Рики и Ники. Не имена, а собачьи клички. Дешевка и дурь!
Вспомни, как учила бабушка: кому многое дано, с того много и спросится...
Да, нечего сказать, тот тип из Нью-Йорка выбил почву у них из-под ног.
Было бы куда лучше, если бы сразу после школы они пошли работать, даже официантками. Рабочих мест везде хватает.
Рано или поздно им все равно придется все рассказать Филу. Он душка. Суетится, работает до седьмого пота, раздражается, кричит... Зато у него есть мечта – великая мечта, для которой он уже слишком стар.
"После сногсшибательного успеха нашего парного стриптиза в Новом Орлеане мы возомнили, будто и вправду что-то умеем. Фил чертовски умно все продумал. Проработал всю сцену до мелочей. Из декораций оставил простой задник с вырезанной в нем дверцей; предполагалось, что дверной проем – это зеркало. Мы столько репетировали, чтобы наши движения были синхронными... Многие уверяли, что вначале серьезно думали, будто на сцене одна девушка, которая смотрится в зеркало. Со стороны сцены перед «зеркалом» стоял еще туалетный столик. Мы по очереди работали «девушкой в зеркале». Играет музыка, девушка сидит за столиком, примеряет шляпы, наклоняет голову влево, вправо, потом встает в полный рост и смотрится в зеркало. Девушка с другой стороны одета точно так же. Публика начинает понимать, что к чему, только когда девушка на сцене примеряет вторую шляпу, потому что девушка в зеркале, в отличие от той, которая на сцене, начинает постепенно раздеваться. Боже, как они орали и визжали в Новом Орлеане, да и в Мексике тоже! Первые несколько раз мы чуть не убежали со сцены. Вечерами вспоминали бабушку. Знай бабушка, чем мы занимаемся, задала бы она нам перцу!
Но Фил уверял, что легкий стриптиз оживляет номер, а потом мы привыкли и перестали краснеть. Даже стало отчасти приятно: радостно сознавать, что тебе есть что показать.
Господи, неужели в детстве мы мечтали именно об этом? Мэри-Энн и Рути Шеппард... Мы забирались в огромную кровать и хихикали ночи напролет, представляя, как вырастем и станем актрисами. Будем петь и танцевать. Сестры Шеппард, звезды эстрады! Мы выучили все популярные песенки.
Как же мы были счастливы, когда выиграли любительский конкурс! Готовились состязаться с победителями из других штатов... И вдруг объявился малыш Фил, желчно объявил, что мы ни черта еще не умеем, но он может нам помочь, да-да... От радости мы готовы были прыгать до потолка!
Да уж, Фил из нас семь потов выжал... Он славный малый и желает нам добра. Даже не догадывается, какой вред на самом деле нам причинил. Бедняга!
Тот тип из Нью-Йорка со своими погаными дружками преподал нам хороший урок. Они были в клубе на представлении; а после он прислал нам записку, пригласил к ним за столик. Почему бы вам, девочки, не пойти к нам в гости? Только без Фила. Фил прочел записку, и у него глаза на лоб полезли. Он сказал: «Джимми Энгус! Девочки, я о нем слышал! Он ставит мюзиклы в Нью-Йорке. Большая шишка. Слушайте, девочки, покажите себя с лучшей стороны. Может быть, сегодня решится ваша судьба».
В общем, мы сели к ним за столик и показали трюк, которому обучились с детства: Мэри-Энн начинала фразу, а я без перерыва, с ходу заканчивала ее. Сейчас Мне даже как-то странно, что сестру на самом деле зовут Мэри-Энн, а не Ники. Что значит привычка!
Вначале нам казалось, что все идет гладко, мы выдали несколько шуточек, которым научились от Фила, и они все хохотали как сумасшедшие; нам бы сразу обо всем догадаться, потому что они уж слишком хохотали – просто ржали. Как будто на самом деле их с нами нет.
Джимми Энгус – высокий и тощий, уже в годах; с ним сидела его жена, девица с мальчишеской стрижкой – в прошлом актриса. Еще там был толстый агент из Голливуда, один юнец, и другой юнец с женой – старой кошелкой, и еще кто-то.
Наверное, не стоило принимать приглашение и ехать с ними в отель. Дуры мы были, вот и все. Как и говорил Джимми Энгус, он снял огромные, шикарные апартаменты в отеле «Прадо». Самый большой номер, который я когда-либо видела. В нише устроили бар, наняли бармена из отеля, который готовил коктейли. К ним в номер набилась целая толпа народу. Постепенно мы поняли: вроде бы все они съехались для того, чтобы выбрать натуру для фильма на мексиканский сюжет. Чертовски тяжело было следить за ходом разговора: все говорили одновременно. Мы, как обычно, держались вместе.
Нам показалось, что мы им понравились, и первое время нам было очень весело, потому что все они пыжились, изображая из себя невесть кого, хотя мы ни о ком из них слыхом не слыхали.
Фил велел нам показать себя с лучшей стороны, поэтому мы для храбрости как следует набрались. Сначала я не врубилась, для чего Джимми Энгус раздвигает стол, но потом забеспокоилась, потому что он раздобыл откуда-то охапку шляп.
Он постучал по столу бокалом, словно хотел сказать тост, и объявил:
– А сейчас Энгус и компания приготовили вам небольшой сюрприз! Представляю вам Рики и Ники, звездочек «Клуба де Медианоче» – девушек с обширным дарованием! Поехали, девочки! – Он откинул крышку маленького фортепиано и начал играть мелодию, под которую мы обычно выступали, – «Есть на что посмотреть».
Мы переглянулись. Мы всегда думаем одинаково и одинаково на все реагируем, и я тут же поняла, что мы влипли в большую грязную лужу. Мы-то решили, что нас пригласили в гости, а теперь нам предстояло показывать стриптиз этой толпе одуревших пьяных гостей. Нам и в клубе приходилось нелегко, но со сцены не видно лиц... во всяком случае, мы не собирались раздеваться в чьей-то гостиной, это уж точно.
– Нет, – сказала я. – Нет, прошу вас.
К нам, подошел толстый агент, улыбнулся сальной улыбочкой, сунул каждой из нас по пятидесятидолларовому банкнота и заявил:
– Дамы, думаю, что за это вы покажете нам все как следует, без уступок цензуре, как в клубе.
Он сел, и только тут до меня дошло, что он нам предлагает: хочет, чтобы мы разделись догола! Мы стояли с этими деньгами как дуры, а Джимми Энгус, который сидел за пианино, ухмыльнулся нам через плечо и снова заиграл вступление. Мы опять сказали «нет», а они все аплодировали, топали ногами, а какой-то придурок вопил:
– Давайте снимайте все!
