МакБейн Эд. Сэди после смерти

   В: А вы?
   О: Я сказал, что если она не будет поднимать шум, то я ей ничего не сделаю.
   В: Продолжайте.
   О: Она вскочила с постели. То есть не вскочила, а откинула одеяло и спустила ноги на пол, понимаете? Села. Я сначала даже не понял, что она делает, а потом гляжу – она тянется к телефону. Надо быть просто сумасшедшим, верно я говорю? У нее в спальне человек с ножом, а она хватается за телефон.
   В: А вы?
   О: Схватил ее за руку, оттащил от телефона и стянул с постели. И снова сказал, что никто не причинит ей вреда, что я сию же минуту ухожу и пусть она успокоится.
   В: Так и сказали?
   О: Как?
   В: Вы просили ее успокоиться?
   О: Не помню точно, что именно я ей сказал, но что-то в этом духе – чтобы она успокоилась, потому что было видно, что у нее начинается истерика.
   В: Посмотрите на эту фотографию. Вы были в этой спальне?
   О: Да, вот ночной столик с телефоном, а в это окно я выскочил из квартиры. Это та самая комната.
   В: Что произошло потом?
   О: Она начала кричать.
   В: Как вы на это отреагировали?
   О: Приказал ей сейчас же замолчать. Я сам в тот момент запаниковал, а она вопила громко, во весь голос.
   В: Она замолчала?
   О: Нет.
   В: Что вы тогда сделали?
   О: Ударил ее ножом.
   В: Куда?
   О: Не помню. У меня это вышло чисто машинально. Она кричала, и я испугался, что весь дом сбежится. Я просто... ткнул ее ножом. Я был очень напуган.
   В: Вы ударили ее в грудь?
   О: Нет.
   В: А куда?
   О: В живот. Куда-то в область живота.
   В: Сколько раз?
   О: Один. Она... она попятилась от меня. Я никогда не забуду, как она на меня смотрела. А потом она... упала на пол.
   В: Посмотрите на эту фотографию. О: О Господи!
   В: Эту женщину вы ударили ножом?
   О: О Господи... Господи... я никак не думал... Боже мой!
   В: Это та женщина?
   О: Да. Да, это она.
   В: Что случилось потом?
   О: Можно попросить стакан воды?
   В: Принесите ему воды. Итак, вы ударили ее ножом, и она упала на пол. Что произошло потом?
   О: Потом...
   В: Да?
   О: Лотом я услышал, как кто-то отпирает входную дверь. А потом кто-то вошел.
   В: В квартиру?
   О: Да. И позвал ее.
   В: От входной двери?
   О: Наверное. Откуда-то из другого конца квартиры.
   В: Этот человек позвал ее по имени?
   О: Да. Он крикнул: «Сара!», а когда не услышал ответа, снова крикнул: «Сара! Я приехал!»
   В: Так-так, продолжайте.
   О: Я понял, что попался. Я не мог уйти тем же путем, каким пробрался в квартиру, потому что хозяин вернулся домой. Поэтому я пробежал мимо женщины – она лежала на полу... Господи, ужас какой... и попробовал открыть окно, но раму заклинило. Тогда я разбил стекло сумкой и... я не знал, что делать... ведь это был второй этаж, я не знал, как мне выбраться. Первым делом я выбросил из окна сумку – что бы ни случилось, но мне позарез были нужны деньги на дозу, – а потом протиснулся сквозь разбитое стекло – при этом я порезался – и уцепился за подоконник. Мне было очень страшно прыгать, но в конце концов я решился, другого выхода все равно не было.
   В: Продолжайте, пожалуйста.
   О: Мне показалось, что я летел целую милю. Едва я ударился об асфальт, как сразу понял, что здорово повредил себе ногу. Попробовал встать и тут же упал. Лодыжка жутко болела, да еще и руку о стекло располосовал. Я провалялся в этом переулке минут пятнадцать, не меньше, только встану – и снова падаю. Наконец мне удалось встать и выбраться оттуда.
