Страница:
— Да, вещей немного, но у меня остались мои воспоминания, Дэни, и они мне дороги. Их никто не сумеет отнять у меня, как сделали с другими материальными вещами: домом, конюшнями… моим жеребцом… да со всем… Все пришлось продать. Моя старая няня сохраняет для меня небольшой сундук с некоторыми отцовскими вещами и кое-какими семейными реликвиями. Они уцелели, потому что за них не выручили бы много денег при продаже. Они должны были перейти к моему брату Айану, но он пропал без вести в Средиземном море в сражении с Наполеоном. Я получила извещение об этом из морского департамента на другой день после смерти родителей. — Элисия отвела взгляд в сторону и закусила губу, чтобы не расплакаться.
— О, моя бедняжка! — ласково воскликнула Дэни, по-матерински обнимая девушку. — Сколько горя вам пришлось пережить! Но больше вам не о чем беспокоиться. Вы теперь дома, и Дэни позаботится о вас. Забудьте о грустном и вспоминайте только о счастливых временах, которые были в семье и с родными. Постарайтесь представить себе, что они просто уехали куда-то погостить и скоро вернутся домой.
— Постараюсь, Дэни. Я глупо себя веду, но это, наверное, потому, что очень устала сегодня, — с трудом улыбнулась Элисия.
— Конечно, да и кто бы не устал, ехавши всю ночь без остановки. Я уж наверняка. — Дэни неодобрительно поджала губы. — А теперь ложитесь, закройте глазки и засыпайте, — приказала она, подтыкая Элисии одеяло, как малому ребенку, — и будьте паинькой. Я всегда говорила это нашим мальчикам.
Она задула свечи и, пожелав Элисии спокойной ночи, удалилась с подносом. Элисия повернулась на бок и уставилась в темноту, прислушиваясь к мерному бою часов, стоявших на одном из столиков.
Придет ли он к ней сегодня? Теперь у него есть право спать в ее постели и поступать с ней так, как ему заблагорассудится. А она не вправе противиться его желаниям. Остается только надеяться, что он не придет.
С недавних пор она принадлежала мужчине, который не понравился ей с первого взгляда и с которым была знакома всего один день. Она знала о нем очень мало, вернее, почти ничего, ни о нем, ни о его семье, за исключением нескольких мелочей, упомянутых Дэни. Она догадывалась, что родителей его уже не было на свете, что Дэни сказала «мальчики», рассказывая, как укладывала их в постель, так что, по-видимому, у лорда Тривейна были братья или брат, а возможно, и сестра.
Об этом Элисия подумала с надеждой. Возможно, сестра окажется ее ровесницей, и они подружатся. С другой стороны, она может оказаться похожей на лорда Тривейна — высокой, темноволосой, надменной… «Как плохо», — сонно подумала Элисия. С этой мыслью глаза ее закрылись, и сон наконец завладел всем ее существом.
Сидя перед большим камином в своем кабинете, лорд Тривейн мрачно смотрел на огонь. Согревая ладонями золотистый коньяк в своем бокале, он размышлял о девушке, спавшей наверху в хозяйской спальне… о своей жене!
Он громко рассмеялся, и этот хриплый, неприятный смех резко разнесся по комнате. «Женитьба. Брак, — насмешливо подумал он, вспоминая семейные истории своих друзей. — Письменный контракт, позволяющий спать с женщиной и вносить в нее свое семя с благословения общества и церкви. Если при этом вам удастся приобрести состояние, тем лучше, тем больше поздравлений возымеет такой предприимчивый мужчина, особенно если обзаведется несколькими любовницами в придачу».
А невеста? Никак нельзя забыть о милой невесте, которая приобретает дом, чтобы им управлять, и деньги, чтобы тратить, не считая мужа, чтобы им помыкать… Если она была девственницей, брак избавляет ее от статуса старой девы, а если она уже была чьей-то любовницей, брак придает ей респектабельности. Весьма выгодно для всех участников сделки.
Что ж, теперь его постигла та же участь, и никто не сможет попрекнуть его в охоте за приданым. Невеста явилась к нему попросту в одном платьишке, а если сказать правду, то вообще нагишом.
Он припомнил свои слова в разговоре с Бекингемом, что его жена может прийти к нему в чем мать родила. Бог свидетель, так оно и вышло! Если бы не его ненависть к Бекингему, он прославил бы его мастерский удар, когда тот поймал его на слове и подсунул голую невесту к нему в постель. Признаться, на этот раз Бекингем превзошел самого себя.
Мысли его перешли на Бекингема. Негодяй опоил их обоих, раздел, как грабитель могил… Маркиз почувствовал, как поднимается в нем темная волна гнева. Да, ему стоит подумать над достойным способом расплатиться с сэром Джейсоном Бекингемом! Мрачная эта мысль прочно засела у него в голове.
Лорд Тривейн уставился невидящим взглядом в бокал с бренди. Он видел стройные ноги Элисии, одна из которых была вытянута вверх и покрыта мыльной пеной, червонное золото волос, высоко заколотых на макушке, буйно кудрявящихся от пара; белые плечи и твердые округлые груди, порозовевшие от горячей воды и отблесков огня камина.
«Она красавица», — подумал он, вспоминая ощущение упругой мягкости ее тела под своим, ее сладостного рта… По крайней мере сэр Джейсон подсунул ему не какую-нибудь жеманную дурочку с лошадиным лицом, слезливо призывающую мамочку. Уж если наказывать Бекингема по-настоящему, стоит поблагодарить его за то, что тот помог ему найти такую идеальную жену.
Внезапно он ощутил неудержимую, клокочущую ярость при мысли о том, что Бекингем видел Элисию обнаженной, трогал ее тело раздевая. Он чувствовал неодолимое желание убить мерзавца. Элисия принадлежала ему, и никто не имел права ее касаться.
Элисия. Да, теперь она была его, и он ее хотел. Влечение к ней проснулось в нем с первого взгляда, когда она, согреваясь, стояла перед огнем в гостинице. Она была первой женщиной, проявившей к нему откровенную неприязнь, и его покорило это совершенно новое ощущение. Без ложной скромности он сознавал, что большинство женщин желали любовной связи с ним. Большинство, но не прелестная мисс Димерайс, которая глядела на него с холодным презрением, разговаривала с осуждением в голосе и… дралась как дикая кошка, оказавшись в его постели. После сцены с Марианной у него не было никакого желания лебезить перед ней или перед какой бы то ни было женщиной. По правде говоря, он чувствовал к слабому полу такую неприязнь, что излил все накопившееся презрение и весь свой цинизм на первую попавшуюся. На зеленоглазую ведьму с огненными волосами, которая покорила его против воли и легким покачиванием соблазнительных бедер уничтожила все его мизантропические намерения.
