Страница:
– Сейчас он занят, – сообщил Анне сержант Мерчисон. – Подождите немного.
– Благодарю, – сказала Анна и покачала ногой.
Мерчисон посмотрел на ее ноги, подумал, что мир катится в тартарары, и задался вопросом, надо ли ему разрешать своей двенадцатилетней и слишком рано созревшей дочери носить такие юбки. Видно все до пупка, сказал он про себя, промокнул лоб платком и, увидев, что на пульте загорелась лампочка, включил связь. После коротких переговоров он снова выдернул шнур, глянул на Анну Гилрой, сидевшую в облаке сизого дыма, и сказал:
– Он сейчас спустится, мисс.
– А нельзя ли мне подняться?
– Он сказал, что сам спустится.
– А я-то хотела посмотреть, где он работает.
– Видите ли... – протянул Мерчисон, склонив голову набок в недоумении – что там можно увидеть, кроме сыщиков, вкалывающих до седьмого пота?
На пульте снова замигала лампочка. Он включил связь и принял вызов от сердитого патрульного с Третьей улицы, который кричал, что уже полчаса назад вызвал санитарную машину, на тротуаре лежит женщина в крови, сколько еще можно ждать? Мерчисон велел ему успокоиться, и патрульный, поостыв, сообщил, что в жизни не видел столько крови, женщина вот-вот отдаст концы, собралась толпа и ругает полицию на чем свет стоит. Мерчисон сказал, что еще раз позвонит в больницу, а потом выдернул шнур и переключился на внешний телефон.
Он набирал номер больницы, когда по чугунным ступенькам со второго этажа стал спускаться Клинг. У него был очень удивленный вид, хотя Мерчисон и сообщил ему, кто его спрашивает. Может, виной тому была короткая юбка гостьи. Мерчисон краем глаза наблюдал, как Клинг подошел к скамье («Привет, это сержант Мерчисон, – говорил он в трубку, – где, черт побери, „скорая“?»), протянул руку Анне и сел рядом с ней. Мерчисон не слышал, о чем они говорили. («Мне звонит патрульный и ругается последними словами, толпа волнуется, женщина истекает кровью на тротуаре, что вы там себе думаете?») Клинг был больше смущен, чем удивлен, он кивал Анне, которая улыбалась, хлопая длинными ресницами, говорила, говорила, словно выбалтывала ему все секреты вселенной. («Да, да, хватит им играть в домино! Может кто-нибудь из вас оторвать задницу от стула?» – кричал в трубку Мерчисон.) Клинг кивнул в последний раз, встал и подошел к пульту. («Если мне еще раз позвонит патрульный, я поеду прямо к мэру, ясно?») Мерчисон злобно дернул шнур из гнезда.
– Я пойду выпью кофе, – сказал ему Клинг.
– Давай, – согласился Мерчисон. – Когда вернешься?
– Через полчасика.
– Ладно.
Клинг вернулся к скамье. Анна Гилрой встала, взяла его под руку, потом, обернувшись, послала Мерчисону прощальную улыбку и зацокала каблучками по кафельному полу. На пульте снова загорелась лампочка. Звонил все тот же патрульный, он был близок к истерике, потому что минуту назад женщина потеряла сознание и ее брат кричал толпе, что все это из-за халатности полиции. Патрульный спрашивал, что делать. Мерчисон ответил, что в любом случае не надо вынимать револьвер, пока ситуация не вышла из-под контроля. Патрульный ответил, что она уже выходит из-под контроля, потому что народ вопит, и, может, имеет смысл выслать подкрепление. Не успел Мерчисон сказать, что разберется, как с улицы у входа в участок донесся вопль.
Вопль означал ЧП. Произведя элементарные расчеты, Мерчисон решил, что вопит, скорее всего, Анна Гилрой, которая минуту назад покинула участок, повиснув на руке Берта Клинга. Сержант со своего места с той стремительностью, на которую способен тучный мужчина пятидесяти с лишним лет, схватил кобуру с револьвером и ринулся к дверям, толком не понимая, что могло случиться возле полицейского участка с девушкой, которая только что покинула здание в сопровождении детектива.
А случилось то, чего никак не предполагал Мерчисон. Он ожидал увидеть хулиганов, пристававших к девушке. А увидел, как Клинга лупила по голове портфелем другая блондинка. Мерчисону понадобилось всего лишь мгновение, чтобы распознать в ней Синди Форрест, которую он не раз встречал вместе с Клингом. Мерчисон знал, что у них роман. Но он никогда не видел у нее такого свирепого выражения. Такое лицо у женщины он видел один-единственный раз, когда его тетя Мойра застукала дядю Джона с соседкой на диване в их собственной гостиной. Как-то раз тетя Мойра поднялась наверх за рецептом какого-то жаркого, а вернувшись, обнаружила пылкого мужа, трудившегося в поте лица над особой, которая до этого считалась верным другом семьи. Тетя Мойра бросилась в атаку на дядю Джона, тот отступил в коридор и помчался вниз по лестнице, застегивая на ходу штаны. Тетя Мойра гналась за ним по пятам и лупила его по голове шваброй, которую захватила на третьем этаже. Наконец он выскочил на улицу, где юный Мерчисон играл со своими приятелями возле кошерной лавки. На тетю Мойру страшно было смотреть. То же самое жуткое выражение исказило прелестные черты блондинки Синди Форрест, колотившей Клинга по голове коричневым кожаным портфелем. Блондинка Анна кричала, чтобы Синди прекратила, но раз уж у женщины на лице появляется выражение тети Мойры, ее не остановишь. Здоровяк детектив пытался прикрыть лицо и голову руками, а Синди методично совершала акт возмездия. Анна Гилрой кричала изо всех сил: «А ну-ка, хватит!» – точь-в-точь как заправский полицейский, но Синди, похоже, твердо вознамерилась раскроить Клингу череп. Мерчисон втиснулся между ними, старательно уклоняясь от опасного портфеля, оттолкнул Клинга подальше от Синди и крикнул ей: «Вы бьете сотрудника полиции, мисс!» (о чем она и без него догадывалась), затем в последний раз издала вопль Анна Гилрой, и наступила тишина.
– Мерзкий сукин сын, – сказала Синди Клингу.
– Все в порядке, Дейв, – сказал Клинг с нижней ступеньки. – Мы сами разберемся.
– Еще как разберемся! – пообещала Синди. – Подлец.
– Вам не больно? – спросила Анна.
– Все в порядке, Анна, – успокоил ее Клинг.
