Я отвечаю еще на добрую сотню вопросов, получаю приглашение на торжественный сбор, и, наконец, меня оставляют в покое, наедине с моими мыслями. А мысли все те же: зачем? Зачем меня вызвали в Главное Управление Тимуровского Комитета?
   Впрочем, выяснилось это довольно быстро.
   Хмурый тимуровец у входа в здание ГУТК тщательно проверил мои документы, на всякий случай уточнив:
   – Волков Борис?
   Кивком подтверждаю: да, мол, это я и есть.
   – Проходите, вас ждут.
   Лестница, ведущая на второй этаж, в конце которой уже трое тимуровцев – один другого здоровее. Увидев мои нашивки за двенадцать поисков, девять рейдов и аж за четыре Зарницы, они салютуют мне первыми. Но тут же тот, что посередине, протягивает руку:
   – Оружие, товарищ звеньевой.
   Снимаю с ремня кобуру и протягиваю тимуровцам. Лязгает дверь несгораемого шкафа…
   – Проходите. По коридору направо.
   Я зашагал по коридору мимо ТОГО САМОГО МЕСТА. Дверь в кабинет Деда Афгана, как обычно, охраняли двое пионеров-первоотрядников: мальчишка и девчонка. Юнармейцы. Оба – в синей с белым парадной форме, в красных пилотках. Девчонка еще и в белоснежных бантиках. У паренька на груди – обычный «калаш», у девчонки – «ксюха»…
   Я поворачиваюсь четко, как на параде, и беру «под салют». Кабинет Деда Афгана – святыня святынь! А паренек-то мои нашивки разглядывает. Ну-ну. Посмотри, малек, поучись. А девчонка… Ой! Вот это да!..
   Лицо пионерки обезображено длинным шрамом. Просто он – слева, вот я его сразу и не заметил. Это кто ж тебя так? Наверное, бредуны, потому как у девчонки – три нашивки за поисковые рейды в зоны высокой опасности. Одна к тому ж серебряная… Молодец, мелкая! Хорошо дралась!
   А теперь вперед, туда, где Алексей Бугров, председатель Тимуровского комитета, обустроил свой кабинет. У входа снова караул. Но теперь уже не тимуровцы, а юнармейцы. Правда, отряд минус шестой, не меньше…
   Я салютую часовым, они отвечают. Один из них распахивает передо мной дверь.
   – Разрешите?
   – Проходи, товарищ Волков, проходи…
   За большим письменным столом сидит… нет, не Бугров. Это Верховный пионервожатый республики, Иван Евграшин, а Бугров стоит рядом.
   – Как добрался, товарищ Волков? – интересуется Евграшин. – Где устроился? Обедал?
   Я отвечаю, что добрался хорошо, устроился у юнармейцев и вместе с ними пообедал в столовой, а в голове назойливо стучит: «Зачем вызвали? Зачем? ЗАЧЕМ?!»
   – Ну, раз ты сыт и разместился, я думаю, что нет смысла тянуть. Верно, Алексей?
   – Так точно, – подтверждает Бугров и, глядя мне прямо в глаза тяжелым, каким-то мертвым взглядом, не то приказывает, не то предлагает: – Ты сядь, Волков, сядь. В ногах правды нет.
   Я усаживаюсь в удобное, обитое вытертым плюшем старинное кресло еще из старых, дотемных времен…
   – Разговор у нас с тобой будет долгий, серьезный ну и, сам понимаешь, секретный…
   Ого! Они что, задумали что-то? То-то я слыхал, что нынешний председатель Совета Дружин «не тянет»… Дела…
   Евграшин откашливается, но говорить начинает Бугров:
   – Вот что, Борис. Ты парень неглупый, грамотный, все о тебе хорошо отзываются… А вот скажи: ты когда-нибудь задумывался, что дальше?
   – То есть как это? – Точно! Переворот затевают… Вот это влип…
   – Подожди, Алеша, – в разговор вступает Евграшин, – дай-ка я проще поясню. Борис, как ты думаешь: через десять лет в нашей республике жить станет лучше?
   – Ясно, лучше!
   – А почему?
   – Ну… Мы много строим, много делаем… Вот завод в Ухте на полную вывели… Даже птицефабрику собираемся… Детей много! А раз много детей – значит, будут рабочие руки, так? Значит, точно – жить станем лучше!
