Страница:
Завадский задумчиво почесал шевелюру.
— А «при случае» — это когда?
— Решай сам. Работаю до шести.
— Ладно, жди. Машину отпущу.
Неплохое прикрытие — знакомый и почти что дружественно настроенный мент. У него — права и корки, а у Максимова — только дырки в заборе, то есть в законе.
Вернулся Завадский, беззаботно насвистывая. «Уазик» обогнул просевший черный сугроб и резво выбежал на магистраль.
— Предыстория долгая?
— Садись, покурим. — Максимов выудил пачку.
Стены лифта расписали густо и узорчато. Словно так и надо. Похоже, на престиж дома и его обитателей местным детишкам глубоко наплевать.
— Пуховик расстегни, Коля, — посоветовал Максимов. — Жарко, и форму не видно.
— Может, еще и ствол достать? — ощерился Завадский. Но «молнией» противно скрипнул. — Куда едем, Константин?
— Некий Бурмин Александр Сергеевич. Тридцать первая квартира. Восемнадцать лет, студент. Филиал… чего-то московского, не помню. Платное обучение.
— Экономики, культуры и нравов, — пошутил Завадский. — Выходи, Константин, станция. Я буду «тупой прапор». А ты…
— Майор? — ухмыльнулся Максимов.
— Да хоть маршал. Выметайся.
Двери лифта открывались почти автоматически. На площадке грохотала музыка, смикшированная при активном содействии отбойного молотка.
Завадский с любопытством приложил ухо к нужной двери, испуганно отдернул, когда к реву отбойного молотка присоединилась дурная выпь. Поковырял ушную раковину.
— Ни хрена себе… Звони, Константин, расслабляется твой отрок.
После третьего звонка загремели стальные запоры, распахнулась дверь, и кудрявый юноша в гавайских трусах храбро начал:
— Какого хре… — разглядел под носом форму, но по инерции завершил, — …на?..
— Уголовный розыск. — Завадский водрузил парню под нос удостоверение и, тесня в глубь просторной прихожей, продолжал беседу: — Бурмин Александр Сергеевич?
— Чё? — соорудил несчастную физиономию отрок.
— Музыку приглушите, молодой человек, — мягко посоветовал Завадский.
— Чё? — не понял отрок, натыкаясь на косяк из красного дерева. То ли и впрямь не слышал (под такой грохот — пулемет не услышишь), то ли соображал о предпочтении той или иной линии поведения.
— Музыку выруби, Пушкин недоделанный!!! — заорал Завадский, толкнул юношу в сторону источника звука. Пацан влетел в комнату. Максимов недовольно поморщился, обращая взор к потолочным панелям. Надо же так расписать — будто храм католический. В комнате между тем что-то стукнуло, брякнуло, упало, видимо, на диван, протестующе взвизгнуло, щелчок, и оркестр заткнулся.
Он выждал пару минут, давая «тупому прапору» сотворить задел. Потом вошел в просторную «детскую», изрядно нервничая. Понятно, что родителей дома нет — кто такой концерт выдержит? — но не легче. Парень явно неуравновешен, с закидонами — он эту публику по глазам определяет (психических заболеваний нет — просто дурак). Упрется отрок, накатают с предками жалобу — у Завадского будут неприятности, а у Максимова — в квадрате.
Но бывший коллега, невзирая на «определенные» недостатки, дело знал. Развалившись в потертом кожаном кресле, капитан излучал иронию и доходчиво объяснял присмиревшему Бурмину А. С. сложившуюся ситуацию:
— …Дело, браток, под неусыпным контролем — если знаешь, конечно, такое слово. Нужны дополнительные неприятности? Организуем. Давай-ка быстро, четко и ни грамма вранья — на дискотеке в «Розовой черепахе» 15-го был?
Насколько складывалось впечатление, врать с три короба Бурмину причин не было. Не похож на похитителя друга. Но что-то парня напрягало — безусловно. При упоминании «Розовой черепахи» изнеженное личико как-то разом дернулось и загуляло серыми пятнами. Завадский украдкой покосился на Максимова — наблюдаешь, сыщик?
— А я помню? — пробормотал Бурмин.
— Вспомним, — хищно осклабился Завадский. — Ну-ка, что это у нас? — Потрясающий нюх у капитана: потянулся, не вставая с кресла, к хромированной этажерке, уронив парочку компактов, и вытянул из-за стопки дисков коробочку с бледно-зеленой плотной субстанцией в форме куска мела. Отрок позеленел. Забавно наблюдать за пертурбациями человеческого лица.
Завадский понюхал находку, с удовольствием облизнулся. Подмигнул напарнику.
— А ордер у вас есть? — жалобно пролепетал допрашиваемый.
— А зачем нам ордер, птенчик? Позовем соседей — они тебя не очень любят, верно? Оформим «пластилин», грамм сто пятьдесят точно будет, и двести двадцать восьмая готова — а это, чтобы ты знал, до трех. Трешник на зоне ты не вытянешь, не пыжься, но это ладно. С друзьями делился? А как же. Уже часть вторая — до семи. А если друзей потрясти — курили ведь у тебя, скажешь, нет? Получается притон, увесистая статья. Где у тебя бумага?
Завадский подскочил, освободил принтер от стопки глянцевых журналов, выдернул несколько листов и кивнул Максимову — вступайте, коллега.
— Александр Сергеевич, — мягко, но внушительно вступил Максимов, — расскажите нам о дискотеке 15 апреля в клубе «Розовая черепаха».
— А чего рассказывать? — нервно дернул плечами свидетель. — Двести за вход. Ну, прыгали. Танцы какие-никакие. Ластами стучали. За пивом бегали…
— Все за «Сибирскую корону»? — уточнил Завадский, не отрываясь от писанины. Максимову очень хотелось спросить, чего он там пишет, а главное — зачем?!
— Шаба со Стрелкой пришли часов в девять… Или в десять. Не помню. Мы как раз из-за стола встали — размяться на скачке… — Бурмин перехватил взгляд Максимова, уточнил: — Димка Шабалин и Светка… как ее?.. Стрельченко. Потряслись, пару миксеров выдули, потрепались… — Странное дело, уловив, что «гостей» интересует только пропащий, отрок как-то воспрянул духом: — Шаба матюкался на препода по начерталке — тройбан поставил ни за что… Стрелка поддакивала — ей тоже просто так трояк вкатили.
— Ссорились с кем?
— Да как бы ни с кем…
— Вспоминай, склерозник! — зарычал Завадский. Пацан мгновенно съежился.
