Страница:
По правде говоря, из новостей Максимов предпочитал местные криминальные — по будням. Из строго прикладных соображений. А чтобы в выходные — просто так, за чашкой кофе… Его же дочь родная загнобит. Из правдивых новостей, как уверяет Маринка, остались только спортивные, да и те впитывать нет ни малейшего желания. Особенно футбольные. Лучше классику почитай, папа, а то тупеешь прямо на глазах. Достоевского, например. Или Акунина.
— В четверг вечером кандидат на звание мэра Береговой был застрелен в собственной квартире, — как-то тихо и торжественно произнес Квасов.
Минута молчания уместилась секунд в двадцать. Максимов поинтересовался:
— А сообщили только в субботу?
— Выходит, так, — состроил неопределенный жест чекист.
— Полагали, что оживет?
— Не оживет, — невесело улыбнулся Квасов. — По крайней мере, не сейчас и не здесь. Имеется подозрение, что убийство связано с предвыборными баталиями. Дело в том, Константин Андреевич, что руководству непонятно, из каких высот спущено пожелание не перетруждаться в расследовании преступления… А виновных — тех, кто допустил преступную халатность, — отыскать среди имеющегося контингента…
— Понимаю. — Максимов сочувственно вздохнул. — Бывает, что и работники СИСТЕМЫ ощущают на себе безумие власти… Я, конечно, не эксперт по демократическим выборам, но что-то не припомню, чтобы в фаворитах гонки значился человек по фамилии Береговой…
— Он не значился, разумеется. Хотя человек был глубоко порядочный… Действующий мэр Подгорский в третий раз свою кандидатуру не выставляет — закон претит. А жаль. Согласно последним социологическим исследованиям, сорок пять процентов горожан — из тех, что согласились участвовать в опросе, — отдали бы свои предпочтения Харитонову Геннадию Тимофеевичу. Безусловный лидер гонки. Поддержка действующего мэра. «Глубоко порядочный, честный, грамотный человек, имеющий огромный опыт работы в хозяйственных и коммерческих структурах…» — Чекист поморщился и от себя добавил: — Ходячая харизма и сокровище нации. А умище-то какой… Дважды пролезал в областной совет.
— Человек и пароход, — согласился Максимов.
— За Харитоновым с отрывом в пятнадцать процентов следует некто Кашкин — директор «Сельхозмаша». Известен тем, что сотворил на своем отдельно взятом заводе социальную революцию, благодаря чему на завод теперь принимают по жесткому конкурсу. Работник вроде бы неплохой. Но кто ему сказал, что завод и двухмиллионный город — это одно и то же? Не все горожане желают участвовать в очередном эпохальном эксперименте. Да и фамилией кандидат не вышел. На третьем месте был Береговой — двенадцать процентов голосов…
— Работники госбезопасности и члены их семей, — не сдержался Максимов.
— Плюс соседи, — подыграл Квасов, решив и на этот раз не обижаться. — Коммунист Коленников имеет десять процентов — что, с одной стороны, не очень красит коммунистическую партию, а с другой стороны — вовсе не факт. Он может набрать и пятнадцать, и двадцать процентов…
— Кому же помешал несчастный господин Береговой? — искренне проявил незнание Максимов. — Вот кабы сделали великомучеником господина, скажем, Харитонова…
Чекист многозначительно помолчал.
— Береговой собирал компромат на соперников…
— Вот как, — ухмыльнулся Максимов. — Глубокая порядочность обретает причудливые очертания. Ну, что ж, судя по результату, он его собрал. Подозреваются господин Кашкин и господин Харитонов — я правильно понимаю? Даже скорее последний, чем первый.
Чекист кивнул.
— В общем, да. С моей точки зрения, это главная версия. Остальные прилагаются.
— И как же ваш работодатель соизволил… погибнуть?
Чекист как-то съежился, ненароком глянул в зеркало заднего обзора и схватился за очередную сигарету. «Хорошенькое дельце, — подумал Максимов. — А хочу ли я вот так же озираться и трястись за свою шкуру? Или все же спасение в незнании?»
— Массовая гибель людей, Константин Андреевич… Но об этом средства массовой информации не сообщали. В десять вечера Береговой в сопровождении трех охранников направился в ресторан «Зеленая поляна». По просьбе администратора расположился в отдельном зале — там несколько таких комнатушек со своими ходами. С кем беседовал, неизвестно — оперативной группе не удалось найти ни одного свидетеля.
— Это как? — не понял Максимов.
— Помещение обслуживал один официант. Его не могут найти. Пропал, и все тут. Жена подала заявление о пропаже, но, сами понимаете…
— Лучше некуда. Дальше?
— В зале ресторана с Береговым находился работник по фамилии Зотов. Контролировал дверь. Он видел, с кем общался Береговой…
— Судьба официанта, — догадался Максимов.
— И никаких следов, — подтвердил чекист. — Известно, что Береговой благополучно добрался до дома, отпустил двоих (Зотова и Пономаренко, который божится, что ничего не видел), в сопровождении охранника Мухина поднялся в квартиру… Наутро дворничиха обнаружила в беседке труп охранника Грушко, в подъезде наткнулись на мертвого Худенко, а, взломав квартиру, — на тело Бориса Евгеньевича… Все застрелены. Охранник Мухин пропал.
— Ничего себе, порезвились, — присвистнул Максимов. — А в чем проблема, уважаемый? Отправных точек расследования наберется с десяток. Пропавший официант, персонал ресторана, жители близлежащих домов. А если хотите, могу вам напророчить. Или сами догадаетесь, кто беседовал в «Поляне» с вашим трупом?
— Ну, уж увольте, — возмутился Квасов. — С моим трупом еще никому не удавалось побеседовать. А что касается отправных точек расследования… Было бы лучше, Константин Андреевич, если бы ими занялись вы. За хорошие, разумеется, деньги.
И чекист надолго замолчал. Между тем из родимого подъезда вышел Вася Курочкин — великовозрастный дебил с пятого этажа, развлекающий по ночам семью Максимовых загнивающей российской попсой — поскользнулся на свежем ледке, нарисовал танцевальное па и хряпнулся носом в грязный снег. Герметичность дверей уберегла от выслушивания забористых фольклорных выражений и металингвистических оборотов.
— Я не думаю, что на том свете понадобятся хорошие деньги, — нарушил молчание Максимов. — О какой, кстати, сумме вы деликатно умалчиваете?
Чекист ненадолго оживился.
— Тысяч сорок, пятьдесят… По желанию можно в евро…
«Все понятно, — сообразил Максимов. — Тухляк. Реальная цена подобного расследования — максимум двадцать…»
Протащился Курочкин — с разбитым носом, опущенный ниже плинтуса. Остановился, чтобы врезать ногой по крылу, даже ногу занес, но что-то заставило переменить решение — приставил пятку, поплелся дальше.
