– Папаш, мы тут скоро прикончим все пиво, черт меня дери! Кому-нибудь надо, к чертям собачьим, сбегать к Барни. Ты что, хочешь вообще изолировать нас от мира, а. Папаша? Или все-таки разрешишь пополнить запасы продовольствия?
Другой мужской голос пророкотал в ответ что-то, потом заговорила девушка, но ее слова заглушала музыка. Вскоре двое прошли мимо меня к закусочной. Я хорошо разглядел их, пока они карабкались на стенку дока. Рослого парня с бачками и невыразительным лицом и длинноногую неуклюжую девчонку в очках. Поравнявшись со мной, она спросила своего спутника:
– Ты ведь не должен все время быть у них на побегушках, Пит?
– Заткнись, Пэтти. Папаше нравится... Зачем портить ему веселье?
Так я впервые увидел Джуниора Аллена. Впрочем, особо запоминать было нечего. Лишь тень в кубрике корабля да глухие раскаты низкого голоса. И еще смех. Аллен был единственным, кто там смеялся.
– У меня раскалывается голова, – заявила Лоис.
– Неудивительно.
– Прости, Трев, но увидеть его... Я так испугалась.
– Или обрадовалась, что появился повод надраться?
– Не будь таким жестоким.
– Просто мне больно видеть, как ты сама разрушаешь все то, чего с таким трудом достигла.
– Больше такого не случится.
– Какого – «такого»?
– Я не знаю. Не хочу, чтобы это повторилось. Но я думаю... он ведь может сейчас появиться здесь!
– Не сегодня. Он занят.
– Что?
Я рассказал ей, где и когда разыскал его. В обществе парня с бачками и трех девиц – Дилин, Пэтти и Корри.
– Из того, что я услышал, ясно: он везет их на Багамы. Эти юнцы думают, что работают у него, и радуются: нашли нежного опекуна! Они зовут его Папашей.
– Неужели эти бедняги не раскусили его?
– Кэтти тоже не раскусила. Да и ты тоже.
– И что ты собираешься делать?
– Завтра попробую с ним встретиться.
– А если они уплывут?
– Не уплывут. На яхте нужно сменить генератор.
– А вдруг они успеют это сделать утром и отчалят?
– Если тебе будет страшно, ты всегда сможешь напиться.
– Не будь таким злым.
– Просто я чуть-чуть в тебе разочаровался.
– Я понимаю. Прости.
– Как твоя голова?
– По-моему, немного лучше. И знаешь, Трев...
– Что, дорогая?
– Трев, я такая голодная, что могу съесть эту скамейку.
Я дождался полудня и отправился в «Цитрус инн». Комната 2А находилась на втором этаже, в центре здания. На мне была летняя модификация парадного костюма: майка, слаксы цвета хаки, бейсбольная шапочка, парусиновые туфли. На лицо натянул жаждущую улыбку и выставил вперед бутылочку хорошего бурбона в коричневом бумажном пакете. Потом постучал в украшенную затейливой резьбой старую деревянную дверь, затем – еще разок, и девичий голос раздраженно прокричал в ответ:
– Минутку!
Щелкнул замок. Дверь приоткрылась на миллиметр с четвертью, и я увидел взъерошенные черные волосы, кусочек загорелой кожи и холодный недружелюбный взгляд зеленых глаз.
– Чего надо?
– Я ищу Дилин.
– Ее здесь нет.
– Вы Корри?
– Черт возьми, а вы кто?
– Друг ее друга.
– Какого такого друга?
– Марианны, она работает в «Ша Бруа».
– У этой дуры нет друзей.
Если бы я попросил ее о чем-то или извинился, она бы захлопнула дверь. Но я просто стоял и улыбался. Именно так всегда надо вести себя в решающий момент.
Если ты хорошо выглядишь, не суетишься и демонстрируешь легкое равнодушие к собеседнику, это интригует. В случае с Корри мне повезло больше, чем я рассчитывал, и грех было не воспользоваться ситуацией. Если ты продолжаешь приставать к человеку, настроенному подозрительно и враждебно, ты тем самым только усиливаешь его антипатию к тебе. Я не стал наседать на Корри, и вскоре ее глаз смотрел на меня уже с меньшим недоверием.
– И что же такое случилось с Марианной, что вам понадобилась Дилин? Что-то я не врублюсь...
– Не хочу смущать тебя, Корри.
– И чего же это меня так смутит?
– Я встречал Дилин в разных местах, но все никак не мог понять, что она за человек. А потом она пропала, и я подумал, что она уехала из города. Стал расспрашивать Марианну, а та сказала, что, может быть, она здесь. У меня выдался свободный денек, вот я и решил заглянуть сюда – вдруг увижу ее. Но если она так же приветлива, как ты, отправлюсь-ка я лучше домой.
Корри разглядывала меня примерно секунд десять.
– Подожди немного, – буркнула она наконец и закрыла дверь.
Девушка снова появилась минут через пятнадцать. Она растрепала стоявшие торчком волосы и поверх купальника накинула пляжный халат. Черно-белый закрытый купальник плотно обтягивал ее фигуру, но черный цвет слегка полинял, а белый испачкался. В целом Корри была ничего, хотя ее немного портили полноватые бедра и бульдожья челюсть. Она прикрыла за собой дверь, улыбнулась мне и сказала:
– Ты прямо великан, а? Имя-то у тебя есть?
– Трев.
– В комнате человек отсыпается. Ее полночи тошнило с пива. Пошли, я тебе кое-что покажу.
Я двинулся за ней по короткому коридору к окну, выходившему на склад. Девушка в очень открытом бикини лежала на матрасе на крыше каюты «Плэй Пен». Я взглянул на нее из-за плеча Корри. Та лукаво посмотрела на меня.
– Я тебя не очень-то виню, что ты на нее уставился. Она неплоха, а?
– Восхитительна.
– Но если ты пришел сюда за ней, то можешь нарваться на неприятности. Она теперь подружка хозяина этой яхты.
– Здесь много яхт. Кто владелец этой?
– Взрослый парень, фамилия его Аллен, мы прозвали его Папашей. Мы поплывем на этой лодке далеко-далеко, аж на Багамы. Поверишь ли, он сказал, что трудно было найти людей и сколотить команду! Это, оказывается, чертовская проблема. Но, судя по тому, как идут дела, платить ей...
Корри повернулась ко мне, встав в стандартную позу фотомодели, этой миниатюрной машинки для демонстрации вещей, и глянула на меня с еле уловимым намеком:
– Ну?
Она предлагала мне осмотреть ее, что я и сделал, а затем произнес:
– Тебе нужно сообразить, когда выйти из игры. Иначе можешь остаться не у дел.