– Я покажу тебе Анну! – снова разъярилась Синди и замахнулась портфелем уже на девушку.
Мерчисон вышел на линию атаки, парировал рукой выпад портфелем, отпихнул Синди от ее новой жертвы и крикнул:
– Ты что, в камеру захотела?
К этому времени в дверях собралась стайка патрульных, что сильно смутило Клинга, который любил дать понять рядовым, кто есть кто в этом мире. Патрульные с восторгом наблюдали за тем, как Мерчисон разнимал двух весьма аппетитных блондинок, одна из которых оказалась возлюбленной Клинга. Сам же Клинг стоял в стороне с понурым видом.
– Что стали, разойдитесь! – наконец крикнул он патрульным.
Ни дать ни взять – полицейский, разгоняющий толпу. Другие полицейские сочли это очень смешным, хотя никто не рискнул рассмеяться. Патрульные толпились в дверях, пожирая глазами девицу в красно-голубом мини-платье и с таким же интересом разглядывая Синди, хотя она была одета гораздо скромнее. Затем они уставились на Клинга и Мерчисона, выжидая, кто из них сделает следующий ход, однако ни тот ни другой не торопились этого делать. Зато Синди повернулась на каблуках, вздернула нос и стала спускаться по ступенькам мимо Клинга.
– Синди, подожди, я тебе все объясню! – крикнул Клинг и побежал за ней по улице.
– Я хочу подать заявление о хулиганском нападении, – сообщила Анна Гилрой сержанту.
– Ступайте домой, мисс, – устало отмахнулся тот. Он поднялся по ступенькам, протиснулся в дверь мимо патрульных и вернулся на свой пост, где все было несравненно проще и самая сложная проблема состояла в том, чтобы помочь женщине, истекавшей кровью на тротуаре.
С удовлетворением убедившись, что в квартире он один, Карелла вернулся в спальню. Верхний ящик комода был задвинут.
Когда Карелла вошел в квартиру, ящик был открыт. Из этого следовало, что пришельца он застал за обшариванием ящика. Теперь Карелла сам решил этим заняться. Ящик был разделен на две половины – мужскую и женскую. На половине Розы Лейден лежали нейлоновые чулки, трусики, пояса, лифчики, носовые платки, а также маленькая жестянка, в которой некогда были таблетки от кашля, а теперь хранились разрозненные серьги, булавки и пуговицы. На половине Эндрю лежали носки, носовые платки, трусы, эспандер, а в дальнем углу завалялась монета в полдоллара.
Задвинув ящик, Карелла принялся изучать содержимое всего комода. На женской половине он обнаружил свитера, блузки, комбинации, шарфы, ночные рубашки. На мужской – выглаженные рубашки, спортивные и под галстук, а также свитера. Закрыв последний ящик, Карелла подошел к стенному шкафу.
Здесь все располагалось по тому же принципу, что и в комоде. Примерно две трети общего пространства занимали платья, брюки и костюмы Розы, одну треть – костюмы, брюки и спортивные пиджаки Эндрю. На специальной жердочке висели его галстуки. По всему шкафу тянулась полка для обуви. Под одеждой Розы стояли ее туфли и шлепанцы. Под одеждой Эндрю – его обувь. Все очень аккуратно – его и ее вещи.
Что же хотел найти пришелец в верхнем ящике комода?
Был ли это Уолтер Дамаск?
Сердце Кареллы забилось чуть сильней.
– Синди! – крикнул Клинг. – Сними цепочку! Мне надо с тобой поговорить.
– Я не хочу с тобой разговаривать! – прокричала она в ответ.
– Сними цепочку, или я сорву дверь с петель.
– Сорви дверь у своей шлюхи.
– Она не шлюха!
– Не защищай ее, мерзавец! – крикнула Синди.
– Синди, я тебя предупреждаю, я выбью дверь.
– Попробуй только, я позову полицию.
– Я и есть полиция!
– Охраняй свою шлюху, подлец!
– Ну ладно, милая, я тебя предупреждал!
– Не забудь предъявить ордер на обыск, – предупредила она. – Иначе я подам в суд на тебя и на городские власти...
Клинг ловко и без особых усилий выбил дверь. Синди стояла со сжатыми кулаками и смотрела на него.
– Не входи, – сказала она. – Тебе тут больше нечего делать. Иди к себе. Убирайся к черту!
– Я хочу с тобой поговорить.
– А я не хочу с тобой разговаривать. И не буду, пока живу на этом свете. Вот и все.
– С чего ты так разозлилась?
– Не люблю обманщиков, жуликов и мерзких лжецов. Убирайся отсюда, Берт. Я серьезно.
– Кто, по-твоему, лжец?
– Ты.
– С чего ты взяла?
– Ты говорил, что любишь меня.
– Я действительно люблю тебя.
– Ха!
– Эта девушка...
– Эта стерва. – Она не стерва.
– Ну конечно. Она ирландская девственница. Пойди, обними ее. Что ты стоишь? Убирайся отсюда, пока я тебя не ударила.
– Послушай, это все ерунда...
– Конечно, ерунда. Все, что было между нами, – ерунда. Так что давай иди отсюда!
– Говори потише, а то все сбегутся.
– Идут себе под ручку, парочка влюбленных...
– У нее были важные сведения.
– Еще бы!
– По делу Лейденов. Она пришла в следственный отдел...
– Еще бы у нее не было сведений. – В голосе Синди послышались истерические нотки. – У нее такие сведения, каких не было у царицы Клеопатры. Послушай, убирайся-ка подальше и оставь меня в покое. Уйди по-хорошему, а? Беги за своими важными сведениями.
– Синди!
– Я-то думала, мы любим друг друга.
– Это правда.
– Я думала, мы поженимся, заведем детей, будем жить где-нибудь на природе...
– Синди!
– Но стоит какой-то дешевке тебе улыбнуться...
– Синди, это симпатичная девушка, которая...
– Перестань! – крикнула Синди. – Не смей ее защищать!
– Я не собираюсь ее защищать...
– Тогда зачем ты пришел?
– Чтобы сказать тебе, что я тебя люблю.
– Тогда почему вы вдвоем...
– Мы просто пошли выпить по чашке кофе, вот и все.
– Ну конечно.
– Мне не нужен в этом мире никто, кроме тебя, – сказал Клинг.
Синди промолчала.
– Я серьезно. Она молчала.
– Я люблю тебя.
Клинг ждал, а она стояла, глядя в пол. Он не смел подойти к ней.
