Страница:
– А я вас и не видела, между прочим, – промолвила Линдсей. – Но, полагаю, вы отлично знаете, как проникнуть в здание незамеченным. Вы ведь строитель, да еще отец одной из учениц.
– Вы правильно полагаете, моя юная леди – отозвался Картрайт. – Да уж, что и говорить школу эту я знаю как свои пять пальцев. В последние пятнадцать лет я самолично проводил там все ремонтные работы. А теперь – ваши вопросы.
– Полагаю, полиция уже спрашивала вас об этом… так что, наверное, легко припомните, где вы были в субботу вечером между, скажем, шестью часами и половиной девятого?
– Субботним вечером примерно до половины седьмого я прогуливался по вересковым пустошам. А затем зашел выпить в пивную неподалеку от Роачеса, это на скалах возле Лик-роуд. Пивная называется «Вулпэк». Потом я дошел пешком до Стоунмейсонз-Армз, что около Винкля. Там я тоже выпил пива и что-то поел. Ушел я оттуда около девяти вечера. Можете спросить у тамошней хозяйки – я там постоянный клиент, так что она наверняка вспомнит, что я заходил. – Он опять наклонился вперед, вид у него был самодовольный. – Впрочем, полиция все это уже проверяла. Не то чтобы они меня в чем-то подозревали, но порядок есть порядок. Кстати, инспектор мой давний друг. Он-то и сообщил мне, что их проверка – обязательный в таких случаях ритуал.
– Вы что же, вообще не виделись в субботу с Сарой? – полюбопытствовала Линдсей.
– Нет. А почему я должен был видеться с ней? Меня и близко к школе в тот день не было. – Не моргнув, солгал он, глядя ей прямо в глаза.
– Стало быть, вам неизвестно, что подружки напустились на нее из-за того, что вы собираетесь лишить их школу игровых полей?
– Нет, я ничего об этом не знаю. Но это не удивительно. Половина учениц этой школы понятия не имеют о том, что такое реальная жизнь. Эти создания обитают в сказочном мире, где все всегда замечательно, потому что есть кто-то, кто предупреждает каждое их желание. Вот они и набросились на мою Сару в тот момент, когда привычное волшебство не сработало. – разглагольствовал хозяин дома.
– А вы ведь не сомневаетесь в том, что получите эту землю, не так ли? – чуть наклонившись вперед, спросила Корделия.
– Ничуть. – не стал хитрить мистер Картрайт. – Только не вкладывайте, пожалуйста, в мои слова слишком много. Этот сбор средств, этот фонд, который они там создали, – все это детские игры. Ничего этого не было бы, если бы я не захотел.
Линдсей взяла свою сумку и застегнула пуговицы на куртке.
– Что ж, – промолвила она, – думаю, вы сообщили нам все, что мы хотели у вас узнать, более или менее. Мы не смеем больше вас задерживать, так что вы можете отправляться в Мэтлок. Но на прощанье хотелось бы спросить вас еще кое о чем. Вы говорите, что в субботу не были в Дербишир-Хаусе, точнее, даже рядом с ним не были. Довольно странная история… – Она сделала эффектную паузу. – Дело в том, что я видела вас в школе – около пяти часов вечера. Как раз в то время, когда вы, по вашим словам, прогуливались по вересковым пустошам. – С этими словами Линдсей встала. Корделия последовала ее примеру, и вид у нее был несколько растерянным. – Все это очень забавно. – заметила журналистка. – Должно быть, у вас есть двойник.
Обе женщины уже подошли к двери, когда мистер Картрайт окликнул их.
– Погодите минутку. – неуверенным тоном позвал он.
Линдсей чуть обернулась.
– Да? – многозначительно спросила она.
– Ну хорошо, черт побери! – сердито выпалил он. – Я действительно заходил ненадолго в школу. Я искал Сару, если хотите знать. Но мне не удалось разыскать ее, поэтому мне ничего не оставалось, как уйти. Я не стал говорить об этом, потому что мои слова могли быть истолкованы неверно.
– Да уж, я действительно истолковала их не верно, мистер Картрайт. – кивнув, произнесла мисс Гордон. – И без сомнения, ваш добрый друг, инспектор полиции Дарт, будет того же мнения. В особенности если я сообщу ему, что видела человека, с которым вы разговаривали на повышенных тонах. Или, если уж быть точной, с которым вы спорили. И этим человеком была вовсе не Сара.
Если честно, Линдсей ожидала, что на Джеймса Картрайта ее слова произведут ошеломляющее впечатление, но она ошибалась. Его глаза внезапно ожили, а его голос наполнился злобой.
– Не вздумайте угрожать мне, вот что! – едва не взвизгнул он. – Я не должен ничего объяснять двум сопливым девчонкам! Если вы так много слышали, то какого черта донимаете меня своими идиотскими вопросами?! Выходит, вы ни черта не слыхали и пытаетесь блефовать со мной! И вот что я вам скажу: я тоже умею блефовать.
– Очень хорошо, – отозвалась Линдсей Гордон на его гневный выпад. – Но, боюсь, со мной у вас этот номер не пройдет. Я скоренько изложу все инспектору Дарту. Они подозревают Пэдди Кэллеген, однако эти, только что выясненные, обстоятельства, несомненно, поставят вас перед необходимостью отвечать и дадут ее адвокату возможность иначе выстроить защиту, особенно если она поднимет вопрос о кое-каких ограничениях. Чувствуете, как дорого обойдется вам ваша деловая предприимчивость, мистер Картрайт?
Они с Корделией успели пройти почти половину огромного холла, когда застройщик догнал их и прорычал:
– Что вы слышали, черт побери?
Линдсей остановилась.
– Стало быть, вы хотите побеседовать? – невинным тоном осведомилась она.
Картрайт кивнул, и они втроем вернулись в его сияющий белизной кабинет. Он в раздражении плюхнулся на свой стул, Корделия с Линдсей остались стоять.
– Я спросил, что именно вы слышали? – повторил Картрайт.
– Достаточно для того, чтобы понять, что вы пытались подкупить Лорну Смит-Купер, надеясь что она откажется от участия в концерте, – ответила журналистка. – Вы были не слишком-то уверены в том, что Дербишир-Хаусу не удастся достичь своей цели. Я также слышала, что Лорна послала вас куда подальше, угрожая при этом выдать вас. И ко всему прочему, я видела выражение вашего лица. Оно было убийственным, я бы сказала. Что скажете на это? Все это не слишком вас обнадеживает?