– Вообще-то, – протянула она, – мне жаль, что я тебя огорчила. Я имею в виду насчет Дилин.
Это была маленькая скрытая игра оценок и одобрений, призывов и атак. Она свела ее к единственному ответу, который жаждала услышать от меня, чтобы хоть немного самоутвердиться. И я отреагировал так, как она хотела:
– Если бы ты, Корри, загорала там внизу, а Ди была бы здесь со мной, вот тогда бы я действительно огорчился.
Корри ухмыльнулась, просияла, подхватила меня под руку и потащила в док.
– Эй! – крикнула она.
Дилин, в огромных темных очках похожая на сову, села и уставилась на нас.
– А где все? – поинтересовалась Корри, когда я помог ей взобраться на борт.
– Папаша разгружает машину Пита. А Пит пошел разузнать, достал ли Митч мотор для маленькой лодки. С Пэтти все в порядке?
– Какое там! Валяется наверху, как бревно.
Дилин поднялась с матраса и стала медленно и осторожно спускаться в кубрик. На расстоянии тридцати футов она казалась очень привлекательной – крепкая молодая девушка со смазливым личиком. Но чем ближе подходила, тем больше бросалась в глаза грубая и неряшливая работа природы, слишком небрежно отнесшейся к этому своему созданию. Завитки кудрей Ди, напоминавшие цветом оконную замазку, выглядели такими же неживыми, как театральный парик. Резинка крошечных трусиков врезалась в пухлый живот, поглотивший слишком много пива и коктейлей, гамбургеров и хрустящего картофеля. Бедра зримо свидетельствовали о пагубности сидячего образа жизни. Подмышки заросли рыжими волосками, а ноги покрывала давно не бритая щетина, на ногтях алели пятна облезшего лака.
– Дилин, по-моему, Трев хочет с тобой поговорить, – объявила Корри.
– А... – протянула Дилин, оглядывая меня. У нее был большой рот, и я заметил на зубе пятно розовой помады. Она явно ожидала дальнейших объяснений.
– Эта Марианна, которая работает в «Ша Бруа», она как-то трепанула ему, что мы здесь, и он пришел. Я рассказала, что мы отправляемся с Папашей в круиз. – Все это Корри прощебетала с самым невинным видом, но смысл ее слов был предельно ясен и сводился к следующему: «Дорогая подруга, Трев, конечно, притащился к тебе, но я растолковала ему что почем, и он переключился на меня».
Дилин слегка пожала плечами, давая понять, что уловила мысль Корри, и плюхнулась в плетеное кресло, широко расставив ноги и обмякну в на солнце. На ее талии образовалась небольшая складочка жира. Несколько лет назад она, наверное, была чертовски хороша, и даже теперь в мерцающем свете ночных огней, среди бутылок, стаканов и пьяного смеха могла произвести обманчивое впечатление юной свежей элегантной девушки. И все же облик этой двадцатилетней особы красноречиво говорил о том, что она позволила с собой сделать. Многочисленные веселые поездки и частые посещения темных складов, гаражей и сараев изрядно потрепали ее. Тело Дилин словно деградировало одновременно с ее душой, и теперь, тяжелая, мясистая и равнодушная ко всему на свете, она валялась на солнце, нечувствительная к доброте и нежности, будто лежащая в больнице проститутка.
– И как же поживает эта бледная Марианна? – без всякого интереса спросила она.
– Да по-старому.
Корри сбросила купальный халат и растянулась на палубе, подложив под голову парусиновую подушку. Девицы перестали изучать меня. Я прошел испытание.
– Даже при таком ветре чертовски жарко, – пробормотала Корри.
– Ну, чем займемся?
– Подожду, что скажет Папаша.
Корри пододвинулась поближе к Ди, исключая меня из разговора.
– Все было так, как ты представляла? – спросила она.
Ди невесело рассмеялась.
– Даже более чем.
– Кто-нибудь хочет выпить?
Они обе повернулись ко мне, словно удивившись, что я все еще тут.
– Конечно, – кивнула Дилин. – А чего?
– Бурбона.
– Пойдет, – согласилась Корри.
– Но он запер дверь, когда уходил, – сказала Ди. – Так что нам не добраться ни до льда, ни до стаканов... Корри, ты не хочешь слетать за всем этим хозяйством к нам домой?
– Это к нему, – ухмыльнулась Корри. – Он принесет все из заведения Барни, правда?
У Барни обслуживали медленно, и он заломил втридорога за чашки, кока-колу и лед. Когда я вернулся на «Плэй Пен», девушки уже ерзали, поджидая меня и сгорая от нетерпения. Корри дала понять, что моя кандидатура одобрена и принята. Это Корри довела до моего сведения, игриво поглаживая мне спину, пока я смешивал выпивку. Мы перебрались под тент, спрятавшись от палящих лучей солнца. Дул легкий ветерок, и в целом погода была вполне сносной. Чуть-чуть захмелев, девицы стали болтать со мной более непринужденно. Мы обсудили их будущее путешествие. Вскоре появился Пит. У него было железное рукопожатие, а ладонь походила на грубую перчатку, набитую горячим песком. Корри отдала ему ключ от комнаты 2А, и он пошел проведать Пэтти. Завязалась дискуссия, стоит ли брать ее в круиз. Вдруг на причале возник Джуниор Аллен. Размеренной походкой он приблизился к судну, перепрыгнул через борт и легко опустился рядом с нами. На нем была спортивная рубашка, белые слаксы, бледно-голубая кепочка. Мне показалось, ему около сорока. Я не ожидал, что он будет выглядеть значительно и достойно. Он был широк и мощен, невероятно мускулистые плечи придавали ему некоторое сходство с обезьяной. Это впечатление усиливали слишком длинные тяжелые загорелые руки, покрытые татуировками, и короткие кривоватые ноги. Лицо было смуглым, морщинистым, опухшим, широким. Веселая открытая улыбка превращала маленькие голубые глаза в раскосые щелки. Это была дружеская улыбка. Это была приятная улыбка. Я никак не реагировал, пока он оглядывал меня.
– Привет, детки, – проговорил он. Голос громыхнул железными раскатами. Взъерошив мертвенные волосы Ди своей большой загорелой ладонью, Джуниор поинтересовался: – Кто к нам пришел, дорогуша?
Она вся преобразилась. Стала шаловливой, лепечущей, обожающей его. Этакий унылый маленький ребенок.
– Это Трев, любимый. Он с Корри. Трев, это Папаша Аллен. Он владелец этой лодки. Милое у нее имя, правда?
– Очень милое, – ответил я.
Джуниор Аллен был проворен. Он молниеносно схватил и сжал мою руку – не хотелось бы мне, чтобы ее так сжимали, – и уставился на мой рот, размалывая в муку косточки моих пальцев.
