МакБейн Эд. До самой смерти...

   – Бирнбаум, выпей шампанского, – предложил Тони. – У нас тут его столько, что хоть открывай вторую Францию. Выпей шампанского, дружище.
   Он повел Бирнбаума к русалке и достал из ее ледяной ванны бутылку шампанского. Повсюду хлопали пробки, и каждый новый хлопок наполнял сердце Тони радостью. Свадьба действительно получилась на славу. И может быть, все деньги, которые из него вытянула эта паршивая фирма, были заплачены в конце концов не зря. Он сорвал золотую фольгу с горлышка бутылки и раскрутил проволоку. Пошевелив пробку большими пальцами, он заставил ее чуть податься.
   Стоявший рядом Бирнбаум заткнул уши. Пробка пошла из бутылки.
   – Поп! – крикнул Тони. Пробка выстрелила, и белая пена с шипением полилась на его пухлые пальцы. Бирнбаум хлопнул Тони по спине, и оба они разразились безудержным хохотом. Оркестр играл все громче. Джоди Льюис носился по газону со своим фотоаппаратом, запечатлевая молодых для потомства, и его вспышка беспрерывно сверкала то тут, то там. Сейчас он проследовал за молодоженами к главному свадебному столу, где вот-вот должна была начаться древняя, освященная традицией церемония вручения свадебных подарков. Анджела красиво восседала на месте хозяйки. Томми сидел рядом с ней, улыбаясь до ушей. Джоди Льюис деловито защелкал затвором фотоаппарата, как только родственники начали подходить к столу один за другим, чтобы поцеловать невесту и пожелать ей счастья, пожать руку и поздравить жениха. Во время рукопожатия из рук дарителя в руки Томми переходил подарок или конверт с чеком на десять – двадцать пять долларов.
   – Поздравляем, – говорили дарители и сами приходили в смущение от процедуры передачи денег, словно чувствуя весь атавизм этой церемонии, говорящей о более далеких временах, о подношении военных трофеев вновь избранному вождю или еще о чем-нибудь в этом роде. Томми в свою очередь тоже смущался, принимая подарки, потому что нет ничего труднее, чем уметь естественно принять подарок, а Томми был слишком молод, чтобы успеть научиться этому искусству.
   – Благодарю вас, – бормотал он снова и снова. – Спасибо, благодарю вас.
   То и дело хлопали пробки от шампанского.
   – Хороший напиток, – говорил в это время Бирнбаум своему другу Тони, – но от него все время хочется сходить в одно место.
   – Ну так иди, – ответил Тони.
   – Я и иду.
   – Наверху. Спальня в конце...
   – Нет уж, там слишком много народу, – сказал Бирнбаум. – Я сбегаю к себе домой.
   – Что? И пропустишь всю свадьбу?
   – Это займет всего минуту. Я быстро, не беспокойся, Тони. Я скоро вернусь. Думаешь, я захочу лишиться такого праздника?
   – Ну ладно, Бирнбаум. Возвращайся поскорее!
   Бирнбаум, задрав голову и чуть склонив ее набок, направился через кусты к своему дому.
   На дальнем конце стола, незаметно для Анджелы и Томми, поглощенных приемом подарков и добрых пожеланий, чья-то рука поставила две небольшие бутылки с красным вином. К каждой бутылке был привязан большой бант, один розовый, а другой голубой, К розовому банту была прикреплена карточка с надписью: «Для невесты!»
   Такая же карточка была прикреплена к голубому банту, и, возможно, если бы Томми увидел ее, это напомнило бы ему кое о чем. Хотя сомнительно, чтобы он угадал в этом почерке ту же самую руку, что сделала надпись на карточке, полученной им сегодня утром. На карточке, прикрепленной к голубому банту, было написано: «Для жениха!»
   – Пойдем со мной, – сказал Джоунзи Кристин.
   – Я, между прочим, пришла сюда не одна, – ответила Кристин смущенно.
   Вообще-то ей нравилась эта рискованная игра, и, как ни странно, вопреки тому, что она не хотела сюда приходить, ей нравилась и сама свадьба.
