Я решил не искать их в саду, потому что мог бы попасть в неловкое положение. Из цветников доносились приглушенные голоса и виднелись неясные двойные силуэты как в вертикальном, так и в горизонтальном положении.
Когда я все же нашел Эрика, он был один и сидел на перевернутой урне в углу прихожей мужского туалета, обнимая полупустую бутылку виски. Влажный блеск его глаз превратился в остекленелость. Тонкие губы вытянулись и побагровели. Расслабленное тело вздрагивало. Капли пота скатывались с кончиков волос на открытый лоб. Изредка я видел мужчин и в более пьяном состоянии, но они не могли оставаться в сидячем положении.
— Сью ушла и бросила меня, — сказал он нараспев приглушенным голосом. — Она ушла и оставила меня совершенно одного. Она адская бабенка, Сэм. Никогда не путайся с такими черненькими крошками. Они как роковые ночные тени. От них не отделаешься.
Мне не нравился такой разговор, а главное, не хотелось заставлять Мэри ждать.
— Не дашь ли ты мне свой джип на время? Через час я вернусь.
Он нашел ключи, основательно покопавшись в своих карманах.
— Забирай машину, Сэм. Не знаю, куда ты направляешься, и не хочу знать.
— Тебе бы лучше подняться наверх и прилечь.
— Не хочу ложиться. Буду сидеть здесь до петухов. Здесь, с этими настенными надписями. Очень приятные надписи на стене, отвечают моему настроению. — Он вслух продекламировал несколько слов из трех и больше букв. — Это соответствует моим чувствам. Грубо, но прямолинейно. "Кувшин вина и ты рядом со мной, напевающий в писсуар", — захихикал он.
Я оставил его с этими неприятными глупостями и прошел в фойе. Мэри спускалась с лестницы. Она выглядела слегка побледневшей и взвинченной.
— Сью там, наверху?
— Нет. Я думала, что она, быть может, прилегла в дамской туалетной комнате. Она слишком много выпила до ужина. Но там никого не оказалось.
— Возможно, она ушла домой. Эрик не в лучшей форме. Я нашел его в сортире.
— Может быть, и ушла. Я позвоню ей из студии.
До радиостанции было пять минут езды. Когда мы добрались туда, Мэри усадила меня на складной стул в темном зале для зрителей и отправилась звонить по телефону. Через минуту она вернулась и сообщила взволнованным голосом:
— Ее нет дома. Во всяком случае, сейчас. Надеюсь, она не потеряла где-нибудь сознание.
— Найдется, — успокоил я.
— У меня еще есть несколько минут до передачи. Хотите взглянуть на нашу подборку пластинок? Или предпочтете посидеть и послушать музыку?
Она кивнула в сторону застекленной комнаты радиостудии. Пять или шесть гавайцев наигрывали на гавайских гитарах и на скрипке с бычьими струнами. В тот момент они играли мелодию "Голубые Гавайи".
— Пожалуй, я смогу оторвать себя от этого экзотического великолепия.
Проведя меня по темному проходу к двери, которую открыла ключом, она нащупала выключатель и зажгла свет в комнате с пластинками. Это было узкое помещение с высоким потолком, целиком заставленное полками с пластинками. Мэри показала мне разные наборы: классику и полуклассику, новые популярные песенки, запасные песни, которые никогда не устаревают, записи музыкальных программ крупных американских компаний и набор крупных пластинок, на которых целиком записаны программы военного ведомства.
Я увидел знакомую пластинку, взял ее с полки и протянул ей:
— Проиграйте это.
Она поставила пластинку на крутящийся диск. Это была вещь Фэтса Воллера "Мы не шалим" в исполнении на органе.
Мы стояли рядом и слушали ритмичную меланхолическую музыку, которую Воллер выдавил из органа в Париже много лет назад. Я полуобернулся к ней под влиянием неотразимой сексуальности этой музыки. Возможно, она догадалась о моих намерениях и спросила сухим, официальным голосом:
— Вопросы есть?
Когда пластинка закончилась, я заметил:
— Я сам немного работал на радио, когда учился в колледже. Там очень строго соблюдали хронометраж. А как вы хронометрируете свои музыкальные программы?
— Когда программа включает только одну пластинку, это сделать довольно легко. И многие пластинки разной продолжительности стандартизированы. Например, девяносто шестые.
— Девяносто шестые?
— Пластинки по девяносто шесть оборотов. Выпускаются специально для радиостанций и стандартизированы, так что вы можете замерить время прямо на пластинке. Вместе с пластинками нам присылают небольшие линейки с делениями в дюймах, которые показывают время.
— Это значит, скорость вращающегося диска тоже должна быть стандартизирована?
— Совершенно правильно. Но обычные диски, которыми пользуемся я и Сью, не стандартизированы. Количество бороздок может быть разным на разных сторонах, в зависимости от характера музыки.
— Не понимаю.
— Зависит от того, какая тональность музыки — низкие или высокие ноты. На объяснения уйдет много времени. Всегда можно захронометрировать пластинку, если проиграть ее заранее, конечно. Но часто мы надеемся на авось. Если надо заполнить паузу в конце, то всегда можем проиграть ведущую музыкальную тему дважды вместо одного раза. Мы же не подключаемся к общенациональному эфиру. — Она взглянула на электрические часы, висевшие в углу комнаты. Было десять минут десятого. — Теперь мне придется вас оставить.
— Не могу ли я помочь поднести пластинки или еще что-нибудь сделать?
— О нет, спасибо. Они уже лежат возле микрофона. У нас работает мальчик-китайчонок, который подвозит их на тележке.
Она выключила свет, закрыла на ключ дверь и оставила меня возле входа в звукоизолированную комнату. Я слушал радиопередачу через динамик, установленный в комнате для зрителей. У Мэри был довольно низкий для женщины голос. И твердый — единственный тип женского голоса, который хорошо звучит в эфире. Она начала со спокойного подшучивания с аудиторией не столько тем, что говорила, сколько модуляцией голоса.
Я решил, что у нее большая почта от почитателей. Она проигрывала пластинки преимущественно по просьбам. И я уже начал сочинять ей письмо поклонника. Хотя голос Мэри заполнял комнату, вибрируя во всех углах, казалось, что она находится очень далеко за перегородкой из сплошного стекла. Передача закончилась до того, как я мысленно облек в слова все, что хотел ей сказать.
— Все в порядке, можно возвращаться? — спросил я ее. — Остается всего полчаса до комендантского часа.
— У меня есть пропуск. На случай ночных радиопередач. Я бы не хотела возвращаться домой, пока не смогу убедиться, что со Сью все в порядке.