   Закончив свои рассуждения, я гордо взглянул на них. Ну, разве я не прав? Но ни Евграшин, ни Бугров что-то не торопятся подтверждать мои выводы…
   – Видишь ли, Борис, – Евграшин озабоченно чешет нос, – все было бы так, как ты говоришь, если бы не одно «но».
   Что еще за «но»?..
   – Скажи, ты в деревне бывал? – низким, без интонаций голосом интересуется Бугров.
   – Ну, бывал…
   – Поля, луга видел?
   – Да видел я, товарищ председатель Тимуровского комитета. И поля, видел, и луга…
   – Их больше стало? – и опять давит своим мертвым взглядом. – Вспоминай, звеньевой.
   Да вроде нет. Там, где наш первый лагерь стоял, полей вроде даже меньше стало. Ну, точно. Я помню, что, когда совсем маленький был, у реки поле было овсяное. Я еще тогда говорил, что оно – геркулесовое. Нас туда на полевые работы посылали, в пионерский десант. Типа прогулки на свежем воздухе. А потом, когда уже постарше стал, пару раз по делам в этот же колхоз попадал. Так не было уже этого поля. Деревенские говорили – болото съело. И осушить не смогли. Вроде кто-то приезжал из Дворца пионеров – юный мелиоратор, что ли? – так он сказал местным юннатам, что сделать ничего не может… Да еще Ирка рассказывала, что будто бы дед ее подружки – старый большевик, ему уже пятьдесят шесть! – жаловался, что в деревнях у Двины посевные площади втрое сократились…
   – Нет, товарищ председатель Тимуровского комитета, больше их не стало. Вроде бы даже меньше стало…
   – А есть мы что будем, если полей уже сейчас – нехватка? А ну-ка, вспоминай, Волков: сколько раз только за этот год гарниры отменяли?
   Бли-и-ин! А ведь и верно: чуть не раз в неделю мы мясо или рыбу без гарнира рубали. Раньше-то, как сейчас помню: и каша на завтрак, и макароны, и капустка там, свеколка… А сейчас – только хлеба в обрез, картошка и морковка, которая после Тьмы чуть не самая урожайная культура. Иная морковочка на полпуда потянуть может… А все остальное – грибы, мясо да рыба…
   Я молчу. А чего говорить-то? Хотя… Это что же получается? Мы, значит, с голоду подыхай, сухари вместо конфеток малькам отдавать станем, а буржуи разные будут сидеть, обжираться, руки потирать и ждать, пока мы от голода загнемся?
   – Я, товарищ председатель Тимуровского комитета, так думаю: раз у нас еды мало – надо ее у скандинавов забрать! – Я непроизвольно сжимаю кулаки. – Зарницу им объявить и вырезать до последнего. Там земля есть, и поля можно…
   Я собираюсь развить свою мысль дальше, но меня останавливает Евграшин. Мягким движением он, словно бы по-дружески, толкает меня в плечо и поворачивается к Бугрову:
   – Вот, Алеша, именно об этой реакции я тебя и предупреждал. Смотри: глаза горят, кулаки сжаты, аж костяшки побелели. Четыре зарницы прошел, пятая ему – нипочем! Э-эх, Борис, – это уже ко мне, – да было б у нас таких, как ты, хоть двадцать тысяч – так бы и сделали. А как прикажешь поступать, если ребята вроде тебя – на вес золота?
   Доброе слово и кошке приятно! Я расслабляюсь, и тут вдруг Бугров, совершенно не меняя своего мертвого выражения лица и не отводя своего мертвого взгляда, нагибается к столу и вытаскивает из него бутылку:
   – Давайте-ка, мужики, выпьем по сто боевых. За то, чтобы на будущий год – в Артеке!
   Если бы этот новогодний, хотя, в общем-то, вполне обычный тост произнес кто-нибудь другой, а не Бугров, которого скандинавские солдаты уже в пятнадцать лет прозвали «Вита дёден», когда он, командуя летучим звеном лыжников, наводил ужас на маатилы, кили, утпосты и прочие стады, я бы окончательно расслабился и выпил бы свои сто грамм без задней мысли. Но тут…
   – И верно, – присоединяется Евграшин. – Давайте-ка мы с вами, ребята, выпьем за то, чтобы древняя столица пионеров всего мира снова зазвенела пионерскими голосами!