   Но больше всего ей нравился затравленный взгляд Коттона, который она ловила всякий раз, когда поворачивалась к нему лицом, танцуя с Сэмом Джоунзом. За этот взгляд можно было отдать что угодно. Она наслаждалась им больше, чем музыкой, больше, чем хлопаньем пробок, больше, чем шампанским и всей атмосферой непринужденной веселости, которая царила в саду.
   – Я знаю, что ты пришла не одна. И я знаю, что он сильнее меня, – сказал Джоунзи, – но мне наплевать. Пойдем.
   – Куда ты тащишь меня? – говорила Кристин, смущенно хихикая, в то время как Джоунзи увлекал ее за руку в кусты рядом с домом. – Джоунзи! Перестань же в самом деле!
   – Пойдем, ну пойдем, – говорил он. – Я хочу показать тебе кое-что.
   – Он тянул ее все дальше и дальше в кусты по вытоптанной в траве тропинке.
   – Что ты хочешь показать мне?
   – Давай сначала отойдем подальше от гостей, – ответил он.
   Крепко сжав ее руку, он тащил ее так, словно его гнала какая-то сила.
   Кристин ничуть не было страшно. Напротив, ее охватило легкое возбуждение.
   Она догадывалась, что сейчас произойдет, и чувствовала, что не станет этому противиться. Поделом Коттону, если молодой красивый парень, словно дикарь, утащит ее в кусты и там страстно поцелует.
   Нет, она не будет сопротивляться, Было что-то очень приятное в том внимании, которое оказывал ей Сэм Джоунз на протяжении всего этого дня, нечто такое, что напомнило ей раннюю юность, то время, когда она ездила за город каждый уик-энд в течение всего лета. И сейчас, когда она бежала рядом с ним в преддверии поцелуя, который, как она знала, ждет ее, она снова чувствовала себя совсем юной, беззаботной девушкой, несущейся по вытоптанной траве между деревьями, – ее башмачки пляшут в пятнах солнечного света, падающих на дорожку, а она убегает все дальше и дальше от дома, в глубину сада.
   Джоунзи резко остановился.
   – Вот здесь, – сказал он. – Это достаточно далеко от дома? Как ты думаешь?
   – Для чего? – спросила Кристин. Сердце у нее, как ни странно, сильно колотилось.
   – А ты разве не знаешь? – спросил Джоунзи.
   Став спиной к дому, он притянул ее к себе. У Кристин внезапно перехватило дыхание. Закрыв глаза, она подставила губы для поцелуя, и в этот миг ее оглушил дикий вопль. Она испуганно вздрогнула, чувствуя, как все тело у нее покрылось мурашками, но тут же до нее дошло, что кричал не кто иной, как Джоунзи. Она резко отстранилась и поспешно перевела взгляд с его исказившегося лица на то место, куда он смотрел.
   Не более чем в семи футах от них, на тропинке, лицом вниз лежал мужчина. Спина его была вся в крови. Тело мужчины было неподвижно.
   – О, боже мой! – с трудом проговорил Джоунзи. – Это же Бирнбаум!

Глава 9

   Телефон в дежурной комнате следственного отдела звонил требовательно и настойчиво. Хэл Уиллис, находившийся в ней сейчас один, выпрямился из своего полусогнутого положения перед бачком с холодной водой и крикнул:
   – Ну сейчас, сейчас! Господи боже мой! Никогда не дадут человеку спокойно напиться... Ну иду же, иду!
   Он бросил бумажный стаканчик с недопитой водой в корзину для мусора и торопливо схватил телефонную трубку.
   – Алло! Восемьдесят седьмое отделение! – заорал он. – Детектив Уиллис у телефона.
   – Я слышу тебя, приятель, – сказал чей-то голос. – Знаешь, по-моему, я бы тебя услышал даже без этой штуки, хотя я нахожусь не так уж близко, на Хай-стрит. Может, попробуем еще раз? Только на этот раз пиццикато?
   – Ты имеешь в виду диминуэндо? – переспросил Уиллис, заметно понижая тон.
