Одна волна бомбардировщиков сменяла другую. Один «бомбовый ковер» за другим обрушивался на хорошо видневшиеся в лунном свете цехи, где создавалось «оружие особого назначения». Подполковник Серби, летая над островом, отдавал приказы. Полтора миллиона килограммов фугасных и зажигательных бомб было сброшено в ту ночь на цель.
Наконец над островом появились ночные истребители, срочно посланные из района Берлина. Им удалось сбить 47 из 600 «летающих крепостей», участвовавших в налете.
Уже взошло солнце, а фосфор продолжал гореть, распространяя едкий дым и дождь искр. Первые команды саперов, прибывшие из Вольгаста и Штеттина, пытались спасти то, что еще было можно.
735 пенемюндцев было похоронено после этого налета. Вальтер Дорнбергер и Вернер фон Браун, ответственные за смерть этих людей, потеряли незаменимых специалистов – ученых в области ракетной техники. Погибли начальник полигона, специалист по двигателям доктор Вальтер Тиль, старший инженер Вальтер и генерал-майор фон Шамье-Гличинский. Половина лабораторий была превращена в руины и пепел, уничтожены тысячи чертежей. От электростанции и кислородного завода остались лишь полуразрушенные стены. Сгорел поселок технического персонала. Был превращен в развалины портовый квартал. Уцелели лишь некоторые хорошо замаскированные испытательные площадки, аэродинамическая труба и измерительная лаборатория.
Хотя англичане, проводя воздушный налет на ракетные базы вокруг Пенемюнде, и имели точные планы расположения объектов, добытые участниками польского движения Сопротивления, они не пощадили барачные поселки военнопленных и насильственно угнанных рабочих. А тех из них, кто пытался спастись от английских бомб, расстреливали из пулеметов эсэсовцы.
До сих пор неизвестно точное число иностранцев и немцев – заключенных концлагерей, погибших на острове Узедом. Об этой кошмарной бомбежке напоминает установленный на кладбище в Карлсхагене каменный крест. На нем по указанию евангелической церкви высечена надпись:
Удар по пенемюндской экспериментальной ракетной станции попал в самую точку. Коричневые бонзы задумались. Нацистские власти в Берлине и Пенемюнде сразу же бросились искать козлов отпущения, хотя в свершившемся бедствии они, по существу, были повинны сами.
Гитлер, узнав о результатах бомбардировки, был взбешен.
В кабинете генерал-полковника Йешоннека раздался телефонный звонок.
– Господин генерал-полковник, подождите, пожалуйста, у аппарата. С вами будет говорить фюрер.
Через минуту в трубке раздался голос Гитлера:
– Вы уже слышали новость из Пенемюнде?
– Так точно, мой фюрер.
– Тогда вы знаете, что следует делать! – прохрипел Гитлер.
Но начальник штаба нацистской «люфтваффе», принявший все меры, чтобы наладить производство самолетов-снарядов и ракет для обстрела английских городов, этого-то как раз и не знал. Он написал письмо семье, вытащил пистолет и застрелился.
На следующее утро в Пенемюнде появился начальник полиции безопасности и службы безопасности обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер. Гитлер и Гиммлер поручили ему расследовать, откуда противник узнал о том, над чем работали в Пенемюнде.
– Где генерал Шамье-Гличинский?
– Убит!
Кальтенбруннеру не повезло. Мертвые ему помочь не могли.
Первыми, кто пришел в себя, были генерал-майор Дорнбергер и фон Браун. Им было ясно, что опускать руки нельзя. Они успокоили начальника гиммлеровской службы безопасности, заверив его, что оставшиеся в живых пенемюндские конструкторы приложат все силы к тому, чтобы быстро преодолеть последствия катастрофы и точно в срок выполнить задание Гитлера. Немного успокоенный, Кальтенбруннер настоял все же на том, чтобы в сотрудничестве с «абвером» активизировать меры по обеспечению безопасности и организовать систематическую «проверку благонадежности» всего военного и технического персонала. Военнопленными, насильственно согнанными на принудительные работы, и командами заключенных концлагерей гестапо и служба безопасности занялись сами.
Заключенные, работавшие на Узедоме, были отправлены в лагери смерти. Эсэсовцы провели особую чистку среди польских рабочих.
Вскоре нацисты оказались в затруднительном положении. Надо было ускорить осуществление ракетной программы. Для этого требовались тысячи рабочих. Но чем большее число людей было посвящено в то, что делалось на острове, тем труднее становилось сохранить тайну.
Англо-американская авиация все чаще и чаще стала совершать налеты на заводы, участвовавшие в производстве «оружия особого назначения». Бомбы обрушивались на предприятия, поставлявшие материалы для фашистского ракетного производства: в октябре 1943 года бомбежке подвергся Лейпциг, в ноябре – Дюссельдорф, Кельн, Вильгельмсхафен и центр химической промышленности Людвигсхафен. Участники французского движения Сопротивления тем временем перешли к активным действиям. Они всеми силами противодействовали гитлеровским ракетчикам.
Нацисты не в состоянии были справиться с систематическим саботажем. Как только «Организация Тодта» приступила к сооружению спроектированного Вернером фон Брауном 7-метрового бетонного покрытия пускового блиндажа, французские партизаны вызвали по радио англо-американские бомбардировщики. Бетономешалки были разбиты, боковые стенки бункера, строившиеся в течение многих месяцев, завалились.