— Ничего с ней не случится. Мне, возможно, придется тащить Эрика по трапу.
Когда мы вернулись в "Гонолулу-Хауз", вечеринка была в полном разгаре. Один из офицеров присоединился к оркестру и откалывал такие номера на кларнете, что просто жуть. Толстая пошатывающаяся женщина приплясывала в центре зала, щелкая пальцами и периодически испуская возгласы. Колышущаяся цепочка танцующих мужчин и женщин, среди которых оказались Хэлфорд и миссис Мерривелл, обтекла эту женщину кольцами. Две или три неутомимые парочки тряслись в танце в углу комнаты, прыгая и крутясь в сумасшедшем молчаливом экстазе. Некоторые пары уходили.
Эрик, бесчувственный, как камень, лежал в столовой на диванчике и отчаянно храпел. Огромный негр-стюард, которого он назвал Гектором Лэндом, хлопотал над ним, похоже намереваясь что-либо предпринять, но не зная, что именно.
— Пока оставьте его в таком виде, — посоветовал я. — Если не проснется через несколько минут, я сам отвезу его на корабль.
— Да, сэр. Я просто хотел спросить его, не надо ли достать еще льда. У нас совсем кончился лед.
— Сейчас это уже не имеет значения. Не видели ли вы мисс Шолто? Молодую даму, которая на ужине была со Свэнном?
— Нет, сэр. Я не видел ее весь вечер. Может быть, она в саду.
— Давайте посмотрим там? — предложила Мэри.
Мы вышли через боковую дверь и минуту постояли на веранде, чтобы глаза привыкли к темноте. Я взял Мэри за талию, но она выскользнула из моей руки.
— Не торопитесь, — сказала она серьезно. — Я пришла на эту вечеринку выпить и потанцевать, а не для того, чтобы заняться любовью.
— Не торопиться — это хорошее выражение. В нем содержится надежда на будущее.
— Правда? Вы забегаете вперед. Впрочем, мне нравится, что вы говорите.
— Когда-то слова были моей профессией.
— В этом загвоздка. Не знаю, есть ли какая связь между тем, что вы говорите, и тем, что вы есть на самом деле. Многие военнослужащие, уехав из дому, сбились с пути. Господи, неужели я говорю как проповедник в воскресной школе?
— Продолжайте. Я как раз нуждаюсь в смягчающем влиянии женщины.
— Думаю, это относится ко всем, не только к военнослужащим. Я знаю не многих людей, которые не сбились с пути.
Было странно слышать такие слова от блондинки, которую я хотел поиметь, но ее слова дошли до моего сознания. С тех самых пор как уехал из Детройта, я чувствовал себя выбитым из колеи, а после того как мой корабль затонул, еще хуже. Иногда мне казалось, что всех нас несет по воле волн в беззвездную ночь, что мы напеваем во тьме, испытывая страх и пытаясь отпугнуть этот страх хохотом, который никого не обманывает.
С этой стороны дома веранда была без крыши. Я посмотрел на ночное небо, громадой нависшее над горами. Темные тучи на вершинах на мгновение расступились и позволили луне проплыть в разрыве, следуя за одинокой яркой звездой, как за указателем цели.
— Думаю, что у Эрика и Сью так и должно было случиться, — произнес я. — Они полагали, что все это не важно, а обернулось для обоих очень скверно.
— Интересно, будет ли она опять счастливой? — заметила Мэри.
Но я ее не слушал, так как обратил внимание на что-то возле стены дома. Присмотревшись, в свете луны разглядел Сью Шолто. Ее голова по-птичьему склонилась набок, как будто она ждала от кого-то ответа, язык шаловливо высунулся наружу. Под ее покачивающимися ногами зияло три ярда пустого пространства. Тело висело на желтой веревке, завязанной за ушами. Глаза казались крупнее и чернее, чем были при жизни.
Глава 2
Когда я все же нашел Эрика, он был один и сидел на перевернутой урне в углу прихожей мужского туалета, обнимая полупустую бутылку виски. Влажный блеск его глаз превратился в остекленелость. Тонкие губы вытянулись и побагровели. Расслабленное тело вздрагивало. Капли пота скатывались с кончиков волос на открытый лоб. Изредка я видел мужчин и в более пьяном состоянии, но они не могли оставаться в сидячем положении.
— Сью ушла и бросила меня, — сказал он нараспев приглушенным голосом. — Она ушла и оставила меня совершенно одного. Она адская бабенка, Сэм. Никогда не путайся с такими черненькими крошками. Они как роковые ночные тени. От них не отделаешься.
Мне не нравился такой разговор, а главное, не хотелось заставлять Мэри ждать.
— Не дашь ли ты мне свой джип на время? Через час я вернусь.
Он нашел ключи, основательно покопавшись в своих карманах.
— Забирай машину, Сэм. Не знаю, куда ты направляешься, и не хочу знать.
— Тебе бы лучше подняться наверх и прилечь.
— Не хочу ложиться. Буду сидеть здесь до петухов. Здесь, с этими настенными надписями. Очень приятные надписи на стене, отвечают моему настроению. — Он вслух продекламировал несколько слов из трех и больше букв. — Это соответствует моим чувствам. Грубо, но прямолинейно. "Кувшин вина и ты рядом со мной, напевающий в писсуар", — захихикал он.
Я оставил его с этими неприятными глупостями и прошел в фойе. Мэри спускалась с лестницы. Она выглядела слегка побледневшей и взвинченной.
— Сью там, наверху?
— Нет. Я думала, что она, быть может, прилегла в дамской туалетной комнате. Она слишком много выпила до ужина. Но там никого не оказалось.
— Возможно, она ушла домой. Эрик не в лучшей форме. Я нашел его в сортире.
— Может быть, и ушла. Я позвоню ей из студии.
До радиостанции было пять минут езды. Когда мы добрались туда, Мэри усадила меня на складной стул в темном зале для зрителей и отправилась звонить по телефону. Через минуту она вернулась и сообщила взволнованным голосом:
— Ее нет дома. Во всяком случае, сейчас. Надеюсь, она не потеряла где-нибудь сознание.
— Найдется, — успокоил я.
— У меня еще есть несколько минут до передачи. Хотите взглянуть на нашу подборку пластинок? Или предпочтете посидеть и послушать музыку?
Она кивнула в сторону застекленной комнаты радиостудии. Пять или шесть гавайцев наигрывали на гавайских гитарах и на скрипке с бычьими струнами. В тот момент они играли мелодию "Голубые Гавайи".
— Пожалуй, я смогу оторвать себя от этого экзотического великолепия.
Проведя меня по темному проходу к двери, которую открыла ключом, она нащупала выключатель и зажгла свет в комнате с пластинками. Это было узкое помещение с высоким потолком, целиком заставленное полками с пластинками. Мэри показала мне разные наборы: классику и полуклассику, новые популярные песенки, запасные песни, которые никогда не устаревают, записи музыкальных программ крупных американских компаний и набор крупных пластинок, на которых целиком записаны программы военного ведомства.
Я увидел знакомую пластинку, взял ее с полки и протянул ей:
— Проиграйте это.
Она поставила пластинку на крутящийся диск. Это была вещь Фэтса Воллера "Мы не шалим" в исполнении на органе.
Мы стояли рядом и слушали ритмичную меланхолическую музыку, которую Воллер выдавил из органа в Париже много лет назад. Я полуобернулся к ней под влиянием неотразимой сексуальности этой музыки. Возможно, она догадалась о моих намерениях и спросила сухим, официальным голосом:
— Вопросы есть?
Когда пластинка закончилась, я заметил:
— Я сам немного работал на радио, когда учился в колледже. Там очень строго соблюдали хронометраж. А как вы хронометрируете свои музыкальные программы?
— Когда программа включает только одну пластинку, это сделать довольно легко. И многие пластинки разной продолжительности стандартизированы. Например, девяносто шестые.
— Девяносто шестые?
— Пластинки по девяносто шесть оборотов. Выпускаются специально для радиостанций и стандартизированы, так что вы можете замерить время прямо на пластинке. Вместе с пластинками нам присылают небольшие линейки с делениями в дюймах, которые показывают время.
— Это значит, скорость вращающегося диска тоже должна быть стандартизирована?
— Совершенно правильно. Но обычные диски, которыми пользуемся я и Сью, не стандартизированы. Количество бороздок может быть разным на разных сторонах, в зависимости от характера музыки.
— Не понимаю.
— Зависит от того, какая тональность музыки — низкие или высокие ноты. На объяснения уйдет много времени. Всегда можно захронометрировать пластинку, если проиграть ее заранее, конечно. Но часто мы надеемся на авось. Если надо заполнить паузу в конце, то всегда можем проиграть ведущую музыкальную тему дважды вместо одного раза. Мы же не подключаемся к общенациональному эфиру. — Она взглянула на электрические часы, висевшие в углу комнаты. Было десять минут десятого. — Теперь мне придется вас оставить.
— Не могу ли я помочь поднести пластинки или еще что-нибудь сделать?
— О нет, спасибо. Они уже лежат возле микрофона. У нас работает мальчик-китайчонок, который подвозит их на тележке.
Она выключила свет, закрыла на ключ дверь и оставила меня возле входа в звукоизолированную комнату. Я слушал радиопередачу через динамик, установленный в комнате для зрителей. У Мэри был довольно низкий для женщины голос. И твердый — единственный тип женского голоса, который хорошо звучит в эфире. Она начала со спокойного подшучивания с аудиторией не столько тем, что говорила, сколько модуляцией голоса.
Я решил, что у нее большая почта от почитателей. Она проигрывала пластинки преимущественно по просьбам. И я уже начал сочинять ей письмо поклонника. Хотя голос Мэри заполнял комнату, вибрируя во всех углах, казалось, что она находится очень далеко за перегородкой из сплошного стекла. Передача закончилась до того, как я мысленно облек в слова все, что хотел ей сказать.
— Все в порядке, можно возвращаться? — спросил я ее. — Остается всего полчаса до комендантского часа.
— У меня есть пропуск. На случай ночных радиопередач. Я бы не хотела возвращаться домой, пока не смогу убедиться, что со Сью все в порядке.
— Ничего с ней не случится. Мне, возможно, придется тащить Эрика по трапу.
Когда мы вернулись в "Гонолулу-Хауз", вечеринка была в полном разгаре. Один из офицеров присоединился к оркестру и откалывал такие номера на кларнете, что просто жуть. Толстая пошатывающаяся женщина приплясывала в центре зала, щелкая пальцами и периодически испуская возгласы. Колышущаяся цепочка танцующих мужчин и женщин, среди которых оказались Хэлфорд и миссис Мерривелл, обтекла эту женщину кольцами. Две или три неутомимые парочки тряслись в танце в углу комнаты, прыгая и крутясь в сумасшедшем молчаливом экстазе. Некоторые пары уходили.
Эрик, бесчувственный, как камень, лежал в столовой на диванчике и отчаянно храпел. Огромный негр-стюард, которого он назвал Гектором Лэндом, хлопотал над ним, похоже намереваясь что-либо предпринять, но не зная, что именно.
— Пока оставьте его в таком виде, — посоветовал я. — Если не проснется через несколько минут, я сам отвезу его на корабль.
— Да, сэр. Я просто хотел спросить его, не надо ли достать еще льда. У нас совсем кончился лед.
— Сейчас это уже не имеет значения. Не видели ли вы мисс Шолто? Молодую даму, которая на ужине была со Свэнном?
— Нет, сэр. Я не видел ее весь вечер. Может быть, она в саду.
— Давайте посмотрим там? — предложила Мэри.
Мы вышли через боковую дверь и минуту постояли на веранде, чтобы глаза привыкли к темноте. Я взял Мэри за талию, но она выскользнула из моей руки.
— Не торопитесь, — сказала она серьезно. — Я пришла на эту вечеринку выпить и потанцевать, а не для того, чтобы заняться любовью.
— Не торопиться — это хорошее выражение. В нем содержится надежда на будущее.
— Правда? Вы забегаете вперед. Впрочем, мне нравится, что вы говорите.
— Когда-то слова были моей профессией.
— В этом загвоздка. Не знаю, есть ли какая связь между тем, что вы говорите, и тем, что вы есть на самом деле. Многие военнослужащие, уехав из дому, сбились с пути. Господи, неужели я говорю как проповедник в воскресной школе?
— Продолжайте. Я как раз нуждаюсь в смягчающем влиянии женщины.
— Думаю, это относится ко всем, не только к военнослужащим. Я знаю не многих людей, которые не сбились с пути.
Было странно слышать такие слова от блондинки, которую я хотел поиметь, но ее слова дошли до моего сознания. С тех самых пор как уехал из Детройта, я чувствовал себя выбитым из колеи, а после того как мой корабль затонул, еще хуже. Иногда мне казалось, что всех нас несет по воле волн в беззвездную ночь, что мы напеваем во тьме, испытывая страх и пытаясь отпугнуть этот страх хохотом, который никого не обманывает.
