Но я не мог забыть. Как и она. Нервы и у меня были натянуты, я чего-то ждал, но не знал, что предпринять. Я постарался полнее воспользоваться долгим и спокойным днем.
Мы читали, время от времени вели интимные беседы. Поезд тащился по земле штата Аризона; промчался над Колорадским ущельем, извиваясь, вошел в последнее большое нагромождение гор, спустился через голубоватый просвет на прибрежную равнину Калифорнии, в царство зелени.
В половине одиннадцатого вечера он сделал последнюю остановку на вокзале в Лос-Анджелесе, и мы вместе вышли из вагона. Идя вверх по длинному крутому туннелю, я испытывал какое-то новое для себя чувство. Это напоминало карабканье из тесного маленького ада в сторону непредсказуемого хаоса. Даже мои собственные намерения были непредсказуемы, но в последний момент я все же решился.
— Поеду в Санта-Барбару, — сказал я Мэри у стойки багажного отделения.
— Но ты говорил, что поедешь со мной в Сан-Диего! — На ее щеках выступили пятнышки от охватившего раздражения. Меня тоже разозлила ее хозяйская интонация.
— Нет, я не поеду. Могу встретиться с тобой в Диего завтра вечером.
— Зачем, разреши спросить, понадобилось ехать в Санта-Барбару?
— Я поеду туда, чтобы повидаться с Лаурой Итон. С девушкой, которой Хэтчер адресовал письмо.
Мэри взяла меня за руку и отвела в сторону от толпы у стойки выдачи багажа.
— Сэм, пожалуйста, не уезжай. Останься сегодня со мной в Лос-Анджелесе.
— Уж не ревнуешь ли ты к девушке, которую я в глаза не видел?
— Я ни к кому не ревную. Просто не хочу, чтобы ты ездил в Санта-Барбару. Я боюсь.
— Боишься чего?
— Того, что может с тобой случиться. Ты не должен мотаться по всей стране и нарываться на неприятности.
— Мне не надо искать неприятностей. Они сами уже давно обрушились на меня. Я хочу знать содержание того письма, а для этого мне надо съездить в Санта-Барбару.
— А если мне это не нравится, то я могу просто проглотить эту пилюлю, — произнесла она с вызовом и отпустила мою руку. Я почувствовал себя очень одиноко.
Часть четвертая
Глава 11
Глава 12
Мы читали, время от времени вели интимные беседы. Поезд тащился по земле штата Аризона; промчался над Колорадским ущельем, извиваясь, вошел в последнее большое нагромождение гор, спустился через голубоватый просвет на прибрежную равнину Калифорнии, в царство зелени.
В половине одиннадцатого вечера он сделал последнюю остановку на вокзале в Лос-Анджелесе, и мы вместе вышли из вагона. Идя вверх по длинному крутому туннелю, я испытывал какое-то новое для себя чувство. Это напоминало карабканье из тесного маленького ада в сторону непредсказуемого хаоса. Даже мои собственные намерения были непредсказуемы, но в последний момент я все же решился.
— Поеду в Санта-Барбару, — сказал я Мэри у стойки багажного отделения.
— Но ты говорил, что поедешь со мной в Сан-Диего! — На ее щеках выступили пятнышки от охватившего раздражения. Меня тоже разозлила ее хозяйская интонация.
— Нет, я не поеду. Могу встретиться с тобой в Диего завтра вечером.
— Зачем, разреши спросить, понадобилось ехать в Санта-Барбару?
— Я поеду туда, чтобы повидаться с Лаурой Итон. С девушкой, которой Хэтчер адресовал письмо.
Мэри взяла меня за руку и отвела в сторону от толпы у стойки выдачи багажа.
— Сэм, пожалуйста, не уезжай. Останься сегодня со мной в Лос-Анджелесе.
— Уж не ревнуешь ли ты к девушке, которую я в глаза не видел?
— Я ни к кому не ревную. Просто не хочу, чтобы ты ездил в Санта-Барбару. Я боюсь.
— Боишься чего?
— Того, что может с тобой случиться. Ты не должен мотаться по всей стране и нарываться на неприятности.
— Мне не надо искать неприятностей. Они сами уже давно обрушились на меня. Я хочу знать содержание того письма, а для этого мне надо съездить в Санта-Барбару.
— А если мне это не нравится, то я могу просто проглотить эту пилюлю, — произнесла она с вызовом и отпустила мою руку. Я почувствовал себя очень одиноко.
Часть четвертая
Конец поездки
Глава 11
Я расстался с Мэри на стоянке такси. Она не сказала мне даже "до свидания". Я переадресовал свой чемодан в Сан-Диего и сел на поезд, идущий в северном направлении. Поездка на расстояние в сто миль в сидячем вагоне была не из приятных. Да и вообще уже надоело трястись в поезде. Меня переполняли противоречивые чувства. Неприятно было оставлять Мэри одну на вокзале, но незаконченное дело влекло. Я не мог успокоиться, пока чего-то не достигну, и единственное полезное предприятие, которое я мог придумать, заключалось в том, чтобы съездить к Лауре Итон, кем бы она ни оказалась.
Между часом и двумя ночи я прибыл в Санта-Барбару. Город пропитался запахом морского порта, но выглядел таким же темным и пустынным, как любая деревушка в середине ночи. В телефонной будке на станции я раскрыл справочник и стал искать фамилию Итон. По адресу улица Бат, 2124 значился Уильям Итон.
Я зашагал по пустой главной улице и наконец наткнулся на ночное такси, водитель которого дремал за рулем. Он довез меня до улицы Бат. Это была тихая улица одноэтажных домиков, белевших среди пальм, олеандров и цветущих кустарников. Казалось, что сразу за ними с правой стороны звездного неба высились горы.
Горы и луна, тропические деревья и домики, теплый влажный ветер с моря, который дул в открытые окна такси, напомнили мне Оаху. На мгновение появилось обманчивое впечатление, что я узнаю эти места и скоро встречу уже виденное, найду уже знакомое; Сью Шолто, нелепо висящую у стены, на мгновение освещенную лунным светом. Интуиция мне подсказывала, что я завершаю неясный и опасный цикл, но я не мог предвидеть, чем все это кончится.
Во всяком случае, у Лауры Итон не было веревки на шее. Она встретила меня у двери, которую приоткрыла на цепочке дюймов на шесть, держа в руке пистолет 38-го калибра.
Я сказал:
— Похоже, они побывали здесь до меня.
— Поднимите руки, — приказала она голосом, который при других обстоятельствах мог бы показаться приятным. Когда я выполнил ее требование, она сняла цепочку. — Вот теперь входите, а я вызову полицию. Если вы что-то себе позволите, то я выстрелю вам в живот.