Нацистам не оставалось ничего иного, как спешно начать строительство новой пусковой шахты в заброшенном известняковом карьере неподалеку от местечка Визерне. Однако до конца войны им так и не удалось воспользоваться этим сооружением.
Итак, благодаря совместным действиям антифашистов ряда стран производству немецких военных ракет осенью 1943 года был нанесен большой ущерб. Серийный выпуск «секретного оружия» был задержан примерно на 6 месяцев, хотя над ним работали 800 военных заводов в Германии и в оккупированных нацистами европейских государствах. Несмотря на воздушные налеты, Гитлер приказал продолжать работы над ракетами. В записке, которая хранилась в письменном столе Вернера фон Брауна, «фюрер» подчеркивал: «Я считаю программу производства оружия особого назначения чрезвычайно срочной... Дано указание рассматривать ее как первоочередную».
Цифры обвиняют
Наконец над островом появились ночные истребители, срочно посланные из района Берлина. Им удалось сбить 47 из 600 «летающих крепостей», участвовавших в налете.
Уже взошло солнце, а фосфор продолжал гореть, распространяя едкий дым и дождь искр. Первые команды саперов, прибывшие из Вольгаста и Штеттина, пытались спасти то, что еще было можно.
735 пенемюндцев было похоронено после этого налета. Вальтер Дорнбергер и Вернер фон Браун, ответственные за смерть этих людей, потеряли незаменимых специалистов – ученых в области ракетной техники. Погибли начальник полигона, специалист по двигателям доктор Вальтер Тиль, старший инженер Вальтер и генерал-майор фон Шамье-Гличинский. Половина лабораторий была превращена в руины и пепел, уничтожены тысячи чертежей. От электростанции и кислородного завода остались лишь полуразрушенные стены. Сгорел поселок технического персонала. Был превращен в развалины портовый квартал. Уцелели лишь некоторые хорошо замаскированные испытательные площадки, аэродинамическая труба и измерительная лаборатория.
Хотя англичане, проводя воздушный налет на ракетные базы вокруг Пенемюнде, и имели точные планы расположения объектов, добытые участниками польского движения Сопротивления, они не пощадили барачные поселки военнопленных и насильственно угнанных рабочих. А тех из них, кто пытался спастись от английских бомб, расстреливали из пулеметов эсэсовцы.
До сих пор неизвестно точное число иностранцев и немцев – заключенных концлагерей, погибших на острове Узедом. Об этой кошмарной бомбежке напоминает установленный на кладбище в Карлсхагене каменный крест. На нем по указанию евангелической церкви высечена надпись:
«Здесь покоятся 213 человек, угнанных на принудительные работы:И все же налет на Пенемюнде коренным образом отличался от англо-американских бомбардировок рабочих кварталов германских городов. «Запретный остров» был одним из опаснейших нацистских арсеналов, нервным центром фашистской военной машины, откуда исходила угроза для народов Европы и даже Америки.
91 поляк
23 украинца
17 французов
16 заключенных концлагерей
66 лиц неизвестной национальности
Бог говорит: Я знаю тебя по имени».
Удар по пенемюндской экспериментальной ракетной станции попал в самую точку. Коричневые бонзы задумались. Нацистские власти в Берлине и Пенемюнде сразу же бросились искать козлов отпущения, хотя в свершившемся бедствии они, по существу, были повинны сами.
Гитлер, узнав о результатах бомбардировки, был взбешен.
В кабинете генерал-полковника Йешоннека раздался телефонный звонок.
– Господин генерал-полковник, подождите, пожалуйста, у аппарата. С вами будет говорить фюрер.
Через минуту в трубке раздался голос Гитлера:
– Вы уже слышали новость из Пенемюнде?
– Так точно, мой фюрер.
– Тогда вы знаете, что следует делать! – прохрипел Гитлер.
Но начальник штаба нацистской «люфтваффе», принявший все меры, чтобы наладить производство самолетов-снарядов и ракет для обстрела английских городов, этого-то как раз и не знал. Он написал письмо семье, вытащил пистолет и застрелился.
На следующее утро в Пенемюнде появился начальник полиции безопасности и службы безопасности обергруппенфюрер СС Эрнст Кальтенбруннер. Гитлер и Гиммлер поручили ему расследовать, откуда противник узнал о том, над чем работали в Пенемюнде.
– Где генерал Шамье-Гличинский?
– Убит!
Кальтенбруннеру не повезло. Мертвые ему помочь не могли.
Первыми, кто пришел в себя, были генерал-майор Дорнбергер и фон Браун. Им было ясно, что опускать руки нельзя. Они успокоили начальника гиммлеровской службы безопасности, заверив его, что оставшиеся в живых пенемюндские конструкторы приложат все силы к тому, чтобы быстро преодолеть последствия катастрофы и точно в срок выполнить задание Гитлера. Немного успокоенный, Кальтенбруннер настоял все же на том, чтобы в сотрудничестве с «абвером» активизировать меры по обеспечению безопасности и организовать систематическую «проверку благонадежности» всего военного и технического персонала. Военнопленными, насильственно согнанными на принудительные работы, и командами заключенных концлагерей гестапо и служба безопасности занялись сами.