С этой стороны дома веранда была без крыши. Я посмотрел на ночное небо, громадой нависшее над горами. Темные тучи на вершинах на мгновение расступились и позволили луне проплыть в разрыве, следуя за одинокой яркой звездой, как за указателем цели.
— Думаю, что у Эрика и Сью так и должно было случиться, — произнес я. — Они полагали, что все это не важно, а обернулось для обоих очень скверно.
— Интересно, будет ли она опять счастливой? — заметила Мэри.
Но я ее не слушал, так как обратил внимание на что-то возле стены дома. Присмотревшись, в свете луны разглядел Сью Шолто. Ее голова по-птичьему склонилась набок, как будто она ждала от кого-то ответа, язык шаловливо высунулся наружу. Под ее покачивающимися ногами зияло три ярда пустого пространства. Тело висело на желтой веревке, завязанной за ушами. Глаза казались крупнее и чернее, чем были при жизни.
Глава 2
Тучи опять сомкнулись и закрыли луну, как темные великаны, сбившиеся на дьявольском шабаше. Но Мэри все же успела, проследив за моим взглядом, увидеть то, что и я.
— Она покончила с собой! — вскрикнула Мэри неестественно высоким голосом. — Я боялась, что с ней случится несчастье. — Она ударяла друг о друга своими сжатыми кулачками, рождая пустой, бесполезный звук. — Мне надо было оставаться с ней.
— Вы не знаете, какая это комната? Отсюда ее не достанешь. — Я жестом указал вверх, и моя рука, выйдя из-под контроля, взлетела выше, чем я хотел. Мы опять посмотрели вверх. Теперь, когда луна зашла, Сью Шолто превратилась в неясную тень, повисшую над нами. В отсвете снизу виднелись только ее ноги, которые почти незаметно шевелились при повороте веревки. На одном ее чулке была дырка, и я смог различить красный блеск ее наманикюренного ногтя.
— Думаю, что это дамская туалетная комната, но не уверена.
— Оставайтесь здесь, вместе с другими. Я поднимусь наверх.
Лейтенанта Саво, корабельного доктора, я разыскал в танцевальном зале. Когда сообщил ему, что увидел, его борода священника вздернулась и успокоилась. Он помчался по лестнице впереди меня.
Дамская туалетная комната состояла из трех смежных помещений: очень хорошо освещенной комнаты, где дамы приводят себя в порядок, с зеркалами и туалетным столиком; самой туалетной комнаты — с одной стороны, и небольшой темной комнаты, в которой ничего не было, кроме нескольких кресел и диванчика, — с другой стороны. На предыдущей вечеринке доктор Саво оказывал в этой комнате помощь одной девушке и поэтому знал, что комната использовалась только в случае болезни или алкогольного отравления кого-либо из гостей.
Я нашел выключатель и увидел, что на этот раз комнату использовали для другой цели. Широкий бугристый диванчик с ситцевой обивкой был придвинут к стене под подоконник единственного окна. За его изогнутые ножки красного дерева был привязан конец желтой веревки, на которой повисла Сью Шолто. Мы втащили ее наверх через открытое окно. Это оказалось нетрудно сделать, но в резком свете старого светильника на потолке было трудно ее рассмотреть. Узел за ухом был завязан неумело, но он сделал свое дело. На ее лице не осталось ничего такого, что мог когда-то любить Эрик Свэнн.
Я пошел в другую комнату, чтобы взять полотенце и прикрыть ей лицо. В дверях центральной комнаты стояла Мэри, очень бледная и оцепеневшая.
— Она мертва, правда?
— Да, не входите туда.
Послышались шаги, и появился Эрик. Цвет его кожи был не лучше, чем у покойника, а глаза выглядели так, как будто он разучился ими моргать.
— Что-нибудь стряслось со Сью?
Мэри посторонилась, и он отстранил меня, даже не сознавая этого. Было бы неблагородно избавлять его от кошмаров. Он сказал при виде мертвой женщины:
— Дорогая, тебе не надо было делать этого. Я бы сделал для тебя все.
Потом он лег на пол рядом с ней и зарылся лицом в ее волосы, которые рассыпались по пыльному полу. Скупой плач мужчины является плохой имитацией мелодичных причитаний женщины, но его воздействие более ужасно. Надрывные рыдания породили в моей душе жалость и ужас. Я захлопнул дверь, чтобы Мэри не видела всего этого.
— Где она достала веревку? — спросил я.
— Веревка есть в каждой верхней комнате. Смотрите. — Она показала на крючок рядом с окном туалетной комнаты, где кольцами висела еще одна желтая веревка. У меня возникло инстинктивное желание схватить ее и сжечь.
— Господи, зачем же они здесь развешивают подобные вещи?
— Это на случай пожара. Единственное средство.
— Полагаю, они дают вам вместе с обедом яд на всякий пожарный случай. Вдруг вы захотите принять глоток или два между блюдами, подобно Сократу!
— Не разговаривайте так много и, ради всего святого, не старайтесь острить, — устало произнесла Мэри. — В отличие от меня, вы почти не знали Сью. — Ее шея согнулась, как стебель увядшего цветка, и я совершенно ничего не мог для нее сделать.
Младший офицер с черно-белой повязкой берегового патруля вошел в комнату, сопровождаемый четырьмя или пятью любопытными, их лица выражали явное нетерпение. Я подумал о шакалах, которые питаются падалью. Среди них была миссис Мерривелл, а также управляющий евроазиатской компанией, напряженный и заикающийся.
Молодой человек, представлявший береговой патруль, казался очень взволнованным.
— Сэр, моя фамилия Бейкер, — сказал он. — Я правильно понимаю, что здесь произошел очень неприятный несчастный случай?
— Проходите в соседнюю комнату. Молва иногда преувеличивает.
— Никакого несчастного случая, — пролаяла миссис Мерривелл. — Я не верю в самоубийство. Этот ужасный негр находился здесь. Я видела, как он выходил отсюда.
— Когда это было? — спросил Бейкер. — И о ком вы говорите, мадам?
— Об этом ужасном черном официанте, у которого помятые уши. Он перепугал бы меня до смерти, если бы я не знала, как обращаться с черномазыми. Думаю, что он изнасиловал девушку и вздернул ее, чтобы скрыть преступление.
Бейкер посмотрел на меня, а потом на дверь в другую комнату. Я кивнул, и он приоткрыл дверь настолько, чтобы пройти. Мгновение спустя дверь опять открылась, и оттуда неловко вышел Эрик, как будто подталкиваемый сзади. Он посмотрел на небольшую толпу возле дверей, как начинающий актер на своих первых зрителей. А я заявил всем, что если они хотят ждать, то могут сделать это в зале. Мэри поднялась и вышла вместе с другими.