— Вы согласны, Константин Андреевич? — нетерпеливо вопросил странный чекист (хотя чего в нем странного? — боится попасть под молох, вот и дергается).
— Прошу меня простить, уважаемый. — Максимов склеил, сколько мог, сочувственную гримасу. — Но в сомнительные мероприятия, включающие преступления по политическим мотивам, наше агентство старается не ввязываться. Предпочитаем жить небогато, но долго. Очень жалко, что отнял ваше время.
— Вы уверены? — угрюмо вопросил чекист. Досада на дочиста выбритой физиономии отразилась болотными цветами — такого колера бывает плесень на лежалом хлебе.
— Да перестаньте вы, в конце концов, — поморщился Максимов. — Дело гадкое, и обретем мы при любом раскладе миллион неприятностей. А вы меня сознательно подставляете.
— Да нет же… — вспыхнул чекист. — Любая помощь в пределах моей компетенции…
— Всего вам доброго, офицер, — распрощался Максимов. — Не делайте из меня человека без нервов. И телефончик свой… оставьте на всякий случай. Вдруг жить надоест?
9.30. Офис агентства «Профиль»
До работы в этот день он добрался самым последним. Машину окончательно забросил, по привычке погнался за общественным транспортом. Народу в частном автобусе — не пропихнуться. Студенты, трудяги, карманники… И куда, скажите на милость, с утра пораньше едут пенсионерки? За хлебом в соседний район — потому что он там на три копейки дешевле? Разбитая коленка саднила нещадно. Место не уступили. Зато прослушал от обиженного несостоявшегося «зайца» целую лекцию о том, как не умеет российский муниципалитет стимулировать пассажиров. В Таиланде, например, давно извели «зайцев», сделав проездные билеты лотерейными.
Припадая на злополучную ногу, кое-как взгромоздился на второй этаж, отпер собственным ключом. Любаша в монитор не смотрела. И уши, видимо, косметикой замазала. Угрюмо понаблюдав, как секретарша на свободном пятачке приемной занимается сексуальной физзарядкой (попку назад — покрутила, выгнулась дугой — еще раз покрутила), он негромко кашлянул. Секретарша шарахнулась, зацепив штору.
— Нет предела совершенству, Любаша, — сурово заметил Максимов. — И где же такое преподают? На курсах целомудрия и благопристойности?
— Ой, только не увольняйте, Константин Андреевич, — взмолилась секретарша. — Неужели вы не слышали про гимнастику тайцзицюань?
— Уволю, Любаша, обязательно уволю, — покачал головой Максимов. — Но ладно, так и быть, не сегодня. Но если завтра же не сделаешь свой make-up попроще…
Он выдержал многозначительную паузу и заглянул в офис.
— Проходите, Константин Андреевич, не стесняйтесь, — сказала Екатерина.
Он вошел — не оставаться же навек в приемной. На часах половина десятого — не может начальник опаздывать с такой наглостью. Может, он в главк заехал?
Он смерил подчиненных строгим взором секретаря по идеологии. Идиллия. Противоборство темным силам набирает обороты. Вернер прикрутил себя шурупами к командирскому креслу и мечтательно переживает за бесцельно пропитые деньги. Олежка Лохматов, постригся наконец-то, скинул со своих двадцати трех как минимум десяток, вдумчиво созерцает криминальные новости (переключил мгновение назад). Екатерина заполняет квитанцию из ЖЭУ, попутно любуясь сумасшедшим маникюром.
— С добрым утром, — бухнул Максимов.
— Не в духе руководство, — констатировала Екатерина, поднимая глаза.
— С добрым утром, командир, — скрипнул шеей Вернер. — Непростое оно, согласись? Одна лишь неуверенность во вчерашнем дне чего стоит…
— С ума сойти, — завистливо пробормотал Олежка, некультурно тыча пальцем в экран. — Многое я повидал, но чтобы зенитные установки на складах сельхозинвентаря произрастали… Полгода крестьяне об нее запинались, не могли понять, что за штуку главный аграрий из командировки привез!
— А с моим приятелем из Первомайки вообще невероятное случилось, — оживился Вернер. — Гнал иномарку через западную границу. Приятель один попросил — за щедрое вознаграждение. Таможенники на КПП привязались по какой-то ерунде и давай мурыжить парня. Лопнуло терпение. Сколько же можно, действительно? «Ну чего вы ко мне прицепились? — говорит. — Вон сзади — полная машина наркоты». Тормознули следующую — угадал! Не машина — чемодан с двойным дном! Приятель под шумок и проскочил. Потом его находят в родном городе и ставят на счетчик на очень серьезную сумму — дескать, плати за убыток, по твоей вине ребята погорели. Представляете? Не к ментам же идти, в конце концов! Хорошо, у него знакомый был среди «первомайских» — поговорили с пацанами, вроде разрулили…
— Костик, а ты сегодня опоздал, — обнаружила Екатерина. — И видок у тебя неважный. Не случилось ли чего?
Максимов молча проковылял на свое место, свергнув Вернера. Начал ощупывать коленку.
— Били Константина Андреевича, — ужаснулся Олежка. — На полном серьезе били.
— Осторожнее надо быть, — поцокал языком Вернер, падая на простой стул. — Я вам точно говорю: если на вас неожиданно напали в подворотне, дали по зубам, в живот, отбили почки — тут, главное, не растеряться…
— Хватит! — рявкнул Максимов. — Гололед на улице — неужели непонятно? Ближе к делу, коллеги.
— Ты слышал, что Берегового убили? — перешел к делу Вернер.
— Слышал, — огрызнулся Максимов.
— От кого? — насторожилась Екатерина.
— Не помню. С какой такой пьяной радости вы стали интересоваться выборами, коллеги?
— Мы стали интересоваться убийствами, — поправила Екатерина.
— Напрасно, коллега. — Максимов возвысил голос. — Уголовные дела наше агентство не беспокоят. Если кто-то не согласен — будем зубрить Устав. Вместо обеда.
— Да мы не спорим, — сгладил шероховатость Вернер. — Правильный ты наш.
— А я вообще на выборы не пойду, — поделился Олежка. — Надоели эти предвыборные проклятья.
— Пойдешь, — зловеще прошептала Екатерина. — Голосуй или умри…
— Иначе говоря, в течение моего вынужденного отсутствия никаких выдающихся событий не происходило. Клиенты не звонили. — Максимов задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— Вроде того, — немного смутился Вернер. — Мы тут поспорили немножко. Екатерина высказала предположение, будто бы ты отправился в банк за нашей зарплатой, поскольку давно бы пора… но мы с Олежкой хором ее разубедили — ведь не в твоих же это правилах, командир…
— Убью, — пообещал Максимов.