Заключенные, работавшие на Узедоме, были отправлены в лагери смерти. Эсэсовцы провели особую чистку среди польских рабочих.
Вскоре нацисты оказались в затруднительном положении. Надо было ускорить осуществление ракетной программы. Для этого требовались тысячи рабочих. Но чем большее число людей было посвящено в то, что делалось на острове, тем труднее становилось сохранить тайну.
Англо-американская авиация все чаще и чаще стала совершать налеты на заводы, участвовавшие в производстве «оружия особого назначения». Бомбы обрушивались на предприятия, поставлявшие материалы для фашистского ракетного производства: в октябре 1943 года бомбежке подвергся Лейпциг, в ноябре – Дюссельдорф, Кельн, Вильгельмсхафен и центр химической промышленности Людвигсхафен. Участники французского движения Сопротивления тем временем перешли к активным действиям. Они всеми силами противодействовали гитлеровским ракетчикам.
Нацисты не в состоянии были справиться с систематическим саботажем. Как только «Организация Тодта» приступила к сооружению спроектированного Вернером фон Брауном 7-метрового бетонного покрытия пускового блиндажа, французские партизаны вызвали по радио англо-американские бомбардировщики. Бетономешалки были разбиты, боковые стенки бункера, строившиеся в течение многих месяцев, завалились.
Нацистам не оставалось ничего иного, как спешно начать строительство новой пусковой шахты в заброшенном известняковом карьере неподалеку от местечка Визерне. Однако до конца войны им так и не удалось воспользоваться этим сооружением.
Итак, благодаря совместным действиям антифашистов ряда стран производству немецких военных ракет осенью 1943 года был нанесен большой ущерб. Серийный выпуск «секретного оружия» был задержан примерно на 6 месяцев, хотя над ним работали 800 военных заводов в Германии и в оккупированных нацистами европейских государствах. Несмотря на воздушные налеты, Гитлер приказал продолжать работы над ракетами. В записке, которая хранилась в письменном столе Вернера фон Брауна, «фюрер» подчеркивал: «Я считаю программу производства оружия особого назначения чрезвычайно срочной... Дано указание рассматривать ее как первоочередную».
Цифры обвиняют
Стремление как можно быстрее наладить серийное производство самолетов-снарядов и ракет объединило различные группы монополистов и предпринимателей, почуявших гигантские прибыли. «Вервиртшафтсфюреры»37 были трогательно единодушны с Вернером фон Брауном. Они жаждали отхватить этот жирный кусок – самый крупный военный заказ фашистской Германии 1943 года.
Основываясь на предложениях пенемюндских специалистов, Гитлер приказал испытательной станции ВВС и руководимой фон Брауном экспериментальной базе сухопутных сил в Пенемюнде запускать ежедневно тысячу самолетов-снарядов «Fzg-76» («Фау-1») и десять баллистических ракет «А-4» («Фау-2»), а затем довести их число до пяти тысяч в день.
Заправилы концернов жадно потирали руки. У них кружились головы в предвкушении грядущих прибылей. Чтобы дать некоторое представление о поистине золотом дожде военных заказов, который излился на магнатов военной промышленности фашистской Германии в связи с развертыванием производства этих новых видов оружия, приведем некоторые цифры. Каждый самолет-снаряд «Fzg-76» стоил 61 260, а каждая ракета «А-4» – 306 300 марок. Нетрудно подсчитать, что для реализации приказа Гитлера общая сумма заказов на их производство должна была уже в начальный период составлять 64 323 тысяч марок в день, или 23 477 895 тысяч марок в год, а при достижении поставленной на дальнейшее задачи – астрономических цифр 312 426 тысяч марок в день, или же, соответственно, 114 035 490 тысяч марок в год38. Даже если исходить из скромной нормы прибыли в 10%, то и тогда участвовавшие в этом доходном деле монополистические группы уже в начальный период должны были получить годовую прибыль свыше 2,3 миллиарда марок. А в дальнейшем ракетный бизнес приносил бы им доход в 31,2 миллиона марок в день, или 11,4 миллиарда марок в год.
Напомним в этой связи слова старого английского экономиста, приведенные Карлом Марксом в первом томе «Капитала»: «Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы».
Надо ли говорить, что германские империалисты, которым производство гитлеровского «чудо-оружия» сулило несметные доходы, не останавливались ни перед какими преступлениями даже ради меньшей нормы прибыли!
Ненасытная жажда наживы – вот что заставляло монополистов гитлеровской Германии, невзирая на огромные потери в людях и технике, форсировать производство «оружия особого назначения» чуть ли не до последнего удара часов, возвестившего конец нацистского режима. Гитлер не оставался в долгу у монополистических воротил, которые когда-то купили его самого, и теперь щедро вознаграждал их.