   В: И куда вы скрылись?
   О: Прошел через подвал и поднялся на улицу. Короче говоря, точно так же, как и вошел.
   В: Куда вы после этого отправились?
   О: Поехал на метро в Риверхед, домой. Как вошел, сразу включил радио, чтобы узнать, не передавали ли что-нибудь про то... что я сделал. Но ничего не было. Я попытался заснуть, но нога очень болела, и мне было необходимо кольнуться. Утром я пошел к доктору Мендельсону, потому что мне казалось, что речь идет о моей жизни. Если я не смогу ходить, как же я тогда куплю наркотики?
   В: Когда вы пришли к доктору Мендельсону?
   О: Рано утром. Часов в девять.
   В: Он ваш семейный врач?
   О: Я до этого в глаза его не видел. Я живу в двух шагах от его приемной, прямо за углом. Я только потому к нему и пошел, что это рядом. Он перебинтовал мне лодыжку, но лучше не стало. Я так и не могу ходить, совсем как калека. Я попросил выписать мне счет и сказал, что заплачу сразу, как только у меня появятся деньги. Потому-то я и назвал свои настоящие имя и адрес. Я и не собирался его обманывать. Я знаю, что поступил плохо, но... я неплохой человек.
   В: Когда вы узнали, что миссис Флетчер умерла?
   О: По дороге домой от доктора купил газету, и там про это было написано. Тогда-то я и понял, что убил ее.
   В: А до этого вы не знали?
   О: Я не знал, насколько это было серьезно.

Глава 4

   Во вторник 14 декабря – в первый из двух выходных Кареллы на той неделе – ему домой позвонил Джеральд Флетчер. Карелла был очень удивлен, поскольку его номер не значился в телефонном справочнике Риверхеда, и он знал, что никто в участке не дал бы его домашний телефон постороннему.
   – Мистер Флетчер, а как вы узнали мой номер?
   – У меня есть приятель в прокуратуре.
   – Гм-м... ну ладно. Что вам от меня нужно? – не слишком любезно спросил Карелла.
   – Извините, что побеспокоил вас дома...
   – Да, это мой выходной, – подтвердил Карелла, отлично сознавая, что его слова звучат грубо.
   – Я хотел извиниться за вчерашнее, – сказал Флетчер.
   – Ах, вот оно что...
   – Я знаю, что вел себя отвратительно. Вам, полицейским, надо было выполнять свою работу, а я... ни в коей мере этому не способствовал. Я пытался понять причину такого поведения с моей стороны, и единственное, что приходит в голову, так это то, что я, видимо, был в шоке. Я не любил свою жену, это правда, но когда я нашел ее мертвой... да еще в таком виде... наверное, у меня не такие крепкие нервы, как мне казалось. Извините, если я доставил вам какие-то неприятности.
   – Никаких неприятностей не было, – заверил его Карелла. – Вам, конечно, сообщили, что...
   – Да, вы поймали убийцу.
   – Да.
   – Это была быстрая и достойная восхищения работа, детектив Карелла. И я чувствую себя еще более неловко от того, что вел себя так по-идиотски.
   – Ну... – промямлил Карелла, и оба замолчали.
   – Пожалуйста, примите мои извинения, – наконец сказал Флетчер.
   – Да, разумеется, – смутился Карелла.
   – Я подумал: может быть, вы свободны сегодня во время ленча?
   – Вообще-то я собирался пройтись по магазинам за рождественскими подарками. Мы с женой вчера составили список, и я...
   – А в центр вы не поедете?
   – Да, но...
   – Может быть, вам удастся совместить и то и другое?
   – Послушайте, мистер Флетчер, – сказал Карелла, – я понимаю, что вы чувствуете себя неловко из-за вчерашнего, но вы уже извинились, и, поверьте, этого вполне достаточно. Очень любезно с вашей стороны, что вы позвонили, решиться на это было нелегко...
