Алексей Махров, Борис Орлов
Эпицентр Тьмы

Первая часть
Оттенки Тьмы

Глава 1

   За всю долгую холодную ночь Истомин не заговорил ни разу. Он даже не шевелился, и временами мне казалось, что он уже отошел. Но нет – над его лицом вилось легкое, почти незаметное облачко пара. Истомин все еще дышал.
   Я нашел эти развалины вчера, уже в сгущающихся сумерках. Можно сказать, повезло… Несмотря на дырявую крышу, покрытые черными пятнами плесени стены неплохо защищали от ветра. А небольшой костерок, сооруженный мной из трухлявых брусков, бывших когда-то рамами дверей и окон, давал достаточно тепла, чтобы не окоченеть. Я даже умудрился вскипятить в кружке немного воды, но Истомин пить не стал, поэтому я согрел брюхо в одиночестве.
   Незадолго до рассвета Истомин пошевелился.
   – Боря! Борис! Ты где? – позвал он слабым голосом.
   Я наклонился над ним. Глаза Истомина были закрыты.
   – Я здесь, Валера, я здесь! – Чтобы успокоить товарища, я взял его за руку, и он неожиданно крепко вцепился в ладонь.
   – Боря, я умираю.
   – Да, – я не стал уверять друга, что у него легкое недомогание и он скоро поправится. Зачем? Истомин сам прекрасно знал всю горькую правду.
   – А до Москвы еще очень далеко!
   – Да.
   Истомин замолчал, словно этот короткий диалог выпил из него последние силы. Из пустой глазницы окна потянуло предутренним холодком. Я поежился и постарался поглубже опустить голову в воротник бушлата. Однако холод уже забрался под одежду, и меня потихоньку начало трясти. Май на дворе, а холод, словно поздней осенью до Тьмы. Осторожно освободив руку из цепкого захвата Истомина, я встал и прошелся по периметру помещения, собирая деревяшки. Аккуратно подкинув в костер дровишек, я вылил остатки воды в кружку и поставил ее на огонь.
   Если бы не Истомин, я бы вообще никогда не добрался так далеко на юг. Именно на центральные области страны тридцать лет назад пришелся основной удар, и местность здесь представляла жуткий лес. Жуткий в том плане, что растущие в нем деревья были под влиянием радиации какими-то… пугающими: дико перекрученные стволы; торчащие строго вертикально или строго горизонтально ветки; пушистые кисточки вместо иголок у мутировавших сосен; огромные, с кулак величиной, ягоды малины; трава ядовито-зеленого цвета. Иногда в общей массе деревьев попадались и вовсе кошмарные экземпляры – пару раз я видел нечто, напоминающее застывший взрыв, с иссиня-черными листьями. И только по форме последних можно было догадаться, что «это» когда-то было кленом. Периодически посреди этой тайги встречались развалины небольших городков. Впрочем, чем дальше мы заходили на юг, тем больше нам попадалось развалин и тем крупнее они становились. Когда-то тут жило много людей.
   – Борис! – снова подал голос Истомин.
   Я посмотрел на него. На этот раз его глаза были открыты, и в них плескалась печаль.
   – Прости, что я не довел тебя, – виновато сказал Истомин.
   – Не переживай, дружище, ты и так сделал много больше того, чем обещал!
   – Да, – кивнул Валера и снова замолчал.
   Вода в кружке уже согрелась, и я предложил ее Истомину. На этот раз он не стал отказываться и сделал пару глотков. Это придало ему немного бодрости, и Валера заговорил:
   – Прости, что не довел. Но кроме нашего задания, я возвращался в родные края в надежде исправить одну свою давнюю ошибку. На моей душе лежит тяжкий грех…
   Я молчал. На мне самом была целая куча грехов. Тяжелых и не очень. Однако в прошлом у Валеры было что-то более страшное, раз он, умирающий от рака, поперся на юг. Наклонившись, я помог Истомину сделать еще несколько глотков горячей воды.
   Целых два года – огромный по нынешним меркам срок – мы с Валерой воевали на севере против балтийцев и скандинавов. Там, на Ижоре и Двине, война не утихала уже двадцать лет, то разгораясь, то затухая. Земли там были живые, не тронутые бомбардировкой – на Новгород даже не упало ни одной боеголовки, поэтому балтийцы, шведы и финны регулярно наведывались в те края за данью и рабами. Естественно, что местным такое отношение не нравилось, и они давали незваным гостям достойный отпор. Понятно, что силы были не равны – легкая стрелковка против боевых вертолетов. Полуголодные партизаны против откормленных десантников-карателей. Но, к счастью для местных, ни финны, ни шведы не могли выставить достаточно больших подразделений, чтобы тотально зачистить местность. Так и тлел там вялотекущий конфликт, где долгие периоды затишья перемежались небольшими стычками. Вот после одной из таких стычек мы с Истоминым и стали друзьями.
