Страница:
Линдсей, хоть и пребывала в некотором оцепенении, все же расслышала в тоне Корделии едкую язвительность.
– К счастью, этого не случится, – быстро проговорила Пэдди, – потому что она поселится в квартире Памелы Овертон. – Она стала объяснять, что Корделия займет комнату для гостей здесь, в Лонгноре, а Линдсей будет спать в соседней комнате, которую ее постоянная обитательница благородно уступила гостье в обмен на разрешение провести две ночи у своей лучшей подруги.
– Вот и замечательно, меня это устраивает. – зевнув, заявила Корделия. – Господи, мне необходимо принять душ. С дороги меня так и тянет в сон. Можно я воспользуюсь твоей ванной, Пэдди? – Пэдди кивнула. Корделия открыла свой портплед и долго шарила в нем, пока не нашла сумочку с мочалкой. Затем она направилась в ванную комнату, пообещав там не задерживаться.
– Хочешь еще выпить. – предложила Пэдди. – Судя по твоему виду, именно это тебе и нужно. Яркая личность, ты не находишь?
– Да уж. – кивнула Линдсей. – Я только и могу сказать – да уж. Как, по-твоему, я буду спать, зная, что она рядом, всего лишь за тонкой перегородкой?
– Будешь спать как убитая, особенно после второго стаканчика бренди «Александр». – улыбнулась Пэдди. – Может, тебе повезет и увидишь ее во сне. Так что не тушуйся, Линдсей. У тебя впереди целых два дня, чтобы произвести на нее впечатление! А теперь расслабься, слушай музыку и не переживай.
Линдсей почти утешилась этими мудрыми словами, но тут из ванной вышла порозовевшая, сияющая после душа Корделия, и ее опять охватило волнение. Корделия извинилась за свое поведение.
– Но если бы я не набралась наглости и не попросила позволения принять душ, то уже минут через пять заснула бы беспробудным сном. А это было бы уже полным хамством. К тому же хочется поболтать, – добавила она с обезоруживающей улыбкой, когда Пэдди сказала, что уже десять и ей пора сделать обычный вечерний обход школьного корпуса Лонгнор-Хаус, чтобы убедиться в том, что все в порядке и все на месте.
Оставшись с Корделией наедине, Линдсей окончательно смутилась. Однако Корделия, будучи женщиной умной, нашла теплый доверительный тон, и уже через несколько минут они тараторили как старые подружки, главным образом, о театре, к которому обе испытывали слабость. Когда через полчаса Пэдди вернулась, от нервозности Линдсей не осталось и следа. Пэдди тоже подключилась к беседе.
Уже почти под утро Пэдди проводила своих приятельниц в отведенные для них комнаты, а сама отправилась еще раз проверить, что происходит в доме. Коктейли и дружеская беседа заглушили ее страх перед Лорной. Однако, медленно бредя по длинному коридору, она опять стала думать о ней. Надо было что-то предпринять, приезд в Дербишир-Хаус этой виолончелистки не должен был искалечить ее жизнь.
Линдсей пребывала в блаженном состоянии между сном и бодрствованием. Несколько минут назад далекий звонок прервал ее крепкий сон, но она решила еще немного понежиться, а потому не обращала внимания на голоса в коридоре. Однако громкий стук в дверь заставил ее сбросить остатки дремы. И тут же ее тело радостно затрепетало, а вдруг это Корделия?
– Войдите, – нежно позвала она.
Однако, когда дверь отворилась, глазам Линдсей предстала высокая молодая женщина с чайным подносом. На ней была отличная твидовая юбка и облегающий грубый свитер.
– Доброе утро, мисс Гордон, – звонким голосом поздоровалась она. – Мисс Кэллеген попросила меня принести вам чай. Мое имя – Кэролайн Баррингтон, я из шестого, второго года обучения. Кстати, это моя комната. Надеюсь, вам тут будет удобно. Здесь вообще довольно уютно, только стекло в окне здорово дребезжит, когда ветер с восточной стороны. – Кэролайн поставила поднос на ночной столик, и Линдсей с трудом приподнялась, чтобы принять сидячее положение. Кэролайн налила в чашку чай. – С молоком или сахаром? – спросила она. Линдсей яростно замотала головой, в которой тут же зашумело после вчерашних коктейлей Пэдди.
Кэролайн направилась к двери, но на полпути остановилась и вдруг спросила:
– В прошлом месяце я прочитала в «Ньюлефт» статью о женщинах в политике. Это ведь вы написали, не так ли? – Линдсей кивнула. – Я так и подумала, что вы. Не может же быть, что есть еще одна журналистка с такой же фамилией. Статья просто классная, – продолжала девушка торопливо. – Понимаете, после университета я тоже решила податься в политику. И очень приятно было узнать, что есть еще женщины, которых волнует то же, что и меня.
Линдсей наконец-то удалось немного собраться с мыслями.
– Спасибо, – кивнула она. – И какую же партию ты поддерживаешь?
Кэролайн смущенно потупилась.
– Вообще-то я социалистка. – через некоторое время ответила она. – Здесь это слово считается чуть ли не ругательным. Но я уверена, что некоторые вещи просто необходимо изменить – ради справедливости. Вы понимаете, о чем я?
…Через полчаса Линдсей стало казаться, что ее заставили пройти сложнейший интеллектуальный тест. Она и вообще поутру неважно соображала, а сегодня, после вчерашней выпивки, и подавно, но Кэролайн была неистощима: приходилось, борясь со сном, отвечать на ее бесконечные вопросы и выслушивать ее доктринерские рассуждения обо всем на свете, начиная со студенческой политики и заканчивая положением женщин в Никарагуа. Объяснять этой славной девушке, что все на самом деле не так-то просто, было тяжко. Линдсей совсем не хотелось держаться покровительственно или, не дай боже, задеть ее идеалы. Что и говорить, подобную беседу приятней было бы вести за чашечкой кофе после обеда, во всяком случае, в это время у Линдсей лучше работала голова. К счастью, очередной звонок остановил Кэролайн, и она наконец сообразила, что несколько увлеклась дисскусией.
– Ох, караул! – вскричала девушка, вскакивая с кровати, на которую плюхнулась во время разговора. – Это звонок к завтраку. Я должна бежать. Но вы не беспокойтесь, мисс Гордон, – учителям можно немного опоздать, мисс Кэллеген ждет вас, чтобы отвести в столовую. А если она будет сердиться, валите все на мен. – у меня вечные неприятности из-за моего длинного языка. До встречи.