– Хорошо. – проворчал Картрайт. – я и в самом деле пытался подкупить ее. Но это не преступление, во всяком случае, с убийством оно несопоставимо. А я не убивал мисс Смит-Купер. Все это я уже выяснил с полицией. Я был в это время в одной из двух пивных. Вот вам их названия. Можете проверить. – Он вынул записную книжку, нацарапал толстым темным карандашом на листке названия пивных и, вырвав листок, протянул его Линдсей. – Вот, возьмите. Убийство – это не пухе, представьте себе. Да, может, я и перегнул палку, но я не один из этих ваших придурков, которые чуть что вынимают из кармана нож.
– А вы уверены, что не видели тогда Сару? – спросила Линдсей.
– Нет, не видел. И не собирался, – признался Джеймс Картрайт. – Я пришел в Дербишир-Хаус для того, чтобы потолковать с мисс Смит-Купер.
– А откуда вы узнали, где ее найти? – поинтересовалась Корделия.
– Я звонил Лорне еще до того, как она приехала в школу, и попросил ее назначить мне встречу, потому что она отказывалась говорить со мной по телефону. Мисс Смит-Купер согласилась и перезвонила мне в субботу утром, чтобы сообщить, что будет ждать меня во втором музыкальном классе без четверти пять. Я отлично знал, где именно находится этот класс. Дело в том, что когда я был еще простым работягой, мне как-то пришлось менять оконные стекла на всем этаже. Я ведь уже говорил вам, что вот уже много лет занимаюсь ремонтом школьного здания. Она действительно была там, в классе, выбирала в шкафу какие-то струны для виолончели. Я изложил ей свое предложение, и эта ваша Лорна Смит-Купер рассмеялась мне в лицо. Когда я вышел, она вышла оттуда вслед за мной. Уж не знаю, куда ее понесло, лично я направился прямо к своему автомобилю и уехал оттуда. Как только открылась пивная, я зашел туда пропустить стаканчик виски. Очень уж не хотелось ехать к себе, в пустой дом. Вообще-то мне частенько не хочется идти домой, по этому я поехал в «Стоунмейсонз армз». Мне был необходимо выбросить из головы всю эту неприглядную историю, поэтому я заказал мясо и несколько пинт пива. Вот так, мисс Гордон. Не вижу необходимости рассказывать все это полиции, вы со мной согласны?
Что-то этот пройдоха-бизнесмен слишком быстро пошел на попятный, подумалось Линдсей. Она пожала плечами:
– Я не даю вам никаких обещаний. И не вижу необходимости давать их, особенно в сложившейся ситуации. Спасибо, что нашли возможным уделить нам столько времени, мистер Картрайт. – Они с Корделией вновь вышли из хозяйского кабинета и на этот раз беспрепятственно покинули роскошные покои и вернулись к машине.
– Уф! – выдохнула Корделия. – Стало быть, он и есть тот самый человек, которого ты видела с Лорной. Ну ты даешь! Ты стоишь тех денег, которые зарабатываешь, вот что я скажу. Никому бы и в голову не пришло, что ты не запланировала все это. Представляю себе, как ты была шокирована, когда узнала его. А скажи мне, дорогая, ты всегда ешь негодяев на завтрак?
– Да будет тебе, Корделия. – отозвалась Линдсей. – Он не сказал нам почти ничего нового – собственно, мы и без него все знали. Сейчас он боится только полицейских допросов и дурной репутации в обществе. Есть у меня кое-какая догадка… По-моему, у него большие финансовые проблемы. Множеству мелких и средних строительных контор отчаянно не хватает наличности, а он не получил этого контракта по сквошу. Если дело именно в этом, то ему позарез нужны эти игровые поля. Да, наш мистер Картрайт находится в неловком положении, однако я не уверена в том, что причиной тому – совершенное им убийство.
– Кстати, – заговорила Корделия, – а почему это ты с такой настойчивостью допытывалась, видел ли он Сару?
– Сама не знаю почему, – призналась мисс Гордон. – Просто мне это казалось важным. Чует что-то мой нос, нос журналюги.
Корделия захихикала:
– Звучит как название какой-то болезни!
– Болезнь это или нет, но осложнений потом можно получить сколько угодно. Например; переломанные ноги… Итак, что он там мне наговорил?… М-м-м… – Она на миг задумалась. – В общем, я бы хотела проверить это его так называемое алиби. Который час?
– Около двух. – ответила Корделия Браун. – Нам бы надо поторопиться, если мы хотим увидеться с Пэдди.
– Если ты не против, я высажу тебя у школы, чтобы ты смогла собрать ей необходимые вещи. А потом поедем в город, накупим побольше сэндвичей, а для нашей узницы – гостинцев и сигарет. И еще мне необходима подробная карта местности. – Журналистка усмехнулась. – Мы обязательно должны проверить хотя бы часть россказней этого Джеймса Картрайта. Что-то слишком убедительно они звучат.
Через полчаса они уже быстро катили в сторону тюрьмы. Корделия указывала Линдсей, куда ехать; одолев под ее руководством пятнадцать миль, она наконец выбралась на шоссе. Проехав по нему немного, они свернули на сельскую дорогу и прокатились несколько миль по живописной чеширской глубинке. Но вот и стоянка около высокой стены…
Женщины вышли из автомобиля, с сомнением огляделись по сторонам и двинулись к высоченным, отвратительным воротам. Они позвонили. Маленькая дверка приоткрылась, и на ее пороге появился тюремный служитель. За его спиной Линдсей увидела восточноевропейскую сторожевую овчарку, сидевшую на цепи у караульной будки.
Корделия объяснила стражнику, кто они такие; после двухминутного ожидания их документы проверили и позволили войти. Впереди себя женщины увидели два кольцеобразных – одно в другом – ограждения из металлических прутьев, обвешанных по верху петлями из колючей проволоки. И так странно было видеть за ними зеленые, аккуратные газоны с клумбами и роскошные, прекрасно ухоженные кусты роз. Газоны зеленели вокруг нескольких зданий из красного кирпича. Постройки были современными и, что называется, функциональными. Их запросто можно было бы принять за какие-нибудь конторы, если бы не решетки на окнах и не тяжелые двойные двери.
Женщина – тюремный офицер – провела их по газону к трехэтажному зданию: маленькая табличка над дверью гласила: «Женское отделение. Больничный корпус». Войдя в дом, и Корделия и Линдсей тут же почти физически ощутили оторванность от внешнего мира. Несмотря на яркие картины на стенах и цветы в горшках, стоявшие на подоконниках, их охватила настоящая клаустрофобия – боязнь замкнутого пространства. Надзирательница ввела их в комнату, где стоял липкий отвратительный запах пота, перемешанный с сигаретным дымом. Апатичный мужчина лет пятидесяти с отросшей стиляжьей стрижкой равнодушно посмотрел на то, как Линдсей с Корделией усаживались на противоположный от него конец длинной деревянной скамьи. Они сидели в полной тишине минут двадцать. Затем в комнату с другого конца вошла еще одна женщина-надзиратель.