   До этого Валера больше года состоял в моем отряде взводным, однако дальше чисто приятельских отношений дело не заходило. Да, Истомин был хорошим человеком, но как-то не сложилось у нас с ним. Отряд небольшой – всего сотня стволов, и ты изо дня в день видишь одни и те же лица, часто сталкиваешься с одними и теми же людьми в быту и по службе. В дозоры вместе ходишь и в баню. Только поддерживать со всеми дружеские отношения невозможно – так, на уровне: «Привет, пока, как здоровье…»
   Но в том бою Валера неожиданно прикрыл меня грудью от вражеской пули. А я потом пять километров волок его, раненого, на горбу по бурелому. И приволок в лагерь живым. После этого мы с ним и сошлись. Встретились, что называется, два одиночества – и он и я были пришлыми. У каждого за плечами своя нелегкая история. Впрочем, хоть мы и стали друзьями, делиться своим прошлым не торопились. К тому же мы оба были ребятами неразговорчивыми. Иной раз товарищи по отряду удивлялись – мы с Валерой могли часами молча сидеть бок о бок у костра, не проронив при этом ни единого слова.
   А этой весной у Истомина обнаружились признаки рака легких. Ранение даром не прошло. Рак в наших краях после наступления Тьмы – явление частое. Жить ему оставалось недолго. Впрочем, как и мне, – после тяжелой контузии меня стали мучить боли в спине, особенно в средней части. Боль усиливалась по ночам, распространяясь через бедра к ногам вплоть до ступней. Да так, что я с трудом мог ходить. Начальник армейского госпиталя, старенький доктор, имевший практику еще до Тьмы, поставил мне диагноз – злокачественная опухоль позвоночника. Что плохо поддавалось лечению даже до катастрофы, а в наших условиях было смертным приговором.
   Нормально выполнять свои обязанности я уже не мог, вот тогда меня и вызвали в Объединенный Штаб и предложили эту миссию, пригодную только для смертников. А Истомин согласился провести точно до нужного места.
   И вот мы здесь – в заросшей диким лесом местности, когда-то именовавшейся Московской областью. Славно здесь во время Тьмы погуляла смерть – я видел несколько прогалин, покрытых стеклянной коркой, – эпицентры взрывов. Впрочем, остаточный фон здесь уже довольно низок – как-никак больше тридцати лет с войны прошло.
   – Борис, я никогда не рассказывал тебе этого, но сейчас мне очень нужна твоя помощь, – тихонько сказал Валера. – Пожалуйста, обещай мне, что постараешься, просто постараешься выполнить мою последнюю просьбу!
   – Хорошо, дружище, я обещаю! – кивнул я. – Что я должен сделать?
   – Я прошу тебя отнести в Электрогорск вот эту вещь! – Истомин осторожно выудил из потайного кармана на поясе небольшую черную пластинку. – Это электронный ключ от системы управления «Стальным кольцом». Это оборонительный пояс моего родного городка. Управляемые минные поля и автоматические огневые точки. Эту оборонительную систему создал мой отец – полковник Истомин. Создал сразу после наступления Тьмы. Это он собрал в бывшем военном городке беженцев из Москвы. Всех, кто уцелел. Ты же знаешь – от столицы даже щебенки не осталось. Но очень многие успели укрыться в метро – это такой транспорт был. Подземные электропоезда. Долго там было не просидеть – но через несколько дней, когда основная радиация спала, люди вышли на поверхность, и несколько тысяч, ведомых моим отцом, сумели добраться до базы Росрезерва в Электрогорске. Там были запасы продовольствия. Большие запасы. Очень большие запасы. Километры тоннелей, заполненных мешками с мукой, сахаром, ящиками консервов. Те люди, кто не схватил в первые дни Тьмы большую дозу, сумели выжить благодаря этим запасам. Выжить… Просто выжить… Мне было тогда восемь лет, но я прекрасно помню, как мы строили дома, разбирая на кирпичи развалины. Как сколачивали мебель из обгорелых деревяшек. Как бурили артезианские скважины.