   – Ну, что бы я ни имел в виду, по-моему, мы поняли друг друга. Это говорит Эйвери Эткинз, из лаборатории. Кто-то из ваших прислал нам записку.
   Мы тут ее изучили.
   – Какую записку?
   – С надписью «Для жениха». В курсе дела?
   – Смутно. Ну и что с ней?
   – Как ты сказал, дружище, тебя зовут?
   – Уиллис. Хэл Уиллис. Детектив третьего разряда. Пол – мужской, цвет кожи – белый, американец.
   – И к тому же довольно наглый, – сказал Эткинз.
   – Послушай, у тебя есть что сказать мне или нет? Я тут один, и у меня тысяча дел, понял?
   – Понял. Записывай, умник. Бумага фирмы «Скайлайн» по пять долларов и десять центов за стопу. Продается в городе повсюду в виде наборов из десяти конвертов с вложенными в них карточками. Цена набора – двадцать пять центов. Пойди отыщи, где ее купили. Чернила «Шефферз скрип», тридцать второй номер, несмываемые, черные. Продаются на каждом углу. Так что тебе будет легко установить место их приобретения, умник. Теперь об отпечатках пальцев. На карточке их две группы, обе паршивые. Одна серия принадлежит парню по имени Томас Джордано. В картотеке не числится. Установил данные по его личному делу, он служил в сухопутных войсках связи. Вторая серия принадлежит парню по имени Стивен Луис Карелла, который, как я понимаю, работает детективом в вашем бесподобном восемьдесят седьмом участке. Ему надо быть поаккуратнее и смотреть, за что он хватается своими жирными пальцами. Ну как, наглец, не устал еще?
   – Я тебя внимательно слушаю.
   – Теперь само собой остается почерк, и тут много всякой муры, о которой тебе знать не обязательно, если только ты не предъявишь нам образчик для сравнения. Есть только одна вещь, которую тебе знать следует.
   – Какая же?
   – Тот, кто это прислал, просил нас сличить почерк с подписью некоего Мартина Соколина, на которого у нас имеется дело в нашем розыскном бюро. Мы это сделали. И одно можно сказать наверняка.
   – Что же?
   – То, что Мартин Соколин этого любовного послания не писал.

* * *

   Все трое детективов стояли, склонившись над телом Джозефа Бирнбаума.
   На их лицах не было ни боли, ни ужаса, ни печали. С бесстрастным выражением они взирали на смерть, и все, что они при этом чувствовали, было наглухо скрыто под масками, которые они привычно надевали на себя в таких случаях.
   Карелла первый опустился на колени.
   – Стреляли в спину, – сказал он. – Пуля, по-видимому, прошла сквозь сердце. Смерть наступила мгновенно.
   – Я тоже так думаю, – кивнул головой Хейз.
   – А как получилось, что мы не слышали выстрела? – спросил Клинг.
   – Все время хлопают пробки от шампанского. А от дома до этого места расстояние порядочное. И когда прозвучал выстрел, по-видимому, решили, что это выстрелила очередная пробка. Будь добр, поищи вокруг, Берт. Может, найдешь стреляную гильзу.
   Клинг двинулся к кустам, внимательно шаря взглядом в траве. Карелла повернулся к Джоунзи. Тот стоял рядом с Кристин с мертвенно-бледным лицом.
   Было видно, что он пытается сдерживать себя, но его руки, опущенные вдоль тела, заметно дрожали.
   – Перестань трястись, – резко сказал Карелла. – Ты можешь помочь нам, но в таком состоянии от тебя мало проку.
   – Я... я... я ничего не могу поделать, – промямлил Джоунзн. – Я... я чувствую, я сейчас свалюсь. Поэтому... я послал за вами Кристин.
   – Только ли поэтому? – поинтересовался Хейз.
   – Я... я знал, что сам не справлюсь.
   – Может, это и к лучшему, – заметил Карелла. – Если бы ты сам выскочил перед гостями, ты бы уже нарушил все застолье, это как пить дать!..
   – А что это вас вообще занесло сюда? – спросил Хейз, бросив гневный взгляд на Кристин.
   – Мы прогуливались, – ответил Джоунзи.
   – Почему именно здесь?