– Прошу тебя, хватит! – сказал он.
– Я хотела убить тебя, – жалобно проговорила Синди. – Когда увидела вас вместе, я хотела тебя убить.
По-прежнему не поднимая головы, она тихо заплакала. Клинг подошел к ней, обнял и прижал ее голову к груди. Он гладил ее по волосам, а слезы капали ему на пиджак.
– Я так люблю тебя, – сказала она, – что была готова тебя убить.
Глава 10
– Благодарю, – сказала Анна и покачала ногой.
Мерчисон посмотрел на ее ноги, подумал, что мир катится в тартарары, и задался вопросом, надо ли ему разрешать своей двенадцатилетней и слишком рано созревшей дочери носить такие юбки. Видно все до пупка, сказал он про себя, промокнул лоб платком и, увидев, что на пульте загорелась лампочка, включил связь. После коротких переговоров он снова выдернул шнур, глянул на Анну Гилрой, сидевшую в облаке сизого дыма, и сказал:
– Он сейчас спустится, мисс.
– А нельзя ли мне подняться?
– Он сказал, что сам спустится.
– А я-то хотела посмотреть, где он работает.
– Видите ли... – протянул Мерчисон, склонив голову набок в недоумении – что там можно увидеть, кроме сыщиков, вкалывающих до седьмого пота?
На пульте снова замигала лампочка. Он включил связь и принял вызов от сердитого патрульного с Третьей улицы, который кричал, что уже полчаса назад вызвал санитарную машину, на тротуаре лежит женщина в крови, сколько еще можно ждать? Мерчисон велел ему успокоиться, и патрульный, поостыв, сообщил, что в жизни не видел столько крови, женщина вот-вот отдаст концы, собралась толпа и ругает полицию на чем свет стоит. Мерчисон сказал, что еще раз позвонит в больницу, а потом выдернул шнур и переключился на внешний телефон.
Он набирал номер больницы, когда по чугунным ступенькам со второго этажа стал спускаться Клинг. У него был очень удивленный вид, хотя Мерчисон и сообщил ему, кто его спрашивает. Может, виной тому была короткая юбка гостьи. Мерчисон краем глаза наблюдал, как Клинг подошел к скамье («Привет, это сержант Мерчисон, – говорил он в трубку, – где, черт побери, „скорая“?»), протянул руку Анне и сел рядом с ней. Мерчисон не слышал, о чем они говорили. («Мне звонит патрульный и ругается последними словами, толпа волнуется, женщина истекает кровью на тротуаре, что вы там себе думаете?») Клинг был больше смущен, чем удивлен, он кивал Анне, которая улыбалась, хлопая длинными ресницами, говорила, говорила, словно выбалтывала ему все секреты вселенной. («Да, да, хватит им играть в домино! Может кто-нибудь из вас оторвать задницу от стула?» – кричал в трубку Мерчисон.) Клинг кивнул в последний раз, встал и подошел к пульту. («Если мне еще раз позвонит патрульный, я поеду прямо к мэру, ясно?») Мерчисон злобно дернул шнур из гнезда.
– Я пойду выпью кофе, – сказал ему Клинг.
– Давай, – согласился Мерчисон. – Когда вернешься?
– Через полчасика.
– Ладно.
Клинг вернулся к скамье. Анна Гилрой встала, взяла его под руку, потом, обернувшись, послала Мерчисону прощальную улыбку и зацокала каблучками по кафельному полу. На пульте снова загорелась лампочка. Звонил все тот же патрульный, он был близок к истерике, потому что минуту назад женщина потеряла сознание и ее брат кричал толпе, что все это из-за халатности полиции. Патрульный спрашивал, что делать. Мерчисон ответил, что в любом случае не надо вынимать револьвер, пока ситуация не вышла из-под контроля. Патрульный ответил, что она уже выходит из-под контроля, потому что народ вопит, и, может, имеет смысл выслать подкрепление. Не успел Мерчисон сказать, что разберется, как с улицы у входа в участок донесся вопль.
Вопль означал ЧП. Произведя элементарные расчеты, Мерчисон решил, что вопит, скорее всего, Анна Гилрой, которая минуту назад покинула участок, повиснув на руке Берта Клинга. Сержант со своего места с той стремительностью, на которую способен тучный мужчина пятидесяти с лишним лет, схватил кобуру с револьвером и ринулся к дверям, толком не понимая, что могло случиться возле полицейского участка с девушкой, которая только что покинула здание в сопровождении детектива.
А случилось то, чего никак не предполагал Мерчисон. Он ожидал увидеть хулиганов, пристававших к девушке. А увидел, как Клинга лупила по голове портфелем другая блондинка. Мерчисону понадобилось всего лишь мгновение, чтобы распознать в ней Синди Форрест, которую он не раз встречал вместе с Клингом. Мерчисон знал, что у них роман. Но он никогда не видел у нее такого свирепого выражения. Такое лицо у женщины он видел один-единственный раз, когда его тетя Мойра застукала дядю Джона с соседкой на диване в их собственной гостиной. Как-то раз тетя Мойра поднялась наверх за рецептом какого-то жаркого, а вернувшись, обнаружила пылкого мужа, трудившегося в поте лица над особой, которая до этого считалась верным другом семьи. Тетя Мойра бросилась в атаку на дядю Джона, тот отступил в коридор и помчался вниз по лестнице, застегивая на ходу штаны. Тетя Мойра гналась за ним по пятам и лупила его по голове шваброй, которую захватила на третьем этаже. Наконец он выскочил на улицу, где юный Мерчисон играл со своими приятелями возле кошерной лавки. На тетю Мойру страшно было смотреть. То же самое жуткое выражение исказило прелестные черты блондинки Синди Форрест, колотившей Клинга по голове коричневым кожаным портфелем. Блондинка Анна кричала, чтобы Синди прекратила, но раз уж у женщины на лице появляется выражение тети Мойры, ее не остановишь. Здоровяк детектив пытался прикрыть лицо и голову руками, а Синди методично совершала акт возмездия. Анна Гилрой кричала изо всех сил: «А ну-ка, хватит!» – точь-в-точь как заправский полицейский, но Синди, похоже, твердо вознамерилась раскроить Клингу череп. Мерчисон втиснулся между ними, старательно уклоняясь от опасного портфеля, оттолкнул Клинга подальше от Синди и крикнул ей: «Вы бьете сотрудника полиции, мисс!» (о чем она и без него догадывалась), затем в последний раз издала вопль Анна Гилрой, и наступила тишина.