Человеком, который по уполномочию Гитлера давал и распределял военные заказы такого масштаба, изымая из кармана немецкого народа миллиарды марок, был профессор Карл Хеттлаге – начальник отдела финансирования и организации военной промышленности нацистского министерства вооружения и военного производства. В ответе на запрос автора книги он признал 1 марта 1962 года, что ракетный бум вызывался стремлением монополий к «выпуску более рентабельной с точки зрения частного хозяйства продукции». Ну что же, погоню за максимальной прибылью можно при желании называть и так! Но профессор Хеттлаге, дока по части юридической казуистики, постарался как можно деликатнее обойти вопрос о той роли, какую играл он сам в развитии гитлеровской военной машины39. Ведь тогда он был, не говоря уже о его должности в министерстве вооружения, влиятельным гауптштурмфюрером СС40 в гиммлеровском Главном управлении СС. Хеттлаге заботился о том, чтобы для производства ракет концернам не приходилось предварительно строить новые предприятия и вкладывать собственный капитал. Благодаря стараниям Хеттлаге монополии могли воспользоваться для получения максимальных прибылей при минимальных затратах теми предприятиями, которые финансировались за счет налогоплательщиков.
«Выпуск более рентабельной с точки зрения частного хозяйства продукции» осуществлялся в различных вариантах.
Возьмем для примера завод «Велла». В маленьком городке Ротенкирхен в Фогтланде некие братья Штроер на своем небольшом, почти полукустарном предприятии изготовляли помаду и жидкость для завивки, сушилки для волос и парики. К 1939 году фирма имела неплохую репутацию, но, очевидно, владельцам этого было мало. Братья Штроер вступили в нацистскую партию, чтобы содействовать осуществлению гитлеровских планов мирового господства. Трудно сказать, сколько именно пожертвовали они на подготовку летчиков для геринговских бомбардировщиков, но, верно, немало. Зато они и сами охотно претендовали на финансовую помощь своих нацистских сообщников, чтобы, пользуясь государственными субсидиями, сбывать по бросовым ценам свою продукцию на зарубежных рынках. Рука руку моет! Недаром братья Штроер (о чем свидетельствуют сохранившиеся бухгалтерские документы) не пожалели многих тысяч марок в «фонд Адольфа Гитлера».
Когда Гитлер начал свою разбойничью войну, активный член милитаристского союза «Стальной шлем», капитан запаса Карл Штроер тоже пошел на фронт – только на «тыловой»! – и начал биться... за военные заказы. Уже вскоре его предприятие приступило к выпуску военной продукции и с 1943 года стало крупным поставщиком материалов для самолетов-снарядов и ракет. Если в 1943/44 хозяйственном году прибыль, полученная фирмой «Велла» от производства военной продукции, составляла 176 тысяч марок, то в 1944/45 году она уже равнялась 470 тысячам, а объем производства в стоимостном выражении удвоился. В результате – свыше 20% чистой прибыли, жить можно! Оба братца – разумеется, освобожденные по броне от военной службы – нажили за войну и на войне круглый миллион. Теперь они уже промышляли не патентованным средством для рощения волос, нет, в погоне за куда более легкой и обильной прибылью они стали кровавыми торговцами смертью.
Фирма «Велла»41 была лишь одним из тех 800 предприятий, которые успешно домогались заказов по реализации гитлеровской ракетной программы. Столь же характерна в этом отношении, например, и фирма «Крайзельгерете Гмбх» (Берлин – Бриц), которая с самого начала оснастила свой завод агрегатами для производства боевых ракет.
Однако на львиную долю в производстве ракетного оружия претендовали другие, более влиятельные и мощные силы, стремившиеся занять свое место в самой агрессивной и алчной группе германских империалистов.
В прежних войнах, которые вели империалисты, подавляющую часть прибылей обеспечивали себе те группы финансового капитала, которые держали в своих руках уголь, чугун и сталь. Война поглощала прорву металла, и с каждой его тонны капиталисты взимали свою обильно политую кровью дань. Прежде, к примеру, артиллерия была той огневой ударной силой, которая предназначалась для взламывания вражеской обороны. 200 и более орудий и минометов на километр линии фронта обрушивали свой огонь на противника, чтобы превратить в сплошное месиво от 25 до 40% его живой силы и техники. Отсюда можно сделать вывод, сколь велик был расход боеприпасов и сколь огромна была потребность в несущем смерть металле. Если учесть, что зенитной артиллерии требовалось 400—600 снарядов, чтобы в цель попал один, то это означало, что прибыли соответствующих концернов росли как на дрожжах.
Теперь же, в период второй мировой войны, в первый ряд торговцев смертью выдвигались магнаты электротехнической промышленности, которые сумели добиться ведущего положения и отстоять собственные интересы в погоне за военными заказами. На то имелись как военно-технические, так и экономические причины. Если раньше на долю электроконцернов приходилось примерно 25% стоимости военного самолета, то при производстве ракеты стоимость электронного и электротехнического оборудования и приборов точной механики составляла уже 50%. Иначе говоря, она равнялась половине заводской цены ракеты. Реализация планов Вернера фон Брауна могла дать электромонополиям фашистской Германии заказы на сумму полмиллиарда, а вскоре – и свыше миллиарда марок в год.
Электроконцерны, и без того по горло загруженные военными заказами, ринулись в бой за ракеты.
Один из крупнейших монополистов гитлеровской Германии – Карл Фридрих фон Сименс, глава известного электроконцерна «Сименс унд Гальске», 19 марта 1940 года на собрании акционеров этой компании так охарактеризовал положение с военными заказами: «Прямые и косвенные военные запросы значительно превышают нашу производственную мощность... В сравнении с периодом (первой. – Ю. М.) мировой войны требования, которые предъявляются войной к электротехнической промышленности в ее исконной области, возросли во много раз. Пока продолжается война и имеются в наличии люди и материалы, такое положение в этой отрасли промышленности останется без изменений».