   – А почему бы и нет?
   – Отвечай на мой вопрос, черт побери! – заорал Хейз. – Вон там лежит мертвый человек, и тело его нашел ты, и я хотел бы знать, какого черта ты оказался здесь? Что это, совпадение?
   – Да.
   – Странное совпадение!..
   – Почему? Я просто гулял с Кристин и...
   – Коттон, мы только...
   – До тебя дойдет очередь, Кристин, – отрезал Хейз. – Джоунз, почему ты выбрал именно эту тропу для прогулки? Чтобы рядом с тобой был свидетель, когда ты обнаружишь тело?
   – Что-о?
   – То, что ты слышал!
   – Эт-то... Это аб... это абсурд!
   – Так ли? Тогда зачем же ты сюда забрался?
   – Чтобы поцеловать Кристин, – выпалил Джоунзи.
   – Ну и как, тебе это удалось? – спросил Хейз ядовито.
   – Коттон...
   – Не лезь, Кристин. Ты поцеловал ее?
   – Какое это имеет отношение к Бирнбауму? Какое вообще твое дело, поцеловал я ее или?..
   – Когда ты увидел тело? – перебил Карелла, недовольный тем, что Хейз превращает полицейский допрос в сугубо личную свару.
   – Мы стояли здесь, – объяснил Джоунз. – И я случайно увидел его.
   – Вы стояли просто так? – спросил Карелла.
   – Я... я собирался поцеловать Кристин.
   – Продолжай, – сказал Карелла, заметив, как кулаки Хейза невольно сжались.
   – Я увидел тело, – продолжал Джоунзи. – И я... я закричал. И тут я узнал Бирнбаума.
   – Куда ведет эта дорожка? – оборвал его Хейз.
   – К дому Бирнбаума. На соседнем участке.
   Из кустов, с треском раздвигая ветки, вышел Клинг.
   – Вот она, Стив, – он протянул Карелле латунную гильзу. Тот посмотрел на нее. Сбоку стояло клеймо «357 МАGNUМ», на тыльной стороне в кружочке было вытиснено: «РЕТЕRS МАGNUM 357». Во всяком случае, теперь можно было с уверенностью утверждать, что убийца использовал либо кольт, либо Смит и Вессон Магнум.
   – Магнум, – сказал Карелла. – Внушительная игрушка.
   – Не обязательно, – ответил Хейз. – «Смит и Вессон» выпускает Магнум с коротким стволом, три с половиной дюйма.
   – В любом случае эта гильза выводит из игры нашего приятеля Мартино, с его Айвер Джонсоном. 22.
   – Угу. Что будем делать дальше, Стив?
   – Сообщим в главное управление, наверное. При том, что нас тут трое детективов, я думаю, можно не звонить в местный участок. Или все же позвонить?
   – Думаю, что стоит.
   – Боже, мне смерть как не хочется расстраивать свадебное веселье. – Он сделал паузу. – Я думаю, что и сам Бирнбаум этого не захотел бы.
   – Может быть, нам и не придется.
   – Как ты это себе представляешь?
   – Это место довольно хорошо защищено кустами. Может быть, мы сумеем провести фотографов и медицинских экспертов с соседней улицы через двор Бирнбаума. Как ты думаешь?
   – Не знаю, – задумчиво ответил Карелла.
   – Какой это участок?
   – Сто двенадцатый, по-моему.
   – Знаешь там кого-нибудь?
   – Нет. А ты?
   – Нет.
   – Тогда почему ты думаешь, что они пойдут нам навстречу?
   – Профессиональная любезность. Какого черта, спрос не убыток. Женишься-то все-таки не каждый день.
   Карелла кивнул и посмотрел на бездыханное тело Джозефа Бирнбаума.
   – Умираешь тоже не каждый день, – добавил он. – Джоунзи, пойдем назад в дом. И вы тоже, мисс Максуэлл. Я бы хотел задать вам обоим несколько вопросов. Берт, ты пойдешь с нами и позвонишь в сто двенадцатый участок. Коттон, останься, пожалуйста, с телом, хорошо?