– Спасибо тебе за чай и за беседу, – отозвалась Линдсей. – И за то, что пустила меня в свою комнату. Может, еще как-нибудь поболтаем. В любом случае желаю тебе хорошо отдохнуть. – Линдсей говорила, дивясь тому, как быстро она, оказывается, может умываться и одеваться. В спешке она едва не пропустила мимо ушей последние слова Кэролайн.
– Спасибо, – сказала девушка, отворяя дверь. – Только не просите меня вступить в клуб поклонников этой вашей концертной «звезды». – И вскоре шаги Кэролайн заглушил гомон, мгновенно наполнивший здание после звонка.
За завтраком, на который был подан омлет с грибами, Линдсей поведала Пэдди о своей утренней гостье.
– Она сейчас полна юношеского максимализма в отношении прелестей социализма, – рассмеявшись, заметила Пэдди. – Кэролайн всегда была идеалисткой, а уж теперь, когда она нашла определенную нишу, ее вообще не угомонить. Родители Кэролайн в прошлом году развелись, и мне кажется, что весь этот интерес к политике – способ уйти от переживаний по этому поводу.
Линдсей вздохнула:
– Но она уже не ребенок, и взгляды у нее вполне зрелые. Так что не смотри на нее свысока.
– Я и не смотрю, – пожала плечами Пэдди. – Но в нашем замкнутом мирке просто не может быть каких-то оригинальных взглядов.
Линдсей, знавшая Пэдди уже шесть лет, не позволила втянуть себя в очередную дискуссию о политике. Было заранее ясно, что в этом споре победителей не будет, но тем не менее он мог продолжаться долго. Так что, сдержавшись, она стала то и дело посматривать на дверь. Заметив это, Пэдди широко улыбнулась.
– Она не придет, – заявила она. – По утрам она обычно работает, а потом делает пробежку. Она не отступила от этого правила даже тогда, когда мы с ней четыре года назад ездили в отпуск в Италию. Так что, боюсь, до половины одиннадцатого ты ее не увидишь.
– С чего ты взяла, что я жду Корделию?
– А кто говорил о Корделии? – с невинным видом улыбнулась Пэдди.
Линдсей погрузилась в молчание, Пэдди взялась за утреннюю газету. Линдсей было как-то неспокойно – то ли из-за того, что находилась в незнакомом месте, то ли – из-за Корделии, все больше ее волновавшей. Вскоре она поймала себя на том, что разглядывает собравшихся к завтраку женщин. Крис Джексон уткнулась в книгу о сквоше; сидевшие с ней за столом две женщины тоже что-то читали. Взгляд Линдсей перешел на Маргарет Макдональд, которая сидела за столом в одиночестве. Перед ее тарелкой лежал открытый журнал, но она смотрела на него невидящими глазами. И ничего не ела – ее яичница с беконом совсем остыла. Ярко-красный свитер подчеркивал бледность ее лица. Каждый раз, когда кто-то входил в комнату или проходил мимо, она поднимала голову. Линдсей заметила, что глаза ее полны тревоги.
Когда с завтраком было покончено, Линдсей заметила:
– Похоже, она ужасно напугана.
– Наверное, переживает из-за концерта. Любой на ее месте тоже бы волновался. От этого вечера так много зависит, – уверенно заявила Пэдди, перед тем как окунуться в лихорадочную суету, связанную с предстоящим действом.
Оставшись одна, Линдсей вновь подумала о Маргарет Макдональд. Объяснение Пэдди ее не слишком-то устраивало. Но сама Линдсей совсем не знала эту женщину и, естественно, не решилась бы спросить, что так беспокоит Маргарет.
Линдсей направилась назад в Лонгнор-Хаус, любуясь великолепным многоцветьем деревьев на фоне серого известняка и нежными, зеленовато-коричневатыми вересковыми пустошами, окружавшими школу. Там, где веточки вереска проникали в заросли папоротника-орляка, можно было различить нежные сиреневатые всполохи. Линдсей помчалась наверх за фотоаппаратом, чтобы сделать несколько снимков – пока тут не слишком людно. В воскресенье будет поспокойнее, но не факт, что будет солнце, и она упустит и эту удивительную прозрачность дербиширского воздуха и мягкость света.
Несколько минут спустя Линдсей уже бродила по территории Дербишир-Хауса, то и дело останавливаясь, чтобы сменить объективы и щелкнуть фотоаппаратом. В последнее время она стала очень ответственно относиться к фотосъемкам. В студенческие годы фотография была для нее лишь хобби, но постепенно Линдсей обзавелась хорошей аппаратурой и теперь могла снимать практически все. К тому же Линдсей многому научилась у профессионалов, с которыми ей приходилось работать, так что теперь сама без трудадобивалась хорошего качества снимков. Больше всего она любила делать фотопортреты, но и в пейзажах была своя прелесть… Оглядевшись по сторонам, она решила, что нужно подняться на холм и оттуда можно сделать отличный панорамный снимок главного здания, школьных садов и долины, тянущейся до Бакстона. Похвалив себя за то, что догадалась надеть джинсы и кроссовки, Линдсей стала взбираться вверх по тропинке, вьющейся среди деревьев. Минут через десять она была уже на вершине. Вид отсюда был просто роскошный. Сделав несколько снимков, она собралась спускаться, но вдруг ее внимание привлекло какое-то яркое пятно, мелькнувшее в углу сада. Присмотревшись, Линдсей разглядела фигуры двух женщин, одной из которых, без сомнения, была Маргарет Макдональд – Линдсей узнала ее по красному свитеру.
Задумавшись лишь на мгновение, Линдсей быстро вкрутила в фотоаппарат самый мощный объектив. Переключив настройку камеры с ручной на автоматическую, она чуть расставила для большей устойчивости ноги и принялась быстро щелкать фотоаппаратом. Теперь она ясно видела, кто стоял рядом с Маргарет… Она о чем-то молила Лорну Смит-Купер, но та в ответ лишь расхохоталась, закинув голову, резко развернулась и пошла прочь. Учительница музыки некоторое время невидящими глазами смотрела ей вслед, а потом, спотыкаясь на каждом шагу, побрела в лес. Линдсей уже давно научилась фотографировать людей тайком, так, что они об этом знали. Журналисты между собой называли такие снимки «крадеными». Однако сейчас она в первый раз поступила низко, потому что, по сути, шпионила за женщинами и вынюхивала то, что ее не касалось.