То же самое можно сказать и об акционерной электрокомпании «АЭГ», более 80% продукции которой уже шло на нужды фашистской военной машины. Ее берлинское дочернее предприятие «Телефункен» поставляло электрооборудование для ракет «А-4». Этим же занимался и принадлежавший «АЭГ» завод электроаппаратуры в Берлин-Трептове42.
Обороты и прибыли концерна «АЭГ» от военных заказов возрастали прежде всего в связи с самолетостроением и параллельно с конструированием и производством боевых ракет. Если этот общий оборот в 1932/33 хозяйственном году равнялся 180 миллионам марок, то в 1938/39 году он составлял уже 604 миллиона, а в 1943/44 году увеличился до 1 миллиарда марок. Эти цифры достаточно красноречиво говорят о том, что выпуск военной продукции действительно куда более рентабелен с точки зрения частной собственности! Такая точка зрения вполне разделялась и акционерами «АЭГ»; она отражала огромную заинтересованность монополистических кругов в политике вооружения и войны. Нет, вовсе не монополии действовали по указке Гитлера, его сатрапов и генералов, как это могло казаться, а наоборот – те плясали под дудку монополий.
В июне 1946 года один из членов правления «АЭГ», Фридрих Шпенарт43, взялся за перо, чтобы попытаться обелить заправил концерна, виновных в тяжких военных преступлениях. Он нагло утверждал, что компания «АЭГ», «в противоположность другим крупным хозяйственным предприятиям (под которыми Шпенарт явно подразумевал конкурирующий концерн Сименса. – Ю. М.), до прихода национал-социалистов к власти, а также в начале их правления стояла в стороне от махинаций гитлеровцев и все руководящие ее лица отказались дать впрячь себя в руководимую национал-социалистами экономику». Эту отрицательную позицию, утверждает Фридрих Шпенарт, компания «АЭГ» якобы «продолжала сохранять и после прихода нацистов к власти, вплоть до краха национал-социалистского режима в 1945 году»44. Все это, как и утверждения о незначительном участии «АЭГ» в конструировании и серийном производстве гитлеровских военных ракет, – наглая ложь. Концерн «АЭГ» с самого начала захватил командные позиции в фашистском ракетном деле, и, при всех имевшихся разногласиях по второстепенным вопросам, управление вооружений сухопутных сил, министерство вооружения и генеральный штаб всегда перед ним пасовали.
В начале 1943 года нацистский министр вооружения Шпеер образовал «комиссию по созданию дальнобойного оружия» с целью непосредственно связать деятельность вермахта по развитию военной техники с военной промышленностью. Этот синклит по вопросам вооружения состоял из представителей заинтересованных и участвовавших в военном производстве монополий, а также министерств Геринга45 и Шпеера. В комиссию входили также главнокомандующий армией резерва и начальник штаба управления вооружений сухопутных сил. Председательский пост в комиссии сразу же захватил концерн «АЭГ». Его берлинский директор профессор Вальдемар Петерсен тесно сотрудничал со всесильным главарем СС Генрихом Гиммлером – последним главнокомандующим армией резерва – и в интересах «АЭГ» способствовал процветанию кровавого ракетного бизнеса. Не менее ревностно трудился на поприще бесперебойного серийного выпуска боевых ракет и другой «вервиртшафтсфюрер» – доктор инженерных наук Ганс Хейне, генеральный уполномоченный «АЭГ», член «Промышленного совета по выпуску приборов для военно-воздушных сил» и руководитель «Главного комитета по авиационному оборудованию» министерства вооружения и военной промышленности46. За «самоотверженную» активную деятельность на этом поприще Гитлер наградил его «рыцарским крестом к кресту за военные заслуги»47. Концерн «АЭГ» позаботился о том, чтобы именно его люди держали в своих руках рычаги не только «наверху», но и во всех нижестоящих звеньях.
Если в фашистском ракетном бизнесе «АЭГ» зачастую удавалось оттеснить на второй план крупнейший германский электроконцерн Сименса, то это отнюдь не значит, что тот не способствовал столь же рьяно производству «чудо-оружия». В этом концерне, объединявшем большое число предприятий, особенно выделялся своим рвением нацистский специалист по военной технике Ганс Бенкерт. До войны его оклад равнялся 49 тысячам марок в год, а затем подскочил до 100 тысяч. В награду за активное участие в выпуске военных самолетов и ракет фюрер повесил ему на грудь «крест за военные заслуги». Трест Сименса специализировался на производстве дорогостоящих приборов управления ракетами и обеспечил себе в этой области монопольное положение. О получении постоянных заказов и платы за орудия убийства заботился Герман фон Сименс48 – потомок прусского лейтенанта артиллерии Вернера Сименса, заложившего в середине прошлого века краеугольный камень этого предприятия-спрута. Будучи членом фашистского «Генерального совета экономики», Герман фон Сименс участвовал в определении и проведении гитлеровской политики вооружения. По договоренности Хеттлаге с генерал-майором Дорнбергером под руководство концерна Сименса был передан и экспериментальный ракетный завод в Пенемюнде.