   Он предполагал, что Хейз лучше, чем Клинг, владеет искусством дипломатии, необходимой для разговора с людьми из сто двенадцатого участка. Но в то же время ему совсем не хотелось, чтобы этот ревнивец орал на Джоунзи и Кристин, когда он будет их допрашивать.
   Если Хейз и оценил тактику Кареллы, он ничем не показал этого. Он просто кивнул головой и отошел к распростертому телу Бирнбаума, в то время как остальные направились назад к лому.
   Хейз слышал вдалеке звуки оркестра, взрывы смеха и приглушенное расстоянием хлопанье бутылок шампанского. Вблизи, в густой растительности, оглушительно пели мириады насекомых. Он смахнул с носа мошку и закурил сигарету. Тропинка, как он заметил, резко изгибалась всего в нескольких футах от того места, где лежал Бирнбаум. От нечего делать Хейз прошелся до поворота и с удивлением обнаружил, что деревья вдруг расступились и он вышел на открытую лужайку позади дома Бирнбаума. Он поднял голову вверх.
   В открытом чердачном окне что-то блеснуло. Он присмотрелся внимательнее. Что-то снова шевельнулось в окне, затем проем опустел и больше, сколько он ни всматривался, ничего разглядеть не удавалось. Но Хейз был уверен, что секунду назад он видел в окне мужчину с ружьем.

* * *

   Когда Кристин Максуэлл вошла в спальню на первом этаже, там за туалетным столиком сидела блондинка в красном шелковом платье. Карелла сказал Кристин, что хочет допросить Джоунзи одного и что скоро он пригласит ее.
   Она тут же спустилась вниз в поисках дамской комнаты. Она чувствовала себя ужасно, и ей хотелось умыть лицо и подкрасить губы.
   Как бы то ни было, при виде блондинки в красном шелковом платье у нее еще более ухудшилось настроение. Когда Кристин подошла к туалетному столику и положила на него свою маленькую синюю сумочку, блондинка как раз поправляла чулок, и перед взором Кристин предстала великолепно изогнутая нога, которая могла бы украсить любую будуарную сцену из голливудского фильма.
   Стоя рядом с этой пышной девицей в облегающем красном платье с глубоким вырезом, Кристин Максуэлл вдруг почувствовала себя тощей и неуклюжей. Она знала, что это нелепо. Она давно убедилась, что ее появление всегда вызывает два-три восхищенных присвиста у отирающихся на любом углу города бездельников. Но блондинка, которая сейчас разглаживала на вытянутой ноге чулок, была так необыкновенно хороша, так царственно величественна, что Кристин неожиданно пришло в голову, что все эти годы она водила себя и своих поклонников за нос. Блондинка наклонилась, застегивая резинку, от чего у нее заколыхались плечи и грудь. Кристин в восхищении не могла оторвать глаз от этой ликующей плоти.
   – Ты что-то немного побледнела, милочка, – заметила блондинка.
   – Что? Ах, да. Наверное.
   – Сходи выпей немного виски. Сразу щеки зарумянятся.
   Грациозно выпрямившись, она посмотрела на себя в зеркало, заправила выбившуюся прядь волос на место и затем сказала:
   – Ну все, уступаю место. А мне надо сходить пи-пи.
   Она прошла в ванную комнату, закрыв за собой дверь на замок.
   Кристин открыла сумочку, достала расческу и начала расчесывать волосы. Вид у нее действительно был бледный. Стоит, пожалуй, умыться. Боже, этот несчастный, лежащий на тропе.
   Дверь ванной комнаты открылась.
   – Что ж, пока, дорогуша, – сказала блондинка. Она подошла к туалетному столику, схватила сумочку и вылетела из комнаты.
   Она явно не заметила, что сумочка, которую она взяла, принадлежала Кристин. Не заметила этой ошибки в своем возбужденном состоянии и сама Кристин.

* * *

   Мужчина, скрывавшийся на чердаке пустого дома Бирнбаума, заметил, как Хейз посмотрел вверх на окно, за которым он стоял, и затем посмотрел на него еще раз. Он быстро юркнул вниз под подоконник.