Это была крупная женщина лет тридцати. Рыжеватые волосы зачесаны назад, одета в шерстяной халат примерно такого же цвета. Держа пистолет в правой руке, левой она потрогала мои наружные и внутренние карманы. Казалось, ее удивило, что я не вооружен.
— Вы — Лаура Итон, так ведь?
— Да. А вы кто такой?
— Сэм Дрейк. Друзья зовут меня просто Сэм, а когда я стучусь к ним в дверь, направляют на меня пистолет. Вот в какую игру мы играем.
— Сегодня в мой дом вломились. Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Но я уже вошел. Послушайте, теперь пора вызывать полицию.
Она неуверенно посмотрела на меня:
— Кто вы? Вы что, действительно служите в военно-морском флоте?
— Вам знаком человек по фамилии Хэтчер?
— Родни Хэчтер?
— Я не знаю его имени. Он из Канзас-Сити. Это тот самый Родни, который погиб, позапрошлой ночью.
— Он погиб! И вы пришли сюда, чтобы сообщить мне об этом? — Она забыла про пистолет, а я опустил руки.
— Это — одна из причин. Отведите, пожалуйста, пистолет от моего живота. А то у меня что-то екает в желудке.
Она щелкнула предохранителем и бросила пистолет на диван.
— Почему вы заявились в такое неурочное время?
— Я только что добрался до этого города. И сразу же к вам.
— Вас послал Родни? Расскажите, что с ним стряслось?
— Нельзя сказать, что он послал меня сюда. Как раз перед смертью он написал вам письмо. Я подумал, что оно могло иметь отношение к его смерти. Поэтому я приехал к вам, чтобы выяснить это.
— Уже несколько недель я не получала от него писем. С тех самых пор, как он написал мне из Европы, что его направляют на родину и он получит новое назначение. Как он погиб? Его ранили?
— Были ли вы с ним близкими людьми?
— Мы были хорошими друзьями. Я встречалась и расставалась с ним в течение многих лет. Мы учились в одной школе в Канзас-Сити. Я не собираюсь его выгораживать, если вы имеете в виду это.
Я кратенько рассказал ей о том, что произошло с Родни Хэтчером, не утаив и свои подозрения в отношении Андерсона и Гордона.
Несколько скатившихся слезинок проложили влажный след на ее лице, собрались на кончике подбородка в небольшую соленую каплю. Она присела на краешек стула, полуотвернулась от меня, чтобы вытереть лицо носовым платком.
— Бедный Родни, — произнесла она взволнованным тихим голосом. — Он умер не по-человечески...
— Но безболезненно. Он просто угас... Я знаю, как это бывает.
— Для него это было не по-людски. — В ее глазах отразились огонь и холод. Вся фигура выражала достоинство. Я подумал, как Хэтчеру повезло, что о нем печалится такой человек. — Ему надо было умереть в бою, на поле брани.
— Кто сегодня ворвался в ваш дом? — спросил я после некоторой паузы. — Тут может быть какая-то связь со смертью Родни.
— Вы так думаете? А может быть, он искал письмо Родни?
— Мне это представляется вполне вероятным. Не заметили ли вы, как он выглядит?
— Я его хорошо не рассмотрела. А случилось вот что. Вчера после обеда я забежала примерно на часок к Еве Рейн — это моя подруга, которая живет недалеко отсюда, на этой же улице.
— Почтальон к тому времени уже разнес почту?
— Еще нет, почта поступила, когда я ушла. Домой же возвращалась часа в три. Я была от дома на расстоянии в полквартала, когда увидела человека, который спускался с моей веранды. Но в тот момент я не знала, что он побывал в доме. Подумала, что это кто-нибудь из знакомых, пришедших повидать меня или отца. Поэтому я окликнула его и помахала рукой. Он бросил на меня лишь один взгляд через плечо и быстро подался в другую сторону.
Когда я подошла к дому, то увидела, что замок парадной двери сломан. Бумаги на письменном столе разбросаны, ящики выдвинуты, шкафы раскрыты. Я позвонила в полицию. Там сказали, что постараются задержать его, но с тех пор от них ни слуху ни духу. В доме на самом видном месте лежала моя сумочка, но из нее ничего не пропало.
— Дневную почту уже принесли, когда вы возвратились домой?
— Она валялась на полу, прямо вот здесь. — Девушка показала на парадную дверь, которая вела в гостиную, где мы сидели. Я повернул голову и заметил, что в двери была прорезь для почты. Обратил также внимание, что дверь осталась раскрытой.
— Обыск в доме показывает, что, похоже, в последней почте письма Родни не оказалось, — заметил я. — Значит, его доставят завтра утром. Оно было отправлено два дня назад.
— Если этот человек заявится сюда снова, я застрелю его. — Она выпятила полные протестующие губы, а в широко раскрытых глазах появился кошачий блеск.
— Вполне верю. Но все-таки как он выглядит?
— Высокий мужчина, довольно широкоплечий. В первое мгновение я подумала, что это отец, но потом сообразила, что отец не мог так быстро вернуться из Финикса.
— Волосы у него черные?
— Не уверена... — Не закончив фразы, она вдруг замерла. Застыла на месте, даже не успев закрыть рта.
— Это был не я, мистер Дрейк, если имеете в виду меня, — раздался от двери мужской голос.
Я повернулся и увидел, что в комнату спокойно входит Гордон. Его черные глаза смотрели презрительно и спокойно.
Я неторопливо поднялся и направился к нему. Когда подошел достаточно близко, резко опустил правую руку до уровня своего колена, а затем нанес удар по его удлиненной челюсти. Это был удар для простачков, но Гордон отлетел, ударившись о дверь, которая с грохотом захлопнулась. Тут же в его руке появился пистолет, и на меня уставилось круглое и пустое отверстие. Пистолет не спускал с меня своего темного взгляда, пока хозяин поднимался на ноги.
— Это не назовешь честным ударом, — заявил Гордон. Теперь его глаза утратили спокойствие. В них светилась ненависть. — Я же вас просил не прибегать к насилию, мистер Дрейк.
— Могу продемонстрировать вам честный удар, если опустите пистолет. Впрочем, я сделаю это в любом случае.
— Пистолет нацелен вам в голову, мистер Дрейк. Если вы приблизитесь, то он выстрелит.
За моей спиной раздался щелчок, и Лаура Итон крикнула:
— Вы у меня на мушке, бросайте оружие.
Гордон не отвел от меня глаз, но все его туловище напряглось.