Мы попробовали пробиться к двери, но какой-то нахальный коротышка – от горшка два вершка – преградил нам дорогу и заорал так, что перекрыл музыку:
– Ребята! Девочки стесняются. – Ничего себе «девочки»! Он был мне ростом только до подбородка. – Я знаю, что им нужно! – надрывался коротышка. – Немножко порепетировать. Луи, вот держи. Возвращаю тебе твою сотню баксов, и мы с этими куколками удалимся в отдельный номер и немножко попрактикуемся.
К нам подскочил еще один тип и выпалил:
– Богом клянусь, еще за сотню они и со мной порепетируют!
Все женщины завизжали, словно были потрясены или еще что. Коротышка схватил нас за руки и потащил в коридорчик. Несмотря на малый рост, он оказался жилистым.
Мы с Мэри-Энн умеем обходиться с назойливыми поклонниками. Еще в восьмом классе научились. Она крутанула его за руку, а я врезала ногой в брюхо; пока он крутился волчком, она тоже врезала ему, когда он оказался против нее; Мэри-Энн заплакала; потом он споткнулся о какой-то маленький порожек и упал, а Мэри-Энн лягнула его ногой в грудь. Тут разревелись уже мы обе; плач заглушил остальной шум, и мы ничего не слышали, кроме того, как грязно ругался нахальный коротышка, пока полз на четвереньках к порожку.
Мы выбежали за дверь. У лифта нас нагнал Джимми Энгус. Нам показалось, что он смотрит на нас как-то по-другому. Энгус сказал:
– Девочки, я хочу поговорить с вами.
– Можете убираться ко всем чертям! – Мэри-Энн так рыдала, что похоже было на то, как если бы в матрасе лопнули пружины.
– Я хочу кое-что посоветовать вам для вашего же блага.
Я заявила, что и за тысячу баксов не вернусь к этим мерзким придуркам. Он заверил нас, что туда мы не пойдем, и был очень настойчив. Наконец уговорил, повел нас по коридору; мы очутились в маленькой спальне. Мы с Мэри-Энн сели рядом на кровать. Он встал напротив, облокотился на бюро, скрестил руки на груди и передвинул сигарету в угол рта.
– Я не собираюсь извиняться за то, что сделал, – начал он. – Меня ввели в заблуждение. Откуда вы родом, девочки?
Мы не хотели говорить, но он все из нас вытянул, постепенно, понемногу, и незаметно мы уже сами, перебивая друг друга, наперебой рассказали ему все. Он слушал и кивал.
Ни одна из нас не забудет того, что было потом. Он нахмурился и долго молчал, пуская дым. Наконец заговорил:
– С вами все ясно. Вы просто симпатичные девчушки-близнецы из Огайо. Молодые, здоровые и неиспорченные. Я мог бы выставить вас на посмешище. Но после того, что произошло у меня в номере, предпочитаю дать вам хороший совет. Ваш Деккер – та еще штучка. Подобрал двух славных девчушек и попытался сделать из них этаких блондинистых стерв. Он научил вас походке и повадкам дорогих шлюх. Превратил вас в стриптизерш. Бурлеск – не такая плохая штука. Немало хороших комиков начинали в бурлеске. Они пробились, потому что им хватило ума изменить вульгарный стиль и вырасти над собой. А вашему Деккеру суждено навсегда остаться глуповатым клоуном в мешковатых штанах, «рыжим». Я так понял, девочки, вы хотите работать в шоу-бизнесе. Послушайте моего совета: убирайтесь! Слух у вас есть, но голосочки слабые. Танцевать по-настоящему вы не умеете и не научитесь, потому что для этого нужна природная грация, которой ни у одной из вас нет. Что вы можете? Ходить по сцене, демонстрируя потрясающие фигурки, да хлопать глазками? Вам нравится то, что вы делаете с Деккером? Возвращайтесь домой, выходите замуж, рожайте красивых деток. Не перебивайте меня! Вы, конечно, можете продолжать и дальше выступать с Деккером, и я в точности могу вам предсказать, что с вами будет. Вы будете выступать до тех пор, пока окончательно не пропьете голоса. Будете танцевать, пока не начнете расплываться. К тому времени старина Деккер сойдет со сцены, и податься вам будет некуда. Что вам останется? Только разбитые сердца. Вам не понравилось, что мы приняли вас за шлюх? Чему вы удивляетесь? Благодаря урокам Деккера вы и выглядите как пара шлюх. Мы пригласили вас к себе, рассчитывая повеселиться. Что ж, веселья не вышло: вы нас даже пристыдили. – Он вытащил визитную карточку, что-то нацарапал на ней и сунул карточку в руку Мэри-Энн. – Вижу, что сейчас вы не склонны воспринимать добрые советы. Но послушайте меня хотя бы вот в чем: бросайте вы своего жалкого клоуна! Будете в Нью-Йорке – зайдите к моему другу. Адрес написан на карточке. Он устроит вас выступать в какой-нибудь ночной клуб – конечно, после того, как отучит от идиотских ужимочек, которые привил вам Деккер. Может быть, вам повезет и вы будете выступать в кордебалете, носить дурацкие юбочки с блестками и поддразнивать богатых клиентов.
Назад мы возвращались в такси. Мы уверяли друг друга: Джимми Энгус спутал Божий дар с яичницей. Но вообще-то продемонстрировал нам наше будущее. То, чем мы занимаемся, – практически дорога на кладбище. Энгус показал нам наши могилки. На одном могильном камне написано: «Ники», а на другом – «Рики».
Фил ждал нас в номере; он очень волновался, как все прошло. Мы сказали, что Джимми Энгус просил нас позвонить ему, когда мы будем в Нью-Йорке. Фил так просиял, словно выиграл в лотерее.
На следующий день мы стали уговаривать Фила отказаться от стриптиза. Но это оказалось так же легко, как отнять у него левую руку.
Слова Энгуса доходили до нас постепенно. Мы все обдумали. Ники первая произнесла вслух то, что мучило нас обеих:
– Слушай, детка. Энгус на пальцах объяснил нам, в какой помойке мы живем. Он словно открыл форточку и впустил свежий воздух. Но как сказать Филу? Как?
Мы знаем, как он на нас рассчитывает. И знаем, о чем он мечтает. Новость убьет нашего малыша. Он все надеется ухватить удачу за хвост, пока еще не слишком поздно. Но с тех пор мы стали воспринимать его слова по-иному и по-другому переглядываемся. Поняли, какие мы дешевки, и нам стало стыдно. Сообразили наконец, что нас одурачили. Из нашей игры ушла жизнь, и аплодисменты утратили для нас свою прелесть. Фил, кажется, пока ничего не замечает. Мы с сестрой близнецы; нам в голову одновременно приходят одни и те же мысли. Мы как-то разом поняли: для того чтобы вернуть себе радость жизни, нам требуется самая малость: забыть огромный номер в отеле «Прадо», набитый психованными киношниками, которые приняли нас за шлюх, потому что именно так нас научили держаться".
