— Может быть, грезить?
Ему никогда не забыть первые три сна; даже по прошествии восьми лет, заполненных грезами, впечатление, произведенное первыми снами, не ослабело.
В то время как другие грезили ради озорства, ощущений или праздных развлечений, Рол научился соединять грезы и время бодрствования в единый продолжающийся поиск. Восемь лет все перерывы между грезами он проводил на безмолвных уровнях, копаясь в заброшенных кассетах и записях, увековечивших историю Наблюдателей.
И все восемь лет в грезах он отправлялся во второй мир. Ранние сны начинались в примитивных местностях, вроде джунглей или пустынь, где сны тратились зря, потому что обычно кончались раньше, чем он, перемещаясь из сознания в сознание на значительные расстояния, добирался до какого-либо города, с библиотеками и лабораториями. Многие из грез впустую проходили в маленьких деревеньках, пока он не приноровился сильнее выталкиваться вверх, парить во мраке, а потом протискиваться вниз, стараясь нащупать присутствие сознаний местных людей. А когда он изучил географию второго мира, то научился узнавать местность, в которую попадал в первые секунды грез, и рывком переносился в выбранном направлении на заданное расстояние; впустую тратился только один час из десяти. Оставшееся время, пользуясь обученными и профессиональными умами, он заполнял чтением книг, брошюр и газет по астрономии, физике, математике, электронике, истории…
Наконец, совсем неожиданно, он нашел потрясший его ответ. Он понял, что уже какое-то время знал его, но не способен был воспринять, потому что для этого требовалась полная переоценка сознания, полный переворот всех предыдущих убеждений.
Ответ ослепил Рола, как яркая вспышка света. Ответ был таким же неопровержимым и неоспоримым, как сама смерть.
Глава 7
Глава 8
Ему никогда не забыть первые три сна; даже по прошествии восьми лет, заполненных грезами, впечатление, произведенное первыми снами, не ослабело.
В то время как другие грезили ради озорства, ощущений или праздных развлечений, Рол научился соединять грезы и время бодрствования в единый продолжающийся поиск. Восемь лет все перерывы между грезами он проводил на безмолвных уровнях, копаясь в заброшенных кассетах и записях, увековечивших историю Наблюдателей.
И все восемь лет в грезах он отправлялся во второй мир. Ранние сны начинались в примитивных местностях, вроде джунглей или пустынь, где сны тратились зря, потому что обычно кончались раньше, чем он, перемещаясь из сознания в сознание на значительные расстояния, добирался до какого-либо города, с библиотеками и лабораториями. Многие из грез впустую проходили в маленьких деревеньках, пока он не приноровился сильнее выталкиваться вверх, парить во мраке, а потом протискиваться вниз, стараясь нащупать присутствие сознаний местных людей. А когда он изучил географию второго мира, то научился узнавать местность, в которую попадал в первые секунды грез, и рывком переносился в выбранном направлении на заданное расстояние; впустую тратился только один час из десяти. Оставшееся время, пользуясь обученными и профессиональными умами, он заполнял чтением книг, брошюр и газет по астрономии, физике, математике, электронике, истории…
Наконец, совсем неожиданно, он нашел потрясший его ответ. Он понял, что уже какое-то время знал его, но не способен был воспринять, потому что для этого требовалась полная переоценка сознания, полный переворот всех предыдущих убеждений.
Ответ ослепил Рола, как яркая вспышка света. Ответ был таким же неопровержимым и неоспоримым, как сама смерть.
Глава 7
Рол Кинсон был убежден, что должен поделиться своим открытием с Лизой. С тех пор, как ей разрешили грезить, они встречались гораздо реже. Он нашел ее в группе молодежи и некоторое время наблюдал, стоя у двери. Лиза приобрела популярность и лидерство, то есть то, в чем было отказано ему самому. Хотя все считали Лизу безобразной, она была для сверстников неиссякаемым источником удовольствий и развлечений.
Никто не мог состязаться с дьявольской хитростью и изобретательностью ее ума, когда она овладевала злополучным телом какого-нибудь бедняги из первого или второго мира. И никто не мог рассказывать о своих подвигах в грезах более забавно.
Рол понимал, что чувство неполноценности заставляло ее соревноваться с другими в неумеренностях грез и вело по все более туманным тропам снов. Вокруг Лизы после грез всегда собиралась группа грезящих, которые пытались превзойти ее, но всегда терпели неудачу.
Как в соревнованиях, каждый член группы кратко излагал о похождениях в последнем сне. Если остальные одобряли сон громкими криками, его следовало рассказать подробно. Рол прислушался к рассказам, и у него заныло сердце.
— Я нашла носителя тела во втором мире, — рассказывала молодая женщина. — Он плыл на судне. Большой грубый мужчина. Судно было небольшое. Я побросала всех за борт, а потом прыгнула сама. Пища, которую они собирались есть, осталась на столе. Найдя судно, все другие существа придут в ужасное замешательство.
Никто не заинтересовался этим сном и женщина надула губки.
— Я стал одним из тех, — стал рассказывать молодой человек, — кто управляет большими машинами, летающими по воздуху. Я покинул пульт управления, вышел в салон, запер за собой дверь на ключ, оперся на нее спиной и стал рассматривать лица пассажиров. Машина в это время стала стремительно падать на землю.
Все взглянули на Лизу, ожидая ее одобрения. На ее губах появилась злая усмешка.
— Из-за того, что я в прошлом сне причинила кому-то большое несчастье, вам всем понадобилось сделать то же самое. В последнем вне я устроила маленькое несчастье, но оно очень удивило меня.
— Расскажи, Лиза, расскажи!
— Я очень мягко проскользнула в сознание великого человека второго мира. Очень могущественного человека, согбенного годами, но полного благородства. Целых десять часов сна я заставляла его вслух считать предметы: экипажи на улицах, трещины в тротуарах, окна в зданиях. Я заставила его считать громко и не позволяла делать ничего другого. Его друзья, семья, соратники — все страшно перепугались. Сановный человек считал до тех пор, пока не охрип. Он ползал на старческих коленках и считал паркетные планки. Доктора пичкали его лекарствами, но я сохраняла контроль над мозгом старика, и он продолжал считать. Это было самое изумительное переживание.