Она стала обдумывать увиденное, но ее внимание снова было отвлечено каким-то движением. Повернувшись, она увидела женщину, бегущую по направлению к главным воротам. Даже с большого расстояния она могла с уверенностью сказать, что это была Корделия. Дождавшись, пока Корделия окажется поближе, Линдсей вновь подняла камеру к глазам и сделала еще пару снимков. Как и прежние фотографии, в качестве портретов они будут никудышными – слишком мелки лица. Но что касается выразительности фигуры – то, что надо. Даже увиденная сквозь глазок окуляра, Корделия вызывала у Линдсей упоительное волнение. Сейчас она спустится вниз и будет с нетерпением ждать ярмарк. – это шанс поговорить с Корделией. Пэдди им не помешает, потому что наверняка проводит репетицию. А Корделия на прогон спектакля точно не пойдет, она успела накануне сказать Линдсей, что никогда не ходит на репетиции.
– Предпочитаю видеть окончательный результат, – сказала она Линдсей. – А любые изменения в тексте или дополнения я могу обсудить и заочно. С меня и так хватит надутых самовлюбленных всезнаек, их полно в актерской среде. Я столько на них насмотрелась. И всегда находится актер, который уверен, что лучше меня знает, как надо было написать ту или иную фразу.
Грудной смех Корделии как живой звучал в голове Линдсей, пока она торопливо сбегала с холма. Она быстро запыхалась и решила, что ей пора снова посещать спортивный зал, сразу как только вернется в Глазго. За двадцать минут до ярмарки Линдсей была у себя в комнате. Едва она успела стянуть с себя джинсы и надеть юбку, как в дверь постучали. Крикнув «войдите!», она сунула ноги в теннисные туфли, ожидая увидеть перед собой Кэролайн. Однако когда дверь отворилась, за ней стояла Корделия.
– Привет, – сказала она. – Я переодевалась и услышала, как ты пришла. Хочешь спуститься вниз и поглазеть на толпу? Подъездная аллея уже заставлена автомобилями. Местная публика, естественно, не откажет себе в удовольствии потолкаться здесь. Просто удивительно, до чего эти немытые аборигены становятся любопытны, когда появляется возможность сунуть нос в закрытую школу со всеми ее мнимыми тайнами.
– Да уж, мы такие! Отчасти из-за этого я сюда и приехала. Мне безумно любопытно, как другие получают образование, – сухо промолвила Линдсей. Впрочем, тут же улыбнулась, чтобы ее слова не показались Корделии уж слишком резкими.
– Но ты же училась в Оксфорде! Так что имеешь некоторое представление об учебе, несмотря на то что тебе не выпало несчастья провести детство в одном из подобных заведений. – заметила Корделия, когда они шли по коридору к лестнице.
– Да, но на этой стадии встречаешься практически с готовым продуктом, – возразила Линдсей. – Не забывай, Корделия, что прежде я ни когда не зналась с такими людьми, как ты. Я хотела выяснить, в каком возрасте вы отлавливаете детей, чтобы повлиять на их души. Я хочу понять, что человек получает от школы, а чт. – от того класса, представителями которого являются его родители; какую мораль он, в конце концов, впитывает с молоком матери?
– А что ты думаешь о себе? – вопросом на вопрос ответила Корделия. – Чего в тебе больше – полученного дома или в учебных заведениях?
Вообще-то я думаю, что поровну, – ответила Линдсей. – Поэтому я и представляю собой этакое месиво из всевозможных противоречий. – Они уже шли по лесу, и Линдсей почувствовала себя уверенней, сев на любимого конька. – Чувственное во мне путается с рациональным, цинизм с идеализмом и так далее. Единственное, что я твердо усвоила и дома, и в школе, так это необходимость вкалывать до седьмого пота, чтобы получить то, что хочешь.
– Ты так и поступаешь?
– Иногда – да, иногда – нет.
Войдя в главное здание, они замолчал. – ни одна из них не решалась подвести разговор к более интимным вещам. По коридорам бродили толпы людей, не желающих обращать внимания на стрелки, указывающие, где находится зал собраний. Пробираясь туда сквозь толпу, Линдсей и Корделия то и дело кивали попадавшимся им навстречу девочкам.
В зале царила суматоха. Прилавки уже были готовы, стоявшие за ними девочки суетливо раскладывали товары. Оглядевшись по сторонам, Линдсей увидела на прилавках вышивки, вязаные вещички, террариумы из витражного стекла, выпиленные лобзиком полочки и керамику, обожженную в школьной печи для обжига. Линдсей с Корделией в восхищении рассматривали лоскутное одеяло, когда старшая преподавательница, стоявшая у дверей, громко объявила:
– Осталось две минуты, девочки. Приготовьтесь.
Линдсей отошла в сторону, чтобы рассмотреть получше деревянные игрушки, и тут увидела лавирующую между прилавков Крис Джексон. Крис подошла прямо к ней и тихо спросила:
– Вы не знаете, где Пэдди?
– Проводит репетицию в спортивном зале, – ответила Линдсей.
– Нет, у них получасовой перерыв. Я подумала, что вы могли видеть ее. Ох, она мне так нужна! – с досадой воскликнула Крис.
– Привет, Крис, давно не виделись! – поздоровалась Корделия, приближаясь к ним. – Что случилось?
– За сценой одна из шестиклассниц прямоутопает в слезах. – объяснила учительница. – Она только что поссорилась с двумя другими шестиклассницами. Девочка в полной истерике, и, думаю, только Пэдди сможет успокоить ее. Такое начнется, если мы не разберемся в этом деле, ужас… Причем очень скоро.
Корделия быстро взяла дело в свои руки. Остановив двух проходивших мимо учениц, она сказала им:
– Пожалуйста, найдите мисс Кэллеген, мне очень нужно ее увидеть. Поищите в Лонгноре, в ее классе или в учительской. Попросите ее как можно скорее прийти в зал, за кулисы. – Девочки побежали на поиски Пэдди. – Не зря же я какое-то время была руководителем школы. – добавила она, обращаясь к Крис и Линдсей. – Удивительно, как они реагируют на властный тон. Ох, Крис, извините, надеюсь, вы не подумали, что я превысила свои полномочия?
– Нет, что вы, я, наоборот, благодарна. Я просто голову потеряла из-за того, что не смогла найти Пэдди, – призналась учительница физкультуры.
– Но что же случилось? – Корделия, задала вопрос, который так и вертелся на языке Линдсей.