– Мерзкий сукин сын, – сказала Синди Клингу.
– Все в порядке, Дейв, – сказал Клинг с нижней ступеньки. – Мы сами разберемся.
– Еще как разберемся! – пообещала Синди. – Подлец.
– Вам не больно? – спросила Анна.
– Все в порядке, Анна, – успокоил ее Клинг.
– Я покажу тебе Анну! – снова разъярилась Синди и замахнулась портфелем уже на девушку.
Мерчисон вышел на линию атаки, парировал рукой выпад портфелем, отпихнул Синди от ее новой жертвы и крикнул:
– Ты что, в камеру захотела?
К этому времени в дверях собралась стайка патрульных, что сильно смутило Клинга, который любил дать понять рядовым, кто есть кто в этом мире. Патрульные с восторгом наблюдали за тем, как Мерчисон разнимал двух весьма аппетитных блондинок, одна из которых оказалась возлюбленной Клинга. Сам же Клинг стоял в стороне с понурым видом.
– Что стали, разойдитесь! – наконец крикнул он патрульным.
Ни дать ни взять – полицейский, разгоняющий толпу. Другие полицейские сочли это очень смешным, хотя никто не рискнул рассмеяться. Патрульные толпились в дверях, пожирая глазами девицу в красно-голубом мини-платье и с таким же интересом разглядывая Синди, хотя она была одета гораздо скромнее. Затем они уставились на Клинга и Мерчисона, выжидая, кто из них сделает следующий ход, однако ни тот ни другой не торопились этого делать. Зато Синди повернулась на каблуках, вздернула нос и стала спускаться по ступенькам мимо Клинга.
– Синди, подожди, я тебе все объясню! – крикнул Клинг и побежал за ней по улице.
– Я хочу подать заявление о хулиганском нападении, – сообщила Анна Гилрой сержанту.
– Ступайте домой, мисс, – устало отмахнулся тот. Он поднялся по ступенькам, протиснулся в дверь мимо патрульных и вернулся на свой пост, где все было несравненно проще и самая сложная проблема состояла в том, чтобы помочь женщине, истекавшей кровью на тротуаре.
* * *
Карелла удивленно размышлял, почему это люди рассказывают, что из обмороков выплывают медленно. Сам он пришел в себя сразу же. Никаких медленных всплытий или головокружительных взлетов по спирали. Он просто открыл глаза, вспомнил, где находится, встал на ноги и обнаружил на затылке огромную шишку. Сначала он ощутил ее как болевой центр, а потом нащупал пальцами, отчего боль только усилилась. Крови не было. К счастью, голова оказалась целой. С опозданием Карелла взглянул за дверь, чтобы удостовериться, что там его не ждет очередной сюрприз, вытащил револьвер и прошел по всей квартире. Всегда полезно накрепко запереть конюшню, после того как лошадь сбежала.С удовлетворением убедившись, что в квартире он один, Карелла вернулся в спальню. Верхний ящик комода был задвинут.
Когда Карелла вошел в квартиру, ящик был открыт. Из этого следовало, что пришельца он застал за обшариванием ящика. Теперь Карелла сам решил этим заняться. Ящик был разделен на две половины – мужскую и женскую. На половине Розы Лейден лежали нейлоновые чулки, трусики, пояса, лифчики, носовые платки, а также маленькая жестянка, в которой некогда были таблетки от кашля, а теперь хранились разрозненные серьги, булавки и пуговицы. На половине Эндрю лежали носки, носовые платки, трусы, эспандер, а в дальнем углу завалялась монета в полдоллара.
Задвинув ящик, Карелла принялся изучать содержимое всего комода. На женской половине он обнаружил свитера, блузки, комбинации, шарфы, ночные рубашки. На мужской – выглаженные рубашки, спортивные и под галстук, а также свитера. Закрыв последний ящик, Карелла подошел к стенному шкафу.
Здесь все располагалось по тому же принципу, что и в комоде. Примерно две трети общего пространства занимали платья, брюки и костюмы Розы, одну треть – костюмы, брюки и спортивные пиджаки Эндрю. На специальной жердочке висели его галстуки. По всему шкафу тянулась полка для обуви. Под одеждой Розы стояли ее туфли и шлепанцы. Под одеждой Эндрю – его обувь. Все очень аккуратно – его и ее вещи.
Что же хотел найти пришелец в верхнем ящике комода?
Был ли это Уолтер Дамаск?
Сердце Кареллы забилось чуть сильней.
* * *
Клинг попытался открыть дверь своим ключом, но Синди предусмотрительно навесила цепочку, и дверь, чуть-чуть приоткрывшись, застопорилась.– Синди! – крикнул Клинг. – Сними цепочку! Мне надо с тобой поговорить.
– Я не хочу с тобой разговаривать! – прокричала она в ответ.
– Сними цепочку, или я сорву дверь с петель.
– Сорви дверь у своей шлюхи.
– Она не шлюха!
– Не защищай ее, мерзавец! – крикнула Синди.
– Синди, я тебя предупреждаю, я выбью дверь.
– Попробуй только, я позову полицию.
– Я и есть полиция!
– Охраняй свою шлюху, подлец!
– Ну ладно, милая, я тебя предупреждал!
– Не забудь предъявить ордер на обыск, – предупредила она. – Иначе я подам в суд на тебя и на городские власти...
Клинг ловко и без особых усилий выбил дверь. Синди стояла со сжатыми кулаками и смотрела на него.
– Не входи, – сказала она. – Тебе тут больше нечего делать. Иди к себе. Убирайся к черту!
– Я хочу с тобой поговорить.
– А я не хочу с тобой разговаривать. И не буду, пока живу на этом свете. Вот и все.
– С чего ты так разозлилась?
– Не люблю обманщиков, жуликов и мерзких лжецов. Убирайся отсюда, Берт. Я серьезно.
– Кто, по-твоему, лжец?
– Ты.
– С чего ты взяла?
– Ты говорил, что любишь меня.
– Я действительно люблю тебя.
– Ха!
– Эта девушка...
– Эта стерва. – Она не стерва.
– Ну конечно. Она ирландская девственница. Пойди, обними ее. Что ты стоишь? Убирайся отсюда, пока я тебя не ударила.
– Послушай, это все ерунда...
– Конечно, ерунда. Все, что было между нами, – ерунда. Так что давай иди отсюда!
– Говори потише, а то все сбегутся.