   Мы чокаемся старинными рюмками, еще из Чехословакии, и опрокидываем их содержимое в себя. Э-эх! Хоть и говорят, что «первая – колом», но к данному напитку это явно не относится. Это вам не «Советская пионерская», не «Столичная пионерская», даже не «Особая комсомольская». «Гвардейская» – до сих пор пробовать не доводилось! Говорят, что есть еще какая-то «Большевистская», но вряд ли она лучше, чем эта. Тонко отдает медом и, кажется, морошкой, а запах! М-м-м, вкусно…
   – А вот скажи нам, Борис, как по-твоему: есть шанс Артек увидеть или нет?
   Вот-вот, поэтому-то расслабляться в такой компании и нельзя! Не успели еще по первой, а Бугров – смерть белая – уже с вопросиками политическими. Ну, и что вот ему отвечать прикажете?..
   – Так разве он не сказка? – невольно вырывается у меня.
   Ой! Эти двое уставились на меня так, словно две холодные струи в лицо ударили. И даже взгляд от этих двух пар глаз, нацелившихся на тебя, точно орудийные стволы, отвести нельзя.
   Евграшин смотрит внимательно, изучающее, а Бугров – тяжело, оценивающе. Так неуютно, как под прицелом этих взглядов, я еще никогда себя не чувствовал… Даже когда у меня, еще в минус втором отряде, запрещенную книгу нашли… Черт меня тогда дернул в поиске эту книжку с цветными картинками подобрать! Название – не по-нашему – «COSMOPOLITAN», а текст – по-русски. И описывалось там, что девчонкам в ребятах нравится. И девки там – в раздельных купальниках или в таких… не знаю, как оно называется, но все такое… полупрозрачное… Вот и не сдал тимуровцу, а хранил… Отчитывали меня на совете дружины ого как! Со стыда готов был сквозь землю провалиться. Когда к двум месяцам без личного времени приговорили – даже не испугался и не расстроился, а только рад был, что разбор моего дела закончился… Но тут…
   – Слушай меня, Борис, очень внимательно, – наконец произносит Евграшин. – Все, что ты сейчас услышишь, – государственная тайна. Понял?
   Я киваю, и он продолжает:
   – Артек – есть! Земли, где он стоял, – полуостров Крым, – не подвергались ударам во время империалистического нападения, которым враги пытались задавить нашу вторую революцию. Мы имеем самые точные данные, что там и сейчас живут люди, что зон опасности там практически нет и что… Алеша! Быстро воды! Сядь, мальчик, сядь… Все хорошо, все нормально…
   Ага! Ничего себе «все нормально»?! Вот так тебе спокойно сообщают, что сказочный Артек, в который, пожалуй, даже и мальки из третьего отряда не очень-то верят, существует на самом деле! Да еще целый и практически невредимый… Еще скажите, что Дед Афган и первые вожатые правят, и будет все нормально… Совсем «нормально»!..
   – Я ему лучше еще сотку плесну, – сообщает Бугров, и в моей руке, словно сама собой оказывается рюмка «Гвардейской». Я выпиваю, не ощущая вкуса…
   – Ну, Борис, успокоился? – интересуется Евграшин. – Тогда я продолжу…
   Рассказывает он долго. Оказывается, наша республика стоит на грани натуральной катастрофы. Из-за сейсмического воздействия ядерного оружия, которым империалисты всех стран устроили нам Большую Тьму, в нашей почве что-то нарушилось. Какой-то гидростатический режим. Потому-то у нас и болота поперли со страшной силой. И уже сейчас Пионерия – на волосок от голода.
   Конечно, можно устроить полномасштабную Зарницу скандинавам и отобрать землю у них. Тем более что и разведка докладывает, что их этот катаклизм не коснулся. Только вожатые со старыми большевиками прикинули, что после такой войны и от нас не больно-то много останется. Процентов двадцать, не больше. И основные потери придутся на мелких – от октябрят и до нулевого отряда включительно…
   – Так что, Борис, сам понимаешь – этот выход мы оставляем на самый крайний случай. Конечно, если нам ничего другого не останется – будет Зарница. Все пойдем, и никто нас не остановит. Но, возможно, есть и другой путь…
   – Какой? – выдавливаю я, расплющенный грузом страшных новостей.
   – Ты ведь знаешь, что довольно много людей уцелело здесь, на севере? И деревни остались, и оленеводы, и…
   – Бредуны, конечно! – выдыхаю я.