– Отец Сары Картрайт – тот самый застройщик, который пытается купить игровые поля, объяснила Крис. – Наверняка она при девчонках сказала что-то вроде того, что все эти праздники – дикая скука, а остальные набросились на нее со словами, что если бы не ее дурацкий папаша, то ничего бы этого не было. Постепенно они договорились до того, что Сару презирает вся школа. Вот теперь она и рыдает. Только Пэдди может помочь, потому что, кроме нее, Сара никого к себе не подпускает. Хоть я с ней часами занимаюсь в спортивном зале, она меня все равно сторонится. Между прочим, она с ума сходит по гимнастике. – добавила Крис. – Хочет стать учительницей физкультуры, но для этого, кроме хороших физических данных, нужен еще и темперамент. Кстати, я впервые вижу, чтобы она изменила своей обычной выдержке. Пойду к ней, пока Пэдди ищут, а то она совсем расстроится. Ко всему прочему, мне еще пришлось оставить ее на попечение Джоан Райан, от которой в трудные минуты никакой пользы.
– Может, нам пойти к ней. – предложила Корделия. – Думаете, не стоит. – добавила она, когда Крис энергично замотала головой. – Ну ладно, мы дождемся Пэдди и скажем ей, куда идти.
В это мгновение двери отворились, и в зал ввалилась толпа, сразу разъединив Линдсей с Корделией. Она видела, как пришла и тут же побежала за кулисы Пэдди. Бродя среди прилавков, Линдсей подумала, что в пьесе Корделии нет никакой необходимости, потому что в школе и так происходили мелкие драмы. Честно говоря, их было даже чересчур много для одних загородных выходных.
Часть II
– К счастью, этого не случится, – быстро проговорила Пэдди, – потому что она поселится в квартире Памелы Овертон. – Она стала объяснять, что Корделия займет комнату для гостей здесь, в Лонгноре, а Линдсей будет спать в соседней комнате, которую ее постоянная обитательница благородно уступила гостье в обмен на разрешение провести две ночи у своей лучшей подруги.
– Вот и замечательно, меня это устраивает. – зевнув, заявила Корделия. – Господи, мне необходимо принять душ. С дороги меня так и тянет в сон. Можно я воспользуюсь твоей ванной, Пэдди? – Пэдди кивнула. Корделия открыла свой портплед и долго шарила в нем, пока не нашла сумочку с мочалкой. Затем она направилась в ванную комнату, пообещав там не задерживаться.
– Хочешь еще выпить. – предложила Пэдди. – Судя по твоему виду, именно это тебе и нужно. Яркая личность, ты не находишь?
– Да уж. – кивнула Линдсей. – Я только и могу сказать – да уж. Как, по-твоему, я буду спать, зная, что она рядом, всего лишь за тонкой перегородкой?
– Будешь спать как убитая, особенно после второго стаканчика бренди «Александр». – улыбнулась Пэдди. – Может, тебе повезет и увидишь ее во сне. Так что не тушуйся, Линдсей. У тебя впереди целых два дня, чтобы произвести на нее впечатление! А теперь расслабься, слушай музыку и не переживай.
Линдсей почти утешилась этими мудрыми словами, но тут из ванной вышла порозовевшая, сияющая после душа Корделия, и ее опять охватило волнение. Корделия извинилась за свое поведение.
– Но если бы я не набралась наглости и не попросила позволения принять душ, то уже минут через пять заснула бы беспробудным сном. А это было бы уже полным хамством. К тому же хочется поболтать, – добавила она с обезоруживающей улыбкой, когда Пэдди сказала, что уже десять и ей пора сделать обычный вечерний обход школьного корпуса Лонгнор-Хаус, чтобы убедиться в том, что все в порядке и все на месте.
Оставшись с Корделией наедине, Линдсей окончательно смутилась. Однако Корделия, будучи женщиной умной, нашла теплый доверительный тон, и уже через несколько минут они тараторили как старые подружки, главным образом, о театре, к которому обе испытывали слабость. Когда через полчаса Пэдди вернулась, от нервозности Линдсей не осталось и следа. Пэдди тоже подключилась к беседе.
Уже почти под утро Пэдди проводила своих приятельниц в отведенные для них комнаты, а сама отправилась еще раз проверить, что происходит в доме. Коктейли и дружеская беседа заглушили ее страх перед Лорной. Однако, медленно бредя по длинному коридору, она опять стала думать о ней. Надо было что-то предпринять, приезд в Дербишир-Хаус этой виолончелистки не должен был искалечить ее жизнь.
Линдсей пребывала в блаженном состоянии между сном и бодрствованием. Несколько минут назад далекий звонок прервал ее крепкий сон, но она решила еще немного понежиться, а потому не обращала внимания на голоса в коридоре. Однако громкий стук в дверь заставил ее сбросить остатки дремы. И тут же ее тело радостно затрепетало, а вдруг это Корделия?
– Войдите, – нежно позвала она.
Однако, когда дверь отворилась, глазам Линдсей предстала высокая молодая женщина с чайным подносом. На ней была отличная твидовая юбка и облегающий грубый свитер.
– Доброе утро, мисс Гордон, – звонким голосом поздоровалась она. – Мисс Кэллеген попросила меня принести вам чай. Мое имя – Кэролайн Баррингтон, я из шестого, второго года обучения. Кстати, это моя комната. Надеюсь, вам тут будет удобно. Здесь вообще довольно уютно, только стекло в окне здорово дребезжит, когда ветер с восточной стороны. – Кэролайн поставила поднос на ночной столик, и Линдсей с трудом приподнялась, чтобы принять сидячее положение. Кэролайн налила в чашку чай. – С молоком или сахаром? – спросила она. Линдсей яростно замотала головой, в которой тут же зашумело после вчерашних коктейлей Пэдди.
Кэролайн направилась к двери, но на полпути остановилась и вдруг спросила:
– В прошлом месяце я прочитала в «Ньюлефт» статью о женщинах в политике. Это ведь вы написали, не так ли? – Линдсей кивнула. – Я так и подумала, что вы. Не может же быть, что есть еще одна журналистка с такой же фамилией. Статья просто классная, – продолжала девушка торопливо. – Понимаете, после университета я тоже решила податься в политику. И очень приятно было узнать, что есть еще женщины, которых волнует то же, что и меня.
Линдсей наконец-то удалось немного собраться с мыслями.
– Спасибо, – кивнула она. – И какую же партию ты поддерживаешь?
Кэролайн смущенно потупилась.
– Вообще-то я социалистка. – через некоторое время ответила она. – Здесь это слово считается чуть ли не ругательным. Но я уверена, что некоторые вещи просто необходимо изменить – ради справедливости. Вы понимаете, о чем я?