— Считаю до трех, — продолжала она. — Раз.
Он взял пистолет за дуло и протянул мне.
— Что за дурацкая ситуация? — воскликнул он.
— Пока что не такая дурацкая, какой может стать, — произнес я. — Мисс Итон, позвоните, пожалуйста, в полицию.
— Можете не беспокоиться, — остановил ее Гордон. — Я и есть полиция.
— Вы меняете свою личность с захватывающей дух скоростью. Звоните, мисс Итон. Он у меня на прицеле.
Гордон сунул было руку в свой внутренний карман.
— Держите руки на виду! — резко крикнул я. — Положите их за голову.
— Очень хорошо, если это доставит вам удовольствие. — Он поднял руки, презрительно усмехаясь. — Выньте мой бумажник из левого внутреннего кармана. Там найдете мое удостоверение личности.
Я приблизился, продолжая держать его под прицелом, и вынул бумажник. Там была карточка, удостоверявшая, что Честер Гордон специальный агент ФБР. Я почувствовал себя обманутым, сомневающимся и злым. Моя мелодрама превратилась в фарс, и весь накопленный адреналин в моих жилах превратился в кислоту.
— Извините, что испортил вашу игру в ковбоев и индейцев, — едко произнес Гордон. — А теперь положите пистолет, не то у вас прибавится неприятностей.
— Вы могли выкрасть эту карточку, — произнес я неуверенно.
— Положите пистолет, — властно повторил он. — Хефлеру может не понравиться, если вы случайно выстрелите в меня.
Я вспомнил гладко говорящего рыжеволосого мужчину из конторы ФБР на улице Лафайетт.
— Вы работаете на Хефлера?
— Я могу вас арестовать за нападение, мистер Дрейк. Вы вели себя как глупец.
Он снял руки с головы и потер свою посиневшую челюсть.
— Извиняться не собираюсь, — резко произнес я. — Если бы вы меня предупредили...
— Мы ни о чем не рассказываем гражданским лицам, когда расследуем какое-либо дело.
— Черт меня подери, если бы не я, то никакого дела и не было бы!
— Я буду просто счастлива, — вмешалась Лаура Итон, — если вы, мужчины, не устроите еще одну потасовку в моей гостиной. Значит, мы все трое заодно, правда?
Гордон произнес:
— Извините.
Дальнейшие обвинения, порождаемые моими ущемленными чувствами, готовы были вылиться в слова: если бы вы мне доверились, то мы смогли бы спасти Хэтчера, мы могли бы подловить Андерсона. Но я сдержался и прикусил язык. Я отчасти понимал его. Человек, расследующий убийство и шпионаж, обязан работать скрытно, особенно в условиях тесноты поезда.
Обратившись к Лауре Итон, я попросил извинить меня, а у Гордона спросил:
— Что вы делали в поезде? Не за мной же следили?
— В мою задачу входило защитить вас. Две смерти совпали с вашим присутствием. Было похоже на то, что беда преследует вас. После гибели Хэтчера я окончательно убедился в этом.
Я не мог не сказать ему:
— От вашей защиты мне было мало толку. А тем более Хэтчеру.
— Я вряд ли могу попробовать все, что вы собираетесь съесть, мистер Дрейк. Не могу быть и вездесущим.
— Но вы достаточно вездесущи, чтобы повсюду мне попадаться. Что привело вас сюда сегодня?
— После убийства Хэтчера мои подозрения сосредоточились на Андерсоне. Главным образом я старался следить за ним. Когда вы рванулись и застали меня возле двери в курительное отделение вчера вечером, то, я думаю, он догадался и сошел с поезда в Гэллупе. Я последовал за ним, но не достаточно проворно. Он схватил единственное имевшееся такси до Альбукерка, а мне пришлось ждать, когда туда отправится поезд. Пока я добирался до Альбукерка, его и след простыл.
Однако мне удалось проследить его путь до аэропорта, где он нанял частный самолет до Лос-Анджелеса. Я вылетел туда первым же коммерческим рейсом, но когда прибыл, след его затерялся. Как и вам, мне пришла мысль о том, что он мог приехать сюда, чтобы перехватить письмо Хэтчера к мисс Итон. Я прибыл в полдень и обнаружил, что он пытался это сделать. Он прилетел в аэропорт сегодня утром и пропал. С тех пор его видела только мисс Итон. В местной полиции мне сообщили, что сегодня днем в ее дом проник взломщик. С тех пор я слежу за домом. Местная полиция взяла под наблюдение все дороги.
— Я и не догадывалась, что у меня появился телохранитель, — сказала Лаура Итон. — Приятное, признаюсь вам, ощущение. Я не так хорошо обращаюсь с оружием, как пыталась изобразить.
— Наша организация для того и существует, чтобы защищать граждан, — нравоучительно выпалил Гордон.
— Полагаю, что вам известны все обстоятельства смерти Бес-си Лэнд? — спросил я.
Лаура Итон подалась вперед на своем стуле и с любопытством посмотрела на меня, но проявила достаточно выдержки, чтобы не задать вопроса.
— Вместе с Хефлером я познакомился со всеми уликами, — ответил Гордон. — Между прочим, я обследовал труп.
— Согласились ли вы с полицией, что это было самоубийство?
— Нет, не согласился. Некоторые служащие муниципальной полиции — буквоеды. Они заучили, что отметина, свидетельствующая о состоянии нерешительности, зачастую признак самоубийства. Поэтому, как только обнаруживают такую отметину, тут же делают вывод о самоубийстве. В данном случае наиболее приемлемая гипотеза заключается в том, что Бесси Лэнд была пьяна, когда ее убили. Ткани ее мозга пропитаны алкоголем.
— Я видел Бесси за пару часов до смерти. Она лыка не вязала.
— Совершенно правильно. И похоже на то, что убийца колебался в момент убийства и сделал неглубокий надрез на ее шее, перед тем как собрался с духом и прикончил ее. Алкоголь служит своего рода гипнозом, и Бесси могла так и не прийти в себя. Это — один вариант объяснения отметки о нерешительности. Другой вариант, который я считаю более правдоподобным, заключается в том, что эта отметка была нанесена преднамеренно, чтобы убийство выглядело самоубийством. Это предполагает почти что хирургическую выдержку и знание судебной медицинской практики. Но думаю, что преступники, с которыми мы имеем дело, в достаточной степени хладнокровны и изощренны. К тому же убийство, замаскированное под самоубийство, соответствует ранее выявленному характеру поведения.
— Вы имеете в виду убийство Сьюзен Шолто?