— Да мы не против, — улыбнулся Вернер. — Зачем нам зарплата? Можно сперму сдать. Шестьсот рублей за порцию. Приятно и деньги неплохие. Если каждый день по шестьсот рублей… — Сотрудник зашевелил губами, перемножая шестьсот на тридцать.
— Здорово, — обрадовался Лохматов. — Завтра всем составом идем сдавать сперму.
— Подожди, — не поняла Екатерина. — Мне тоже вместе с вами идти сдавать сперму? А вдруг я не смогу?
Конфликта полов, к большому облегчению, удалось избежать, поскольку отворилась дверь в приемную, просунулась Любочка и сухо доложила:
— Константин Андреевич, пришла посетительница. Та самая, что звонила в девять ноль девять.
— Не понял, — растерялся Максимов. — Какая посетительница? Какие ноль девять? Мне только что было доложено, что никакие клиенты не звонили.
— Черт… — схватился за голову Вернер. Остальные покраснели. Любаша подбоченилась.
— Попались, господа?
— Предательница… — погрозил кулаком Лохматов. — Константин Андреевич, мы тут немножко опоздали, извините… Но вы же нас об этом не спрашивали?
— Черт знает что! — рассвирепел Максимов. — Развели тут бардак, мать вашу!.. Хорошо, об этом мы поговорим позднее. Приглашай, Любаша.
Посетительнице было основательно за сорок. Выглядела прилично, следила за собой, хотя и не заметно, что купалась в роскоши. Но неприятности имела серьезные — черные круги под глазами, глаза потухшие, запавшие. Движения вялые. Сумочку поставила на колени, худые пальцы дрожали, теребя застежку.
— Шабалина Анна Николаевна, — представилась женщина, не теряя времени. — У меня пропал сын…
У нее был дрожащий голос, но повествовала женщина внятно, не скатываясь в словоблудие и бред. Она вполне адекватна и отдает отчет своим словам. Сын пропал еще в четверг. Отправился на дискотеку в «Розовую черепаху» (какой мудрец разрешает дискотеки по будням?), домой не вернулся. Шабалин Дмитрий, 18 лет. Фото прилагается. Жалеет страшно, что первым делом обратилась в полицию, понадеявшись на профессионалов, а те за три дня так ничего толком и не выяснили. Террористы у них, убийства, выборы на носу… Шума было много — Анна Николаевна лично поставила на уши районную полицию, включая капитана Завадского (и.о. начальника уголовного розыска), да так и ушла ни с чем. Сил кричать уже не осталось. Обегала всех знакомых и друзей Димы, но разве можно от них чего-то ясного добиться? Твердят, что не знают ничего. Даже Света Стрельченко — с которой Дима, собственно, и отправился на «скачки» — твердит, что ничего не было. Расстались, пошел домой. А у нее какие основания не верить Диминой подружке? Сердце уже не выдерживает бегать по дворам. Не умеет она заниматься поисками. Инженер по профессии. Но не оставлять же это дело на самотек? Кто-то же должен искать ее Диму, если полиции некогда?!
— А муж? — мягко поинтересовался Максимов. — Он не занимается поисками сына?
— Занимается, — глубоко вздохнула женщина. — Но, видите ли, дело в том, что мой муж… он страшно занят. Аркадий Алексеевич коммерсант, торгует кетчупом… Нет, он не родной отец Димы… Отчим… Что вы, — спохватилась женщина, и глаза ее наполнились слезами, — Аркадий Алексеевич прекрасный человек, глубоко переживает за судьбу пасынка, готов помочь всеми силами…
— Главным образом, деньгами, — проворчал Вернер.
— Конечно, — торопливо заговорила женщина. — С этим нет проблем, он выложит любую сумму, какую вы скажете… Скажите, я могу рассчитывать на вашу помощь? Я прекрасно понимаю, что упущено время, в другом агентстве — оно находится, кстати, в вашем же доме — мне сказали, что им нет смысла заниматься этим делом, поскольку минуло трое суток, и вряд ли мой сын… — губы женщины задрожали, — ж-жив…
— Это еще благородно, — пробормотала Екатерина. — Могли забрать у вас деньги, пропинать балду, а потом заявить, что они предупреждали.
— Хорошо, Анна Николаевна, — принял решение Максимов. — Зайдите к секретарю, она составит договор. Обещать ничего не будем — мы постараемся внести ясность в обстоятельства исчезновения вашего сына. С вас потребуются адреса и телефоны людей, общавшихся с Дмитрием, и, если можно, фотографии. А также непредвзятое описание характера вашего сына, привычек, поступков… и вспомните, пожалуйста, последний день, когда вы его видели.
Когда за сломленной горем посетительницей закрылась дверь, он с облегчением откинул голову и воззрился в потолок. Не самая благодарная работа — выискивать пропащих молодых людей (какой процент их возвращается живыми и здоровыми?), но очень гладко вписывается в Устав детективного агентства. В отличие от того, что предлагал Квасов… Он вспомнил разговор с угрюмым чекистом и невольно вздрогнул. Избавь его господь от подобных заказчиков…
Он совсем забыл о своем благородном намерении намылить коллегам шеи. И те немедленно постарались укрепить его забывчивость.
— Странно, — пожала плечами Екатерина. — Ее муж торгует кетчупом. Звучит анекдотично.
— Нам нужен томатный спонсор? — поинтересовался Олежка Лохматов.
— Найдем сынулю — будет, — уверил Вернер.
— Не найдем, — качнула мудрой головкой Екатерина. — Разве что тело. Ситуация ясна как божий день. Возвращался с дискотеки, решил рискнуть дворами — слово за слово…
— Без содействия полиции и тело не найдем, — перебил Максимов. — Как вы это себе представляете, коллеги? Но с полицией мы сотрудничать разучились. Хотя капитана Завадского я в принципе знаю… Ладно. — Максимов рассортировал адреса и раздал сотрудникам. — Вы — по этим, я — по этим. Работаем за деньги, не к лицу нам жаловаться…
В который раз он убеждался — без машины «кочевая» работа выглядит смешно и даже позорно. Пришлось пыхтеть через мост на автостоянку, прогревать «Рено» и на своих колесах возвращаться в центр, где предстояла обширная программа.