Все захохотали. Рол не сомневался, что в очередных грезах все бросятся на поиски вариаций последнего озорства Лизы, но к тому времени, как соберутся и станут рассказывать свои сны, Лиза опять пойдет дальше и придумает что-то новое.
Рол подумал было о бесчисленных жизнях, которые она изувечила в попытках доказать самой себе, что грезы не реальны, но изгиб ее рта выдавал ее мысли. Рол понял, что Лиза все же подозревает, что грезы могут быть реальностью, и каждые дополнительные муки, которые она причиняет существам в грезах, тяжким бременем ложатся на ее совесть.
Кроме грез и разговоров о грезах, Лиза не имела ничего общего с остальными взрослыми. Этому способствовала ее внешность, которая, хотя и соответствовала стандартам красоты в первом и втором мире, в мире Наблюдателей привлекала лишь тех, кто хотел подстегнуть увядшие вкусы чем-то необыкновенным.
Лиза увидела Рола, возвышавшегося над головами ее собеседников, и их взгляды встретились. Он кивнул, подзывая ее к себе и, пока она медленно шла к нему, вышел в коридор. Она вышла за ним.
— Я хочу поговорить с тобой, Лиза. О чем-то очень важном.
— Грезы — самое важное.
— Пойдем в одну из учебных комнат.
— Я не была там уже больше двух лет, — холодно ответила Лиза. — И не намерена подниматься туда сейчас. Если ты хочешь поговорить со мной, мы можем встретиться во втором мире. Мы уже разговаривали там как-то.
Рол с неохотой согласился. Последняя встреча и разговор с Лизой во втором мире оставили в памяти довольно мрачное впечатление. Рол согласовал с Лизой время и место встречи и опознавательный сигнал. Они вместе поели, вместе вошли в коридор с кабинами для грез и разошлись по своим местам.
Рол уже почти привык к шуму уличного движения, толкотне и спешке толп на улицах этого самого большого города во втором мире. Он опаздывал и знал об этом, ему пришлось потратить почти час, чтобы пересечь полконтинента. Вдруг Лиза устала дожидаться его? Последнее время она не отличалась терпением.
Он выбрал себе тело молодого худощавого мужчины и самоуверенно, даже как-то беззаботно овладел его мозгом. Заставив захваченное тело войти в отель, он загнал сознание носителя в уголок плененного мозга. Оттесняемое сознание запаниковало, но боролось вяло, и. его слабое трепыхание не представляло для Рола никакого интереса.
В вестибюле находилось несколько молодых женщин, явно кого-то ожидающих. Под часами Рол вынул из кармана захваченного тела несколько вещиц и, как будто случайно, уронил их на пол. Наклонился и собрал: нож, мелкие деньги, зажигалку.
Выпрямившись, Рол увидел стоящую рядом высокую девушку в сером костюме. Он посмотрел ей в глаза и обратился:
— Лиза.
— Ты опоздал, Рол, — ответила она на языке Наблюдателей.
— Я рад, что ты дождалась меня.
Они тихо разговаривали, и для посторонних эта сцена не представляла ничего необычного: нервный молодой человек только что пришел и встретился со своей девушкой. Они вместе покинули отель. Девушка что-то проговорила на языке этого города. Используя чужие знания, Рол научился понимать этот язык, но гораздо удобнее было ослабить давление на сознание носителя и позволить ему всплыть до уровня, где язык носителя становился понятным сам по себе. Девушка улыбнулась и повторила вопрос:
— Куда теперь?
Они свернули в более тихую улицу. Посмотрев на противоположную сторону улицы, в окне другого отеля, он увидел стоящих рядом мужчину и женщину, что-то разглядывающих на улице.
— Если в комнате только они, — обратился он к Лизе, — то это подходящее место.
Как только серое ничто окутало Рола, он сделал отработанное движение, чуть наклонился вперед и устремился вверх. Чувствительные кончики щупалец передвижения коснулись чужого мозга, опознали быструю, как взмах ножа, реакцию женского мозга, отклонились в сторону, нашли другой пункт сопротивления и мягко в него проникли.
Он стоял, рассматривая улицу с пятого этажа. На противоположной стороне, возбужденно разговаривая, стояла молодая пара.
— Пусть они постараются объяснить это друг другу, — рассмеялась Лиза, стоявшая рядом с Ролом.
Рол, осматривая маленькую комнатку, глубоко затолкал плененное сознание, на самый край критического Уровня, и удерживал его там усилием воли, которое уже стало почти автоматическим. Это тело было старше предыдущего. В нем было слишком много мягкой белой плоти. Но женщина, в которую вселилась Лиза, бесспорно была красива.
— Ну, что интересного ты хочешь рассказать? — спросила Лиза, усаживаясь на кровать.
— Надеюсь, тебе будет интересно. Слушай внимательно. Уже шесть месяцев, как я разузнал о нашей истории почти все. Недавно я получил последние кусочки мозаики. Часть информации я нашел в учебных классах, часть — при постоянном расспрашивании самых лучших умов мира-три, Остальное — из наук этого мира. Очень много лет назад, Лиза, куда больше, чем можно себе представить, наш мир был чрезвычайно похож на этот, на мир-два.
— Чепуха!
— Я могу доказать каждое свое слов. Когда-то наша раса была многочисленна. Мы нашли секреты путешествий в космосе. Наша родная планета вращается вокруг умирающего красного солнца недалеко от звезды, которую эти люди называют Альфой Центавра. Двенадцать тысяч лет назад на нашей планете сложилась критическая обстановка. Лидеры расы понимали, что жизнь на планете может сохраниться, если будет постоянно приспосабливаться к постоянно изменяющимся климатическим условиям, неуклонно понижающейся температуре и влажности. Вся жизнь людей превратилась бы в постоянную борьбу за выживание, и лидеры санкционировали поиски более молодых планет, пригодных для переселения. Было найдено три таких планеты: эта планета, то есть планета-два, потом планета-один, вращающаяся вокруг Дельты созвездия Малого Пса, Проциона, в десяти с половиной световых годах отсюда, и планета-три — в системе Беты созвездия Орла около Альтаира, в шестнадцати световых годах до этого мира. Их сочли пригодными.
— Я слышу слова, которые ты произносишь, но я не понимаю их значения.