   – Правильно, Борис, бредуны! – кивает Евграшин. – А кто такие есть бредуны, откуда они взялись? Ведь до Тьмы никаких таких бредунов и в помине не было! Ни диких, ни ордынских!
   – Так ведь уголовники это бывшие! Так нам тимуровцы на политинформации говорили!
   – И это тоже верно! – усмехается Евграшин. – Тимуровцы врать не будут! Практически каждый бывший уголовник – бредун, но все-таки не каждый бредун – бывший уголовник!
   Я в ответ на это заявление только удивленно хлопаю глазами. Это как вообще?
   Евграшин, видя мое недоумение, разъясняет:
   – Первоначально в бредунские орды сбивались уцелевшие люди из городов. Беженцы. Ведь деревенские часто не пускали их жить на свою землю, отгоняли оружием. Вот бредуны и начали… объединяться, чтобы взять себе силой… пропитание. И у них это получилось – люди в ордах, сам знаешь, безбашенные. А почему безбашенные? Так им терять-то нечего – дома нет, родные погибли… Вот этим они и брали – готовностью сдохнуть, но перед этим загрызть кого угодно. Это немного позже они мобсклады вскрыли и вооружились, а первые бредуны чуть ли не с кухонными ножами на деревенских нападали. Сначала они себе пропитание взяли, потом у них и другие запросы стали появляться – выпивка, женщины… А через несколько лет они принялись землю с крестьянами захватывать, вроде как бароны средневековые. А кому земли не досталось, те так и кочуют. Этих мы дикими зовем.
   – Ага! – ошарашенно киваю я. Такого варианта истории появления бредунов мне до сих пор слышать не доводилось.
   – Кстати, многие бредунские орды, сев на землю, перестали быть агрессивными, превратились в обычные крестьянские общины. По данным разведки, сейчас между нами и балтийцами образовалась этакая буферная зона, в которой живет четверть миллиона человек. Из них способны держать оружие – не менее половины. Как думаешь, если стотысячная армия по Прибалтике ударит, то долго ли балтийцы продержатся?
   – Да кому там держаться-то против такой силы? – хмыкнул я. – Ни дня они не продержатся! Кто успеет – сядет на корабли и уплывет к своим хозяевам в Скандинавию!
   – Правильно мыслишь, Борис, молодец! – похвалил Евграшин, улыбнувшись кончиками губ. Бугров с самым мрачным видом хрустнул пальцами. – А почему эта стотысячная армия до сих пор на Прибалтику не напала? Почему в Тарту до сих пор самый большой невольничий рынок безбоязненно работает?
   – Так… – задумался я. – Возможно, у них оружия подходящего не хватает?
   – И это тоже! – подтвердил Евграшин. – Но самое главное – им единства не хватает! Население в буферной зоне разделено на общины и кланы. Многие враждуют между собой.
   – И мы хотим направить туда сотню опытных бойцов и командиров, чтобы создать из местных отряды, объединить их и направить против балтийцев. А там, глядишь, и до скандинавов время дойдет! – внезапно сказал Бугров. – В двадцать седьмом году несколько десятков человек от нас на Запад сбежали. Многие из них теперь важные посты в тамошней иерархии занимают. Некоторые даже начали с нами сотрудничать, хотя назад и не рвутся. А в этот раз мы под видом беглецов от новой чистки отправим на Запад сотню-другую специально подготовленных бойцов. В том числе и с опытом командования, как у тебя!
   – И если наша задумка увенчается успехом, то через несколько лет в буферной зоне будет стоять многотысячная армия, готовая смести в море балтийцев, расчистив путь для нас. И нам не придется тратить на это скудные ресурсы, особенно людские! – добавил Евграшин. – Назовем эту армию Красной!

Глава 3

   На следующий день меня, как и обещали, отвели в баню, оборудованную в кунге «Урала». Горячую воду никто не лимитировал, да еще здесь присутствовала самая настоящая парилка, и я с наслаждением помылся, отскребывая многодневную грязь. Обед тоже был неплох, хотя и без генеральских разносолов – гороховый суп из концентрата и гречневая каша с тушенкой. К еде полагалась «винная порция» – сто граммов разведенного спирта. Хорошего спирта, не технического, но не чета вчерашней водке. Однако во все времена высший комсостав питался лучше простых солдат.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента