Страница:
Свое путешествие в Иерусалим, равно как описание этого путешествия, игумен Даниил совершил единственно по чувству благочестия и из желания нравственной пользы себе и другим. "Я, - говорит он в самом начале своего сочинения, - недостойный игумен Русской земли Даниил, худший из всех иноков, смиренный по множеству грехов, не совершивший никакого доброго дела, будучи нудим мыслию своею, с нетерпением желал видеть святой град Иерусалим и землю обетованную. И, благодатию Божиею, достигал я святых мест с миром и своими очами видел святые места, обходил всю обетованную землю, по которой походил ногами своими Христос Бог наш и где совершил Он многие чудеса. Все то видел я своими грешными очами, и все показал мне Господь видеть в продолжение многих дней, что желал я видеть. Братие, и отцы, и господа мнихи! Простите мне и не зазрите худоумию моему, за то что я, по грубости моей, написал о святом граде Иерусалиме, и о Святой земле той, и о своем путешествии... Я описал путь мой и святые места, не возносясь и не величаясь, будто бы я сотворил что доброе на пути сем, да не будет: я не сотворил на пути никакого добра. Но из любви к святым местам я описал все, что видел моими грешными очами, чтобы не забыть того, что показал мне Господь, недостойному, видеть... Написал я это также и для верных людей, чтобы иной, услышав о святых местах, поревновал о них душою и мыслию, и чрез то удостоился получить мзду, равную с ходившими к святым местам. Ибо многие добрые люди, и сидя дома, своими милостынями и добрыми делами достигают святых мест и большую мзду приимут от Бога. А многие, доходив до святых мест и увидев святой град Иерусалим, вознесшиеся умом, как будто нечто доброе сотворили, погубляют мзду труда своего, каков первый я. Многие же, достигнув Иерусалима, спешат назад, не видев многого, тогда как путь сей нельзя совершить скоро и нужно не торопиться, чтобы видеть все святые места". К этому присовокупляет Даниил, что сам он пребыл в Иерусалиме 16 месяцев, имея местопребывание в метохии святого Саввы (ныне Архангельский монастырь), и нашел там себе вожатая, старца святого и весьма книжного, который хорошо показал ему все святые места в Иерусалиме и во всей земле той и поводил до моря Тивериадского, и до Фавора, и до Назарета, и до Хеврона, и до Иордана.
Переходя затем к описанию своего путешествия, Даниил сначала изображает путь от Царьграда до Иерусалима, перечисляя встречающиеся на пути острова, города, церкви и другие достопримечательности; потом описывает самый Иерусалим и все святые места в нем; далее говорит о своих путешествиях из Иерусалима к Иордану, Иерихону, в Вифлеем, в Галилею, к горе Фаворской и проч.; наконец, повествует о схождении святого света с небеси к Гробу Господню в Великую Субботу и о том, как он, Даниил, поставил на Гробе Господнем кандило, или лампаду, от всей Русской земли. Все сказания благочестивого игумена кратки и безыскусственны, показывают душу простую, верующую, проникнутую смирением и любовию к Богу и Его святым. Для примера приведем два-три отрывка. Вот как описывает Даниил приближение путников к Иерусалиму и вход в него: "Святой град Иерусалим находится в долине; вокруг него высокие каменные горы, так что нужно приблизиться к городу, чтобы его увидеть. Прежде всего виден дом Давидов, потом чрез несколько шагов вперед можно видеть Елеонскую гору и церковь Святая Святых, наконец, открывается и весь город. Есть там близ пути ровная гора на расстоянии одной версты от Иерусалима, и на той горе путники слезают с своих коней и издали поклоняются храму святого Воскресения. Тогда великая бывает радость всякому христианину, узревшему святой град. Никто не может не прослезиться, увидев землю желанную и святые места, где Христос Бог походил ради нашего спасения. И идут пешие к святому граду Иерусалиму с радостию великою. Есть тут церковь святого первомученика Стефана близ пути на левой стороне, где побиен был камнями святой Стефан и где находится гроб его. Тут же - плоская каменная гора, рассевшаяся во время Распятия Христова и называемая ад. Потом все люди с великою радостию входят в Иерусалим воротами, находящимися близ дома Давидова, ворота те зовутся Вениаминовыми. По вступлении в Иерусалим открывается путь чрез весь город, направо к Святая Святых, а налево к святому Воскресению, где находится Гроб Господень". Описывая Иордан, наш путешественник замечает: "Сподобил меня Бог трижды быть на Иордане. Был я там и в самый праздник Водокрещения со всею дружиною моею и видел благодать Божию, сходившую на воды Иорданские. Тогда приходит к реке бесчисленное множество народа со свечами, и всю ночь бывает пение изрядное при горении бесчисленного множества свеч. В полночь совершается освящение воды - тогда Дух Святой сходит на воды Иорданские. Люди достойные ясно видят это схождение Святого Духа, а все не видят, но только всяк тогда ощущает в сердце радость и веселие. Когда погрузят честный крест и запоют: Во Иордане крещающуся Ти, Господи, тогда все присутствующие бросаются в воды Иордана". Или послушаем, как повествует Даниил о постановлении им лампады на Гробе Господнем от лица Русской земли: "В Великую Пятницу, в первом часу дня пошел я, худой и недостойный, к князю Балдуину и поклонился ему до земли. Увидев меня, он подозвал меня к себе с любовию и сказал: "Чего хочешь, игумене русский?" Он знал меня хорошо и очень любил, потому что он был человек добрый и смиренный и нимало не гордился. Я отвечал ему: "Княже мой и господине! Молю тебя ради Бога и ради князей русских, я хотел бы поставить лампаду свою на святом Гробе Господнем от всей Русской земли, и за всех князей наших, и за всех христиан Русской земли". Князь с радостию повелел мне поставить лампаду и послал со мною своего лучшего слугу к иконому храма святого Воскресения и к ключарю Гроба Господня. Оба они велели мне принести кандило мое с маслом. Поклонившись им, я пошел на торжище с великою радостию, купил большую стеклянную лампаду, налил в нее чистого деревянного масла без примеси воды и уже вечером принес к Гробу Господню, где застал одного только ключаря. Он отпер мне двери к Гробу Господню, велел разуться и босого ввел меня одного ко Гробу Господню. Здесь велел мне поставить лампаду мою моими грешными руками в ногах, а в головах стояла лампада греческая, а на персях Гроба стояла от всех монастырей, а на средине поставил я, грешный, русскую лампаду. Благодатию же Божиею все те три лампады зажглись сами собою, а фряжские лампады, висевшие вверху, не возгорелись ни одна. Поставив лампаду мою на святом Гробе Господа нашего Иисуса Христа, я поклонился честному Гробу тому и, облобызав с любовию и со слезами святое место, где лежало пречистое Тело Господа Иисуса, вышел из Гроба с великою радостию..."
Нельзя, наконец, не остановиться на послесловии, которым оканчивает Даниил свою книгу, так оно простосердечно и трогательно: "Я ходил туда (в Иерусалим), - говорит он, - в княжение русского великого князя Святополка Изяславича, внука Ярослава Владимировича киевского. Бог свидетель и святой Гроб Господень, что во всех тех святых местах я не забыл князей русских, и княгинь их, и детей их, не забыл ни епископов, ни игуменов, ни бояр, ни детей моих духовных, ни всех христиан, но везде поминал их. Благодарю благого Бога за то, что Он сподобилменя, худого, записать имена князей русских в лавре святого Саввы, где они и ныне поминаются на ектений. Эти имена: Михаил - Святополк, Василий - Владимир, Давид Всеславич, Михаил Олег, Панкратий - Ярослав Святославич, Андрей - Мстислав Всеволодович, Борис Всеславич, Глеб Минский. Только я припомнил имен и все то вписал у Гроба Господня, кроме вообще князей и бояр русских. Во всех святых местах я отслужил 90 литургий за князей, и за бояр, и за детей моих духовных, и за всех христиан, живых и мертвых. Да будет же всякому, кто прочтет это писание мое с верою и любовию, благословение от Бога, и от святого Гроба, и от всех святых мест и да приимет таковой мзду от Бога наравне с ходившими до святого града Иерусалима и видевшими святые места сии: блаженны не видевшие и веровавшие; верою вошел Авраам в землю обетованную - поистине вера равна добрым делам. Но Бога ради братие, и отцы, и господие мои, не зазрите моему худоумию и моей грубости, и да не будет в похулении писание сие не ради меня, грубого, но ради святых мест. Читайте его с любовию, да приимете мзду от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и Бог мира да будет со всеми вами".
После игумена Даниила остается упомянуть еще об одном русском писателе первой половины XII в., иеродиаконе и доместике Антониева Новгородского монастыря Кирике, который в 1137 г., будучи 26 лет, составил небольшое сочинение касательно хронологии и пасхалии, сохранившееся до настоящего времени 263.
Кроме сочинений, принадлежащих известным нашим писателям рассматриваемого нами периода, встречаются или только упоминаются в рукописях еще некоторые сочинения русских писателей того времени, неизвестных по имени. Таково описание жизни и чудес святого Николая, Мирликийского чудотворца, начинающееся словами: "Во дни прежняя благоволи Бог взыскати писанья от пророк", и разделенное на 40 глав. В главе 33-й автор описывает одно чудо святого Николая, совершившееся в Царьграде при патриархе Михаиле Керулларии (1043 - 1059), когда сам автор находился в Царьграде; в главе 34-й рассказывает о другом чуде того же угодника, бывшем при императоре Константине - или Мономахе (1042 - 1055), или Дуке (1059 1067) 264; наконец, в 40-й главе повествует о событии киевском - о спасении святым Николаем младенца, упавшего в Днепр, которое случилось к концу XI в. 265 Таково же Слово на перенесение честных мощей святого Николая из Мир Ликийских в город Бар, начинающееся словами: "Присно убо должны есмы, братие, праздникы Божия, творяще, дръжати!" Здесь сочинитель прямо говорит, что это чудесное перенесение последовало "в нынешняя времена, в нашу память, наши дни-лета, в тысящное лето и 95 от воплощениа самаго Бога, при цари гречестем и самодръжци Констянтина града Алексеи Комнине и патриарсе его Николе, а в лето рускых наших князей, христолюбиваго и великаго князя нашего Всеволода в Киеве и благороднаго сына его Володимера в Чернигове". Потом излагает самую историю перенесения мощей святого Николая, подробно исчисляет совершенные им при перенесении чудеса, повествует о новой церкви, в честь его устроенной, куда поставлены были его святые мощи, и о новом в честь его празднестве 266. Это русское сочинение несомненно относится к концу XI или к самому началу XII столетия. Таково, наконец, житие преподобного Антония Киево-Печерского, составленное неизвестным в XI в. и существовавшее еще в XIII столетии, но, к сожалению, до нас не дошедшее; в нем заключались, кроме драгоценных сказаний о самом Антонии, и "вся жития" других печерских подвижников, "аще и вкратце речена" 267. Потеря для нашей церковной истории невознаградимая!
II
Между тем как русские, едва ознакомившиеся со святою верою и просвещением из Греции, испытывали себя почти во всех родах духовной словесности, бывшие у нас в то время первосвятители-греки составляли писания преимущественно в двух родах - полемическом и каноническом. Первый род сочинений был тогда господствующим на всем Востоке по обстоятельствам времени: блюстители православия чувствовали нужду обличать заблуждения латынян, окончательно отторгшихся в половине XI в. от Вселенской Церкви и употреблявших все средства к совращению православных. Последний род сочинений казался необходимым собственно по обстоятельствам юной Русской Церкви, в которой еще многое надлежало благоустроить и, вообще, открывалось много новых случаев к частнейшему применению общих законов церковных. К писателям того и другого рода принадлежали наши тогдашние митрополиты: Георгий (ок. 1062 - 1077), Иоанн II (ок. 1077 - 1088) и Никифор (1104-1121).
Митрополит Георгий оставил после себя какое-то писание каноническое, которое еще существовало в XII в. 268, но это писание до нас не дошло. Другое сочинение его против латынян до настоящего времени скрывалось в неизвестности, но недавно найдено нами в рукописном сборнике конца XV или начала XVI в. под заглавием "Георгия, митрополита Киевскаго, стязанье с латаною, вин числом 70" 269. Георгием у нас назывался один только митрополит - современник преподобного Феодосия Печерского. И в самом содержании означенного сочинения не только нет ничего противного тому времени, напротив, что весьма замечательно, некоторые обвинения против латынян выражены почти теми же самыми словами, какими и в подобном сочинении преподобного Феодосия 270. Не упоминаем уже о древности языка. Предположить, чтобы кто-либо у нас в XV или в XVI в. вздумал сделать подлог этого сочинения и приписать его митрополиту Георгию, нет никакого основания, если и появлялись у нас тогда подложные сочинения, то обыкновенно под именами знаменитейших отцов и учителей Церкви: Григория Богослова, Иоанна Златоуста и под., а не таких безвестных архипастырей, каков Георгий, ничем не отмеченный в летописи. Не надписано ли над сочинением по ошибке имя Георгия митрополита вместо имени митрополита Никифора, так как это сочинение имеет большое сходство с известным посланием последнего к великому князю Владимиру Мономаху? 271 Но, с другой стороны, сочинение, усвояемое Георгию, имеет и отличия от послания Никифора: в первом делаются обращения прямо к латинам, в последнем - к великому князю Владимиру Мономаху; в первом изложено 27 обвинений против латинян, в последнем - только 20; в первом эти обвинения расположены совсем в другом порядке, нежели в последнем. Естественно могло быть, что митрополит Никифор, когда великий князь спросил его о вере латинской, воспользовался в своем ответе сочинением своего предшественника, выбрав оттуда то, что казалось более важным и справедливым, и присовокупив в начале и конце приличные обращения к князю 272. Особенным поводом к написанию сочинения против латинян мог послужить для митрополита Георгия известный в нашей истории случай, когда папа Григорий VII покушался обратить к своему исповеданию нашего великого князя Изяслава и даже послал к нему (в 1075 г.) свое послание.
"Стязанье с латиною" митрополита Георгия начинается словами: "Когда Великий Константин принял от Христа царство, и вера христианская с того времени начала более расти и распространяться всюду, и царство ветхого Рима преложилось в Константин град, тогда последовали седмь святых Вселенских Соборов. На эти седмь Соборов папы старого Рима или приходили сами, или присылали своих епископов, и святые Церкви имели между собою единство и общение, то же мыслили, то же проповедовали. Потом старым Римом и всею тою землею овладели немцы и спустя немного времени старые мужи правоверные, которые хранили закон Христов и правила святых апостолов и святых отцов, скончались. По смерти их люди молодые и неутвержденные увлеклись прелестию немецкою и впали в вины различные и многие, запрещенные и осужденные Божественным законом, и когда, несмотря на советы многих других Церквей, не захотели оставить творимого ими зла, то и отвержены были от нас. Евангелие их, как доброе и поклоняемое, почитается в великой Церкви, но почитается на обличение им и на суд, потому что не живут, как оно велит". Вслед за этим исчисляются самые заблуждения латинские, между которыми, как мы уже заметили о таком же сочинении преподобного Феодосия Печерского и должны заметить о некоторых других подобных сочинениях того времени, есть заблуждения важные и неважные, есть такие, которые действительно принадлежали всей Церкви Римской, и такие, которые могли относиться только к частным лицам или были разглашаемы против латинян не совсем верно. Остановимся на некоторых обвинениях более важных. "Латиняне, - говорит наш архипастырь, - служат на опресноках и едят их - это по-жидовски; Христос же не предал того и совершил Святые Тайны не на опресноках, а на хлебе совершенном и кислом... На святой литургии не совершают ни великого, ни малого выхода и службу творят не в алтаре, а во всей церкви три, четыре и пять раз в один день в той же церкви. В святом правиле: "Верую во единаго Бога..." сделали злое и неразумное приложение. Святые отцы написали: "И в Духа Святаго, Господа Животворящаго, иже от Отца исходящаго", а они (латыняне) от себя приложили: "Иже от Отца и от Сына". Это есть великое зловерие и ведет к Савелиевой ереси. Чрез такое приложение они низвращают веру святых отцов Первого и Второго Вселенских Соборов и слова Спасителя, Который сказал: Егда приидет Дух истины, Иже от Отца исходит. Той свидетельствует о Мне (Ин. 15. 26). Не сказал Христос: "Иже от нас исходит", значит, это приложение есть зловерие и великая ересь. Изменили слова святого апостола Павла: Мал квас все смешение квасит (1 Кор. 5. 6), а они говорят: "Мал квас все смешение тлит..." Возбраняют жениться дьякам, которые желают ставиться в попы и не поставляют в попы женатых вопреки правилам святых Соборов... Позволяют одному мужу жениться на двух родных сестрах, так как по смерти первой жены он может поять ее родную сестру. Позволяют епископам носить на руке перстень, епископам и попам ходить на войну и обагрять руки свои кровию, держать наложниц... Постятся в субботы... Едят удавленину и мертвечину... Чернецам епископы позволяют есть свиное сало и иные мяса... Не принимают святых и великих отцов наших и учителей (это обвинение могло относиться разве только к некоторым латинянам), как-то: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста - и учения их не имеют по высоте и строгости добродетельного жития их. В святом крещении крестят в едино погружение, говоря: "Во имя Отца и Сына и Святаго Духа" (и это обвинение могло касаться только частных лиц)... Крещаемым сыплют соль в уста и называют их не по имени святого или святой, но как назовет мать. Не хотят поклоняться святым мощам, а некоторые из них не чтут и святых икон... Изображают иконы на мраморе и на помостах церковных не за тем, чтобы чтить их, а попирают их ногами не только простые люди, но и священники, и чернецы..." В заключение митрополит Георгий сильно вооружается против несправедливого упрека, какой делали латиняне нашим инокам за то, что они едят яйца и молоко, и показывает, что вкушение той и другой пищи не противно обетам иночества, между тем как римские монахи едят свиное сало вопреки правилам древней Церкви и чрез то утучняют свое тело и возбуждают в себе страсти 273.