— Какое вы имеете право распоряжаться, молодой человек? — обратилась ко мне миссис Мерривелл.
Я захлопнул дверь перед ее носом.
Эрик присел возле туалетного столика на стул, покрытый дешевыми желтыми лентами. Он посмотрел на себя в зеркало очень пристально, как будто видел свое лицо в первый раз. Беда творит поразительные метаморфозы, так было и на этот раз. Ему не понравилось его лицо, и он отвернулся.
— Я плохо выгляжу, — произнес Эрик еле слышным голосом.
— Это верно.
— Сэм, как ты думаешь, почему она это сделала?
— Не знаю. Я только что познакомился с ней.
— Не могла ли она покончить с собой потому, что любила меня? Я хочу сказать: потому, что я не мог на ней жениться?
— Может быть. Но если так оно и было, никогда не позволяй себе гордиться этим.
— Ты сегодня какой-то чопорный, — протянул Эрик с нот кой жалости к себе.
— Я обнаружил ее. Если это ты помог поместить ее туда, где я нашел, то не жди от меня дружеского участия. Если ты ни при чем, то мне жаль тебя. В любом случае сочувствую.
— Завтра я буду в порядке, — заверил Эрик. Но он произнес это так, как будто знал, что некоторые картины очень медленно тускнеют даже на солнце.
Доктор Саво вышел из внутренней комнаты вместе с Бейкером, который постарел на год или два.
— Нет никаких признаков нападения на нее, — сообщил доктор. — Пара ссадин на спине, но они могли появиться, когда она выбиралась из окна или когда ударилась о стену после падения. Странно, что этого никто не увидел и не услышал. Обычно в таких случаях начинаются ужасные конвульсии.
— Спасибо, сэр, — сказал Бейкер. — Мне надо вызвать гражданскую полицию, и думаю, что они проведут следствие. Раньше я ни с чем подобным не сталкивался. Была пара случаев, когда сильно избивали ребят, но...
— Забудьте об этом, если сможете, — посоветовал Саво. — Это я хорошо усвоил в медицинском училище.
Из зала донеслись громкие голоса, там разгорелся горячий спор. Я открыл дверь и увидел негра Лэнда, который стоял в зале в окружении небольшой группы под предводительством миссис Мерривелл. Он стоял прямо под лампой, свисавшей с потолка, и я впервые как следует рассмотрел его. Ушные раковины скручены и истрепаны, как лепестки роз после ливня с градом; курносый, приплюснутый нос; глаза, похожие на яркие черные щели между подушечками отмершей кожи; голова старого боксера, могучая, со шрамами, как будто использовавшаяся когда-то в качестве тренировочной груши и готовая, казалось, к дальнейшему использованию; мощная шея. Но в его позе мощи не было. Плечи опустились, а живот вздымался при дыхании. Крупные руки полу сжаты и повернуты ладонями к свету, который отражался на их полированной темно-розовой поверхности. Он походил на затравленного медведя, окруженного собачьей стаей.
— Я не имею к этому никакого отношения, — говорил он. — Я даже не знал, что она находится здесь. Клянусь Богом, я этого не знал.
— А что вы здесь делали? — спросил немолодой уже лейтенант с обвисшими, как у гончей, щеками.
— Меня здесь не было, начальник... сэр. Я никогда не видел эту молодую даму.
— Я видела вас, — сказала миссис Мерривелл, вероятно, уже не в первый раз. — Я видела, как вы выходили вот из этой двери. Это он ее убил, — заявила она, обращаясь к остальным. — Я знаю, что это сделал он. Даже со стороны видно, что он виноват.
Лэнд возвел очи к потолку, сверкнули белки. Его глаза забегали направо и налево и остановились на мне и на Эрике Свэнне. Его белая курточка официанта начинала темнеть от пота. Он, наверное, решил, что с ним все кончено, и сказал, обращаясь к Эрику:
— Я был там, мистер Свэнн. Признаю это...
— Видите, — выскочила миссис Мерривелл. — Он сам признает это. — Она торжествующе посмотрела на Эрика, как бы желая сказать: вам нужен был урок по расовым отношениям, мой мальчик, и теперь, видит Бог, вам его преподнесли. — Офицер, — обратилась она к Бейкеру, — я требую, чтобы вы арестовали этого человека.
— Что вы там делали? — спросил Эрик.
— Искал чего-нибудь выпить. Знаю, что поступил неправильно, но только этим я и занимался, искал чего-нибудь выпить.
— Не понимаю.
— Я искал какую-нибудь оставленную бутылку, чтобы отпить из нее. Случается, молодые дамы оставляют там свои бутылки, их-то я и искал. Я ничего не нашел и потом услышал чьи-то шаги. Я совсем не видел мисс Шолто.
— Зайдите сюда, Лэнд, — произнес доктор Саво из комнаты за моей спиной. — Во всяком случае, я смогу проверить одну вещь. Попрошу остальных удалиться из комнаты, ясно?
— Я не хочу оставаться с ним наедине, сэр, — вставил управляющий. — Нам бы не хотелось, чтобы случилось что-нибудь еще.
— Вам бы этого не хотелось, да? — повторил Саво, закрывая дверь туалетной комнаты.
Мэри стояла за спиной миссис Мерривелл, усталая и бледная. Я подошел к ней.
— Смехотворная выдумка, — говорила между тем миссис Мерривелл. — Он искал бутылку!
— У Сью была бутылка, — сорвалось с языка у Мэри, о чем она тут же пожалела, прикусив губу. Больше падали для шакалов, подумал я.
— Может быть, у нее и была бутылка, — продолжала миссис Мерривелл. — Может быть, она пригласила этого парня с собой. Разве узнаешь, что может натворить черномазый любовник?
Но не то, о чем подумала миссис Мерривелл, мелькнуло у меня в голове. Эрик посмотрел на нее с недоверием, но ничего не сказал. Мэри схватилась за мою руку, сжала ее до боли и оперлась на меня. Впервые в жизни я начинал отчетливо различать то, что видел Данте, а именно: преисподняя главным образом состоит из болтовни.
Доктор Саво открыл дверь и коротко бросил миссис Мерривелл:
— То, что вы предполагаете, исключается. Хотите получить физиологические подробности?
— Конечно нет. — Миссис Мерривелл подняла свой нос и, нервно фыркнула. — Но я думаю, что требуется какое-то дисциплинарное взыскание. В лучшем случае, он собирался что-то украсть.
— О нем позаботятся, — сказал Эрик. — Можете не волноваться.