Рики закурила еще одну сигарету. Решение принято. Они доедут с Филом Деккером до Нью-Йорка, потому что бросить его сейчас – значит ранить его в самое сердце. Да, подумала она, все было бы ничего, когда бы было возможно ехать не останавливаясь. Когда мчишься без остановки, перестаешь думать. Но вот ломается паром, ты вынужден бездельничать и ждать, и непрошеные мысли снова и снова лезут в голову.
«Мы запрятали визитную карточку Энгуса так, чтобы Фил ее не нашел. Фил – маленький уродец, нелепый в своих нелепых красных шортах. Уродец с обезьяньим личиком, избитыми шутками и великой мечтой. Что будет с ним? Его жалко... Но с другой стороны, почему мы должны жертвовать собой ради его невероятной мечты?»
Рики глубоко затянулась. «Доехать до Нью-Йорка, а там объявить, что мы уходим? Нет, если уж разрывать с ним, нужно сделать это здесь и сейчас, под защитным покровом ночи».
Из темноты вынырнула Ники и оперлась о крыло машины.
– Одна кукуешь, детка? – спросила она скучным, бесцветным голосом.
– Сижу и думаю.
– Давай. Может, тебе, как новичку, повезет.
– Это шутка Фила.
– Детка, у нас с тобой все шутки от Фила.
– Мэри-Энн, я...
– Знаю, Рути. Меня мучает то же самое. Впереди у нас долгая жизнь. Он, конечно, душка.
– Так, может, сейчас?
– Сейчас темно. В темноте все кажется легче. Подумай, детка, как бы мы были безмятежно счастливы, не встреться нам этот Джеймс Энгус. Все, что было, кажется мне дурным сном. Именно сейчас я не в состоянии поверить, что выставляла напоказ свое красивое белое тело перед публикой. Интересно, что бы сказала наша бабушка?
– Ступай в дровяной сарай.
– Ты без ужина.
– Вот я смеюсь, но мне хочется плакать.
– Знаешь, а ведь ему тоже не по себе. Он забеспокоился. Почуял неладное.
– А что, если взять и выложить все одним махом? Может, так лучше?
– Нет, не стоит. Вдруг мы так расчувствуемся, что дадим слабину?
– Ну и как мы ему скажем?
– Ты только начни, а слова сами польются.
Они порывисто бросились друг к другу и крепко обнялись.
– Согласна? – тихо спросила Рики.
– Ладно. Так и сделаем. Сиди на месте. Он скоро пронюхает, где мы, и сам явится.
Ники тоже скользнула на заднее сиденье машины. Они сидели и молчали, слова были излишни. Через десять минут на дороге показался Фил Деккер.
– А, вот вы где! – произнес он, заглядывая в машину. – Кажется, я придумал отличный номер. Смотрите. Ники надевает юбку в обтяжку, стоит опираясь на фонарный столб, курит, крутит красную записную книжку, поглядывает на часы и притопывает ногой. В общем, ясно, что она ждет парня, который опаздывает на свидание. Я прохаживаюсь мимо, оборачиваюсь, напеваю старую непристойную песенку, а потом, знаете ли, этак небрежно, вразвалочку иду обратно. Затем...
– Фил, мы хотим поговорить с тобой, – перебила его Ники. – Сядь, пожалуйста, на переднее сиденье, повернись к нам и выслушай, что мы скажем.
– Что-то не так? Да не переживайте вы из-за парома. Рано или поздно переправимся. – Он сел в машину и повернулся к ним.
– Нет, Фил, тут другое дело, – начала Рики. – Вот... Мы ужасно признательны и благодарны тебе за все, что ты для нас сделал...
– Но, – продолжала Ники, – мы хотим соскочить.
Фил медленно достал сигарету, закурил. И не сразу закрыл крышечку зажигалки. Все какое-то время молчали, и это действовало на нервы.
– Может, вам кажется, что это так просто? – хрипло спросил наконец Фил. – Может, думаете, стоит вам щелкнуть пальцами, и дело сделано? Я знал, что вы что-то затеваете. Инстинкт меня не обманул. Что ж, позвольте кое-что вам напомнить. Если старина Фил не будет держать вас в узде, вы выдохнетесь за месяц.
– Что ж, посмотрим, – произнесла Рики, радуясь, что он выбрал такую линию поведения.
– Может, да, а может, и нет, – холодно парировал Деккер.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Опасно дурачить старика Фила. Думаете, я ничего не понимаю? Вас сбил с толку этот Энгус. Он понял, что может вас использовать. Так с вами и надо поступать – использовать, выжать, как лимон, и бросить. Он не даст вам ничего хорошего. Можете мне поверить. Черт, да я словно на ладони все вижу!
– Фил, мы все обдумали, – заявила Рики. – Мы хотим уйти.
– Хотите сколько угодно, но сделать это не так просто. Может, забыли? Вы поставили свои подписи. Может, вам кажется, что контракт – ерунда, просто маленький клочок бумаги, но позвольте вам напомнить, что это – защита. Поверьте мне, вы не можете просто так взять и выйти из игры. Никак не можете.
– Фил, мы все обдумали пару недель назад. Мы обязались выступать с тобой, это ладно. Но рабство было отменено еще при Линкольне. Мы будем танцевать, а ты – делать комические номера; словом, делим все пополам.
– Тогда я выжду. Мы вообще не будем выступать.
– Фил, мы будем работать. Хоть официантками. Долго ты сможешь выжидать?
Внезапно он откинул голову назад и разразился грубым хохотом:
– Да что я, в самом деле, дурака валяю? Думаете, я в вас заинтересован? Нужны вы мне, как чирей в заднице! Я все это время оказываю вам любезность. Душка Фил! Что ж, пора бы мне знать. Нельзя взять пару деревенских девчонок и сделать из них звезд эстрады. Я думал, у меня получится. Значит, ошибался. Так слушайте правду. Таланта у вас нет. Ни у одной из вас. Публика хлопает моим шуточкам и вашим красивым фигуркам, которые вам даны от природы. Я вот что сделаю: найду себе настоящих профессионалок. Пару девчонок, которые понимают, что к чему. Когда вы захотите приползти на брюхе назад, пишите мне на адрес «Варьете», но я вам все равно не отвечу. С таким же успехом можете выкопать ямку и засунуть ваши письма туда... или еще куда-нибудь. Доедем до Браунсвилла, разделим общие деньги. Свои тряпки можете забирать. А костюмы принадлежат мне, не забывайте. И контракт забирайте, я его вам верну; повесите его на стенку и будете любоваться среди ночи, когда вас разбудит плач ваших сопливых отпрысков, потому что, девочки, без меня вам в шоу-бизнесе не пробиться. Да, вы меня обвели вокруг пальца, но это не смертельно. Я и раньше, бывало, потешался над вашей простотой, но сейчас вы превзошли самих себя. Никогда еще мне не было так смешно.