От митрополита Иоанна II, которого современный летописец называет, с одной стороны, "добрым и кротким", а с другой, - "хитрым в книгах и ученьи", дошли до нас два послания: одно к папе Римскому, другое к черноризцу Иакову.
Первое послание, сохранившееся не только во многих славянских списках, но и в греческих и даже в латинском переводе несомненно принадлежит Иоанну II, потому что в греческих списках оно надписывается "От Иоанна, митрополита Русского, к Клименту, папе Римскому". А из всех наших митрополитов, носивших имя Иоанна, только двое - Иоанн II (1080 - 1088) и Иоанн III (1089) имели себе современником папу, или, точнее, антипапу Климента, который по настоянию немецкого короля Генриха IV, противодействовавшего Григорию VII Гильдебранду, избран был в папы на сейме в Бриксене (25 июля 1080 г.) из архиепископов Равеннских под именем Климента III и умер в 1110 г. после многолетнего сопротивления законным папам. Но митрополит Иоанн III, который, по летописи, был "некнижен, и умом прост, и просторек", не мог писать к папе Клименту III. Следовательно, остается приписать послание ученому и кроткому митрополиту Иоанну II 274. Случай к написанию послания подал сам Климент III: противоборствуя законным папам, не признаваемый в Риме, он хотел сблизиться с восточными иерархами, хвалил православную веру, желал соединения Церквей и прислал с такими известиями к нашему митрополиту своего епископа. Отсюда объясняется, почему наш первосвятитель вопреки духу того времени обращается в послании к Римскому первосвященнику с отверстою любовию, говорит с кротостию, называет его законным пастырем, нимало, однако ж, не колеблясь обличать самые заблуждения латынян. Достойно также замечания, что при изложении этих заблуждений Иоанн II не раз выражается: "Якоже слышахом", или: "Аще тако суть, аще воистину творимая вами, якоже слышахом", и тем показывает, что у нас тогда, как и на всем Востоке, судили о заблуждениях латинских преимущественно по слухам и потому могли говорить о них не всегда верно.
Обстоятельства всего дела довольно объясняются в начале послания. "Я узнал, - пишет наш первосвятитель к Римскому, - твою любовь о Господе, воистину человек Божий и достойный кафолического седалища и призвания, потому что, и находясь далеко от нашей худости и смирения, ты досягаешь даже до нас крилами своей любви, и приветствуешь нас законно и любезно, и молишься о нас в духе, и догматы нашей непорочной и православной веры приемлешь и почитаешь, как возвестил и подлинно изъяснил нам всечестной и добродетельный епископ твоего священства. Если же это так и такой дан нам от Бога архиерей, а не подобный тем, которые немного прежде сего архиерействовали противно истине и низвратили благочестие (разумеются, вероятно, предшественники Климента III, папы Лев IX и Григорий VII), то и я, худший из всех, приветствую твою священную главу, и мысленно лобызаю ее, и всегда желаю, да хранит тебя всегда свыше всесильная десница и да дарует всеблагий и милосердый Господь совершиться воссоединению между нами и вами. Не знаю, как возникли соблазны и преграды на Божественном пути, и крайне удивляюсь, как и почему даже доныне не последовало исправления. Не знаю, какой лукавый демон, какой завистливый враг истины и противник благочестия произвел все это и расторг нашу братскую любовь и единодушие всего христианского общества. Не вообще я это говорю, ибо мы знаем вас благодатию Божиею и во многом совершенно принимаем как христиан; но знаем также, что вы не во всем с нами согласны и в некоторых вещах от нас отделились. Вот смотрите, я покажу вам..." В следующем затем рассуждении нашего митрополита об отступлениях латинян различаются три части: в первой он говорит, что всеми христианами признаются седмь Вселенских Соборов как основания православной веры, и раскрывает, что на каждом из этих Соборов присутствовали и Римские первосвященники или сами лично, или чрез своих послов. Во второй исчисляет шесть более известных заблуждений латинян, именно: касательно поста в субботу, несоблюдения поста в первую неделю Великого поста, запрещения священникам жениться, запрещения священникам совершать таинство миропомазания, употребления опресноков в таинстве Евхаристии и прибавления к Символу: "И от Сына". В третьей, наконец, части по порядку показывает, что каждое из означенных шести заблуждений латинских несогласно с правилами Вселенских Соборов. Все доказательства митрополита основательны и справедливы. Заключение послания не менее достопримечательно, как и вступление. "Итак, прошу тебя, - говорит Иоанн II, - и умоляю, и припадаю к священным стопам твоим, чтобы вы отстали от всех этих заблуждений, особенно же от употребления опресноков и приложения к Символу, потому что первое опасно по отношению к таинству святого причащения, а последнее - по отношению к православной вере. Хотел я написать к тебе еще об удавленных и нечистых животных и о монахах, вкушающих мяса, но даст Бог, что все это и многое тому подобное вы исправите впоследствии. Ты же прости мне ради Господа, написавшему сие от великой любви. И если истинно, как мы слышали, совершаемое вами, то испытайте писания и вы увидите, что все такие вещи требуют исправления. Еще молю любовь твою о Господе прежде всего, если пожелаешь, написать к святейшему нашему патриарху Константинополя и к находящимся там святым митрополитам, которые имеют слово жизни, сияя в мире, как светила, и могут благодатию Божиею все таковое исследовать вместе с тобою и исправить; а потом, если будет тебе благоугодно, написать и худшему из всех - мне. Приветствую любовь твою о Господе я, Иоанн, недостойный митрополит Русский, и весь подвластный тебе клир и народ. Приветствуют вас также вместе с нами и все наши святые и боголюбезнейшие епископы, и игумены, а с ними и весь священный клир, и народ".