   – Почему бы нам не встретиться в час дня в «Золотом льве»? – предложил Флетчер. – Беготня за рождественскими подарками утомит кого угодно. Небольшая передышка вам не повредит.
   – А... где находится «Золотой лев»?
   – На углу Джунипер и Хай-стрит.
   – Так это в центре? Рядом с уголовным судом?
   – Совершенно верно. Значит, вы знаете, где он...
   – Да, знаю. О'кей.
   – Отлично. Буду ждать.

* * *

   Карелла и сам не знал, что в тот день погнало его в полицейскую лабораторию к Сэму Гроссману. Он подумал, что все равно направляется в ресторан, расположенный неподалеку от суда и от полицейского управления. Но Карелла не смог бы объяснить, почему он, так и не купив куклу для своей дочери Эйприл, поспешил в лабораторию, чтобы успеть туда до встречи с Флетчером.
   Когда Карелла вошел, Гроссман сидел, прильнув к окулярам микроскопа. Не поднимая головы, он сказал:
   – Садись, Стив, я сейчас закончу.
   По-прежнему не глядя на него, Гроссман продолжал вертеть настройку объектива, время от времени делая пометки в блокноте. Карелла сел, с удивлением размышляя: как Гроссман узнал, что это именно он? По звуку шагов? По запаху лосьона для бритья? До этого он и не подозревал, что детектив-лейтенант Сэм Гроссман в своих очках с толстыми линзами, с холодными голубыми глазами, скуластым лицом и строгим отрывистым голосом на самом деле был Шерлоком Холмсом с Бейкер-стрит, 221-Б, способным узнавать человека, даже не взглянув на него. Этот потрясающий фокус Гроссмана мучил Кареллу целых пять минут. Наконец Гроссман оторвался от микроскопа и протянул Карелле руку.
   – Ну, выкладывай, что привело тебя на восьмой круг ада?
   – Откуда ты узнал, что это я?
   – Что-что? – переспросил Гроссман.
   – Я вошел в комнату, а ты, не поднимая головы, сказал: «Садись, Стив, я сейчас закончу». Как ты определил, что это я?
   – Ага, – с загадочным видом сказал Гроссман.
   – Нет, серьезно, Сэм, у меня из-за этого уже шарики за ролики заехали.
   – Ну что ж, вообще-то это довольно просто. – Гроссман улыбнулся. – Обрати внимание, сейчас без двадцати пяти час. Минуя зенит, солнце осветило окна лаборатории, и его лучи, преломившись в оконных стеклах, слегка коснулись моих часов и отразились от них под углом, который нам ничего не стоит вычислить.
   Карелла неуверенно кивнул.
   – Кроме того, образец на предметном стекле этого микроскопа крайне светочувствительный, а это означает, что малейшее отражение любых лучей – гамма-лучей, ультрафиолетовых, инфракрасных – способно вызвать заметные изменения на предметном стекле даже за то короткое время, что я его осматривал. Добавь к этому температуру воздуха, которая, насколько мне известно, десять градусов ниже нуля, уровень загрязненности воздуха – совершенно недопустимый, что, впрочем, характерно для нашего города, – и ты сам поймешь, что этого вполне достаточно, чтобы мгновенно определить, кто пришел.
   – Да? – с сомнением спросил Карелла.
   – Точно тебе говорю. Впрочем, есть еще один важный фактор, и мы должны учитывать и его, если хотим иметь полное представление об этом процессе. Ты хотел знать, как я определил, что это именно ты вошел в лабораторию и подходишь к столу? Начнем с того, что я услышал, как открывается дверь...
   – Да, но как ты узнал, что это я?
   – О, это важнейший элемент, позволивший мне прийти к неизбежному заключению, что это...
   – Да-да, что это?
   – Маршалл Дэвис заметил тебя в коридоре и за полминуты до того, как ты вошел, заглянул ко мне и сказал, что идет Карелла.
   – Сукин ты сын! – воскликнул Карелла и расхохотался.
   – Кстати, как вам, ребята, понравилась его работа?