— С Фигой немного поцапались… Так, мелочовка, Фига к Светке с какого-то перепоя полез, оскорблять начал… он баб вообще с трудом воспринимает… а Димка вступился, трясти его начал…
— Сильно трясти?
— Да ничего так, качественно. Фига вообще в другой тусовке вертится, а в этот вечер не иначе заплутал… Димка в ухо ему врезал, тот крыльями затряс, выражаться начал, Димка и врезал ему в другое…
— Фамилия?
— Чья? — вздрогнул отрок.
— Фиги твоей, тормоз! — Завадский умудрялся кричать, не отрываясь от писанины. Сложное искусство — за год не освоить.
— Кукин, — пожал плечами Бурмин, — Алексей Кукин… Повякал и ушел от нас — обсыхать. Его Стрелка — после того, как Шаба порезвился, — пепси-колой окатила…
— Ушли вместе? Шабалин и Стрельченко?
— Вместе, — приободрился Бурмин, — точно вместе, зуб даю. Да многие видели, как они уходили, — чего вы, мужики, не верите, что ли?
— Когда?
— В одиннадцать их точно не было, наши все за столом сидели.
— Адрес Стрельченко?
— Да не знаю я, где она живет… С Димкой в одной группе учится…
Максимов не настаивал — адрес Кукина в кармане, мать пропавшего дала телефон, а Стрельченко — Екатерина найдет.
— А теперь думай, дружок, — вкрадчиво сказал Завадский. — Куда он мог пропасть и зачем?
— Да не знаю я, — развел руками Бурмин. — Честное слово, мужики, не знаю. Мать его задергала, народ, а народ — без понятия. Найдется Димка, куда он денется?
— Долги, разборки, завис где-нибудь? — долбил в одну точку Завадский.
Бесполезно. Создавалось удручающее впечатление, что касательно пропажи товарища Бурмин не врет и искренне недоумевает. Напрягает парня другое, но другое Максимова не касалось никоим образом. Получив еще несколько малозначащих наводок, Максимов переглянулся с капитаном — больше спрашивать не о чем. Завадский с серьезным видом пересчитал исписанные листы и протянул юнцу.
— Напиши: «С моих слов записано верно, мною прочитано». И распишись.
— А я читал? — приободрился отрок.
— Так читай!
Бурмин знакомился с сочинением долго и старательно. Прочитав, поднял перепуганные глаза.
— Я не буду это подписывать…
— А и не надо, — покладисто согласился капитан. — Одевайся, дружище. Поедем в отдел. Там тебя оформим — по закону, как положено. Заодно от музыки отдохнешь, а предки — от тебя.
— Не имеете права! — На глазах прожигателя жизни образовались слезинки.
— А это что? — Капитан тряхнул коробкой с «пластилином». — Не хочешь по-хорошему, давай по-плохому. Нам, в сущности, безразлично. Зовем соседей, да хоть прохожих с улицы. Хорошенько обыщем квартиру… Гм.
— А если подпишу? — зарядил торговлю отрок.
— Отделаешься коротким испугом, — вставил Максимов. — До следующего попадания. Но это уже твои собственные проблемы.
— Да пиши уж! — потерял терпение Завадский. — И расписку: «В моей квартире по адресу такому-то изъята масса растительного происхождения…»
— Отлично ты его на «пластилин» раскрутил, — смеялся Максимов, огибая помпезные иномарки, выстроившиеся у торгового центра «Флагман». Непростое занятие — в центре города вырваться на просторы.
— Чепуха ничтожная, — отмахнулся капитан. — Вот если бы я гранатомет нашел… Тогда, под операцию, весь в белом. Начальство зависает, коллеги чернеют от зависти. А теперь — хоть сам кури этот «пластилин», его даже в ОБНОНе не возьмут — где акт изъятия, где понятые?.. Следующий кто? Кукин?
— Так точно, — кивнул Максимов.
— Тоже из «деток»?
— Не совсем. Одинокий гениальный компьютерщик. Родители с немалым весом, но обитают в соседнем Кузбассе. Сыночек делает вид, будто самостоятельно встает на ноги.
Зачем Завадскому понадобился протокол, из которого любой выпускник юридического махом слепит «превышение работником полиции служебного положения», Максимов не спрашивал — догадался. Напуганный юнец при случае снабдит информацией — а в их тусовках знают многое, а главное, язык за зубами держать не научились. Проще говоря, будет стучать, как пионерский барабан.
На повороте от ЦУМа Максимов рванул на желтый — опять человек с палкой! Упитанный старшина жезлом скомандовал прижаться к обочине. По этой стороне магистрали и гаишники другие. Вооружены короткоствольными автоматами — и Максимов не в первый уж раз ощутил досаду: какой мудрец додумался вооружать дорожную службу как на Кавказе, где большинство из них успело побывать? (Но там понятно — злые горы, мирно воюющие горцы…) Не дай бог случится повод — начнет палить…
Пришлось притормозить у обочины.
— Отлично водишь, Максимов, — разозлился Завадский. — Ладно, сиди, не отсвечивай.
Чертыхаясь сквозь зубы, Завадский удалился. Не узнал рыбак рыбака. Пара минут беседы, и старшина потерял интерес, погнался за более доступной жертвой. Но в машину Завадский не спешил, узрел неподалеку что-то интересное, призывно махнул: «За мной» — и двинул к обшитому ярким сайдингом крупнейшему в городе рассаднику сотовых телефонов. Под витриной уже наблюдалась немаленькая толпа — преимущественно из мужчин от семи до семидесяти. Гам, хихиканье. Что за цирк?
А за витриной творилось… Черт знает что. Пятеро парней с сосредоточенными лицами (явно позаимствованные администрацией в ближайшем мужском стрип-баре) медленно раздевали группу аппетитных девушек. Профессионалок набрать не успели: одна пыталась засмущаться, съежилась, но подоспевшая дама с бейджиком быстро объяснила скромнице, что стеснительность — это не то, что сегодня требуется женщине. Нечего вырываться из синхронности. Один из парней, обозрев распахнувшуюся красоту, уже макал кисточку в ведерко. Двум красавицам мужские пары не достались — обходились собственными усилиями. Живописец делал первые наброски…
Максимов пихнул восхищенного капитана в плечо.
— Публичные действия сексуального характера. Весомая статья. Поехали, капитан, засмотрелся. Рекламная акция. К телам все равно не пустят — там свои пастухи.
— Нет, ну какой натюр… — расстроенно бухтел Завадский, тащась за Максимовым в машину. — Развели порнографию средь белого дня. Совсем стыд потеряли!
— Да брось ты, — цитировал Максимов. — Стыд бывает у мужчин. У женщин — только обычаи.