   Истомин замолчал, измученный длинной речью, и я поднес к его губам кружку. Он жадно допил остатки воды и продолжил:
   – Да, мы выжили, но очень скоро вокруг городка стали появляться банды мародеров. Эти скоты отбирали у чудом уцелевших после бомбардировки людей последние крохи еды, последнюю одежду. Тех, кто сопротивлялся, – убивали. Забирали женщин и делали их своими подстилками. Гады, гады…
   Валера захрипел, пуская изо рта кровавые пузыри. Жить ему оставалось считаные минуты. Но он решил потратить эти драгоценные последние мгновения на свой рассказ.
   – Отец воевал с мародерами. Ловил их и вешал. Он организовал в городке отряд самообороны. Нашел большие склады оружия и боеприпасов на территории кадрированной дивизии. Мобзапасы… Но силы были неравны – мародеров становилось все больше. А уж когда они узнали, что мы сидим на огромном складе продовольствия… Нападения стали ежедневными. На наше счастье, мародеры не догадались объединиться, и мы довольно легко отбивали разрозненные атаки небольших банд. Но долго так продолжаться не могло. Способных держать в руках оружие у нас было всего несколько сотен. Из них профессиональных военных – три десятка. Тогда отец стал строить вокруг города оборонительный пояс. Среди беженцев нашлось достаточно инженеров, рабочих и специалистов-электронщиков. Все-таки они были жителями одного из крупнейших индустриальных мегаполисов мира. Систему обороны, позже названную «Стальным кольцом», сделали почти полностью автоматической – она могла управляться из единого центра небольшой, всего в десяток человек, командой. После этого потери от нападений мародеров среди жителей городка прекратились. Надо было только регулярно обновлять минные поля и пополнять патронные короба в огневых точках. Впрочем, атаки скоро прекратились – бандиты, полностью разграбив окрестности и убедившись, что мы им не по зубам, откочевали из зараженной зоны на юг и север. Два года мы, прикрываемые «Стальным кольцом», прожили спокойно. Люди расслабились. Но тут начались внутренние проблемы – не всем жителям города были по нраву строгие порядки осажденной крепости, введенные отцом. Потихоньку возникало недовольство – люди, забыв, кто спас их и дал надежду на продолжение жизни, стали роптать. Какие-то ублюдки даже организовали «демократические выборы», чтобы свергнуть, как они выражались, «власть военной хунты». Отец не стал воевать с собственным народом – он передал управление городом вновь избранному «Комитету спасения», состоящему из «самых достойных людей», – последние слова Истомин произнес с нескрываемой злобой. – Отец оставил себе только функции управления обороной. Но и этого новым хозяевам показалось много – они решили подчинить себе военных. Испытывая постоянное давление и нападки, бойцы отряда самообороны постепенно переходили на сторону «Комитета спасения». Только кадровые военные, еще помнящие, до чего в девяностые годы довели страну либерасты, отказывались подчиняться новой власти. Вскоре дошло до открытого столкновения, но отец сумел быстро погасить конфликт. Однако неожиданно его здоровье пошатнулось, и он умер. Я подозревал, что демократы из «Комитета» как-то причастны к его смерти, но доказать ничего не мог. Тогда я решил отомстить – украл ключ системы управления «Стального кольца» и бежал, оставив город без надежной обороны. Впрочем, среди окрестного отребья Электрогорск до сих пор слывет неприступной твердыней – бандиты так и не решились снова напасть на город.
   Истомин снова закашлялся. Его тело выгнулось дугой. Конец был близок. И я ничем не мог ему помочь. Только скрасить последние секунды. Поэтому я не стал говорить Валере, что возвращение ключа – благородный, но бесполезный жест. Наверняка те же самые электронщики, что вместе с полковником создавали оборонительный пояс, сразу после похищения ключа вскрыли доступ к системе помимо блока управления. А потом сделали новый ключ. Или два. Или десяток – на всех членов «Комитета спасения». А если и не вскрыли и не переделали, то что мешало военным переустановить минные поля и перевести огневые точки на ручное управление? Эх, Валера, Валера…
   Однако Истомин, прокашлявшись, прошептал еще несколько слов, которые делали мой поход в Электрогорск не таким бесцельным. А потом я, спрятав электронный ключ в тайник, сделанный в полом каблуке, просто сидел и смотрел, как Валера умирает, бессильный ему помочь. Ветер разгулялся не на шутку, по-разбойничьи свистя в проемах дверей и окон. Костер прогорел до углей. Легкое облачко пара над губами Истомина становилось все меньше и меньше, пока не рассеялось совсем.