…Через полчаса Линдсей стало казаться, что ее заставили пройти сложнейший интеллектуальный тест. Она и вообще поутру неважно соображала, а сегодня, после вчерашней выпивки, и подавно, но Кэролайн была неистощима: приходилось, борясь со сном, отвечать на ее бесконечные вопросы и выслушивать ее доктринерские рассуждения обо всем на свете, начиная со студенческой политики и заканчивая положением женщин в Никарагуа. Объяснять этой славной девушке, что все на самом деле не так-то просто, было тяжко. Линдсей совсем не хотелось держаться покровительственно или, не дай боже, задеть ее идеалы. Что и говорить, подобную беседу приятней было бы вести за чашечкой кофе после обеда, во всяком случае, в это время у Линдсей лучше работала голова. К счастью, очередной звонок остановил Кэролайн, и она наконец сообразила, что несколько увлеклась дисскусией.
– Ох, караул! – вскричала девушка, вскакивая с кровати, на которую плюхнулась во время разговора. – Это звонок к завтраку. Я должна бежать. Но вы не беспокойтесь, мисс Гордон, – учителям можно немного опоздать, мисс Кэллеген ждет вас, чтобы отвести в столовую. А если она будет сердиться, валите все на мен. – у меня вечные неприятности из-за моего длинного языка. До встречи.
– Спасибо тебе за чай и за беседу, – отозвалась Линдсей. – И за то, что пустила меня в свою комнату. Может, еще как-нибудь поболтаем. В любом случае желаю тебе хорошо отдохнуть. – Линдсей говорила, дивясь тому, как быстро она, оказывается, может умываться и одеваться. В спешке она едва не пропустила мимо ушей последние слова Кэролайн.
– Спасибо, – сказала девушка, отворяя дверь. – Только не просите меня вступить в клуб поклонников этой вашей концертной «звезды». – И вскоре шаги Кэролайн заглушил гомон, мгновенно наполнивший здание после звонка.
За завтраком, на который был подан омлет с грибами, Линдсей поведала Пэдди о своей утренней гостье.
– Она сейчас полна юношеского максимализма в отношении прелестей социализма, – рассмеявшись, заметила Пэдди. – Кэролайн всегда была идеалисткой, а уж теперь, когда она нашла определенную нишу, ее вообще не угомонить. Родители Кэролайн в прошлом году развелись, и мне кажется, что весь этот интерес к политике – способ уйти от переживаний по этому поводу.
Линдсей вздохнула:
– Но она уже не ребенок, и взгляды у нее вполне зрелые. Так что не смотри на нее свысока.
– Я и не смотрю, – пожала плечами Пэдди. – Но в нашем замкнутом мирке просто не может быть каких-то оригинальных взглядов.
Линдсей, знавшая Пэдди уже шесть лет, не позволила втянуть себя в очередную дискуссию о политике. Было заранее ясно, что в этом споре победителей не будет, но тем не менее он мог продолжаться долго. Так что, сдержавшись, она стала то и дело посматривать на дверь. Заметив это, Пэдди широко улыбнулась.
– Она не придет, – заявила она. – По утрам она обычно работает, а потом делает пробежку. Она не отступила от этого правила даже тогда, когда мы с ней четыре года назад ездили в отпуск в Италию. Так что, боюсь, до половины одиннадцатого ты ее не увидишь.
– С чего ты взяла, что я жду Корделию?
– А кто говорил о Корделии? – с невинным видом улыбнулась Пэдди.
Линдсей погрузилась в молчание, Пэдди взялась за утреннюю газету. Линдсей было как-то неспокойно – то ли из-за того, что находилась в незнакомом месте, то ли – из-за Корделии, все больше ее волновавшей. Вскоре она поймала себя на том, что разглядывает собравшихся к завтраку женщин. Крис Джексон уткнулась в книгу о сквоше; сидевшие с ней за столом две женщины тоже что-то читали. Взгляд Линдсей перешел на Маргарет Макдональд, которая сидела за столом в одиночестве. Перед ее тарелкой лежал открытый журнал, но она смотрела на него невидящими глазами. И ничего не ела – ее яичница с беконом совсем остыла. Ярко-красный свитер подчеркивал бледность ее лица. Каждый раз, когда кто-то входил в комнату или проходил мимо, она поднимала голову. Линдсей заметила, что глаза ее полны тревоги.
Когда с завтраком было покончено, Линдсей заметила:
– Похоже, она ужасно напугана.
– Наверное, переживает из-за концерта. Любой на ее месте тоже бы волновался. От этого вечера так много зависит, – уверенно заявила Пэдди, перед тем как окунуться в лихорадочную суету, связанную с предстоящим действом.
Оставшись одна, Линдсей вновь подумала о Маргарет Макдональд. Объяснение Пэдди ее не слишком-то устраивало. Но сама Линдсей совсем не знала эту женщину и, естественно, не решилась бы спросить, что так беспокоит Маргарет.
Линдсей направилась назад в Лонгнор-Хаус, любуясь великолепным многоцветьем деревьев на фоне серого известняка и нежными, зеленовато-коричневатыми вересковыми пустошами, окружавшими школу. Там, где веточки вереска проникали в заросли папоротника-орляка, можно было различить нежные сиреневатые всполохи. Линдсей помчалась наверх за фотоаппаратом, чтобы сделать несколько снимков – пока тут не слишком людно. В воскресенье будет поспокойнее, но не факт, что будет солнце, и она упустит и эту удивительную прозрачность дербиширского воздуха и мягкость света.
Несколько минут спустя Линдсей уже бродила по территории Дербишир-Хауса, то и дело останавливаясь, чтобы сменить объективы и щелкнуть фотоаппаратом. В последнее время она стала очень ответственно относиться к фотосъемкам. В студенческие годы фотография была для нее лишь хобби, но постепенно Линдсей обзавелась хорошей аппаратурой и теперь могла снимать практически все. К тому же Линдсей многому научилась у профессионалов, с которыми ей приходилось работать, так что теперь сама без трудадобивалась хорошего качества снимков. Больше всего она любила делать фотопортреты, но и в пейзажах была своя прелесть… Оглядевшись по сторонам, она решила, что нужно подняться на холм и оттуда можно сделать отличный панорамный снимок главного здания, школьных садов и долины, тянущейся до Бакстона. Похвалив себя за то, что догадалась надеть джинсы и кроссовки, Линдсей стала взбираться вверх по тропинке, вьющейся среди деревьев. Минут через десять она была уже на вершине. Вид отсюда был просто роскошный. Сделав несколько снимков, она собралась спускаться, но вдруг ее внимание привлекло какое-то яркое пятно, мелькнувшее в углу сада. Присмотревшись, Линдсей разглядела фигуры двух женщин, одной из которых, без сомнения, была Маргарет Макдональд – Линдсей узнала ее по красному свитеру.