Екатерина ангельским голоском доложила, что найти Светлану Стрельченко не представляется возможным — девочка прочно ушла на дно. В институт не приходит, родители таинственными голосами заявляют, что дома ее нет, и когда будет — неизвестно. Но существует определенная вероятность, что девушка появится в институте завтра — ответственная лабораторная работа по термодинамике. Пропускать нельзя, замучаешься пересдавать. Время занятий — прилагается.
— Хорошо, Катюша, — поразмыслив, сказал Максимов. — Оставляй это дурное дело. Завтра сам съезжу. Дуй в офис, и до конца работы — из агентства ни ногой.
Поплутав по дворам, прилегающим к проспекту, с трудом отыскали нужный дом. Визит к Алексею Кукину, веб-дизайнеру и студенту филиала Уральского юридического института, не затянулся. Отворил прилизанный молодой человек в лосинах — печальное будущее многострадальной российской юриспруденции. При виде форменных штанов и пронзительных глаз, как и водится, испугался, отступил в квартиру.
— Приглашаешь? — ухмыльнулся Завадский.
— Ваши документы! — визгливо потребовал Кукин. Завадский расхохотался, моментально создав неформальную дружескую атмосферу. Проживало очередное чудо в крохотной однокомнатной квартирке на шестом этаже. Из мебели — холодильник, бессмертная плитка на две спирали образца шестидесятых, музыкальный центр, компьютер-принтер-вай-фай. На стенах плакаты с изображением Шварценеггера в набедренной повязке, Ван Дамма в плавках, Дольфа Лундгрена в шортах и неизвестного культуриста в фиговом листке. Скучали покрытые пылью гантели. Хозяин квартиры нервничал и грубил по непонятной причине. «Вы что, молодой человек, в гусарах изволили служить?» — брезгливый кивок на лосины. Молодого человека яростно тошнило от вида полицейского. «Не служил и не собираюсь. Армия — не место для нормального человека». — «А кто сказал тебе, что ты нормальный?» Небольшая, но яростная дискуссия. Фига грозил юридическими познаниями, неясной ориентации «общественными клубами» и знакомыми адвокатами. Завадский, потеряв терпение, популярно разъяснял, что свяжется с военкоматом, которому на все вышеперечисленное радостно наплевать, Кукин, икнув, сбавил тон, и стороны пришли к консенсусу.
— Рыльце у тебя в пушку, и от ментов ты готов бегать, как фашист от «катюши», — сделал ценное наблюдение Завадский. — Молись, голубок, что сегодня мы пришли по другому поводу. Итак, пятнадцатое число, клуб «Розовая черепаха». Отдыхающий по кликухе Фига. Не старайся нас уговорить, что целый сонм бездельников общался с твоим призраком.
Да, признался снисходительно Фига, почтил он сей захудалый скачок своим присутствием. В стельку не напивался, «французского ерша» с «отверткой» не мешал. Пришел с приятелем, но быстро с ним поссорился и остался в тоскливом одиночестве. Прицепился к компании, нашло «затмение» — а что такого, если тоска гложет? К Стрельченко почти не приставал, просто «вел себя галантно». Зато Шабалин повел себя «как последний хам» («Противный», — ухмыльнулся Завадский). А Кукин, будучи человеком до мозга костей интеллигентным, не стал устраивать потасовку в общественном месте.
— Возле клуба подкараулил? — ядовито осведомился Завадский.
— Я прошу вас! — умоляюще воскликнул Фига. — Посмотрите на меня внимательно — я похож на драчуна?
Максимов брезгливо поморщился. Смотреть на фигуранта внимательно было так же неприятно, как на собственное отражение после праздника. Нет, не отличается Фига злопамятностью (хотя на память не жалуется) и на Светку Стрельченко, окатившую его пепси-колой, зла не держит. Почти. По завершении инцидента мирно пристроился к компании со знакомыми ребятами, выпили немного «Абсентера». В какую сторону и когда парочка подалась, не знает и знать не намерен.
— Усвоено, — кивнул Завадский. — Обсудим предложение, дружок? Сейчас мы тебя доставляем в отделение — там как раз скукотища — и в отсутствие адвоката продолжаем беседу…
— Подождите, — вспомнил Фига. — В 10.40 их уже точно не было. Мы как раз за столом сидели — Толя Курёха и говорит: а где Шаба со Стрелкой? Тут Спица подходит и сообщает, что Шаба уволок Стрелку из клуба — ее развезло — дескать, самая кондиция для этого самого… ну, вы понимаете… — Фига представил безобразный секс с женщиной и сделал глотательное движение.
— Адреса, телефоны, — потребовал Завадский. — Всех, кто сможет подтвердить, что не позднее 22.40 Шабалин со Стрельченко покинули заведение. Бери бумагу и пиши — не будем мы запоминать твой лепет…
— Этого мало, — напомнил Максимов. — Давай нам всех, у кого мог зависнуть Шабалин.
— Да у любого! — вспыхнул Фига. — Я же не учусь с ним, откуда мне знать, у кого мог зависнуть ваш пропащий! У Стрелки лучше спросите… Но не мог он зависнуть на три дня, поймите — не бывает такого…
В том-то и беда.
Вооруженные списком «на восемь персон», в половине третьего Завадский с Максимовым покинули запуганного дизайнера. Максимов тут же отзвонился сотрудникам — поставив перед каждым задачу и срок ее реализации.
— Наблюдается обыкновенная мистика, Максимов, — разглагольствовал Завадский, с удобством развалившись на переднем сиденье. — Слушай, а почему у тебя в машине так чисто? Плюнуть некуда. Даже в бардачке порядок! Ты не русский, что ли?.. О чем это я?
— Про мистику, — напомнил Максимов.
— Точно. — Завадский опустил стекло и плюнул за борт. — Оба типа крайне подозрительные. От ментов их трясет почти буквально. И грешков за ними — больше некуда. Пробью обоих — не поленюсь. Может, старые дела всплывут? Но заявляю тебе со всей ответственностью: в деле пропажи Шабалина эти двое — ни одним боком. Невиновны. К сожалению. Уж поверь моей интуиции.
— Моя интуиция не собирается спорить с твоей, — пробормотал Максимов. — Ладно, Коля, программу, кажется, выполнили. Благодарю за содействие. Куда везем твое сиятельное тело? В управление?
— Давай, — разрешил Завадский. — Отчитаться надо — по проделанным бомжам.