– Линдсей Гордон и Корделия Браун. – обратилась она к ним.
Они разом вскочили. Надзирательница пропустила их в дверь, через которую только что вошла, последовала за ними, и Линдсей услышала у себя за спиной щелканье замка. Надзирательница забрала у них одежду, сигареты, еду и книги – то, что они принесли Пэдди. – указала им на стол. Повернувшись к нему, женщины увидели стеклянный экран, обмотанный по краям металлической проволокой. В каждом углу комнаты сидели тюремные служители. Даже Линдсей, которой долгу службы приходилось работать в самых не вероятных и даже экстремальных условиях решила, что атмосфера здесь просто кошмарная. Бедная Пэдди… как же она все это переносит.
Через несколько минут дверь, расположенная в другом конце комнаты, распахнулась, и надзирательница ввела Пэдди. Эти несколько дней проведенные за решеткой, успели наложить на нее заметный отпечаток. Кожа стала болезненно-бледной, под глазами темнели синяки. Однако что больше всего поразило Корделию и Линдсей, так это то, что Пэдди потеряла всю свою самоуверенность. Казалось, эти неполные трое суток в тюрьме лишили ее внутреннего стержня. Она как-то затравленно осмотрелась. Когда она заметила Линдсей и Корделию, на ее лице появилось выражение явного облегчения. Однако, несмотря на это, даже та торопливость, с которой она бросилась им навстречу, была какой-то опасливой и неуверенной. Казалось, она ожидала, что и они должны были перемениться, а увидев, что это не так, не могла поверить тому, что они остались совершенно нормальными.
Корделия заговорила первой:
– Господи, Пэдди, это все просто ужасно! Как тебе удается справиться со всем этим кошмаром?
– У меня же нет другого выхода, Корделия,. – пожав плечами, ответила мисс Кэллеген. – Большую часть времени я пытаюсь мысленно отключиться от происходящего и представляю, что вернулась домой. Но это совсем непросто. Здесь убивает обыденность. Подъем в половине восьмого, утренний туалет, завтрак в столовой под завывания «Радио-один», потом уборка и шитье – до ланча, а после – возвращение в мастерские, если только Джиллиан не удалось прорваться ко мне для беседы. Затем чай, телевизор и отбой. От всего этого с ума можно сойти. Вы слышите только «Радио-один» и звон ключей надзирательницы. jje нужно думать, не нужно принимать какие-то решения, и становится просто страшно, до чего быстро к этому привыкаешь. К оторванности от нормальной жизни.
Линдсей приветливо кивнула ей.
– Тут действительно нельзя не чувствовать себя оторванной от всего. – согласилась она. – Только не думай, что о тебе забыли. Памела Овертон попросила нас еще некоторое время поработать на школу – выяснить, что же там произошло на самом деле. – Она слегка улыбнулась. – Я понимаю, тебе, наверное, просто смешно, что мы, две простофили, взялись за раскрытие серьезного преступления. Но поверь, мы сделаем все, что в наших силах.
– Джиллиан говорила мне то же самое, – печально кивнула Пэдди. – Спасибо за поддержку. Увы, в этом милом местечке не так-то просто сохранять оптимизм. У меня такое чувство, что меня уже осудили. В конце концов, что вы вдвоем можете сделать против полиции и всей правохранительной системы?
Линдсей криво усмехнулась.
– Возможно, не так уж много, – не стала спорить она. – Зато у нас есть одно существенное преимущество перед ними: мы абсолютно уверены в том, что ты невиновна.
Пэдди заставила себя улыбнуться.
– Спасибо вам за эту уверенность. Однако вы ничего не можете знать наверняка. Я дошла уже до такого состояния, что начинаю спрашивать себя: не было ли у меня временного помутнения рассудка, когда я не знала, что творю? Никогда не думаешь, что ошибка правосудия может коснуться твоей персоны… Всю жизнь я провела в том мире, где полицию вызывают, если ограбили дом или если в полночь к тебе ломится какой-нибудь пьяный тип. Даже когда я приторговывала наркотиками, мне никогда всерьез не верилось в то, что они могут прийти за мной. Человек не ждет, что с ним ни за что ни про что могут расправиться…
– Ты не должна так думать. – умоляющим голосом произнесла Корделия. – Они обязательно поймут, что совершили чудовищную ошибку. А мы… мы пытаемся хоть немного ускорить этот процесс, вот и все. Потерпи еще немножко, и ты выйдешь отсюда свободной женщиной.
Пэдди обреченно покачала головой.
– Я больше никогда не смогу считать себя «свободной женщиной», Корделия. – почти прошептала она.
Опасаясь, что этот разговор еще более расстроит Пэдди, Линдсей вмешалась:
– Вот что, Пэдди, послушай. У нас всего полно. Быстренько соберись и подумай, кто еще может быть замешан. Мы уже потолковали с Маргарет Макдональд об ее отношениях с Лорной Смит-Kупep. Так вот, хочешь верь, хочешь – нет: оказывается, они много лет назад были любовницами.
– Маргарет?! И Лорна?! – изумленно вскричала Пэдди. – Невероятно! А я-то была уверена, что хорошо знаю Маргарет… Господи, ну и ну! Похоже, настало время старых тай. – из шкафов посыпались давным-давно припрятанные там скелеты, не так ли?
– Совершенно верно, – кивнула Линдсей Гордон. – Боюсь, нам все-таки придется заявить об их связи, но очень не хочется превращать Маргарет Макдональд в козла отпущения, а потому без крайней необходимости мы не будем ничего говорить полиции. Есть кое-что весьма существенное против отца Сары Картрайт Джеймса. – Она посмотрела Пэдди в глаза. – Но нам нужно отработать все варианты атаки. Кто еще мог иметь зуб на Лорну Смит-Купер?
– Кстати, – вмешалась Корделия, – известно ли Кэролайн Баррингтон, что причиной развода ее родителей стала Лорна?
Пэдди разожгла сигарету, перед тем как ответить.
– Кэролайн абсолютно во всем винила Лорну Смит-Купер. – задумчиво произнесла она. – Я пыталась уговорить ее быть более объективной, однако она ничего и слышать не хотела. Признаться, я не знаю всех подробностей этой истории, но у Лорны совершенно точно была интрижка с отцом Кэролайн. Причем для нее это былоразвлечением, а ему потом пришлось хлебнуть горя. Семья его распалась, однако Лорна так с ним и не осталась. Девочка ужасно переживала разрыв родителей, и, узнав, что Лорна приезжает в школу, она просто впала в ярость. Честно говоря, я была крайне удивлена, когда она сама вызвалась торговать программками концерта.