Наряду с электроконцернами в сулившем неслыханные прибыли ракетном бизнесе вскоре стала принимать большое участие и химическая промышленность в лице треста «ИГ Фарбениндустри». Роль химии в производстве брауновских ракет видна хотя бы из следующего. При полетном весе ракеты «А-4» 612 963 килограмма вес потребляемого ею горючего составлял 67%, а при весе запланированной более мощной ракеты «А-10» в 87 тонн – соответственно 70,6%. Для осуществления программы, предусматривавшей производство 3600 ракет «А-4» в год (300 в месяц), Вернеру фон Брауну требовалось от заводов «ИГ Фарбен» 32 152 тонны горючего (кислород, этиловый спирт и другие вещества). Вся эта огромная масса горючего вылетала на воздух всего за каких-нибудь 60 часов, поскольку время сгорания горючего каждой ракеты «А-4» равнялось едва одной минуте! Приведенные цифры дают представление об экономической заинтересованности треста «ИГ Фарбен», господствовавшего над 380 немецкими фирмами и почти 500 иностранными химическими предприятиями, в конструировании и производстве ракет. Трест «ИГ Фарбен» быстро наладил в нужном объеме также производство нитроглицерина и нитроцеллюлозы для самолетов-снарядов.
Основываясь на предложениях пенемюндских специалистов, Гитлер приказал испытательной станции ВВС и руководимой фон Брауном экспериментальной базе сухопутных сил в Пенемюнде запускать ежедневно тысячу самолетов-снарядов «Fzg-76» («Фау-1») и десять баллистических ракет «А-4» («Фау-2»), а затем довести их число до пяти тысяч в день.
Заправилы концернов жадно потирали руки. У них кружились головы в предвкушении грядущих прибылей. Чтобы дать некоторое представление о поистине золотом дожде военных заказов, который излился на магнатов военной промышленности фашистской Германии в связи с развертыванием производства этих новых видов оружия, приведем некоторые цифры. Каждый самолет-снаряд «Fzg-76» стоил 61 260, а каждая ракета «А-4» – 306 300 марок. Нетрудно подсчитать, что для реализации приказа Гитлера общая сумма заказов на их производство должна была уже в начальный период составлять 64 323 тысяч марок в день, или 23 477 895 тысяч марок в год, а при достижении поставленной на дальнейшее задачи – астрономических цифр 312 426 тысяч марок в день, или же, соответственно, 114 035 490 тысяч марок в год38. Даже если исходить из скромной нормы прибыли в 10%, то и тогда участвовавшие в этом доходном деле монополистические группы уже в начальный период должны были получить годовую прибыль свыше 2,3 миллиарда марок. А в дальнейшем ракетный бизнес приносил бы им доход в 31,2 миллиона марок в день, или 11,4 миллиарда марок в год.
Напомним в этой связи слова старого английского экономиста, приведенные Карлом Марксом в первом томе «Капитала»: «Капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы».
Надо ли говорить, что германские империалисты, которым производство гитлеровского «чудо-оружия» сулило несметные доходы, не останавливались ни перед какими преступлениями даже ради меньшей нормы прибыли!
Ненасытная жажда наживы – вот что заставляло монополистов гитлеровской Германии, невзирая на огромные потери в людях и технике, форсировать производство «оружия особого назначения» чуть ли не до последнего удара часов, возвестившего конец нацистского режима. Гитлер не оставался в долгу у монополистических воротил, которые когда-то купили его самого, и теперь щедро вознаграждал их.
Человеком, который по уполномочию Гитлера давал и распределял военные заказы такого масштаба, изымая из кармана немецкого народа миллиарды марок, был профессор Карл Хеттлаге – начальник отдела финансирования и организации военной промышленности нацистского министерства вооружения и военного производства. В ответе на запрос автора книги он признал 1 марта 1962 года, что ракетный бум вызывался стремлением монополий к «выпуску более рентабельной с точки зрения частного хозяйства продукции». Ну что же, погоню за максимальной прибылью можно при желании называть и так! Но профессор Хеттлаге, дока по части юридической казуистики, постарался как можно деликатнее обойти вопрос о той роли, какую играл он сам в развитии гитлеровской военной машины39. Ведь тогда он был, не говоря уже о его должности в министерстве вооружения, влиятельным гауптштурмфюрером СС40 в гиммлеровском Главном управлении СС. Хеттлаге заботился о том, чтобы для производства ракет концернам не приходилось предварительно строить новые предприятия и вкладывать собственный капитал. Благодаря стараниям Хеттлаге монополии могли воспользоваться для получения максимальных прибылей при минимальных затратах теми предприятиями, которые финансировались за счет налогоплательщиков.
«Выпуск более рентабельной с точки зрения частного хозяйства продукции» осуществлялся в различных вариантах.