Капитан заявился тем же вечером — выпивать обещанный коньяк. Недобрый, взъерошенный. Маринка, изумленно ворча: «И кого только не заносит в этот дом…», ушилась на кухню — резать семгу. Максимов зарылся в хрусталь, а Завадский, осмотрев все углы, потащился в кресло.
— Представляешь, какие дурни, Константин, зла уже не хватает…
Представлять не хотелось вообще ничего, к тому же добротный коньяк уже перекочевал из бара в ладонь, но Завадского несло — накопилось за тяжелый день.
— Бесперспективный, видите ли, улов! Рыбак несчастный!
Очевидно, речь велась о начальнике районного управления — хмуром и тяжеловесном подполковнике Грибове. Предшественник последнего майор Лазаренко — собирательный образ народных сказок и частушек — был обвинен в разведении «оборотней» и скоропостижно отправлен на пенсию. По слухам, обитает нынче в Подмосковье — в собственном домике. Представленный ему на замену ничем выдающимся пока себя не проявил, но заслуженное раздражение в рядах подчиненных уже зрело.
Не болтайся по квартире Маринка, Завадский выразился бы конкретнее и доходчивее.
— Не раскрыты потенциальные базы подготовки терактов! Не выявлены каналы возможной доставки взрывчатки и исполнителей! Где он слов таких набрался, грамотей? — Завадский глубоко вздохнул, как-то смяк и подытожил: — Привычно, как снег в Сибири.
— Поднимай. — Максимов взялся за стопку. — Вы не в Израиле живете, юноша. Громить базы террористов по капризу начальства умеет только МОССАД — и то, понятно, не по месту жительства сотрудников.
— Ладно, ну их в баню, этих замполитов. Будь здоров, Максимов… Шайку твою, извини, не пробил, некогда было, полеты разбирали. Завтра с утра — обязательно. Если новый форс-мажор не всплывет. Проверишь адреса, что нам дали, — тогда и поговорим конструктивно.
— Адреса уже проверяют. — Максимов посмотрел на часы. Доклада от сотрудников не поступало. В половине шестого звонил Лохматов — уверял, что работает в поте лица, не щадя ступней и подмышек, но голосок у него звучал как-то сонно.
— Полагаешь, позвонят? — Завадский прочно обосновался в кресле. Уж этот тип, окажись он по щучьему велению частным сыщиком, ни за что бы не позвонил.
— Обязательно позвонят. — Максимов подумал и добавил: — Хотя кто их знает.
— Хорошо, давай ждать. Накапай. Спасибо, девочка, рыбка у тебя просто нектар… Максимов, ты где таких дочерей разводишь? — Маринка смущенно зарделась. — Думай, Максимов, что у нас есть? Мать у парня не бедна, отчим тоже. Но не миллионеры, даже в рублях, при похищении позвонили бы, самое позднее, на второй день, то есть шестнадцатого. Крупную сумму родичи из кармана не произведут, надо собирать, а ждать похитители не любят. Согласен?
Максимов кивнул. Версия похищения исключалась автоматически.
— Остается-то что? Подружка его. Звонили, спрашивали?
— До девчонки пока не добрались. Но вроде мать парня говорила с ней по телефону. Рассорились и разошлись в разные стороны. Завтра поговорю.
— Поговори, Максимов, поговори… — Капитан внезапно замолк.
Имеется в пьянстве что-то от мистики — сидишь вот так, читаешь по глазам мысли собеседника: «С кем-то пересекся паренек, слово за слово — а может, и молча прибили, и лежит теперь где-нибудь в подвале, отвале или по речке к Ледовитому океану плывет…»
А еще он почувствовал горячее желание рассказать капитану об утреннем инциденте — о человеке по имени Квасов с его не очень деликатным предложением. Беспокойство грызло Максимова. Та же самая обычная мистика. Убийство кандидата и пропажа парня, имеющего к политике ровно такое же отношение, какое имеет депутат к своим обещаниям. Абсолютно разные дела. Почему грызет его противное ощущение, будто есть в делах объединяющий фактор? Почему мерещится ружье, висящее на стене в начале пьесы?
Желание пооткровенничать он, к счастью (а может, на беду), преодолел, плеснул по стопкам и невольно залюбовался игрой напитка в богемском хрустале.
— Ладно, сыщик, давай за следующее за нами поколение. — Завадский покосился на стремительно взрослеющую Маринку. — Чтобы поменьше было приводов и всего такого… — выпил залпом и потянулся к пульту. — Давай-ка ящик включим — местные новости. Узнаем, что еще хорошего произошло.
Лучше бы не включал. Очередная сессия горсовета. В записи. Сверкая очками, не стесняясь кинокамер, пока еще действующий мэр орет на пришибленного начальника ГУВД:
— Вот, полюбуйтесь, целый полковник сидит, а толку! У вас под носом — десятки притонов! Наркотики продают, как хлеб и сметану! Да я бы на вашем месте завтра же вывел весь личный состав к мэрии: дайте нам законы!
Завадский многозначительно крякнул — законов и прав у полиции предостаточно. Уметь бы только ими пользоваться. Плюс желание. Поэтому вряд ли телезрители способны понять, зачем устраивать полицейский митинг у мэрии. Но предысторию знал весь город. Одновременно с президентскими, с заранее объявленным результатом, в области состоялись выборы губернатора. Против действующего боролся хозяин трех телеканалов, бизнесмен, магнат, олигарх и меценат. Что его сгубило — неправильная национальность или всенародная уверенность, что прежний уже худо-бедно решил свои материальные проблемы, а второй пока еще насытится — неизвестно, но телебизнесмен выборы во втором туре продул. Однако не успокоился. Десять дней назад один из его каналов устами телеведущей объявил, что начинает кампанию под лозунгом: «Сделаем наш город чистым!» Тут же был показан репортаж со двора обычной девятиэтажки на северо-западном жилмассиве. Из одного окна, не стесняясь, продают паленый спирт, из другого — героин, кому что нравится. Скрытая камера фиксирует диалог, в котором недвусмысленно фигурирует Вова-цыган — обладатель роскошного особняка в тамошнем частном секторе. Досталось и мэру, и губернатору, и районным властям, и полиции — ее достойные представители заглядывали во двор регулярно и уходили, как правило, довольные. Плюс подъезды в шприцах, ругающиеся женщины и грустные дети. Под занавес передачи — экскурсию обещали продолжить и не обманули. Следующий репортаж смотрелся как блокбастер.
— Вот же непруха! — воскликнул Завадский. — Не почуял! А пронесся ведь слушок, что на сессии горсовета будет разнос! Знал бы точно — прижал бы твоего Бурмина, понятых бы вызвал. Чувствовал же — проявляю несвойственный гуманизм!