— Пожалуйста, Лиза. Слушай. Двенадцать тысяч лет назад наш мир умирал. Лидеры нашли три планеты, на которые мог переселиться наш народ. Первый мир, ставший первым миром грез, был назван Марит, второй — Земля, третий — Ормазд. Две тысячи лет заданием всей нашей расы было Великое Переселение. Для этого построены корабли, которые могли преодолевать огромные расстояния за чрезвычайно короткое время, и наша раса переправилась через космос на три пригодные для жизни планеты.
— Но, Рол…
— Помолчи, пока я не закончу. Лидеры были мудрыми людьми. Они понимали, что предстоит колонизировать три сырые, дикие планеты, и при колонизации возникнет разница в тенденциях развития культур на каждой из них. Они опасались, что наши народы, развиваясь по трем отдельным направлениям, станут врагами. Перед ними встал выбор. Либо вести колонизацию таким образом, чтобы между мирами существовали частые контакты, либо изолировать три колонии до тех пор, пока не настанет время, когда колонии продвинутся на высокий уровень развития, и восстановление контактов произойдет без боязни столкновений между мирами. Был выбран второй путь, потому что предполагалось, что, поддерживая расхождение в развитии, каждая раса сможет внести свой вклад в развитие первоначальной расы в целом, как только будут восстановлены контакты. Чтобы выполнить второй путь и предотвратить преждевременные контакты между колониями, были учреждены Наблюдатели.
Мы, Лиза, являемся далекими потомками первых Наблюдателей. Все корабли, на которых осуществлялось переселение, кроме тех шести, которые я показывал тебе из окна, были уничтожены. Место, которое Джод Олэн зовет «наш мир», всего лишь гигантское здание, построенное свыше десяти тысяч лет назад. Лидеры использовали всю науку, находившуюся в распоряжении нашей расы, чтобы сделать это сооружение полностью автоматическим и насколько возможно неподверженным разрушению временем. Первые наблюдатели, в количестве пяти тысяч человек, были выбраны из всего нашего многочисленного народа. В их число отбирались индивидуумы с самой высокой стабильностью здоровья и психики, самые свободные от наследственных расстройств, с самым высоким уровнем интеллекта. Этих первых наблюдателей проинструктировали о чрезвычайной важности их обязанностей, об их долге по отношению к будущему нашей расы. Им отдали величественное сооружение в умирающем мире и шесть кораблей для периодического патрулирования колонизируемых миров.
— Но корабли не…
Слушай внимательно. Планировалось, что контактов между колонизируемыми мирами не должно быть на протяжении пяти тысяч лет. Но вот прошло уже десять тысяч лет, и все еще существует Закон, по которому мы должны препятствовать мирам «грез» создавать устройства, дающие им возможность покидать свои планеты. И вот что случилось. Сооружение, называемое Олэном «нашим миром», оказалось слишком удобным для жизни. Патрулирование осуществлялось почти три тысячи лет. Но те, кто отправлялся в патрульные полеты, ненавидели их: они отрывали Наблюдателей от праздности и теплой атмосферы сооружения. Оно было построено слишком хорошо. В то время Наблюдатели еще не растеряли науку расы. Около тысячи лет ушло на то, чтобы найти способ выполнить поставленную задачу, исключив физическое патрулирование. В конце концов Наблюдатели, экспериментируя с явлениями гипнотического контроля, мыслепереноса, с тайнами сношения человеческих сознаний на уровне чистой мысли — явлением, считающимся на Земле суеверием, а на Ормазде практикуемым настолько широко, что речь там уже почти атрофировалась, изобрели метод механического усиления этих латентных[6] способностей человеческого мозга.
То, что мы называем машинами для грез, — это ни что иное, как устройства, подключающие мощные источники энергии нашего изобретательного мира к проекциям мысли, настроенные на три положения с таким расчетом, что на любой, выбранный «грезящим», колониальный мир мгновенно направляется узкий луч. Когда мы грезим, мы совершаем мысленное патрулирование реально существующей колониальной планеты.
— Это абсурд! Ты сошел с ума!
— В течение многих-многих лет грезы были трезвым серьезным делом, выполняемым так, как предназначалось. Корабли стояли без дела. Окружающий мир становился все холоднее. Никто больше не покидал здание. Наука была забыта. Наблюдатели оказались не в состоянии выполнять свое предназначение. Генетический отбор первых Наблюдателей был достаточно разнороден, чтобы предотвратить инбридинг и наступающее в результате этого вырождение, по крайней мере, на пять тысяч лет. Когда были утрачены научные знания, на которых основывалось мысленное патрулирование, машины для грез
обрели примитивное религиозное значение. Мы превратились в маленькую колонию с населением меньше одной пятой первоначальной численности. Мы уже не знаем настоящей цели нашего существования. Мы вдвое продлили свое существование по сравнению с первоначально предполагаемым сроком. Мы стали проклятием и недугом трех колониальных планет лишь только потому, что считаем эти миры нереальными, думая, что они возникают в наших грезах для нашего же удовольствия.
— Рол, ты же понимаешь, что меня здесь нет. Ты же знаешь, что я нахожусь в кабине для грез, которая предназначена мне на всю жизнь, и моя щека покоится на моей ладошке…
— Мы хозяйничаем на трех колониальных планетах. Марит, нашу любимую игровую площадку, четыре тысячи лет назад мы ввергли в хроническое примитивное варварство. А ведь Марит был близок к космическим полетам. При помощи «грез» мы вдребезги разбили их культуру. И теперь местным жителям мы известны как «дьяволы» или «демоны», овладевающие их душами.
Пять тысяч лет назад Земля тоже была готова к космическим полетам. Мы и там разбили вдребезги их культуру. После нашего вмешательства ацтеки остались с символами того, что когда-то было атомной культурой. Мы оставили их с зачатками нейрохирургии; с каменными пирамидами, формой напоминающими космические корабли, которые они пытались строить; с жертвоприношениями богу солнца на вершинах пирамид — а на самом деле с жертвоприношениями водородно-гелиевой реакции, которую они начинали осваивать и технологию которой мы уничтожили, едва лишь они попытались применить ее. Сейчас Земля вновь вернулась к атомной культуре. И снова мы вдребезги разобьем ее и ввергнем их в дикость. Когда мы завладеваем телом жителя, то этому у них есть много названий: временное помешательство, эпилепсия, безумие, экстаз… Нас, кому разрешено грезить, — семьсот человек. Семьсот пустоголовых взрослых ребятишек, которые могут совершать невероятнейшие поступки, не боясь наступающих за этим последствий.