– А что ты скажешь о девочке, которая ходила за тобой в Лонгнор? – продолжала свои расспросы журналистка. – Ну у нее еще потрясающая грива огненно-рыжих волос. Как ты считаешь, она может сообщить нам что-нибудь полезное?
– Едва ли, – вновь пожимая плечами, ответила Пэдди. – Ведь если бы что-то было, то Джессика непременно рассказала бы вам об этом. Видите ли, она тоже терпеть не могла Лорну Смит-Купер. Кстати, именно поэтому она отказалась выступать на концерте, хотя она одна из лучших наших юных музыкантов. Ты помнишь наш спор с Маргарет Макдональд в учительской в день твоего приезда, Линдсей? Так вот, речь шла о Джессике. Девочка пришла ко мне в последнюю минуту и сказала, что не будет участвовать в концерте – из-за Лорны. А все дело в ее брате, Доминике. Он был блистательным виолончелистом, и Джессика буквально на него молилась. У него с Лорной что-такое было – она так и льнула к нему и пообещала ему первую же освободившуюся вакансию в струнном квартете. Однако что-то у них там не заладилось, и она приняла кого-то еще. Потом неугомонная Лорна пообещала пристроить парня в какой-то оркестр, но и этого не сделала. Доминик так сильно из-за этого переживал, что вторая неудача окончательно его сломила: он не выдержал и наложил на себя руки. У него, безусловно, было что-то не в порядке с головой. Ко всему прочему, судя по тому, что я слышала, в этих его неудачах виновата была не только Лорна, но и сам он, причем не меньше ее. Но Джессика ни за что не согласится с этим.
– И ты еще можешь защищать Лорну! – возмутилась Корделия. – Пока она была жива, мы получали от нее одни лишь неприятности. И даже теперь, когда ее не стало, она продолжает донимать нас!
– Успокойся, Корделия. – ласково проговорила Линдсей. – Лучше скажи мне, как полное имя этой девочки? – спросила она, обращаясь к Пэдди.
– Джессика Беннетт.
– Хорошо, мы обязательно потолкуем с ней, – кивнула журналистка. – А теперь перейдем к Саре Картрайт. Что ты можешь сказать о ней? Джиллиан сообщила нам, что Сара кое-что рассказала полиции – о субботнем утре. – Линдсей кратко пересказала приятельнице, о чем ей поведала адвокат. – Что ты на это скажешь, Пэдди? Все произошло именно так, как она описывала?
Бедная Пэдди явно была окончательно сбита толку.
– Я не знаю даже… – пролепетала она. – Я действительно отвела ее во второй музыкальный класс, потому что там в это время никого не бывает. Пусть, думала я, побудет одна, немного остынет и успокоится. Честно говоря, я не помню, куда я смотрела, что говорила – ничего того, что она сообщила полиции, но… Я теперь уже ни в чем не уверена, знаю одно: я была полностью погружена в собственные размышления. Я беспокоилась о ней, думала в то же самое время о пьесе и все еще боялась, что Лорна меня подставит. – Пэдди вздохнула. – Так что в принципе все это могло быть именно так, как говорила Сара. Я не могу со стопроцентной уверенностью это отрицать. В конце концов, зачем бы эта девчушка стала лгать. Нет никаких причин.
– Как же нет, когда есть, – заспорила Корделия. – Эта девчушка могла таким образом защищать себя или своего отца.
Пэдди покачала головой:
– Не думаю, что Сара могла намеренно мне вредить. Я самый близкий для нее человек в этой школе. Не могу поверить, чтобы она все это наговорила из холодного расчета.
– Пэдди, я понимаю, что тебе трудно в это поверить. – мягко перебила ее Линдсей, – но постарайся быть объективной. Ты не думаешь, что она в принципе могла бы солгать ради своего отца? Даже если речь идет об убийстве?
Кэллеген задумалась.
– Вообще-то она по натуре довольно холодна, что в принципе способна на многое, – наконец выговорила она. – А уж ради отца – тем более. Я допускаю, что когда перед нею встал выбор, чью сторону принять: мою или его, то, конечно, перевесил отец. Однако обвинить ее в убийстве… Нет, только не это. И потом, вряд ли она так хорошо знала музыкальное отделение: где ключи, когда какой класс пустует… чтобы все разыграть с такой точностью. И ко всему прочему, Сара была так сильно огорчена размолвкой с подружками, что едва ли могла собраться и так лихо все проделать. Нет, увольте: я и подумать не могу, что Сара была способна убить человека.
Заметив, что Пэдди опять начинает расстраиваться, Линдсей решила сменить пластинку:
– Подумай, Пэдди, нет ли какой-нибудь еще зацепочки? Ею может оказаться любой пустяк. Все, что угодно! Какая-нибудь мелкая деталь, на которую ты просто не обратила должного внимания? Какое-нибудь событие или необычный предмет? Там, в музыкальном отделении. Или в этом проклятом втором классе.
Пэдди медленно покачала головой.
– Нет, ничего такого не приходит в голову… О боже! Да за эти три дня я миллион раз в мельчайших подробностях перебирала в уме субботние события. – Она потерла глаза кулаками. – В конце концов. – Пэдди тяжело вздохнула, – было нечем больше заполнить мозги…
Несколько мгновений они подавленно молчали. Линдсей пыталась скрыть свою жалость и разочарование – ведь им не удалось выудить Пэдди хоть какую-то существенную информацию. Но она нашла в себе силы ободряюще промолвить:
– Ладно, мне удавалось раскручивать дела в которых было побольше загадок, чем в этой истории. А уж теперь, когда у меня есть такая помощница, как Корделия, мы обязательно расколем и этот орешек. Я ни за что не оставлю тебя в беде, Пэдди, хотя бы потому, что я в долгу перед тобой.
На мгновение лицо Пэдди оживилось, и ей удалось почти весело улыбнуться, но тут подошла надзирательница и сказала, что время свидания истекло. Глаза Пэдди Кэллеген сразу потухли, она с трудом поднялась на ноги.
– Приходите еще, если будет возможность, – выдавила она из себя на прощанье, прежде чем исчезнуть за дверью, ведущей к камерам.
Когда они выбрались наружу и оказались на автомобильной стоянке, Линдсей принялась жадно глотать ртом воздух, словно пыталась очиститься от того, что увидела и почувствовала. Прислонившись спиной к машине, она в отчаянии посмотрела на Корделию, которая с поникшими плечами замерла у этой кошмарной стены слез, стараясь не разреветься.
– Господи, до чего же все это несправедливо, – прошептала она.