Другое послание Иоанна II известно только по рукописям славянским под заглавием "Иоанна, митрополита Русскаго, нареченнаго пророком Христа, написавшаго правило церковное от святых книг вкратце Иакову черноризцу" 275. Но так как это послание содержания канонического, то мы и рассмотрим его в ином месте, в отделе о церковном управлении.
Митрополиту Никифору усвояются по рукописям три послания против латинян: одно к великому князю Владимиру Мономаху, другое - к неизвестному князю, третье - к князю муромскому Ярославу Святославичу (1096 - 1129) - и два сочинения о посте церковном: изложенное в виде послания к тому же великому князю Мономаху и написанное в форме поучения ко всему духовенству и народу.
Переходя затем к описанию своего путешествия, Даниил сначала изображает путь от Царьграда до Иерусалима, перечисляя встречающиеся на пути острова, города, церкви и другие достопримечательности; потом описывает самый Иерусалим и все святые места в нем; далее говорит о своих путешествиях из Иерусалима к Иордану, Иерихону, в Вифлеем, в Галилею, к горе Фаворской и проч.; наконец, повествует о схождении святого света с небеси к Гробу Господню в Великую Субботу и о том, как он, Даниил, поставил на Гробе Господнем кандило, или лампаду, от всей Русской земли. Все сказания благочестивого игумена кратки и безыскусственны, показывают душу простую, верующую, проникнутую смирением и любовию к Богу и Его святым. Для примера приведем два-три отрывка. Вот как описывает Даниил приближение путников к Иерусалиму и вход в него: "Святой град Иерусалим находится в долине; вокруг него высокие каменные горы, так что нужно приблизиться к городу, чтобы его увидеть. Прежде всего виден дом Давидов, потом чрез несколько шагов вперед можно видеть Елеонскую гору и церковь Святая Святых, наконец, открывается и весь город. Есть там близ пути ровная гора на расстоянии одной версты от Иерусалима, и на той горе путники слезают с своих коней и издали поклоняются храму святого Воскресения. Тогда великая бывает радость всякому христианину, узревшему святой град. Никто не может не прослезиться, увидев землю желанную и святые места, где Христос Бог походил ради нашего спасения. И идут пешие к святому граду Иерусалиму с радостию великою. Есть тут церковь святого первомученика Стефана близ пути на левой стороне, где побиен был камнями святой Стефан и где находится гроб его. Тут же - плоская каменная гора, рассевшаяся во время Распятия Христова и называемая ад. Потом все люди с великою радостию входят в Иерусалим воротами, находящимися близ дома Давидова, ворота те зовутся Вениаминовыми. По вступлении в Иерусалим открывается путь чрез весь город, направо к Святая Святых, а налево к святому Воскресению, где находится Гроб Господень". Описывая Иордан, наш путешественник замечает: "Сподобил меня Бог трижды быть на Иордане. Был я там и в самый праздник Водокрещения со всею дружиною моею и видел благодать Божию, сходившую на воды Иорданские. Тогда приходит к реке бесчисленное множество народа со свечами, и всю ночь бывает пение изрядное при горении бесчисленного множества свеч. В полночь совершается освящение воды - тогда Дух Святой сходит на воды Иорданские. Люди достойные ясно видят это схождение Святого Духа, а все не видят, но только всяк тогда ощущает в сердце радость и веселие. Когда погрузят честный крест и запоют: Во Иордане крещающуся Ти, Господи, тогда все присутствующие бросаются в воды Иордана". Или послушаем, как повествует Даниил о постановлении им лампады на Гробе Господнем от лица Русской земли: "В Великую Пятницу, в первом часу дня пошел я, худой и недостойный, к князю Балдуину и поклонился ему до земли. Увидев меня, он подозвал меня к себе с любовию и сказал: "Чего хочешь, игумене русский?" Он знал меня хорошо и очень любил, потому что он был человек добрый и смиренный и нимало не гордился. Я отвечал ему: "Княже мой и господине! Молю тебя ради Бога и ради князей русских, я хотел бы поставить лампаду свою на святом Гробе Господнем от всей Русской земли, и за всех князей наших, и за всех христиан Русской земли". Князь с радостию повелел мне поставить лампаду и послал со мною своего лучшего слугу к иконому храма святого Воскресения и к ключарю Гроба Господня. Оба они велели мне принести кандило мое с маслом. Поклонившись им, я пошел на торжище с великою радостию, купил большую стеклянную лампаду, налил в нее чистого деревянного масла без примеси воды и уже вечером принес к Гробу Господню, где застал одного только ключаря. Он отпер мне двери к Гробу Господню, велел разуться и босого ввел меня одного ко Гробу Господню. Здесь велел мне поставить лампаду мою моими грешными руками в ногах, а в головах стояла лампада греческая, а на персях Гроба стояла от всех монастырей, а на средине поставил я, грешный, русскую лампаду. Благодатию же Божиею все те три лампады зажглись сами собою, а фряжские лампады, висевшие вверху, не возгорелись ни одна. Поставив лампаду мою на святом Гробе Господа нашего Иисуса Христа, я поклонился честному Гробу тому и, облобызав с любовию и со слезами святое место, где лежало пречистое Тело Господа Иисуса, вышел из Гроба с великою радостию..."