На Омазде знают, кто мы и что мы делаем. Мы дважды гробили их попытки пересечь космос. Они больше не имеют желания покидать свою планету. Внутри человеческого сознания они обнаружили гораздо более обширные гаактики, чем те, которые могут быть освоены с помощью машин. Лиза, всем трем колониям было бы гораздо лучше отделаться от нас.
— Я стараюсь поверить тебе, — прерывающимся голосом заговорила Лиза, — но не могу. Поверить тебе, значит…
— … принять моральную ответственность за совершенные тобой действия, за смерти, которые ты причинила людям, таким же реальным, как ты и я?
— Рол, мы в кабинах для грез. Хитроумные машины создают эти миры для нас.
— Тогда разбей это зеркало. Завтра ты сумеешь вернуться сюда — и найдешь разбитое зеркало. Или выпрыгни из этого окна. Завтра ты сможешь вернуться — и найдешь покалеченное тело девушки, в которую ты сейчас вселилась.
— Это все хитрости машины.
— Существуют другие доказательства. На Ормазде ты можешь найти записи о первых переселениях. На Марите ты можешь почитать их легенды и найти ссылки на корабли, изрыгающие при посадке огонь. Здесь же, на Земле, есть раса, которая считает себя спустившейся с Солнца. И здесь, в земных легендах, тоже есть следы упоминаний о гигантах, ходивших по Земле, об огромных кораблях и колесницах, летавших по небу. До того, как на эти три планеты прибыли наши предки, эти планеты были населены человекообразными существами. Значит, спустя некоторое время, на Земле могло произойти скрещивание двух рас. На Марите и Ормазде расы, первоначальное населявшие эти планеты, вымерли. Видишь, Лиза, сколько доказательств. Их нельзя игнорировать.
— Не могу поверить в то, что ты говоришь, — после долгого молчания наконец произнесла она. — Завтра я снова закрою дверь кабины. Я стану нагой дикаркой в джунглях или женщиной, ведущей ослика по горной тропе. Или встречусь на Марите со своими друзьями, и мы сможем поиграть в отгадывание — кто в кого вселился, в убийства, в сексуальные игры, в гонки… Нет, Рол. Я не могу разрушить то, во что верю.
— Лиза, — тихо сказал он, — ты же всегда верила всем сердцем, что эти миры реальны. Поэтому ты и в грезах такая распутная, такая жестокая — ты все время стараешься отвергнуть их существование. Ты и я отличаемся от остальных. Мы не похожи на остальных. Мы сильнее. Мы с тобой можем изменить…
Рол остановился, увидев, что женщина на кровати поднесла руку ко лбу и, странно взглянув на Рола, заговорила. Она говорила так медленно, что даже не ослабив давления на сознание носителя, Рол мог понимать ее.
— Джордж, у меня странное чувство.
Лиза ушла. И он не мог понять куда. Она прервала разговор и сделала это так, чтобы он не смог найти ее. Рол позволил сознанию носителя максимально овладеть контролем, вплоть до уровня затухания зрения и слуха, что по существу было полным освобождением носителя.
— Может быть, что-то не в порядке с выпивкой? Буфетчик как-то странно смотрел. Может, он чего-то намешал. Мне тоже как-то не по себе.
Женщина легла на кровать. Рол ощутил, как в теле носителя появляется и постепенно растет желание. Мужчина направился к постели, а Рол, высвободившись из тела, окунулся в знакомую мглу, где нет ни света, ни цвета. Ничего, кроме направленности на чужое сознание. Легким толчком Рол скользнул вниз, медленно паря, пока не почувствовал рядом новую сущность; сориентировался на нее и, не торопясь, сосредоточился. Появилось зрение. Рол оказался в такси. Его носитель опаздывал, сознание было затуманено алкоголем, но эмоции наоборот отличались особой яркостью. Рол читал мозг, будто листая страницы книги. Он ощутил отчаяние, муки и желание умереть. Ненависть, страх и зависть. Но особенно огромное страстное желание заснуть и никогда больше не просыпаться. Человек заплатил водителю такси, медленно вошел в вестибюль и на небольшом самообслуживаемом лифте поднялся на восьмой этаж. Отпер дверь и вошел в комнату. Из спальни вышла женщина, р. ее руке поблескивало оружие. Она прицелилась и закрыла глаза. Маленькие горячие кусочки свинца пробили в теле носителя каналы, тут же заполнившиеся теплой жидкостью. Боли не было. Только шок, волна тепла и ощущение, подобное растворению. Сознание носителя быстро померкло, но выскальзывая из мозга, Рол уловил его последний проблеск. Но там было не удовлетворение от нечаянного дара. не желание смерти, а паника, страх и страстное желание насладиться еще неиспробованными прелестями жизни.
Рол долго не мог найти душевного покоя, пока, наконец, не вошел в сознание мужчины, старика, сидевшего в парке и дремавшего на солнышке. В этом мозге он и решил дождаться конца сна.
Никто не мог состязаться с дьявольской хитростью и изобретательностью ее ума, когда она овладевала злополучным телом какого-нибудь бедняги из первого или второго мира. И никто не мог рассказывать о своих подвигах в грезах более забавно.
Рол понимал, что чувство неполноценности заставляло ее соревноваться с другими в неумеренностях грез и вело по все более туманным тропам снов. Вокруг Лизы после грез всегда собиралась группа грезящих, которые пытались превзойти ее, но всегда терпели неудачу.
Как в соревнованиях, каждый член группы кратко излагал о похождениях в последнем сне. Если остальные одобряли сон громкими криками, его следовало рассказать подробно. Рол прислушался к рассказам, и у него заныло сердце.
— Я нашла носителя тела во втором мире, — рассказывала молодая женщина. — Он плыл на судне. Большой грубый мужчина. Судно было небольшое. Я побросала всех за борт, а потом прыгнула сама. Пища, которую они собирались есть, осталась на столе. Найдя судно, все другие существа придут в ужасное замешательство.
Никто не заинтересовался этим сном и женщина надула губки.
— Я стал одним из тех, — стал рассказывать молодой человек, — кто управляет большими машинами, летающими по воздуху. Я покинул пульт управления, вышел в салон, запер за собой дверь на ключ, оперся на нее спиной и стал рассматривать лица пассажиров. Машина в это время стала стремительно падать на землю.
Все взглянули на Лизу, ожидая ее одобрения. На ее губах появилась злая усмешка.
— Из-за того, что я в прошлом сне причинила кому-то большое несчастье, вам всем понадобилось сделать то же самое. В последнем вне я устроила маленькое несчастье, но оно очень удивило меня.
— Расскажи, Лиза, расскажи!
— Я очень мягко проскользнула в сознание великого человека второго мира. Очень могущественного человека, согбенного годами, но полного благородства. Целых десять часов сна я заставляла его вслух считать предметы: экипажи на улицах, трещины в тротуарах, окна в зданиях. Я заставила его считать громко и не позволяла делать ничего другого. Его друзья, семья, соратники — все страшно перепугались. Сановный человек считал до тех пор, пока не охрип. Он ползал на старческих коленках и считал паркетные планки. Доктора пичкали его лекарствами, но я сохраняла контроль над мозгом старика, и он продолжал считать. Это было самое изумительное переживание.
Все захохотали. Рол не сомневался, что в очередных грезах все бросятся на поиски вариаций последнего озорства Лизы, но к тому времени, как соберутся и станут рассказывать свои сны, Лиза опять пойдет дальше и придумает что-то новое.
Рол подумал было о бесчисленных жизнях, которые она изувечила в попытках доказать самой себе, что грезы не реальны, но изгиб ее рта выдавал ее мысли. Рол понял, что Лиза все же подозревает, что грезы могут быть реальностью, и каждые дополнительные муки, которые она причиняет существам в грезах, тяжким бременем ложатся на ее совесть.
Кроме грез и разговоров о грезах, Лиза не имела ничего общего с остальными взрослыми. Этому способствовала ее внешность, которая, хотя и соответствовала стандартам красоты в первом и втором мире, в мире Наблюдателей привлекала лишь тех, кто хотел подстегнуть увядшие вкусы чем-то необыкновенным.
Лиза увидела Рола, возвышавшегося над головами ее собеседников, и их взгляды встретились. Он кивнул, подзывая ее к себе и, пока она медленно шла к нему, вышел в коридор. Она вышла за ним.
— Я хочу поговорить с тобой, Лиза. О чем-то очень важном.
— Грезы — самое важное.
— Пойдем в одну из учебных комнат.
— Я не была там уже больше двух лет, — холодно ответила Лиза. — И не намерена подниматься туда сейчас. Если ты хочешь поговорить со мной, мы можем встретиться во втором мире. Мы уже разговаривали там как-то.
Рол с неохотой согласился. Последняя встреча и разговор с Лизой во втором мире оставили в памяти довольно мрачное впечатление. Рол согласовал с Лизой время и место встречи и опознавательный сигнал. Они вместе поели, вместе вошли в коридор с кабинами для грез и разошлись по своим местам.
Рол уже почти привык к шуму уличного движения, толкотне и спешке толп на улицах этого самого большого города во втором мире. Он опаздывал и знал об этом, ему пришлось потратить почти час, чтобы пересечь полконтинента. Вдруг Лиза устала дожидаться его? Последнее время она не отличалась терпением.
Он выбрал себе тело молодого худощавого мужчины и самоуверенно, даже как-то беззаботно овладел его мозгом. Заставив захваченное тело войти в отель, он загнал сознание носителя в уголок плененного мозга. Оттесняемое сознание запаниковало, но боролось вяло, и. его слабое трепыхание не представляло для Рола никакого интереса.
В вестибюле находилось несколько молодых женщин, явно кого-то ожидающих. Под часами Рол вынул из кармана захваченного тела несколько вещиц и, как будто случайно, уронил их на пол. Наклонился и собрал: нож, мелкие деньги, зажигалку.
Выпрямившись, Рол увидел стоящую рядом высокую девушку в сером костюме. Он посмотрел ей в глаза и обратился:
— Лиза.
— Ты опоздал, Рол, — ответила она на языке Наблюдателей.
— Я рад, что ты дождалась меня.
Они тихо разговаривали, и для посторонних эта сцена не представляла ничего необычного: нервный молодой человек только что пришел и встретился со своей девушкой. Они вместе покинули отель. Девушка что-то проговорила на языке этого города. Используя чужие знания, Рол научился понимать этот язык, но гораздо удобнее было ослабить давление на сознание носителя и позволить ему всплыть до уровня, где язык носителя становился понятным сам по себе. Девушка улыбнулась и повторила вопрос:
— Куда теперь?
Они свернули в более тихую улицу. Посмотрев на противоположную сторону улицы, в окне другого отеля, он увидел стоящих рядом мужчину и женщину, что-то разглядывающих на улице.
— Если в комнате только они, — обратился он к Лизе, — то это подходящее место.
Как только серое ничто окутало Рола, он сделал отработанное движение, чуть наклонился вперед и устремился вверх. Чувствительные кончики щупалец передвижения коснулись чужого мозга, опознали быструю, как взмах ножа, реакцию женского мозга, отклонились в сторону, нашли другой пункт сопротивления и мягко в него проникли.
Он стоял, рассматривая улицу с пятого этажа. На противоположной стороне, возбужденно разговаривая, стояла молодая пара.
— Пусть они постараются объяснить это друг другу, — рассмеялась Лиза, стоявшая рядом с Ролом.
Рол, осматривая маленькую комнатку, глубоко затолкал плененное сознание, на самый край критического Уровня, и удерживал его там усилием воли, которое уже стало почти автоматическим. Это тело было старше предыдущего. В нем было слишком много мягкой белой плоти. Но женщина, в которую вселилась Лиза, бесспорно была красива.
— Ну, что интересного ты хочешь рассказать? — спросила Лиза, усаживаясь на кровать.
— Надеюсь, тебе будет интересно. Слушай внимательно. Уже шесть месяцев, как я разузнал о нашей истории почти все. Недавно я получил последние кусочки мозаики. Часть информации я нашел в учебных классах, часть — при постоянном расспрашивании самых лучших умов мира-три, Остальное — из наук этого мира. Очень много лет назад, Лиза, куда больше, чем можно себе представить, наш мир был чрезвычайно похож на этот, на мир-два.
— Чепуха!
— Я могу доказать каждое свое слов. Когда-то наша раса была многочисленна. Мы нашли секреты путешествий в космосе. Наша родная планета вращается вокруг умирающего красного солнца недалеко от звезды, которую эти люди называют Альфой Центавра. Двенадцать тысяч лет назад на нашей планете сложилась критическая обстановка. Лидеры расы понимали, что жизнь на планете может сохраниться, если будет постоянно приспосабливаться к постоянно изменяющимся климатическим условиям, неуклонно понижающейся температуре и влажности. Вся жизнь людей превратилась бы в постоянную борьбу за выживание, и лидеры санкционировали поиски более молодых планет, пригодных для переселения. Было найдено три таких планеты: эта планета, то есть планета-два, потом планета-один, вращающаяся вокруг Дельты созвездия Малого Пса, Проциона, в десяти с половиной световых годах отсюда, и планета-три — в системе Беты созвездия Орла около Альтаира, в шестнадцати световых годах до этого мира. Их сочли пригодными.
— Я слышу слова, которые ты произносишь, но я не понимаю их значения.
— Пожалуйста, Лиза. Слушай. Двенадцать тысяч лет назад наш мир умирал. Лидеры нашли три планеты, на которые мог переселиться наш народ. Первый мир, ставший первым миром грез, был назван Марит, второй — Земля, третий — Ормазд. Две тысячи лет заданием всей нашей расы было Великое Переселение. Для этого построены корабли, которые могли преодолевать огромные расстояния за чрезвычайно короткое время, и наша раса переправилась через космос на три пригодные для жизни планеты.
— Но, Рол…
— Помолчи, пока я не закончу. Лидеры были мудрыми людьми. Они понимали, что предстоит колонизировать три сырые, дикие планеты, и при колонизации возникнет разница в тенденциях развития культур на каждой из них. Они опасались, что наши народы, развиваясь по трем отдельным направлениям, станут врагами. Перед ними встал выбор. Либо вести колонизацию таким образом, чтобы между мирами существовали частые контакты, либо изолировать три колонии до тех пор, пока не настанет время, когда колонии продвинутся на высокий уровень развития, и восстановление контактов произойдет без боязни столкновений между мирами. Был выбран второй путь, потому что предполагалось, что, поддерживая расхождение в развитии, каждая раса сможет внести свой вклад в развитие первоначальной расы в целом, как только будут восстановлены контакты. Чтобы выполнить второй путь и предотвратить преждевременные контакты между колониями, были учреждены Наблюдатели.
Мы, Лиза, являемся далекими потомками первых Наблюдателей. Все корабли, на которых осуществлялось переселение, кроме тех шести, которые я показывал тебе из окна, были уничтожены. Место, которое Джод Олэн зовет «наш мир», всего лишь гигантское здание, построенное свыше десяти тысяч лет назад. Лидеры использовали всю науку, находившуюся в распоряжении нашей расы, чтобы сделать это сооружение полностью автоматическим и насколько возможно неподверженным разрушению временем. Первые наблюдатели, в количестве пяти тысяч человек, были выбраны из всего нашего многочисленного народа. В их число отбирались индивидуумы с самой высокой стабильностью здоровья и психики, самые свободные от наследственных расстройств, с самым высоким уровнем интеллекта. Этих первых наблюдателей проинструктировали о чрезвычайной важности их обязанностей, об их долге по отношению к будущему нашей расы. Им отдали величественное сооружение в умирающем мире и шесть кораблей для периодического патрулирования колонизируемых миров.
— Но корабли не…
Слушай внимательно. Планировалось, что контактов между колонизируемыми мирами не должно быть на протяжении пяти тысяч лет. Но вот прошло уже десять тысяч лет, и все еще существует Закон, по которому мы должны препятствовать мирам «грез» создавать устройства, дающие им возможность покидать свои планеты. И вот что случилось. Сооружение, называемое Олэном «нашим миром», оказалось слишком удобным для жизни. Патрулирование осуществлялось почти три тысячи лет. Но те, кто отправлялся в патрульные полеты, ненавидели их: они отрывали Наблюдателей от праздности и теплой атмосферы сооружения. Оно было построено слишком хорошо. В то время Наблюдатели еще не растеряли науку расы. Около тысячи лет ушло на то, чтобы найти способ выполнить поставленную задачу, исключив физическое патрулирование. В конце концов Наблюдатели, экспериментируя с явлениями гипнотического контроля, мыслепереноса, с тайнами сношения человеческих сознаний на уровне чистой мысли — явлением, считающимся на Земле суеверием, а на Ормазде практикуемым настолько широко, что речь там уже почти атрофировалась, изобрели метод механического усиления этих латентных[6] способностей человеческого мозга.
То, что мы называем машинами для грез, — это ни что иное, как устройства, подключающие мощные источники энергии нашего изобретательного мира к проекциям мысли, настроенные на три положения с таким расчетом, что на любой, выбранный «грезящим», колониальный мир мгновенно направляется узкий луч. Когда мы грезим, мы совершаем мысленное патрулирование реально существующей колониальной планеты.
— Это абсурд! Ты сошел с ума!
— В течение многих-многих лет грезы были трезвым серьезным делом, выполняемым так, как предназначалось. Корабли стояли без дела. Окружающий мир становился все холоднее. Никто больше не покидал здание. Наука была забыта. Наблюдатели оказались не в состоянии выполнять свое предназначение. Генетический отбор первых Наблюдателей был достаточно разнороден, чтобы предотвратить инбридинг и наступающее в результате этого вырождение, по крайней мере, на пять тысяч лет. Когда были утрачены научные знания, на которых основывалось мысленное патрулирование, машины для грез
обрели примитивное религиозное значение. Мы превратились в маленькую колонию с населением меньше одной пятой первоначальной численности. Мы уже не знаем настоящей цели нашего существования. Мы вдвое продлили свое существование по сравнению с первоначально предполагаемым сроком. Мы стали проклятием и недугом трех колониальных планет лишь только потому, что считаем эти миры нереальными, думая, что они возникают в наших грезах для нашего же удовольствия.