Задумавшись лишь на мгновение, Линдсей быстро вкрутила в фотоаппарат самый мощный объектив. Переключив настройку камеры с ручной на автоматическую, она чуть расставила для большей устойчивости ноги и принялась быстро щелкать фотоаппаратом. Теперь она ясно видела, кто стоял рядом с Маргарет… Она о чем-то молила Лорну Смит-Купер, но та в ответ лишь расхохоталась, закинув голову, резко развернулась и пошла прочь. Учительница музыки некоторое время невидящими глазами смотрела ей вслед, а потом, спотыкаясь на каждом шагу, побрела в лес. Линдсей уже давно научилась фотографировать людей тайком, так, что они об этом знали. Журналисты между собой называли такие снимки «крадеными». Однако сейчас она в первый раз поступила низко, потому что, по сути, шпионила за женщинами и вынюхивала то, что ее не касалось.
Она стала обдумывать увиденное, но ее внимание снова было отвлечено каким-то движением. Повернувшись, она увидела женщину, бегущую по направлению к главным воротам. Даже с большого расстояния она могла с уверенностью сказать, что это была Корделия. Дождавшись, пока Корделия окажется поближе, Линдсей вновь подняла камеру к глазам и сделала еще пару снимков. Как и прежние фотографии, в качестве портретов они будут никудышными – слишком мелки лица. Но что касается выразительности фигуры – то, что надо. Даже увиденная сквозь глазок окуляра, Корделия вызывала у Линдсей упоительное волнение. Сейчас она спустится вниз и будет с нетерпением ждать ярмарк. – это шанс поговорить с Корделией. Пэдди им не помешает, потому что наверняка проводит репетицию. А Корделия на прогон спектакля точно не пойдет, она успела накануне сказать Линдсей, что никогда не ходит на репетиции.
– Предпочитаю видеть окончательный результат, – сказала она Линдсей. – А любые изменения в тексте или дополнения я могу обсудить и заочно. С меня и так хватит надутых самовлюбленных всезнаек, их полно в актерской среде. Я столько на них насмотрелась. И всегда находится актер, который уверен, что лучше меня знает, как надо было написать ту или иную фразу.
Грудной смех Корделии как живой звучал в голове Линдсей, пока она торопливо сбегала с холма. Она быстро запыхалась и решила, что ей пора снова посещать спортивный зал, сразу как только вернется в Глазго. За двадцать минут до ярмарки Линдсей была у себя в комнате. Едва она успела стянуть с себя джинсы и надеть юбку, как в дверь постучали. Крикнув «войдите!», она сунула ноги в теннисные туфли, ожидая увидеть перед собой Кэролайн. Однако когда дверь отворилась, за ней стояла Корделия.
– Привет, – сказала она. – Я переодевалась и услышала, как ты пришла. Хочешь спуститься вниз и поглазеть на толпу? Подъездная аллея уже заставлена автомобилями. Местная публика, естественно, не откажет себе в удовольствии потолкаться здесь. Просто удивительно, до чего эти немытые аборигены становятся любопытны, когда появляется возможность сунуть нос в закрытую школу со всеми ее мнимыми тайнами.
– Да уж, мы такие! Отчасти из-за этого я сюда и приехала. Мне безумно любопытно, как другие получают образование, – сухо промолвила Линдсей. Впрочем, тут же улыбнулась, чтобы ее слова не показались Корделии уж слишком резкими.
– Но ты же училась в Оксфорде! Так что имеешь некоторое представление об учебе, несмотря на то что тебе не выпало несчастья провести детство в одном из подобных заведений. – заметила Корделия, когда они шли по коридору к лестнице.
– Да, но на этой стадии встречаешься практически с готовым продуктом, – возразила Линдсей. – Не забывай, Корделия, что прежде я ни когда не зналась с такими людьми, как ты. Я хотела выяснить, в каком возрасте вы отлавливаете детей, чтобы повлиять на их души. Я хочу понять, что человек получает от школы, а чт. – от того класса, представителями которого являются его родители; какую мораль он, в конце концов, впитывает с молоком матери?
– А что ты думаешь о себе? – вопросом на вопрос ответила Корделия. – Чего в тебе больше – полученного дома или в учебных заведениях?
Вообще-то я думаю, что поровну, – ответила Линдсей. – Поэтому я и представляю собой этакое месиво из всевозможных противоречий. – Они уже шли по лесу, и Линдсей почувствовала себя уверенней, сев на любимого конька. – Чувственное во мне путается с рациональным, цинизм с идеализмом и так далее. Единственное, что я твердо усвоила и дома, и в школе, так это необходимость вкалывать до седьмого пота, чтобы получить то, что хочешь.
– Ты так и поступаешь?
– Иногда – да, иногда – нет.
Войдя в главное здание, они замолчал. – ни одна из них не решалась подвести разговор к более интимным вещам. По коридорам бродили толпы людей, не желающих обращать внимания на стрелки, указывающие, где находится зал собраний. Пробираясь туда сквозь толпу, Линдсей и Корделия то и дело кивали попадавшимся им навстречу девочкам.
В зале царила суматоха. Прилавки уже были готовы, стоявшие за ними девочки суетливо раскладывали товары. Оглядевшись по сторонам, Линдсей увидела на прилавках вышивки, вязаные вещички, террариумы из витражного стекла, выпиленные лобзиком полочки и керамику, обожженную в школьной печи для обжига. Линдсей с Корделией в восхищении рассматривали лоскутное одеяло, когда старшая преподавательница, стоявшая у дверей, громко объявила:
– Осталось две минуты, девочки. Приготовьтесь.
Линдсей отошла в сторону, чтобы рассмотреть получше деревянные игрушки, и тут увидела лавирующую между прилавков Крис Джексон. Крис подошла прямо к ней и тихо спросила:
– Вы не знаете, где Пэдди?
– Проводит репетицию в спортивном зале, – ответила Линдсей.
– Нет, у них получасовой перерыв. Я подумала, что вы могли видеть ее. Ох, она мне так нужна! – с досадой воскликнула Крис.
– Привет, Крис, давно не виделись! – поздоровалась Корделия, приближаясь к ним. – Что случилось?
– За сценой одна из шестиклассниц прямоутопает в слезах. – объяснила учительница. – Она только что поссорилась с двумя другими шестиклассницами. Девочка в полной истерике, и, думаю, только Пэдди сможет успокоить ее. Такое начнется, если мы не разберемся в этом деле, ужас… Причем очень скоро.