— Убийство Сьюзен Шолто? — прошептала шокированная Лаура Итон.
— Совершено уже три убийства, — объяснил Гордон. — Ваш друг Хэтчер стал третьей жертвой.
Лаура Итон как будто вся сжалась и закрыла побледневшее лицо рукой.
— Вы сказали — преступники, — заметил я. — Во множественном числе.
— Кажется, не остается сомнений, что мы имеем дело с преступной организацией...
— "Черный Израиль"?
— "Черный Израиль" — это только часть организации или какое-то примкнувшее общество. Я получил телеграмму, когда поезд остановился в Канзас-Сити. Удалось задержать негра, который сидел рядом с Бесси Лэнд в ночь ее убийства...
— Я так и знал, что он причастен к этому.
— Этот человек не убивал ее, — продолжал Гордон. — Он доказал, что не отлучался из "Парижского бара и гриля" до двух часов ночи, а она была убита задолго до этого времени. Но он — член организации "Черный Израиль", в чем и признался...
— За всем этим стоят япошки?
— Если это и так, то он об этом не знает или не хочет говорить. "Но он сознался, что в вопросах войны "Черный Израиль" придерживается позиции пассивного сопротивления. Кстати говоря, его собственный призывной статус не соответствует тому, каким должен быть. Пока что мы выдвигаем против него только это обвинение. Он кое-что нам выложил, и мы пытаемся взять руководителей. Гектор Лэнд — мелкая сошка, вступил в организацию сравнительно недавно. Он упомянул также о белом, который снабжал "Черный Израиль" средствами для пропаганды.
— Андерсон?
Гордон откинулся назад и закурил сигарету.
— Думаю, да.
Между нами все еще сохранялась напряженность, похожая на электрическую дугу, контактными концами которой служили, мои разбитые суставы пальцев и посиневшая скула Гордона.
— Если вы так считаете, то почему же не арестовали его прямо в поезде?
— По той простой причине, что у меня не было против него юридически веских обвинений. Вы, наверное, не понимаете, Дрейк, как должна действовать полиция в демократическом обществе. Во время этой войны наше бюро вело наблюдение за известными преступниками в течение двух или трех лет. Следило за ними каждую минуту каждого дня, ожидая, когда они совершат поступок, который их выдаст. В конце концов что-нибудь всегда всплывает. Кто-то проболтается, ошибется в планировании, произойдет случайная встреча...
— Андерсона выдала случайная встреча с Хэтчером, — заявил я. — Хэтчер сказал, что он знал Андерсона. Во всяком случае, намекнул на это.
— Может быть, и так. Возможно, его письмо объяснит причину гибели.
Лаура Итон воскликнула:
— Господи праведный, думаю, мне не помешает чашечка кофе! Моя голова просто раскалывается. А как вы, джентльмены?
Мы сказали, что это очень кстати, и она заторопилась на кухню.
Когда она ушла, Гордон спросил:
— Во сколько приносят утреннюю почту?
— Обычно в девять утра. Вы думаете, он вернется?
— Не знаю. Он изобретательный клиент. Может быть, теперь он насторожился и не предпримет новой попытки. Я собираюсь дождаться и посмотреть.
— Я тоже подожду. Может быть, воспользуюсь оружием и диваном мисс Итон на оставшуюся часть ночи.
— Вы можете это сделать, — донесся ее голос из кухни. Потом послышалось журчание воды, которую она, видимо, наливала в кофейник.
Некоторое время мы молчали. Моя злость испарилась, оставив осадок стыда и некоторое беспокойство за свою опрометчивость. Я испытывал благоговейный страх перед ФБР и понимал, что Гордон легко мог меня пристрелить.
Я остановил взгляд на электропроигрывателе, который стоял в углу возле лампы. Стопки пластинок на полочке направили мои мысли по колее, которой я придерживался с утра. Я произнес:
— Знаю, что вы невысокого мнения о моих способностях сыщика, и в какой-то степени вы правы. Самое умное, что я сделал до сих пор, — обратился в ФБР. Но у меня есть одно соображение, которое, думаю, вам следовало бы выслушать.
— Отчасти я сам виноват в том, что мы работали разрозненно, — сознался он. — Но не представляю себе, как можно было поступить иначе. В чем заключается ваше соображение?
— Это просто догадка. Может быть, она странная. Возможно, Хефлер сообщил вам о том, что с Гавайских островов происходила утечка секретной информации к врагу. Во всяком случае, так мне было сказано.
— Я зная об этом еще до того, как мне об этом сказал Хефлер. Мы уже пару месяцев назад узнали об этом.
— Но вы не смогли определить, каким образом происходит утечка. Фокусник Тедди Трэск, который в первый вечер устроил представление в вагоне-ресторане, рассказал мне о коде, который он придумал со своим партнером...
— Я слышал его рассказ, поскольку присутствовал при этом.
— Совершенно верно. Вы тоже там были. Принцип такого кода может использоваться вражеским агентом, работающим на коммерческой радиостанции. Девушка, которую повесили, Сью Шолто...
— Я знаю о ней, — прервал он меня нетерпеливо. — Как же его можно использовать?
— Сью Шолто постоянно вела радиотрансляцию на Гонолулу, и ничто не мешало японским подлодкам принимать ее передачи. Она могла передавать информацию в форме внешне безобидных радиопрограмм.
— Коммерческие радиопередачи прослушиваются. Мы бы это засекли.
— Но не с кодом Тедди Трэска. Она могла наколоть свои пластинки иголкой, тогда через определенные промежутки слышались бы легкие щелчки. Промежутки времени между щелчками имели бы определенный смысл. Человек, ведущий прослушивание, если он вообще что-либо заметит, будет считать, что это всего лишь заигранная пластинка.
— Могу признать, что такая возможность существует. Но у нас нет никаких фактов.
— Потому я об этом и рассказываю. Сам я не смогу проверить. Но вы по телетайпу можете связаться со своим подразделением в Гонолулу и попросить их проверить набор пластинок на радиостанции.
— Думаю, что можно попытаться это сделать. Это выглядит диковинно. Но такая система, впрочем, и должна быть диковинной, иначе их уже давно бы накрыли.
Лаура Итон возвратилась из кухни с кофе и бутербродами. Гордон торопливо проглотил свою чашку кофе и поднялся, чтобы уйти.
— Я заеду на морскую базу и отправлю послание, о котором вы говорили. Вряд ли Андерсон появится здесь до утра...
— Надеюсь, что он все же появится, — не согласился я. — Почти год я практиковался после обеда стрелять в цель.