— А «при случае» — это когда?
— Решай сам. Работаю до шести.
— Ладно, жди. Машину отпущу.
Неплохое прикрытие — знакомый и почти что дружественно настроенный мент. У него — права и корки, а у Максимова — только дырки в заборе, то есть в законе.
Вернулся Завадский, беззаботно насвистывая. «Уазик» обогнул просевший черный сугроб и резво выбежал на магистраль.
— Предыстория долгая?
— Садись, покурим. — Максимов выудил пачку.
Стены лифта расписали густо и узорчато. Словно так и надо. Похоже, на престиж дома и его обитателей местным детишкам глубоко наплевать.
— Пуховик расстегни, Коля, — посоветовал Максимов. — Жарко, и форму не видно.
— Может, еще и ствол достать? — ощерился Завадский. Но «молнией» противно скрипнул. — Куда едем, Константин?
— Некий Бурмин Александр Сергеевич. Тридцать первая квартира. Восемнадцать лет, студент. Филиал… чего-то московского, не помню. Платное обучение.
— Экономики, культуры и нравов, — пошутил Завадский. — Выходи, Константин, станция. Я буду «тупой прапор». А ты…
— Майор? — ухмыльнулся Максимов.
— Да хоть маршал. Выметайся.
Двери лифта открывались почти автоматически. На площадке грохотала музыка, смикшированная при активном содействии отбойного молотка.
Завадский с любопытством приложил ухо к нужной двери, испуганно отдернул, когда к реву отбойного молотка присоединилась дурная выпь. Поковырял ушную раковину.
— Ни хрена себе… Звони, Константин, расслабляется твой отрок.
После третьего звонка загремели стальные запоры, распахнулась дверь, и кудрявый юноша в гавайских трусах храбро начал:
— Какого хре… — разглядел под носом форму, но по инерции завершил, — …на?..
— Уголовный розыск. — Завадский водрузил парню под нос удостоверение и, тесня в глубь просторной прихожей, продолжал беседу: — Бурмин Александр Сергеевич?
— Чё? — соорудил несчастную физиономию отрок.
— Музыку приглушите, молодой человек, — мягко посоветовал Завадский.
— Чё? — не понял отрок, натыкаясь на косяк из красного дерева. То ли и впрямь не слышал (под такой грохот — пулемет не услышишь), то ли соображал о предпочтении той или иной линии поведения.
— Музыку выруби, Пушкин недоделанный!!! — заорал Завадский, толкнул юношу в сторону источника звука. Пацан влетел в комнату. Максимов недовольно поморщился, обращая взор к потолочным панелям. Надо же так расписать — будто храм католический. В комнате между тем что-то стукнуло, брякнуло, упало, видимо, на диван, протестующе взвизгнуло, щелчок, и оркестр заткнулся.
Он выждал пару минут, давая «тупому прапору» сотворить задел. Потом вошел в просторную «детскую», изрядно нервничая. Понятно, что родителей дома нет — кто такой концерт выдержит? — но не легче. Парень явно неуравновешен, с закидонами — он эту публику по глазам определяет (психических заболеваний нет — просто дурак). Упрется отрок, накатают с предками жалобу — у Завадского будут неприятности, а у Максимова — в квадрате.
Но бывший коллега, невзирая на «определенные» недостатки, дело знал. Развалившись в потертом кожаном кресле, капитан излучал иронию и доходчиво объяснял присмиревшему Бурмину А. С. сложившуюся ситуацию:
— …Дело, браток, под неусыпным контролем — если знаешь, конечно, такое слово. Нужны дополнительные неприятности? Организуем. Давай-ка быстро, четко и ни грамма вранья — на дискотеке в «Розовой черепахе» 15-го был?
Насколько складывалось впечатление, врать с три короба Бурмину причин не было. Не похож на похитителя друга. Но что-то парня напрягало — безусловно. При упоминании «Розовой черепахи» изнеженное личико как-то разом дернулось и загуляло серыми пятнами. Завадский украдкой покосился на Максимова — наблюдаешь, сыщик?
— А я помню? — пробормотал Бурмин.
— Вспомним, — хищно осклабился Завадский. — Ну-ка, что это у нас? — Потрясающий нюх у капитана: потянулся, не вставая с кресла, к хромированной этажерке, уронив парочку компактов, и вытянул из-за стопки дисков коробочку с бледно-зеленой плотной субстанцией в форме куска мела. Отрок позеленел. Забавно наблюдать за пертурбациями человеческого лица.
Завадский понюхал находку, с удовольствием облизнулся. Подмигнул напарнику.
— А ордер у вас есть? — жалобно пролепетал допрашиваемый.
— А зачем нам ордер, птенчик? Позовем соседей — они тебя не очень любят, верно? Оформим «пластилин», грамм сто пятьдесят точно будет, и двести двадцать восьмая готова — а это, чтобы ты знал, до трех. Трешник на зоне ты не вытянешь, не пыжься, но это ладно. С друзьями делился? А как же. Уже часть вторая — до семи. А если друзей потрясти — курили ведь у тебя, скажешь, нет? Получается притон, увесистая статья. Где у тебя бумага?
Завадский подскочил, освободил принтер от стопки глянцевых журналов, выдернул несколько листов и кивнул Максимову — вступайте, коллега.
— Александр Сергеевич, — мягко, но внушительно вступил Максимов, — расскажите нам о дискотеке 15 апреля в клубе «Розовая черепаха».
— А чего рассказывать? — нервно дернул плечами свидетель. — Двести за вход. Ну, прыгали. Танцы какие-никакие. Ластами стучали. За пивом бегали…
— Все за «Сибирскую корону»? — уточнил Завадский, не отрываясь от писанины. Максимову очень хотелось спросить, чего он там пишет, а главное — зачем?!
— Шаба со Стрелкой пришли часов в девять… Или в десять. Не помню. Мы как раз из-за стола встали — размяться на скачке… — Бурмин перехватил взгляд Максимова, уточнил: — Димка Шабалин и Светка… как ее?.. Стрельченко. Потряслись, пару миксеров выдули, потрепались… — Странное дело, уловив, что «гостей» интересует только пропащий, отрок как-то воспрянул духом: — Шаба матюкался на препода по начерталке — тройбан поставил ни за что… Стрелка поддакивала — ей тоже просто так трояк вкатили.
— Ссорились с кем?
— Да как бы ни с кем…
— Вспоминай, склерозник! — зарычал Завадский. Пацан мгновенно съежился.