— Рол, ты же понимаешь, что меня здесь нет. Ты же знаешь, что я нахожусь в кабине для грез, которая предназначена мне на всю жизнь, и моя щека покоится на моей ладошке…
— Мы хозяйничаем на трех колониальных планетах. Марит, нашу любимую игровую площадку, четыре тысячи лет назад мы ввергли в хроническое примитивное варварство. А ведь Марит был близок к космическим полетам. При помощи «грез» мы вдребезги разбили их культуру. И теперь местным жителям мы известны как «дьяволы» или «демоны», овладевающие их душами.
Пять тысяч лет назад Земля тоже была готова к космическим полетам. Мы и там разбили вдребезги их культуру. После нашего вмешательства ацтеки остались с символами того, что когда-то было атомной культурой. Мы оставили их с зачатками нейрохирургии; с каменными пирамидами, формой напоминающими космические корабли, которые они пытались строить; с жертвоприношениями богу солнца на вершинах пирамид — а на самом деле с жертвоприношениями водородно-гелиевой реакции, которую они начинали осваивать и технологию которой мы уничтожили, едва лишь они попытались применить ее. Сейчас Земля вновь вернулась к атомной культуре. И снова мы вдребезги разобьем ее и ввергнем их в дикость. Когда мы завладеваем телом жителя, то этому у них есть много названий: временное помешательство, эпилепсия, безумие, экстаз… Нас, кому разрешено грезить, — семьсот человек. Семьсот пустоголовых взрослых ребятишек, которые могут совершать невероятнейшие поступки, не боясь наступающих за этим последствий.
На Омазде знают, кто мы и что мы делаем. Мы дважды гробили их попытки пересечь космос. Они больше не имеют желания покидать свою планету. Внутри человеческого сознания они обнаружили гораздо более обширные гаактики, чем те, которые могут быть освоены с помощью машин. Лиза, всем трем колониям было бы гораздо лучше отделаться от нас.
— Я стараюсь поверить тебе, — прерывающимся голосом заговорила Лиза, — но не могу. Поверить тебе, значит…
— … принять моральную ответственность за совершенные тобой действия, за смерти, которые ты причинила людям, таким же реальным, как ты и я?
— Рол, мы в кабинах для грез. Хитроумные машины создают эти миры для нас.
— Тогда разбей это зеркало. Завтра ты сумеешь вернуться сюда — и найдешь разбитое зеркало. Или выпрыгни из этого окна. Завтра ты сможешь вернуться — и найдешь покалеченное тело девушки, в которую ты сейчас вселилась.
— Это все хитрости машины.
— Существуют другие доказательства. На Ормазде ты можешь найти записи о первых переселениях. На Марите ты можешь почитать их легенды и найти ссылки на корабли, изрыгающие при посадке огонь. Здесь же, на Земле, есть раса, которая считает себя спустившейся с Солнца. И здесь, в земных легендах, тоже есть следы упоминаний о гигантах, ходивших по Земле, об огромных кораблях и колесницах, летавших по небу. До того, как на эти три планеты прибыли наши предки, эти планеты были населены человекообразными существами. Значит, спустя некоторое время, на Земле могло произойти скрещивание двух рас. На Марите и Ормазде расы, первоначальное населявшие эти планеты, вымерли. Видишь, Лиза, сколько доказательств. Их нельзя игнорировать.
— Не могу поверить в то, что ты говоришь, — после долгого молчания наконец произнесла она. — Завтра я снова закрою дверь кабины. Я стану нагой дикаркой в джунглях или женщиной, ведущей ослика по горной тропе. Или встречусь на Марите со своими друзьями, и мы сможем поиграть в отгадывание — кто в кого вселился, в убийства, в сексуальные игры, в гонки… Нет, Рол. Я не могу разрушить то, во что верю.
— Лиза, — тихо сказал он, — ты же всегда верила всем сердцем, что эти миры реальны. Поэтому ты и в грезах такая распутная, такая жестокая — ты все время стараешься отвергнуть их существование. Ты и я отличаемся от остальных. Мы не похожи на остальных. Мы сильнее. Мы с тобой можем изменить…
Рол остановился, увидев, что женщина на кровати поднесла руку ко лбу и, странно взглянув на Рола, заговорила. Она говорила так медленно, что даже не ослабив давления на сознание носителя, Рол мог понимать ее.
— Джордж, у меня странное чувство.
Лиза ушла. И он не мог понять куда. Она прервала разговор и сделала это так, чтобы он не смог найти ее. Рол позволил сознанию носителя максимально овладеть контролем, вплоть до уровня затухания зрения и слуха, что по существу было полным освобождением носителя.
— Может быть, что-то не в порядке с выпивкой? Буфетчик как-то странно смотрел. Может, он чего-то намешал. Мне тоже как-то не по себе.
Женщина легла на кровать. Рол ощутил, как в теле носителя появляется и постепенно растет желание. Мужчина направился к постели, а Рол, высвободившись из тела, окунулся в знакомую мглу, где нет ни света, ни цвета. Ничего, кроме направленности на чужое сознание. Легким толчком Рол скользнул вниз, медленно паря, пока не почувствовал рядом новую сущность; сориентировался на нее и, не торопясь, сосредоточился. Появилось зрение. Рол оказался в такси. Его носитель опаздывал, сознание было затуманено алкоголем, но эмоции наоборот отличались особой яркостью. Рол читал мозг, будто листая страницы книги. Он ощутил отчаяние, муки и желание умереть. Ненависть, страх и зависть. Но особенно огромное страстное желание заснуть и никогда больше не просыпаться. Человек заплатил водителю такси, медленно вошел в вестибюль и на небольшом самообслуживаемом лифте поднялся на восьмой этаж. Отпер дверь и вошел в комнату. Из спальни вышла женщина, р. ее руке поблескивало оружие. Она прицелилась и закрыла глаза. Маленькие горячие кусочки свинца пробили в теле носителя каналы, тут же заполнившиеся теплой жидкостью. Боли не было. Только шок, волна тепла и ощущение, подобное растворению. Сознание носителя быстро померкло, но выскальзывая из мозга, Рол уловил его последний проблеск. Но там было не удовлетворение от нечаянного дара. не желание смерти, а паника, страх и страстное желание насладиться еще неиспробованными прелестями жизни.