Нельзя, наконец, не остановиться на послесловии, которым оканчивает Даниил свою книгу, так оно простосердечно и трогательно: "Я ходил туда (в Иерусалим), - говорит он, - в княжение русского великого князя Святополка Изяславича, внука Ярослава Владимировича киевского. Бог свидетель и святой Гроб Господень, что во всех тех святых местах я не забыл князей русских, и княгинь их, и детей их, не забыл ни епископов, ни игуменов, ни бояр, ни детей моих духовных, ни всех христиан, но везде поминал их. Благодарю благого Бога за то, что Он сподобилменя, худого, записать имена князей русских в лавре святого Саввы, где они и ныне поминаются на ектений. Эти имена: Михаил - Святополк, Василий - Владимир, Давид Всеславич, Михаил Олег, Панкратий - Ярослав Святославич, Андрей - Мстислав Всеволодович, Борис Всеславич, Глеб Минский. Только я припомнил имен и все то вписал у Гроба Господня, кроме вообще князей и бояр русских. Во всех святых местах я отслужил 90 литургий за князей, и за бояр, и за детей моих духовных, и за всех христиан, живых и мертвых. Да будет же всякому, кто прочтет это писание мое с верою и любовию, благословение от Бога, и от святого Гроба, и от всех святых мест и да приимет таковой мзду от Бога наравне с ходившими до святого града Иерусалима и видевшими святые места сии: блаженны не видевшие и веровавшие; верою вошел Авраам в землю обетованную - поистине вера равна добрым делам. Но Бога ради братие, и отцы, и господие мои, не зазрите моему худоумию и моей грубости, и да не будет в похулении писание сие не ради меня, грубого, но ради святых мест. Читайте его с любовию, да приимете мзду от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и Бог мира да будет со всеми вами".
После игумена Даниила остается упомянуть еще об одном русском писателе первой половины XII в., иеродиаконе и доместике Антониева Новгородского монастыря Кирике, который в 1137 г., будучи 26 лет, составил небольшое сочинение касательно хронологии и пасхалии, сохранившееся до настоящего времени 263.
Кроме сочинений, принадлежащих известным нашим писателям рассматриваемого нами периода, встречаются или только упоминаются в рукописях еще некоторые сочинения русских писателей того времени, неизвестных по имени. Таково описание жизни и чудес святого Николая, Мирликийского чудотворца, начинающееся словами: "Во дни прежняя благоволи Бог взыскати писанья от пророк", и разделенное на 40 глав. В главе 33-й автор описывает одно чудо святого Николая, совершившееся в Царьграде при патриархе Михаиле Керулларии (1043 - 1059), когда сам автор находился в Царьграде; в главе 34-й рассказывает о другом чуде того же угодника, бывшем при императоре Константине - или Мономахе (1042 - 1055), или Дуке (1059 1067) 264; наконец, в 40-й главе повествует о событии киевском - о спасении святым Николаем младенца, упавшего в Днепр, которое случилось к концу XI в. 265 Таково же Слово на перенесение честных мощей святого Николая из Мир Ликийских в город Бар, начинающееся словами: "Присно убо должны есмы, братие, праздникы Божия, творяще, дръжати!" Здесь сочинитель прямо говорит, что это чудесное перенесение последовало "в нынешняя времена, в нашу память, наши дни-лета, в тысящное лето и 95 от воплощениа самаго Бога, при цари гречестем и самодръжци Констянтина града Алексеи Комнине и патриарсе его Николе, а в лето рускых наших князей, христолюбиваго и великаго князя нашего Всеволода в Киеве и благороднаго сына его Володимера в Чернигове". Потом излагает самую историю перенесения мощей святого Николая, подробно исчисляет совершенные им при перенесении чудеса, повествует о новой церкви, в честь его устроенной, куда поставлены были его святые мощи, и о новом в честь его празднестве 266. Это русское сочинение несомненно относится к концу XI или к самому началу XII столетия. Таково, наконец, житие преподобного Антония Киево-Печерского, составленное неизвестным в XI в. и существовавшее еще в XIII столетии, но, к сожалению, до нас не дошедшее; в нем заключались, кроме драгоценных сказаний о самом Антонии, и "вся жития" других печерских подвижников, "аще и вкратце речена" 267. Потеря для нашей церковной истории невознаградимая!
II
Между тем как русские, едва ознакомившиеся со святою верою и просвещением из Греции, испытывали себя почти во всех родах духовной словесности, бывшие у нас в то время первосвятители-греки составляли писания преимущественно в двух родах - полемическом и каноническом. Первый род сочинений был тогда господствующим на всем Востоке по обстоятельствам времени: блюстители православия чувствовали нужду обличать заблуждения латынян, окончательно отторгшихся в половине XI в. от Вселенской Церкви и употреблявших все средства к совращению православных. Последний род сочинений казался необходимым собственно по обстоятельствам юной Русской Церкви, в которой еще многое надлежало благоустроить и, вообще, открывалось много новых случаев к частнейшему применению общих законов церковных. К писателям того и другого рода принадлежали наши тогдашние митрополиты: Георгий (ок. 1062 - 1077), Иоанн II (ок. 1077 - 1088) и Никифор (1104-1121).