Выезд с Пионерского проспекта на Вокзальную магистраль загораживали бетонные блоки — «с целью разгрузить одну из основных транспортных артерий города». Судя по обилию на обходных путях орлов из ГИБДД, разгружали в основном бумажники водителей. Максимов отделался «сиреневой». Свернул не туда, зато красиво, а этот птенчик тут как тут. Какой же гаишник не любит быстрой езды? Права, техпаспорт, автогражданка… «Выемка» документов и передача в мозолистые руки закона сопровождалась иезуитской улыбочкой. «Нарушать изволим, гражданин?» — «Да ни в жизнь, — возмутился Максимов. — Прости, командир, задумался»… Купюра в техпаспорте. — «Ага, взятку предлагаете, гражданин? А телевизор смотрите? Один такой же предложил и загремел на долгий срок — за попытку подкупа лица при исполнении служебных обязанностей. Следуем в суд, гражданин?»… Долгий срок — два года условно. Но все равно неприятно. Стыдно ощущать себя закоренелым преступником. «Так у него же камера в машине была, лейтенант, а у тебя только палка. И вообще, какая взятка, о чем ты? Моя это банкнота, от жены заныкал». — Смешно обоим. Купюра смиренно поменяла владельца. «Проезжайте, гражданин, и полегче на поворотах».
На бетонных блоках красовались предвыборные плакаты. Трое в ряд — и все на одну рожу. Прямо скажем, не голодную. «Я знаю, что нужно этому городу!» А кто ж не знает, Геннадий Тимофеевич? Огромное хранилище делимых материалов посреди центральной площади. Всего лишь. Завезти побольше оружейного урана, закопать, деньги на утилизацию разворовать и терпеливо дожидаться, пока грохнет…
Двор элитной девятиэтажки уютом не поражал. Трансформаторная будка с добродушным черепом, горка снега, не пожелавшая растаять, густо пахнущие мусорные контейнеры, стада иномарок на местах, предназначенных для газонов. Небольшая автостоянка с упитанным работником в черном — на спине белым трафаретом: «Охрана» (чтобы не промахнулись, если убегать вздумает).
«Элитное» жилье вблизи вокзала и сопутствующие ему криминальные прелести — любимая тема журналистов. От греха подальше Максимов загнал «Рено» на стоянку, расплатился и начал осматриваться. Квартира, по логике, должна располагаться в первом подъезде — оттуда как раз с непроницаемым лицом метательницы молота выплывала необъятная тетушка с пузатым пакетом от «Сибириады». Размахнулась, метнула пакет в сторону контейнеров и, не глядя на результат, развернулась к подъезду. Хлопнула дверь.
Неизвестно откуда вынырнул разноцветный бомж (за капотом в засаде дожидался?), отдуваясь, ринулся за добычей. Но не тут-то было. Желто-синий «уазик» уже давно притормозил у турагентства в торце здания. Вылетел рослый мужчина в камуфляже. Метнулся наперерез.
Насладиться добычей бродяга не успел — твердая длань сгребла за шиворот и потащила к «луноходу», откуда выбирался еще один гражданин полицейской наружности — при усах, в пуховике и брюках с кантом. Руководитель.
— Молодец, Лычкин, — одобрил действия подчиненного. — Грузи его. Но только без багажа, учти. Своего хватает.
Матерясь, омоновец отобрал у жертвы пакет, швырнул по месту назначения, но дистанция подвела. Отходы плюхнулись в лужу, взметнув тучу брызг. «Арестованный» упорно не желал загружаться в кормовой обезьянник. То конечности мешали, то завязанный под горлом треух. Но на то и голова, чтобы подходить к делу творчески. Поразмыслив, омоновец беззлобно треснул бомжа по почкам, отчего тот согнулся и вошел в неволю как миленький. Всплыл хороший анекдот: «Хулиган Сидоров избил прохожего и попал в милицию, где и проработал до самой пенсии».
— Максимов! — заорал на весь двор руководящий кадр. — Сколько лет, сколько зим!
Ловец бомжей стремительно обернулся, готовясь к новому прыжку. Максимов машинально напрягся — как любой нормальный человек, привлекший внимание полиции, но ненадолго, узнал товарища. Как же не узнать брата Колю…
— Отставить, Лычкин, свои, — руководитель с широченной улыбкой двинулся в обход лужи. Капитан Завадский, собственной персоной (Коля, ты зачем усы отрастил?).
— Маскировка, — прочитав мысли бывшего коллеги, хохотнул руководитель. — Чтобы поменьше узнавали…
Встретились на неглубоком участке. Мент в пуховике приобнял Максимова как родного, похлопал, прошептал на ухо:
— Оружие, боеприпасы, наркотики?
— Не увлекаюсь, Коля, — засмеялся Максимов. — У вас сегодня праздник?
— Всенародный. «Вихрь-Антитеррор» называется. Слышишь, как завывает? Богам с Олимпа ведь не докажешь, что у нас на носу выборы и хорошо бы это дело переждать.
Частному сыщику сделалось немного стыдно — такие вещи положено знать. Дня за два. Но выпало как-то. Чему уж удивляться — он даже убийство кандидата сумел проворонить!
— А бомжа-то за что, Коля? Шахид переодетый? Мусорку взорвать хотел?
— Не придирайся, — погрозил пальчиком Завадский. — У меня план, тебе такого не понять. Собственно, и мне понять сложно, но начальству виднее. Приказ сверху — сообрази? В день как минимум по пять террористов нужно изолировать. Сойдут и потенциальные. Нет, Константин, я, конечно, не спорю, наш министр, возможно, где-то и нормальный человек… забываю все время его фамилию, особенно после ста коньяка… — но сколько лиц с ограниченной ответственностью минует этот приказ, пока слетит вниз, и во что он превратится?
— А чеченцев в городе не наблюдается?
— Скажу тебе по совести, — Завадский хмыкнул, — наблюдаются. Много чеченцев. На приличный отряд наберется. Но чеченцев брать нельзя, они ни в чем не виноваты. Зачем обижать хороших людей?
Максимов ускоренно соображал. Второго шанса не будет. Зачем ходить за помощью к полиции, если полиция сама пришла?
— Послушай, Коля, — Максимов помялся, — и долго ты намерен эти грибы собирать?
Завадский посмотрел на часы.
— Да, пожалуй, что и хватит. Полны лукошки. Ты по делу в этих краях?
— Работаю, Коля. К тебе приходила Анна Николаевна Шабалина, не вздумай отрицать. У нее сын пропал.
Завадский как-то по-девчоночьи смутился. Одернул пуховик.
— Ну, была такая… Неугомонная тетушка. Весь отдел на уши поставила… Да сочувствую я ей, куда деваться? Но когда искать, согласись, Константин? Работы — во! — Костлявая пятерня окольцевала горло. — Не я же ее придумал, эту работу.