– Рад, что тебе понравилось, – заявил он. – Добро пожаловать на борт.
Аллен достал ключи и отпер люк, ведущий в кабину. Затем поставил Ди на ноги, шлепнул по голой спине и распорядился:
– Малышка, принеси-ка нам немного виски и приличные стаканы.
Малышка захихикала, изогнулась и послушно спустилась вниз. Джуниор Аллен сел на ее место, пробарабанил пальцами по голой коленке Корри и спросил:
– А чем ты занимаешься, Трев?
– Да чем придется. Небольшими сезонными чартерными рейсами. Перегоняю лодки на север и юг. На зимнюю стоянку. Умею помаленьку готовить. Немного разбираюсь в технике. В общем, сам увидишь.
Тут малышка принесла бутылку и стаканы. И Джуниор Аллен полностью сосредоточился на выпивке. Потом одарил меня лучезарной улыбкой:
– Эти ребята рассказали тебе о наших планах? Я возьму всех четверых и покажу им острова. Черт побери, у меня есть лодка, время и деньги. Это самое малое, что я могу сделать.
Не знай я всей подноготной, я бы с готовностью купился на его улыбочки – такую светлую личность он из себя строил. Жалкий придурок, набитый деньгами, заарканенный потасканными прелестями своей малышки и решивший отправиться с ней и тремя ее друзьями в небольшое тропическое путешествие.
– А нельзя ли пополнить список пассажиров? – спросил я, улыбаясь в ответ.
Выражение его глаз сразу изменилось, но улыбка осталась прежней.
– Если Пит и я будем спать на двух койках на носу, это освободит каюту для девчонок. Я, конечно, могу спать и вшестером, но они уже очень сдружились. – Он разразился хохотом. – Прости, но мы не можем включить тебя в список, парень.
– А я, значит, буду пятым колесом, – горько вздохнула Корри.
– Как это, девочка?
Она холодно взглянула на него:
– Чего уж не понять, Папаша: ты с Ди, Пит – с Пэтти. И старушка Корри. Черт подери, возьми его. Мне же нужно с кем-то разговаривать. Может, и тебе понадобится какая-нибудь помощь.
– Мне никогда не требовались подручные на яхте, – улыбаясь, проговорил он. – И в других делах тоже, малышка.
– Меня зовут Корри. Это она малышка, Папаша.
Он опять хлопнул Корри по коленке и улыбнулся ей:
– Тебе будет весело, не психуй! И помолчи хотя бы минуту.
– Вечно она скулит, – пожаловалась Ди. – Вечно!
Появились Пит и Пэтти. И в следующий миг я уже знал, что задумал Джуниор Аллен. На первый взгляд Пэтти, неуклюжая и очкастая, казалась непривлекательной. Девицы и Аллен стали грубо смеяться над тем, что ночью ей было плохо, а она отвечала им, дурачась. Ее защитой было шутовство. Я любовался ее высокой, еще не до конца развившейся грудью, обтянутой тканью кофточки, длинными незагорелыми и очень красивыми ногами, жеребячьей грацией юного тела, очаровательными серыми глазами, прятавшимися за толстыми линзами очков, твердо очерченным теплым чувственным ртом... Это была Лоис, но на десять лет моложе и на несколько социальных ступеней ниже. Она сохла по неотесанному и недалекому Питу, свежая, хрупкая и ранимая. Вот она – очевидная жертва. Придет время, и Аллен возьмет всех четверых за горло там, где им некуда будет от него деться, хотя ему придется приложить немало усилий, чтобы превратить остальных ребят в своих сообщников. Впрочем, они уже достаточно огрубели. И они помогут Джуниору Аллену научить жизни эту смешную девчонку, помогут затащить ее в страшный омут, где ее никакое шутовство не спасет.
Мы выпили. Юные дружки Аллена звали его Папашей и относились к нему снисходительно. Ди приставала к нему, Корри высмеивала, Пит не обращал на него внимания. А Джуниор Аллен ухмылялся, ухмылялся и ухмылялся. Но, очевидно, инстинктивно он почувствовал во мне скрытую угрозу. Когда бы я ни посмотрел на него, все время видел широченную улыбку и внимательно изучающие меня небольшие голубые глаза. Он походил на большого старого кота, милостиво наблюдающего, как резвятся мышки. Ему не нужен был другой кот на этом празднике. Поживы на двоих здесь не хватит. Но я уже узнал все, что хотел. Отвечая на вопросы Пэтти, Пит объяснил, что они отправятся, как только Джуниор Аллен приведет в порядок яхту. Они захватят новый генератор, спустятся до Майами, где закончат ремонт, и оттуда двинутся к Бимини. Путешествие займет дней семь – десять. Папаша оплатит все расходы. Папаша – главный! А Пэтти должна сказать знакомым, что едет к подружке, которая живет в Джэксонвилле. К словам Пита Папаша добавил, что они, вероятно, отчалят во вторник или в среду. Не надо набирать с собой много барахла. Мы его выбросим, ребятки.
Перекусив бутербродами с рыбой от Барни, мы переключились на пиво. Часам к четырем наша компания распалась. Пит повел Пэтти домой. Папаша и Ди остались, а я отправился с Корри к ней на квартиру. Это были маленькие темные комнатушки с высокими потолками. Слишком много слоев краски на стенах, грязные коврики, дешевая мебель, вся в пятнах и трещинах, максимально упрощенные удобства.
Весь последний час Корри пролежала, подставив спину солнцу, и сейчас была пьяна от жары и пива. Дома она дала мне полистать альбом – толстенный фолиант, полный ее прелестных романтических фотографий. Я разглядывал снимки полуобнаженной и совершенно обнаженной девочки, сделанные с помощью сложных световых эффектов. Здесь ей года на два меньше, решил я. Одни карточки были очень симпатичными, другие удивительно безвкусными, но на всех повторялось одно и то же: рыжевато-коричневая, подсвеченная сзади выпуклость грудей и бедер и штампованная ослепительно-призывная улыбка влажного рта. Корри пояснила, что приятель-фотограф продал кучу этих снимков в магазин. Что ж, вполне возможно. Фигура соответствовала стандартам, техника исполнения – тоже. После того как я просмотрел альбом и сообразил, что в ванной давно стих шум льющейся воды, Корри негромко позвала меня. Я шагнул в спальню. Корри опустила желтые шторы, устроив в обшарпанной комнатенке золотистый полумрак. Теперь девушка лежала на кровати обнаженной с черным полотенцем поперек бедер.
– Привет, дорогой, – выдохнула она и улыбнулась так же, как на фотографиях, только более вяло.