Он хлопнул дверцей, вышел на дорогу и зашагал прочь небрежной походкой, насвистывая какую-то старую песенку.
– Бедный старичок, – тихо проговорила Рики. – Может, надо было дать ему еще год? Всего один год.
– Нет, детка. Хвост лучше рубить сразу. Мы сделали, что хотели. У нас никогда не хватило бы храбрости заговорить с ним во второй раз. Так что брось жалеть.
– Но он такой славный маленький сморщенный цыпленок.
– Славный, тупой и безнадежный, Рики. То есть Рути. Рики и Ники умерли.
– Остались близнецы Шеппард.
– А с ним что будет, детка?
– Кто знает? Будет выступать по пивным. Может, подберет какую-нибудь дурочку, научит ее делать стриптиз и еще какое-то время продержится на этом. Если ей не встретится на жизненном пути свой Джимми Энгус. Рути, ты подозревала, что наш старичок окажется таким гордым?
– Мы попали ему в самое сердце. Ты гордишься собой?
– Еще не знаю. Погоди, пока рана заживет.
– Хочешь глоточек?
– Нет, я пас. Видела, как он уходил?
– Эту картинку я сохраню в своем медальоне.
– Слыхала анекдот о карлике и медальоне?
– Это шуточка Фила.
– Знаешь что? Мы, наверное, всю оставшуюся жизнь будем перебрасываться шуточками Фила.
– И вспоминать маленький паром.
– Кажется, у нас глазки на мокром месте?
– Отвернись. Я хочу немного поплакать – совсем чуть-чуть.
– Подождала бы хоть, пока я отревусь.
Они сидели в темной машине, положив длинные ноги на спинки передних сидений. Ночь окутывала их со всех сторон.
Прошло какое-то время, и Мэри-Энн запела – негромко, нежно. Рути вторила. Они пели одну из первых песен, которые выучили в своей жизни.
Голоса их серебром звенели в ночи.
– Господи! Силою Твоею веселится царь...
Псалом услышал Фил Деккер, который находился от сестер на расстоянии в несколько метров и тридцать лет. Он шел по дороге и в бессильной ярости снова и снова ударял себя кулаком по бедрам.
Глава 10
Вспомни, как учила бабушка: кому многое дано, с того много и спросится...
Да, нечего сказать, тот тип из Нью-Йорка выбил почву у них из-под ног.
Было бы куда лучше, если бы сразу после школы они пошли работать, даже официантками. Рабочих мест везде хватает.
Рано или поздно им все равно придется все рассказать Филу. Он душка. Суетится, работает до седьмого пота, раздражается, кричит... Зато у него есть мечта – великая мечта, для которой он уже слишком стар.
"После сногсшибательного успеха нашего парного стриптиза в Новом Орлеане мы возомнили, будто и вправду что-то умеем. Фил чертовски умно все продумал. Проработал всю сцену до мелочей. Из декораций оставил простой задник с вырезанной в нем дверцей; предполагалось, что дверной проем – это зеркало. Мы столько репетировали, чтобы наши движения были синхронными... Многие уверяли, что вначале серьезно думали, будто на сцене одна девушка, которая смотрится в зеркало. Со стороны сцены перед «зеркалом» стоял еще туалетный столик. Мы по очереди работали «девушкой в зеркале». Играет музыка, девушка сидит за столиком, примеряет шляпы, наклоняет голову влево, вправо, потом встает в полный рост и смотрится в зеркало. Девушка с другой стороны одета точно так же. Публика начинает понимать, что к чему, только когда девушка на сцене примеряет вторую шляпу, потому что девушка в зеркале, в отличие от той, которая на сцене, начинает постепенно раздеваться. Боже, как они орали и визжали в Новом Орлеане, да и в Мексике тоже! Первые несколько раз мы чуть не убежали со сцены. Вечерами вспоминали бабушку. Знай бабушка, чем мы занимаемся, задала бы она нам перцу!
Но Фил уверял, что легкий стриптиз оживляет номер, а потом мы привыкли и перестали краснеть. Даже стало отчасти приятно: радостно сознавать, что тебе есть что показать.
Господи, неужели в детстве мы мечтали именно об этом? Мэри-Энн и Рути Шеппард... Мы забирались в огромную кровать и хихикали ночи напролет, представляя, как вырастем и станем актрисами. Будем петь и танцевать. Сестры Шеппард, звезды эстрады! Мы выучили все популярные песенки.
Как же мы были счастливы, когда выиграли любительский конкурс! Готовились состязаться с победителями из других штатов... И вдруг объявился малыш Фил, желчно объявил, что мы ни черта еще не умеем, но он может нам помочь, да-да... От радости мы готовы были прыгать до потолка!
Да уж, Фил из нас семь потов выжал... Он славный малый и желает нам добра. Даже не догадывается, какой вред на самом деле нам причинил. Бедняга!
Тот тип из Нью-Йорка со своими погаными дружками преподал нам хороший урок. Они были в клубе на представлении; а после он прислал нам записку, пригласил к ним за столик. Почему бы вам, девочки, не пойти к нам в гости? Только без Фила. Фил прочел записку, и у него глаза на лоб полезли. Он сказал: «Джимми Энгус! Девочки, я о нем слышал! Он ставит мюзиклы в Нью-Йорке. Большая шишка. Слушайте, девочки, покажите себя с лучшей стороны. Может быть, сегодня решится ваша судьба».
В общем, мы сели к ним за столик и показали трюк, которому обучились с детства: Мэри-Энн начинала фразу, а я без перерыва, с ходу заканчивала ее. Сейчас Мне даже как-то странно, что сестру на самом деле зовут Мэри-Энн, а не Ники. Что значит привычка!
Вначале нам казалось, что все идет гладко, мы выдали несколько шуточек, которым научились от Фила, и они все хохотали как сумасшедшие; нам бы сразу обо всем догадаться, потому что они уж слишком хохотали – просто ржали. Как будто на самом деле их с нами нет.
Джимми Энгус – высокий и тощий, уже в годах; с ним сидела его жена, девица с мальчишеской стрижкой – в прошлом актриса. Еще там был толстый агент из Голливуда, один юнец, и другой юнец с женой – старой кошелкой, и еще кто-то.
Наверное, не стоило принимать приглашение и ехать с ними в отель. Дуры мы были, вот и все. Как и говорил Джимми Энгус, он снял огромные, шикарные апартаменты в отеле «Прадо». Самый большой номер, который я когда-либо видела. В нише устроили бар, наняли бармена из отеля, который готовил коктейли. К ним в номер набилась целая толпа народу. Постепенно мы поняли: вроде бы все они съехались для того, чтобы выбрать натуру для фильма на мексиканский сюжет. Чертовски тяжело было следить за ходом разговора: все говорили одновременно. Мы, как обычно, держались вместе.
Нам показалось, что мы им понравились, и первое время нам было очень весело, потому что все они пыжились, изображая из себя невесть кого, хотя мы ни о ком из них слыхом не слыхали.