– Еще как, – вздохнула журналистка. – Я чувствую себя совершенно беспомощной. Как, черт возьми, нам во всем это разобраться? Не знаю даже, с чего начать…
– Вы правильно полагаете, моя юная леди – отозвался Картрайт. – Да уж, что и говорить школу эту я знаю как свои пять пальцев. В последние пятнадцать лет я самолично проводил там все ремонтные работы. А теперь – ваши вопросы.
– Полагаю, полиция уже спрашивала вас об этом… так что, наверное, легко припомните, где вы были в субботу вечером между, скажем, шестью часами и половиной девятого?
– Субботним вечером примерно до половины седьмого я прогуливался по вересковым пустошам. А затем зашел выпить в пивную неподалеку от Роачеса, это на скалах возле Лик-роуд. Пивная называется «Вулпэк». Потом я дошел пешком до Стоунмейсонз-Армз, что около Винкля. Там я тоже выпил пива и что-то поел. Ушел я оттуда около девяти вечера. Можете спросить у тамошней хозяйки – я там постоянный клиент, так что она наверняка вспомнит, что я заходил. – Он опять наклонился вперед, вид у него был самодовольный. – Впрочем, полиция все это уже проверяла. Не то чтобы они меня в чем-то подозревали, но порядок есть порядок. Кстати, инспектор мой давний друг. Он-то и сообщил мне, что их проверка – обязательный в таких случаях ритуал.
– Вы что же, вообще не виделись в субботу с Сарой? – полюбопытствовала Линдсей.
– Нет. А почему я должен был видеться с ней? Меня и близко к школе в тот день не было. – Не моргнув, солгал он, глядя ей прямо в глаза.
– Стало быть, вам неизвестно, что подружки напустились на нее из-за того, что вы собираетесь лишить их школу игровых полей?
– Нет, я ничего об этом не знаю. Но это не удивительно. Половина учениц этой школы понятия не имеют о том, что такое реальная жизнь. Эти создания обитают в сказочном мире, где все всегда замечательно, потому что есть кто-то, кто предупреждает каждое их желание. Вот они и набросились на мою Сару в тот момент, когда привычное волшебство не сработало. – разглагольствовал хозяин дома.
– А вы ведь не сомневаетесь в том, что получите эту землю, не так ли? – чуть наклонившись вперед, спросила Корделия.
– Ничуть. – не стал хитрить мистер Картрайт. – Только не вкладывайте, пожалуйста, в мои слова слишком много. Этот сбор средств, этот фонд, который они там создали, – все это детские игры. Ничего этого не было бы, если бы я не захотел.
Линдсей взяла свою сумку и застегнула пуговицы на куртке.
– Что ж, – промолвила она, – думаю, вы сообщили нам все, что мы хотели у вас узнать, более или менее. Мы не смеем больше вас задерживать, так что вы можете отправляться в Мэтлок. Но на прощанье хотелось бы спросить вас еще кое о чем. Вы говорите, что в субботу не были в Дербишир-Хаусе, точнее, даже рядом с ним не были. Довольно странная история… – Она сделала эффектную паузу. – Дело в том, что я видела вас в школе – около пяти часов вечера. Как раз в то время, когда вы, по вашим словам, прогуливались по вересковым пустошам. – С этими словами Линдсей встала. Корделия последовала ее примеру, и вид у нее был несколько растерянным. – Все это очень забавно. – заметила журналистка. – Должно быть, у вас есть двойник.
Обе женщины уже подошли к двери, когда мистер Картрайт окликнул их.
– Погодите минутку. – неуверенным тоном позвал он.
Линдсей чуть обернулась.
– Да? – многозначительно спросила она.
– Ну хорошо, черт побери! – сердито выпалил он. – Я действительно заходил ненадолго в школу. Я искал Сару, если хотите знать. Но мне не удалось разыскать ее, поэтому мне ничего не оставалось, как уйти. Я не стал говорить об этом, потому что мои слова могли быть истолкованы неверно.
– Да уж, я действительно истолковала их не верно, мистер Картрайт. – кивнув, произнесла мисс Гордон. – И без сомнения, ваш добрый друг, инспектор полиции Дарт, будет того же мнения. В особенности если я сообщу ему, что видела человека, с которым вы разговаривали на повышенных тонах. Или, если уж быть точной, с которым вы спорили. И этим человеком была вовсе не Сара.
Если честно, Линдсей ожидала, что на Джеймса Картрайта ее слова произведут ошеломляющее впечатление, но она ошибалась. Его глаза внезапно ожили, а его голос наполнился злобой.
– Не вздумайте угрожать мне, вот что! – едва не взвизгнул он. – Я не должен ничего объяснять двум сопливым девчонкам! Если вы так много слышали, то какого черта донимаете меня своими идиотскими вопросами?! Выходит, вы ни черта не слыхали и пытаетесь блефовать со мной! И вот что я вам скажу: я тоже умею блефовать.
– Очень хорошо, – отозвалась Линдсей Гордон на его гневный выпад. – Но, боюсь, со мной у вас этот номер не пройдет. Я скоренько изложу все инспектору Дарту. Они подозревают Пэдди Кэллеген, однако эти, только что выясненные, обстоятельства, несомненно, поставят вас перед необходимостью отвечать и дадут ее адвокату возможность иначе выстроить защиту, особенно если она поднимет вопрос о кое-каких ограничениях. Чувствуете, как дорого обойдется вам ваша деловая предприимчивость, мистер Картрайт?
Они с Корделией успели пройти почти половину огромного холла, когда застройщик догнал их и прорычал:
– Что вы слышали, черт побери?
Линдсей остановилась.
– Стало быть, вы хотите побеседовать? – невинным тоном осведомилась она.
Картрайт кивнул, и они втроем вернулись в его сияющий белизной кабинет. Он в раздражении плюхнулся на свой стул, Корделия с Линдсей остались стоять.
– Я спросил, что именно вы слышали? – повторил Картрайт.
– Достаточно для того, чтобы понять, что вы пытались подкупить Лорну Смит-Купер, надеясь что она откажется от участия в концерте, – ответила журналистка. – Вы были не слишком-то уверены в том, что Дербишир-Хаусу не удастся достичь своей цели. Я также слышала, что Лорна послала вас куда подальше, угрожая при этом выдать вас. И ко всему прочему, я видела выражение вашего лица. Оно было убийственным, я бы сказала. Что скажете на это? Все это не слишком вас обнадеживает?
– Хорошо. – проворчал Картрайт. – я и в самом деле пытался подкупить ее. Но это не преступление, во всяком случае, с убийством оно несопоставимо. А я не убивал мисс Смит-Купер. Все это я уже выяснил с полицией. Я был в это время в одной из двух пивных. Вот вам их названия. Можете проверить. – Он вынул записную книжку, нацарапал толстым темным карандашом на листке названия пивных и, вырвав листок, протянул его Линдсей. – Вот, возьмите. Убийство – это не пухе, представьте себе. Да, может, я и перегнул палку, но я не один из этих ваших придурков, которые чуть что вынимают из кармана нож.