– Привет.
Нижняя челюсть как у борца, сонные зеленые глаза, тяжелые загорелые мягкие бедра. Она зевнула и пробормотала:
– Давай немножко позанимаемся любовью, а потом я чуток вздремну, милый.
– Но сначала я приму душ.
– Конечно, конечно, иди. Но поторопись. У меня такое чудесное настроение, дорогой.
Я прошел в ванную. Там было полным-полно несвежего белья и прокисших купальников. Вонь, затхлость, сырость, и кругом мыло. Я удивился, не обнаружив плесени на стенах, грибов по углам и папоротника в сортире. Напор воды был слабым, а сама вода – тепловатой.
Я вытерся единственным влажным полотенцем, которое смог отыскать. Потом осторожно приоткрыл дверь ванной. Как я и ожидал, Корри задремала, издавая тихий ритмичный храп, который сопровождался звуком «пых» на каждом выдохе.
Я тихонько оделся, подкрался к кровати, взял черное полотенце и забросил его в ванную, потом поставил свою пустую пивную банку на пол рядом с кроватью. Уже уходя, заметил открытку и огрызок карандаша. Быстро написал: «Милая Корри. Ты восхитительна, даже когда спишь. Я позвоню тебе, дорогая». Положив открытку на свободную подушку, я поспешно убрался из квартирки, ухмыляясь, как идиот. Или как Папаша. Но усмешка получилась горьковатая. Это – малышки, проигравшие в кроличьих бегах, но они потеряли совсем не то, что бесконечные Марианны, которых видишь вечерами в магазинах, у касс, в стареньких машинах или в освещенных проходах метро, где они устало и раздраженно покрикивают на противных сонных детей. Дилин и Корри сохранили тоску по лучшему выступлению в Лучшем Клубе. Их фотокарточки могут стать гвоздем чьего-то эротического альбома. Глянул – и пребываешь в приятном возбуждении. Возраст – 20 и 21. От мужиков нет отбоя. Постоянно звонит телефон. У друзей есть друзья. Это тело не изнашивается, парень! И не похоже на то, что разговоры о тебе прекратятся. А ты уж чувствуешь себя немного усталой или немного разбитой. Или просто заскучала и потому бросила эту полную фальшивого блеска круговерть. И все, о карьере не мечтать. Закончили ничем. И ты принялась изучать способы получать то тут, то там небольшие подарки. Такие, как этот круиз. Просто дружеские сувениры. Ведь не деньги же! Те, кто берет за свои услуги деньги, то и дело нарываются на неприятности с полицией и все такое прочее. А ты иногда работаешь официанткой. В остальное же время, конечно, поклонники, свидания, смех и веселье, а если ты поиздержалась, приятель с удовольствием одолжит тебе. И есть другие телефонные номера, куда можно позвонить, если нужно немного занять.
Такова темная тошнотворная жизнь этих куколок, которые даже никогда по-настоящему не работали, потому что не научились этому. Они скоро становятся замызганными и неопрятными, а когда юность уходит, то почти ничего не остается. Только потухшие глаза и маленькие складочки жира. Да чувство, что удача отвернулась, когда в какой-то миг они не уследили за ней.
Они в седле с 15 до 25, а потом стареют быстро и безобразно. Это не зайчики, которые так и не нашли себе дома.
Я простил ей все дурацкие выходки, и ее темные глаза вспыхнули. После обеда рассказал ей о круизе и поведал о том, что я собираюсь предпринять. Мы прошлись по нашим планам, внося коррективы и проверяя мои задумки на прочность. О завершении операции не говорили, хотя конец был предопределен.
Она быстро чмокнула меня на ночь холодными губами, скромно опустив свои темные бездонные глаза.
В постели я вспоминал грубые жесткие руки Джуниора Аллена. За приятной улыбкой этой гадины скрывался волчий оскал. Зверь в маске, на которой намалеван ухмыляющийся рот. Умная хитрая сволочь, любитель растлевать невинность и опошлять доброту в надежде на то, что это как-то заполнит его собственную пустую душу. И я подумал о том мягком и нежном, что находилось рядом со мной. Я скрупулезно поддерживал дистанцию между нами. Примерно шесть с половиной метров от угла одной до угла другой кровати. Не будет ли это хуже для ее морального состояния – ощутить себя объектом вожделения? И, оставшись одна, не будет ли она с агрессивным подозрением относиться ко всем мужчинам? А с другой стороны, не приобретет ли ее утонченная податливость тяжелый привкус мясистой девки из «Цитрус инн»? Вероломный Макги. Рационалист. Потребитель женщин. Спи!
Интересно, лежит ли она сейчас на правом боку? Или на левом? Тоже ворочается без сна? И ее открытые глаза устремлены в ту же темноту? Прислушивается ли она к шороху вентилятора? Удивляется ли, что я к ней не иду? Ради Бога, Макги, спи! Хочешь потерять свою независимость?
Я сел. Сердце бухало в груди, было трудно дышать. Я пошел к ней, проскользнул в каюту неслышно, словно сигаретный дым.
Если она спит, я тут же повернусь и так же тихо уберусь отсюда. Я осторожно приблизился к кровати, едва различая темные завитки волос Лоис на подушке. Затаив дыхание, пытался уловить ее сонное посапывание. Но Лоис издала еле слышный горловой звук, в котором слились удовлетворение и искренняя радость, подскочила и, нащупав мою руку, подтащила к себе, откинула простыню и одеяло и открыла себя всю, командуя мной с коварной простотой. Ее страстная готовность и долгая ликующая дрожь лучше всяких слов говорили о том, о чем она думала в ночной тьме. Однако через несколько секунд прервала наши сладкие объятия, сказав:
– Подожди, мой хороший. Пожалуйста. Я про то, что мы обсуждали вечером. Я даже не могу на тебя смотреть. И ты не можешь смотреть на меня. Потому что мы избегали говорить о том, чем все это закончится. И теперь мысль об убийстве, словно черная тень, омрачает наши души. Ты ведь сам знаешь, что это так.
– Другого выхода нет.
– Неправда! Есть! Я могу обвинить его в изнасиловании. И тебе известно, что это не ложь. Я могу попробовать. И тогда его засадят.
Другой мужской голос пророкотал в ответ что-то, потом заговорила девушка, но ее слова заглушала музыка. Вскоре двое прошли мимо меня к закусочной. Я хорошо разглядел их, пока они карабкались на стенку дока. Рослого парня с бачками и невыразительным лицом и длинноногую неуклюжую девчонку в очках. Поравнявшись со мной, она спросила своего спутника:
– Ты ведь не должен все время быть у них на побегушках, Пит?