Хватка Мэри на моей руке ослабла, она пожаловалась:
— Я очень устала. Как вы думаете, не поехать ли мне сейчас домой?
— Полагаю, нам надо подождать гражданскую полицию. В общем-то это касается прежде всего нас.
— Вы имеете в виду, что мы ее нашли?
— К тому же уже начался комендантский час. Нам потребуется пропуск, чтобы вернуться в Перл.
— Вы сможете получить его в полиции.
— Странно, что полиции до сих пор нет.
Я посмотрел вокруг, разыскивая Бейкера, но он исчез. Почти все покинули второй этаж. Но Гектор Лэнд все еще находился в гардеробной, когда я туда заглянул. Он нелепо сидел на маленьком желтом стульчике, широко расставив колени и опустив между ними руки. Только глаза говорили, что он жив, они блестели и двигались.
Эрик стоял перед дверью во внутреннюю комнату, уставившись на Лэнда невидящими глазами. Похоже, что еще более напряженно он всматривался тем зрением, с помощью которого мог видеть все прямо через дверь. За ним наблюдал доктор Саво.
— Вам надо вернуться на корабль и поспать, — посоветовал он Эрику. — Вы получили ужасную встряску от бутылки перед тем, как это случилось.
Казалось, что Эрик его не слышал.
— Куда девался Бейкер? — спросил я. — Он что, пошел звонить в полицию?
— Именно. Они должны сейчас приехать.
Мэри села в кресло возле окна, а я прислонился к подлокотнику между ней и свернутой в кольцо веревкой. Она откинулась, опершись головой на спинку кресла, и закрыла глаза. Я не мог последовать ее примеру. Казалось, что молчание продолжалось очень долго. Возможно, прошло всего четыре или пять минут, но для меня они были вечностью. Время будто остановило свой обычный стремительный бег.
Наконец я услышал неровный ритм нескольких пар ног, шагавших по лестнице и направившихся в зал. В комнату вошел Бейкер в сопровождении местного сержанта полиции в шерстяной форме оливкового цвета и мужчины в сером гражданском костюме и широкополой шляпе. Гражданского он представил как сыщика Крэма.
Крэм быстро и ловко снял шляпу. Это был худощавый человек среднего роста и возраста, легко улыбавшийся и так же быстро хмурившийся, но это почти не меняло выражения циничного любопытства. У него были тонкие длинные губы и хищный, как у акулы, рот. В голубом в горошек галстуке-бабочке и полосатой шелковой рубашке он выглядел чересчур щеголевато для настоящего детектива.
— Итак, — заявил он, — произошел несчастный случай. Покажите, что случилось.
Саво провел его во внутреннюю комнату. Когда он вышел из комнаты, то ни лицо, ни голос не изменились.
— Это вы обнаружили ее, да? — Он бросил на меня взгляд. Я подтвердил. — Расскажите мне об этом. — Я ему рассказал, как все было. — Значит, молодая дама была с вами на задней веранде. Очень хорошо. Я не стану спрашивать, что вы там делали.
— Мы искали Сью, — натянуто произнесла Мэри.
— Вашу подругу?
— Да, мы работали вместе.
— Вы работали на станции вместе с ней, правда? Есть ли какие-нибудь догадки, почему она совершила самоубийство?
— Я ее недостаточно хорошо знала. Она ничего мне не говорила.
— Может быть, ей и не надо было что-то говорить вам, поскольку и так было понятно?
— Не знаю, — отозвалась Мэри.
— Кто был с ней? — Он показал большим пальцем в сторону двери за спиной. Его глаза остановились на Эрике. — Вы?
— Да.
— Ссора?
— Да.
— Давно ли вы ее знали?
— Думаю, с год.
— Близко знали, да?
Горе заставило Эрика позабыть про скрытность. После пережитого шока он впал в откровенность, почти что в детскую наивность.
— Мы любили друг друга.
— Она покончила с собой! — вскрикнула Мэри неестественно высоким голосом. — Я боялась, что с ней случится несчастье. — Она ударяла друг о друга своими сжатыми кулачками, рождая пустой, бесполезный звук. — Мне надо было оставаться с ней.
— Вы не знаете, какая это комната? Отсюда ее не достанешь. — Я жестом указал вверх, и моя рука, выйдя из-под контроля, взлетела выше, чем я хотел. Мы опять посмотрели вверх. Теперь, когда луна зашла, Сью Шолто превратилась в неясную тень, повисшую над нами. В отсвете снизу виднелись только ее ноги, которые почти незаметно шевелились при повороте веревки. На одном ее чулке была дырка, и я смог различить красный блеск ее наманикюренного ногтя.
— Думаю, что это дамская туалетная комната, но не уверена.
— Оставайтесь здесь, вместе с другими. Я поднимусь наверх.
Лейтенанта Саво, корабельного доктора, я разыскал в танцевальном зале. Когда сообщил ему, что увидел, его борода священника вздернулась и успокоилась. Он помчался по лестнице впереди меня.
Дамская туалетная комната состояла из трех смежных помещений: очень хорошо освещенной комнаты, где дамы приводят себя в порядок, с зеркалами и туалетным столиком; самой туалетной комнаты — с одной стороны, и небольшой темной комнаты, в которой ничего не было, кроме нескольких кресел и диванчика, — с другой стороны. На предыдущей вечеринке доктор Саво оказывал в этой комнате помощь одной девушке и поэтому знал, что комната использовалась только в случае болезни или алкогольного отравления кого-либо из гостей.
Я нашел выключатель и увидел, что на этот раз комнату использовали для другой цели. Широкий бугристый диванчик с ситцевой обивкой был придвинут к стене под подоконник единственного окна. За его изогнутые ножки красного дерева был привязан конец желтой веревки, на которой повисла Сью Шолто. Мы втащили ее наверх через открытое окно. Это оказалось нетрудно сделать, но в резком свете старого светильника на потолке было трудно ее рассмотреть. Узел за ухом был завязан неумело, но он сделал свое дело. На ее лице не осталось ничего такого, что мог когда-то любить Эрик Свэнн.
Я пошел в другую комнату, чтобы взять полотенце и прикрыть ей лицо. В дверях центральной комнаты стояла Мэри, очень бледная и оцепеневшая.
— Она мертва, правда?
— Да, не входите туда.
Послышались шаги, и появился Эрик. Цвет его кожи был не лучше, чем у покойника, а глаза выглядели так, как будто он разучился ими моргать.
— Что-нибудь стряслось со Сью?