– А вы уверены, что не видели тогда Сару? – спросила Линдсей.
– Нет, не видел. И не собирался, – признался Джеймс Картрайт. – Я пришел в Дербишир-Хаус для того, чтобы потолковать с мисс Смит-Купер.
– А откуда вы узнали, где ее найти? – поинтересовалась Корделия.
– Я звонил Лорне еще до того, как она приехала в школу, и попросил ее назначить мне встречу, потому что она отказывалась говорить со мной по телефону. Мисс Смит-Купер согласилась и перезвонила мне в субботу утром, чтобы сообщить, что будет ждать меня во втором музыкальном классе без четверти пять. Я отлично знал, где именно находится этот класс. Дело в том, что когда я был еще простым работягой, мне как-то пришлось менять оконные стекла на всем этаже. Я ведь уже говорил вам, что вот уже много лет занимаюсь ремонтом школьного здания. Она действительно была там, в классе, выбирала в шкафу какие-то струны для виолончели. Я изложил ей свое предложение, и эта ваша Лорна Смит-Купер рассмеялась мне в лицо. Когда я вышел, она вышла оттуда вслед за мной. Уж не знаю, куда ее понесло, лично я направился прямо к своему автомобилю и уехал оттуда. Как только открылась пивная, я зашел туда пропустить стаканчик виски. Очень уж не хотелось ехать к себе, в пустой дом. Вообще-то мне частенько не хочется идти домой, по этому я поехал в «Стоунмейсонз армз». Мне был необходимо выбросить из головы всю эту неприглядную историю, поэтому я заказал мясо и несколько пинт пива. Вот так, мисс Гордон. Не вижу необходимости рассказывать все это полиции, вы со мной согласны?
Что-то этот пройдоха-бизнесмен слишком быстро пошел на попятный, подумалось Линдсей. Она пожала плечами:
– Я не даю вам никаких обещаний. И не вижу необходимости давать их, особенно в сложившейся ситуации. Спасибо, что нашли возможным уделить нам столько времени, мистер Картрайт. – Они с Корделией вновь вышли из хозяйского кабинета и на этот раз беспрепятственно покинули роскошные покои и вернулись к машине.
– Уф! – выдохнула Корделия. – Стало быть, он и есть тот самый человек, которого ты видела с Лорной. Ну ты даешь! Ты стоишь тех денег, которые зарабатываешь, вот что я скажу. Никому бы и в голову не пришло, что ты не запланировала все это. Представляю себе, как ты была шокирована, когда узнала его. А скажи мне, дорогая, ты всегда ешь негодяев на завтрак?
– Да будет тебе, Корделия. – отозвалась Линдсей. – Он не сказал нам почти ничего нового – собственно, мы и без него все знали. Сейчас он боится только полицейских допросов и дурной репутации в обществе. Есть у меня кое-какая догадка… По-моему, у него большие финансовые проблемы. Множеству мелких и средних строительных контор отчаянно не хватает наличности, а он не получил этого контракта по сквошу. Если дело именно в этом, то ему позарез нужны эти игровые поля. Да, наш мистер Картрайт находится в неловком положении, однако я не уверена в том, что причиной тому – совершенное им убийство.
– Кстати, – заговорила Корделия, – а почему это ты с такой настойчивостью допытывалась, видел ли он Сару?
– Сама не знаю почему, – призналась мисс Гордон. – Просто мне это казалось важным. Чует что-то мой нос, нос журналюги.
Корделия захихикала:
– Звучит как название какой-то болезни!
– Болезнь это или нет, но осложнений потом можно получить сколько угодно. Например; переломанные ноги… Итак, что он там мне наговорил?… М-м-м… – Она на миг задумалась. – В общем, я бы хотела проверить это его так называемое алиби. Который час?
– Около двух. – ответила Корделия Браун. – Нам бы надо поторопиться, если мы хотим увидеться с Пэдди.
– Если ты не против, я высажу тебя у школы, чтобы ты смогла собрать ей необходимые вещи. А потом поедем в город, накупим побольше сэндвичей, а для нашей узницы – гостинцев и сигарет. И еще мне необходима подробная карта местности. – Журналистка усмехнулась. – Мы обязательно должны проверить хотя бы часть россказней этого Джеймса Картрайта. Что-то слишком убедительно они звучат.
Через полчаса они уже быстро катили в сторону тюрьмы. Корделия указывала Линдсей, куда ехать; одолев под ее руководством пятнадцать миль, она наконец выбралась на шоссе. Проехав по нему немного, они свернули на сельскую дорогу и прокатились несколько миль по живописной чеширской глубинке. Но вот и стоянка около высокой стены…
Женщины вышли из автомобиля, с сомнением огляделись по сторонам и двинулись к высоченным, отвратительным воротам. Они позвонили. Маленькая дверка приоткрылась, и на ее пороге появился тюремный служитель. За его спиной Линдсей увидела восточноевропейскую сторожевую овчарку, сидевшую на цепи у караульной будки.
Корделия объяснила стражнику, кто они такие; после двухминутного ожидания их документы проверили и позволили войти. Впереди себя женщины увидели два кольцеобразных – одно в другом – ограждения из металлических прутьев, обвешанных по верху петлями из колючей проволоки. И так странно было видеть за ними зеленые, аккуратные газоны с клумбами и роскошные, прекрасно ухоженные кусты роз. Газоны зеленели вокруг нескольких зданий из красного кирпича. Постройки были современными и, что называется, функциональными. Их запросто можно было бы принять за какие-нибудь конторы, если бы не решетки на окнах и не тяжелые двойные двери.
Женщина – тюремный офицер – провела их по газону к трехэтажному зданию: маленькая табличка над дверью гласила: «Женское отделение. Больничный корпус». Войдя в дом, и Корделия и Линдсей тут же почти физически ощутили оторванность от внешнего мира. Несмотря на яркие картины на стенах и цветы в горшках, стоявшие на подоконниках, их охватила настоящая клаустрофобия – боязнь замкнутого пространства. Надзирательница ввела их в комнату, где стоял липкий отвратительный запах пота, перемешанный с сигаретным дымом. Апатичный мужчина лет пятидесяти с отросшей стиляжьей стрижкой равнодушно посмотрел на то, как Линдсей с Корделией усаживались на противоположный от него конец длинной деревянной скамьи. Они сидели в полной тишине минут двадцать. Затем в комнату с другого конца вошла еще одна женщина-надзиратель.