   – Отлично.
   – Фактически он преподнес вам этого типа на блюдечке.
   – Без вопросов.
   – Полицейская лаборатория наносит новый удар! – Гроссман рассмеялся. – Скоро мы сможем обходиться вообще без вас.
   – Знаю. Потому-то и пришел проситься к тебе на работу.
   – Почти вовремя. Нет, а кроме шуток, зачем ты пришел? Очередное крупное дело, которое мы должны раскрутить в рекордный срок?
   – Да так, ничего особенного. Стянули пару бумажников на Калвер-авеню.
   – Ну так приведи сюда потерпевших. Мы постараемся найти отпечатки пальцев вора на их задницах.
   – Не думаю, что им это понравится.
   – Почему же? Мы будем обращаться с их задницами с величайшей осторожностью.
   – О, я уверен, что дама возражать не будет, но тот парень, у которого свистнули бумажник...
   – Сукин ты сын! – закричал Гроссман, и оба дружно заржали.
   – Серьезно, – отдуваясь, сказал Карелла.
   – Как же, серьезно, – передразнил его Гроссман.
   – Слушай, я и вправду стараюсь быть здесь серьезным.
   – Да-да, конечно.
   – Я пришел поблагодарить тебя.
   – За что? – Гроссман перестал смеяться и удивленно уставился на Кареллу.
   – Я почти раскрыл это дело. А те данные, что ты нам прислал, очень помогли и позволили быстро задержать этого Корвина. Я хотел тебя поблагодарить, вот и все.
   – Что значит – «почти раскрыл это дело»?
   – Я думаю, что ее убил муж.
   – М-да?
   – М-да.
   – Почему?
   – Не могу объяснить. – Карелла пожал плечами и, помолчав, добавил: – Сэм, я по-прежнему уверен, что это сделал Флетчер.
   – И поэтому ты сегодня встречаешься с ним в «Золотом льве»? – насмешливо спросил Гроссман.
   – Черт бы тебя побрал! А это ты откуда знаешь? – изумился Карелла.
   – Ага! – Гроссман ухмыльнулся. – Он звонил тебе из кабинета Ролли Шабрье. А немного погодя я разговаривал с Ролли, и он...
   – До свидания, сэр, – поспешно сказал Карелла. – Для одного дня это уже слишком.

* * *

   Большинство полицейских нечасто балуют себя посещением таких ресторанов, как «Золотой лев». Обычно они завтракают в какой-нибудь забегаловке неподалеку от участка или по-быстрому перехватывают сандвич с кофе прямо за своим рабочим столом. Но в свободное время, развлекая своих жен и подружек, они, как правило, ходят в рестораны, где все знают, что они полицейские, и демонстративно протестуют, когда хозяин говорит: «Сэр, это за счет заведения». Однако в итоге щедрое предложение чаще всего принимается, и вы не найдете ни одного полицейского, который посчитал бы эту практику бесчестной. Получая мизерную зарплату, они перегружены работой, которая заключается в том, чтобы защитить граждан и их имущество от посягательств преступников. И если кто-то из этих граждан может позволить себе сделать жизнь полицейского более терпимой, то зачем же обижать этих людей отказом от бесплатного угощения, предложенного, можно сказать, от чистого сердца?
   До этого Карелле никогда не приходилось бывать в «Золотом льве». Один взгляд на меню, выставленное в окне у входа, мог отпугнуть кого угодно – обед обошелся бы ему в месячную зарплату.
   Зал представлял собой точную копию гостиной английского постоялого двора первой половины XIX века. Сводчатый потолок поддерживали огромные дубовые балки. На столах, покрытых белоснежными накрахмаленными скатертями, поблескивали тяжелые серебряные столовые приборы. Белые, грубо оштукатуренные стены были увешаны портретами дам и джентльменов елизаветинской эпохи с белыми кружевными воротниками и манжетами, в роскошных бархатных плащах и накидках. Их нарядные костюмы, освещенные свечами, яркими цветными пятнами выделялись в строгой обстановке ресторана.