Фил велел нам показать себя с лучшей стороны, поэтому мы для храбрости как следует набрались. Сначала я не врубилась, для чего Джимми Энгус раздвигает стол, но потом забеспокоилась, потому что он раздобыл откуда-то охапку шляп.
Он постучал по столу бокалом, словно хотел сказать тост, и объявил:
– А сейчас Энгус и компания приготовили вам небольшой сюрприз! Представляю вам Рики и Ники, звездочек «Клуба де Медианоче» – девушек с обширным дарованием! Поехали, девочки! – Он откинул крышку маленького фортепиано и начал играть мелодию, под которую мы обычно выступали, – «Есть на что посмотреть».
Мы переглянулись. Мы всегда думаем одинаково и одинаково на все реагируем, и я тут же поняла, что мы влипли в большую грязную лужу. Мы-то решили, что нас пригласили в гости, а теперь нам предстояло показывать стриптиз этой толпе одуревших пьяных гостей. Нам и в клубе приходилось нелегко, но со сцены не видно лиц... во всяком случае, мы не собирались раздеваться в чьей-то гостиной, это уж точно.
– Нет, – сказала я. – Нет, прошу вас.
К нам, подошел толстый агент, улыбнулся сальной улыбочкой, сунул каждой из нас по пятидесятидолларовому банкнота и заявил:
– Дамы, думаю, что за это вы покажете нам все как следует, без уступок цензуре, как в клубе.
Он сел, и только тут до меня дошло, что он нам предлагает: хочет, чтобы мы разделись догола! Мы стояли с этими деньгами как дуры, а Джимми Энгус, который сидел за пианино, ухмыльнулся нам через плечо и снова заиграл вступление. Мы опять сказали «нет», а они все аплодировали, топали ногами, а какой-то придурок вопил:
– Давайте снимайте все!
Мы попробовали пробиться к двери, но какой-то нахальный коротышка – от горшка два вершка – преградил нам дорогу и заорал так, что перекрыл музыку:
– Ребята! Девочки стесняются. – Ничего себе «девочки»! Он был мне ростом только до подбородка. – Я знаю, что им нужно! – надрывался коротышка. – Немножко порепетировать. Луи, вот держи. Возвращаю тебе твою сотню баксов, и мы с этими куколками удалимся в отдельный номер и немножко попрактикуемся.
К нам подскочил еще один тип и выпалил:
– Богом клянусь, еще за сотню они и со мной порепетируют!
Все женщины завизжали, словно были потрясены или еще что. Коротышка схватил нас за руки и потащил в коридорчик. Несмотря на малый рост, он оказался жилистым.
Мы с Мэри-Энн умеем обходиться с назойливыми поклонниками. Еще в восьмом классе научились. Она крутанула его за руку, а я врезала ногой в брюхо; пока он крутился волчком, она тоже врезала ему, когда он оказался против нее; Мэри-Энн заплакала; потом он споткнулся о какой-то маленький порожек и упал, а Мэри-Энн лягнула его ногой в грудь. Тут разревелись уже мы обе; плач заглушил остальной шум, и мы ничего не слышали, кроме того, как грязно ругался нахальный коротышка, пока полз на четвереньках к порожку.
Мы выбежали за дверь. У лифта нас нагнал Джимми Энгус. Нам показалось, что он смотрит на нас как-то по-другому. Энгус сказал:
– Девочки, я хочу поговорить с вами.
– Можете убираться ко всем чертям! – Мэри-Энн так рыдала, что похоже было на то, как если бы в матрасе лопнули пружины.
– Я хочу кое-что посоветовать вам для вашего же блага.
Я заявила, что и за тысячу баксов не вернусь к этим мерзким придуркам. Он заверил нас, что туда мы не пойдем, и был очень настойчив. Наконец уговорил, повел нас по коридору; мы очутились в маленькой спальне. Мы с Мэри-Энн сели рядом на кровать. Он встал напротив, облокотился на бюро, скрестил руки на груди и передвинул сигарету в угол рта.
– Я не собираюсь извиняться за то, что сделал, – начал он. – Меня ввели в заблуждение. Откуда вы родом, девочки?
Мы не хотели говорить, но он все из нас вытянул, постепенно, понемногу, и незаметно мы уже сами, перебивая друг друга, наперебой рассказали ему все. Он слушал и кивал.
Ни одна из нас не забудет того, что было потом. Он нахмурился и долго молчал, пуская дым. Наконец заговорил:
– С вами все ясно. Вы просто симпатичные девчушки-близнецы из Огайо. Молодые, здоровые и неиспорченные. Я мог бы выставить вас на посмешище. Но после того, что произошло у меня в номере, предпочитаю дать вам хороший совет. Ваш Деккер – та еще штучка. Подобрал двух славных девчушек и попытался сделать из них этаких блондинистых стерв. Он научил вас походке и повадкам дорогих шлюх. Превратил вас в стриптизерш. Бурлеск – не такая плохая штука. Немало хороших комиков начинали в бурлеске. Они пробились, потому что им хватило ума изменить вульгарный стиль и вырасти над собой. А вашему Деккеру суждено навсегда остаться глуповатым клоуном в мешковатых штанах, «рыжим». Я так понял, девочки, вы хотите работать в шоу-бизнесе. Послушайте моего совета: убирайтесь! Слух у вас есть, но голосочки слабые. Танцевать по-настоящему вы не умеете и не научитесь, потому что для этого нужна природная грация, которой ни у одной из вас нет. Что вы можете? Ходить по сцене, демонстрируя потрясающие фигурки, да хлопать глазками? Вам нравится то, что вы делаете с Деккером? Возвращайтесь домой, выходите замуж, рожайте красивых деток. Не перебивайте меня! Вы, конечно, можете продолжать и дальше выступать с Деккером, и я в точности могу вам предсказать, что с вами будет. Вы будете выступать до тех пор, пока окончательно не пропьете голоса. Будете танцевать, пока не начнете расплываться. К тому времени старина Деккер сойдет со сцены, и податься вам будет некуда. Что вам останется? Только разбитые сердца. Вам не понравилось, что мы приняли вас за шлюх? Чему вы удивляетесь? Благодаря урокам Деккера вы и выглядите как пара шлюх. Мы пригласили вас к себе, рассчитывая повеселиться. Что ж, веселья не вышло: вы нас даже пристыдили. – Он вытащил визитную карточку, что-то нацарапал на ней и сунул карточку в руку Мэри-Энн. – Вижу, что сейчас вы не склонны воспринимать добрые советы. Но послушайте меня хотя бы вот в чем: бросайте вы своего жалкого клоуна! Будете в Нью-Йорке – зайдите к моему другу. Адрес написан на карточке. Он устроит вас выступать в какой-нибудь ночной клуб – конечно, после того, как отучит от идиотских ужимочек, которые привил вам Деккер. Может быть, вам повезет и вы будете выступать в кордебалете, носить дурацкие юбочки с блестками и поддразнивать богатых клиентов.