— Бомжей скирдовать, согласен, — фыркнул Максимов, — а потом выпускать по одному. Несчастные вы люди. Помоги мне, Коля? Пара адресов: один — здесь, другой — на проспекте, за Домом книги. Я на машине — за час управимся. А с меня при случае — «Хеннесси».
— В четверг вечером кандидат на звание мэра Береговой был застрелен в собственной квартире, — как-то тихо и торжественно произнес Квасов.
Минута молчания уместилась секунд в двадцать. Максимов поинтересовался:
— А сообщили только в субботу?
— Выходит, так, — состроил неопределенный жест чекист.
— Полагали, что оживет?
— Не оживет, — невесело улыбнулся Квасов. — По крайней мере, не сейчас и не здесь. Имеется подозрение, что убийство связано с предвыборными баталиями. Дело в том, Константин Андреевич, что руководству непонятно, из каких высот спущено пожелание не перетруждаться в расследовании преступления… А виновных — тех, кто допустил преступную халатность, — отыскать среди имеющегося контингента…
— Понимаю. — Максимов сочувственно вздохнул. — Бывает, что и работники СИСТЕМЫ ощущают на себе безумие власти… Я, конечно, не эксперт по демократическим выборам, но что-то не припомню, чтобы в фаворитах гонки значился человек по фамилии Береговой…
— Он не значился, разумеется. Хотя человек был глубоко порядочный… Действующий мэр Подгорский в третий раз свою кандидатуру не выставляет — закон претит. А жаль. Согласно последним социологическим исследованиям, сорок пять процентов горожан — из тех, что согласились участвовать в опросе, — отдали бы свои предпочтения Харитонову Геннадию Тимофеевичу. Безусловный лидер гонки. Поддержка действующего мэра. «Глубоко порядочный, честный, грамотный человек, имеющий огромный опыт работы в хозяйственных и коммерческих структурах…» — Чекист поморщился и от себя добавил: — Ходячая харизма и сокровище нации. А умище-то какой… Дважды пролезал в областной совет.
— Человек и пароход, — согласился Максимов.
— За Харитоновым с отрывом в пятнадцать процентов следует некто Кашкин — директор «Сельхозмаша». Известен тем, что сотворил на своем отдельно взятом заводе социальную революцию, благодаря чему на завод теперь принимают по жесткому конкурсу. Работник вроде бы неплохой. Но кто ему сказал, что завод и двухмиллионный город — это одно и то же? Не все горожане желают участвовать в очередном эпохальном эксперименте. Да и фамилией кандидат не вышел. На третьем месте был Береговой — двенадцать процентов голосов…
— Работники госбезопасности и члены их семей, — не сдержался Максимов.
— Плюс соседи, — подыграл Квасов, решив и на этот раз не обижаться. — Коммунист Коленников имеет десять процентов — что, с одной стороны, не очень красит коммунистическую партию, а с другой стороны — вовсе не факт. Он может набрать и пятнадцать, и двадцать процентов…
— Кому же помешал несчастный господин Береговой? — искренне проявил незнание Максимов. — Вот кабы сделали великомучеником господина, скажем, Харитонова…
Чекист многозначительно помолчал.
— Береговой собирал компромат на соперников…
— Вот как, — ухмыльнулся Максимов. — Глубокая порядочность обретает причудливые очертания. Ну, что ж, судя по результату, он его собрал. Подозреваются господин Кашкин и господин Харитонов — я правильно понимаю? Даже скорее последний, чем первый.
Чекист кивнул.
— В общем, да. С моей точки зрения, это главная версия. Остальные прилагаются.
— И как же ваш работодатель соизволил… погибнуть?
Чекист как-то съежился, ненароком глянул в зеркало заднего обзора и схватился за очередную сигарету. «Хорошенькое дельце, — подумал Максимов. — А хочу ли я вот так же озираться и трястись за свою шкуру? Или все же спасение в незнании?»
— Массовая гибель людей, Константин Андреевич… Но об этом средства массовой информации не сообщали. В десять вечера Береговой в сопровождении трех охранников направился в ресторан «Зеленая поляна». По просьбе администратора расположился в отдельном зале — там несколько таких комнатушек со своими ходами. С кем беседовал, неизвестно — оперативной группе не удалось найти ни одного свидетеля.
— Это как? — не понял Максимов.
— Помещение обслуживал один официант. Его не могут найти. Пропал, и все тут. Жена подала заявление о пропаже, но, сами понимаете…
— Лучше некуда. Дальше?
— В зале ресторана с Береговым находился работник по фамилии Зотов. Контролировал дверь. Он видел, с кем общался Береговой…
— Судьба официанта, — догадался Максимов.
— И никаких следов, — подтвердил чекист. — Известно, что Береговой благополучно добрался до дома, отпустил двоих (Зотова и Пономаренко, который божится, что ничего не видел), в сопровождении охранника Мухина поднялся в квартиру… Наутро дворничиха обнаружила в беседке труп охранника Грушко, в подъезде наткнулись на мертвого Худенко, а, взломав квартиру, — на тело Бориса Евгеньевича… Все застрелены. Охранник Мухин пропал.
— Ничего себе, порезвились, — присвистнул Максимов. — А в чем проблема, уважаемый? Отправных точек расследования наберется с десяток. Пропавший официант, персонал ресторана, жители близлежащих домов. А если хотите, могу вам напророчить. Или сами догадаетесь, кто беседовал в «Поляне» с вашим трупом?
— Ну, уж увольте, — возмутился Квасов. — С моим трупом еще никому не удавалось побеседовать. А что касается отправных точек расследования… Было бы лучше, Константин Андреевич, если бы ими занялись вы. За хорошие, разумеется, деньги.
И чекист надолго замолчал. Между тем из родимого подъезда вышел Вася Курочкин — великовозрастный дебил с пятого этажа, развлекающий по ночам семью Максимовых загнивающей российской попсой — поскользнулся на свежем ледке, нарисовал танцевальное па и хряпнулся носом в грязный снег. Герметичность дверей уберегла от выслушивания забористых фольклорных выражений и металингвистических оборотов.
— Я не думаю, что на том свете понадобятся хорошие деньги, — нарушил молчание Максимов. — О какой, кстати, сумме вы деликатно умалчиваете?
Чекист ненадолго оживился.
— Тысяч сорок, пятьдесят… По желанию можно в евро…
«Все понятно, — сообразил Максимов. — Тухляк. Реальная цена подобного расследования — максимум двадцать…»
Протащился Курочкин — с разбитым носом, опущенный ниже плинтуса. Остановился, чтобы врезать ногой по крылу, даже ногу занес, но что-то заставило переменить решение — приставил пятку, поплелся дальше.