Возьмем для примера завод «Велла». В маленьком городке Ротенкирхен в Фогтланде некие братья Штроер на своем небольшом, почти полукустарном предприятии изготовляли помаду и жидкость для завивки, сушилки для волос и парики. К 1939 году фирма имела неплохую репутацию, но, очевидно, владельцам этого было мало. Братья Штроер вступили в нацистскую партию, чтобы содействовать осуществлению гитлеровских планов мирового господства. Трудно сказать, сколько именно пожертвовали они на подготовку летчиков для геринговских бомбардировщиков, но, верно, немало. Зато они и сами охотно претендовали на финансовую помощь своих нацистских сообщников, чтобы, пользуясь государственными субсидиями, сбывать по бросовым ценам свою продукцию на зарубежных рынках. Рука руку моет! Недаром братья Штроер (о чем свидетельствуют сохранившиеся бухгалтерские документы) не пожалели многих тысяч марок в «фонд Адольфа Гитлера».
Когда Гитлер начал свою разбойничью войну, активный член милитаристского союза «Стальной шлем», капитан запаса Карл Штроер тоже пошел на фронт – только на «тыловой»! – и начал биться... за военные заказы. Уже вскоре его предприятие приступило к выпуску военной продукции и с 1943 года стало крупным поставщиком материалов для самолетов-снарядов и ракет. Если в 1943/44 хозяйственном году прибыль, полученная фирмой «Велла» от производства военной продукции, составляла 176 тысяч марок, то в 1944/45 году она уже равнялась 470 тысячам, а объем производства в стоимостном выражении удвоился. В результате – свыше 20% чистой прибыли, жить можно! Оба братца – разумеется, освобожденные по броне от военной службы – нажили за войну и на войне круглый миллион. Теперь они уже промышляли не патентованным средством для рощения волос, нет, в погоне за куда более легкой и обильной прибылью они стали кровавыми торговцами смертью.
Фирма «Велла»41 была лишь одним из тех 800 предприятий, которые успешно домогались заказов по реализации гитлеровской ракетной программы. Столь же характерна в этом отношении, например, и фирма «Крайзельгерете Гмбх» (Берлин – Бриц), которая с самого начала оснастила свой завод агрегатами для производства боевых ракет.
Однако на львиную долю в производстве ракетного оружия претендовали другие, более влиятельные и мощные силы, стремившиеся занять свое место в самой агрессивной и алчной группе германских империалистов.
В прежних войнах, которые вели империалисты, подавляющую часть прибылей обеспечивали себе те группы финансового капитала, которые держали в своих руках уголь, чугун и сталь. Война поглощала прорву металла, и с каждой его тонны капиталисты взимали свою обильно политую кровью дань. Прежде, к примеру, артиллерия была той огневой ударной силой, которая предназначалась для взламывания вражеской обороны. 200 и более орудий и минометов на километр линии фронта обрушивали свой огонь на противника, чтобы превратить в сплошное месиво от 25 до 40% его живой силы и техники. Отсюда можно сделать вывод, сколь велик был расход боеприпасов и сколь огромна была потребность в несущем смерть металле. Если учесть, что зенитной артиллерии требовалось 400—600 снарядов, чтобы в цель попал один, то это означало, что прибыли соответствующих концернов росли как на дрожжах.
Теперь же, в период второй мировой войны, в первый ряд торговцев смертью выдвигались магнаты электротехнической промышленности, которые сумели добиться ведущего положения и отстоять собственные интересы в погоне за военными заказами. На то имелись как военно-технические, так и экономические причины. Если раньше на долю электроконцернов приходилось примерно 25% стоимости военного самолета, то при производстве ракеты стоимость электронного и электротехнического оборудования и приборов точной механики составляла уже 50%. Иначе говоря, она равнялась половине заводской цены ракеты. Реализация планов Вернера фон Брауна могла дать электромонополиям фашистской Германии заказы на сумму полмиллиарда, а вскоре – и свыше миллиарда марок в год.
Электроконцерны, и без того по горло загруженные военными заказами, ринулись в бой за ракеты.
Один из крупнейших монополистов гитлеровской Германии – Карл Фридрих фон Сименс, глава известного электроконцерна «Сименс унд Гальске», 19 марта 1940 года на собрании акционеров этой компании так охарактеризовал положение с военными заказами: «Прямые и косвенные военные запросы значительно превышают нашу производственную мощность... В сравнении с периодом (первой. – Ю. М.) мировой войны требования, которые предъявляются войной к электротехнической промышленности в ее исконной области, возросли во много раз. Пока продолжается война и имеются в наличии люди и материалы, такое положение в этой отрасли промышленности останется без изменений».
То же самое можно сказать и об акционерной электрокомпании «АЭГ», более 80% продукции которой уже шло на нужды фашистской военной машины. Ее берлинское дочернее предприятие «Телефункен» поставляло электрооборудование для ракет «А-4». Этим же занимался и принадлежавший «АЭГ» завод электроаппаратуры в Берлин-Трептове42.
Обороты и прибыли концерна «АЭГ» от военных заказов возрастали прежде всего в связи с самолетостроением и параллельно с конструированием и производством боевых ракет. Если этот общий оборот в 1932/33 хозяйственном году равнялся 180 миллионам марок, то в 1938/39 году он составлял уже 604 миллиона, а в 1943/44 году увеличился до 1 миллиарда марок. Эти цифры достаточно красноречиво говорят о том, что выпуск военной продукции действительно куда более рентабелен с точки зрения частной собственности! Такая точка зрения вполне разделялась и акционерами «АЭГ»; она отражала огромную заинтересованность монополистических кругов в политике вооружения и войны. Нет, вовсе не монополии действовали по указке Гитлера, его сатрапов и генералов, как это могло казаться, а наоборот – те плясали под дудку монополий.