Митрополит Георгий оставил после себя какое-то писание каноническое, которое еще существовало в XII в. 268, но это писание до нас не дошло. Другое сочинение его против латынян до настоящего времени скрывалось в неизвестности, но недавно найдено нами в рукописном сборнике конца XV или начала XVI в. под заглавием "Георгия, митрополита Киевскаго, стязанье с латаною, вин числом 70" 269. Георгием у нас назывался один только митрополит - современник преподобного Феодосия Печерского. И в самом содержании означенного сочинения не только нет ничего противного тому времени, напротив, что весьма замечательно, некоторые обвинения против латынян выражены почти теми же самыми словами, какими и в подобном сочинении преподобного Феодосия 270. Не упоминаем уже о древности языка. Предположить, чтобы кто-либо у нас в XV или в XVI в. вздумал сделать подлог этого сочинения и приписать его митрополиту Георгию, нет никакого основания, если и появлялись у нас тогда подложные сочинения, то обыкновенно под именами знаменитейших отцов и учителей Церкви: Григория Богослова, Иоанна Златоуста и под., а не таких безвестных архипастырей, каков Георгий, ничем не отмеченный в летописи. Не надписано ли над сочинением по ошибке имя Георгия митрополита вместо имени митрополита Никифора, так как это сочинение имеет большое сходство с известным посланием последнего к великому князю Владимиру Мономаху? 271 Но, с другой стороны, сочинение, усвояемое Георгию, имеет и отличия от послания Никифора: в первом делаются обращения прямо к латинам, в последнем - к великому князю Владимиру Мономаху; в первом изложено 27 обвинений против латинян, в последнем - только 20; в первом эти обвинения расположены совсем в другом порядке, нежели в последнем. Естественно могло быть, что митрополит Никифор, когда великий князь спросил его о вере латинской, воспользовался в своем ответе сочинением своего предшественника, выбрав оттуда то, что казалось более важным и справедливым, и присовокупив в начале и конце приличные обращения к князю 272. Особенным поводом к написанию сочинения против латинян мог послужить для митрополита Георгия известный в нашей истории случай, когда папа Григорий VII покушался обратить к своему исповеданию нашего великого князя Изяслава и даже послал к нему (в 1075 г.) свое послание.
"Стязанье с латиною" митрополита Георгия начинается словами: "Когда Великий Константин принял от Христа царство, и вера христианская с того времени начала более расти и распространяться всюду, и царство ветхого Рима преложилось в Константин град, тогда последовали седмь святых Вселенских Соборов. На эти седмь Соборов папы старого Рима или приходили сами, или присылали своих епископов, и святые Церкви имели между собою единство и общение, то же мыслили, то же проповедовали. Потом старым Римом и всею тою землею овладели немцы и спустя немного времени старые мужи правоверные, которые хранили закон Христов и правила святых апостолов и святых отцов, скончались. По смерти их люди молодые и неутвержденные увлеклись прелестию немецкою и впали в вины различные и многие, запрещенные и осужденные Божественным законом, и когда, несмотря на советы многих других Церквей, не захотели оставить творимого ими зла, то и отвержены были от нас. Евангелие их, как доброе и поклоняемое, почитается в великой Церкви, но почитается на обличение им и на суд, потому что не живут, как оно велит". Вслед за этим исчисляются самые заблуждения латинские, между которыми, как мы уже заметили о таком же сочинении преподобного Феодосия Печерского и должны заметить о некоторых других подобных сочинениях того времени, есть заблуждения важные и неважные, есть такие, которые действительно принадлежали всей Церкви Римской, и такие, которые могли относиться только к частным лицам или были разглашаемы против латинян не совсем верно. Остановимся на некоторых обвинениях более важных. "Латиняне, - говорит наш архипастырь, - служат на опресноках и едят их - это по-жидовски; Христос же не предал того и совершил Святые Тайны не на опресноках, а на хлебе совершенном и кислом... На святой литургии не совершают ни великого, ни малого выхода и службу творят не в алтаре, а во всей церкви три, четыре и пять раз в один день в той же церкви. В святом правиле: "Верую во единаго Бога..." сделали злое и неразумное приложение. Святые отцы написали: "И в Духа Святаго, Господа Животворящаго, иже от Отца исходящаго", а они (латыняне) от себя приложили: "Иже от Отца и от Сына". Это есть великое зловерие и ведет к Савелиевой ереси. Чрез такое приложение они низвращают веру святых отцов Первого и Второго Вселенских Соборов и слова Спасителя, Который сказал: Егда приидет Дух истины, Иже от Отца исходит. Той свидетельствует о Мне (Ин. 15. 26). Не сказал Христос: "Иже от нас исходит", значит, это приложение есть зловерие и великая ересь. Изменили слова святого апостола Павла: Мал квас все смешение квасит (1 Кор. 5. 6), а они говорят: "Мал квас все смешение тлит..." Возбраняют жениться дьякам, которые желают ставиться в попы и не поставляют в попы женатых вопреки правилам святых Соборов... Позволяют одному мужу жениться на двух родных сестрах, так как по смерти первой жены он может поять ее родную сестру. Позволяют епископам носить на руке перстень, епископам и попам ходить на войну и обагрять руки свои кровию, держать наложниц... Постятся в субботы... Едят удавленину и мертвечину... Чернецам епископы позволяют есть свиное сало и иные мяса... Не принимают святых и великих отцов наших и учителей (это обвинение могло относиться разве только к некоторым латинянам), как-то: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста - и учения их не имеют по высоте и строгости добродетельного жития их. В святом крещении крестят в едино погружение, говоря: "Во имя Отца и Сына и Святаго Духа" (и это обвинение могло касаться только частных лиц)... Крещаемым сыплют соль в уста и называют их не по имени святого или святой, но как назовет мать. Не хотят поклоняться святым мощам, а некоторые из них не чтут и святых икон... Изображают иконы на мраморе и на помостах церковных не за тем, чтобы чтить их, а попирают их ногами не только простые люди, но и священники, и чернецы..." В заключение митрополит Георгий сильно вооружается против несправедливого упрека, какой делали латиняне нашим инокам за то, что они едят яйца и молоко, и показывает, что вкушение той и другой пищи не противно обетам иночества, между тем как римские монахи едят свиное сало вопреки правилам древней Церкви и чрез то утучняют свое тело и возбуждают в себе страсти 273.
От митрополита Иоанна II, которого современный летописец называет, с одной стороны, "добрым и кротким", а с другой, - "хитрым в книгах и ученьи", дошли до нас два послания: одно к папе Римскому, другое к черноризцу Иакову.