С ее неистовым темпераментом ему так просто не сладить, придется повозиться. Однако оказаться в одной упряжке со слезливой растяпой было бы невыносимо. «Уж лучше со стервой», — подумал маркиз, и в золотых глазах сверкнул опасный огонек предвкушения.
Допив остаток бренди, лорд Тривейн покинул кабинет и, шагая через две ступеньки, поспешил наверх, в главную спальню.
За минуту маркиз преодолел длинный коридор. Войдя в комнату Элисии, он подошел к постели и тихо остановился рядом. Золотистое сияние свечи, зажатой у него в руке, осветило спящую на громадной постели девушку, мерцая мягкими бликами на утомленном лице.
Волосы, пламенеющие в неверном теплом свете, рассыпались по подушке и атласному одеялу. На тонкой бледной руке, лежащей поверх одеяла, сверкало его золотое кольцо — зримое свидетельство его законной власти над ней.
Он осторожно склонился к постели, следя, чтоб не капнуть горячим воском ей на руку, и жадно посмотрел на ее губы. Полная нижняя губка слегка оттопырилась, густые темные ресницы оттеняли лицо; глаза, в которых ему так хотелось утонуть, были закрыты. Нежная, трепещущая жилка в ямке у белоснежного горла привлекла его жадный взгляд, и, опустив голову, он припал губами к этому, словно созданному для них местечку, погрузив пальцы в шелковистые длинные локоны.
Элисия что-то неясно пробормотала во сне, и лорд Тривейн увидел, как слеза выкатилась из уголка глаза и. медленно поползла по щеке. Он поймал ее кончиком пальца, испытав странное ощущение теплой влаги…
Он почувствовал, что жар его тела схлынул, и, круто повернувшись, покинул спальню. Будь он проклят, если станет вести себя как животное из-за этой рыжей девчонки в соседней комнате. «Да провались она в преисподнюю», — свирепо подумал он, стаскивая с себя одежду и укладываясь спать в одиночестве.
Глава 7
Элисия сидела у высокого стрельчатого окна и смотрела на бурное серое море внизу, чьи неукротимые волны с шумом разбивались о скалы у подножия утеса, на котором стоял замок Тривейнов. Белые брызги пены взмывали в воздух, словно гигантские своенравные фонтаны. Дождь, ливший не переставая с ночи ее приезда, наконец прекратился, но небо оставалось хмурым и неприветливым.
Передернув плечами, Элисия поднялась, поплотнее закуталась в шаль и пересела в кресло с сине-зеленой полосатой атласной обивкой, стоявшее перед камином, в котором весело потрескивал огонь, а поленья рассыпали яркие оранжевые искры.
С лордом Тривейном она почти не виделась, разве что за обедом, когда удостаивалась чести находиться в его обществе… чести, от которой с радостью бы отказалась. Эти несколько часов пребывания с ним были просто невыносимы из-за его язвительных замечаний и иронических насмешек, а ледяные пронзительные взгляды, которыми он награждал ее во время молчания, приводили девушку в совершенное уныние. Она не знала, что было хуже.
К несчастью, за трапезой их всегда было лишь двое. У лорда Тривейна не было ни сестры, ни других родственников, с которыми она могла бы подружиться. Имелся, правда, младший брат где-то в Лондоне, который, вероятнее всего, походил на старшего, и терпеть его общество Элисии вовсе не улыбалось. Ну почему у маркиза не было большой, доброй семьи? Девушка затерялась бы в их шумной болтовне и была бы отгорожена от постоянного неудовольствия мужа. Вряд ли он выделял бы ее среди множества присутствующих, не то что теперь, когда они сидели вдвоем в столовой за длинным столом, уставленным хрусталем и серебром, сиявшими под ярким светом канделябров.
Чем она так прогневала его? За короткое время общения она попросту не успевала его раздосадовать. Маркиз бродил по огромному дому, словно медведь в клетке, свирепо рыча на всякого, осмелившегося к нему обратиться. Даже Дэни не удавалось избежать его раздражения.
Элисия подавленно вздохнула и посмотрела на свое старенькое шерстяное платье. Она уже вида его не выносила, но два других платья были такими же, если не хуже, причем все они безнадежно вышли из моды. Неудивительно, что лорд Тривейн едва смотрел на нее и без причины отводил глаза. Однако несколько раз ей удалось поймать на себе мрачный взгляд его золотых глаз, сверкавших каким-то особенным блеском. Каждый раз он хмурился, и она не осмеливалась рта раскрыть.
Элисия поежилась при одной мысли, что надо попросить у него денег на новую одежду или хотя бы на покупку материи, чтобы сшить что-то самой. Но едва набравшись храбрости, она вспоминала о его непредсказуемом характере, и у нее не хватало духу заговорить об этом.
Дэни проявляла свою доброту, упорно не замечая нищенского вида госпожи. Она понимала, что Элисия не примет ни жалости, ни милостыни, но девушка чувствовала на себе любопытные взгляды прислуги и знала, что она шушукается и сплетничает у себя в людской. Большинство слуг были одеты лучше, чем хозяйка Уэстерли, так что же они должны были о ней думать, о нищенке жене лорда Тривейна?
Элисия раздраженно встала и в тоске принялась мерить шагами комнату. Ей невольно вспомнились долгие, нескончаемые дни поденной работы у тетки Агаты… Однако, признаться, скучать ей там не приходилось… На это у нее не было ни времени ни сил, так она уставала. Видно, счастливой ей нигде не бывать. Что с ней неладно? Неужели она так и не обретет золотой середины благополучного существования? Либо она дорабатывалась до изнеможения, либо до смерти скучала. Ей следовало бы наслаждаться праздностью, но чего-то в этом не хватало… Возможно, общения?