– Линдсей Гордон и Корделия Браун. – обратилась она к ним.
Они разом вскочили. Надзирательница пропустила их в дверь, через которую только что вошла, последовала за ними, и Линдсей услышала у себя за спиной щелканье замка. Надзирательница забрала у них одежду, сигареты, еду и книги – то, что они принесли Пэдди. – указала им на стол. Повернувшись к нему, женщины увидели стеклянный экран, обмотанный по краям металлической проволокой. В каждом углу комнаты сидели тюремные служители. Даже Линдсей, которой долгу службы приходилось работать в самых не вероятных и даже экстремальных условиях решила, что атмосфера здесь просто кошмарная. Бедная Пэдди… как же она все это переносит.
Через несколько минут дверь, расположенная в другом конце комнаты, распахнулась, и надзирательница ввела Пэдди. Эти несколько дней проведенные за решеткой, успели наложить на нее заметный отпечаток. Кожа стала болезненно-бледной, под глазами темнели синяки. Однако что больше всего поразило Корделию и Линдсей, так это то, что Пэдди потеряла всю свою самоуверенность. Казалось, эти неполные трое суток в тюрьме лишили ее внутреннего стержня. Она как-то затравленно осмотрелась. Когда она заметила Линдсей и Корделию, на ее лице появилось выражение явного облегчения. Однако, несмотря на это, даже та торопливость, с которой она бросилась им навстречу, была какой-то опасливой и неуверенной. Казалось, она ожидала, что и они должны были перемениться, а увидев, что это не так, не могла поверить тому, что они остались совершенно нормальными.
Корделия заговорила первой:
– Господи, Пэдди, это все просто ужасно! Как тебе удается справиться со всем этим кошмаром?
– У меня же нет другого выхода, Корделия,. – пожав плечами, ответила мисс Кэллеген. – Большую часть времени я пытаюсь мысленно отключиться от происходящего и представляю, что вернулась домой. Но это совсем непросто. Здесь убивает обыденность. Подъем в половине восьмого, утренний туалет, завтрак в столовой под завывания «Радио-один», потом уборка и шитье – до ланча, а после – возвращение в мастерские, если только Джиллиан не удалось прорваться ко мне для беседы. Затем чай, телевизор и отбой. От всего этого с ума можно сойти. Вы слышите только «Радио-один» и звон ключей надзирательницы. jje нужно думать, не нужно принимать какие-то решения, и становится просто страшно, до чего быстро к этому привыкаешь. К оторванности от нормальной жизни.
Линдсей приветливо кивнула ей.
– Тут действительно нельзя не чувствовать себя оторванной от всего. – согласилась она. – Только не думай, что о тебе забыли. Памела Овертон попросила нас еще некоторое время поработать на школу – выяснить, что же там произошло на самом деле. – Она слегка улыбнулась. – Я понимаю, тебе, наверное, просто смешно, что мы, две простофили, взялись за раскрытие серьезного преступления. Но поверь, мы сделаем все, что в наших силах.
– Джиллиан говорила мне то же самое, – печально кивнула Пэдди. – Спасибо за поддержку. Увы, в этом милом местечке не так-то просто сохранять оптимизм. У меня такое чувство, что меня уже осудили. В конце концов, что вы вдвоем можете сделать против полиции и всей правохранительной системы?
Линдсей криво усмехнулась.
– Возможно, не так уж много, – не стала спорить она. – Зато у нас есть одно существенное преимущество перед ними: мы абсолютно уверены в том, что ты невиновна.
Пэдди заставила себя улыбнуться.
– Спасибо вам за эту уверенность. Однако вы ничего не можете знать наверняка. Я дошла уже до такого состояния, что начинаю спрашивать себя: не было ли у меня временного помутнения рассудка, когда я не знала, что творю? Никогда не думаешь, что ошибка правосудия может коснуться твоей персоны… Всю жизнь я провела в том мире, где полицию вызывают, если ограбили дом или если в полночь к тебе ломится какой-нибудь пьяный тип. Даже когда я приторговывала наркотиками, мне никогда всерьез не верилось в то, что они могут прийти за мной. Человек не ждет, что с ним ни за что ни про что могут расправиться…
– Ты не должна так думать. – умоляющим голосом произнесла Корделия. – Они обязательно поймут, что совершили чудовищную ошибку. А мы… мы пытаемся хоть немного ускорить этот процесс, вот и все. Потерпи еще немножко, и ты выйдешь отсюда свободной женщиной.
Пэдди обреченно покачала головой.
– Я больше никогда не смогу считать себя «свободной женщиной», Корделия. – почти прошептала она.
Опасаясь, что этот разговор еще более расстроит Пэдди, Линдсей вмешалась:
– Вот что, Пэдди, послушай. У нас всего полно. Быстренько соберись и подумай, кто еще может быть замешан. Мы уже потолковали с Маргарет Макдональд об ее отношениях с Лорной Смит-Kупep. Так вот, хочешь верь, хочешь – нет: оказывается, они много лет назад были любовницами.
– Маргарет?! И Лорна?! – изумленно вскричала Пэдди. – Невероятно! А я-то была уверена, что хорошо знаю Маргарет… Господи, ну и ну! Похоже, настало время старых тай. – из шкафов посыпались давным-давно припрятанные там скелеты, не так ли?
– Совершенно верно, – кивнула Линдсей Гордон. – Боюсь, нам все-таки придется заявить об их связи, но очень не хочется превращать Маргарет Макдональд в козла отпущения, а потому без крайней необходимости мы не будем ничего говорить полиции. Есть кое-что весьма существенное против отца Сары Картрайт Джеймса. – Она посмотрела Пэдди в глаза. – Но нам нужно отработать все варианты атаки. Кто еще мог иметь зуб на Лорну Смит-Купер?
– Кстати, – вмешалась Корделия, – известно ли Кэролайн Баррингтон, что причиной развода ее родителей стала Лорна?
Пэдди разожгла сигарету, перед тем как ответить.
– Кэролайн абсолютно во всем винила Лорну Смит-Купер. – задумчиво произнесла она. – Я пыталась уговорить ее быть более объективной, однако она ничего и слышать не хотела. Признаться, я не знаю всех подробностей этой истории, но у Лорны совершенно точно была интрижка с отцом Кэролайн. Причем для нее это былоразвлечением, а ему потом пришлось хлебнуть горя. Семья его распалась, однако Лорна так с ним и не осталась. Девочка ужасно переживала разрыв родителей, и, узнав, что Лорна приезжает в школу, она просто впала в ярость. Честно говоря, я была крайне удивлена, когда она сама вызвалась торговать программками концерта.