– Заткнись, Пэтти. Папаше нравится... Зачем портить ему веселье?
Так я впервые увидел Джуниора Аллена. Впрочем, особо запоминать было нечего. Лишь тень в кубрике корабля да глухие раскаты низкого голоса. И еще смех. Аллен был единственным, кто там смеялся.
* * *
Когда я вернулся на «Дутый флэш», Лоис все еще была в отключке. Я усадил ее. Она тяжело привалилась ко мне головой, по-прежнему не открывая глаз. Я взял ее на руки, перенес на берег и прогуливал до тех пор, пока она не восстановила дыхания настолько, что смогла заныть и захныкать. Она еле плелась за мной, как заигравшийся непослушный ребенок. Но я безжалостно водил ее взад и вперед, пока сознание не прояснилось. Затем мы сели на скамейку, и она перевела дух.– У меня раскалывается голова, – заявила Лоис.
– Неудивительно.
– Прости, Трев, но увидеть его... Я так испугалась.
– Или обрадовалась, что появился повод надраться?
– Не будь таким жестоким.
– Просто мне больно видеть, как ты сама разрушаешь все то, чего с таким трудом достигла.
– Больше такого не случится.
– Какого – «такого»?
– Я не знаю. Не хочу, чтобы это повторилось. Но я думаю... он ведь может сейчас появиться здесь!
– Не сегодня. Он занят.
– Что?
Я рассказал ей, где и когда разыскал его. В обществе парня с бачками и трех девиц – Дилин, Пэтти и Корри.
– Из того, что я услышал, ясно: он везет их на Багамы. Эти юнцы думают, что работают у него, и радуются: нашли нежного опекуна! Они зовут его Папашей.
– Неужели эти бедняги не раскусили его?
– Кэтти тоже не раскусила. Да и ты тоже.
– И что ты собираешься делать?
– Завтра попробую с ним встретиться.
– А если они уплывут?
– Не уплывут. На яхте нужно сменить генератор.
– А вдруг они успеют это сделать утром и отчалят?
– Если тебе будет страшно, ты всегда сможешь напиться.
– Не будь таким злым.
– Просто я чуть-чуть в тебе разочаровался.
– Я понимаю. Прости.
– Как твоя голова?
– По-моему, немного лучше. И знаешь, Трев...
– Что, дорогая?
– Трев, я такая голодная, что могу съесть эту скамейку.
* * *
Когда в субботу утром я выглянул в иллюминатор, мне сразу стало ясно: никуда они от меня не денутся. Был великолепный день, с северо-востока дул сильный и ровный ветер, приводя все вокруг в движение. Волнение, которое при таком ветре начинается на море, может сильно потрепать судно вроде яхты Аллена. Волны достигают порой двух – двух с половиной метров и бывают очень коварными.Я дождался полудня и отправился в «Цитрус инн». Комната 2А находилась на втором этаже, в центре здания. На мне была летняя модификация парадного костюма: майка, слаксы цвета хаки, бейсбольная шапочка, парусиновые туфли. На лицо натянул жаждущую улыбку и выставил вперед бутылочку хорошего бурбона в коричневом бумажном пакете. Потом постучал в украшенную затейливой резьбой старую деревянную дверь, затем – еще разок, и девичий голос раздраженно прокричал в ответ:
– Минутку!
Щелкнул замок. Дверь приоткрылась на миллиметр с четвертью, и я увидел взъерошенные черные волосы, кусочек загорелой кожи и холодный недружелюбный взгляд зеленых глаз.
– Чего надо?
– Я ищу Дилин.
– Ее здесь нет.
– Вы Корри?
– Черт возьми, а вы кто?
– Друг ее друга.
– Какого такого друга?
– Марианны, она работает в «Ша Бруа».
– У этой дуры нет друзей.
Если бы я попросил ее о чем-то или извинился, она бы захлопнула дверь. Но я просто стоял и улыбался. Именно так всегда надо вести себя в решающий момент.
Если ты хорошо выглядишь, не суетишься и демонстрируешь легкое равнодушие к собеседнику, это интригует. В случае с Корри мне повезло больше, чем я рассчитывал, и грех было не воспользоваться ситуацией. Если ты продолжаешь приставать к человеку, настроенному подозрительно и враждебно, ты тем самым только усиливаешь его антипатию к тебе. Я не стал наседать на Корри, и вскоре ее глаз смотрел на меня уже с меньшим недоверием.
– И что же такое случилось с Марианной, что вам понадобилась Дилин? Что-то я не врублюсь...
– Не хочу смущать тебя, Корри.
– И чего же это меня так смутит?
– Я встречал Дилин в разных местах, но все никак не мог понять, что она за человек. А потом она пропала, и я подумал, что она уехала из города. Стал расспрашивать Марианну, а та сказала, что, может быть, она здесь. У меня выдался свободный денек, вот я и решил заглянуть сюда – вдруг увижу ее. Но если она так же приветлива, как ты, отправлюсь-ка я лучше домой.
Корри разглядывала меня примерно секунд десять.
– Подожди немного, – буркнула она наконец и закрыла дверь.
Девушка снова появилась минут через пятнадцать. Она растрепала стоявшие торчком волосы и поверх купальника накинула пляжный халат. Черно-белый закрытый купальник плотно обтягивал ее фигуру, но черный цвет слегка полинял, а белый испачкался. В целом Корри была ничего, хотя ее немного портили полноватые бедра и бульдожья челюсть. Она прикрыла за собой дверь, улыбнулась мне и сказала:
– Ты прямо великан, а? Имя-то у тебя есть?
– Трев.
– В комнате человек отсыпается. Ее полночи тошнило с пива. Пошли, я тебе кое-что покажу.
Я двинулся за ней по короткому коридору к окну, выходившему на склад. Девушка в очень открытом бикини лежала на матрасе на крыше каюты «Плэй Пен». Я взглянул на нее из-за плеча Корри. Та лукаво посмотрела на меня.
– Я тебя не очень-то виню, что ты на нее уставился. Она неплоха, а?
– Восхитительна.
– Но если ты пришел сюда за ней, то можешь нарваться на неприятности. Она теперь подружка хозяина этой яхты.
– Здесь много яхт. Кто владелец этой?
– Взрослый парень, фамилия его Аллен, мы прозвали его Папашей. Мы поплывем на этой лодке далеко-далеко, аж на Багамы. Поверишь ли, он сказал, что трудно было найти людей и сколотить команду! Это, оказывается, чертовская проблема. Но, судя по тому, как идут дела, платить ей...
Корри повернулась ко мне, встав в стандартную позу фотомодели, этой миниатюрной машинки для демонстрации вещей, и глянула на меня с еле уловимым намеком:
– Ну?
Она предлагала мне осмотреть ее, что я и сделал, а затем произнес:
– Тебе нужно сообразить, когда выйти из игры. Иначе можешь остаться не у дел.
– Вообще-то, – протянула она, – мне жаль, что я тебя огорчила. Я имею в виду насчет Дилин.
Это была маленькая скрытая игра оценок и одобрений, призывов и атак. Она свела ее к единственному ответу, который жаждала услышать от меня, чтобы хоть немного самоутвердиться. И я отреагировал так, как она хотела:
– Если бы ты, Корри, загорала там внизу, а Ди была бы здесь со мной, вот тогда бы я действительно огорчился.
Корри ухмыльнулась, просияла, подхватила меня под руку и потащила в док.
– Эй! – крикнула она.
Дилин, в огромных темных очках похожая на сову, села и уставилась на нас.
– А где все? – поинтересовалась Корри, когда я помог ей взобраться на борт.
– Папаша разгружает машину Пита. А Пит пошел разузнать, достал ли Митч мотор для маленькой лодки. С Пэтти все в порядке?
– Какое там! Валяется наверху, как бревно.
Дилин поднялась с матраса и стала медленно и осторожно спускаться в кубрик. На расстоянии тридцати футов она казалась очень привлекательной – крепкая молодая девушка со смазливым личиком. Но чем ближе подходила, тем больше бросалась в глаза грубая и неряшливая работа природы, слишком небрежно отнесшейся к этому своему созданию. Завитки кудрей Ди, напоминавшие цветом оконную замазку, выглядели такими же неживыми, как театральный парик. Резинка крошечных трусиков врезалась в пухлый живот, поглотивший слишком много пива и коктейлей, гамбургеров и хрустящего картофеля. Бедра зримо свидетельствовали о пагубности сидячего образа жизни. Подмышки заросли рыжими волосками, а ноги покрывала давно не бритая щетина, на ногтях алели пятна облезшего лака.
– Дилин, по-моему, Трев хочет с тобой поговорить, – объявила Корри.
– А... – протянула Дилин, оглядывая меня. У нее был большой рот, и я заметил на зубе пятно розовой помады. Она явно ожидала дальнейших объяснений.
– Эта Марианна, которая работает в «Ша Бруа», она как-то трепанула ему, что мы здесь, и он пришел. Я рассказала, что мы отправляемся с Папашей в круиз. – Все это Корри прощебетала с самым невинным видом, но смысл ее слов был предельно ясен и сводился к следующему: «Дорогая подруга, Трев, конечно, притащился к тебе, но я растолковала ему что почем, и он переключился на меня».
Дилин слегка пожала плечами, давая понять, что уловила мысль Корри, и плюхнулась в плетеное кресло, широко расставив ноги и обмякну в на солнце. На ее талии образовалась небольшая складочка жира. Несколько лет назад она, наверное, была чертовски хороша, и даже теперь в мерцающем свете ночных огней, среди бутылок, стаканов и пьяного смеха могла произвести обманчивое впечатление юной свежей элегантной девушки. И все же облик этой двадцатилетней особы красноречиво говорил о том, что она позволила с собой сделать. Многочисленные веселые поездки и частые посещения темных складов, гаражей и сараев изрядно потрепали ее. Тело Дилин словно деградировало одновременно с ее душой, и теперь, тяжелая, мясистая и равнодушная ко всему на свете, она валялась на солнце, нечувствительная к доброте и нежности, будто лежащая в больнице проститутка.
– И как же поживает эта бледная Марианна? – без всякого интереса спросила она.
– Да по-старому.
Корри сбросила купальный халат и растянулась на палубе, подложив под голову парусиновую подушку. Девицы перестали изучать меня. Я прошел испытание.
– Даже при таком ветре чертовски жарко, – пробормотала Корри.
– Ну, чем займемся?
– Подожду, что скажет Папаша.
Корри пододвинулась поближе к Ди, исключая меня из разговора.
– Все было так, как ты представляла? – спросила она.
Ди невесело рассмеялась.
– Даже более чем.
– Кто-нибудь хочет выпить?
Они обе повернулись ко мне, словно удивившись, что я все еще тут.
– Конечно, – кивнула Дилин. – А чего?
– Бурбона.
– Пойдет, – согласилась Корри.
– Но он запер дверь, когда уходил, – сказала Ди. – Так что нам не добраться ни до льда, ни до стаканов... Корри, ты не хочешь слетать за всем этим хозяйством к нам домой?
– Это к нему, – ухмыльнулась Корри. – Он принесет все из заведения Барни, правда?
У Барни обслуживали медленно, и он заломил втридорога за чашки, кока-колу и лед. Когда я вернулся на «Плэй Пен», девушки уже ерзали, поджидая меня и сгорая от нетерпения. Корри дала понять, что моя кандидатура одобрена и принята. Это Корри довела до моего сведения, игриво поглаживая мне спину, пока я смешивал выпивку. Мы перебрались под тент, спрятавшись от палящих лучей солнца. Дул легкий ветерок, и в целом погода была вполне сносной. Чуть-чуть захмелев, девицы стали болтать со мной более непринужденно. Мы обсудили их будущее путешествие. Вскоре появился Пит. У него было железное рукопожатие, а ладонь походила на грубую перчатку, набитую горячим песком. Корри отдала ему ключ от комнаты 2А, и он пошел проведать Пэтти. Завязалась дискуссия, стоит ли брать ее в круиз. Вдруг на причале возник Джуниор Аллен. Размеренной походкой он приблизился к судну, перепрыгнул через борт и легко опустился рядом с нами. На нем была спортивная рубашка, белые слаксы, бледно-голубая кепочка. Мне показалось, ему около сорока. Я не ожидал, что он будет выглядеть значительно и достойно. Он был широк и мощен, невероятно мускулистые плечи придавали ему некоторое сходство с обезьяной. Это впечатление усиливали слишком длинные тяжелые загорелые руки, покрытые татуировками, и короткие кривоватые ноги. Лицо было смуглым, морщинистым, опухшим, широким. Веселая открытая улыбка превращала маленькие голубые глаза в раскосые щелки. Это была дружеская улыбка. Это была приятная улыбка. Я никак не реагировал, пока он оглядывал меня.
– Привет, детки, – проговорил он. Голос громыхнул железными раскатами. Взъерошив мертвенные волосы Ди своей большой загорелой ладонью, Джуниор поинтересовался: – Кто к нам пришел, дорогуша?
Она вся преобразилась. Стала шаловливой, лепечущей, обожающей его. Этакий унылый маленький ребенок.
– Это Трев, любимый. Он с Корри. Трев, это Папаша Аллен. Он владелец этой лодки. Милое у нее имя, правда?