– Идут себе под ручку, парочка влюбленных...
– У нее были важные сведения.
– Еще бы!
– По делу Лейденов. Она пришла в следственный отдел...
– Еще бы у нее не было сведений. – В голосе Синди послышались истерические нотки. – У нее такие сведения, каких не было у царицы Клеопатры. Послушай, убирайся-ка подальше и оставь меня в покое. Уйди по-хорошему, а? Беги за своими важными сведениями.
– Синди!
– Я-то думала, мы любим друг друга.
– Это правда.
– Я думала, мы поженимся, заведем детей, будем жить где-нибудь на природе...
– Синди!
– Но стоит какой-то дешевке тебе улыбнуться...
– Синди, это симпатичная девушка, которая...
– Перестань! – крикнула Синди. – Не смей ее защищать!
– Я не собираюсь ее защищать...
– Тогда зачем ты пришел?
– Чтобы сказать тебе, что я тебя люблю.
– Тогда почему вы вдвоем...
– Мы просто пошли выпить по чашке кофе, вот и все.
– Ну конечно.
– Мне не нужен в этом мире никто, кроме тебя, – сказал Клинг.
Синди промолчала.
– Я серьезно. Она молчала.
– Я люблю тебя.
Клинг ждал, а она стояла, глядя в пол. Он не смел подойти к ней.
– Прошу тебя, хватит! – сказал он.
– Я хотела убить тебя, – жалобно проговорила Синди. – Когда увидела вас вместе, я хотела тебя убить.
По-прежнему не поднимая головы, она тихо заплакала. Клинг подошел к ней, обнял и прижал ее голову к груди. Он гладил ее по волосам, а слезы капали ему на пиджак.
– Я так люблю тебя, – сказала она, – что была готова тебя убить.
Глава 10
Днем в воскресенье супруги Пимм вернулись из Пуэрто-Рико, и тут же к ним нагрянули визитеры из полиции. Клинг и Карелла заявились как раз в тот момент, когда супруги распаковывали чемоданы. Это была их первая поездка на Карибское море, и они сгорали от нетерпения рассказать кому-нибудь – кому угодно – о впечатлениях. Детективы оказались первыми, с кем они увиделись после возвращения.
– Удивительный остров! – воскликнул Пимм. – Вы там когда-нибудь бывали?
– Нет, – сказал Карелла.
– Нет, – сказал Клинг.
Мистер Пимм, стройный худощавый человек с ярко-голубыми глазами и песочными волосами, неплохо загорел на острове. Он распаковывал чемоданы с энергией человека, который чувствовал себя в форме. Его жена Джанин, миниатюрная брюнетка, разбирала вещи, извлеченные мужем из чемоданов, и относила их в стенной шкаф и ванную. У нее начала облезать кожа, особенно на носу. Рассуждения мужа об острове она слушала с улыбкой.
– Если судить по нашему городу, – говорил он, – можно подумать, будто пуэрториканцы – жалкие неудачники. Наркоманы, хулиганы, проститутки и все такое прочее. Ты уж меня извини, дорогая, – добавил он, обращаясь к супруге.
– Ничего, ничего, Джордж, – улыбнулась та.
– Но поверьте мне, в действительности это милейшие, очаровательнейшие люди на свете, – продолжал Пимм. – Например, выходим мы из «Эль Конвенто», это отель в самом центре старого Сан-Хуана, выходим мы после обеда из варьете – кстати, прекрасное шоу! Время за полночь, правильно, дорогая?
– Да, явно за полночь, – подтвердила Джанин.
– Вы представляете себе, что значит пройти по пуэрториканскому району нашего города в такое время? Хотя бы по латиноамериканской части Калвера. После полуночи! Не сочтите за выпад, дорогие друзья, но это означает подвергнуть себя смертельному риску, не так ли?
– Трущобы все одинаковы, – сказал Карелла. – Я бы не рискнул пройти после полуночи и по Эйнсли.
– Джорджа и на Холл-авеню не затащишь, – вставила с улыбкой Джанин Пимм.
– Неправда, – возразил ее муж. – Холл-авеню спокойная улица, там можно чувствовать себя в полной безопасности, верно я говорю?
– Грабежи и нападения бывают и в хороших районах, – ответил Карелла, – но вообще-то на Холл-авеню более или менее спокойно.
– Но я, собственно, не об этом, – продолжал Пимм. – Я о другом. Гуляем мы по улицам старого Сан-Хуана глубокой ночью, единственные туристы, вокруг сплошь пуэрториканцы, но мы совершенно не боялись, что с нами может что-то случиться. Мы чувствовали себя в полной безопасности и не сомневались, что эти люди не только не собираются причинять нам вред, но даже рады нам и в случае чего готовы прийти на помощь. Почему же тогда это происходит?
– Что именно?
– Как только они приезжают в наш город, тут же начинают выбрасывать мусор из окон, пачкают, как свиньи, употребляют наркотики, продают своих сестер, нарушают порядок. Почему так происходит?
– Может быть, они гораздо гостеприимнее, чем мы? – спросил Карелла.
– Вы так думаете?
– Может быть, если бы мы помогали им чувствовать себя в безопасности, все было бы по-другому?
– Так или иначе, – задумчиво протянул Пимм, – это очаровательный остров.
– Расскажи им об Эль Хунке, – попросила Джанин.
– Ну конечно! Это тропический лес. Если попасть в эти дебри...
– Это самые настоящие джунгли, – вставила Джанин.
– Вот именно, джунгли, – подтвердил Пимм. – И в них...
– Мистер Пимм, – перебил его Карелла, – я понимаю, что вам надо распаковаться, а мы пришли не вовремя, но все-таки...
– Нет-нет, – сказал Пимм, – мы можем заниматься чемоданами и разговаривать. Правда, Джанин?
– Конечно, ведь у нас нет никаких срочных дел...
– Мы все равно не хотели бы отнимать у вас время, – сказал Карелла, – но, может, вы слышали об убийстве Лейденов, когда были на юге?
– Да, – подтвердил Пимм, – об этом писали газеты. Кошмар!
– Кошмар, – повторила его жена.
– Вы их хорошо знали?
– Примерно так, как соседи, живущие в большом доме, – сказал Пимм. – У нас обычно говорят, что люди живут рядом много лет и понятия не имеют, как друг друга зовут.
– Да, но вы-то знали Лейденов?
– В квартире я у них не бывал, если вы об этом.
– Мы с Джорджем живем здесь год.
– Чуть больше, – поправил жену Пимм.