— Вы согласны, Константин Андреевич? — нетерпеливо вопросил странный чекист (хотя чего в нем странного? — боится попасть под молох, вот и дергается).
— Прошу меня простить, уважаемый. — Максимов склеил, сколько мог, сочувственную гримасу. — Но в сомнительные мероприятия, включающие преступления по политическим мотивам, наше агентство старается не ввязываться. Предпочитаем жить небогато, но долго. Очень жалко, что отнял ваше время.
— Вы уверены? — угрюмо вопросил чекист. Досада на дочиста выбритой физиономии отразилась болотными цветами — такого колера бывает плесень на лежалом хлебе.
— Да перестаньте вы, в конце концов, — поморщился Максимов. — Дело гадкое, и обретем мы при любом раскладе миллион неприятностей. А вы меня сознательно подставляете.
— Да нет же… — вспыхнул чекист. — Любая помощь в пределах моей компетенции…
— Всего вам доброго, офицер, — распрощался Максимов. — Не делайте из меня человека без нервов. И телефончик свой… оставьте на всякий случай. Вдруг жить надоест?
9.30. Офис агентства «Профиль»
До работы в этот день он добрался самым последним. Машину окончательно забросил, по привычке погнался за общественным транспортом. Народу в частном автобусе — не пропихнуться. Студенты, трудяги, карманники… И куда, скажите на милость, с утра пораньше едут пенсионерки? За хлебом в соседний район — потому что он там на три копейки дешевле? Разбитая коленка саднила нещадно. Место не уступили. Зато прослушал от обиженного несостоявшегося «зайца» целую лекцию о том, как не умеет российский муниципалитет стимулировать пассажиров. В Таиланде, например, давно извели «зайцев», сделав проездные билеты лотерейными.
Припадая на злополучную ногу, кое-как взгромоздился на второй этаж, отпер собственным ключом. Любаша в монитор не смотрела. И уши, видимо, косметикой замазала. Угрюмо понаблюдав, как секретарша на свободном пятачке приемной занимается сексуальной физзарядкой (попку назад — покрутила, выгнулась дугой — еще раз покрутила), он негромко кашлянул. Секретарша шарахнулась, зацепив штору.
— Нет предела совершенству, Любаша, — сурово заметил Максимов. — И где же такое преподают? На курсах целомудрия и благопристойности?
— Ой, только не увольняйте, Константин Андреевич, — взмолилась секретарша. — Неужели вы не слышали про гимнастику тайцзицюань?
— Уволю, Любаша, обязательно уволю, — покачал головой Максимов. — Но ладно, так и быть, не сегодня. Но если завтра же не сделаешь свой make-up попроще…
Он выдержал многозначительную паузу и заглянул в офис.
— Проходите, Константин Андреевич, не стесняйтесь, — сказала Екатерина.
Он вошел — не оставаться же навек в приемной. На часах половина десятого — не может начальник опаздывать с такой наглостью. Может, он в главк заехал?
Он смерил подчиненных строгим взором секретаря по идеологии. Идиллия. Противоборство темным силам набирает обороты. Вернер прикрутил себя шурупами к командирскому креслу и мечтательно переживает за бесцельно пропитые деньги. Олежка Лохматов, постригся наконец-то, скинул со своих двадцати трех как минимум десяток, вдумчиво созерцает криминальные новости (переключил мгновение назад). Екатерина заполняет квитанцию из ЖЭУ, попутно любуясь сумасшедшим маникюром.
— С добрым утром, — бухнул Максимов.
— Не в духе руководство, — констатировала Екатерина, поднимая глаза.
— С добрым утром, командир, — скрипнул шеей Вернер. — Непростое оно, согласись? Одна лишь неуверенность во вчерашнем дне чего стоит…
— С ума сойти, — завистливо пробормотал Олежка, некультурно тыча пальцем в экран. — Многое я повидал, но чтобы зенитные установки на складах сельхозинвентаря произрастали… Полгода крестьяне об нее запинались, не могли понять, что за штуку главный аграрий из командировки привез!
— А с моим приятелем из Первомайки вообще невероятное случилось, — оживился Вернер. — Гнал иномарку через западную границу. Приятель один попросил — за щедрое вознаграждение. Таможенники на КПП привязались по какой-то ерунде и давай мурыжить парня. Лопнуло терпение. Сколько же можно, действительно? «Ну чего вы ко мне прицепились? — говорит. — Вон сзади — полная машина наркоты». Тормознули следующую — угадал! Не машина — чемодан с двойным дном! Приятель под шумок и проскочил. Потом его находят в родном городе и ставят на счетчик на очень серьезную сумму — дескать, плати за убыток, по твоей вине ребята погорели. Представляете? Не к ментам же идти, в конце концов! Хорошо, у него знакомый был среди «первомайских» — поговорили с пацанами, вроде разрулили…
— Костик, а ты сегодня опоздал, — обнаружила Екатерина. — И видок у тебя неважный. Не случилось ли чего?
Максимов молча проковылял на свое место, свергнув Вернера. Начал ощупывать коленку.
— Били Константина Андреевича, — ужаснулся Олежка. — На полном серьезе били.
— Осторожнее надо быть, — поцокал языком Вернер, падая на простой стул. — Я вам точно говорю: если на вас неожиданно напали в подворотне, дали по зубам, в живот, отбили почки — тут, главное, не растеряться…
— Хватит! — рявкнул Максимов. — Гололед на улице — неужели непонятно? Ближе к делу, коллеги.
— Ты слышал, что Берегового убили? — перешел к делу Вернер.
— Слышал, — огрызнулся Максимов.
— От кого? — насторожилась Екатерина.
— Не помню. С какой такой пьяной радости вы стали интересоваться выборами, коллеги?
— Мы стали интересоваться убийствами, — поправила Екатерина.
— Напрасно, коллега. — Максимов возвысил голос. — Уголовные дела наше агентство не беспокоят. Если кто-то не согласен — будем зубрить Устав. Вместо обеда.
— Да мы не спорим, — сгладил шероховатость Вернер. — Правильный ты наш.
— А я вообще на выборы не пойду, — поделился Олежка. — Надоели эти предвыборные проклятья.
— Пойдешь, — зловеще прошептала Екатерина. — Голосуй или умри…
— Иначе говоря, в течение моего вынужденного отсутствия никаких выдающихся событий не происходило. Клиенты не звонили. — Максимов задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— Вроде того, — немного смутился Вернер. — Мы тут поспорили немножко. Екатерина высказала предположение, будто бы ты отправился в банк за нашей зарплатой, поскольку давно бы пора… но мы с Олежкой хором ее разубедили — ведь не в твоих же это правилах, командир…
— Убью, — пообещал Максимов.