   Столик Джеральда Флетчера находился в дальнем углу зала. При появлении Кареллы Флетчер встал и протянул ему руку.
   – Рад, что вы смогли прийти. Садитесь, пожалуйста.
   Карелла пожал ему руку и сел. Он чувствовал себя крайне скованно, но не мог сказать почему – то ли из-за обстановки в зале, то ли из-за человека, который его сюда пригласил. Комната была переполнена юристами, обсуждавшими свои последние дела громкими голосами, которые куда больше подошли бы для оглашения приговора на судебном процессе. В их присутствии Карелла ощущал себя кем-то вроде содержателя подпольного игорного притона в компании крупных акул рэкета, вызванного в их шикарные апартаменты для проработки и окончательного решения его судьбы. Служба закону была его жизнью, но он прекрасно отдавал себе отчет, что эти люди по сравнению с ним занимают куда более высокое положение. Человек, сидевший напротив него, был адвокатом по уголовным делам, что само по себе смущало и настораживало. Но, возможно, не только это, а нечто большее заставляло Кареллу чувствовать себя неотесанным и неуклюжим. Неважно было, на самом ли деле Флетчер умнее, изысканнее, привлекательнее Кареллы, или лучше в своей работе, или способен более правильно излагать свои мысли, – главным было отнюдь не это. Карелла и без этого знал, что Флетчер обладает всеми этими качествами: манеры этого человека, его поведение и напористость (да, иначе это и не назовешь) убедительно давали ему понять, что он находится в присутствии человека, намного превосходившего его.
   – Выпьете что-нибудь? – спросил Флетчер.
   – А вы сами будете?
   – Да.
   – Тогда мне шотландского с содовой, – сказал Карелла, хотя у него не было привычки пить за ленчем – ни во время работы, ни в выходные. Единственный раз в году он позволял себе это в Рождество, когда садился с семьей за праздничный стол.
   Флетчер небрежно махнул рукой официанту.
   – Вы когда-нибудь бывали здесь раньше? – спросил он Кареллу.
   – Нет, ни разу.
   – А мне казалось, что вы могли сюда захаживать. Это же в двух шагах от суда, а вам приходится проводить там много времени, так ведь?
   – Да, и довольно часто, – согласился Карелла.
   – Будьте любезны, – сказал Флетчер подошедшему официанту, – шотландского с содовой джентльмену, а мне – чистого.
   – Слушаюсь, мистер Флетчер, – ответил тот и отправился выполнять заказ.
   – Не могу даже выразить, насколько меня поразила та скорость, с которой ваши люди произвели арест, – продолжал Флетчер.
   Карелла пожал плечами.
   – Нам очень помогла полицейская лаборатория.
   – Просто невероятно... Я говорю о неосторожности этого человека. А потом я узнал от Ролли... – Флетчер запнулся и быстро взглянул на Кареллу, – от Ролли Шабрье из прокуратуры... Кажется, вы его знаете?
   – Да, знаю.
   – Это он дал мне ваш домашний телефон. Надеюсь, вы на него не в обиде?
   – Нет-нет, все в порядке.
   – Сегодня утром я звонил вам из его кабинета. Представляете, так совпало, что он ведет дело против Корвина.
   – Шотландское с содовой, – возвестил официант, ставя стакан перед Кареллой. Второй стакан он поставил перед Флетчером. – Мистер Флетчер, не желаете взглянуть на меню?
   – Немного погодя, – ответил тот.
   – Да, сэр. – Официант кивнул и отошел.
   Флетчер поднял свой стакан.
   – За обвинительный приговор.
   Карелла последовал его примеру.
   – Не думаю, чтобы у Ролли возникли какие-то трудности во время процесса. На мой взгляд, дело элементарное.
   Оба сделали по глотку, и Флетчер, промокнув губы салфеткой, сказал:
   – В наше время ничего нельзя утверждать наверняка. Как вы знаете, я адвокат и обычно нахожусь по другую сторону баррикад. Вы не поверите, сколько раз мы выигрывали дела, которые многим казались совершенно безнадежными.