Назад мы возвращались в такси. Мы уверяли друг друга: Джимми Энгус спутал Божий дар с яичницей. Но вообще-то продемонстрировал нам наше будущее. То, чем мы занимаемся, – практически дорога на кладбище. Энгус показал нам наши могилки. На одном могильном камне написано: «Ники», а на другом – «Рики».
Фил ждал нас в номере; он очень волновался, как все прошло. Мы сказали, что Джимми Энгус просил нас позвонить ему, когда мы будем в Нью-Йорке. Фил так просиял, словно выиграл в лотерее.
На следующий день мы стали уговаривать Фила отказаться от стриптиза. Но это оказалось так же легко, как отнять у него левую руку.
Слова Энгуса доходили до нас постепенно. Мы все обдумали. Ники первая произнесла вслух то, что мучило нас обеих:
– Слушай, детка. Энгус на пальцах объяснил нам, в какой помойке мы живем. Он словно открыл форточку и впустил свежий воздух. Но как сказать Филу? Как?
Мы знаем, как он на нас рассчитывает. И знаем, о чем он мечтает. Новость убьет нашего малыша. Он все надеется ухватить удачу за хвост, пока еще не слишком поздно. Но с тех пор мы стали воспринимать его слова по-иному и по-другому переглядываемся. Поняли, какие мы дешевки, и нам стало стыдно. Сообразили наконец, что нас одурачили. Из нашей игры ушла жизнь, и аплодисменты утратили для нас свою прелесть. Фил, кажется, пока ничего не замечает. Мы с сестрой близнецы; нам в голову одновременно приходят одни и те же мысли. Мы как-то разом поняли: для того чтобы вернуть себе радость жизни, нам требуется самая малость: забыть огромный номер в отеле «Прадо», набитый психованными киношниками, которые приняли нас за шлюх, потому что именно так нас научили держаться".
Рики закурила еще одну сигарету. Решение принято. Они доедут с Филом Деккером до Нью-Йорка, потому что бросить его сейчас – значит ранить его в самое сердце. Да, подумала она, все было бы ничего, когда бы было возможно ехать не останавливаясь. Когда мчишься без остановки, перестаешь думать. Но вот ломается паром, ты вынужден бездельничать и ждать, и непрошеные мысли снова и снова лезут в голову.
«Мы запрятали визитную карточку Энгуса так, чтобы Фил ее не нашел. Фил – маленький уродец, нелепый в своих нелепых красных шортах. Уродец с обезьяньим личиком, избитыми шутками и великой мечтой. Что будет с ним? Его жалко... Но с другой стороны, почему мы должны жертвовать собой ради его невероятной мечты?»
Рики глубоко затянулась. «Доехать до Нью-Йорка, а там объявить, что мы уходим? Нет, если уж разрывать с ним, нужно сделать это здесь и сейчас, под защитным покровом ночи».
Из темноты вынырнула Ники и оперлась о крыло машины.
– Одна кукуешь, детка? – спросила она скучным, бесцветным голосом.
– Сижу и думаю.
– Давай. Может, тебе, как новичку, повезет.
– Это шутка Фила.
– Детка, у нас с тобой все шутки от Фила.
– Мэри-Энн, я...
– Знаю, Рути. Меня мучает то же самое. Впереди у нас долгая жизнь. Он, конечно, душка.
– Так, может, сейчас?
– Сейчас темно. В темноте все кажется легче. Подумай, детка, как бы мы были безмятежно счастливы, не встреться нам этот Джеймс Энгус. Все, что было, кажется мне дурным сном. Именно сейчас я не в состоянии поверить, что выставляла напоказ свое красивое белое тело перед публикой. Интересно, что бы сказала наша бабушка?
– Ступай в дровяной сарай.
– Ты без ужина.
– Вот я смеюсь, но мне хочется плакать.
– Знаешь, а ведь ему тоже не по себе. Он забеспокоился. Почуял неладное.
– А что, если взять и выложить все одним махом? Может, так лучше?
– Нет, не стоит. Вдруг мы так расчувствуемся, что дадим слабину?
– Ну и как мы ему скажем?
– Ты только начни, а слова сами польются.
Они порывисто бросились друг к другу и крепко обнялись.
– Согласна? – тихо спросила Рики.
– Ладно. Так и сделаем. Сиди на месте. Он скоро пронюхает, где мы, и сам явится.
Ники тоже скользнула на заднее сиденье машины. Они сидели и молчали, слова были излишни. Через десять минут на дороге показался Фил Деккер.
– А, вот вы где! – произнес он, заглядывая в машину. – Кажется, я придумал отличный номер. Смотрите. Ники надевает юбку в обтяжку, стоит опираясь на фонарный столб, курит, крутит красную записную книжку, поглядывает на часы и притопывает ногой. В общем, ясно, что она ждет парня, который опаздывает на свидание. Я прохаживаюсь мимо, оборачиваюсь, напеваю старую непристойную песенку, а потом, знаете ли, этак небрежно, вразвалочку иду обратно. Затем...
– Фил, мы хотим поговорить с тобой, – перебила его Ники. – Сядь, пожалуйста, на переднее сиденье, повернись к нам и выслушай, что мы скажем.
– Что-то не так? Да не переживайте вы из-за парома. Рано или поздно переправимся. – Он сел в машину и повернулся к ним.
– Нет, Фил, тут другое дело, – начала Рики. – Вот... Мы ужасно признательны и благодарны тебе за все, что ты для нас сделал...
– Но, – продолжала Ники, – мы хотим соскочить.
Фил медленно достал сигарету, закурил. И не сразу закрыл крышечку зажигалки. Все какое-то время молчали, и это действовало на нервы.
– Может, вам кажется, что это так просто? – хрипло спросил наконец Фил. – Может, думаете, стоит вам щелкнуть пальцами, и дело сделано? Я знал, что вы что-то затеваете. Инстинкт меня не обманул. Что ж, позвольте кое-что вам напомнить. Если старина Фил не будет держать вас в узде, вы выдохнетесь за месяц.
– Что ж, посмотрим, – произнесла Рики, радуясь, что он выбрал такую линию поведения.
– Может, да, а может, и нет, – холодно парировал Деккер.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Опасно дурачить старика Фила. Думаете, я ничего не понимаю? Вас сбил с толку этот Энгус. Он понял, что может вас использовать. Так с вами и надо поступать – использовать, выжать, как лимон, и бросить. Он не даст вам ничего хорошего. Можете мне поверить. Черт, да я словно на ладони все вижу!
– Фил, мы все обдумали, – заявила Рики. – Мы хотим уйти.