Корделия быстро взяла дело в свои руки. Остановив двух проходивших мимо учениц, она сказала им:
– Пожалуйста, найдите мисс Кэллеген, мне очень нужно ее увидеть. Поищите в Лонгноре, в ее классе или в учительской. Попросите ее как можно скорее прийти в зал, за кулисы. – Девочки побежали на поиски Пэдди. – Не зря же я какое-то время была руководителем школы. – добавила она, обращаясь к Крис и Линдсей. – Удивительно, как они реагируют на властный тон. Ох, Крис, извините, надеюсь, вы не подумали, что я превысила свои полномочия?
– Нет, что вы, я, наоборот, благодарна. Я просто голову потеряла из-за того, что не смогла найти Пэдди, – призналась учительница физкультуры.
– Но что же случилось? – Корделия, задала вопрос, который так и вертелся на языке Линдсей.
– Отец Сары Картрайт – тот самый застройщик, который пытается купить игровые поля, объяснила Крис. – Наверняка она при девчонках сказала что-то вроде того, что все эти праздники – дикая скука, а остальные набросились на нее со словами, что если бы не ее дурацкий папаша, то ничего бы этого не было. Постепенно они договорились до того, что Сару презирает вся школа. Вот теперь она и рыдает. Только Пэдди может помочь, потому что, кроме нее, Сара никого к себе не подпускает. Хоть я с ней часами занимаюсь в спортивном зале, она меня все равно сторонится. Между прочим, она с ума сходит по гимнастике. – добавила Крис. – Хочет стать учительницей физкультуры, но для этого, кроме хороших физических данных, нужен еще и темперамент. Кстати, я впервые вижу, чтобы она изменила своей обычной выдержке. Пойду к ней, пока Пэдди ищут, а то она совсем расстроится. Ко всему прочему, мне еще пришлось оставить ее на попечение Джоан Райан, от которой в трудные минуты никакой пользы.
– Может, нам пойти к ней. – предложила Корделия. – Думаете, не стоит. – добавила она, когда Крис энергично замотала головой. – Ну ладно, мы дождемся Пэдди и скажем ей, куда идти.
В это мгновение двери отворились, и в зал ввалилась толпа, сразу разъединив Линдсей с Корделией. Она видела, как пришла и тут же побежала за кулисы Пэдди. Бродя среди прилавков, Линдсей подумала, что в пьесе Корделии нет никакой необходимости, потому что в школе и так происходили мелкие драмы. Честно говоря, их было даже чересчур много для одних загородных выходных.
Часть II
Экспозиция
Пьеса имела ошеломляющий успех. Нехватку актеров и места Корделия умудрилась компенсировать остроумным и даже забавным содержанием: в течение сорока пяти минут ученики с азартом играли бандитов, которые ограбили банк для того, чтобы собрать деньги на ясли при колледже. Когда зал разразился громкими аплодисментами, Корделия тихо проговорила, обращаясь к Линдсей:
– Аплодисменты в благодарность за мою работу всегда кажутся мне чем-то фальшивым, и я успокаиваю себя лишь тем, что это хороший способ наградить актеров. – Больше она ничего сказать не успела.
Линдсей не смогла вставить даже словечка, потому что к Корделии подлетел молодой местный репортер.
– У вас есть еще какие-то планы на эту пьесу, Корделия? – стал забрасывать он писательницу вопросами. – Мы увидим ее еще раз?
– Ну разумеется, – тут же ответила Корделия, обрушивая на репортера всю силу своего обаяния. – «Простые женщины» начинают ее репетировать в ближайшие две недели. А через месяц они уже покажут ее в Дрилл-Холле. Впрочем, вряд ли пьеса где-то еще вызовет столько смеха. А замечательное было представление, вы не находите. – С этими словами Корделия отошла с репортером в сторону, не дав Линдсей возможности высказать свои критические замечания о пьесе, которые она обдумывала уже в течение пяти минут.
Не смогла она поговорить и с Пэдд. – та со своими юными артистами стояла в окружении восторженных родителей и друзей из ближайшего городка. Поэтому, пробравшись в уголок и поглядывая на расходившихся зрителей, Линдсей стала наспех стенографировать свои впечатления. Пока она еще не знала, в какой форме все это будет подано, главное зафиксировать некоторые мысли и факты, чтобы не упустить потом ничего важного. Предварительные заметки всегда помогали ей справиться со вступительной частью статьи, а когда вступление готово, все остальное словно само собой вставало на свои места. Кстати, не менее важно выбрать верный тон, напомнила себе Линдсей, глядя в окно на солнечный день. Прямо под окном вытянулась плоская крыша кухонного блока, огороженная толстыми металлическими перилами. В окружении перил стояли кадки с разнообразными карликовыми хвойными деревьями. Линдсей отметила про себя, что кто-то придумал весьма остроумный способ украсить серую мрачную крышу. За крышей виднелись пышные кроны лесных деревьев, и при порывах ветра, когда они наклонялись, Линдсей могла разглядеть другие постройки.
От размышлений ее оторвал голос Корделии, братавшейся к собравшимся в микрофон:
– Леди и джентльмены, прошу вас занять свои места. Начинаем книжный аукцион, так не упустите свой шанс.
Зал стал снова наполняться. Пэдди вошла одной из первых и быстро приблизилась к Линдсей.
– Пока что все идет прекрасно. – сообщила она. – Я тут приметила, по крайней мере, двоих известных книготорговцев, так что, возможно, мы получим неплохие деньги за некоторые экземпляры. Между прочим, у нас имеется парочка-другая настоящих раритетов. Поищем себе места? – предложила она.
При представлении на аукционе первых лото. – в основном последних изданий современных писателей – дело шло крайне медленно. Однако как только черед дошел до более ценных книг, аукцион ожил. За первое издание книги Т.С.Элиота «Древние и современные эссе» с автографом покупатели сразу заплатили хорошие деньги, а за второе издание «Орландо» Вирджинии Вульф с авторским посвящением безумная мамаша одной из пятиклассниц Пэдди выложила бешеную сумму.
– Эта женщина готова на все, лишь бы ее Марджори стала получать отличные оценки по английскому языку, – прошептала Пэдди на ухоподруге.
Линдсей пару раз предлагала свою цену за приглянувшиеся ей издания, однако сейчас они были ей не по карману. Нет, потратить чуть ли не все деньги, которые она заработает за эти два дня на книги. – это сущее безумие. Однако ее твердость испарилась, когда дело дошло до лота шестьдесят восемь.
Широко улыбнувшись, Корделия заявила:
– Ну что мне сказать, леди и джентльмены? У вас появилась уникальная возможность приобрести первое издание бесценного современного романа «Лето длиною в день» с автографом – мою первую книгу, получившую Букеровскую премию. Великолепный шанс стать обладателем этого раритета! Ну что, начнем с пятерки?
Линдсей подняла руку.