   Он снова поднял стакан и посмотрел Карелле прямо в глаза.
   – Впрочем, надеюсь, что вы правы. Исход дела почти не вызывает сомнений. – Он отхлебнул виски. – Ролли сказал мне, что...
   – Да, вы начали рассказывать...
   – ... что убийца – наркоман...
   – Да.
   – ... который до этого никогда в жизни не грабил квартир.
   – Совершенно верно.
   – Должен признаться, я испытываю к нему известное сочувствие.
   – Неужели?
   – Да. И если он наркоман, то автоматически достоин жалости. И когда он признался, что убил женщину, которая была такой сучкой, как моя жена...
   – Мистер Флетчер...
   – Джерри. О'кей?
   – Ну что ж...
   – Да знаю, знаю. Не очень-то вежливо с моей стороны говорить так о покойной. Боюсь, вы не знали мою жену, мистер Карелла, и... Кстати, можно называть вас Стивом?
   – Конечно.
   – Так вот, будь вы с ней знакомы, вы бы меня прекрасно поняли. Но все же мне стоит последовать вашему совету. В конце концов она мертва и больше ничем не сможет мне навредить. Ради чего, спрашивается, ее проклинать? Ну что, Стив, будем заказывать?
   Официант буквально подлетел к столу. Флетчер посоветовал Карелле попробовать форель, запеченную в тесте, или пирог с говяжьими почками, которые, по его словам, здесь готовили просто бесподобно. Однако Карелла заказал телячьи ребрышки и кружку пива.
   Пока они ели и беседовали, за столом начало происходить что-то странное. А может быть, Карелле так только казалось – точно он сказать не мог. Он не стал бы и пытаться описать кому-то свои ощущения. На первый взгляд разговор с Флетчером выглядел обыкновенной болтовней о таких пустяковых вещах, как условия жизни в городе, приближающиеся праздники, рост цен на бензин... Обсудили несколько новых фильмов. Поговорили об эффективности медного браслета, подаренного Мейером Клингу. Затем вспомнили Висконсинский университет, где Флетчер учился на юридическом, и письма, которые дети Кареллы писали и продолжали писать Санта-Клаусу. Похвалили качество жаркого и достоинства эля по сравнению с пивом. Но сквозь эту спокойную, вежливую и абсолютно бессодержательную болтовню прорывалось нечто такое, что заставило Кареллу почувствовать возбуждение и страх. Во время этого разговора детектив с поразившей его самого уверенностью понял, что Джеральд Флетчер действительно убил свою жену. Он знал это, хотя никто ему об этом не говорил; знал, несмотря на то что об убийстве больше не было сказано ни слова. Вот почему Флетчер позвонил ему в то утро и пригласил на ленч. И пока они не закончили есть и не встали из-за стола, выражение лица адвоката и каждый его жест кричали: да, он знает, что Карелла подозревает его в убийстве. Именно потому он и находится в этом респектабельном ресторане, чтобы дать понять этому паршивому фараону: да, я убил свою жену, однако все улики указывают на другого человека, и ты уже получил его признание. А я убил эту суку и очень рад, что убил ее!
   И ты ничего не сможешь мне сделать.

Глава 5

   В ожидании суда Ральф Корвин сидел в старейшей городской тюрьме, которую как полицейские, так и заключенные почему-то издавна окрестили «Калькуттой». Каким образом городской дом заключения превратился в «Калькутту», оставалось загадкой. Совершенно автоматически в голову приходила мысль о какой-то жуткой зловонной яме, но, как ни странно, «Калькутта» считалась неплохой тюрьмой: во всяком случае, среди ее обитателей был самый низкий процент самоубийств по сравнению со многими другими городскими учреждениями подобного типа. Само здание было старым, построенным еще в те времена, когда масоны знали, как класть кирпичи, и именно поэтому успешно выдержало натиск времени и непогоды, уступив лишь городскому смогу, покрывшему красно-рыжие кирпичные стены толстым слоем копоти и сажи.
   Однако внутри здания стены и коридоры сверкали свежей краской, камеры были хоть и маленькими, но чистыми. Заключенные имели все необходимые условия для отдыха и развлечений – пинг-понг, телевизор, а во внутреннем дворе – площадку для гандбола. Персонал тюрьмы состоял из сотрудников, прекрасно знавших свое дело и неплохо обращавшихся со своими подопечными. Кто сказал, что все тюремщики – это обязательно злобные тупые садисты?
   Ральф Корвин отбывал предварительное заключение в левом крыле здания, отведенном для совершивших особо тяжкие преступления. Помимо самого Корвина в его тюремном блоке сидели еще трое: первый джентльмен уморил голодом своего шестилетнего сына, приковав его цепью в подвале собственного дома в Калмз-Пойнте; второй поджег синагогу в Маджесте, а третий представитель криминальной элиты во время ограбления бензоколонки в Беттауне выстрелил кассиру в лицо, ослепив его. Раненый, истекая кровью и ничего не видя, в панике выскочил на дорогу и был задавлен двадцатитонным грузовиком. Однако, как говорится в одном старом анекдоте, он бы не умер, если бы сначала в него не стреляли.
   Камера Корвина находилась в самом конце коридора. В среду утром Карелла застал его сидящим на нижней койке – руки зажаты между колен, голова опущена, как во время молитвы. На посещение тюрьмы было необходимо получить разрешение прокурора и адвоката Корвина, и Карелла получил его, хотя и тот, и другой опасались, что разговор детектива с подследственным может повредить ведению дела. Услышав приближающиеся шаги, Корвин вскинул голову и, едва открылась дверь, поднялся с койки.
   – Как ваши дела? – спросил Карелла, протягивав руку.
   Корвин слабо стиснул его ладонь.
   – А я все гадал, кто же из вас Карелла. Я перепутал ваши фамилии – вашу и того блондина, не помню, как его там. Теперь я знаю, вы – Карелла.
   – Да.
   – Зачем вы пришли?
   – Хотел задать вам несколько вопросов.
   – Мой адвокат сказал...
   – Я говорил с вашим адвокатом, он в курсе.
   – Да, но он сказал, что я ничего не должен добавлять к тому, что говорил раньше. Вообще-то он тоже хотел прийти, но я сказал, что сам смогу о себе позаботиться. К тому же мне этот тип совершенно не нравится. Вы его видели? Такой маленький очкастый шпент, очень похож на таракана.
   – Тогда почему вы не попросите другого адвоката?
   – А можно?
   – Конечно.
   – А у кого?
   – Обратитесь в общество юридической защиты.
   – Вы не могли бы это сделать для меня? Позвонить им и сказать, что...
   – К сожалению, нет.
   – Почему? – Корвин с подозрением посмотрел на Кареллу.
   – Я не хочу делать ничего такого, что могут посчитать попыткой помешать ведению дела.
   – Какого дела? Моего или прокуратуры?
   – И того, и другого. Откуда мне знать, к какому выводу может прийти судья, если...
   – О'кей, как мне отсюда позвонить в это самое общество?
   – Попросите кого-нибудь из администрации. Или просто скажите вашему адвокату. Уверен, если вы объясните ваши чувства, у него не останется возражений и он оставит ваше дело. Вам бы захотелось защищать кого-то, кому вы не нравитесь?
   – Нет, конечно, – отозвался Корвин и вяло пожал плечами. – Но мне бы не хотелось его обидеть. Он маленький таракан, но какого черта?
   – Учтите, Корвин, у вас поставлено на карту очень многое.
   – В том-то и дело. Хотя... какая разница!
   – Что вы имеете в виду?
   – Ведь я же убил ее. Какая в таком случае разница, кто адвокат? Никто меня не спасет. Все и так ясно как дважды два.