   Я закрыл Валере глаза и накрыл его лицо одеялом. Потом неторопливо, но обреченно огляделся – надо бы похоронить, но как? Попытаться расковырять слежавшуюся землю перочинным ножом?
   Я встал и прошелся по развалинам, подыскивая подходящее для последней стоянки друга местечко. Но везде было одно и то же – грязь, мелкий мусор, серая пыль. Краем глаза я вдруг заметил за окном мелькнувшую тень. Рука сама упала на рукоятку автомата. Я спрятался в проеме и осторожно выглянул наружу. Так… дергаться уже поздно – дом плотно окружен, их много, и у них как минимум два пулемета. Я уже давно уяснил разницу между отвагой и безрассудством, поэтому снова уселся рядом с телом Валеры и принялся ждать.
   Они вошли минут через десять, убедившись, что я здесь один. Осторожные! Судя по одежде и снаряжению, типичные бредуны. Такие же бродяги, как и я. Старший по возрасту и, видимо, по «рангу» занял позицию, позволяющую ему контролировать дверь, окна и меня. Двое молодых, стараясь не перекрывать старшему директрису, подошли ко мне с разных сторон. Тот, что был слева, – черноволосый паренек с тонким белым шрамом на щеке откинул одеяло с тела Истомина. А второй, зайдя со спины, очень медленно, двумя пальцами, подхватил за ремень лежавший рядом со мной «калаш» и сразу сделал три шага назад. Только тогда старший спросил:
   – Кто ты?
   – Бредун, – стандартно ответил я. – Ищу, чем поживиться.
   – Далековато ты забрался, мил человек, – усмехнулся старший, – ничего ценного здесь с самой Тьмы нет. А кто это с тобой?
   – Мой друг. Он только что умер. Рак легких, – ответил я.
   Старший кивнул и сделал знак черноволосому. Тот пощупал у Валеры пульс, расстегнул на нем куртку, быстро и уверенно обыскал одежду, а потом сказал:
   – Готов! Недавно – еще теплый. Ран на теле нет. Не ограблен.
   Старший молча кивнул, принимая информацию к сведению. Секунду подумав, он недвусмысленным взмахом ствола предложил мне подняться. Я подчинился. Стоявший за спиной парень, аккуратно прислонив к стене свой и мой автоматы, подошел и стал меня довольно грамотно обыскивать, начав с ботинок. Впрочем, достав из моего кармана какой-либо предмет, он, глянув на него мельком и убедившись в отсутствии угрозы, клал его обратно. Да у меня там почти ничего и не было. Так… Спички, самодельная зажигалка, кисет с махоркой, чистый платок для перевязки, складной ножик. Патроны.
   – Ни гранат, ни пистолета, ни ножа. Только перочинный. Два рожка, – доложил парень через пару минут.
   Старший снова молча кивнул, и паренек быстро вскрыл наши тощие рюкзаки.
   – Смена белья, портянки, свитер. Пара сухарей. Какие-то ампулы, шприц.
   – Ага! – наконец подал голос старший. – И правда бредун. А что за ампулы?
   – Мое лекарство. Я болен, – ответил я.
   Старший сочувственно глянул на меня и приказал:
   – Степа, верни ему волыну, только…
   Обыскивавший меня парень по имени Степа понятливо кивнул. Перед тем как протянуть мне «калаш», он отсоединил от него магазин и проверил патронник. И то ладно! Вернули оружие – это такой жест доброй воли. Вроде как первоначальную проверку прошел, и на мое барахло они не покушаются. Значит, ребята честные.
   – Ни еды, ни воды! – констатировал очевидное старший. – Ты словно за смертью сюда пришел!
   Я неопределенно качнул головой, вроде бы соглашаясь. Его слова – преамбула. А что он скажет дальше?
   – С нами пойдешь? У нас тут недалеко лагерь, и люди нам нужны, – озвучил предложение старший. – А с ним, – он кивнул на тело Валеры, – мы тебе поможем. За долю малую.
   Я, подумав, согласился. А куда мне было деваться? Зараженные земли тянулись уже три дня, а еда у меня кончилась. Не рассчитывал я, что Валере по дороге станет хуже и мы проведем в пути на неделю больше времени. Сдохнуть здесь? Ну уж нет!