   "Он видел меня, – подумал он. – Он видел ружье. Что теперь будет?
   Проклятие, она же знает, что никого не должна подпускать к дому! Куда она, черт подери, запропастилась? Почему она не делает того, что ей положено?"
   Прислушиваясь, он ждал. Он слышал равномерные тяжелые шаги, приближавшиеся к дому. Осторожно он прополз на четвереньках влево от окна и выпрямился, отступая в глубь комнаты. На том месте, где он стоял, заметить его с улицы было невозможно, но ему самому хорошо была видна лужайка и... так оно и есть, этот человек уже почти пересек ее и явно собирался войти в дом.
   «Что мне делать?»
   Он снова прислушался. Человек обогнул дом. был слышен хруст гравия на дорожке. Затем скрипнули ступени на веранде. Шаги прогремели и стихли перед входной дверью. Стука не последовало. Чуть слышно скрипнув петлями, дверь осторожно отворилась. Тишина. Снайпер ждал. Он вновь услышал звук шагов.
   Осторожно и тихо человек проследовал через пустую прихожую к лестнице на чердак и стал подниматься по ней, замирая на каждой ступени. Каждый новый скрип говорил о том, что незваный гость приближался. Снайпер перешел от окна к двери и остановился перед ней. Быстрым движением он перехватил винтовку за ствол.
   Осторожные шаги слышались теперь в коридоре за дверью. Он затаил дыхание и стал ждать.
   Круглая дверная ручка повернулась почти незаметно. Снайпер занес ружье над плечом для удара, как бейсбольную биту. Сжимая пистолет, Коттон Хоуэ ударом ноги распахнул дверь на чердак, и в тот же миг, описав в воздухе стремительную расплывчатую дугу, окованный приклад ружья ударил его по лицу и он без сознания рухнул на пол.

Глава 10

   Кислый запах все еще продолжал висеть в воздухе маленькой комнаты, расположенной через улицу от фотоателье Джоди Льюиса. Доналд Пуллен открыл дверь своим ключом и тут же присвистнул:
   – Фью! Чем это воняет?
   – Пороховыми газами, – сразу же ответил Мейер.
   Запах был знаком ему не меньше, чем запах его жены, но, конечно, далеко не настолько приятен.
   – Боб, здесь стреляли.
   – Угу, – промычал Боб и немедленно принялся шарить вокруг взглядом в поисках стреляной гильзы.
   Мейер подошел к окну.
   – Отличный вид на фотоателье! – Неожиданно он нагнулся:
   – Вот она, Боб. – Он подобрал полый латунный цилиндр.
   – А вот и еще, – сказал О'Брайен, нагибаясь в свою очередь.
   – Одно и то же оружие, – констатировал Мейер. – Ружье.
   – Кто-то в этой комнате стрелял из ружья? – недоверчиво спросил Пуллен.
   – Похоже на то, – ответил Мейер.
   – Но зачем? Зачем кому-то понадобилось стрелять из ружья в такой маленькой комнатке, как эта?
   – Вероятнее всего для того, чтобы попасть в кого-то, кто будет входить или выходить из фотоателье на той стороне улицы. Вы ведь говорили, что мисс Блейк специально просила квартиру напротив фотоателье, не так ли?
   – Ну конечно же! Абсолютно точно! – воскликнул Пуллен. – Это просто поразительное умозаключение.
   – Элементарное, – снисходительно произнес Мейер, и Боб О'Брайен едва удержался, чтобы не расхохотаться. – Давай осмотрим все, Боб. Ружье, как мне кажется, – это не совсем тот вид оружия, который выбрала бы женщина. Как ты думаешь?
   – Я никогда не думаю по воскресеньям, – срезал его О'Брайен, но тем не менее начал осматривать комнату.
   Жилье имело вид временного пристанища. Справа, у голой стены, стояла железная кровать, рядом с ней находился ночной столик, на котором возвышались таз и кувшин с водой. В левом углу комнаты позади обшарпанного кресла виднелся торшер. В стене напротив окна был встроенный шкаф для одежды, задернутый занавеской. Дверь рядом с ним вела в крошечную ванную. О'Брайен вошел туда и открыл аптечку. Она была пуста. Он отдернул занавеску, прикрывавшую стенной шкаф: на вешалках ничего не висело.
