но, доктор Бэнкс, вы меня не дослушали! – выговорила она возмущенно. – Они мне сами все рассказали! Они коммерсанты. Они оба работают на мистера Форда!
– А до того? – поинтересовалась неприятная особа. – До того, как они стали работать на мистера Форда, – знаете вы, чем они занимались?
– Можно подумать, вы знаете!
– Нет, – честно ответила ее собеседница. – Но когда мы познакомились с этими… этими господами, они были одеты, как бродяги, и за ними была вооруженная погоня.
Экономка изо всех сил жарила котлеты.
– Человек пятьдесят, не меньше, мисс Дэрроу. Мисс Дэрроу?
Удивленная молчанием собеседницы, незнакомка обернулась и встретилась взглядом с коммерсантом.
– Здравствуйте, мисс Дэрроу, – сказал тот. – Давно хотел сказать: я пошутил про невидимые чернила. Думал, вы подыгрываете.
– Мистер Саммерс! – голос экономки звучал несколько слишком радостно. – Ну, конечно, я догадалась! А это наша доктор Бэнкс, о которой я вам рассказывала! Она так хотела с вами познакомиться!
С этими словами она повернулась к жильцу.
Человек, называвший себя коммерсантом, долго молчал. Затем он прочистил горло.
– Э-э, – произнес он. – Очень приятно, мисс Бэнкс. Пообедаете?
* * *
– Мистер Саммерс, – произнесла за обедом доктор, – все хотела у вас поинтересоваться: как же вы оказались на той дороге, когда, помните, мне пришлось подобрать вас и вашего компаньона? Что произошло?– Ну, мисс Бэнкс, какое это теперь имеет значение, – отозвался тот.
– Боюсь, что имеет. Дело принимало более, чем серьезный оборот. Если бы я не встретила вас здесь, это и вправду не имело бы значения. Но теперь я вынуждена настаивать: Что вы сделали?
– Неудачная шутка, – сухо произнес коммерсант. – У одного моего знакомого совершенно нет чувства юмора.
– Сэр! – вмешалась мисс Дэрроу. – А то, что вы рассказывали, те истории про сыщиков – правда?
– От первого до последнего слова. Кстати, доктор. Что бы вы сказали о еще одной истории про сыщиков, в частности, той, где одна особа – тоже, кстати, при подозрительных обстоятельствах, назвалась "Ирен Адлер"?
– Я бы сказала, что со стороны этой особы было бы крайне неразумно называться своим настоящим именем ночью, чужим мужчинам. Я бы сказала, что это было бы плохо при любых обстоятельствах.
– Но тогда позвольте и мне спросить: а как же вы оказались на той дороге? Ночью? Одна?
Лицо доктора не изменило своего скептического выражения.
– Моя профессия вам известна. В тот момент я как раз приобрела автомобиль. Немного сбилась с пути – и только.
С этими словами она посмотрела на экономку. Мисс Дэрроу собралась с духом.
– Сэр, – решительно сказала она, – я хочу знать все!
Саммерс бросил салфетку.
– Честно?
– Как на духу.
– Что бы, – он подумал, – что бы вы сделали с человеком, который вас унизил?
Экономка окаменела.
– Если бы только я могла, сэр, этот человек очень пожалел бы о том, что он со мной сделал, – произнесла она, наконец.
– Значит, унизили. А что, мистер Саммерс, – доктор невозмутимо пила кофе, – что вам сделали?
– Тоже не слишком красиво пошутили.
– Так, может быть, – доктор вежливо улыбнулась, – чувства юмора не хватило у вас?
Она опять перевела взгляд на мисс Дэрроу. Та мялась. Лицо доктора продолжало оставаться спокойным, но взгляд выразил такую требовательность, что Д.Э. Саммерс спросил разрешения закурить.
– А до того, – продолжила экономка, дав это разрешение и поспешно опуская глаза, – до того, как вы стали работать на мистера Форда, каков был ваш… род занятий?
– У нас, – сообщил Джейк, – была небольшая кинематографическая фабрика. В Сан-Диего.
– Очень хорошо, – вежливо ответила доктор. – Что же с ней стало?
– Ну, как что. То же, что и со всеми небольшими компаниями такого сорта.
– А именно?
– Эдисон.
– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
– Монополизация.
– А если еще точнее?
– Куда уж точнее.
– И тем не менее.
– Если еще точнее – банкротство. Так вам более понятно?
– Да, спасибо. Долго ли ваша компания процветала?
– Не могу сказать, чтобы она так уж процветала, но первое время дела в самом деле были неплохи.
– Первое время – это…?
– Несколько лет.
– Точнее?
– Это что, допрос?
– Это обстоятельства нашего знакомства.
– Мне сразу наденут наручники или позволят выпить кофе?
Мисс Дэрроу хотела вмешаться, но на нее даже не взглянули.
Оба смотрели прямо друг на друга, оба держали руки на столе и оба выглядели так, словно, как рассказывала позже экономка, вот-вот готовы были выхватить оружие.
– Я не имею отношения к полиции, – произнесла доктор своим холодновато-вежливым тоном. – Итак, мистер Саммерс? Сколько же продержалась ваша компания?
Коммерсант прищурился.
– Почти два года.
– А до того?
– До монополизации?
– Нет, до того, как вам пришла мысль открыть кинематографическую фабрику.
– До того у нас было нечто вроде "Черного музея". Знаете?
– Ох, мистер Саммерс, конечно, я знаю! – в восторге вскричала экономка. – Это музей преступлений, мисс Бэнкс! Это в Скотланд-Ярде! Там очень страшно!
– Локон Мэри Келли, лохмотья убийцы и пуля, пронзившая сердце герцога Хэмпширского? – саркастически поинтересовалась доктор.
– Совершенно верно, – подтвердил коммерсант.
– Где же это? – глаза мисс Дэрроу сияли. – Ваш музей? Я могу его увидеть?
– Мисс Дэрроу, дорогая, мы были вынуждены закрыть дело.
– Ох, как же?
Коммерсант развел руками.
– Становилось опасно. Понимаете, это ведь вещи с историей.