– Но в квартире Лейденов вы не были?
– Нет, ни разу.
– Я была там однажды, – сказала Джанин.
– Когда?
– Однажды миссис Лейден заболела. Я встретила ее утром внизу с бельем. В подвальном помещении. Она была жутко бледная. Я решила, что она вот-вот упадет в обморок, и поднялась с ней в квартиру. Ее стошнило в ванной.
– Когда это случилось, миссис Пимм?
– Кажется, в апреле. Да, в начале апреля, может, чуть позже.
– Вы говорили, ее тошнило...
– Да, вырвало.
– Она была беременна? – спросил мистер Пимм. – Кажется, об этом говорила миссис Лейбовиц.
– Да, потом мы узнали, что она была беременна. Миссис Лейбовиц сказала, что у нее был выкидыш. Миссис Лейбовиц живет на нашем этаже.
– Мы с ней уже виделись, – заметил Клинг.
– Симпатичная женщина, – сказал Пимм.
– Она глухая, – добавила Джанин.
– Да, у нее со слухом не очень, – подтвердил Пимм. – Но, кроме этого случая, мы в их квартире...
– Да-да, ни разу, – сказала Джанин.
– Вы с ними не общались?
– Нет.
– И она к вам не заходила?
– Они жили довольно замкнуто, – ответил Пимм. – Лейден часто бывал в командировках, он коммерсант. Продавал какие-то машины.
– Трактора, – пояснила Джанин. – Я иногда сталкивалась с ней в подвале. Или в лифте. Случайно.
– Она всегда держалась очень мило, – сообщил Пимм.
– Да, – согласилась Джанин.
– Она как-то познакомила меня со своим братом, – вспомнил Пимм. – Тоже приятный человек. Они как раз выходили из квартиры.
– С братом? – переспросил Карелла. С леденящей внезапностью он вдруг вспомнил: Глория Лейден говорила, что ее невестка – единственный ребенок в семье.
– Да-да, брат, – сказал Пимм.
– Как он выглядел?
– Высокий, хорош собой. Глаза голубые, волосы темные. Симпатичный.
– Она не говорила, как его имя?
– Вроде бы Гарри.
– Нет, – возразила Джанин.
– Разве не Гарри? – спросил ее Пимм.
– Уолли, – сказала она. – Точно, Уолли.
Им, наверно, никогда не видать интересных дел. Все самое интересное всегда доставалось Мейеру и Хейзу.
Самое интересное в убийстве Марджи Ридер состояло в полном отсутствии мотивов. Любопытным казалось также и то, что зарезали ее как-то слишком аккуратно. Когда один человек ударяет ножом другого, что-то заставляет его снова и снова ударять жертву ножом – на всякий случай. Попадались трупы, на которых было от дюжины до сотни ножевых ран. Вот это нормально, это в порядке вещей!
Марджи Ридер получила лишь один удар ножом. И этого вполне достаточно, может возразить кто-нибудь. Если в кого-то всадили длинный кухонный нож, этого хватит за глаза. И все же именно отсутствие множественных ножевых ранений вступало в противоречие с тем, к чему полиция привыкла в своей повседневной жизни.
Из квартиры ничего не было украдено, на трупе не было следов насилия. Приходится сбросить со счетов как ограбление, так и изнасилование. Значит, бармен Джим Мартин был прав, когда сказал, что Марджи хорошо знала убийцу. Большинство ее знакомых присутствовало на вечеринке у гитариста Луиса-Йосафата Гарсона. Она же ушла оттуда одна, заглянула в бар «Перри» на Дебек-авеню, где, по сообщению бармена, полночи провела за разговором с неизвестным. Позже тот вернулся в бар, чтобы узнать ее имя, не узнал, но затем мог (ох уж эти предположения!) вспомнить и сам. Нашел по телефонной книге адрес, явился в дом и зарезал хозяйку хлебным ножом. Но почему же он позабыл ее фамилию? И что помогло ему ее вспомнить? И почему она впустила его в четыре утра? Интересно, да? Ни капельки. Все самое интересное доставалось Мейеру и Хейзу.
В этом деле самым интересным было отсутствие мотивов. Казалось, что кто-то нарочно познакомился с Марджи Ридер, чтобы убить ее. Это сбивало с толку. Ни признаков борьбы, ни порванной одежды, ни опрокинутой мебели, никаких указаний на перебранку или ссору. В том, как было совершено убийство, отсутствовали признаки безумия – так не поступил бы человек, потерявший над собой контроль, оказавшийся не в состоянии удержаться от соблазна зарезать свою жертву. Все было просто и аккуратно. Марджи на полу в черном платье и жемчугах, из груди торчит нож. Одно-единственное ножевое ранение.
Аккуратно. Просто. Любопытно. В общем, полный кошмар!
– Вы детектив Карелла? – спросил Хеллер.
– Я.
– Здравствуйте, мистер Карелла. Мне кажется, у меня есть информация, которая может вам пригодиться.
– По делу Лейденов?
– Да, сэр. Я много читал о нем в газетах и вот решил позвонить.
– Я вас слушаю, мистер Хеллер.
– Я главный кассир в «Коммерс оф Америка». У нас в городе семь филиалов, один из них на Эйнсли-авеню, на территории вашего участка.
– Да, мистер Хеллер.
– Я работаю в филиале на углу Эли и Харрис-стрит, в центре города.
– Да, мистер Хеллер.
– Я должен вам рассказать все как есть, потому что кое о чем начал догадываться благодаря ряду совпадений.
– Не торопитесь, мистер Хеллер.
– Как вы, наверно, знаете, закрываемся мы в три часа, и у одного из наших кассиров возникли проблемы с кассой. У него обнаружилась недостача в доллар тридцать центов – ничего особенного, но он работает у нас недавно и потому очень разволновался. Короче, он обратился за помощью ко мне, мы начали проверять все – чеки, наличные, все подряд. Так я и наткнулся на этот чек. Учтите, я специально его не искал. Я просто пытался понять, куда подевались доллар тридцать центов.
– Дальше, мистер Хеллер.
– Чек, о котором я говорю, был выписан для оплаты наличными.
– На какую сумму?
– На двести долларов. Причем со счета нашего банка. С одного из лицевых счетов.
– Так, мистер Хеллер.
– Это наш обычный счет, в отличие от специальных. Когда вы заводите специальный лицевой счет, то за каждый выписанный чек взимается очень маленькая сумма. Наши обычные счета, в свою очередь...