   – Кто бы тут ни жил, вещами он явно не обременял себя, – заметил О'Брайен.
   – Есть какие-нибудь признаки пребывания женщины? – поинтересовался Мейер. – Салфетки со следами помады? Заколки? Длинные волоски?
   – Вообще никаких намеков на пребывание человека, – ответил О'Брайсн. – Хотя постой минуту, кое-что есть. – Он взял в руки с ночного столика пепельницу. – Окурок сигары. Знаешь каких-нибудь дам, которые курят сигары?
   – Энн Бакстер и Гермиону Гинголд, – ответил Мейер. – Думаешь, они и из ружья стреляют?
   – Может быть. Но большинство актрис по воскресеньям заняты. И потом, я не настолько везуч, чтобы напасть на дело, в которое замешаны знаменитости.
   – А у меня проходила по делу одна знаменитость, – сказал Мейер. Певица. Досадно только, что я тогда уже был женат.
   – Почему?
   – Ну... – Мейер красноречиво передернул плечами.
   – Просто обалденное зрелище, ребята, наблюдать, как вы работаете, – встрял Пуллен.
   – Да уж, наша работа куда интереснее, чем ее показывают по телевизору, – начал О'Брайен. – Большинство людей думают, что полицейские – это обычные служащие, которые ходят в свои пропахшие плесенью офисы и печатают там доклады в трех экземплярах под копирку. И еще мною работают ногами. Словом, обычные парни, понимаете? У которых есть жена и семья. Такие же парни, как все, мистер Пуллен.
   – Да-да, – сказал Пуллен.
   – Так вот. Все это влияние телевидения. На самом же деле настоящий детектив – это довольно романтическая личность. Верно я говорю, Мейер?
   – Все верно, – пробормотал Мейер, нюхая окурок сигары.
   – Он все время имеет дело с эффектными блондинками в неглиже. Разве не так, Мейер?
   – Все верно, – вновь подтвердил Мейер. Сигара была марки «Белая сова». Он мысленно взял это себе на заметку.
   – Он ведет яркую жизнь, полную всяческих приключений, – продолжал О'Брайен. – И если он не пьет в каком-нибудь шикарном баре, то, значит, он сидит за рулем «кадиллака» с опущенным верхом, а рядом с ним на сиденье примостилась какая-нибудь красотка. Мама моя, что за жизнь! Я вам говорю, мистер Пуллен, работу детектива никак не назовешь рутинной.
   – Да, это выглядит гораздо заманчивее, чем торговля недвижимостью, – задумчиво произнес Пуллен.
   – О, что вы, еще бы, еще бы. Да и зарплата просто потрясающая. – Он подмигнул. – Не говоря уже о взятках. Не верьте, мистер Пуллен, тому, что вы видите по телевизору. Полицейские отнюдь не тупоумные олухи, мистер Пуллен.
   – Я этого никогда и не думал, – ответил Пуллен. – У вас действительно потрясающая работа.
   – Как ты думаешь, кто-нибудь в здании мог бы услышать два выстрела из ружья, Боб? – перебил их Мейер.
   – Думаю, что да. Если только это, конечно, на дом для глухонемых.
   – На этом этаже есть какие-нибудь другие квартиры, мистер Пуллен?
   – Есть одна, прямо напротив, через холл, – сказал Пуллен. – Я сам помогал снять ее.
   – Давай попробуем, Боб.
   Они прошли через холл и постучали в дверь. Им открыл молодой человек с короткой бородкой в махровом купальном халате.
   – Да?! – удивился он.
   – Полиция, – сказал Мейер и вытащил свой жетон.
   – Спрячь эту штуку, приятель, – сказал мужчина в купальном халате.
   – Как вас зовут? – спросил Мейер.
   – Вас интересует настоящая фамилия или псевдоним?
   – И то, и другое.
   – Вообще-то я зовусь Сид Лефковитц. Но на подмостках я пользуюсь именем Сид Лефф. Короче, благозвучнее и ритмичней.