– Очень милое, – ответил я.
Джуниор Аллен был проворен. Он молниеносно схватил и сжал мою руку – не хотелось бы мне, чтобы ее так сжимали, – и уставился на мой рот, размалывая в муку косточки моих пальцев.
– Рад, что тебе понравилось, – заявил он. – Добро пожаловать на борт.
Аллен достал ключи и отпер люк, ведущий в кабину. Затем поставил Ди на ноги, шлепнул по голой спине и распорядился:
– Малышка, принеси-ка нам немного виски и приличные стаканы.
Малышка захихикала, изогнулась и послушно спустилась вниз. Джуниор Аллен сел на ее место, пробарабанил пальцами по голой коленке Корри и спросил:
– А чем ты занимаешься, Трев?
– Да чем придется. Небольшими сезонными чартерными рейсами. Перегоняю лодки на север и юг. На зимнюю стоянку. Умею помаленьку готовить. Немного разбираюсь в технике. В общем, сам увидишь.
Тут малышка принесла бутылку и стаканы. И Джуниор Аллен полностью сосредоточился на выпивке. Потом одарил меня лучезарной улыбкой:
– Эти ребята рассказали тебе о наших планах? Я возьму всех четверых и покажу им острова. Черт побери, у меня есть лодка, время и деньги. Это самое малое, что я могу сделать.
Не знай я всей подноготной, я бы с готовностью купился на его улыбочки – такую светлую личность он из себя строил. Жалкий придурок, набитый деньгами, заарканенный потасканными прелестями своей малышки и решивший отправиться с ней и тремя ее друзьями в небольшое тропическое путешествие.
– А нельзя ли пополнить список пассажиров? – спросил я, улыбаясь в ответ.
Выражение его глаз сразу изменилось, но улыбка осталась прежней.
– Если Пит и я будем спать на двух койках на носу, это освободит каюту для девчонок. Я, конечно, могу спать и вшестером, но они уже очень сдружились. – Он разразился хохотом. – Прости, но мы не можем включить тебя в список, парень.
– А я, значит, буду пятым колесом, – горько вздохнула Корри.
– Как это, девочка?
Она холодно взглянула на него:
– Чего уж не понять, Папаша: ты с Ди, Пит – с Пэтти. И старушка Корри. Черт подери, возьми его. Мне же нужно с кем-то разговаривать. Может, и тебе понадобится какая-нибудь помощь.
– Мне никогда не требовались подручные на яхте, – улыбаясь, проговорил он. – И в других делах тоже, малышка.
– Меня зовут Корри. Это она малышка, Папаша.
Он опять хлопнул Корри по коленке и улыбнулся ей:
– Тебе будет весело, не психуй! И помолчи хотя бы минуту.
– Вечно она скулит, – пожаловалась Ди. – Вечно!
Появились Пит и Пэтти. И в следующий миг я уже знал, что задумал Джуниор Аллен. На первый взгляд Пэтти, неуклюжая и очкастая, казалась непривлекательной. Девицы и Аллен стали грубо смеяться над тем, что ночью ей было плохо, а она отвечала им, дурачась. Ее защитой было шутовство. Я любовался ее высокой, еще не до конца развившейся грудью, обтянутой тканью кофточки, длинными незагорелыми и очень красивыми ногами, жеребячьей грацией юного тела, очаровательными серыми глазами, прятавшимися за толстыми линзами очков, твердо очерченным теплым чувственным ртом... Это была Лоис, но на десять лет моложе и на несколько социальных ступеней ниже. Она сохла по неотесанному и недалекому Питу, свежая, хрупкая и ранимая. Вот она – очевидная жертва. Придет время, и Аллен возьмет всех четверых за горло там, где им некуда будет от него деться, хотя ему придется приложить немало усилий, чтобы превратить остальных ребят в своих сообщников. Впрочем, они уже достаточно огрубели. И они помогут Джуниору Аллену научить жизни эту смешную девчонку, помогут затащить ее в страшный омут, где ее никакое шутовство не спасет.
Мы выпили. Юные дружки Аллена звали его Папашей и относились к нему снисходительно. Ди приставала к нему, Корри высмеивала, Пит не обращал на него внимания. А Джуниор Аллен ухмылялся, ухмылялся и ухмылялся. Но, очевидно, инстинктивно он почувствовал во мне скрытую угрозу. Когда бы я ни посмотрел на него, все время видел широченную улыбку и внимательно изучающие меня небольшие голубые глаза. Он походил на большого старого кота, милостиво наблюдающего, как резвятся мышки. Ему не нужен был другой кот на этом празднике. Поживы на двоих здесь не хватит. Но я уже узнал все, что хотел. Отвечая на вопросы Пэтти, Пит объяснил, что они отправятся, как только Джуниор Аллен приведет в порядок яхту. Они захватят новый генератор, спустятся до Майами, где закончат ремонт, и оттуда двинутся к Бимини. Путешествие займет дней семь – десять. Папаша оплатит все расходы. Папаша – главный! А Пэтти должна сказать знакомым, что едет к подружке, которая живет в Джэксонвилле. К словам Пита Папаша добавил, что они, вероятно, отчалят во вторник или в среду. Не надо набирать с собой много барахла. Мы его выбросим, ребятки.
Перекусив бутербродами с рыбой от Барни, мы переключились на пиво. Часам к четырем наша компания распалась. Пит повел Пэтти домой. Папаша и Ди остались, а я отправился с Корри к ней на квартиру. Это были маленькие темные комнатушки с высокими потолками. Слишком много слоев краски на стенах, грязные коврики, дешевая мебель, вся в пятнах и трещинах, максимально упрощенные удобства.
Весь последний час Корри пролежала, подставив спину солнцу, и сейчас была пьяна от жары и пива. Дома она дала мне полистать альбом – толстенный фолиант, полный ее прелестных романтических фотографий. Я разглядывал снимки полуобнаженной и совершенно обнаженной девочки, сделанные с помощью сложных световых эффектов. Здесь ей года на два меньше, решил я. Одни карточки были очень симпатичными, другие удивительно безвкусными, но на всех повторялось одно и то же: рыжевато-коричневая, подсвеченная сзади выпуклость грудей и бедер и штампованная ослепительно-призывная улыбка влажного рта. Корри пояснила, что приятель-фотограф продал кучу этих снимков в магазин. Что ж, вполне возможно. Фигура соответствовала стандартам, техника исполнения – тоже. После того как я просмотрел альбом и сообразил, что в ванной давно стих шум льющейся воды, Корри негромко позвала меня. Я шагнул в спальню. Корри опустила желтые шторы, устроив в обшарпанной комнатенке золотистый полумрак. Теперь девушка лежала на кровати обнаженной с черным полотенцем поперек бедер.