Мэри посторонилась, и он отстранил меня, даже не сознавая этого. Было бы неблагородно избавлять его от кошмаров. Он сказал при виде мертвой женщины:
— Дорогая, тебе не надо было делать этого. Я бы сделал для тебя все.
Потом он лег на пол рядом с ней и зарылся лицом в ее волосы, которые рассыпались по пыльному полу. Скупой плач мужчины является плохой имитацией мелодичных причитаний женщины, но его воздействие более ужасно. Надрывные рыдания породили в моей душе жалость и ужас. Я захлопнул дверь, чтобы Мэри не видела всего этого.
— Где она достала веревку? — спросил я.
— Веревка есть в каждой верхней комнате. Смотрите. — Она показала на крючок рядом с окном туалетной комнаты, где кольцами висела еще одна желтая веревка. У меня возникло инстинктивное желание схватить ее и сжечь.
— Господи, зачем же они здесь развешивают подобные вещи?
— Это на случай пожара. Единственное средство.
— Полагаю, они дают вам вместе с обедом яд на всякий пожарный случай. Вдруг вы захотите принять глоток или два между блюдами, подобно Сократу!
— Не разговаривайте так много и, ради всего святого, не старайтесь острить, — устало произнесла Мэри. — В отличие от меня, вы почти не знали Сью. — Ее шея согнулась, как стебель увядшего цветка, и я совершенно ничего не мог для нее сделать.
Младший офицер с черно-белой повязкой берегового патруля вошел в комнату, сопровождаемый четырьмя или пятью любопытными, их лица выражали явное нетерпение. Я подумал о шакалах, которые питаются падалью. Среди них была миссис Мерривелл, а также управляющий евроазиатской компанией, напряженный и заикающийся.
Молодой человек, представлявший береговой патруль, казался очень взволнованным.
— Сэр, моя фамилия Бейкер, — сказал он. — Я правильно понимаю, что здесь произошел очень неприятный несчастный случай?
— Проходите в соседнюю комнату. Молва иногда преувеличивает.
— Никакого несчастного случая, — пролаяла миссис Мерривелл. — Я не верю в самоубийство. Этот ужасный негр находился здесь. Я видела, как он выходил отсюда.
— Когда это было? — спросил Бейкер. — И о ком вы говорите, мадам?
— Об этом ужасном черном официанте, у которого помятые уши. Он перепугал бы меня до смерти, если бы я не знала, как обращаться с черномазыми. Думаю, что он изнасиловал девушку и вздернул ее, чтобы скрыть преступление.
Бейкер посмотрел на меня, а потом на дверь в другую комнату. Я кивнул, и он приоткрыл дверь настолько, чтобы пройти. Мгновение спустя дверь опять открылась, и оттуда неловко вышел Эрик, как будто подталкиваемый сзади. Он посмотрел на небольшую толпу возле дверей, как начинающий актер на своих первых зрителей. А я заявил всем, что если они хотят ждать, то могут сделать это в зале. Мэри поднялась и вышла вместе с другими.
— Какое вы имеете право распоряжаться, молодой человек? — обратилась ко мне миссис Мерривелл.
Я захлопнул дверь перед ее носом.
Эрик присел возле туалетного столика на стул, покрытый дешевыми желтыми лентами. Он посмотрел на себя в зеркало очень пристально, как будто видел свое лицо в первый раз. Беда творит поразительные метаморфозы, так было и на этот раз. Ему не понравилось его лицо, и он отвернулся.
— Я плохо выгляжу, — произнес Эрик еле слышным голосом.
— Это верно.
— Сэм, как ты думаешь, почему она это сделала?
— Не знаю. Я только что познакомился с ней.
— Не могла ли она покончить с собой потому, что любила меня? Я хочу сказать: потому, что я не мог на ней жениться?
— Может быть. Но если так оно и было, никогда не позволяй себе гордиться этим.
— Ты сегодня какой-то чопорный, — протянул Эрик с нот кой жалости к себе.
— Я обнаружил ее. Если это ты помог поместить ее туда, где я нашел, то не жди от меня дружеского участия. Если ты ни при чем, то мне жаль тебя. В любом случае сочувствую.
— Завтра я буду в порядке, — заверил Эрик. Но он произнес это так, как будто знал, что некоторые картины очень медленно тускнеют даже на солнце.
Доктор Саво вышел из внутренней комнаты вместе с Бейкером, который постарел на год или два.
— Нет никаких признаков нападения на нее, — сообщил доктор. — Пара ссадин на спине, но они могли появиться, когда она выбиралась из окна или когда ударилась о стену после падения. Странно, что этого никто не увидел и не услышал. Обычно в таких случаях начинаются ужасные конвульсии.
— Спасибо, сэр, — сказал Бейкер. — Мне надо вызвать гражданскую полицию, и думаю, что они проведут следствие. Раньше я ни с чем подобным не сталкивался. Была пара случаев, когда сильно избивали ребят, но...
— Забудьте об этом, если сможете, — посоветовал Саво. — Это я хорошо усвоил в медицинском училище.
Из зала донеслись громкие голоса, там разгорелся горячий спор. Я открыл дверь и увидел негра Лэнда, который стоял в зале в окружении небольшой группы под предводительством миссис Мерривелл. Он стоял прямо под лампой, свисавшей с потолка, и я впервые как следует рассмотрел его. Ушные раковины скручены и истрепаны, как лепестки роз после ливня с градом; курносый, приплюснутый нос; глаза, похожие на яркие черные щели между подушечками отмершей кожи; голова старого боксера, могучая, со шрамами, как будто использовавшаяся когда-то в качестве тренировочной груши и готовая, казалось, к дальнейшему использованию; мощная шея. Но в его позе мощи не было. Плечи опустились, а живот вздымался при дыхании. Крупные руки полу сжаты и повернуты ладонями к свету, который отражался на их полированной темно-розовой поверхности. Он походил на затравленного медведя, окруженного собачьей стаей.
— Я не имею к этому никакого отношения, — говорил он. — Я даже не знал, что она находится здесь. Клянусь Богом, я этого не знал.
— А что вы здесь делали? — спросил немолодой уже лейтенант с обвисшими, как у гончей, щеками.
— Меня здесь не было, начальник... сэр. Я никогда не видел эту молодую даму.
— Я видела вас, — сказала миссис Мерривелл, вероятно, уже не в первый раз. — Я видела, как вы выходили вот из этой двери. Это он ее убил, — заявила она, обращаясь к остальным. — Я знаю, что это сделал он. Даже со стороны видно, что он виноват.
Лэнд возвел очи к потолку, сверкнули белки. Его глаза забегали направо и налево и остановились на мне и на Эрике Свэнне. Его белая курточка официанта начинала темнеть от пота. Он, наверное, решил, что с ним все кончено, и сказал, обращаясь к Эрику:
— Я был там, мистер Свэнн. Признаю это...