— С Фигой немного поцапались… Так, мелочовка, Фига к Светке с какого-то перепоя полез, оскорблять начал… он баб вообще с трудом воспринимает… а Димка вступился, трясти его начал…
— Сильно трясти?
— Да ничего так, качественно. Фига вообще в другой тусовке вертится, а в этот вечер не иначе заплутал… Димка в ухо ему врезал, тот крыльями затряс, выражаться начал, Димка и врезал ему в другое…
— Фамилия?
— Чья? — вздрогнул отрок.
— Фиги твоей, тормоз! — Завадский умудрялся кричать, не отрываясь от писанины. Сложное искусство — за год не освоить.
— Кукин, — пожал плечами Бурмин, — Алексей Кукин… Повякал и ушел от нас — обсыхать. Его Стрелка — после того, как Шаба порезвился, — пепси-колой окатила…
— Ушли вместе? Шабалин и Стрельченко?
— Вместе, — приободрился Бурмин, — точно вместе, зуб даю. Да многие видели, как они уходили, — чего вы, мужики, не верите, что ли?
— Когда?
— В одиннадцать их точно не было, наши все за столом сидели.
— Адрес Стрельченко?
— Да не знаю я, где она живет… С Димкой в одной группе учится…
Максимов не настаивал — адрес Кукина в кармане, мать пропавшего дала телефон, а Стрельченко — Екатерина найдет.
— А теперь думай, дружок, — вкрадчиво сказал Завадский. — Куда он мог пропасть и зачем?
— Да не знаю я, — развел руками Бурмин. — Честное слово, мужики, не знаю. Мать его задергала, народ, а народ — без понятия. Найдется Димка, куда он денется?
— Долги, разборки, завис где-нибудь? — долбил в одну точку Завадский.
Бесполезно. Создавалось удручающее впечатление, что касательно пропажи товарища Бурмин не врет и искренне недоумевает. Напрягает парня другое, но другое Максимова не касалось никоим образом. Получив еще несколько малозначащих наводок, Максимов переглянулся с капитаном — больше спрашивать не о чем. Завадский с серьезным видом пересчитал исписанные листы и протянул юнцу.
— Напиши: «С моих слов записано верно, мною прочитано». И распишись.
— А я читал? — приободрился отрок.
— Так читай!
Бурмин знакомился с сочинением долго и старательно. Прочитав, поднял перепуганные глаза.
— Я не буду это подписывать…
— А и не надо, — покладисто согласился капитан. — Одевайся, дружище. Поедем в отдел. Там тебя оформим — по закону, как положено. Заодно от музыки отдохнешь, а предки — от тебя.
— Не имеете права! — На глазах прожигателя жизни образовались слезинки.
— А это что? — Капитан тряхнул коробкой с «пластилином». — Не хочешь по-хорошему, давай по-плохому. Нам, в сущности, безразлично. Зовем соседей, да хоть прохожих с улицы. Хорошенько обыщем квартиру… Гм.
— А если подпишу? — зарядил торговлю отрок.
— Отделаешься коротким испугом, — вставил Максимов. — До следующего попадания. Но это уже твои собственные проблемы.
— Да пиши уж! — потерял терпение Завадский. — И расписку: «В моей квартире по адресу такому-то изъята масса растительного происхождения…»
— Отлично ты его на «пластилин» раскрутил, — смеялся Максимов, огибая помпезные иномарки, выстроившиеся у торгового центра «Флагман». Непростое занятие — в центре города вырваться на просторы.
— Чепуха ничтожная, — отмахнулся капитан. — Вот если бы я гранатомет нашел… Тогда, под операцию, весь в белом. Начальство зависает, коллеги чернеют от зависти. А теперь — хоть сам кури этот «пластилин», его даже в ОБНОНе не возьмут — где акт изъятия, где понятые?.. Следующий кто? Кукин?
— Так точно, — кивнул Максимов.
— Тоже из «деток»?
— Не совсем. Одинокий гениальный компьютерщик. Родители с немалым весом, но обитают в соседнем Кузбассе. Сыночек делает вид, будто самостоятельно встает на ноги.
Зачем Завадскому понадобился протокол, из которого любой выпускник юридического махом слепит «превышение работником полиции служебного положения», Максимов не спрашивал — догадался. Напуганный юнец при случае снабдит информацией — а в их тусовках знают многое, а главное, язык за зубами держать не научились. Проще говоря, будет стучать, как пионерский барабан.
На повороте от ЦУМа Максимов рванул на желтый — опять человек с палкой! Упитанный старшина жезлом скомандовал прижаться к обочине. По этой стороне магистрали и гаишники другие. Вооружены короткоствольными автоматами — и Максимов не в первый уж раз ощутил досаду: какой мудрец додумался вооружать дорожную службу как на Кавказе, где большинство из них успело побывать? (Но там понятно — злые горы, мирно воюющие горцы…) Не дай бог случится повод — начнет палить…
Пришлось притормозить у обочины.
— Отлично водишь, Максимов, — разозлился Завадский. — Ладно, сиди, не отсвечивай.
Чертыхаясь сквозь зубы, Завадский удалился. Не узнал рыбак рыбака. Пара минут беседы, и старшина потерял интерес, погнался за более доступной жертвой. Но в машину Завадский не спешил, узрел неподалеку что-то интересное, призывно махнул: «За мной» — и двинул к обшитому ярким сайдингом крупнейшему в городе рассаднику сотовых телефонов. Под витриной уже наблюдалась немаленькая толпа — преимущественно из мужчин от семи до семидесяти. Гам, хихиканье. Что за цирк?
А за витриной творилось… Черт знает что. Пятеро парней с сосредоточенными лицами (явно позаимствованные администрацией в ближайшем мужском стрип-баре) медленно раздевали группу аппетитных девушек. Профессионалок набрать не успели: одна пыталась засмущаться, съежилась, но подоспевшая дама с бейджиком быстро объяснила скромнице, что стеснительность — это не то, что сегодня требуется женщине. Нечего вырываться из синхронности. Один из парней, обозрев распахнувшуюся красоту, уже макал кисточку в ведерко. Двум красавицам мужские пары не достались — обходились собственными усилиями. Живописец делал первые наброски…
Максимов пихнул восхищенного капитана в плечо.
— Публичные действия сексуального характера. Весомая статья. Поехали, капитан, засмотрелся. Рекламная акция. К телам все равно не пустят — там свои пастухи.
— Нет, ну какой натюр… — расстроенно бухтел Завадский, тащась за Максимовым в машину. — Развели порнографию средь белого дня. Совсем стыд потеряли!
— Да брось ты, — цитировал Максимов. — Стыд бывает у мужчин. У женщин — только обычаи.