   Приняв мое согласие, старший, которого все звали «Тихий», распорядился похоронить Истомина. Бредунов оказалось почти два десятка, и у них в грузовике были лопаты. Поэтому яму выкопали довольно быстро. «Малой долей» решили считать Валерин бушлат, рюкзак, ботинки и половину патронов. Его автомат и оставшиеся патроны отдали мне. Споро закидав неглубокую яму землей, бредуны дали мне постоять над могилой друга пару минут. Тихий даже прочитал короткую молитву. Затем бредуны организованно погрузились в старый (а откуда здесь взяться новому?), но ухоженный «Урал» с самодельной деревянной будкой в кузове, и мы покатили куда-то на юго-восток. Как раз примерно в ту сторону, где находился нужный мне Электрогорск.

Глава 2

   Мы ехали весь остаток дня до самой темноты. Парни попались неразговорчивые. И вообще больше напоминали каких-то боевых роботов – как залезли в машину, так и сели неподвижно, поставив оружие между колен и уставившись прямо перед собой. Только Тихий задал мне пару вопросов о дороге, по которой я забрался в эти края. Внимательно выслушав ответ, он тоже отключился и, казалось, задремал. О том, куда именно мы едем, мне не было сказано ни слова. А специально интересоваться я не стал.
   От дыхания двух десятков человек в закрытой будке быстро стало тепло, даже жарко. Я расстегнул бушлат, а мои нежданные попутчики словно и не заметили повышения температуры. Поколебавшись, я прошел в переднюю часть кунга, где было прорезано небольшое застекленное окно. Двое парней, сидящих у самой двери и, видимо, исполняющих функцию караульных, проводили мое перемещение равнодушными взглядами – что я мог им сделать с пустым автоматом? Формально принадлежавшие мне патроны лежали в рюкзаке, который стоял возле Тихого. Впрочем, я не боялся – жизнь давно научила меня некоторому фатализму. Если бы меня хотели убить, прельстившись оружием и патронами, то давно бы уже убили. Человеческая жизнь в этих местах со времен Тьмы стоит очень дешево.
   Через окошко я долго смотрел на окружающий нас безрадостный пейзаж. Все те же жуткие заросли мутировавшего леса, серый, покрытый глубокими трещинами асфальт дороги и унылые развалины поселков и городков.
   Кстати, некоторые из развалин наш водитель аккуратно объезжал по дуге, продираясь через густой подлесок. Словно знал, что они могут представлять опасность. Значит, мы движемся привычной для этих ребят дорогой. Интересно, что ждет меня в ее конце?
   За свою длинную жизнь (мне было уже тридцать пять лет – возраст по нынешним временам немалый) я повидал всякого. Тьма застала меня восьмилетним мальцом в детском лагере под Сыктывкаром. Причем лагерь был довольно большой – в него свезли несколько тысяч детей из Москвы. А рядом было еще несколько подобных лагерей, где разместились детишки из Питера. Гораздо позже, уже повзрослев, я догадался, что наступление Тьмы все-таки не было совсем уж полной неожиданностью для правительства нашей страны. Иначе зачем они с таким размахом вывозили (а по сути – просто эвакуировали) детей из крупных городов, размещая их в местах пустых, отдаленных. На которые супостату незачем тратить боеголовки.
   Под жилье нам определили не палатки, а быстросборные щитовые дома. И запасы продовольствия в этих лагерях были немалые. И мужская часть воспитателей – в основном из бывших военных. Мы выжили. В первый год умерло всего несколько человек – от болезней, которые было невозможно вылечить в полевых условиях.
   Правда, на следующий год, когда подошли к концу лекарства и витамины… Крупа, макароны и тушенка – не самая подходящая пища для маленьких детей. Поэтому мы были рады прилетевшим на вертолете добрым шведам, привезшим гуманитарную помощь. Наши руководители даже договорились, чтобы шведы вывезли на свой не пострадавший во время Тьмы полуостров самых маленьких ребятишек. В одну из таких партий попал и я…
   «Урал» тем временем подъехал к большой стоянке бредунов. Собственно, полноценно оценить масштабы этого лагеря я смог, только выбравшись из кунга. Стоянка была громадной! Мне еще ни разу не приходилось видеть столько вооруженных людей одновременно! Здесь раскинули свои палатки несколько тысяч человек. Это уже не банда. Это армия! И просто так никто бы эту ораву не собрал. Значит, здесь затевается что-то крупное.
   – Пошли, бредун, – Тихий взмахом руки показал направление и сразу же двинулся вперед, не сомневаясь в том, что я последую за ним.