В июне 1946 года один из членов правления «АЭГ», Фридрих Шпенарт43, взялся за перо, чтобы попытаться обелить заправил концерна, виновных в тяжких военных преступлениях. Он нагло утверждал, что компания «АЭГ», «в противоположность другим крупным хозяйственным предприятиям (под которыми Шпенарт явно подразумевал конкурирующий концерн Сименса. – Ю. М.), до прихода национал-социалистов к власти, а также в начале их правления стояла в стороне от махинаций гитлеровцев и все руководящие ее лица отказались дать впрячь себя в руководимую национал-социалистами экономику». Эту отрицательную позицию, утверждает Фридрих Шпенарт, компания «АЭГ» якобы «продолжала сохранять и после прихода нацистов к власти, вплоть до краха национал-социалистского режима в 1945 году»44. Все это, как и утверждения о незначительном участии «АЭГ» в конструировании и серийном производстве гитлеровских военных ракет, – наглая ложь. Концерн «АЭГ» с самого начала захватил командные позиции в фашистском ракетном деле, и, при всех имевшихся разногласиях по второстепенным вопросам, управление вооружений сухопутных сил, министерство вооружения и генеральный штаб всегда перед ним пасовали.
В начале 1943 года нацистский министр вооружения Шпеер образовал «комиссию по созданию дальнобойного оружия» с целью непосредственно связать деятельность вермахта по развитию военной техники с военной промышленностью. Этот синклит по вопросам вооружения состоял из представителей заинтересованных и участвовавших в военном производстве монополий, а также министерств Геринга45 и Шпеера. В комиссию входили также главнокомандующий армией резерва и начальник штаба управления вооружений сухопутных сил. Председательский пост в комиссии сразу же захватил концерн «АЭГ». Его берлинский директор профессор Вальдемар Петерсен тесно сотрудничал со всесильным главарем СС Генрихом Гиммлером – последним главнокомандующим армией резерва – и в интересах «АЭГ» способствовал процветанию кровавого ракетного бизнеса. Не менее ревностно трудился на поприще бесперебойного серийного выпуска боевых ракет и другой «вервиртшафтсфюрер» – доктор инженерных наук Ганс Хейне, генеральный уполномоченный «АЭГ», член «Промышленного совета по выпуску приборов для военно-воздушных сил» и руководитель «Главного комитета по авиационному оборудованию» министерства вооружения и военной промышленности46. За «самоотверженную» активную деятельность на этом поприще Гитлер наградил его «рыцарским крестом к кресту за военные заслуги»47. Концерн «АЭГ» позаботился о том, чтобы именно его люди держали в своих руках рычаги не только «наверху», но и во всех нижестоящих звеньях.
Если в фашистском ракетном бизнесе «АЭГ» зачастую удавалось оттеснить на второй план крупнейший германский электроконцерн Сименса, то это отнюдь не значит, что тот не способствовал столь же рьяно производству «чудо-оружия». В этом концерне, объединявшем большое число предприятий, особенно выделялся своим рвением нацистский специалист по военной технике Ганс Бенкерт. До войны его оклад равнялся 49 тысячам марок в год, а затем подскочил до 100 тысяч. В награду за активное участие в выпуске военных самолетов и ракет фюрер повесил ему на грудь «крест за военные заслуги». Трест Сименса специализировался на производстве дорогостоящих приборов управления ракетами и обеспечил себе в этой области монопольное положение. О получении постоянных заказов и платы за орудия убийства заботился Герман фон Сименс48 – потомок прусского лейтенанта артиллерии Вернера Сименса, заложившего в середине прошлого века краеугольный камень этого предприятия-спрута. Будучи членом фашистского «Генерального совета экономики», Герман фон Сименс участвовал в определении и проведении гитлеровской политики вооружения. По договоренности Хеттлаге с генерал-майором Дорнбергером под руководство концерна Сименса был передан и экспериментальный ракетный завод в Пенемюнде.
Наряду с электроконцернами в сулившем неслыханные прибыли ракетном бизнесе вскоре стала принимать большое участие и химическая промышленность в лице треста «ИГ Фарбениндустри». Роль химии в производстве брауновских ракет видна хотя бы из следующего. При полетном весе ракеты «А-4» 612 963 килограмма вес потребляемого ею горючего составлял 67%, а при весе запланированной более мощной ракеты «А-10» в 87 тонн – соответственно 70,6%. Для осуществления программы, предусматривавшей производство 3600 ракет «А-4» в год (300 в месяц), Вернеру фон Брауну требовалось от заводов «ИГ Фарбен» 32 152 тонны горючего (кислород, этиловый спирт и другие вещества). Вся эта огромная масса горючего вылетала на воздух всего за каких-нибудь 60 часов, поскольку время сгорания горючего каждой ракеты «А-4» равнялось едва одной минуте! Приведенные цифры дают представление об экономической заинтересованности треста «ИГ Фарбен», господствовавшего над 380 немецкими фирмами и почти 500 иностранными химическими предприятиями, в конструировании и производстве ракет. Трест «ИГ Фарбен» быстро наладил в нужном объеме также производство нитроглицерина и нитроцеллюлозы для самолетов-снарядов.