— Да мы не против, — улыбнулся Вернер. — Зачем нам зарплата? Можно сперму сдать. Шестьсот рублей за порцию. Приятно и деньги неплохие. Если каждый день по шестьсот рублей… — Сотрудник зашевелил губами, перемножая шестьсот на тридцать.
— Здорово, — обрадовался Лохматов. — Завтра всем составом идем сдавать сперму.
— Подожди, — не поняла Екатерина. — Мне тоже вместе с вами идти сдавать сперму? А вдруг я не смогу?
Конфликта полов, к большому облегчению, удалось избежать, поскольку отворилась дверь в приемную, просунулась Любочка и сухо доложила:
— Константин Андреевич, пришла посетительница. Та самая, что звонила в девять ноль девять.
— Не понял, — растерялся Максимов. — Какая посетительница? Какие ноль девять? Мне только что было доложено, что никакие клиенты не звонили.
— Черт… — схватился за голову Вернер. Остальные покраснели. Любаша подбоченилась.
— Попались, господа?
— Предательница… — погрозил кулаком Лохматов. — Константин Андреевич, мы тут немножко опоздали, извините… Но вы же нас об этом не спрашивали?
— Черт знает что! — рассвирепел Максимов. — Развели тут бардак, мать вашу!.. Хорошо, об этом мы поговорим позднее. Приглашай, Любаша.
Посетительнице было основательно за сорок. Выглядела прилично, следила за собой, хотя и не заметно, что купалась в роскоши. Но неприятности имела серьезные — черные круги под глазами, глаза потухшие, запавшие. Движения вялые. Сумочку поставила на колени, худые пальцы дрожали, теребя застежку.
— Шабалина Анна Николаевна, — представилась женщина, не теряя времени. — У меня пропал сын…
У нее был дрожащий голос, но повествовала женщина внятно, не скатываясь в словоблудие и бред. Она вполне адекватна и отдает отчет своим словам. Сын пропал еще в четверг. Отправился на дискотеку в «Розовую черепаху» (какой мудрец разрешает дискотеки по будням?), домой не вернулся. Шабалин Дмитрий, 18 лет. Фото прилагается. Жалеет страшно, что первым делом обратилась в полицию, понадеявшись на профессионалов, а те за три дня так ничего толком и не выяснили. Террористы у них, убийства, выборы на носу… Шума было много — Анна Николаевна лично поставила на уши районную полицию, включая капитана Завадского (и.о. начальника уголовного розыска), да так и ушла ни с чем. Сил кричать уже не осталось. Обегала всех знакомых и друзей Димы, но разве можно от них чего-то ясного добиться? Твердят, что не знают ничего. Даже Света Стрельченко — с которой Дима, собственно, и отправился на «скачки» — твердит, что ничего не было. Расстались, пошел домой. А у нее какие основания не верить Диминой подружке? Сердце уже не выдерживает бегать по дворам. Не умеет она заниматься поисками. Инженер по профессии. Но не оставлять же это дело на самотек? Кто-то же должен искать ее Диму, если полиции некогда?!
— А муж? — мягко поинтересовался Максимов. — Он не занимается поисками сына?
— Занимается, — глубоко вздохнула женщина. — Но, видите ли, дело в том, что мой муж… он страшно занят. Аркадий Алексеевич коммерсант, торгует кетчупом… Нет, он не родной отец Димы… Отчим… Что вы, — спохватилась женщина, и глаза ее наполнились слезами, — Аркадий Алексеевич прекрасный человек, глубоко переживает за судьбу пасынка, готов помочь всеми силами…
— Главным образом, деньгами, — проворчал Вернер.
— Конечно, — торопливо заговорила женщина. — С этим нет проблем, он выложит любую сумму, какую вы скажете… Скажите, я могу рассчитывать на вашу помощь? Я прекрасно понимаю, что упущено время, в другом агентстве — оно находится, кстати, в вашем же доме — мне сказали, что им нет смысла заниматься этим делом, поскольку минуло трое суток, и вряд ли мой сын… — губы женщины задрожали, — ж-жив…
— Это еще благородно, — пробормотала Екатерина. — Могли забрать у вас деньги, пропинать балду, а потом заявить, что они предупреждали.
— Хорошо, Анна Николаевна, — принял решение Максимов. — Зайдите к секретарю, она составит договор. Обещать ничего не будем — мы постараемся внести ясность в обстоятельства исчезновения вашего сына. С вас потребуются адреса и телефоны людей, общавшихся с Дмитрием, и, если можно, фотографии. А также непредвзятое описание характера вашего сына, привычек, поступков… и вспомните, пожалуйста, последний день, когда вы его видели.
Когда за сломленной горем посетительницей закрылась дверь, он с облегчением откинул голову и воззрился в потолок. Не самая благодарная работа — выискивать пропащих молодых людей (какой процент их возвращается живыми и здоровыми?), но очень гладко вписывается в Устав детективного агентства. В отличие от того, что предлагал Квасов… Он вспомнил разговор с угрюмым чекистом и невольно вздрогнул. Избавь его господь от подобных заказчиков…
Он совсем забыл о своем благородном намерении намылить коллегам шеи. И те немедленно постарались укрепить его забывчивость.
— Странно, — пожала плечами Екатерина. — Ее муж торгует кетчупом. Звучит анекдотично.
— Нам нужен томатный спонсор? — поинтересовался Олежка Лохматов.
— Найдем сынулю — будет, — уверил Вернер.
— Не найдем, — качнула мудрой головкой Екатерина. — Разве что тело. Ситуация ясна как божий день. Возвращался с дискотеки, решил рискнуть дворами — слово за слово…
— Без содействия полиции и тело не найдем, — перебил Максимов. — Как вы это себе представляете, коллеги? Но с полицией мы сотрудничать разучились. Хотя капитана Завадского я в принципе знаю… Ладно. — Максимов рассортировал адреса и раздал сотрудникам. — Вы — по этим, я — по этим. Работаем за деньги, не к лицу нам жаловаться…
В который раз он убеждался — без машины «кочевая» работа выглядит смешно и даже позорно. Пришлось пыхтеть через мост на автостоянку, прогревать «Рено» и на своих колесах возвращаться в центр, где предстояла обширная программа.