– Хотите сколько угодно, но сделать это не так просто. Может, забыли? Вы поставили свои подписи. Может, вам кажется, что контракт – ерунда, просто маленький клочок бумаги, но позвольте вам напомнить, что это – защита. Поверьте мне, вы не можете просто так взять и выйти из игры. Никак не можете.
– Фил, мы все обдумали пару недель назад. Мы обязались выступать с тобой, это ладно. Но рабство было отменено еще при Линкольне. Мы будем танцевать, а ты – делать комические номера; словом, делим все пополам.
– Тогда я выжду. Мы вообще не будем выступать.
– Фил, мы будем работать. Хоть официантками. Долго ты сможешь выжидать?
Внезапно он откинул голову назад и разразился грубым хохотом:
– Да что я, в самом деле, дурака валяю? Думаете, я в вас заинтересован? Нужны вы мне, как чирей в заднице! Я все это время оказываю вам любезность. Душка Фил! Что ж, пора бы мне знать. Нельзя взять пару деревенских девчонок и сделать из них звезд эстрады. Я думал, у меня получится. Значит, ошибался. Так слушайте правду. Таланта у вас нет. Ни у одной из вас. Публика хлопает моим шуточкам и вашим красивым фигуркам, которые вам даны от природы. Я вот что сделаю: найду себе настоящих профессионалок. Пару девчонок, которые понимают, что к чему. Когда вы захотите приползти на брюхе назад, пишите мне на адрес «Варьете», но я вам все равно не отвечу. С таким же успехом можете выкопать ямку и засунуть ваши письма туда... или еще куда-нибудь. Доедем до Браунсвилла, разделим общие деньги. Свои тряпки можете забирать. А костюмы принадлежат мне, не забывайте. И контракт забирайте, я его вам верну; повесите его на стенку и будете любоваться среди ночи, когда вас разбудит плач ваших сопливых отпрысков, потому что, девочки, без меня вам в шоу-бизнесе не пробиться. Да, вы меня обвели вокруг пальца, но это не смертельно. Я и раньше, бывало, потешался над вашей простотой, но сейчас вы превзошли самих себя. Никогда еще мне не было так смешно.
Он хлопнул дверцей, вышел на дорогу и зашагал прочь небрежной походкой, насвистывая какую-то старую песенку.
– Бедный старичок, – тихо проговорила Рики. – Может, надо было дать ему еще год? Всего один год.
– Нет, детка. Хвост лучше рубить сразу. Мы сделали, что хотели. У нас никогда не хватило бы храбрости заговорить с ним во второй раз. Так что брось жалеть.
– Но он такой славный маленький сморщенный цыпленок.
– Славный, тупой и безнадежный, Рики. То есть Рути. Рики и Ники умерли.
– Остались близнецы Шеппард.
– А с ним что будет, детка?
– Кто знает? Будет выступать по пивным. Может, подберет какую-нибудь дурочку, научит ее делать стриптиз и еще какое-то время продержится на этом. Если ей не встретится на жизненном пути свой Джимми Энгус. Рути, ты подозревала, что наш старичок окажется таким гордым?
– Мы попали ему в самое сердце. Ты гордишься собой?
– Еще не знаю. Погоди, пока рана заживет.
– Хочешь глоточек?
– Нет, я пас. Видела, как он уходил?
– Эту картинку я сохраню в своем медальоне.
– Слыхала анекдот о карлике и медальоне?
– Это шуточка Фила.
– Знаешь что? Мы, наверное, всю оставшуюся жизнь будем перебрасываться шуточками Фила.
– И вспоминать маленький паром.
– Кажется, у нас глазки на мокром месте?
– Отвернись. Я хочу немного поплакать – совсем чуть-чуть.
– Подождала бы хоть, пока я отревусь.
Они сидели в темной машине, положив длинные ноги на спинки передних сидений. Ночь окутывала их со всех сторон.
Прошло какое-то время, и Мэри-Энн запела – негромко, нежно. Рути вторила. Они пели одну из первых песен, которые выучили в своей жизни.
Голоса их серебром звенели в ночи.
– Господи! Силою Твоею веселится царь...
Псалом услышал Фил Деккер, который находился от сестер на расстоянии в несколько метров и тридцать лет. Он шел по дороге и в бессильной ярости снова и снова ударял себя кулаком по бедрам.
Глава 10
Дел Беннике, называвший теперь себя Бенсоном, преступник, за которым охотилась вся мексиканская полиция, посмотрел на часы и понял, что почти двое суток провел без сна. Временами его охватывало странное оцепенение. Так бывает, если допиться до чертиков, – тогда тебе наплевать на всех окружающих, вообще на все. От страха и нервного истощения он не мог ни спать, ни продумывать свои дальнейшие действия. Впрочем, будущее теперь его тоже не слишком волновало.
Как-нибудь все образуется. Как всегда. Ему, бывало, приходилось поработать мозгами; он принимал решение и действовал молниеносно. Иногда он от усталости закрывал глаза и отключался, но затем в кровь поступала очередная порция адреналина; плечи его распрямлялись, кулаки сжимались, становилось трудно дышать.
Ты всегда использовал других для того, чтобы выйти сухим из воды. Быстро думай, как замести следы и затеряться в толпе.
Потасовка, вызванная приездом жирного политикана, как ни странно, привела его в чувство. Ему полегчало. Надо же, как быстро они достают стволы! Тот техасец, полумексикашка, просто молодчина. Ловко уклонился, нанес удар левой, а потом переместился вправо, пригнулся и перешел в атаку. Будь он непрофессионалом, непременно попытался бы отступить – и получил бы прямой в челюсть. Когда эскорт Атагуальпы с ревом промчался по дороге, Беннике оцепенел от ужаса. Первой его мыслью было: «Это за мной». Но потом понял, что они гонят слишком быстро, чтобы разглядывать номерные знаки всех встречных машин. Значит, просто спешат попасть на паром и переправиться через реку.
А вовремя он заглянул в машину, где сидела эта старая кукла! Не иначе как по наитию. Зато получил возможность познакомиться с попутчиками, хорошенько их рассмотреть. Подружился с девчонкой Муни. Может, все еще выйдет как надо. Теперь нужно попасть в Сан-Антонио. Ничего, как-нибудь. Не из таких переделок выпутывался.
Как только охранники достали оружие, Беннике поспешил спрятаться. С чувством праведного удовлетворения наблюдал за происходящим из своего убежища и следил за тем, как повели себя остальные. Два гомика спустились вниз, к реке. Смешной человечек в красных шортах бросил своих блондиночек и притаился за деревом. А вот Муни – молодец. Быстро юркнула в зазор между двумя машинами; сразу видно, для нее перестрелка не новость. Она уже бывала в подобных переделках.