Рол долго не мог найти душевного покоя, пока, наконец, не вошел в сознание мужчины, старика, сидевшего в парке и дремавшего на солнышке. В этом мозге он и решил дождаться конца сна.
Глава 8
Так как Джод Олэн был Лидером, ему полагались личные апартаменты. Пригласив к себе девушку и усадив ее перед собой, он уставился на нее, рассчитывая молчанием привести ее в замешательство. Эта Лиза Кинсон была слишком… живой, что ли. У нее были необычные густые черные волосы. Такие же, как у людей из грез или ее брата Рола. Черты ее лица выражали душевную силу, а губы были необычно алыми. Джод Олэн предпочитал иметь дело с более спокойными, более тусклыми, пожилыми женщинами. Наконец, ему с трудом удалось вспомнить причину ее вызова сюда.
— Лиза Кинсон, мне доложено, что у тебя нет ребенка.
— Правильно.
— Мне доложили, что ты не благоволишь ни к одному мужчине в нашем мире.
Она улыбнулась, будто для нее это не имело никакого значения.
— Возможно, никто не хочет меня. Мне сказали, что я очень уродлива.
— Ты улыбаешься. Разве ты забыла Закон? У нас слишком много бесплодных женщин. Все женщины, которые могут иметь детей, должны рожать. Обязанность женщин — иметь детей. Ты сильна, как мужчина. Закон таков, что у тебя должно быть много детей. Слабые женщины слишком часто умирают, и вместе С ними умирают их дети.
— Ты говоришь о Законе? Где Закон? Могу я его взять в руки и почитать?
— Чтение — это обычай первого и второго миров. Но не нашего.
— Я умею читать, — губы Лизы скривились в усмешке.
— Я научилась чтению на верхних уровнях еще ребенком. Мой брат научил меня. Я умею читать на нашем языке и писать тоже. Покажи мне Закон.
— Закон был передан мне устно. Мне его рассказывали столько раз, что я запомнил его и теперь даже учу других. Я надеялся обучить всему, что знаю и умею, Рола, но…
— Ему не интересно быть Лидером. А учиться читать противозаконно?
— Твой вопрос я считаю дерзким. Это общий Закон, Лиза Кинсон. Учиться читать не противозаконно. Но просто бессмысленно. Каковы причины для чтения? У нас есть грезы, пища, сон, залы для игр и лечения. Так зачем читать?
— Хорошо знать то, чего не знают другие, Джод Олэн.
— Если ты будешь продолжать дерзить, я накажу тебя, отказав тебе в праве грезить много-много дней.
Лиза пожала плечами и спокойно посмотрела на Джода. Под взглядом этих серых глаз ему сделалось до странности неуютно.
— Старые обычаи, — самые лучшие обычаи, — более спокойно произнес Джод. — Почему ты не счастлива?
— А кто счастлив?
— Ну, я! Все мы. Наша жизнь заполнена. А ты и Рол — недовольные люди. Странные. Когда я был маленьким, среди нас был человек похожий на вас. Я уверен, он мог быть отцом вашей матери. У него тоже была необычная внешность. Он натворил много бед и его много раз наказывали. Он побил многих мужчин; его ненавидели и боялись. Последний раз его видели карабкающимся в овальную трубу, которая ведет в черную бесконечность. Это видела одна женщина и у нее не возникло желания остановить его. Видишь, чем кончается недовольство. Ты должна научиться быть довольной.
— Лиза Кинсон, мне доложено, что у тебя нет ребенка.
— Правильно.
— Мне доложили, что ты не благоволишь ни к одному мужчине в нашем мире.
Она улыбнулась, будто для нее это не имело никакого значения.
— Возможно, никто не хочет меня. Мне сказали, что я очень уродлива.
— Ты улыбаешься. Разве ты забыла Закон? У нас слишком много бесплодных женщин. Все женщины, которые могут иметь детей, должны рожать. Обязанность женщин — иметь детей. Ты сильна, как мужчина. Закон таков, что у тебя должно быть много детей. Слабые женщины слишком часто умирают, и вместе С ними умирают их дети.
— Ты говоришь о Законе? Где Закон? Могу я его взять в руки и почитать?
— Чтение — это обычай первого и второго миров. Но не нашего.
— Я умею читать, — губы Лизы скривились в усмешке.
— Я научилась чтению на верхних уровнях еще ребенком. Мой брат научил меня. Я умею читать на нашем языке и писать тоже. Покажи мне Закон.
— Закон был передан мне устно. Мне его рассказывали столько раз, что я запомнил его и теперь даже учу других. Я надеялся обучить всему, что знаю и умею, Рола, но…
— Ему не интересно быть Лидером. А учиться читать противозаконно?
— Твой вопрос я считаю дерзким. Это общий Закон, Лиза Кинсон. Учиться читать не противозаконно. Но просто бессмысленно. Каковы причины для чтения? У нас есть грезы, пища, сон, залы для игр и лечения. Так зачем читать?
— Хорошо знать то, чего не знают другие, Джод Олэн.
— Если ты будешь продолжать дерзить, я накажу тебя, отказав тебе в праве грезить много-много дней.
Лиза пожала плечами и спокойно посмотрела на Джода. Под взглядом этих серых глаз ему сделалось до странности неуютно.
— Старые обычаи, — самые лучшие обычаи, — более спокойно произнес Джод. — Почему ты не счастлива?
— А кто счастлив?
— Ну, я! Все мы. Наша жизнь заполнена. А ты и Рол — недовольные люди. Странные. Когда я был маленьким, среди нас был человек похожий на вас. Я уверен, он мог быть отцом вашей матери. У него тоже была необычная внешность. Он натворил много бед и его много раз наказывали. Он побил многих мужчин; его ненавидели и боялись. Последний раз его видели карабкающимся в овальную трубу, которая ведет в черную бесконечность. Это видела одна женщина и у нее не возникло желания остановить его. Видишь, чем кончается недовольство. Ты должна научиться быть довольной.