Элисия обнаружила, что хозяйство в Уэстерли движется гладко и ровно, как часы. Умело, четко, как шло не одно столетие. От нее как от маркизы, кажется, всего-то и требовалось, чтобы выбрать и красиво расположить в вазе цветы и одобрить меню, безупречно составленное французом-поваром лорда Тривейна. А она никогда не умела сидеть часами, наслаждаясь женским искусством вышивания крестиком или гладью. Ее мысли тут же разбегались в разные стороны, увлекая за собой стежки. Разумеется, в Уэстерли ей и не полагалось трудиться, но получалось, что она продолжала существовать на ничейной земле, никому не нужная и ничем не занятая. Дэни подружилась с Элисией, но была поглощена бесконечными хлопотами, без которых громадное поместье, которым она управляла более двадцати лет, пришло бы в упадок. И Элисия с радостью предоставляла Дэни управлять Уэстерли и целой армией слуг, хотя экономка уважала новую хозяйку и советовалась по самым серьезным вопросам. Элисия без труда поняла, почему лорд Три-вейн любил эту крохотную женщину: она была поистине жемчужиной.
Нет, нельзя поддаваться грусти. Она была здесь счастлива. Кто не был бы счастлив в таком прекрасном доме? А море?.. Такое странно манящее, но грозное, которое убаюкивало ее каждый вечер колыбельной прибоя… Каждый вечер, лежа без сна в постели, она слышала, как ходит по своей комнате ее муж, и размышляла: не сегодня ли настанет та ночь, когда он войдет к ней, чтобы заявить свои права. В сущности, только это ее и тревожило. Если бы не этот постоянный страх, она была бы просто счастлива в Уэстерли.
Элисия взяла в руки маленькую изящную вазочку с букетиком цветов и бутонов, сделанных из розовых и белых морских ракушек. Вся гостиная, по сути дела, была как бы продолжением моря с его разнообразными оттенками сине-зеленых тонов, оттененных золоченой мебелью. В ясный солнечный день эта комната празднично сияла, полная света и воздуха, струившихся в громадные — от пола до потолка — окна с видом на море. Элисия представляла себе, как здесь красиво на закате, когда гостиная купается в красных лучах заходящего солнца; алые, синие и золотые краски персидских ковров становятся гуще, а висящие на стенах гобелены оживают, приобретая глубину и иллюзию движения. Однако сегодня, в свете унылых сумерек поздней осени, когда на душе у нее было тоскливо, комната казалась мрачной и неприветливой.
Но гостиная была не единственным местом в Уэстерли, которое поражало своей роскошью. Дом вырос из руин старой норманнской крепости, когда-то охранявшей покоренные земли от новых захватов. Дэни провела Элисию по всему замку, и девушка поразилась великолепию старинной усадьбы. Она и представить не могла, насколько богат лорд Тривейн. По его безупречному одеянию она догадалась, что он не страдает от безденежья, на это же указывали элегантная карета, холеные лошади и привычка путешествовать с целой свитой ливрейных слуг. Он был слишком властен, с царственными повадками; надменная манера держаться, холодный взгляд — все выдавало в нем могущественного богача.
Элисия любовалась золотой гостиной с ее утонченной элегантностью и обстановкой времен королевы Анны, красной гостиной, убранство которой — полированное красное дерево и глубокие, словно светящиеся изнутри вишневые шелк и атлас обивки — наводило на мысль о даме, украшенной рубинами. Здесь была и столовая, в розовых и бледно-золотистых, как шампанское, тонах. Стол, за которым легко могла разместиться сотня гостей, казался небольшим в сравнении со столом в огромном зале для приемов, где можно было разместить не меньше пятисот званых гостей… Впрочем, последнее время им пользовались крайне редко.
Но самой любимой ее комнатой стала утренняя гостиная, обращенная на восток, в которой можно было насладиться восходом солнца, согревавшего ее в ясные дни. Сливочно-желтый атлас занавесей, подушек, обивки, казалось, нес в себе свет льющихся в нее солнечных лучей и заставлял Элисию вспоминать выражение «сочатся маслом и медом», что доставляло ей огромное удовольствие.
Она потеряла счет бесчисленным гостиным и спальням, расположенным в разных крыльях дома. Каждая комната была обставлена с неповторимой элегантностью, так что любой гость почитал за честь почивать полушелковыми балдахинами постелей Уэстерли и его изысканно расписанными потолками.
Даже комнаты слуг содержались в образцовом порядке, хорошо отапливались и проветривались зимой и летом и совершенно не походили на душные, тесные каморки, в которых размещалась прислуга Грейстон-Мэнор.
Но ничто во время путешествия Элисии по огромному дому — а она основательно осмотрела его от подвалов до чердаков, от восточного крыла до западного, вскарабкалась по всем его бесчисленным лестницам, — ни одна из комнат этого здания, возведенного еще до царствования Елизаветы, не могли для нее сравниться с изумительной библиотекой лорда Тривейна. Богатейшая библиотека с громадными пространствами книжных полок — от пола до потолка, — винтовыми лесенками, ведущими на галерею, где стояли большие удобные кресла, освещалась огромным широким окном почти во всю стену, дававшим достаточно света для чтения даже в самые пасмурные дни.
Элисия обнаружила эту сокровищницу всего несколько дней назад и теперь проводила большую часть времени за чтением чудесных томов в роскошных переплетах. Она зачитывалась ими в постели, едва проснувшись, пока ей не приносили завтрак, потому что просыпалась по-прежнему рано, отвыкнув за время жизни у тети Агаты нежиться по утрам. А позже, днем, она забиралась в библиотеке на галерею, старательно затаившись от пронзительного взора золотых глаз.
Последние годы ей не хватало чтения. Она тосковала по нему так же, как по верховой езде. Чтение было единственным спокойным досугом, который она по-настоящему любила и который Агата наверняка запретила бы, если бы у Элисии в доме тетки находилось время читать. Агата была убеждена, что книги — зло и пустая трата времени, потому что учат людей превратным, глупым понятиям и пробуждают неудовлетворенность своим положением в жизни.
Но теперь она наслаждалась возможностью читать все, что заблагорассудится. Никогда не было у нее такого богатого выбора литературы, посвященной разнообразнейшим предметам, многие из которых считались неприличными для молодой девушки. Однако Элисия была образованна гораздо лучше других женщин, так как у них с братом Айаном был общий учитель. Она прочла не только греческих классиков, но и большинство популярных романов восемнадцатого века, таких, как «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера» и даже «История Тома Джонса, найденыша» Филдинга.
В библиотеке лорда Тривейна были все ее любимые произведения, включая полное собрание сочинений Шекспира и молодых современных романтиков — Байрона, Кольриджа, Китса и Шелли, которые лишь недавно были представлены на суд читателей. С удивлением и волнением она обнаружила томики этих стихов в библиотеке лорда Тривейна, слывшего циником, хотя Элисия могла предположить, что под этой маской кроется нечто совсем другое. К тому же все авторы были его приятелями, и он мог держать их сочинения у себя ради дружбы, тем более что многие из томов были лично подписаны авторами с посвящениями маркизу.