   Я кивнул и потопал следом. За спиной ко мне сразу пристроилась парочка с автоматами. Куда и к кому мы идем, я спрашивать не стал. А смысл?
   На некоторую странность этого «стойбища» я обратил внимание сразу. Но только когда мы пошли по территории, понял, в чем дело – здесь царил строгий порядок. Которого на стоянках бредунов отродясь (с самой Тьмы!) не было! Палатки и навесы стояли ровными рядами. Вся техника размещалась на отдельных огороженных стоянках. Периметр лагеря охранялся парными патрулями, и такие же патрули встречались нам внутри. Практически не было женщин, да и те, которые изредка попадались на глаза, были, скорее, боевыми подругами, а не шлюхами. За все время нашей неторопливой прогулки я не увидел ни одного пьяного – что вообще было за пределами понимания. Чтобы нормальный бродяга и не оттянулся на безопасной стоянке?
   Интересно посмотреть на предводителя, заставившего самых отмороженных и вольнолюбивых обитателей этого мира соблюдать дисциплину!
   Прогулка по лагерю заняла почти десять минут – настолько он был велик. Тихого здесь знали довольно хорошо – его приветствовали почти все, кто встречался нам по пути. Тихий в ответ только молча кивал. Шли мы, как выяснилось, к географическому центру лагеря. Именно здесь раскинулась большая армейская палатка, украшенная многочисленными заплатами. Но возле этого непрезентабельного жилища стояло на карауле сразу десять человек. Причем одетых и снаряженных единообразно. На всех были чистенькие шведские анораки военного образца и натертые до блеска (!!!) берцы. На груди у каждого висел АК-74М с подствольником, а на бедре – АПС в кордуровой кобуре. И выглядело оружие новеньким – без царапин и потертостей. Это же откуда разом столько богатства на кого-то свалилось? И ведь на свежевскрытый склад мобрезерва не кивнешь – в них все больше АКМы шестидесятых годов лежат да СКС. А такие автоматы, как на этих ребятишках – с пластиковыми цевьями и прикладами, – на склады длительного хранения не закладывали. Я точно знаю – сколько мне этих складов в свое время разыскивать и оприходовать пришлось.
   Ох, что-то мне все это перестало нравиться. Эх, Валера, Валера… Кой черт тебя понес в Москву?
   – Стой здесь, жди! – скомандовал Тихий и, переглянувшись с охранниками, нырнул в палатку.
   Теперь я окончательно убедился, что Тихий – человек непростой. Ну, ладно там, что его пол-лагеря знает, но чтобы вот так, как он, без доклада, на прием к командиру… Хорошо, я подожду, все равно деваться некуда.
   Красавцы охранники смотрели на меня равнодушно. Так смотрят на перебегающую тебе дорогу букашку – ты можешь легко ее раздавить, а можешь милостиво перешагнуть. Я тоже, сделав морду лопатой, отвернулся и стал глядеть на лагерь. Вроде бы просто так – для убиения времени. Но понаблюдав за лагерной жизнью минут десять (Тихий что-то задерживался), увидел и еще кое-что интересное – в двух местах небольшие группки бредунов явно занимались боевой подготовкой. И инструкторами у них были чрезвычайно ловкие в обращении с оружием парни, одетые и снаряженные аналогично охранникам у палатки. Да что здесь творится-то, мать вашу? Что должно было произойти, чтобы бредуны, вместо пьянки и блядок, занимались учениями?
   – Эй, бродяга, заходи! – позвал из палатки, приподняв полог над входом, Тихий.
   Я дернулся было к нему, но пара охранников моментально заступила мне дорогу. Они быстро, но умело обхлопали мою одежду и освободили от оружия и рюкзака. Под свод палатки я вступал не более опасным для обитателей, чем новорожденный.
   Внутри палатка была почти пустой – только у дальней стены стоял небольшой раскладной столик, да виднелась за занавеской раскладушка, аккуратно застеленная шерстяным солдатским одеялом. Из-за стола мне навстречу поднялся высокий широкоплечий мужик лет шестидесяти на вид, одетый в чистенький, даже щегольский «цифровой» камуфляж. Его плечи украшали полевые погоны с двумя большими зелеными звездами. Цельный генерал-лейтенант! Я думал, что такие не выжили – вымерли как мамонты. Или сгорели вместе с Арбатским военным округом. Хотя… судя по повадкам – этот зверь никогда паркетным воякой не был. Вон как смотрит – словно прицеливается.