Первое послание, сохранившееся не только во многих славянских списках, но и в греческих и даже в латинском переводе несомненно принадлежит Иоанну II, потому что в греческих списках оно надписывается "От Иоанна, митрополита Русского, к Клименту, папе Римскому". А из всех наших митрополитов, носивших имя Иоанна, только двое - Иоанн II (1080 - 1088) и Иоанн III (1089) имели себе современником папу, или, точнее, антипапу Климента, который по настоянию немецкого короля Генриха IV, противодействовавшего Григорию VII Гильдебранду, избран был в папы на сейме в Бриксене (25 июля 1080 г.) из архиепископов Равеннских под именем Климента III и умер в 1110 г. после многолетнего сопротивления законным папам. Но митрополит Иоанн III, который, по летописи, был "некнижен, и умом прост, и просторек", не мог писать к папе Клименту III. Следовательно, остается приписать послание ученому и кроткому митрополиту Иоанну II 274. Случай к написанию послания подал сам Климент III: противоборствуя законным папам, не признаваемый в Риме, он хотел сблизиться с восточными иерархами, хвалил православную веру, желал соединения Церквей и прислал с такими известиями к нашему митрополиту своего епископа. Отсюда объясняется, почему наш первосвятитель вопреки духу того времени обращается в послании к Римскому первосвященнику с отверстою любовию, говорит с кротостию, называет его законным пастырем, нимало, однако ж, не колеблясь обличать самые заблуждения латынян. Достойно также замечания, что при изложении этих заблуждений Иоанн II не раз выражается: "Якоже слышахом", или: "Аще тако суть, аще воистину творимая вами, якоже слышахом", и тем показывает, что у нас тогда, как и на всем Востоке, судили о заблуждениях латинских преимущественно по слухам и потому могли говорить о них не всегда верно.
Обстоятельства всего дела довольно объясняются в начале послания. "Я узнал, - пишет наш первосвятитель к Римскому, - твою любовь о Господе, воистину человек Божий и достойный кафолического седалища и призвания, потому что, и находясь далеко от нашей худости и смирения, ты досягаешь даже до нас крилами своей любви, и приветствуешь нас законно и любезно, и молишься о нас в духе, и догматы нашей непорочной и православной веры приемлешь и почитаешь, как возвестил и подлинно изъяснил нам всечестной и добродетельный епископ твоего священства. Если же это так и такой дан нам от Бога архиерей, а не подобный тем, которые немного прежде сего архиерействовали противно истине и низвратили благочестие (разумеются, вероятно, предшественники Климента III, папы Лев IX и Григорий VII), то и я, худший из всех, приветствую твою священную главу, и мысленно лобызаю ее, и всегда желаю, да хранит тебя всегда свыше всесильная десница и да дарует всеблагий и милосердый Господь совершиться воссоединению между нами и вами. Не знаю, как возникли соблазны и преграды на Божественном пути, и крайне удивляюсь, как и почему даже доныне не последовало исправления. Не знаю, какой лукавый демон, какой завистливый враг истины и противник благочестия произвел все это и расторг нашу братскую любовь и единодушие всего христианского общества. Не вообще я это говорю, ибо мы знаем вас благодатию Божиею и во многом совершенно принимаем как христиан; но знаем также, что вы не во всем с нами согласны и в некоторых вещах от нас отделились. Вот смотрите, я покажу вам..." В следующем затем рассуждении нашего митрополита об отступлениях латинян различаются три части: в первой он говорит, что всеми христианами признаются седмь Вселенских Соборов как основания православной веры, и раскрывает, что на каждом из этих Соборов присутствовали и Римские первосвященники или сами лично, или чрез своих послов. Во второй исчисляет шесть более известных заблуждений латинян, именно: касательно поста в субботу, несоблюдения поста в первую неделю Великого поста, запрещения священникам жениться, запрещения священникам совершать таинство миропомазания, употребления опресноков в таинстве Евхаристии и прибавления к Символу: "И от Сына". В третьей, наконец, части по порядку показывает, что каждое из означенных шести заблуждений латинских несогласно с правилами Вселенских Соборов. Все доказательства митрополита основательны и справедливы. Заключение послания не менее достопримечательно, как и вступление. "Итак, прошу тебя, - говорит Иоанн II, - и умоляю, и припадаю к священным стопам твоим, чтобы вы отстали от всех этих заблуждений, особенно же от употребления опресноков и приложения к Символу, потому что первое опасно по отношению к таинству святого причащения, а последнее - по отношению к православной вере. Хотел я написать к тебе еще об удавленных и нечистых животных и о монахах, вкушающих мяса, но даст Бог, что все это и многое тому подобное вы исправите впоследствии. Ты же прости мне ради Господа, написавшему сие от великой любви. И если истинно, как мы слышали, совершаемое вами, то испытайте писания и вы увидите, что все такие вещи требуют исправления. Еще молю любовь твою о Господе прежде всего, если пожелаешь, написать к святейшему нашему патриарху Константинополя и к находящимся там святым митрополитам, которые имеют слово жизни, сияя в мире, как светила, и могут благодатию Божиею все таковое исследовать вместе с тобою и исправить; а потом, если будет тебе благоугодно, написать и худшему из всех - мне. Приветствую любовь твою о Господе я, Иоанн, недостойный митрополит Русский, и весь подвластный тебе клир и народ. Приветствуют вас также вместе с нами и все наши святые и боголюбезнейшие епископы, и игумены, а с ними и весь священный клир, и народ".
Другое послание Иоанна II известно только по рукописям славянским под заглавием "Иоанна, митрополита Русскаго, нареченнаго пророком Христа, написавшаго правило церковное от святых книг вкратце Иакову черноризцу" 275. Но так как это послание содержания канонического, то мы и рассмотрим его в ином месте, в отделе о церковном управлении.
Митрополиту Никифору усвояются по рукописям три послания против латинян: одно к великому князю Владимиру Мономаху, другое - к неизвестному князю, третье - к князю муромскому Ярославу Святославичу (1096 - 1129) - и два сочинения о посте церковном: изложенное в виде послания к тому же великому князю Мономаху и написанное в форме поучения ко всему духовенству и народу.