Прислонившись лбом к холодной оконной раме, Элисия задумалась. Где обретается маркиз нынче утром?
Пожав плечами, она подобрала томик любовных сонетов Шекспира и уселась перед огнем, приготовясь читать, когда дверь отворилась, и в комнату вплыла Дэни, позвякивая символом своего звания домоправительницы — связкой ключей у пояса.
— Вы здесь, леди Элисия, — неодобрительно проговорила она. — Утром так и не притронулись к завтраку, а я-то думала, что мы нарастим немножко жирка на ваши косточки.
— Мне не особенно хотелось есть нынче утром, Дэни, — отвечала Элисия, захлопывая книжку, так и не прочтя ни строчки.
— Ладно, значит, постараемся приготовить вам ленч повкуснее. Как вам это понравится? — засуетилась Дэни, внимательно всматриваясь в бледное личико Молодой хозяйки.
— Вы не видели лорда Тривейна? — поинтересовалась Элисия, стараясь говорить равнодушным тоном, и расправила складки на юбке. При этом она не заметила облегчения, мелькнувшего в глазах Дэни, догадавшейся об истинной причине недомогания леди Тривейн.
— О да, видела раным-рано. И рычал, как зверь, рвущийся на свободу, — укоризненно поцокала языком Дэни, проводя попутно пальцем по каминной доске, проверяя, нет ли пыли. — Так что я была рада-радешенька, что он уехал.
— Куда он отправился? — удивилась Элисия.
— Куда-то по округе на этом своем громадном вороном звере.
— Значит, он уехал верхом? — с завистью осведомилась Элисия, мечтая проскакать по холодку на коне, таком же мощном, как вороной лорда Тривейна.
— Да, и более свирепой зверюги я не видывала! Спаси Господь, чтобы этот конь-дьявол его не загубил! — В ответе прозвучала вся нелюбовь Дэни к мощному жеребцу.
— О, Дэни, — рассмеялась Элисия, — это прекрасный конь. Красавец! Как мне хотелось бы разок прокатиться верхом бок о бок с лордом Тривейном, — весело добавила она и тут только поняла, что проболталась, увидев странное выражение на лице домоправительницы.
Дверь в библиотеку отворилась, и лакей объявил, что сундуки и остальной багаж леди Тривейн доставлены из Лондона. Элисия была поражена этой новостью и озадаченно посмотрела на Дэни.
— Но, Дэни, у меня нет никаких сундуков. Наверняка это какая-то ошибка.
— Что ж, значит, надо пойти и посмотреть, не так ли? — невозмутимо отозвалась старая домоправительница и повела озадаченную Элисию в ее комнату.
Там уже стояли три больших сундука, а также груда коробок самой разной величины.
— О Дэни! Это, должно быть, какая-то ошибка. Наверное, они адресованы лорду Тривейну, а не леди Тривейн, — взволнованно произнесла Элисия, пытаясь сдержать рвущееся наружу возбуждение при виде дамских бледно-голубых сундуков и шляпных картонок с кружевной оборкой. Может быть, они все-таки предназначены ей? Но с нее не снимали мерок, и никакая портниха не примеряла на нее новые наряды.
Люси, горничная, которую приставила к ней Дэни, уже открывала большие сундуки и восторженно вскрикнула, когда откинувшаяся крышка одного из них представила их взглядам собрание красивейших муслиновых платьев всех цветов радуги.
— О! Ваша светлость! — воскликнула потрясенная девушка при виде легкого, как паутинка, белого платья, трен[4] которого словно облако взлетел и поплыл вокруг Люси, когда она осторожно освободила его из плена упаковки.
— Изумительно, — выдохнула Элисия, робко касаясь воздушной ткани. — Но неужели вправду это для меня? — И она умоляюще обернулась к Дэни, боясь разочарования.
— Да, моя дорогая, все это для вас, — откликнулась Дэни, открывая следующий сундук, полный атласа и бархата. Она опустила в него руки и вытянула плащ бутылочно-зеленого цвета, с высокой талией, отделанный огненным лисьим Мехом, а также лисью муфту и шляпу с широкими полями и такой же отделкой.
— Но эти наряды мне не подойдут. Я не примеряла ни один из них, — встревожилась Элисия, сбрасывая одолженные ей Дэни туфли. Сердобольная старушка ужаснулась до глубины души, впервые увидев Элисию в старых деревянных башмаках простолюдинки. Теперь леди Тривейн сунула узкую ступню в нефритово-зеленую кожаную туфельку, которая сидела на ней как влитая. Люси принялась развешивать платья в шкафу. Старая одежда сначала была с презрением смята и брошена в угол, а затем и вовсе выкинута из гардероба. Люси только сморщила свой вздернутый носик.
— Все придется впору, — заметила Дэни, наблюдая, как любуется Элисия своими зелеными туфельками. — Я сняла мерку с вашего старого платья и прежних туфель.
— Дэни? Ты сняла мерки? И заказала все это для меня? — Элисия подбежала к старушке и порывисто обняла ее, смяв серебристо-синее бархатное домашнее платье в руках домоправительницы, которое та встряхивала, расправляя складки.
— Нет-нет. Я всего лишь сняла для них мерки. А заказал их для вас ваш супруг лорд Алекс… И очень был настойчив и точен в своих распоряжениях Лондону насчет фасонов и тканей. «Яркие, сочные цвета, — приказал он, — в зеленой и золотой гамме. Доставьте ей все, что нужно для полного гардероба». О да, лорд Алекс знает, чего хочет. Только самое лучшее годится для его супруги. — При виде обескураженного лица девушки Дэни гордо улыбнулась, словно добрая волшебница, получающая удовольствие от собственной магии.
— Лорд Тривейн заказал это все для меня в Лондоне? — воскликнула Элисия, выпуская из рук воздушную ночную рубашку, словно та обожгла ей пальцы. Он выписал все эти наряды для нее, и за такой короткий срок! Наверное, он заставил всех модисток Лондона работать с утра до ночи, чтобы создать богатейший гардероб изысканных туалетов. Здесь пахло огромными деньгами. Элисия не могла не думать об этом, разглядывая разложенные по комнате платья. Утренние и дневные, для пеших прогулок и для выезда, с разнообразнейшими туфлями и шляпками, плащи и пеньюары, тончайшее белье, батистовые ночные рубашки… Дэни открыла другой сундук, и взору трех женщин явилось во всей красе бальное платье из бирюзового атласа с оборками, а также платье цвета морской волны, щедро усыпанное сверкающими звездочками. Из-под этих потрясающих нарядов виднелись юбки других платьев в праздничном разнообразии цветов и материй.