— Видите, — выскочила миссис Мерривелл. — Он сам признает это. — Она торжествующе посмотрела на Эрика, как бы желая сказать: вам нужен был урок по расовым отношениям, мой мальчик, и теперь, видит Бог, вам его преподнесли. — Офицер, — обратилась она к Бейкеру, — я требую, чтобы вы арестовали этого человека.
— Что вы там делали? — спросил Эрик.
— Искал чего-нибудь выпить. Знаю, что поступил неправильно, но только этим я и занимался, искал чего-нибудь выпить.
— Не понимаю.
— Я искал какую-нибудь оставленную бутылку, чтобы отпить из нее. Случается, молодые дамы оставляют там свои бутылки, их-то я и искал. Я ничего не нашел и потом услышал чьи-то шаги. Я совсем не видел мисс Шолто.
— Зайдите сюда, Лэнд, — произнес доктор Саво из комнаты за моей спиной. — Во всяком случае, я смогу проверить одну вещь. Попрошу остальных удалиться из комнаты, ясно?
— Я не хочу оставаться с ним наедине, сэр, — вставил управляющий. — Нам бы не хотелось, чтобы случилось что-нибудь еще.
— Вам бы этого не хотелось, да? — повторил Саво, закрывая дверь туалетной комнаты.
Мэри стояла за спиной миссис Мерривелл, усталая и бледная. Я подошел к ней.
— Смехотворная выдумка, — говорила между тем миссис Мерривелл. — Он искал бутылку!
— У Сью была бутылка, — сорвалось с языка у Мэри, о чем она тут же пожалела, прикусив губу. Больше падали для шакалов, подумал я.
— Может быть, у нее и была бутылка, — продолжала миссис Мерривелл. — Может быть, она пригласила этого парня с собой. Разве узнаешь, что может натворить черномазый любовник?
Но не то, о чем подумала миссис Мерривелл, мелькнуло у меня в голове. Эрик посмотрел на нее с недоверием, но ничего не сказал. Мэри схватилась за мою руку, сжала ее до боли и оперлась на меня. Впервые в жизни я начинал отчетливо различать то, что видел Данте, а именно: преисподняя главным образом состоит из болтовни.
Доктор Саво открыл дверь и коротко бросил миссис Мерривелл:
— То, что вы предполагаете, исключается. Хотите получить физиологические подробности?
— Конечно нет. — Миссис Мерривелл подняла свой нос и, нервно фыркнула. — Но я думаю, что требуется какое-то дисциплинарное взыскание. В лучшем случае, он собирался что-то украсть.
— О нем позаботятся, — сказал Эрик. — Можете не волноваться.
Хватка Мэри на моей руке ослабла, она пожаловалась:
— Я очень устала. Как вы думаете, не поехать ли мне сейчас домой?
— Полагаю, нам надо подождать гражданскую полицию. В общем-то это касается прежде всего нас.
— Вы имеете в виду, что мы ее нашли?
— К тому же уже начался комендантский час. Нам потребуется пропуск, чтобы вернуться в Перл.
— Вы сможете получить его в полиции.
— Странно, что полиции до сих пор нет.
Я посмотрел вокруг, разыскивая Бейкера, но он исчез. Почти все покинули второй этаж. Но Гектор Лэнд все еще находился в гардеробной, когда я туда заглянул. Он нелепо сидел на маленьком желтом стульчике, широко расставив колени и опустив между ними руки. Только глаза говорили, что он жив, они блестели и двигались.
Эрик стоял перед дверью во внутреннюю комнату, уставившись на Лэнда невидящими глазами. Похоже, что еще более напряженно он всматривался тем зрением, с помощью которого мог видеть все прямо через дверь. За ним наблюдал доктор Саво.
— Вам надо вернуться на корабль и поспать, — посоветовал он Эрику. — Вы получили ужасную встряску от бутылки перед тем, как это случилось.
Казалось, что Эрик его не слышал.
— Куда девался Бейкер? — спросил я. — Он что, пошел звонить в полицию?
— Именно. Они должны сейчас приехать.
Мэри села в кресло возле окна, а я прислонился к подлокотнику между ней и свернутой в кольцо веревкой. Она откинулась, опершись головой на спинку кресла, и закрыла глаза. Я не мог последовать ее примеру. Казалось, что молчание продолжалось очень долго. Возможно, прошло всего четыре или пять минут, но для меня они были вечностью. Время будто остановило свой обычный стремительный бег.
Наконец я услышал неровный ритм нескольких пар ног, шагавших по лестнице и направившихся в зал. В комнату вошел Бейкер в сопровождении местного сержанта полиции в шерстяной форме оливкового цвета и мужчины в сером гражданском костюме и широкополой шляпе. Гражданского он представил как сыщика Крэма.
Крэм быстро и ловко снял шляпу. Это был худощавый человек среднего роста и возраста, легко улыбавшийся и так же быстро хмурившийся, но это почти не меняло выражения циничного любопытства. У него были тонкие длинные губы и хищный, как у акулы, рот. В голубом в горошек галстуке-бабочке и полосатой шелковой рубашке он выглядел чересчур щеголевато для настоящего детектива.
— Итак, — заявил он, — произошел несчастный случай. Покажите, что случилось.
Саво провел его во внутреннюю комнату. Когда он вышел из комнаты, то ни лицо, ни голос не изменились.
— Это вы обнаружили ее, да? — Он бросил на меня взгляд. Я подтвердил. — Расскажите мне об этом. — Я ему рассказал, как все было. — Значит, молодая дама была с вами на задней веранде. Очень хорошо. Я не стану спрашивать, что вы там делали.
— Мы искали Сью, — натянуто произнесла Мэри.
— Вашу подругу?
— Да, мы работали вместе.
— Вы работали на станции вместе с ней, правда? Есть ли какие-нибудь догадки, почему она совершила самоубийство?
— Я ее недостаточно хорошо знала. Она ничего мне не говорила.
— Может быть, ей и не надо было что-то говорить вам, поскольку и так было понятно?
— Не знаю, — отозвалась Мэри.
— Кто был с ней? — Он показал большим пальцем в сторону двери за спиной. Его глаза остановились на Эрике. — Вы?
— Да.
— Ссора?
— Да.
— Давно ли вы ее знали?
— Думаю, с год.
— Близко знали, да?
Горе заставило Эрика позабыть про скрытность. После пережитого шока он впал в откровенность, почти что в детскую наивность.
— Мы любили друг друга.