Выезд с Пионерского проспекта на Вокзальную магистраль загораживали бетонные блоки — «с целью разгрузить одну из основных транспортных артерий города». Судя по обилию на обходных путях орлов из ГИБДД, разгружали в основном бумажники водителей. Максимов отделался «сиреневой». Свернул не туда, зато красиво, а этот птенчик тут как тут. Какой же гаишник не любит быстрой езды? Права, техпаспорт, автогражданка… «Выемка» документов и передача в мозолистые руки закона сопровождалась иезуитской улыбочкой. «Нарушать изволим, гражданин?» — «Да ни в жизнь, — возмутился Максимов. — Прости, командир, задумался»… Купюра в техпаспорте. — «Ага, взятку предлагаете, гражданин? А телевизор смотрите? Один такой же предложил и загремел на долгий срок — за попытку подкупа лица при исполнении служебных обязанностей. Следуем в суд, гражданин?»… Долгий срок — два года условно. Но все равно неприятно. Стыдно ощущать себя закоренелым преступником. «Так у него же камера в машине была, лейтенант, а у тебя только палка. И вообще, какая взятка, о чем ты? Моя это банкнота, от жены заныкал». — Смешно обоим. Купюра смиренно поменяла владельца. «Проезжайте, гражданин, и полегче на поворотах».
На бетонных блоках красовались предвыборные плакаты. Трое в ряд — и все на одну рожу. Прямо скажем, не голодную. «Я знаю, что нужно этому городу!» А кто ж не знает, Геннадий Тимофеевич? Огромное хранилище делимых материалов посреди центральной площади. Всего лишь. Завезти побольше оружейного урана, закопать, деньги на утилизацию разворовать и терпеливо дожидаться, пока грохнет…
Двор элитной девятиэтажки уютом не поражал. Трансформаторная будка с добродушным черепом, горка снега, не пожелавшая растаять, густо пахнущие мусорные контейнеры, стада иномарок на местах, предназначенных для газонов. Небольшая автостоянка с упитанным работником в черном — на спине белым трафаретом: «Охрана» (чтобы не промахнулись, если убегать вздумает).
«Элитное» жилье вблизи вокзала и сопутствующие ему криминальные прелести — любимая тема журналистов. От греха подальше Максимов загнал «Рено» на стоянку, расплатился и начал осматриваться. Квартира, по логике, должна располагаться в первом подъезде — оттуда как раз с непроницаемым лицом метательницы молота выплывала необъятная тетушка с пузатым пакетом от «Сибириады». Размахнулась, метнула пакет в сторону контейнеров и, не глядя на результат, развернулась к подъезду. Хлопнула дверь.
Неизвестно откуда вынырнул разноцветный бомж (за капотом в засаде дожидался?), отдуваясь, ринулся за добычей. Но не тут-то было. Желто-синий «уазик» уже давно притормозил у турагентства в торце здания. Вылетел рослый мужчина в камуфляже. Метнулся наперерез.
Насладиться добычей бродяга не успел — твердая длань сгребла за шиворот и потащила к «луноходу», откуда выбирался еще один гражданин полицейской наружности — при усах, в пуховике и брюках с кантом. Руководитель.
— Молодец, Лычкин, — одобрил действия подчиненного. — Грузи его. Но только без багажа, учти. Своего хватает.
Матерясь, омоновец отобрал у жертвы пакет, швырнул по месту назначения, но дистанция подвела. Отходы плюхнулись в лужу, взметнув тучу брызг. «Арестованный» упорно не желал загружаться в кормовой обезьянник. То конечности мешали, то завязанный под горлом треух. Но на то и голова, чтобы подходить к делу творчески. Поразмыслив, омоновец беззлобно треснул бомжа по почкам, отчего тот согнулся и вошел в неволю как миленький. Всплыл хороший анекдот: «Хулиган Сидоров избил прохожего и попал в милицию, где и проработал до самой пенсии».
— Максимов! — заорал на весь двор руководящий кадр. — Сколько лет, сколько зим!
Ловец бомжей стремительно обернулся, готовясь к новому прыжку. Максимов машинально напрягся — как любой нормальный человек, привлекший внимание полиции, но ненадолго, узнал товарища. Как же не узнать брата Колю…
— Отставить, Лычкин, свои, — руководитель с широченной улыбкой двинулся в обход лужи. Капитан Завадский, собственной персоной (Коля, ты зачем усы отрастил?).
— Маскировка, — прочитав мысли бывшего коллеги, хохотнул руководитель. — Чтобы поменьше узнавали…
Встретились на неглубоком участке. Мент в пуховике приобнял Максимова как родного, похлопал, прошептал на ухо:
— Оружие, боеприпасы, наркотики?
— Не увлекаюсь, Коля, — засмеялся Максимов. — У вас сегодня праздник?
— Всенародный. «Вихрь-Антитеррор» называется. Слышишь, как завывает? Богам с Олимпа ведь не докажешь, что у нас на носу выборы и хорошо бы это дело переждать.
Частному сыщику сделалось немного стыдно — такие вещи положено знать. Дня за два. Но выпало как-то. Чему уж удивляться — он даже убийство кандидата сумел проворонить!
— А бомжа-то за что, Коля? Шахид переодетый? Мусорку взорвать хотел?
— Не придирайся, — погрозил пальчиком Завадский. — У меня план, тебе такого не понять. Собственно, и мне понять сложно, но начальству виднее. Приказ сверху — сообрази? В день как минимум по пять террористов нужно изолировать. Сойдут и потенциальные. Нет, Константин, я, конечно, не спорю, наш министр, возможно, где-то и нормальный человек… забываю все время его фамилию, особенно после ста коньяка… — но сколько лиц с ограниченной ответственностью минует этот приказ, пока слетит вниз, и во что он превратится?
— А чеченцев в городе не наблюдается?
— Скажу тебе по совести, — Завадский хмыкнул, — наблюдаются. Много чеченцев. На приличный отряд наберется. Но чеченцев брать нельзя, они ни в чем не виноваты. Зачем обижать хороших людей?
Максимов ускоренно соображал. Второго шанса не будет. Зачем ходить за помощью к полиции, если полиция сама пришла?
— Послушай, Коля, — Максимов помялся, — и долго ты намерен эти грибы собирать?
Завадский посмотрел на часы.
— Да, пожалуй, что и хватит. Полны лукошки. Ты по делу в этих краях?
— Работаю, Коля. К тебе приходила Анна Николаевна Шабалина, не вздумай отрицать. У нее сын пропал.
Завадский как-то по-девчоночьи смутился. Одернул пуховик.
— Ну, была такая… Неугомонная тетушка. Весь отдел на уши поставила… Да сочувствую я ей, куда деваться? Но когда искать, согласись, Константин? Работы — во! — Костлявая пятерня окольцевала горло. — Не я же ее придумал, эту работу.
— Бомжей скирдовать, согласен, — фыркнул Максимов, — а потом выпускать по одному. Несчастные вы люди. Помоги мне, Коля? Пара адресов: один — здесь, другой — на проспекте, за Домом книги. Я на машине — за час управимся. А с меня при случае — «Хеннесси».