– Удивительный остров! – воскликнул Пимм. – Вы там когда-нибудь бывали?
– Нет, – сказал Карелла.
– Нет, – сказал Клинг.
Мистер Пимм, стройный худощавый человек с ярко-голубыми глазами и песочными волосами, неплохо загорел на острове. Он распаковывал чемоданы с энергией человека, который чувствовал себя в форме. Его жена Джанин, миниатюрная брюнетка, разбирала вещи, извлеченные мужем из чемоданов, и относила их в стенной шкаф и ванную. У нее начала облезать кожа, особенно на носу. Рассуждения мужа об острове она слушала с улыбкой.
– Если судить по нашему городу, – говорил он, – можно подумать, будто пуэрториканцы – жалкие неудачники. Наркоманы, хулиганы, проститутки и все такое прочее. Ты уж меня извини, дорогая, – добавил он, обращаясь к супруге.
– Ничего, ничего, Джордж, – улыбнулась та.
– Но поверьте мне, в действительности это милейшие, очаровательнейшие люди на свете, – продолжал Пимм. – Например, выходим мы из «Эль Конвенто», это отель в самом центре старого Сан-Хуана, выходим мы после обеда из варьете – кстати, прекрасное шоу! Время за полночь, правильно, дорогая?
– Да, явно за полночь, – подтвердила Джанин.
– Вы представляете себе, что значит пройти по пуэрториканскому району нашего города в такое время? Хотя бы по латиноамериканской части Калвера. После полуночи! Не сочтите за выпад, дорогие друзья, но это означает подвергнуть себя смертельному риску, не так ли?
– Трущобы все одинаковы, – сказал Карелла. – Я бы не рискнул пройти после полуночи и по Эйнсли.
– Джорджа и на Холл-авеню не затащишь, – вставила с улыбкой Джанин Пимм.
– Неправда, – возразил ее муж. – Холл-авеню спокойная улица, там можно чувствовать себя в полной безопасности, верно я говорю?
– Грабежи и нападения бывают и в хороших районах, – ответил Карелла, – но вообще-то на Холл-авеню более или менее спокойно.
– Но я, собственно, не об этом, – продолжал Пимм. – Я о другом. Гуляем мы по улицам старого Сан-Хуана глубокой ночью, единственные туристы, вокруг сплошь пуэрториканцы, но мы совершенно не боялись, что с нами может что-то случиться. Мы чувствовали себя в полной безопасности и не сомневались, что эти люди не только не собираются причинять нам вред, но даже рады нам и в случае чего готовы прийти на помощь. Почему же тогда это происходит?
– Что именно?
– Как только они приезжают в наш город, тут же начинают выбрасывать мусор из окон, пачкают, как свиньи, употребляют наркотики, продают своих сестер, нарушают порядок. Почему так происходит?
– Может быть, они гораздо гостеприимнее, чем мы? – спросил Карелла.
– Вы так думаете?
– Может быть, если бы мы помогали им чувствовать себя в безопасности, все было бы по-другому?
– Так или иначе, – задумчиво протянул Пимм, – это очаровательный остров.
– Расскажи им об Эль Хунке, – попросила Джанин.
– Ну конечно! Это тропический лес. Если попасть в эти дебри...
– Это самые настоящие джунгли, – вставила Джанин.
– Вот именно, джунгли, – подтвердил Пимм. – И в них...
– Мистер Пимм, – перебил его Карелла, – я понимаю, что вам надо распаковаться, а мы пришли не вовремя, но все-таки...
– Нет-нет, – сказал Пимм, – мы можем заниматься чемоданами и разговаривать. Правда, Джанин?
– Конечно, ведь у нас нет никаких срочных дел...
– Мы все равно не хотели бы отнимать у вас время, – сказал Карелла, – но, может, вы слышали об убийстве Лейденов, когда были на юге?
– Да, – подтвердил Пимм, – об этом писали газеты. Кошмар!
– Кошмар, – повторила его жена.
– Вы их хорошо знали?
– Примерно так, как соседи, живущие в большом доме, – сказал Пимм. – У нас обычно говорят, что люди живут рядом много лет и понятия не имеют, как друг друга зовут.
– Да, но вы-то знали Лейденов?
– В квартире я у них не бывал, если вы об этом.
– Мы с Джорджем живем здесь год.
– Чуть больше, – поправил жену Пимм.
– Но в квартире Лейденов вы не были?
– Нет, ни разу.
– Я была там однажды, – сказала Джанин.
– Когда?
– Однажды миссис Лейден заболела. Я встретила ее утром внизу с бельем. В подвальном помещении. Она была жутко бледная. Я решила, что она вот-вот упадет в обморок, и поднялась с ней в квартиру. Ее стошнило в ванной.
– Когда это случилось, миссис Пимм?
– Кажется, в апреле. Да, в начале апреля, может, чуть позже.
– Вы говорили, ее тошнило...
– Да, вырвало.
– Она была беременна? – спросил мистер Пимм. – Кажется, об этом говорила миссис Лейбовиц.
– Да, потом мы узнали, что она была беременна. Миссис Лейбовиц сказала, что у нее был выкидыш. Миссис Лейбовиц живет на нашем этаже.
– Мы с ней уже виделись, – заметил Клинг.
– Симпатичная женщина, – сказал Пимм.
– Она глухая, – добавила Джанин.
– Да, у нее со слухом не очень, – подтвердил Пимм. – Но, кроме этого случая, мы в их квартире...
– Да-да, ни разу, – сказала Джанин.
– Вы с ними не общались?
– Нет.
– И она к вам не заходила?
– Они жили довольно замкнуто, – ответил Пимм. – Лейден часто бывал в командировках, он коммерсант. Продавал какие-то машины.
– Трактора, – пояснила Джанин. – Я иногда сталкивалась с ней в подвале. Или в лифте. Случайно.
– Она всегда держалась очень мило, – сообщил Пимм.
– Да, – согласилась Джанин.
– Она как-то познакомила меня со своим братом, – вспомнил Пимм. – Тоже приятный человек. Они как раз выходили из квартиры.
– С братом? – переспросил Карелла. С леденящей внезапностью он вдруг вспомнил: Глория Лейден говорила, что ее невестка – единственный ребенок в семье.
– Да-да, брат, – сказал Пимм.
– Как он выглядел?
– Высокий, хорош собой. Глаза голубые, волосы темные. Симпатичный.
– Она не говорила, как его имя?
– Вроде бы Гарри.
– Нет, – возразила Джанин.