– А что ты скажешь о девочке, которая ходила за тобой в Лонгнор? – продолжала свои расспросы журналистка. – Ну у нее еще потрясающая грива огненно-рыжих волос. Как ты считаешь, она может сообщить нам что-нибудь полезное?
– Едва ли, – вновь пожимая плечами, ответила Пэдди. – Ведь если бы что-то было, то Джессика непременно рассказала бы вам об этом. Видите ли, она тоже терпеть не могла Лорну Смит-Купер. Кстати, именно поэтому она отказалась выступать на концерте, хотя она одна из лучших наших юных музыкантов. Ты помнишь наш спор с Маргарет Макдональд в учительской в день твоего приезда, Линдсей? Так вот, речь шла о Джессике. Девочка пришла ко мне в последнюю минуту и сказала, что не будет участвовать в концерте – из-за Лорны. А все дело в ее брате, Доминике. Он был блистательным виолончелистом, и Джессика буквально на него молилась. У него с Лорной что-такое было – она так и льнула к нему и пообещала ему первую же освободившуюся вакансию в струнном квартете. Однако что-то у них там не заладилось, и она приняла кого-то еще. Потом неугомонная Лорна пообещала пристроить парня в какой-то оркестр, но и этого не сделала. Доминик так сильно из-за этого переживал, что вторая неудача окончательно его сломила: он не выдержал и наложил на себя руки. У него, безусловно, было что-то не в порядке с головой. Ко всему прочему, судя по тому, что я слышала, в этих его неудачах виновата была не только Лорна, но и сам он, причем не меньше ее. Но Джессика ни за что не согласится с этим.
– И ты еще можешь защищать Лорну! – возмутилась Корделия. – Пока она была жива, мы получали от нее одни лишь неприятности. И даже теперь, когда ее не стало, она продолжает донимать нас!
– Успокойся, Корделия. – ласково проговорила Линдсей. – Лучше скажи мне, как полное имя этой девочки? – спросила она, обращаясь к Пэдди.
– Джессика Беннетт.
– Хорошо, мы обязательно потолкуем с ней, – кивнула журналистка. – А теперь перейдем к Саре Картрайт. Что ты можешь сказать о ней? Джиллиан сообщила нам, что Сара кое-что рассказала полиции – о субботнем утре. – Линдсей кратко пересказала приятельнице, о чем ей поведала адвокат. – Что ты на это скажешь, Пэдди? Все произошло именно так, как она описывала?
Бедная Пэдди явно была окончательно сбита толку.
– Я не знаю даже… – пролепетала она. – Я действительно отвела ее во второй музыкальный класс, потому что там в это время никого не бывает. Пусть, думала я, побудет одна, немного остынет и успокоится. Честно говоря, я не помню, куда я смотрела, что говорила – ничего того, что она сообщила полиции, но… Я теперь уже ни в чем не уверена, знаю одно: я была полностью погружена в собственные размышления. Я беспокоилась о ней, думала в то же самое время о пьесе и все еще боялась, что Лорна меня подставит. – Пэдди вздохнула. – Так что в принципе все это могло быть именно так, как говорила Сара. Я не могу со стопроцентной уверенностью это отрицать. В конце концов, зачем бы эта девчушка стала лгать. Нет никаких причин.
– Как же нет, когда есть, – заспорила Корделия. – Эта девчушка могла таким образом защищать себя или своего отца.
Пэдди покачала головой:
– Не думаю, что Сара могла намеренно мне вредить. Я самый близкий для нее человек в этой школе. Не могу поверить, чтобы она все это наговорила из холодного расчета.
– Пэдди, я понимаю, что тебе трудно в это поверить. – мягко перебила ее Линдсей, – но постарайся быть объективной. Ты не думаешь, что она в принципе могла бы солгать ради своего отца? Даже если речь идет об убийстве?
Кэллеген задумалась.
– Вообще-то она по натуре довольно холодна, что в принципе способна на многое, – наконец выговорила она. – А уж ради отца – тем более. Я допускаю, что когда перед нею встал выбор, чью сторону принять: мою или его, то, конечно, перевесил отец. Однако обвинить ее в убийстве… Нет, только не это. И потом, вряд ли она так хорошо знала музыкальное отделение: где ключи, когда какой класс пустует… чтобы все разыграть с такой точностью. И ко всему прочему, Сара была так сильно огорчена размолвкой с подружками, что едва ли могла собраться и так лихо все проделать. Нет, увольте: я и подумать не могу, что Сара была способна убить человека.
Заметив, что Пэдди опять начинает расстраиваться, Линдсей решила сменить пластинку:
– Подумай, Пэдди, нет ли какой-нибудь еще зацепочки? Ею может оказаться любой пустяк. Все, что угодно! Какая-нибудь мелкая деталь, на которую ты просто не обратила должного внимания? Какое-нибудь событие или необычный предмет? Там, в музыкальном отделении. Или в этом проклятом втором классе.
Пэдди медленно покачала головой.
– Нет, ничего такого не приходит в голову… О боже! Да за эти три дня я миллион раз в мельчайших подробностях перебирала в уме субботние события. – Она потерла глаза кулаками. – В конце концов. – Пэдди тяжело вздохнула, – было нечем больше заполнить мозги…
Несколько мгновений они подавленно молчали. Линдсей пыталась скрыть свою жалость и разочарование – ведь им не удалось выудить Пэдди хоть какую-то существенную информацию. Но она нашла в себе силы ободряюще промолвить:
– Ладно, мне удавалось раскручивать дела в которых было побольше загадок, чем в этой истории. А уж теперь, когда у меня есть такая помощница, как Корделия, мы обязательно расколем и этот орешек. Я ни за что не оставлю тебя в беде, Пэдди, хотя бы потому, что я в долгу перед тобой.
На мгновение лицо Пэдди оживилось, и ей удалось почти весело улыбнуться, но тут подошла надзирательница и сказала, что время свидания истекло. Глаза Пэдди Кэллеген сразу потухли, она с трудом поднялась на ноги.
– Приходите еще, если будет возможность, – выдавила она из себя на прощанье, прежде чем исчезнуть за дверью, ведущей к камерам.
Когда они выбрались наружу и оказались на автомобильной стоянке, Линдсей принялась жадно глотать ртом воздух, словно пыталась очиститься от того, что увидела и почувствовала. Прислонившись спиной к машине, она в отчаянии посмотрела на Корделию, которая с поникшими плечами замерла у этой кошмарной стены слез, стараясь не разреветься.
– Господи, до чего же все это несправедливо, – прошептала она.
– Еще как, – вздохнула журналистка. – Я чувствую себя совершенно беспомощной. Как, черт возьми, нам во всем это разобраться? Не знаю даже, с чего начать…