— Когда я вернусь, то в дом заходить не буду. Спрячусь и просижу в потайном месте не меньше часа после того, как здесь появится почтальон. Закройте окна и двери.
Лаура Итон ушла в свою комнату. Выключив свет, я прилег на диван, держа в руке пистолет, и стал дожидаться утра. Утро наступало очень медленно, просачиваясь серым светом через полоски венецианских жалюзи, как будто через щели лилось разбавленное молоко. Время от времени я забывался в дремоте, стараясь окончательно не заснуть с помощью кофе и страха. Но к семи часам утра и кофе, и страх иссякли, и я погрузился в легкий сон. А вздрогнул и проснулся, когда в дверную прорезь были просунуты три письма, которые упали на натертый воском пол и заскользили по нему. Я подполз к письмам, не поднимая головы до уровня окон. Среди них оказалось и посмертное послание Хэтчера. Разорвав конверт, я прочитал такую приписку к письму:
"P.S. Мне надо было опустить это письмо еще в Канзас-Сити. Хочется связаться с тобой до того, как приеду, иначе мне здорово влетит. Но компания ребят — помнишь Элвина С. и Денни Хопа? — задержала меня в баре до самой последней минуты, и я не смог улучить момент сделать это. Как бы там ни было, я достал бутылку в дорогу, чтобы не скучать в поезде. Тут я познакомился с военно-морским младшим лейтенантом, который показался мне неплохим парнем. У него оказалось немного хорошего американского виски, но мы его уже прикончили. Он дал мне вот эту свою ручку — может, ты удивишься, почему я приписываю другими чернилами. Моя же куда-то запропастилась. Господи, ведь это был твой подарок...
В поезде находится мужик, вид которого мне не нравится. Помнишь, я тебе рассказывал о белом, который заправлял рисом на черном рынке в Нанкине, когда туда пришли япошки? Этот мужик либо тот же самый человек, либо его брат, и я собираюсь выяснить, кто же он такой. Этот мужик старше и толще, но если он не тот же самый человек, тогда — абсолютный двойняшка. Он говорит, что его фамилия Андерсон. Не думаю, что он меня знает.
Ну что же, на этом пока все. Свяжусь с тобой, когда приеду в Лос-Анджелес. И я буду не я, если не выберусь к тебе перед тем, как выйду в море. Мне надо было бы написать тебе раньше, но ты знаешь, как бывает. Боб и Ди посылают тебе привет. Р.Х.".
Между часом и двумя ночи я прибыл в Санта-Барбару. Город пропитался запахом морского порта, но выглядел таким же темным и пустынным, как любая деревушка в середине ночи. В телефонной будке на станции я раскрыл справочник и стал искать фамилию Итон. По адресу улица Бат, 2124 значился Уильям Итон.
Я зашагал по пустой главной улице и наконец наткнулся на ночное такси, водитель которого дремал за рулем. Он довез меня до улицы Бат. Это была тихая улица одноэтажных домиков, белевших среди пальм, олеандров и цветущих кустарников. Казалось, что сразу за ними с правой стороны звездного неба высились горы.
Горы и луна, тропические деревья и домики, теплый влажный ветер с моря, который дул в открытые окна такси, напомнили мне Оаху. На мгновение появилось обманчивое впечатление, что я узнаю эти места и скоро встречу уже виденное, найду уже знакомое; Сью Шолто, нелепо висящую у стены, на мгновение освещенную лунным светом. Интуиция мне подсказывала, что я завершаю неясный и опасный цикл, но я не мог предвидеть, чем все это кончится.
Во всяком случае, у Лауры Итон не было веревки на шее. Она встретила меня у двери, которую приоткрыла на цепочке дюймов на шесть, держа в руке пистолет 38-го калибра.
Я сказал:
— Похоже, они побывали здесь до меня.
— Поднимите руки, — приказала она голосом, который при других обстоятельствах мог бы показаться приятным. Когда я выполнил ее требование, она сняла цепочку. — Вот теперь входите, а я вызову полицию. Если вы что-то себе позволите, то я выстрелю вам в живот.
Это была крупная женщина лет тридцати. Рыжеватые волосы зачесаны назад, одета в шерстяной халат примерно такого же цвета. Держа пистолет в правой руке, левой она потрогала мои наружные и внутренние карманы. Казалось, ее удивило, что я не вооружен.
— Вы — Лаура Итон, так ведь?
— Да. А вы кто такой?
— Сэм Дрейк. Друзья зовут меня просто Сэм, а когда я стучусь к ним в дверь, направляют на меня пистолет. Вот в какую игру мы играем.
— Сегодня в мой дом вломились. Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Но я уже вошел. Послушайте, теперь пора вызывать полицию.
Она неуверенно посмотрела на меня:
— Кто вы? Вы что, действительно служите в военно-морском флоте?
— Вам знаком человек по фамилии Хэтчер?
— Родни Хэчтер?
— Я не знаю его имени. Он из Канзас-Сити. Это тот самый Родни, который погиб, позапрошлой ночью.
— Он погиб! И вы пришли сюда, чтобы сообщить мне об этом? — Она забыла про пистолет, а я опустил руки.
— Это — одна из причин. Отведите, пожалуйста, пистолет от моего живота. А то у меня что-то екает в желудке.
Она щелкнула предохранителем и бросила пистолет на диван.
— Почему вы заявились в такое неурочное время?
— Я только что добрался до этого города. И сразу же к вам.
— Вас послал Родни? Расскажите, что с ним стряслось?
— Нельзя сказать, что он послал меня сюда. Как раз перед смертью он написал вам письмо. Я подумал, что оно могло иметь отношение к его смерти. Поэтому я приехал к вам, чтобы выяснить это.
— Уже несколько недель я не получала от него писем. С тех самых пор, как он написал мне из Европы, что его направляют на родину и он получит новое назначение. Как он погиб? Его ранили?
— Были ли вы с ним близкими людьми?
— Мы были хорошими друзьями. Я встречалась и расставалась с ним в течение многих лет. Мы учились в одной школе в Канзас-Сити. Я не собираюсь его выгораживать, если вы имеете в виду это.
Я кратенько рассказал ей о том, что произошло с Родни Хэтчером, не утаив и свои подозрения в отношении Андерсона и Гордона.
Несколько скатившихся слезинок проложили влажный след на ее лице, собрались на кончике подбородка в небольшую соленую каплю. Она присела на краешек стула, полуотвернулась от меня, чтобы вытереть лицо носовым платком.
— Бедный Родни, — произнесла она взволнованным тихим голосом. — Он умер не по-человечески...
— Но безболезненно. Он просто угас... Я знаю, как это бывает.