– Привет, дорогой, – выдохнула она и улыбнулась так же, как на фотографиях, только более вяло.
– Привет.
Нижняя челюсть как у борца, сонные зеленые глаза, тяжелые загорелые мягкие бедра. Она зевнула и пробормотала:
– Давай немножко позанимаемся любовью, а потом я чуток вздремну, милый.
– Но сначала я приму душ.
– Конечно, конечно, иди. Но поторопись. У меня такое чудесное настроение, дорогой.
Я прошел в ванную. Там было полным-полно несвежего белья и прокисших купальников. Вонь, затхлость, сырость, и кругом мыло. Я удивился, не обнаружив плесени на стенах, грибов по углам и папоротника в сортире. Напор воды был слабым, а сама вода – тепловатой.
Я вытерся единственным влажным полотенцем, которое смог отыскать. Потом осторожно приоткрыл дверь ванной. Как я и ожидал, Корри задремала, издавая тихий ритмичный храп, который сопровождался звуком «пых» на каждом выдохе.
Я тихонько оделся, подкрался к кровати, взял черное полотенце и забросил его в ванную, потом поставил свою пустую пивную банку на пол рядом с кроватью. Уже уходя, заметил открытку и огрызок карандаша. Быстро написал: «Милая Корри. Ты восхитительна, даже когда спишь. Я позвоню тебе, дорогая». Положив открытку на свободную подушку, я поспешно убрался из квартирки, ухмыляясь, как идиот. Или как Папаша. Но усмешка получилась горьковатая. Это – малышки, проигравшие в кроличьих бегах, но они потеряли совсем не то, что бесконечные Марианны, которых видишь вечерами в магазинах, у касс, в стареньких машинах или в освещенных проходах метро, где они устало и раздраженно покрикивают на противных сонных детей. Дилин и Корри сохранили тоску по лучшему выступлению в Лучшем Клубе. Их фотокарточки могут стать гвоздем чьего-то эротического альбома. Глянул – и пребываешь в приятном возбуждении. Возраст – 20 и 21. От мужиков нет отбоя. Постоянно звонит телефон. У друзей есть друзья. Это тело не изнашивается, парень! И не похоже на то, что разговоры о тебе прекратятся. А ты уж чувствуешь себя немного усталой или немного разбитой. Или просто заскучала и потому бросила эту полную фальшивого блеска круговерть. И все, о карьере не мечтать. Закончили ничем. И ты принялась изучать способы получать то тут, то там небольшие подарки. Такие, как этот круиз. Просто дружеские сувениры. Ведь не деньги же! Те, кто берет за свои услуги деньги, то и дело нарываются на неприятности с полицией и все такое прочее. А ты иногда работаешь официанткой. В остальное же время, конечно, поклонники, свидания, смех и веселье, а если ты поиздержалась, приятель с удовольствием одолжит тебе. И есть другие телефонные номера, куда можно позвонить, если нужно немного занять.
Такова темная тошнотворная жизнь этих куколок, которые даже никогда по-настоящему не работали, потому что не научились этому. Они скоро становятся замызганными и неопрятными, а когда юность уходит, то почти ничего не остается. Только потухшие глаза и маленькие складочки жира. Да чувство, что удача отвернулась, когда в какой-то миг они не уследили за ней.
Они в седле с 15 до 25, а потом стареют быстро и безобразно. Это не зайчики, которые так и не нашли себе дома.
* * *
Я вернулся к Лоис в душном голубом мареве. Она встретила меня, словно благонравная школьница, в коротком матросском костюмчике, голубом с широким бельм отложным воротником. Темные волосы собраны в тугой пучок. Похоже, решила посвятить остаток жизни добродетели, потрясая всех умеренностью и благоразумием.Я простил ей все дурацкие выходки, и ее темные глаза вспыхнули. После обеда рассказал ей о круизе и поведал о том, что я собираюсь предпринять. Мы прошлись по нашим планам, внося коррективы и проверяя мои задумки на прочность. О завершении операции не говорили, хотя конец был предопределен.
Она быстро чмокнула меня на ночь холодными губами, скромно опустив свои темные бездонные глаза.
В постели я вспоминал грубые жесткие руки Джуниора Аллена. За приятной улыбкой этой гадины скрывался волчий оскал. Зверь в маске, на которой намалеван ухмыляющийся рот. Умная хитрая сволочь, любитель растлевать невинность и опошлять доброту в надежде на то, что это как-то заполнит его собственную пустую душу. И я подумал о том мягком и нежном, что находилось рядом со мной. Я скрупулезно поддерживал дистанцию между нами. Примерно шесть с половиной метров от угла одной до угла другой кровати. Не будет ли это хуже для ее морального состояния – ощутить себя объектом вожделения? И, оставшись одна, не будет ли она с агрессивным подозрением относиться ко всем мужчинам? А с другой стороны, не приобретет ли ее утонченная податливость тяжелый привкус мясистой девки из «Цитрус инн»? Вероломный Макги. Рационалист. Потребитель женщин. Спи!
Интересно, лежит ли она сейчас на правом боку? Или на левом? Тоже ворочается без сна? И ее открытые глаза устремлены в ту же темноту? Прислушивается ли она к шороху вентилятора? Удивляется ли, что я к ней не иду? Ради Бога, Макги, спи! Хочешь потерять свою независимость?
Я сел. Сердце бухало в груди, было трудно дышать. Я пошел к ней, проскользнул в каюту неслышно, словно сигаретный дым.
Если она спит, я тут же повернусь и так же тихо уберусь отсюда. Я осторожно приблизился к кровати, едва различая темные завитки волос Лоис на подушке. Затаив дыхание, пытался уловить ее сонное посапывание. Но Лоис издала еле слышный горловой звук, в котором слились удовлетворение и искренняя радость, подскочила и, нащупав мою руку, подтащила к себе, откинула простыню и одеяло и открыла себя всю, командуя мной с коварной простотой. Ее страстная готовность и долгая ликующая дрожь лучше всяких слов говорили о том, о чем она думала в ночной тьме. Однако через несколько секунд прервала наши сладкие объятия, сказав:
– Подожди, мой хороший. Пожалуйста. Я про то, что мы обсуждали вечером. Я даже не могу на тебя смотреть. И ты не можешь смотреть на меня. Потому что мы избегали говорить о том, чем все это закончится. И теперь мысль об убийстве, словно черная тень, омрачает наши души. Ты ведь сам знаешь, что это так.
– Другого выхода нет.
– Неправда! Есть! Я могу обвинить его в изнасиловании. И тебе известно, что это не ложь. Я могу попробовать. И тогда его засадят.