Екатерина ангельским голоском доложила, что найти Светлану Стрельченко не представляется возможным — девочка прочно ушла на дно. В институт не приходит, родители таинственными голосами заявляют, что дома ее нет, и когда будет — неизвестно. Но существует определенная вероятность, что девушка появится в институте завтра — ответственная лабораторная работа по термодинамике. Пропускать нельзя, замучаешься пересдавать. Время занятий — прилагается.
— Хорошо, Катюша, — поразмыслив, сказал Максимов. — Оставляй это дурное дело. Завтра сам съезжу. Дуй в офис, и до конца работы — из агентства ни ногой.
Поплутав по дворам, прилегающим к проспекту, с трудом отыскали нужный дом. Визит к Алексею Кукину, веб-дизайнеру и студенту филиала Уральского юридического института, не затянулся. Отворил прилизанный молодой человек в лосинах — печальное будущее многострадальной российской юриспруденции. При виде форменных штанов и пронзительных глаз, как и водится, испугался, отступил в квартиру.
— Приглашаешь? — ухмыльнулся Завадский.
— Ваши документы! — визгливо потребовал Кукин. Завадский расхохотался, моментально создав неформальную дружескую атмосферу. Проживало очередное чудо в крохотной однокомнатной квартирке на шестом этаже. Из мебели — холодильник, бессмертная плитка на две спирали образца шестидесятых, музыкальный центр, компьютер-принтер-вай-фай. На стенах плакаты с изображением Шварценеггера в набедренной повязке, Ван Дамма в плавках, Дольфа Лундгрена в шортах и неизвестного культуриста в фиговом листке. Скучали покрытые пылью гантели. Хозяин квартиры нервничал и грубил по непонятной причине. «Вы что, молодой человек, в гусарах изволили служить?» — брезгливый кивок на лосины. Молодого человека яростно тошнило от вида полицейского. «Не служил и не собираюсь. Армия — не место для нормального человека». — «А кто сказал тебе, что ты нормальный?» Небольшая, но яростная дискуссия. Фига грозил юридическими познаниями, неясной ориентации «общественными клубами» и знакомыми адвокатами. Завадский, потеряв терпение, популярно разъяснял, что свяжется с военкоматом, которому на все вышеперечисленное радостно наплевать, Кукин, икнув, сбавил тон, и стороны пришли к консенсусу.
— Рыльце у тебя в пушку, и от ментов ты готов бегать, как фашист от «катюши», — сделал ценное наблюдение Завадский. — Молись, голубок, что сегодня мы пришли по другому поводу. Итак, пятнадцатое число, клуб «Розовая черепаха». Отдыхающий по кликухе Фига. Не старайся нас уговорить, что целый сонм бездельников общался с твоим призраком.
Да, признался снисходительно Фига, почтил он сей захудалый скачок своим присутствием. В стельку не напивался, «французского ерша» с «отверткой» не мешал. Пришел с приятелем, но быстро с ним поссорился и остался в тоскливом одиночестве. Прицепился к компании, нашло «затмение» — а что такого, если тоска гложет? К Стрельченко почти не приставал, просто «вел себя галантно». Зато Шабалин повел себя «как последний хам» («Противный», — ухмыльнулся Завадский). А Кукин, будучи человеком до мозга костей интеллигентным, не стал устраивать потасовку в общественном месте.
— Возле клуба подкараулил? — ядовито осведомился Завадский.
— Я прошу вас! — умоляюще воскликнул Фига. — Посмотрите на меня внимательно — я похож на драчуна?
Максимов брезгливо поморщился. Смотреть на фигуранта внимательно было так же неприятно, как на собственное отражение после праздника. Нет, не отличается Фига злопамятностью (хотя на память не жалуется) и на Светку Стрельченко, окатившую его пепси-колой, зла не держит. Почти. По завершении инцидента мирно пристроился к компании со знакомыми ребятами, выпили немного «Абсентера». В какую сторону и когда парочка подалась, не знает и знать не намерен.
— Усвоено, — кивнул Завадский. — Обсудим предложение, дружок? Сейчас мы тебя доставляем в отделение — там как раз скукотища — и в отсутствие адвоката продолжаем беседу…
— Подождите, — вспомнил Фига. — В 10.40 их уже точно не было. Мы как раз за столом сидели — Толя Курёха и говорит: а где Шаба со Стрелкой? Тут Спица подходит и сообщает, что Шаба уволок Стрелку из клуба — ее развезло — дескать, самая кондиция для этого самого… ну, вы понимаете… — Фига представил безобразный секс с женщиной и сделал глотательное движение.
— Адреса, телефоны, — потребовал Завадский. — Всех, кто сможет подтвердить, что не позднее 22.40 Шабалин со Стрельченко покинули заведение. Бери бумагу и пиши — не будем мы запоминать твой лепет…
— Этого мало, — напомнил Максимов. — Давай нам всех, у кого мог зависнуть Шабалин.
— Да у любого! — вспыхнул Фига. — Я же не учусь с ним, откуда мне знать, у кого мог зависнуть ваш пропащий! У Стрелки лучше спросите… Но не мог он зависнуть на три дня, поймите — не бывает такого…
В том-то и беда.
Вооруженные списком «на восемь персон», в половине третьего Завадский с Максимовым покинули запуганного дизайнера. Максимов тут же отзвонился сотрудникам — поставив перед каждым задачу и срок ее реализации.
— Наблюдается обыкновенная мистика, Максимов, — разглагольствовал Завадский, с удобством развалившись на переднем сиденье. — Слушай, а почему у тебя в машине так чисто? Плюнуть некуда. Даже в бардачке порядок! Ты не русский, что ли?.. О чем это я?
— Про мистику, — напомнил Максимов.
— Точно. — Завадский опустил стекло и плюнул за борт. — Оба типа крайне подозрительные. От ментов их трясет почти буквально. И грешков за ними — больше некуда. Пробью обоих — не поленюсь. Может, старые дела всплывут? Но заявляю тебе со всей ответственностью: в деле пропажи Шабалина эти двое — ни одним боком. Невиновны. К сожалению. Уж поверь моей интуиции.
— Моя интуиция не собирается спорить с твоей, — пробормотал Максимов. — Ладно, Коля, программу, кажется, выполнили. Благодарю за содействие. Куда везем твое сиятельное тело? В управление?
— Давай, — разрешил Завадский. — Отчитаться надо — по проделанным бомжам.
Капитан заявился тем же вечером — выпивать обещанный коньяк. Недобрый, взъерошенный. Маринка, изумленно ворча: «И кого только не заносит в этот дом…», ушилась на кухню — резать семгу. Максимов зарылся в хрусталь, а Завадский, осмотрев все углы, потащился в кресло.