— Для него это было не по-людски. — В ее глазах отразились огонь и холод. Вся фигура выражала достоинство. Я подумал, как Хэтчеру повезло, что о нем печалится такой человек. — Ему надо было умереть в бою, на поле брани.
— Кто сегодня ворвался в ваш дом? — спросил я после некоторой паузы. — Тут может быть какая-то связь со смертью Родни.
— Вы так думаете? А может быть, он искал письмо Родни?
— Мне это представляется вполне вероятным. Не заметили ли вы, как он выглядит?
— Я его хорошо не рассмотрела. А случилось вот что. Вчера после обеда я забежала примерно на часок к Еве Рейн — это моя подруга, которая живет недалеко отсюда, на этой же улице.
— Почтальон к тому времени уже разнес почту?
— Еще нет, почта поступила, когда я ушла. Домой же возвращалась часа в три. Я была от дома на расстоянии в полквартала, когда увидела человека, который спускался с моей веранды. Но в тот момент я не знала, что он побывал в доме. Подумала, что это кто-нибудь из знакомых, пришедших повидать меня или отца. Поэтому я окликнула его и помахала рукой. Он бросил на меня лишь один взгляд через плечо и быстро подался в другую сторону.
Когда я подошла к дому, то увидела, что замок парадной двери сломан. Бумаги на письменном столе разбросаны, ящики выдвинуты, шкафы раскрыты. Я позвонила в полицию. Там сказали, что постараются задержать его, но с тех пор от них ни слуху ни духу. В доме на самом видном месте лежала моя сумочка, но из нее ничего не пропало.
— Дневную почту уже принесли, когда вы возвратились домой?
— Она валялась на полу, прямо вот здесь. — Девушка показала на парадную дверь, которая вела в гостиную, где мы сидели. Я повернул голову и заметил, что в двери была прорезь для почты. Обратил также внимание, что дверь осталась раскрытой.
— Обыск в доме показывает, что, похоже, в последней почте письма Родни не оказалось, — заметил я. — Значит, его доставят завтра утром. Оно было отправлено два дня назад.
— Если этот человек заявится сюда снова, я застрелю его. — Она выпятила полные протестующие губы, а в широко раскрытых глазах появился кошачий блеск.
— Вполне верю. Но все-таки как он выглядит?
— Высокий мужчина, довольно широкоплечий. В первое мгновение я подумала, что это отец, но потом сообразила, что отец не мог так быстро вернуться из Финикса.
— Волосы у него черные?
— Не уверена... — Не закончив фразы, она вдруг замерла. Застыла на месте, даже не успев закрыть рта.
— Это был не я, мистер Дрейк, если имеете в виду меня, — раздался от двери мужской голос.
Я повернулся и увидел, что в комнату спокойно входит Гордон. Его черные глаза смотрели презрительно и спокойно.
Я неторопливо поднялся и направился к нему. Когда подошел достаточно близко, резко опустил правую руку до уровня своего колена, а затем нанес удар по его удлиненной челюсти. Это был удар для простачков, но Гордон отлетел, ударившись о дверь, которая с грохотом захлопнулась. Тут же в его руке появился пистолет, и на меня уставилось круглое и пустое отверстие. Пистолет не спускал с меня своего темного взгляда, пока хозяин поднимался на ноги.
— Это не назовешь честным ударом, — заявил Гордон. Теперь его глаза утратили спокойствие. В них светилась ненависть. — Я же вас просил не прибегать к насилию, мистер Дрейк.
— Могу продемонстрировать вам честный удар, если опустите пистолет. Впрочем, я сделаю это в любом случае.
— Пистолет нацелен вам в голову, мистер Дрейк. Если вы приблизитесь, то он выстрелит.
За моей спиной раздался щелчок, и Лаура Итон крикнула:
— Вы у меня на мушке, бросайте оружие.
Гордон не отвел от меня глаз, но все его туловище напряглось.
— Считаю до трех, — продолжала она. — Раз.
Он взял пистолет за дуло и протянул мне.
— Что за дурацкая ситуация? — воскликнул он.
— Пока что не такая дурацкая, какой может стать, — произнес я. — Мисс Итон, позвоните, пожалуйста, в полицию.
— Можете не беспокоиться, — остановил ее Гордон. — Я и есть полиция.
— Вы меняете свою личность с захватывающей дух скоростью. Звоните, мисс Итон. Он у меня на прицеле.
Гордон сунул было руку в свой внутренний карман.
— Держите руки на виду! — резко крикнул я. — Положите их за голову.
— Очень хорошо, если это доставит вам удовольствие. — Он поднял руки, презрительно усмехаясь. — Выньте мой бумажник из левого внутреннего кармана. Там найдете мое удостоверение личности.
Я приблизился, продолжая держать его под прицелом, и вынул бумажник. Там была карточка, удостоверявшая, что Честер Гордон специальный агент ФБР. Я почувствовал себя обманутым, сомневающимся и злым. Моя мелодрама превратилась в фарс, и весь накопленный адреналин в моих жилах превратился в кислоту.
— Извините, что испортил вашу игру в ковбоев и индейцев, — едко произнес Гордон. — А теперь положите пистолет, не то у вас прибавится неприятностей.
— Вы могли выкрасть эту карточку, — произнес я неуверенно.
— Положите пистолет, — властно повторил он. — Хефлеру может не понравиться, если вы случайно выстрелите в меня.
Я вспомнил гладко говорящего рыжеволосого мужчину из конторы ФБР на улице Лафайетт.
— Вы работаете на Хефлера?
— Я могу вас арестовать за нападение, мистер Дрейк. Вы вели себя как глупец.
Он снял руки с головы и потер свою посиневшую челюсть.
— Извиняться не собираюсь, — резко произнес я. — Если бы вы меня предупредили...
— Мы ни о чем не рассказываем гражданским лицам, когда расследуем какое-либо дело.
— Черт меня подери, если бы не я, то никакого дела и не было бы!
— Я буду просто счастлива, — вмешалась Лаура Итон, — если вы, мужчины, не устроите еще одну потасовку в моей гостиной. Значит, мы все трое заодно, правда?
Гордон произнес:
— Извините.
Дальнейшие обвинения, порождаемые моими ущемленными чувствами, готовы были вылиться в слова: если бы вы мне доверились, то мы смогли бы спасти Хэтчера, мы могли бы подловить Андерсона. Но я сдержался и прикусил язык. Я отчасти понимал его. Человек, расследующий убийство и шпионаж, обязан работать скрытно, особенно в условиях тесноты поезда.
Обратившись к Лауре Итон, я попросил извинить меня, а у Гордона спросил:
— Что вы делали в поезде? Не за мной же следили?
— В мою задачу входило защитить вас. Две смерти совпали с вашим присутствием. Было похоже на то, что беда преследует вас. После гибели Хэтчера я окончательно убедился в этом.
Я не мог не сказать ему:
— От вашей защиты мне было мало толку. А тем более Хэтчеру.
— Я вряд ли могу попробовать все, что вы собираетесь съесть, мистер Дрейк. Не могу быть и вездесущим.
— Но вы достаточно вездесущи, чтобы повсюду мне попадаться. Что привело вас сюда сегодня?
— После убийства Хэтчера мои подозрения сосредоточились на Андерсоне. Главным образом я старался следить за ним. Когда вы рванулись и застали меня возле двери в курительное отделение вчера вечером, то, я думаю, он догадался и сошел с поезда в Гэллупе. Я последовал за ним, но не достаточно проворно. Он схватил единственное имевшееся такси до Альбукерка, а мне пришлось ждать, когда туда отправится поезд. Пока я добирался до Альбукерка, его и след простыл.
Однако мне удалось проследить его путь до аэропорта, где он нанял частный самолет до Лос-Анджелеса. Я вылетел туда первым же коммерческим рейсом, но когда прибыл, след его затерялся. Как и вам, мне пришла мысль о том, что он мог приехать сюда, чтобы перехватить письмо Хэтчера к мисс Итон. Я прибыл в полдень и обнаружил, что он пытался это сделать. Он прилетел в аэропорт сегодня утром и пропал. С тех пор его видела только мисс Итон. В местной полиции мне сообщили, что сегодня днем в ее дом проник взломщик. С тех пор я слежу за домом. Местная полиция взяла под наблюдение все дороги.
— Я и не догадывалась, что у меня появился телохранитель, — сказала Лаура Итон. — Приятное, признаюсь вам, ощущение. Я не так хорошо обращаюсь с оружием, как пыталась изобразить.
— Наша организация для того и существует, чтобы защищать граждан, — нравоучительно выпалил Гордон.
— Полагаю, что вам известны все обстоятельства смерти Бес-си Лэнд? — спросил я.
Лаура Итон подалась вперед на своем стуле и с любопытством посмотрела на меня, но проявила достаточно выдержки, чтобы не задать вопроса.
— Вместе с Хефлером я познакомился со всеми уликами, — ответил Гордон. — Между прочим, я обследовал труп.
— Согласились ли вы с полицией, что это было самоубийство?
— Нет, не согласился. Некоторые служащие муниципальной полиции — буквоеды. Они заучили, что отметина, свидетельствующая о состоянии нерешительности, зачастую признак самоубийства. Поэтому, как только обнаруживают такую отметину, тут же делают вывод о самоубийстве. В данном случае наиболее приемлемая гипотеза заключается в том, что Бесси Лэнд была пьяна, когда ее убили. Ткани ее мозга пропитаны алкоголем.
— Я видел Бесси за пару часов до смерти. Она лыка не вязала.
— Совершенно правильно. И похоже на то, что убийца колебался в момент убийства и сделал неглубокий надрез на ее шее, перед тем как собрался с духом и прикончил ее. Алкоголь служит своего рода гипнозом, и Бесси могла так и не прийти в себя. Это — один вариант объяснения отметки о нерешительности. Другой вариант, который я считаю более правдоподобным, заключается в том, что эта отметка была нанесена преднамеренно, чтобы убийство выглядело самоубийством. Это предполагает почти что хирургическую выдержку и знание судебной медицинской практики. Но думаю, что преступники, с которыми мы имеем дело, в достаточной степени хладнокровны и изощренны. К тому же убийство, замаскированное под самоубийство, соответствует ранее выявленному характеру поведения.
— Вы имеете в виду убийство Сьюзен Шолто?
— Убийство Сьюзен Шолто? — прошептала шокированная Лаура Итон.
— Совершено уже три убийства, — объяснил Гордон. — Ваш друг Хэтчер стал третьей жертвой.
Лаура Итон как будто вся сжалась и закрыла побледневшее лицо рукой.
— Вы сказали — преступники, — заметил я. — Во множественном числе.
— Кажется, не остается сомнений, что мы имеем дело с преступной организацией...
— "Черный Израиль"?
— "Черный Израиль" — это только часть организации или какое-то примкнувшее общество. Я получил телеграмму, когда поезд остановился в Канзас-Сити. Удалось задержать негра, который сидел рядом с Бесси Лэнд в ночь ее убийства...
— Я так и знал, что он причастен к этому.
— Этот человек не убивал ее, — продолжал Гордон. — Он доказал, что не отлучался из "Парижского бара и гриля" до двух часов ночи, а она была убита задолго до этого времени. Но он — член организации "Черный Израиль", в чем и признался...
— За всем этим стоят япошки?
— Если это и так, то он об этом не знает или не хочет говорить. "Но он сознался, что в вопросах войны "Черный Израиль" придерживается позиции пассивного сопротивления. Кстати говоря, его собственный призывной статус не соответствует тому, каким должен быть. Пока что мы выдвигаем против него только это обвинение. Он кое-что нам выложил, и мы пытаемся взять руководителей. Гектор Лэнд — мелкая сошка, вступил в организацию сравнительно недавно. Он упомянул также о белом, который снабжал "Черный Израиль" средствами для пропаганды.
— Андерсон?
Гордон откинулся назад и закурил сигарету.
— Думаю, да.
Между нами все еще сохранялась напряженность, похожая на электрическую дугу, контактными концами которой служили, мои разбитые суставы пальцев и посиневшая скула Гордона.
— Если вы так считаете, то почему же не арестовали его прямо в поезде?
— По той простой причине, что у меня не было против него юридически веских обвинений. Вы, наверное, не понимаете, Дрейк, как должна действовать полиция в демократическом обществе. Во время этой войны наше бюро вело наблюдение за известными преступниками в течение двух или трех лет. Следило за ними каждую минуту каждого дня, ожидая, когда они совершат поступок, который их выдаст. В конце концов что-нибудь всегда всплывает. Кто-то проболтается, ошибется в планировании, произойдет случайная встреча...
— Андерсона выдала случайная встреча с Хэтчером, — заявил я. — Хэтчер сказал, что он знал Андерсона. Во всяком случае, намекнул на это.
— Может быть, и так. Возможно, его письмо объяснит причину гибели.
Лаура Итон воскликнула:
— Господи праведный, думаю, мне не помешает чашечка кофе! Моя голова просто раскалывается. А как вы, джентльмены?
Мы сказали, что это очень кстати, и она заторопилась на кухню.
Когда она ушла, Гордон спросил:
— Во сколько приносят утреннюю почту?
— Обычно в девять утра. Вы думаете, он вернется?
— Не знаю. Он изобретательный клиент. Может быть, теперь он насторожился и не предпримет новой попытки. Я собираюсь дождаться и посмотреть.
— Я тоже подожду. Может быть, воспользуюсь оружием и диваном мисс Итон на оставшуюся часть ночи.
— Вы можете это сделать, — донесся ее голос из кухни. Потом послышалось журчание воды, которую она, видимо, наливала в кофейник.
Некоторое время мы молчали. Моя злость испарилась, оставив осадок стыда и некоторое беспокойство за свою опрометчивость. Я испытывал благоговейный страх перед ФБР и понимал, что Гордон легко мог меня пристрелить.
Я остановил взгляд на электропроигрывателе, который стоял в углу возле лампы. Стопки пластинок на полочке направили мои мысли по колее, которой я придерживался с утра. Я произнес:
— Знаю, что вы невысокого мнения о моих способностях сыщика, и в какой-то степени вы правы. Самое умное, что я сделал до сих пор, — обратился в ФБР. Но у меня есть одно соображение, которое, думаю, вам следовало бы выслушать.
— Отчасти я сам виноват в том, что мы работали разрозненно, — сознался он. — Но не представляю себе, как можно было поступить иначе. В чем заключается ваше соображение?
— Это просто догадка. Может быть, она странная. Возможно, Хефлер сообщил вам о том, что с Гавайских островов происходила утечка секретной информации к врагу. Во всяком случае, так мне было сказано.
— Я зная об этом еще до того, как мне об этом сказал Хефлер. Мы уже пару месяцев назад узнали об этом.
— Но вы не смогли определить, каким образом происходит утечка. Фокусник Тедди Трэск, который в первый вечер устроил представление в вагоне-ресторане, рассказал мне о коде, который он придумал со своим партнером...
— Я слышал его рассказ, поскольку присутствовал при этом.
— Совершенно верно. Вы тоже там были. Принцип такого кода может использоваться вражеским агентом, работающим на коммерческой радиостанции. Девушка, которую повесили, Сью Шолто...
— Я знаю о ней, — прервал он меня нетерпеливо. — Как же его можно использовать?
— Сью Шолто постоянно вела радиотрансляцию на Гонолулу, и ничто не мешало японским подлодкам принимать ее передачи. Она могла передавать информацию в форме внешне безобидных радиопрограмм.
— Коммерческие радиопередачи прослушиваются. Мы бы это засекли.
— Но не с кодом Тедди Трэска. Она могла наколоть свои пластинки иголкой, тогда через определенные промежутки слышались бы легкие щелчки. Промежутки времени между щелчками имели бы определенный смысл. Человек, ведущий прослушивание, если он вообще что-либо заметит, будет считать, что это всего лишь заигранная пластинка.
— Могу признать, что такая возможность существует. Но у нас нет никаких фактов.
— Потому я об этом и рассказываю. Сам я не смогу проверить. Но вы по телетайпу можете связаться со своим подразделением в Гонолулу и попросить их проверить набор пластинок на радиостанции.
— Думаю, что можно попытаться это сделать. Это выглядит диковинно. Но такая система, впрочем, и должна быть диковинной, иначе их уже давно бы накрыли.
Лаура Итон возвратилась из кухни с кофе и бутербродами. Гордон торопливо проглотил свою чашку кофе и поднялся, чтобы уйти.
— Я заеду на морскую базу и отправлю послание, о котором вы говорили. Вряд ли Андерсон появится здесь до утра...
— Надеюсь, что он все же появится, — не согласился я. — Почти год я практиковался после обеда стрелять в цель.
— Когда я вернусь, то в дом заходить не буду. Спрячусь и просижу в потайном месте не меньше часа после того, как здесь появится почтальон. Закройте окна и двери.
Лаура Итон ушла в свою комнату. Выключив свет, я прилег на диван, держа в руке пистолет, и стал дожидаться утра. Утро наступало очень медленно, просачиваясь серым светом через полоски венецианских жалюзи, как будто через щели лилось разбавленное молоко. Время от времени я забывался в дремоте, стараясь окончательно не заснуть с помощью кофе и страха. Но к семи часам утра и кофе, и страх иссякли, и я погрузился в легкий сон. А вздрогнул и проснулся, когда в дверную прорезь были просунуты три письма, которые упали на натертый воском пол и заскользили по нему. Я подполз к письмам, не поднимая головы до уровня окон. Среди них оказалось и посмертное послание Хэтчера. Разорвав конверт, я прочитал такую приписку к письму:
"P.S. Мне надо было опустить это письмо еще в Канзас-Сити. Хочется связаться с тобой до того, как приеду, иначе мне здорово влетит. Но компания ребят — помнишь Элвина С. и Денни Хопа? — задержала меня в баре до самой последней минуты, и я не смог улучить момент сделать это. Как бы там ни было, я достал бутылку в дорогу, чтобы не скучать в поезде. Тут я познакомился с военно-морским младшим лейтенантом, который показался мне неплохим парнем. У него оказалось немного хорошего американского виски, но мы его уже прикончили. Он дал мне вот эту свою ручку — может, ты удивишься, почему я приписываю другими чернилами. Моя же куда-то запропастилась. Господи, ведь это был твой подарок...
В поезде находится мужик, вид которого мне не нравится. Помнишь, я тебе рассказывал о белом, который заправлял рисом на черном рынке в Нанкине, когда туда пришли япошки? Этот мужик либо тот же самый человек, либо его брат, и я собираюсь выяснить, кто же он такой. Этот мужик старше и толще, но если он не тот же самый человек, тогда — абсолютный двойняшка. Он говорит, что его фамилия Андерсон. Не думаю, что он меня знает.
Ну что же, на этом пока все. Свяжусь с тобой, когда приеду в Лос-Анджелес. И я буду не я, если не выберусь к тебе перед тем, как выйду в море. Мне надо было бы написать тебе раньше, но ты знаешь, как бывает. Боб и Ди посылают тебе привет. Р.Х.".
Глава 12
Я прождал еще час, готовый открыть пальбу, если покажется Андерсон. Точно в десять часов на веранде послышались звуки шагов, и я, взглянув на улицу через щелочки жалюзи, увидел у дверей Гордона. Не успел я открыть дверь, как из спальни, уже одетая, вышла Лаура Итон. Ее лицо говорило о бессонной ночи.