– Разве не Гарри? – спросил ее Пимм.
– Уолли, – сказала она. – Точно, Уолли.
* * *
Итак, шкаф был открыт, и в нем, как положено, обнаружился скелет. Скелет оказался настолько заурядным, что Карелле и Клингу даже стало досадно. Господи, как же они надеялись на необычное, хитро придуманное убийство, им уже осточертели эти банальные, уродливые преступления, которые то и дело подкидывала им жизнь. Как мечтали они найти убийцу, который отправил бы кого-нибудь на тот свет с помощью загадочного, не оставляющего следов яда! Как им хотелось найти труп в запертой комнате без окон! С каким удовольствием они выслеживали бы преступника, который долгие месяцы вынашивал коварный план убийства, а затем привел его в исполнение, заставив всех поверить, будто это самоубийство! И что же вместо этого? Вместо этого у них есть Эндрю Лейден, рогоносец, вкалывающий на износ в Калифорнии, пока его Роза развлекается с любовником. Вместо этого у них есть Уолтер Дамаск, великий соблазнитель, у которого в одном районе – Мэнди, а в другом – Роза. И этот самый Дамаск по каким-то загадочным причинам решает ухлопать и любовницу, и ее супруга. Он совершает зверское убийство и так тупо инсценирует самоубийство, что любой стажер-полицейский, увидев одну стреляную гильзу, разберется, что к чему. Вот что выпало на долю Кареллы и Клинга. Псих и подонок, который переспал с Мэнди в своем свинарнике, потом попросил ее подвезти его в компанию, где играли в покер, укокошил Эндрю и Розу и побрился электробритвой убитого им человека.Им, наверно, никогда не видать интересных дел. Все самое интересное всегда доставалось Мейеру и Хейзу.
Самое интересное в убийстве Марджи Ридер состояло в полном отсутствии мотивов. Любопытным казалось также и то, что зарезали ее как-то слишком аккуратно. Когда один человек ударяет ножом другого, что-то заставляет его снова и снова ударять жертву ножом – на всякий случай. Попадались трупы, на которых было от дюжины до сотни ножевых ран. Вот это нормально, это в порядке вещей!
Марджи Ридер получила лишь один удар ножом. И этого вполне достаточно, может возразить кто-нибудь. Если в кого-то всадили длинный кухонный нож, этого хватит за глаза. И все же именно отсутствие множественных ножевых ранений вступало в противоречие с тем, к чему полиция привыкла в своей повседневной жизни.
Из квартиры ничего не было украдено, на трупе не было следов насилия. Приходится сбросить со счетов как ограбление, так и изнасилование. Значит, бармен Джим Мартин был прав, когда сказал, что Марджи хорошо знала убийцу. Большинство ее знакомых присутствовало на вечеринке у гитариста Луиса-Йосафата Гарсона. Она же ушла оттуда одна, заглянула в бар «Перри» на Дебек-авеню, где, по сообщению бармена, полночи провела за разговором с неизвестным. Позже тот вернулся в бар, чтобы узнать ее имя, не узнал, но затем мог (ох уж эти предположения!) вспомнить и сам. Нашел по телефонной книге адрес, явился в дом и зарезал хозяйку хлебным ножом. Но почему же он позабыл ее фамилию? И что помогло ему ее вспомнить? И почему она впустила его в четыре утра? Интересно, да? Ни капельки. Все самое интересное доставалось Мейеру и Хейзу.
В этом деле самым интересным было отсутствие мотивов. Казалось, что кто-то нарочно познакомился с Марджи Ридер, чтобы убить ее. Это сбивало с толку. Ни признаков борьбы, ни порванной одежды, ни опрокинутой мебели, никаких указаний на перебранку или ссору. В том, как было совершено убийство, отсутствовали признаки безумия – так не поступил бы человек, потерявший над собой контроль, оказавшийся не в состоянии удержаться от соблазна зарезать свою жертву. Все было просто и аккуратно. Марджи на полу в черном платье и жемчугах, из груди торчит нож. Одно-единственное ножевое ранение.
Аккуратно. Просто. Любопытно. В общем, полный кошмар!
* * *
Днем в понедельник дело стало проясняться. В четыре часа зазвонил телефон. Трубку взял Карелла. Банковский служащий сказал, что он справлялся по телефону в Главном управлении, кто занимается делом Лейденов, о котором он так много читал в газетах, и ему сообщили, что детективы Карелла и Клинг из 87-го участка, а затем с опозданием спросили, кто, собственно, звонит. Кассир назвался – Дерек Хеллер, дал свой адрес и телефон. «Можно ли поговорить непосредственно с детективами?» – спросил он. Служащий Главного управления поворчал и неохотно посоветовал Хеллеру позвонить по телефону Фредерик 7-8024, что тот и сделал.– Вы детектив Карелла? – спросил Хеллер.
– Я.
– Здравствуйте, мистер Карелла. Мне кажется, у меня есть информация, которая может вам пригодиться.
– По делу Лейденов?
– Да, сэр. Я много читал о нем в газетах и вот решил позвонить.
– Я вас слушаю, мистер Хеллер.
– Я главный кассир в «Коммерс оф Америка». У нас в городе семь филиалов, один из них на Эйнсли-авеню, на территории вашего участка.
– Да, мистер Хеллер.
– Я работаю в филиале на углу Эли и Харрис-стрит, в центре города.
– Да, мистер Хеллер.
– Я должен вам рассказать все как есть, потому что кое о чем начал догадываться благодаря ряду совпадений.
– Не торопитесь, мистер Хеллер.
– Как вы, наверно, знаете, закрываемся мы в три часа, и у одного из наших кассиров возникли проблемы с кассой. У него обнаружилась недостача в доллар тридцать центов – ничего особенного, но он работает у нас недавно и потому очень разволновался. Короче, он обратился за помощью ко мне, мы начали проверять все – чеки, наличные, все подряд. Так я и наткнулся на этот чек. Учтите, я специально его не искал. Я просто пытался понять, куда подевались доллар тридцать центов.
– Дальше, мистер Хеллер.
– Чек, о котором я говорю, был выписан для оплаты наличными.
– На какую сумму?
– На двести долларов. Причем со счета нашего банка. С одного из лицевых счетов.
– Так, мистер Хеллер.
– Это наш обычный счет, в отличие от специальных. Когда вы заводите специальный лицевой счет, то за каждый выписанный чек взимается очень маленькая сумма. Наши обычные счета, в свою очередь...