Беннике слышал, о чем говорил техасец с жирным политиком; когда он понял, что кризис миновал, встал на ноги и с живым интересом следил, как охранники учили уму-разуму своего товарища. Вырубить человека можно по-разному. Эти сработали чисто. Прикладом по башке, прицелом по физиономии... Тот бедняга уже никогда не будет прежним. Наказание преследовало цель лишить его уверенности в себе. Ему не лицо разбили, разбили его самоуверенность и мужественность; если даже прежде он и был надежным парнем, отныне никто не сможет ему доверять. По аналогии Беннике вспомнил одного офицера-англичашку в Рангуне. Эдакий мальчик, закончивший частную школу, с румянцем во всю щеку. Чтобы провернуть ту сделку со спиртом, им надо было заручиться его согласием. Всем делом заправлял Шайк, он-то и избил три раза англичашку в темном переулке – просто так, вообще без всякого повода. Остальные и пальцем до него не дотронулись. Когда они, наконец, сделали ему свое предложение, англичашка не смог отказаться, потому что побои отрезвили его, заставили по-другому взглянуть на мир. Хорошая порка в нужное время изрядно способствует дальнейшей совместной работе.
Беннике видел, как больную укладывали во второй седан. С нею вместе сели молодожены, и черные машины умчались.
Он неспешно пошел к техасцу и перекинулся с ним парой слов. Сразу понятно, на кого техасец сделал стойку и почему так затрепыхался. Та платиновая блондиночка смотрела на него таким взглядом! Техасец был не расположен болтать; Беннике слегка прошелся насчет его мексиканской крови, но это не сработало.
А потом у дальнего берега со сходней слетел грузовик. Вернулся прежний страх. Беннике понимал, что до заката его могут сцапать на этом самом месте.. Солнечный свет для него смерти подобен – или, вернее, равен пожизненному заключению за убийство. Наверное, сегодня в Мехико все газеты трубят об этом деле. Господи, было бы о ком жалеть! У них этих матадоров в тесных штанах пруд пруди – день-деньской просиживают зады на Пласа Мехико. Но поклонники этого – aficionados – потребуют, чтобы с убийцы содрали кожу, нарезали из спины ремней, поджарили его на машинном масле.
У него вспотели ладони. Не обращая внимания на зазывные взгляды девчонки Муни, Беннике полез наверх. Ему надо побыть одному, посидеть в тени. Правда, сейчас, на закате, тени все равно освещаются косыми лучами солнца – тени в полном смысле этого слова нет. Если красный шарик и дальше будет двигаться так же быстро, не успеешь оглянуться, как наступит ночь.
Как-нибудь все образуется. Как всегда. Ему, бывало, приходилось поработать мозгами; он принимал решение и действовал молниеносно. Иногда он от усталости закрывал глаза и отключался, но затем в кровь поступала очередная порция адреналина; плечи его распрямлялись, кулаки сжимались, становилось трудно дышать.
Ты всегда использовал других для того, чтобы выйти сухим из воды. Быстро думай, как замести следы и затеряться в толпе.
Потасовка, вызванная приездом жирного политикана, как ни странно, привела его в чувство. Ему полегчало. Надо же, как быстро они достают стволы! Тот техасец, полумексикашка, просто молодчина. Ловко уклонился, нанес удар левой, а потом переместился вправо, пригнулся и перешел в атаку. Будь он непрофессионалом, непременно попытался бы отступить – и получил бы прямой в челюсть. Когда эскорт Атагуальпы с ревом промчался по дороге, Беннике оцепенел от ужаса. Первой его мыслью было: «Это за мной». Но потом понял, что они гонят слишком быстро, чтобы разглядывать номерные знаки всех встречных машин. Значит, просто спешат попасть на паром и переправиться через реку.
А вовремя он заглянул в машину, где сидела эта старая кукла! Не иначе как по наитию. Зато получил возможность познакомиться с попутчиками, хорошенько их рассмотреть. Подружился с девчонкой Муни. Может, все еще выйдет как надо. Теперь нужно попасть в Сан-Антонио. Ничего, как-нибудь. Не из таких переделок выпутывался.
Как только охранники достали оружие, Беннике поспешил спрятаться. С чувством праведного удовлетворения наблюдал за происходящим из своего убежища и следил за тем, как повели себя остальные. Два гомика спустились вниз, к реке. Смешной человечек в красных шортах бросил своих блондиночек и притаился за деревом. А вот Муни – молодец. Быстро юркнула в зазор между двумя машинами; сразу видно, для нее перестрелка не новость. Она уже бывала в подобных переделках.
Беннике слышал, о чем говорил техасец с жирным политиком; когда он понял, что кризис миновал, встал на ноги и с живым интересом следил, как охранники учили уму-разуму своего товарища. Вырубить человека можно по-разному. Эти сработали чисто. Прикладом по башке, прицелом по физиономии... Тот бедняга уже никогда не будет прежним. Наказание преследовало цель лишить его уверенности в себе. Ему не лицо разбили, разбили его самоуверенность и мужественность; если даже прежде он и был надежным парнем, отныне никто не сможет ему доверять. По аналогии Беннике вспомнил одного офицера-англичашку в Рангуне. Эдакий мальчик, закончивший частную школу, с румянцем во всю щеку. Чтобы провернуть ту сделку со спиртом, им надо было заручиться его согласием. Всем делом заправлял Шайк, он-то и избил три раза англичашку в темном переулке – просто так, вообще без всякого повода. Остальные и пальцем до него не дотронулись. Когда они, наконец, сделали ему свое предложение, англичашка не смог отказаться, потому что побои отрезвили его, заставили по-другому взглянуть на мир. Хорошая порка в нужное время изрядно способствует дальнейшей совместной работе.
Беннике видел, как больную укладывали во второй седан. С нею вместе сели молодожены, и черные машины умчались.
Он неспешно пошел к техасцу и перекинулся с ним парой слов. Сразу понятно, на кого техасец сделал стойку и почему так затрепыхался. Та платиновая блондиночка смотрела на него таким взглядом! Техасец был не расположен болтать; Беннике слегка прошелся насчет его мексиканской крови, но это не сработало.
А потом у дальнего берега со сходней слетел грузовик. Вернулся прежний страх. Беннике понимал, что до заката его могут сцапать на этом самом месте.. Солнечный свет для него смерти подобен – или, вернее, равен пожизненному заключению за убийство. Наверное, сегодня в Мехико все газеты трубят об этом деле. Господи, было бы о ком жалеть! У них этих матадоров в тесных штанах пруд пруди – день-деньской просиживают зады на Пласа Мехико. Но поклонники этого – aficionados – потребуют, чтобы с убийцы содрали кожу, нарезали из спины ремней, поджарили его на машинном масле.
У него вспотели ладони. Не обращая внимания на зазывные взгляды девчонки Муни, Беннике полез наверх. Ему надо побыть одному, посидеть в тени. Правда, сейчас, на закате, тени все равно освещаются косыми лучами солнца – тени в полном смысле этого слова нет. Если красный шарик и дальше будет двигаться так же быстро, не успеешь оглянуться, как наступит ночь.