— О, моя бедняжка! — ласково воскликнула Дэни, по-матерински обнимая девушку. — Сколько горя вам пришлось пережить! Но больше вам не о чем беспокоиться. Вы теперь дома, и Дэни позаботится о вас. Забудьте о грустном и вспоминайте только о счастливых временах, которые были в семье и с родными. Постарайтесь представить себе, что они просто уехали куда-то погостить и скоро вернутся домой.
— Постараюсь, Дэни. Я глупо себя веду, но это, наверное, потому, что очень устала сегодня, — с трудом улыбнулась Элисия.
— Конечно, да и кто бы не устал, ехавши всю ночь без остановки. Я уж наверняка. — Дэни неодобрительно поджала губы. — А теперь ложитесь, закройте глазки и засыпайте, — приказала она, подтыкая Элисии одеяло, как малому ребенку, — и будьте паинькой. Я всегда говорила это нашим мальчикам.
Она задула свечи и, пожелав Элисии спокойной ночи, удалилась с подносом. Элисия повернулась на бок и уставилась в темноту, прислушиваясь к мерному бою часов, стоявших на одном из столиков.
Придет ли он к ней сегодня? Теперь у него есть право спать в ее постели и поступать с ней так, как ему заблагорассудится. А она не вправе противиться его желаниям. Остается только надеяться, что он не придет.
С недавних пор она принадлежала мужчине, который не понравился ей с первого взгляда и с которым была знакома всего один день. Она знала о нем очень мало, вернее, почти ничего, ни о нем, ни о его семье, за исключением нескольких мелочей, упомянутых Дэни. Она догадывалась, что родителей его уже не было на свете, что Дэни сказала «мальчики», рассказывая, как укладывала их в постель, так что, по-видимому, у лорда Тривейна были братья или брат, а возможно, и сестра.
Об этом Элисия подумала с надеждой. Возможно, сестра окажется ее ровесницей, и они подружатся. С другой стороны, она может оказаться похожей на лорда Тривейна — высокой, темноволосой, надменной… «Как плохо», — сонно подумала Элисия. С этой мыслью глаза ее закрылись, и сон наконец завладел всем ее существом.
Сидя перед большим камином в своем кабинете, лорд Тривейн мрачно смотрел на огонь. Согревая ладонями золотистый коньяк в своем бокале, он размышлял о девушке, спавшей наверху в хозяйской спальне… о своей жене!
Он громко рассмеялся, и этот хриплый, неприятный смех резко разнесся по комнате. «Женитьба. Брак, — насмешливо подумал он, вспоминая семейные истории своих друзей. — Письменный контракт, позволяющий спать с женщиной и вносить в нее свое семя с благословения общества и церкви. Если при этом вам удастся приобрести состояние, тем лучше, тем больше поздравлений возымеет такой предприимчивый мужчина, особенно если обзаведется несколькими любовницами в придачу».
А невеста? Никак нельзя забыть о милой невесте, которая приобретает дом, чтобы им управлять, и деньги, чтобы тратить, не считая мужа, чтобы им помыкать… Если она была девственницей, брак избавляет ее от статуса старой девы, а если она уже была чьей-то любовницей, брак придает ей респектабельности. Весьма выгодно для всех участников сделки.
Что ж, теперь его постигла та же участь, и никто не сможет попрекнуть его в охоте за приданым. Невеста явилась к нему попросту в одном платьишке, а если сказать правду, то вообще нагишом.
Он припомнил свои слова в разговоре с Бекингемом, что его жена может прийти к нему в чем мать родила. Бог свидетель, так оно и вышло! Если бы не его ненависть к Бекингему, он прославил бы его мастерский удар, когда тот поймал его на слове и подсунул голую невесту к нему в постель. Признаться, на этот раз Бекингем превзошел самого себя.
Мысли его перешли на Бекингема. Негодяй опоил их обоих, раздел, как грабитель могил… Маркиз почувствовал, как поднимается в нем темная волна гнева. Да, ему стоит подумать над достойным способом расплатиться с сэром Джейсоном Бекингемом! Мрачная эта мысль прочно засела у него в голове.
Лорд Тривейн уставился невидящим взглядом в бокал с бренди. Он видел стройные ноги Элисии, одна из которых была вытянута вверх и покрыта мыльной пеной, червонное золото волос, высоко заколотых на макушке, буйно кудрявящихся от пара; белые плечи и твердые округлые груди, порозовевшие от горячей воды и отблесков огня камина.
«Она красавица», — подумал он, вспоминая ощущение упругой мягкости ее тела под своим, ее сладостного рта… По крайней мере сэр Джейсон подсунул ему не какую-нибудь жеманную дурочку с лошадиным лицом, слезливо призывающую мамочку. Уж если наказывать Бекингема по-настоящему, стоит поблагодарить его за то, что тот помог ему найти такую идеальную жену.
Внезапно он ощутил неудержимую, клокочущую ярость при мысли о том, что Бекингем видел Элисию обнаженной, трогал ее тело раздевая. Он чувствовал неодолимое желание убить мерзавца. Элисия принадлежала ему, и никто не имел права ее касаться.
Элисия. Да, теперь она была его, и он ее хотел. Влечение к ней проснулось в нем с первого взгляда, когда она, согреваясь, стояла перед огнем в гостинице. Она была первой женщиной, проявившей к нему откровенную неприязнь, и его покорило это совершенно новое ощущение. Без ложной скромности он сознавал, что большинство женщин желали любовной связи с ним. Большинство, но не прелестная мисс Димерайс, которая глядела на него с холодным презрением, разговаривала с осуждением в голосе и… дралась как дикая кошка, оказавшись в его постели. После сцены с Марианной у него не было никакого желания лебезить перед ней или перед какой бы то ни было женщиной. По правде говоря, он чувствовал к слабому полу такую неприязнь, что излил все накопившееся презрение и весь свой цинизм на первую попавшуюся. На зеленоглазую ведьму с огненными волосами, которая покорила его против воли и легким покачиванием соблазнительных бедер уничтожила все его мизантропические намерения.
С ее неистовым темпераментом ему так просто не сладить, придется повозиться. Однако оказаться в одной упряжке со слезливой растяпой было бы невыносимо. «Уж лучше со стервой», — подумал маркиз, и в золотых глазах сверкнул опасный огонек предвкушения.
Допив остаток бренди, лорд Тривейн покинул кабинет и, шагая через две ступеньки, поспешил наверх, в главную спальню.
За минуту маркиз преодолел длинный коридор. Войдя в комнату Элисии, он подошел к постели и тихо остановился рядом. Золотистое сияние свечи, зажатой у него в руке, осветило спящую на громадной постели девушку, мерцая мягкими бликами на утомленном лице.
Волосы, пламенеющие в неверном теплом свете, рассыпались по подушке и атласному одеялу. На тонкой бледной руке, лежащей поверх одеяла, сверкало его золотое кольцо — зримое свидетельство его законной власти над ней.
Он осторожно склонился к постели, следя, чтоб не капнуть горячим воском ей на руку, и жадно посмотрел на ее губы. Полная нижняя губка слегка оттопырилась, густые темные ресницы оттеняли лицо; глаза, в которых ему так хотелось утонуть, были закрыты. Нежная, трепещущая жилка в ямке у белоснежного горла привлекла его жадный взгляд, и, опустив голову, он припал губами к этому, словно созданному для них местечку, погрузив пальцы в шелковистые длинные локоны.
Элисия что-то неясно пробормотала во сне, и лорд Тривейн увидел, как слеза выкатилась из уголка глаза и. медленно поползла по щеке. Он поймал ее кончиком пальца, испытав странное ощущение теплой влаги…
Он почувствовал, что жар его тела схлынул, и, круто повернувшись, покинул спальню. Будь он проклят, если станет вести себя как животное из-за этой рыжей девчонки в соседней комнате. «Да провались она в преисподнюю», — свирепо подумал он, стаскивая с себя одежду и укладываясь спать в одиночестве.
Глава 7
На ней платье из шелка цвета травы,
А плащ был из бархата тонкого.
Шесть десятков бубенчиков в гриве коня
Из серебра были звонкого.
Баллада XV века
Элисия сидела у высокого стрельчатого окна и смотрела на бурное серое море внизу, чьи неукротимые волны с шумом разбивались о скалы у подножия утеса, на котором стоял замок Тривейнов. Белые брызги пены взмывали в воздух, словно гигантские своенравные фонтаны. Дождь, ливший не переставая с ночи ее приезда, наконец прекратился, но небо оставалось хмурым и неприветливым.
Передернув плечами, Элисия поднялась, поплотнее закуталась в шаль и пересела в кресло с сине-зеленой полосатой атласной обивкой, стоявшее перед камином, в котором весело потрескивал огонь, а поленья рассыпали яркие оранжевые искры.
С лордом Тривейном она почти не виделась, разве что за обедом, когда удостаивалась чести находиться в его обществе… чести, от которой с радостью бы отказалась. Эти несколько часов пребывания с ним были просто невыносимы из-за его язвительных замечаний и иронических насмешек, а ледяные пронзительные взгляды, которыми он награждал ее во время молчания, приводили девушку в совершенное уныние. Она не знала, что было хуже.
К несчастью, за трапезой их всегда было лишь двое. У лорда Тривейна не было ни сестры, ни других родственников, с которыми она могла бы подружиться. Имелся, правда, младший брат где-то в Лондоне, который, вероятнее всего, походил на старшего, и терпеть его общество Элисии вовсе не улыбалось. Ну почему у маркиза не было большой, доброй семьи? Девушка затерялась бы в их шумной болтовне и была бы отгорожена от постоянного неудовольствия мужа. Вряд ли он выделял бы ее среди множества присутствующих, не то что теперь, когда они сидели вдвоем в столовой за длинным столом, уставленным хрусталем и серебром, сиявшими под ярким светом канделябров.
Чем она так прогневала его? За короткое время общения она попросту не успевала его раздосадовать. Маркиз бродил по огромному дому, словно медведь в клетке, свирепо рыча на всякого, осмелившегося к нему обратиться. Даже Дэни не удавалось избежать его раздражения.
Элисия подавленно вздохнула и посмотрела на свое старенькое шерстяное платье. Она уже вида его не выносила, но два других платья были такими же, если не хуже, причем все они безнадежно вышли из моды. Неудивительно, что лорд Тривейн едва смотрел на нее и без причины отводил глаза. Однако несколько раз ей удалось поймать на себе мрачный взгляд его золотых глаз, сверкавших каким-то особенным блеском. Каждый раз он хмурился, и она не осмеливалась рта раскрыть.
Элисия поежилась при одной мысли, что надо попросить у него денег на новую одежду или хотя бы на покупку материи, чтобы сшить что-то самой. Но едва набравшись храбрости, она вспоминала о его непредсказуемом характере, и у нее не хватало духу заговорить об этом.
Дэни проявляла свою доброту, упорно не замечая нищенского вида госпожи. Она понимала, что Элисия не примет ни жалости, ни милостыни, но девушка чувствовала на себе любопытные взгляды прислуги и знала, что она шушукается и сплетничает у себя в людской. Большинство слуг были одеты лучше, чем хозяйка Уэстерли, так что же они должны были о ней думать, о нищенке жене лорда Тривейна?
Элисия раздраженно встала и в тоске принялась мерить шагами комнату. Ей невольно вспомнились долгие, нескончаемые дни поденной работы у тетки Агаты… Однако, признаться, скучать ей там не приходилось… На это у нее не было ни времени ни сил, так она уставала. Видно, счастливой ей нигде не бывать. Что с ней неладно? Неужели она так и не обретет золотой середины благополучного существования? Либо она дорабатывалась до изнеможения, либо до смерти скучала. Ей следовало бы наслаждаться праздностью, но чего-то в этом не хватало… Возможно, общения?
Элисия обнаружила, что хозяйство в Уэстерли движется гладко и ровно, как часы. Умело, четко, как шло не одно столетие. От нее как от маркизы, кажется, всего-то и требовалось, чтобы выбрать и красиво расположить в вазе цветы и одобрить меню, безупречно составленное французом-поваром лорда Тривейна. А она никогда не умела сидеть часами, наслаждаясь женским искусством вышивания крестиком или гладью. Ее мысли тут же разбегались в разные стороны, увлекая за собой стежки. Разумеется, в Уэстерли ей и не полагалось трудиться, но получалось, что она продолжала существовать на ничейной земле, никому не нужная и ничем не занятая. Дэни подружилась с Элисией, но была поглощена бесконечными хлопотами, без которых громадное поместье, которым она управляла более двадцати лет, пришло бы в упадок. И Элисия с радостью предоставляла Дэни управлять Уэстерли и целой армией слуг, хотя экономка уважала новую хозяйку и советовалась по самым серьезным вопросам. Элисия без труда поняла, почему лорд Три-вейн любил эту крохотную женщину: она была поистине жемчужиной.
Нет, нельзя поддаваться грусти. Она была здесь счастлива. Кто не был бы счастлив в таком прекрасном доме? А море?.. Такое странно манящее, но грозное, которое убаюкивало ее каждый вечер колыбельной прибоя… Каждый вечер, лежа без сна в постели, она слышала, как ходит по своей комнате ее муж, и размышляла: не сегодня ли настанет та ночь, когда он войдет к ней, чтобы заявить свои права. В сущности, только это ее и тревожило. Если бы не этот постоянный страх, она была бы просто счастлива в Уэстерли.
Элисия взяла в руки маленькую изящную вазочку с букетиком цветов и бутонов, сделанных из розовых и белых морских ракушек. Вся гостиная, по сути дела, была как бы продолжением моря с его разнообразными оттенками сине-зеленых тонов, оттененных золоченой мебелью. В ясный солнечный день эта комната празднично сияла, полная света и воздуха, струившихся в громадные — от пола до потолка — окна с видом на море. Элисия представляла себе, как здесь красиво на закате, когда гостиная купается в красных лучах заходящего солнца; алые, синие и золотые краски персидских ковров становятся гуще, а висящие на стенах гобелены оживают, приобретая глубину и иллюзию движения. Однако сегодня, в свете унылых сумерек поздней осени, когда на душе у нее было тоскливо, комната казалась мрачной и неприветливой.
Но гостиная была не единственным местом в Уэстерли, которое поражало своей роскошью. Дом вырос из руин старой норманнской крепости, когда-то охранявшей покоренные земли от новых захватов. Дэни провела Элисию по всему замку, и девушка поразилась великолепию старинной усадьбы. Она и представить не могла, насколько богат лорд Тривейн. По его безупречному одеянию она догадалась, что он не страдает от безденежья, на это же указывали элегантная карета, холеные лошади и привычка путешествовать с целой свитой ливрейных слуг. Он был слишком властен, с царственными повадками; надменная манера держаться, холодный взгляд — все выдавало в нем могущественного богача.
Элисия любовалась золотой гостиной с ее утонченной элегантностью и обстановкой времен королевы Анны, красной гостиной, убранство которой — полированное красное дерево и глубокие, словно светящиеся изнутри вишневые шелк и атлас обивки — наводило на мысль о даме, украшенной рубинами. Здесь была и столовая, в розовых и бледно-золотистых, как шампанское, тонах. Стол, за которым легко могла разместиться сотня гостей, казался небольшим в сравнении со столом в огромном зале для приемов, где можно было разместить не меньше пятисот званых гостей… Впрочем, последнее время им пользовались крайне редко.
Но самой любимой ее комнатой стала утренняя гостиная, обращенная на восток, в которой можно было насладиться восходом солнца, согревавшего ее в ясные дни. Сливочно-желтый атлас занавесей, подушек, обивки, казалось, нес в себе свет льющихся в нее солнечных лучей и заставлял Элисию вспоминать выражение «сочатся маслом и медом», что доставляло ей огромное удовольствие.
Она потеряла счет бесчисленным гостиным и спальням, расположенным в разных крыльях дома. Каждая комната была обставлена с неповторимой элегантностью, так что любой гость почитал за честь почивать полушелковыми балдахинами постелей Уэстерли и его изысканно расписанными потолками.
Даже комнаты слуг содержались в образцовом порядке, хорошо отапливались и проветривались зимой и летом и совершенно не походили на душные, тесные каморки, в которых размещалась прислуга Грейстон-Мэнор.
Но ничто во время путешествия Элисии по огромному дому — а она основательно осмотрела его от подвалов до чердаков, от восточного крыла до западного, вскарабкалась по всем его бесчисленным лестницам, — ни одна из комнат этого здания, возведенного еще до царствования Елизаветы, не могли для нее сравниться с изумительной библиотекой лорда Тривейна. Богатейшая библиотека с громадными пространствами книжных полок — от пола до потолка, — винтовыми лесенками, ведущими на галерею, где стояли большие удобные кресла, освещалась огромным широким окном почти во всю стену, дававшим достаточно света для чтения даже в самые пасмурные дни.
Элисия обнаружила эту сокровищницу всего несколько дней назад и теперь проводила большую часть времени за чтением чудесных томов в роскошных переплетах. Она зачитывалась ими в постели, едва проснувшись, пока ей не приносили завтрак, потому что просыпалась по-прежнему рано, отвыкнув за время жизни у тети Агаты нежиться по утрам. А позже, днем, она забиралась в библиотеке на галерею, старательно затаившись от пронзительного взора золотых глаз.
Последние годы ей не хватало чтения. Она тосковала по нему так же, как по верховой езде. Чтение было единственным спокойным досугом, который она по-настоящему любила и который Агата наверняка запретила бы, если бы у Элисии в доме тетки находилось время читать. Агата была убеждена, что книги — зло и пустая трата времени, потому что учат людей превратным, глупым понятиям и пробуждают неудовлетворенность своим положением в жизни.
Но теперь она наслаждалась возможностью читать все, что заблагорассудится. Никогда не было у нее такого богатого выбора литературы, посвященной разнообразнейшим предметам, многие из которых считались неприличными для молодой девушки. Однако Элисия была образованна гораздо лучше других женщин, так как у них с братом Айаном был общий учитель. Она прочла не только греческих классиков, но и большинство популярных романов восемнадцатого века, таких, как «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера» и даже «История Тома Джонса, найденыша» Филдинга.
В библиотеке лорда Тривейна были все ее любимые произведения, включая полное собрание сочинений Шекспира и молодых современных романтиков — Байрона, Кольриджа, Китса и Шелли, которые лишь недавно были представлены на суд читателей. С удивлением и волнением она обнаружила томики этих стихов в библиотеке лорда Тривейна, слывшего циником, хотя Элисия могла предположить, что под этой маской кроется нечто совсем другое. К тому же все авторы были его приятелями, и он мог держать их сочинения у себя ради дружбы, тем более что многие из томов были лично подписаны авторами с посвящениями маркизу.
Прислонившись лбом к холодной оконной раме, Элисия задумалась. Где обретается маркиз нынче утром?
Пожав плечами, она подобрала томик любовных сонетов Шекспира и уселась перед огнем, приготовясь читать, когда дверь отворилась, и в комнату вплыла Дэни, позвякивая символом своего звания домоправительницы — связкой ключей у пояса.
— Вы здесь, леди Элисия, — неодобрительно проговорила она. — Утром так и не притронулись к завтраку, а я-то думала, что мы нарастим немножко жирка на ваши косточки.
— Мне не особенно хотелось есть нынче утром, Дэни, — отвечала Элисия, захлопывая книжку, так и не прочтя ни строчки.
— Ладно, значит, постараемся приготовить вам ленч повкуснее. Как вам это понравится? — засуетилась Дэни, внимательно всматриваясь в бледное личико Молодой хозяйки.
— Вы не видели лорда Тривейна? — поинтересовалась Элисия, стараясь говорить равнодушным тоном, и расправила складки на юбке. При этом она не заметила облегчения, мелькнувшего в глазах Дэни, догадавшейся об истинной причине недомогания леди Тривейн.
— О да, видела раным-рано. И рычал, как зверь, рвущийся на свободу, — укоризненно поцокала языком Дэни, проводя попутно пальцем по каминной доске, проверяя, нет ли пыли. — Так что я была рада-радешенька, что он уехал.
— Куда он отправился? — удивилась Элисия.
— Куда-то по округе на этом своем громадном вороном звере.
— Значит, он уехал верхом? — с завистью осведомилась Элисия, мечтая проскакать по холодку на коне, таком же мощном, как вороной лорда Тривейна.
— Да, и более свирепой зверюги я не видывала! Спаси Господь, чтобы этот конь-дьявол его не загубил! — В ответе прозвучала вся нелюбовь Дэни к мощному жеребцу.
— О, Дэни, — рассмеялась Элисия, — это прекрасный конь. Красавец! Как мне хотелось бы разок прокатиться верхом бок о бок с лордом Тривейном, — весело добавила она и тут только поняла, что проболталась, увидев странное выражение на лице домоправительницы.
Дверь в библиотеку отворилась, и лакей объявил, что сундуки и остальной багаж леди Тривейн доставлены из Лондона. Элисия была поражена этой новостью и озадаченно посмотрела на Дэни.
— Но, Дэни, у меня нет никаких сундуков. Наверняка это какая-то ошибка.
— Что ж, значит, надо пойти и посмотреть, не так ли? — невозмутимо отозвалась старая домоправительница и повела озадаченную Элисию в ее комнату.
Там уже стояли три больших сундука, а также груда коробок самой разной величины.
— О Дэни! Это, должно быть, какая-то ошибка. Наверное, они адресованы лорду Тривейну, а не леди Тривейн, — взволнованно произнесла Элисия, пытаясь сдержать рвущееся наружу возбуждение при виде дамских бледно-голубых сундуков и шляпных картонок с кружевной оборкой. Может быть, они все-таки предназначены ей? Но с нее не снимали мерок, и никакая портниха не примеряла на нее новые наряды.
Люси, горничная, которую приставила к ней Дэни, уже открывала большие сундуки и восторженно вскрикнула, когда откинувшаяся крышка одного из них представила их взглядам собрание красивейших муслиновых платьев всех цветов радуги.
— О! Ваша светлость! — воскликнула потрясенная девушка при виде легкого, как паутинка, белого платья, трен[4] которого словно облако взлетел и поплыл вокруг Люси, когда она осторожно освободила его из плена упаковки.
— Изумительно, — выдохнула Элисия, робко касаясь воздушной ткани. — Но неужели вправду это для меня? — И она умоляюще обернулась к Дэни, боясь разочарования.
— Да, моя дорогая, все это для вас, — откликнулась Дэни, открывая следующий сундук, полный атласа и бархата. Она опустила в него руки и вытянула плащ бутылочно-зеленого цвета, с высокой талией, отделанный огненным лисьим Мехом, а также лисью муфту и шляпу с широкими полями и такой же отделкой.
— Но эти наряды мне не подойдут. Я не примеряла ни один из них, — встревожилась Элисия, сбрасывая одолженные ей Дэни туфли. Сердобольная старушка ужаснулась до глубины души, впервые увидев Элисию в старых деревянных башмаках простолюдинки. Теперь леди Тривейн сунула узкую ступню в нефритово-зеленую кожаную туфельку, которая сидела на ней как влитая. Люси принялась развешивать платья в шкафу. Старая одежда сначала была с презрением смята и брошена в угол, а затем и вовсе выкинута из гардероба. Люси только сморщила свой вздернутый носик.
— Все придется впору, — заметила Дэни, наблюдая, как любуется Элисия своими зелеными туфельками. — Я сняла мерку с вашего старого платья и прежних туфель.
— Дэни? Ты сняла мерки? И заказала все это для меня? — Элисия подбежала к старушке и порывисто обняла ее, смяв серебристо-синее бархатное домашнее платье в руках домоправительницы, которое та встряхивала, расправляя складки.
— Нет-нет. Я всего лишь сняла для них мерки. А заказал их для вас ваш супруг лорд Алекс… И очень был настойчив и точен в своих распоряжениях Лондону насчет фасонов и тканей. «Яркие, сочные цвета, — приказал он, — в зеленой и золотой гамме. Доставьте ей все, что нужно для полного гардероба». О да, лорд Алекс знает, чего хочет. Только самое лучшее годится для его супруги. — При виде обескураженного лица девушки Дэни гордо улыбнулась, словно добрая волшебница, получающая удовольствие от собственной магии.
— Лорд Тривейн заказал это все для меня в Лондоне? — воскликнула Элисия, выпуская из рук воздушную ночную рубашку, словно та обожгла ей пальцы. Он выписал все эти наряды для нее, и за такой короткий срок! Наверное, он заставил всех модисток Лондона работать с утра до ночи, чтобы создать богатейший гардероб изысканных туалетов. Здесь пахло огромными деньгами. Элисия не могла не думать об этом, разглядывая разложенные по комнате платья. Утренние и дневные, для пеших прогулок и для выезда, с разнообразнейшими туфлями и шляпками, плащи и пеньюары, тончайшее белье, батистовые ночные рубашки… Дэни открыла другой сундук, и взору трех женщин явилось во всей красе бальное платье из бирюзового атласа с оборками, а также платье цвета морской волны, щедро усыпанное сверкающими звездочками. Из-под этих потрясающих нарядов виднелись юбки других платьев в праздничном разнообразии цветов и материй.