– Итак, пять фунтов! – затараторила Корделия. – Кто-то сказал «шесть»? Да, шесть. Вон там – семь? Десять предлагает господин в твидовой шляпе. Одиннадцать фунтов, мадам! Одиннадцат. – раз, одиннадцат. – два… Двенадцать! Благодарю вас, сэр! Кто-то предлагает тринадцать? Да! Тринадцат. – раз, тринадцат. – два, тринадцат. – три! Продано! К несчастью для кого-то, книга продана за тринадцать фунтов Линдсей Гордон! Вы никогда не пожалеете об этой покупке, смею вас уверить.
Смущенная, Линдсей направилась к столу, за которым ученицы четвертого класса собирали деньги и заворачивали покупки. Ей совсем не хотелось видеть сардоническую ухмылку Пэдди, а потому она пробралась за тяжелый бархатный занавес и оказалась за сценой. В этой части здания располагались все музыкальные классы. Свернув за угол коридора, Линдсей увидела Лорну Смит-Купер, шедшую по боковому коридорчику. Виолончелистка не заметила Линдсей, потому что разговаривала с каким-то господином. Линдсей инстинктивно шмыгнула в приоткрытую дверь и оказалась за тяжелым задником сцены. Оттуда ей было слышно каждое слово говоривших. У Лорны Смит-Купер был сердитый голос.
– Аплодисменты в благодарность за мою работу всегда кажутся мне чем-то фальшивым, и я успокаиваю себя лишь тем, что это хороший способ наградить актеров. – Больше она ничего сказать не успела.
Линдсей не смогла вставить даже словечка, потому что к Корделии подлетел молодой местный репортер.
– У вас есть еще какие-то планы на эту пьесу, Корделия? – стал забрасывать он писательницу вопросами. – Мы увидим ее еще раз?
– Ну разумеется, – тут же ответила Корделия, обрушивая на репортера всю силу своего обаяния. – «Простые женщины» начинают ее репетировать в ближайшие две недели. А через месяц они уже покажут ее в Дрилл-Холле. Впрочем, вряд ли пьеса где-то еще вызовет столько смеха. А замечательное было представление, вы не находите. – С этими словами Корделия отошла с репортером в сторону, не дав Линдсей возможности высказать свои критические замечания о пьесе, которые она обдумывала уже в течение пяти минут.
Не смогла она поговорить и с Пэдд. – та со своими юными артистами стояла в окружении восторженных родителей и друзей из ближайшего городка. Поэтому, пробравшись в уголок и поглядывая на расходившихся зрителей, Линдсей стала наспех стенографировать свои впечатления. Пока она еще не знала, в какой форме все это будет подано, главное зафиксировать некоторые мысли и факты, чтобы не упустить потом ничего важного. Предварительные заметки всегда помогали ей справиться со вступительной частью статьи, а когда вступление готово, все остальное словно само собой вставало на свои места. Кстати, не менее важно выбрать верный тон, напомнила себе Линдсей, глядя в окно на солнечный день. Прямо под окном вытянулась плоская крыша кухонного блока, огороженная толстыми металлическими перилами. В окружении перил стояли кадки с разнообразными карликовыми хвойными деревьями. Линдсей отметила про себя, что кто-то придумал весьма остроумный способ украсить серую мрачную крышу. За крышей виднелись пышные кроны лесных деревьев, и при порывах ветра, когда они наклонялись, Линдсей могла разглядеть другие постройки.
От размышлений ее оторвал голос Корделии, братавшейся к собравшимся в микрофон:
– Леди и джентльмены, прошу вас занять свои места. Начинаем книжный аукцион, так не упустите свой шанс.
Зал стал снова наполняться. Пэдди вошла одной из первых и быстро приблизилась к Линдсей.
– Пока что все идет прекрасно. – сообщила она. – Я тут приметила, по крайней мере, двоих известных книготорговцев, так что, возможно, мы получим неплохие деньги за некоторые экземпляры. Между прочим, у нас имеется парочка-другая настоящих раритетов. Поищем себе места? – предложила она.
При представлении на аукционе первых лото. – в основном последних изданий современных писателей – дело шло крайне медленно. Однако как только черед дошел до более ценных книг, аукцион ожил. За первое издание книги Т.С.Элиота «Древние и современные эссе» с автографом покупатели сразу заплатили хорошие деньги, а за второе издание «Орландо» Вирджинии Вульф с авторским посвящением безумная мамаша одной из пятиклассниц Пэдди выложила бешеную сумму.
– Эта женщина готова на все, лишь бы ее Марджори стала получать отличные оценки по английскому языку, – прошептала Пэдди на ухоподруге.
Линдсей пару раз предлагала свою цену за приглянувшиеся ей издания, однако сейчас они были ей не по карману. Нет, потратить чуть ли не все деньги, которые она заработает за эти два дня на книги. – это сущее безумие. Однако ее твердость испарилась, когда дело дошло до лота шестьдесят восемь.
Широко улыбнувшись, Корделия заявила:
– Ну что мне сказать, леди и джентльмены? У вас появилась уникальная возможность приобрести первое издание бесценного современного романа «Лето длиною в день» с автографом – мою первую книгу, получившую Букеровскую премию. Великолепный шанс стать обладателем этого раритета! Ну что, начнем с пятерки?
Линдсей подняла руку.
– Итак, пять фунтов! – затараторила Корделия. – Кто-то сказал «шесть»? Да, шесть. Вон там – семь? Десять предлагает господин в твидовой шляпе. Одиннадцать фунтов, мадам! Одиннадцат. – раз, одиннадцат. – два… Двенадцать! Благодарю вас, сэр! Кто-то предлагает тринадцать? Да! Тринадцат. – раз, тринадцат. – два, тринадцат. – три! Продано! К несчастью для кого-то, книга продана за тринадцать фунтов Линдсей Гордон! Вы никогда не пожалеете об этой покупке, смею вас уверить.
Смущенная, Линдсей направилась к столу, за которым ученицы четвертого класса собирали деньги и заворачивали покупки. Ей совсем не хотелось видеть сардоническую ухмылку Пэдди, а потому она пробралась за тяжелый бархатный занавес и оказалась за сценой. В этой части здания располагались все музыкальные классы. Свернув за угол коридора, Линдсей увидела Лорну Смит-Купер, шедшую по боковому коридорчику. Виолончелистка не заметила Линдсей, потому что разговаривала с каким-то господином. Линдсей инстинктивно шмыгнула в приоткрытую дверь и оказалась за тяжелым задником сцены. Оттуда ей было слышно каждое слово говоривших. У Лорны Смит-Купер был сердитый голос.