— Представляешь, какие дурни, Константин, зла уже не хватает…
Представлять не хотелось вообще ничего, к тому же добротный коньяк уже перекочевал из бара в ладонь, но Завадского несло — накопилось за тяжелый день.
— Бесперспективный, видите ли, улов! Рыбак несчастный!
Очевидно, речь велась о начальнике районного управления — хмуром и тяжеловесном подполковнике Грибове. Предшественник последнего майор Лазаренко — собирательный образ народных сказок и частушек — был обвинен в разведении «оборотней» и скоропостижно отправлен на пенсию. По слухам, обитает нынче в Подмосковье — в собственном домике. Представленный ему на замену ничем выдающимся пока себя не проявил, но заслуженное раздражение в рядах подчиненных уже зрело.
Не болтайся по квартире Маринка, Завадский выразился бы конкретнее и доходчивее.
— Не раскрыты потенциальные базы подготовки терактов! Не выявлены каналы возможной доставки взрывчатки и исполнителей! Где он слов таких набрался, грамотей? — Завадский глубоко вздохнул, как-то смяк и подытожил: — Привычно, как снег в Сибири.
— Поднимай. — Максимов взялся за стопку. — Вы не в Израиле живете, юноша. Громить базы террористов по капризу начальства умеет только МОССАД — и то, понятно, не по месту жительства сотрудников.
— Ладно, ну их в баню, этих замполитов. Будь здоров, Максимов… Шайку твою, извини, не пробил, некогда было, полеты разбирали. Завтра с утра — обязательно. Если новый форс-мажор не всплывет. Проверишь адреса, что нам дали, — тогда и поговорим конструктивно.
— Адреса уже проверяют. — Максимов посмотрел на часы. Доклада от сотрудников не поступало. В половине шестого звонил Лохматов — уверял, что работает в поте лица, не щадя ступней и подмышек, но голосок у него звучал как-то сонно.
— Полагаешь, позвонят? — Завадский прочно обосновался в кресле. Уж этот тип, окажись он по щучьему велению частным сыщиком, ни за что бы не позвонил.
— Обязательно позвонят. — Максимов подумал и добавил: — Хотя кто их знает.
— Хорошо, давай ждать. Накапай. Спасибо, девочка, рыбка у тебя просто нектар… Максимов, ты где таких дочерей разводишь? — Маринка смущенно зарделась. — Думай, Максимов, что у нас есть? Мать у парня не бедна, отчим тоже. Но не миллионеры, даже в рублях, при похищении позвонили бы, самое позднее, на второй день, то есть шестнадцатого. Крупную сумму родичи из кармана не произведут, надо собирать, а ждать похитители не любят. Согласен?
Максимов кивнул. Версия похищения исключалась автоматически.
— Остается-то что? Подружка его. Звонили, спрашивали?
— До девчонки пока не добрались. Но вроде мать парня говорила с ней по телефону. Рассорились и разошлись в разные стороны. Завтра поговорю.
— Поговори, Максимов, поговори… — Капитан внезапно замолк.
Имеется в пьянстве что-то от мистики — сидишь вот так, читаешь по глазам мысли собеседника: «С кем-то пересекся паренек, слово за слово — а может, и молча прибили, и лежит теперь где-нибудь в подвале, отвале или по речке к Ледовитому океану плывет…»
А еще он почувствовал горячее желание рассказать капитану об утреннем инциденте — о человеке по имени Квасов с его не очень деликатным предложением. Беспокойство грызло Максимова. Та же самая обычная мистика. Убийство кандидата и пропажа парня, имеющего к политике ровно такое же отношение, какое имеет депутат к своим обещаниям. Абсолютно разные дела. Почему грызет его противное ощущение, будто есть в делах объединяющий фактор? Почему мерещится ружье, висящее на стене в начале пьесы?
Желание пооткровенничать он, к счастью (а может, на беду), преодолел, плеснул по стопкам и невольно залюбовался игрой напитка в богемском хрустале.
— Ладно, сыщик, давай за следующее за нами поколение. — Завадский покосился на стремительно взрослеющую Маринку. — Чтобы поменьше было приводов и всего такого… — выпил залпом и потянулся к пульту. — Давай-ка ящик включим — местные новости. Узнаем, что еще хорошего произошло.
Лучше бы не включал. Очередная сессия горсовета. В записи. Сверкая очками, не стесняясь кинокамер, пока еще действующий мэр орет на пришибленного начальника ГУВД:
— Вот, полюбуйтесь, целый полковник сидит, а толку! У вас под носом — десятки притонов! Наркотики продают, как хлеб и сметану! Да я бы на вашем месте завтра же вывел весь личный состав к мэрии: дайте нам законы!
Завадский многозначительно крякнул — законов и прав у полиции предостаточно. Уметь бы только ими пользоваться. Плюс желание. Поэтому вряд ли телезрители способны понять, зачем устраивать полицейский митинг у мэрии. Но предысторию знал весь город. Одновременно с президентскими, с заранее объявленным результатом, в области состоялись выборы губернатора. Против действующего боролся хозяин трех телеканалов, бизнесмен, магнат, олигарх и меценат. Что его сгубило — неправильная национальность или всенародная уверенность, что прежний уже худо-бедно решил свои материальные проблемы, а второй пока еще насытится — неизвестно, но телебизнесмен выборы во втором туре продул. Однако не успокоился. Десять дней назад один из его каналов устами телеведущей объявил, что начинает кампанию под лозунгом: «Сделаем наш город чистым!» Тут же был показан репортаж со двора обычной девятиэтажки на северо-западном жилмассиве. Из одного окна, не стесняясь, продают паленый спирт, из другого — героин, кому что нравится. Скрытая камера фиксирует диалог, в котором недвусмысленно фигурирует Вова-цыган — обладатель роскошного особняка в тамошнем частном секторе. Досталось и мэру, и губернатору, и районным властям, и полиции — ее достойные представители заглядывали во двор регулярно и уходили, как правило, довольные. Плюс подъезды в шприцах, ругающиеся женщины и грустные дети. Под занавес передачи — экскурсию обещали продолжить и не обманули. Следующий репортаж смотрелся как блокбастер.
— Вот же непруха! — воскликнул Завадский. — Не почуял! А пронесся ведь слушок, что на сессии горсовета будет разнос! Знал бы точно — прижал бы твоего Бурмина, понятых бы вызвал. Чувствовал же — проявляю несвойственный гуманизм!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента