Страница:
— Лорд Алессан. Лорд Толокамп, — Сканд тяжело дышал. — Я пришел, как только узнал, что вы хотите меня видеть. Мне кажется, я слышал барабаны. Там был код лекаря, я не ошибся? Что-то случилось?
— Чем болен Вандер?
Резкий тон вопроса заставил лекаря насторожиться. Он хмыкнул и еще раз вытер лоб платком.
— Ну, по правде сказать, я несколько затрудняюсь вам ответить. Видите ли, как это ни странно, но приготовленная мною вчера настойка сладкого корня не оказала ни малейшего эффекта. Причем доза была такая, что заставила бы как следует пропотеть даже дракона. — Сканд снова воспользовался своим платком. — Вандер жалуется на страшную головную боль, которая не имеет ничего общего с чрезмерно усердными возлияниями. Еще вчера вечером он чувствовал себя неважно, и потому вообще не пил.
— А двое других? Его конюхи?
— Они тоже больны. Оба жалуются на головные боли и какое-то безумное сердцебиение. Между прочим, и у Вандера, я забыл это сказать, я заметил нечто подобное. Вообще, я склонен лечить их сообразно этим симптомам, хотя пока что особых успехов не наблюдается. А теперь могу я узнать, что это было за сообщение?
— Мастер Капайм объявил о введении карантина.
— Карантин?! Из-за каких-то трех человек?
— Лорд Алессан, — вмешался в разговор высокий худой мужчина, одетый в голубые цвета арфиста. Он выглядел человеком, способным без лишних слов справиться с любым, самым сложным и деликатным делом.
— Я Тьеро, путешествующий арфист, — представился он. — Я могу без труда процитировать мастеру Сканду полный текст сообщения, — и подхватив лекаря под руку, арфист отвел того в сторону.
Застучали барабаны Руата, передавая сообщения дальше, северным и западным холдам, и от наполнившего воздух глухого гула на душе у Алессана стало еще беспокойнее. Тут во двор ворвался всадник, прося помощи с не желающим возвращаться крестьянином. Вслед за ним въехала повозка Макфара, и Алессан тут же поручил ему заняться размещением приехавших на Собрание людей. Одно дело — провести ночь в Зале или перехватить пару часов сна на матрасе в коридоре, и совсем другое — оказаться вынужденным провести в таких условиях несколько дней. Оставив брата вместе с Толокампом разбираться с этим вопросом, Алессан с Норманом отправились на скаковое поле осмотреть больных скакунов. — Никогда еще не видел, чтобы болезнь косила скакунов с такой быстротой, — заметила Норма. — Ума не приложу, как им помочь. Если это вообще возможно. В своем сообщении Капайм ничего не упоминал о лечении животных. — Подумав, он уныло добавил: — А животные еще к тому же не могут сказать, что у них болит.
— Они могут начать отказываться от еды и питья.
— Только не тяжеловозы. Эти будут работать и есть, пока не рухнут замертво, — и они дружно поглядели в ту сторону поля, где размещались крупные, могучие скакуны выведенной Алессаном породы.
— Надо скакунов и тяжеловозов держать подальше друг от друга.
— Хорошо, лорд Алессан. Но дело в том, что скакуны пили выше по реке, чем тяжеловозы.
— Река широкая, Норман. Будем надеяться на лучшее.
Первым делом Алессан обратил внимание на то, что здоровые скакуны были рассредоточены по самым дальним загонам, а в центре оставались только больные. Несчастные животные кашляли, вытягивая шеи и широко раздувая ноздри. Они тяжело дышали, шатаясь на распухших ногах.
— Надо бы добавить в воду настойку из листьев папоротника и тимус.
Если они вообще станут это пить. Возможно, стоит также предложить им крапивы. Некоторые скакуны достаточно умны, чтобы понимать, что способно принести им облегчение. А крапивы у нас пока что предостаточно. — Алессан повернулся к другой стороне поля, где мирно паслось стадо коров. — А как среди них, — спросил он, указывая на стадо, — больные есть?
— О них я, честно говоря, и не думал, — признался Норман, испытывавший, как и все завзятые любители скачек и беговых скакунов, презрение к ленивому и покорному скоту. — Капайм, насколько мне известно, упоминал только скакунов. — Знаешь, нам все равно придется резать скот, чтобы накормить наших нежданных гостей. После Собрания у нас осталось не так уж много свежего мяса.
— Лорд Алессан, — неуверенно начал Норман, — Даг…
— Значит, и ты был с ним заодно? — косо взглянул на него Алессан.
— Да, сэр, — твердо ответил распорядитель. — Нас с Дагом очень беспокоил этот странный непрекращающийся кашель среди скакунов. Мы не хотели вас тревожить во время танцев, но так как наши скакуны не имели контакта… Смотрите!
Прямо у них на глазах один из тяжеловозов, тащивших груженую повозку, внезапно рухнул на землю.
— Значит, так, Норман. Возьми пару человек и оттащите труп вон туда, на самый край поля. Используйте для этого других скакунов этой же упряжки. Труп сожгите. И записывайте всех мертвых животных. Потом мы компенсируем потери их владельцам.
— Но мне не на чем писать. И нечем. Да и не силен я в этом.
— Я пришлю тебе кого-нибудь. А еще я хочу знать, кто провел ночь на этом поле.
— Большинство конюхов, это уж точно. Ну, еще пара фанатиков типа Рунела и его приятелей. Еще некоторые наездники, не слишком интересующиеся танцами. Особенно после того, как вы любезно прислали сюда пару мехов вина.
— Жаль, что мы так мало знаем об этой болезни, — покачал головой Алессан. — Лечить симптомы, так вроде, советовал Капайм…
— Вот мы и дадим больным скакунам тимус, листья папоротника и крапиву. Может, мы получим сообщение от главного мастера скотовода. Может, оно уже идет к нам…
«Я бы не слишком на это рассчитывал», — подумал Алессан, но вслух об этом говорить не стал.
— Сделайте все, что сможете.
— Можете на нас рассчитывать, лорд Алессан.
Он возвращался напрямик через поле к холду, и никак не мог заставить себя поверить, что все это не сон. Что все это на самом деле. Ведь только вчера они с Моритой остановились вон на том холмике, наблюдая за очередным заездом… А потом она осматривала умершего скакуна. Она его трогала! Но Вейр должен был принять сообщение Капайма. И даже раньше, чем Руат. Морита уже наверняка знает о возможных последствиях своего поступка. И конечно, уж она-то знает, как не заболеть!
Как и все в холде Руат, Алессан много раз видел Госпожу Форт Вейра.
Но он никогда раньше не встречался с ней лицом к лицу. Он считал Мориту холодной и чопорной, и не интересующейся ничем, кроме дел своего Вейра. Трудно даже описать, как он удивился и обрадовался, узнав, что она разделяет его безудержную страсть к скачкам. Леди Ома даже сделала ему замечание, что он, дескать, навязывает Морите свое общество. Алессан, разумеется, понимал, что на самом деле его мать заботит лишь то, что он недостаточно внимания уделяет приехавшим на Собрание девушкам потенциальным невестам. Знал он также и то, что ему и впрямь скоро придется жениться — надо заботиться о появлении наследников. И он старался. Пока не заметил, как Морита скрылась под сценой. Что ж, он выполнил свой долг как лорд холда, а теперь ничто не могло помешать ему получить удовольствие от самого первого проводимого им Собрания. В обществе Мориты…
Теперь, когда вопрос с скакунами пусть и не был решен, но по крайней мере находился в надежных руках, Алессан решил заняться другой, может, даже более важной проблемой. Надо во что бы то ни стало послать сообщения в холды, где нет барабанщиков. И особенно спешно в те, где ждут возвращения своих отцов, матерей, братьев или сестер с необычно затянувшегося Собрания. Еще немного, и люди начнут приходить в Руат в поисках своих родных… И еще одно дело: необходимо узнать, кто еще, кроме Вандера, получил недавно скакунов из Керуна. А если получил, то где эти скакуны находятся. Их следовало как минимум изолировать, а лучше — просто уничтожить. Да, и еще, как быть с недовольными…
— Лорд Алессан, — прервал его раздумья Толокамп руководивший натягиванием шатра над недостроенным сараем, — хоть я и понимаю, что карантин относится ко всем без исключения, и в том числе и ко мне, но тем не менее мне придется вернуться в Форт холд. Я постараюсь не выходить из моей комнаты и ни с кем не встречаться. Уж если здесь такое творится, — и Толокамп указал на переполненный испуганными людьми двор, — то можете себе представить, что происходит у меня дома.
— Лорд Толокамп, мне кажется, что ваши сыновья отлично подготовлены и вполне в состоянии справиться с обязанностями лорда холда.
— Это так, — неохотно согласился Толокамп. — Отправляясь на Собрание, я оставил вместо себя своего старшего — Кампена. Мне хотелось, чтобы он попробовал свои силы…
— Вот и хорошо. Благодаря карантину у него будет отличная возможность на деле проявить свои способности.
— Мой милый Алессан, его никто никогда не учил, что делать в такой, прямо скажем, чрезвычайной ситуации.
— Лорд Толокамп, — сжав зубы процедил Алессан, которому этот разговор уже начинал надоедать. — Вы знакомы с барабанными кодами ничуть не хуже меня. Скажите честно, вы бы позволили кому либо нарушить введенный главным мастером лекарем Перна карантин?
— Ну, разумеется, нет! Но в данной ситуации…
— Я так и думал. К тому же вашему сыну не придется иметь дело с множеством приехавших на Собрание гостей… — и он выразительно поглядел на небольшую группу мрачных крестьян, возвращавшихся в холд в окружении шести вооруженных людей. Вид обнаженных мечей наводил на мысль, что одних уговоров в данном случае оказалось недостаточно. — Кампен всегда может обратиться за помощью в главную мастерскую лекарей, не говоря уже о главном мастере арфисте. — Алессан старался говорить спокойно и убедительно: ссорится с Толокампом сейчас было совсем некстати. Ему еще пригодится поддержка престарелого лорда, особенно когда придется говорить с некоторыми представителями старшего поколения, не привыкшими подчиняться всяким там зеленым и неопытным юнцам. — В сообщение что говорилось? Инкубационный период от двух до четырех дней. Один день вы уже здесь провели. Еще денек, и если вы по-прежнему будете нормально себя чувствовать, то я не вижу, почему бы вам, не афиширую этого, конечно, не вернуться в Форт холд. А пока… пока вы могли бы подать всем хороший пример.
— Да, пожалуй, — смягчился Толокамп. — Отпустишь одного — отпустишь и второго… Что правда — то правда. С точки зрения дисциплины мне не следует нарушать карантина, — он явно был готов пойти на уступки. — Скорее всего, вся эта болезнь связана со скачками. Никогда не разделял подобного увлечения, — и брезгливой гримасой он ясно передал свое презрение к одному из самых популярных развлечений перинитов. Алессан ничего не успел на это ответить. К ним подошли несколько крестьян. Их лица, на которых легко читалась тревога и мрачная решимость, не оставляли сомнений в том, что именно их волнует.
— Лорд Алессан…
— Да, Турвин, — отозвался Алессан, узнав говорившего — крестьянина из южной оконечности земель Руата.
— Около нашего холда нет барабанов, а нас ждут дома. Мне вовсе не хочется выступать против рекомендаций мастера Капайма, но бывают случаи… Краем глаза Алессан заметил, как Макфар подозвал к себе несколько человек — все вооружены. Его брат, похоже, предвидел возможность осложнений.
— Вы будете ждать здесь! Это приказ! — резко ответил Алессан, и крестьяне, не ожидавшие такого решительного ответа, даже растерялись. Они с надеждой перевели взоры на Толокампа, но лорд Форт холда делал вид, что ничего не слышит. — Барабаны объявили о введении карантина! — громко, так чтобы его слышали все находящиеся во дворе, продолжал Алессан. — Я лорд вашего холда. Вы все должны подчиняться моим приказам так же, как если бы сейчас было Падение. Никто — ни человек, ни животное — не покинет Руата, пока барабаны не возвестят, что карантин окончен.
В гробовой тишине Алессан быстро прошел ко входу в Зал. Толокамп сразу за ним.
— Тебе придется каким-то образом оповестить людей, чтобы они не приходили в Руат, — тихо сказал Толокамп.
— Знаю, — кивнул Алессан. — Только никак не могу придумать, как это сделать так, чтобы не подвергать риску ни людей, ни животных.
Свернув налево, Алессан прошел в свой кабинет, где высокими стопками лежали проклятые Летописи, до которых у него так и не дошли руки. Хотя здесь тоже спали, сейчас тут не было ни души. Лишь на полу валялись разбросанные в беспорядке шкуры, оставшиеся от торопливо покинувших свои постели гостей. Расшвыривая шкуры ногами, Алессан пробрался к маленькому шкафчику, где он хранил карты. Порывшись в нем, он вытащил небольшой план Руата с обозначенными разными цветами дорогами — пригодные для проезда телег, прохода вьючных скакунов, пешеходные тропы.
— Никогда бы не подумал, что увижу у вас такую прекрасную карту! — не слишком-то тактично воскликнул пораженный Толокамп.
— Как любят повторять арфисты, — с легкой улыбкой, чтобы его слова не прозвучали откровенной издевкой, — Форт холд случился, а Руат планировали. Он провел пальцем по северной дороге до ее пересечения с главной западной дорогой. Далее тропы расходились на север, на запад, на северо-запад — к двадцати холдам и трем шахтным холдам.
— Лорд Алессан…
Повернувшись, Алессан увидел на пороге кабинета Тьеро, а за ним еще нескольких арфистов. — Я подумал, что мы могли бы вызваться на роль Курьеров, — весело предложил Тьеро. — Во дворе только и говорят о необходимости послать весточки семьям. Арфисты Перна в вашем распоряжении.
— Спасибо, но вы так же легко могли заразиться, как и все остальные.
Я ведь хочу удержать в холде болезнь, а не конкретных людей.
— Лорд Алессан, — сказал Тьеро, не переставая улыбаться. — Сообщение можно передать. — Тьеро подошел к расстеленной на столе карте. Кто-нибудь из этого холда, — он ткнул пальцем в ближайший к Руату холд, — передаст сообщение в следующий, и не вступая в контакт, вернется обратно. Ну и так дальше, по цепочке.
Задумавшись, Алессан глядел на карту. Предложение, похоже, и впрямь было неплохое. Даг наверняка взял с собой самых быстрых скакунов, но в Руате достаточно скакунов, чтобы отправить гонцов на первые этапы этой импровизированной эстафеты. Действительно, если всадник и скакун вернуться в тот же холд откуда выедут, то опасность распространения инфекции и впрямь будет совсем невелика. Если, конечно, они вернутся…
— А так как ни у кого из арфистов, — между тем продолжал Тьеро, — нет ни малейшего желания надолго покидать Руат, то вы можете не сомневаться в нашем скорейшем возвращении. Кроме того, оповещать о беде — это наш долг. — Хорошо сказано, — одобрительно проворчал Толокамп.
— Согласен. Тьеро, могу я поручить тебе организовать описанную тобой систему гонцов? А заодно и запиши текст сообщения, чтобы никто ничего не перепутал. Чернила, перья и пергамент лежат вот здесь, в шкафчике. Скажешь, когда все будет готово. А я пока позабочусь о картах и подготовлю скакунов. Смотрите, барабанщики есть тут, тут и тут. Значит, надо направить гонцов вот в эти семь холдов, а они, в свою очередь, смогут оповестить о случившемся всех остальных. Да, и пусть арфисты объявят, что все желающие могут передать весточку домой… На вашем месте я бы поторопился, — добавил Алессан, — если не хотите заночевать в пути.
— Уверяю вас, для арфистов это дело привычное.
— А еще можете поинтересоваться, кто и где покупал скакунов в Керуне? Особенно в последние пару недель.
— Зачем? — удивился Тьеро.
— Вандеру недавно прислали из Керуна нескольких скакунов…
— И в сообщении тоже упоминался Керун, не так ли? Хорошо, будем спрашивать… — и низко поклонившись, Тьеро повел своих собратьев по ремеслу в главный зал, готовиться к поездке.
— Алессан, у меня в Форт холде тоже так много дел… — жалобно начал Толокамп.
— Толокамп, — прервал его Алессан, — мастер Фарелей находится сейчас в своей башне, там, где установлены барабаны. Он поступает в твое полное распоряжение. Проследи, чтобы все сообщения ушли как можно скорее, — и с этими словами лорд Руата быстро вышел из кабинета.
Когда-то давным-давно лорд Лиф объяснил ему, что лучший способ избежать спора — это не дать ему начаться.
На мгновение Алессан задержался на пороге главного входа в холд. Во дворе царила суматоха — устанавливались шатры и палатки, горели костры, над которыми в котелках явно что-то варилось. Из-за пригорка поднимался густой столб черного дыма. Норман, которому он поручил сжечь трупы мертвых скакунов, похоже, уже взялся за дело…
Вдруг из-за угла во двор выбежал человек. Он затравленно оглядывался по сторонам. Невольно Алессан сделал шаг вперед, выйдя из тени на свет. Человек увидел его, и не разбирая дороги, ринулся к нему.
— Лорд Алессан, — задыхаясь, выдавил он, — Вандер умер.
Глава 7
Неужели они никогда не смолкнут? Капайм никогда не думал, что барабаны гремят так невыносимо громко. Почему он раньше этого не замечал? Надо было бы врачевателям поселиться в более тихом месте! В тщетной надежде на облегчение, Капайм закрыл уши ладонями. И тут он вспомнил все те сообщения, что он оставил для передачи в холды и вейры. Неужели их до сих пор не передали. Уже, наверно, полдень! Разве мастер барабанщик не понимает, насколько все это важно?! Или какой-нибудь глупый ученик посмел спрятать его записку в надежде поспать лишнюю пару часиков?
Подобной головной боли Капайм еще никогда не испытывал. Невыносимо. И сердце билось под стать бешеному ритму барабанов. Весьма странно… Но вот барабаны умолкли — но ни его голова, ни сердце этого даже не заметили. Перекатившись на бок, Капайм попытался сесть. Надо что-нибудь принять от головной боли. Собравшись с силами, которых оказалось не так уж и много, Капайм сел. И не сдержал глухого стона. Шатаясь из стороны в сторону, он встал на ноги и добрался до шкафа.
Сок феллиса. Несколько капель. Должно помочь. Это всегда ему помогало. Отмерив дозу, Капайм плеснул в чашку воды и одним глотком выпил лекарство. Не в силах больше стоять, он, чуть не падая, доковылял до кровати и ничком повалился на постель. Он и сделал-то каких-то несколько шагов, а сердце теперь колотилось еще безумнее, чем раньше, и он буквально обливался потом.
Капайм был слишком хорошим лекарем, чтобы тешить себя иллюзиями. Он снова застонал. Сейчас не время болеть. Ему следовало заниматься борьбой с этой непонятной эпидемией, а не валяться в постели. Лекари не болеют. Кроме того, он же так тщательно мылся после осмотра каждого больного. Почему не помогает сок феллиса? Из-за этой гадкой головной боли он совершенно не может думать. Надо так много всего сделать! Надо перечитать и обработать записи, проанализировать ход развития болезни и вероятность вторичных инфекций типа пневмонии или ангины. Но как же он сможет работать, если ему даже глаз не разлепить? В отчаянии Капайм обхватил голову руками и даже застонал от чувства собственного бессилия.
Каким-то шестым чувством Капайм почувствовал, что в комнате находится кто-то еще кроме него. Еще минуту назад он был один.
— Не подходите ко мне, — воскликнул он, резко поднимая голову, и тут же вскрикнул от жгучей боли в висках — последствие его неосмотрительно резкого движения.
— Не буду.
— А, это ты, Десдра…
— Я поставила у вашей комнаты ученика. Не дело, если вам не дадут выспаться, — Капайм слушал этот спокойный голос и чувствовал, как в него вливаются новые силы. — Вы ведь заразились этой новой болезнью, не так ли? — В этом есть какая-то высшая справедливость, — чувство юмора редко покидало Капайма.
— Это, возможно, было бы именно так, — усмехнулась Десдра, — если бы только вас сейчас не поминали так часто.
— Карантин, похоже, не прибавил мне популярности?
— Можно сказать и так. Башни барабанщиков находятся в настоящей осаде. Фортин делает все, что в его силах.
— Вон в том мешке лежат мои заметки. Передай их Фортину. Ему всегда лучше удавались организационные дела, чем диагностика. Ты только передай ему мои заметки. В них все, что мне удалось узнать об этой болезни.
Десдра пересекла комнату и вытащила из вещевого мешка довольно тонкую папочку.
— Узнали вы, похоже, не так уж и много, — заметила она, просматривая ее содержимое.
— Это так, — согласился Капайм и, криво усмехнувшись, добавил, — но очень скоро я узнаю об этой болезни гораздо больше.
— Разумеется, — кивнула Десдра. — Ничто не может сравниться с собственным опытом. Что вам принести?
— Ничего не надо! Нет, принеси воды… и какого-нибудь соку…
— С введением карантина нам уже никто ничего не привозит…
— Тогда только воды. Теперь вот еще что. Никто не должен входить в эту комнату. Даже ты сама не должна проходить дальше двери. Все, что я попрошу, оставляй на столе у входа.
— Я вполне готова все время находиться вместе с вами.
— В этом нет нужды, — Капайм покачал головой и тут же об этом горько пожалел. — Я предпочитаю быть один.
— Ну и страдайте в одиночестве и тишине.
— Не смейся надо мной, женщина. Знаешь ли ты, что эта болезнь необыкновенно заразна? Скажи, в холде или в Мастерской больше никто не заболел?
— Полчаса тому назад все были здоровы.
— А который час — спросил Капайм.
— Уже вечереет. Четыре часа.
— Любой, побывавший хоть на одном из Собраний и вернувшийся сюда…
— Что вы категорически запретили, введя карантин…
— Ну, какой-нибудь засранец наверняка решит, что он все знает лучше меня… Так вот, любого, кто появится, тут же изолировать на четыре дня. Судя по сообщениям, обычно инкубационный период составляет два дня, но рисковать не хочется… Кстати, я до сих пор не знаю, как долго больной остается заразным — а значит, нам следует проявлять двойную осторожность. Я буду записывать ход болезни и ее симптомы. Я положу свои записи вот сюда: на случай… на случай…
— Знаете, пессимизм вам не очень-то идет.
— Но ты же сама все время говорила, что в один прекрасный день я умру от болезни, которую не смогу исцелить…
— Это еще что за разговоры? — рассердилась Десдра. — В Архиве работа идет день и ночь.
— Знаю. Слышал вчера вечером, как храпели ваши работнички.
— Мастер Фортин так и решил, когда никто не смог ответить ему, когда вы прилетели в холд. К сожалению, сам он отправился спать до вашего появления, и потому добрался до своего стола только к полудню. Он наверняка захочет с вами увидеться.
— Ему нельзя входить ко мне в комнату.
— Не сомневаюсь, что он и не захочет в нее входить.
Почему не помогает сок феллиса? Сердце колотиться, как безумное…
— Десдра, передай, пожалуйста, Фортину, что настойка сладкого корня не помогает. Более того, мне кажется, что от не больше вреда, чем пользы. В Айгене и Керуне, между прочим, мы использовали именно сладкий корень — и что толку? Посоветуй ему попробовать настойку из листьев папоротника. Может, она и собьет жар. Пусть попробует также и другие жаропонижающие.
— Как? И все на одном-единственном пациенте?
— Не волнуйся, — с мрачной уверенностью ответил Капайм, — скоро у него будет вдоволь пациентов. Пробуй — не хочу… Ладно, Десдра, иди. Моя бедная голова и так гудит, словно барабан.
В ответ на это бессердечная Десдра только хмыкнула. А может, это она так выражала симпатию? Кто знает? Капайм никогда не знал, чего от нее ожидать. Она всегда говорила то, что думала… Но порой лекарю приходится становиться дипломатом.
От разговора с ней ему не стало спокойнее, но странным образом Капайму было приятно, что за ним ухаживает именно она.
Он лежал, стараясь не шевелиться. Лежал, положив голову на подушку, таинственным образом ставшую каменной. Ему до смерти хотелось, чтобы боль прошла, чтобы сок феллиса наконец-то оказал свое волшебное действие. Его сердце колотилось, как в лихорадке. О сердцебиении говорили многие пациенты, но Капайм и не представлял, что все это настолько плохо. И кроме как на сок феллиса — никакой надежды…
Он пролежал так, казалось, целую вечность, и хотя головная боль и стала несколько слабее, сердце все так же бешено стучало у него в груди. Если бы только удалось привести пульс в норму, он смог бы уснуть. Он страшно устал, а ночной, полный кошмаров и барабанного боя сон не принес облегчения. Мысленно Капайм перебирал известные ему сердечные средства: белошип, адонис, глоукап, тэнси, аконит… Подумав, он выбрал аконит — старое испытанное лекарство.
Ему пришлось снова встать с постели — операция, сопряженная с неимоверными усилиями и сопровождаемая едва сдерживаемыми стонами: Капайму не хотелось, чтобы стоящий за дверью ученик был свидетелем немощи мастера лекаря. Достаточно и того, что главный мастер заболел…
— Чем болен Вандер?
Резкий тон вопроса заставил лекаря насторожиться. Он хмыкнул и еще раз вытер лоб платком.
— Ну, по правде сказать, я несколько затрудняюсь вам ответить. Видите ли, как это ни странно, но приготовленная мною вчера настойка сладкого корня не оказала ни малейшего эффекта. Причем доза была такая, что заставила бы как следует пропотеть даже дракона. — Сканд снова воспользовался своим платком. — Вандер жалуется на страшную головную боль, которая не имеет ничего общего с чрезмерно усердными возлияниями. Еще вчера вечером он чувствовал себя неважно, и потому вообще не пил.
— А двое других? Его конюхи?
— Они тоже больны. Оба жалуются на головные боли и какое-то безумное сердцебиение. Между прочим, и у Вандера, я забыл это сказать, я заметил нечто подобное. Вообще, я склонен лечить их сообразно этим симптомам, хотя пока что особых успехов не наблюдается. А теперь могу я узнать, что это было за сообщение?
— Мастер Капайм объявил о введении карантина.
— Карантин?! Из-за каких-то трех человек?
— Лорд Алессан, — вмешался в разговор высокий худой мужчина, одетый в голубые цвета арфиста. Он выглядел человеком, способным без лишних слов справиться с любым, самым сложным и деликатным делом.
— Я Тьеро, путешествующий арфист, — представился он. — Я могу без труда процитировать мастеру Сканду полный текст сообщения, — и подхватив лекаря под руку, арфист отвел того в сторону.
Застучали барабаны Руата, передавая сообщения дальше, северным и западным холдам, и от наполнившего воздух глухого гула на душе у Алессана стало еще беспокойнее. Тут во двор ворвался всадник, прося помощи с не желающим возвращаться крестьянином. Вслед за ним въехала повозка Макфара, и Алессан тут же поручил ему заняться размещением приехавших на Собрание людей. Одно дело — провести ночь в Зале или перехватить пару часов сна на матрасе в коридоре, и совсем другое — оказаться вынужденным провести в таких условиях несколько дней. Оставив брата вместе с Толокампом разбираться с этим вопросом, Алессан с Норманом отправились на скаковое поле осмотреть больных скакунов. — Никогда еще не видел, чтобы болезнь косила скакунов с такой быстротой, — заметила Норма. — Ума не приложу, как им помочь. Если это вообще возможно. В своем сообщении Капайм ничего не упоминал о лечении животных. — Подумав, он уныло добавил: — А животные еще к тому же не могут сказать, что у них болит.
— Они могут начать отказываться от еды и питья.
— Только не тяжеловозы. Эти будут работать и есть, пока не рухнут замертво, — и они дружно поглядели в ту сторону поля, где размещались крупные, могучие скакуны выведенной Алессаном породы.
— Надо скакунов и тяжеловозов держать подальше друг от друга.
— Хорошо, лорд Алессан. Но дело в том, что скакуны пили выше по реке, чем тяжеловозы.
— Река широкая, Норман. Будем надеяться на лучшее.
Первым делом Алессан обратил внимание на то, что здоровые скакуны были рассредоточены по самым дальним загонам, а в центре оставались только больные. Несчастные животные кашляли, вытягивая шеи и широко раздувая ноздри. Они тяжело дышали, шатаясь на распухших ногах.
— Надо бы добавить в воду настойку из листьев папоротника и тимус.
Если они вообще станут это пить. Возможно, стоит также предложить им крапивы. Некоторые скакуны достаточно умны, чтобы понимать, что способно принести им облегчение. А крапивы у нас пока что предостаточно. — Алессан повернулся к другой стороне поля, где мирно паслось стадо коров. — А как среди них, — спросил он, указывая на стадо, — больные есть?
— О них я, честно говоря, и не думал, — признался Норман, испытывавший, как и все завзятые любители скачек и беговых скакунов, презрение к ленивому и покорному скоту. — Капайм, насколько мне известно, упоминал только скакунов. — Знаешь, нам все равно придется резать скот, чтобы накормить наших нежданных гостей. После Собрания у нас осталось не так уж много свежего мяса.
— Лорд Алессан, — неуверенно начал Норман, — Даг…
— Значит, и ты был с ним заодно? — косо взглянул на него Алессан.
— Да, сэр, — твердо ответил распорядитель. — Нас с Дагом очень беспокоил этот странный непрекращающийся кашель среди скакунов. Мы не хотели вас тревожить во время танцев, но так как наши скакуны не имели контакта… Смотрите!
Прямо у них на глазах один из тяжеловозов, тащивших груженую повозку, внезапно рухнул на землю.
— Значит, так, Норман. Возьми пару человек и оттащите труп вон туда, на самый край поля. Используйте для этого других скакунов этой же упряжки. Труп сожгите. И записывайте всех мертвых животных. Потом мы компенсируем потери их владельцам.
— Но мне не на чем писать. И нечем. Да и не силен я в этом.
— Я пришлю тебе кого-нибудь. А еще я хочу знать, кто провел ночь на этом поле.
— Большинство конюхов, это уж точно. Ну, еще пара фанатиков типа Рунела и его приятелей. Еще некоторые наездники, не слишком интересующиеся танцами. Особенно после того, как вы любезно прислали сюда пару мехов вина.
— Жаль, что мы так мало знаем об этой болезни, — покачал головой Алессан. — Лечить симптомы, так вроде, советовал Капайм…
— Вот мы и дадим больным скакунам тимус, листья папоротника и крапиву. Может, мы получим сообщение от главного мастера скотовода. Может, оно уже идет к нам…
«Я бы не слишком на это рассчитывал», — подумал Алессан, но вслух об этом говорить не стал.
— Сделайте все, что сможете.
— Можете на нас рассчитывать, лорд Алессан.
Он возвращался напрямик через поле к холду, и никак не мог заставить себя поверить, что все это не сон. Что все это на самом деле. Ведь только вчера они с Моритой остановились вон на том холмике, наблюдая за очередным заездом… А потом она осматривала умершего скакуна. Она его трогала! Но Вейр должен был принять сообщение Капайма. И даже раньше, чем Руат. Морита уже наверняка знает о возможных последствиях своего поступка. И конечно, уж она-то знает, как не заболеть!
Как и все в холде Руат, Алессан много раз видел Госпожу Форт Вейра.
Но он никогда раньше не встречался с ней лицом к лицу. Он считал Мориту холодной и чопорной, и не интересующейся ничем, кроме дел своего Вейра. Трудно даже описать, как он удивился и обрадовался, узнав, что она разделяет его безудержную страсть к скачкам. Леди Ома даже сделала ему замечание, что он, дескать, навязывает Морите свое общество. Алессан, разумеется, понимал, что на самом деле его мать заботит лишь то, что он недостаточно внимания уделяет приехавшим на Собрание девушкам потенциальным невестам. Знал он также и то, что ему и впрямь скоро придется жениться — надо заботиться о появлении наследников. И он старался. Пока не заметил, как Морита скрылась под сценой. Что ж, он выполнил свой долг как лорд холда, а теперь ничто не могло помешать ему получить удовольствие от самого первого проводимого им Собрания. В обществе Мориты…
Теперь, когда вопрос с скакунами пусть и не был решен, но по крайней мере находился в надежных руках, Алессан решил заняться другой, может, даже более важной проблемой. Надо во что бы то ни стало послать сообщения в холды, где нет барабанщиков. И особенно спешно в те, где ждут возвращения своих отцов, матерей, братьев или сестер с необычно затянувшегося Собрания. Еще немного, и люди начнут приходить в Руат в поисках своих родных… И еще одно дело: необходимо узнать, кто еще, кроме Вандера, получил недавно скакунов из Керуна. А если получил, то где эти скакуны находятся. Их следовало как минимум изолировать, а лучше — просто уничтожить. Да, и еще, как быть с недовольными…
— Лорд Алессан, — прервал его раздумья Толокамп руководивший натягиванием шатра над недостроенным сараем, — хоть я и понимаю, что карантин относится ко всем без исключения, и в том числе и ко мне, но тем не менее мне придется вернуться в Форт холд. Я постараюсь не выходить из моей комнаты и ни с кем не встречаться. Уж если здесь такое творится, — и Толокамп указал на переполненный испуганными людьми двор, — то можете себе представить, что происходит у меня дома.
— Лорд Толокамп, мне кажется, что ваши сыновья отлично подготовлены и вполне в состоянии справиться с обязанностями лорда холда.
— Это так, — неохотно согласился Толокамп. — Отправляясь на Собрание, я оставил вместо себя своего старшего — Кампена. Мне хотелось, чтобы он попробовал свои силы…
— Вот и хорошо. Благодаря карантину у него будет отличная возможность на деле проявить свои способности.
— Мой милый Алессан, его никто никогда не учил, что делать в такой, прямо скажем, чрезвычайной ситуации.
— Лорд Толокамп, — сжав зубы процедил Алессан, которому этот разговор уже начинал надоедать. — Вы знакомы с барабанными кодами ничуть не хуже меня. Скажите честно, вы бы позволили кому либо нарушить введенный главным мастером лекарем Перна карантин?
— Ну, разумеется, нет! Но в данной ситуации…
— Я так и думал. К тому же вашему сыну не придется иметь дело с множеством приехавших на Собрание гостей… — и он выразительно поглядел на небольшую группу мрачных крестьян, возвращавшихся в холд в окружении шести вооруженных людей. Вид обнаженных мечей наводил на мысль, что одних уговоров в данном случае оказалось недостаточно. — Кампен всегда может обратиться за помощью в главную мастерскую лекарей, не говоря уже о главном мастере арфисте. — Алессан старался говорить спокойно и убедительно: ссорится с Толокампом сейчас было совсем некстати. Ему еще пригодится поддержка престарелого лорда, особенно когда придется говорить с некоторыми представителями старшего поколения, не привыкшими подчиняться всяким там зеленым и неопытным юнцам. — В сообщение что говорилось? Инкубационный период от двух до четырех дней. Один день вы уже здесь провели. Еще денек, и если вы по-прежнему будете нормально себя чувствовать, то я не вижу, почему бы вам, не афиширую этого, конечно, не вернуться в Форт холд. А пока… пока вы могли бы подать всем хороший пример.
— Да, пожалуй, — смягчился Толокамп. — Отпустишь одного — отпустишь и второго… Что правда — то правда. С точки зрения дисциплины мне не следует нарушать карантина, — он явно был готов пойти на уступки. — Скорее всего, вся эта болезнь связана со скачками. Никогда не разделял подобного увлечения, — и брезгливой гримасой он ясно передал свое презрение к одному из самых популярных развлечений перинитов. Алессан ничего не успел на это ответить. К ним подошли несколько крестьян. Их лица, на которых легко читалась тревога и мрачная решимость, не оставляли сомнений в том, что именно их волнует.
— Лорд Алессан…
— Да, Турвин, — отозвался Алессан, узнав говорившего — крестьянина из южной оконечности земель Руата.
— Около нашего холда нет барабанов, а нас ждут дома. Мне вовсе не хочется выступать против рекомендаций мастера Капайма, но бывают случаи… Краем глаза Алессан заметил, как Макфар подозвал к себе несколько человек — все вооружены. Его брат, похоже, предвидел возможность осложнений.
— Вы будете ждать здесь! Это приказ! — резко ответил Алессан, и крестьяне, не ожидавшие такого решительного ответа, даже растерялись. Они с надеждой перевели взоры на Толокампа, но лорд Форт холда делал вид, что ничего не слышит. — Барабаны объявили о введении карантина! — громко, так чтобы его слышали все находящиеся во дворе, продолжал Алессан. — Я лорд вашего холда. Вы все должны подчиняться моим приказам так же, как если бы сейчас было Падение. Никто — ни человек, ни животное — не покинет Руата, пока барабаны не возвестят, что карантин окончен.
В гробовой тишине Алессан быстро прошел ко входу в Зал. Толокамп сразу за ним.
— Тебе придется каким-то образом оповестить людей, чтобы они не приходили в Руат, — тихо сказал Толокамп.
— Знаю, — кивнул Алессан. — Только никак не могу придумать, как это сделать так, чтобы не подвергать риску ни людей, ни животных.
Свернув налево, Алессан прошел в свой кабинет, где высокими стопками лежали проклятые Летописи, до которых у него так и не дошли руки. Хотя здесь тоже спали, сейчас тут не было ни души. Лишь на полу валялись разбросанные в беспорядке шкуры, оставшиеся от торопливо покинувших свои постели гостей. Расшвыривая шкуры ногами, Алессан пробрался к маленькому шкафчику, где он хранил карты. Порывшись в нем, он вытащил небольшой план Руата с обозначенными разными цветами дорогами — пригодные для проезда телег, прохода вьючных скакунов, пешеходные тропы.
— Никогда бы не подумал, что увижу у вас такую прекрасную карту! — не слишком-то тактично воскликнул пораженный Толокамп.
— Как любят повторять арфисты, — с легкой улыбкой, чтобы его слова не прозвучали откровенной издевкой, — Форт холд случился, а Руат планировали. Он провел пальцем по северной дороге до ее пересечения с главной западной дорогой. Далее тропы расходились на север, на запад, на северо-запад — к двадцати холдам и трем шахтным холдам.
— Лорд Алессан…
Повернувшись, Алессан увидел на пороге кабинета Тьеро, а за ним еще нескольких арфистов. — Я подумал, что мы могли бы вызваться на роль Курьеров, — весело предложил Тьеро. — Во дворе только и говорят о необходимости послать весточки семьям. Арфисты Перна в вашем распоряжении.
— Спасибо, но вы так же легко могли заразиться, как и все остальные.
Я ведь хочу удержать в холде болезнь, а не конкретных людей.
— Лорд Алессан, — сказал Тьеро, не переставая улыбаться. — Сообщение можно передать. — Тьеро подошел к расстеленной на столе карте. Кто-нибудь из этого холда, — он ткнул пальцем в ближайший к Руату холд, — передаст сообщение в следующий, и не вступая в контакт, вернется обратно. Ну и так дальше, по цепочке.
Задумавшись, Алессан глядел на карту. Предложение, похоже, и впрямь было неплохое. Даг наверняка взял с собой самых быстрых скакунов, но в Руате достаточно скакунов, чтобы отправить гонцов на первые этапы этой импровизированной эстафеты. Действительно, если всадник и скакун вернуться в тот же холд откуда выедут, то опасность распространения инфекции и впрямь будет совсем невелика. Если, конечно, они вернутся…
— А так как ни у кого из арфистов, — между тем продолжал Тьеро, — нет ни малейшего желания надолго покидать Руат, то вы можете не сомневаться в нашем скорейшем возвращении. Кроме того, оповещать о беде — это наш долг. — Хорошо сказано, — одобрительно проворчал Толокамп.
— Согласен. Тьеро, могу я поручить тебе организовать описанную тобой систему гонцов? А заодно и запиши текст сообщения, чтобы никто ничего не перепутал. Чернила, перья и пергамент лежат вот здесь, в шкафчике. Скажешь, когда все будет готово. А я пока позабочусь о картах и подготовлю скакунов. Смотрите, барабанщики есть тут, тут и тут. Значит, надо направить гонцов вот в эти семь холдов, а они, в свою очередь, смогут оповестить о случившемся всех остальных. Да, и пусть арфисты объявят, что все желающие могут передать весточку домой… На вашем месте я бы поторопился, — добавил Алессан, — если не хотите заночевать в пути.
— Уверяю вас, для арфистов это дело привычное.
— А еще можете поинтересоваться, кто и где покупал скакунов в Керуне? Особенно в последние пару недель.
— Зачем? — удивился Тьеро.
— Вандеру недавно прислали из Керуна нескольких скакунов…
— И в сообщении тоже упоминался Керун, не так ли? Хорошо, будем спрашивать… — и низко поклонившись, Тьеро повел своих собратьев по ремеслу в главный зал, готовиться к поездке.
— Алессан, у меня в Форт холде тоже так много дел… — жалобно начал Толокамп.
— Толокамп, — прервал его Алессан, — мастер Фарелей находится сейчас в своей башне, там, где установлены барабаны. Он поступает в твое полное распоряжение. Проследи, чтобы все сообщения ушли как можно скорее, — и с этими словами лорд Руата быстро вышел из кабинета.
Когда-то давным-давно лорд Лиф объяснил ему, что лучший способ избежать спора — это не дать ему начаться.
На мгновение Алессан задержался на пороге главного входа в холд. Во дворе царила суматоха — устанавливались шатры и палатки, горели костры, над которыми в котелках явно что-то варилось. Из-за пригорка поднимался густой столб черного дыма. Норман, которому он поручил сжечь трупы мертвых скакунов, похоже, уже взялся за дело…
Вдруг из-за угла во двор выбежал человек. Он затравленно оглядывался по сторонам. Невольно Алессан сделал шаг вперед, выйдя из тени на свет. Человек увидел его, и не разбирая дороги, ринулся к нему.
— Лорд Алессан, — задыхаясь, выдавил он, — Вандер умер.
Глава 7
ГОД 1543, ОДИННАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ТРЕТЬЕГО МЕСЯЦА; ЮЖНЫЙ БОЛЛ И МАСТЕРСКАЯ ЦЕЛИТЕЛЕЙ В ФОРТ ХОЛДЕ
Капайм проснулся от оглушительного грохота барабанов. Голова прямо-таки разламывалась. Эти проклятые барабаны гудели даже в его кошмарах — трудно назвать снами ту мерзость, что ему сейчас снилась. Он и проснулся-то не столько из-за шума, сколько убегая от излишне мрачных грез. Он лежал на постели, ощущая себя совершенно опустошенным. Новая барабанная дробь заставила его зарыться головой под подушку.Неужели они никогда не смолкнут? Капайм никогда не думал, что барабаны гремят так невыносимо громко. Почему он раньше этого не замечал? Надо было бы врачевателям поселиться в более тихом месте! В тщетной надежде на облегчение, Капайм закрыл уши ладонями. И тут он вспомнил все те сообщения, что он оставил для передачи в холды и вейры. Неужели их до сих пор не передали. Уже, наверно, полдень! Разве мастер барабанщик не понимает, насколько все это важно?! Или какой-нибудь глупый ученик посмел спрятать его записку в надежде поспать лишнюю пару часиков?
Подобной головной боли Капайм еще никогда не испытывал. Невыносимо. И сердце билось под стать бешеному ритму барабанов. Весьма странно… Но вот барабаны умолкли — но ни его голова, ни сердце этого даже не заметили. Перекатившись на бок, Капайм попытался сесть. Надо что-нибудь принять от головной боли. Собравшись с силами, которых оказалось не так уж и много, Капайм сел. И не сдержал глухого стона. Шатаясь из стороны в сторону, он встал на ноги и добрался до шкафа.
Сок феллиса. Несколько капель. Должно помочь. Это всегда ему помогало. Отмерив дозу, Капайм плеснул в чашку воды и одним глотком выпил лекарство. Не в силах больше стоять, он, чуть не падая, доковылял до кровати и ничком повалился на постель. Он и сделал-то каких-то несколько шагов, а сердце теперь колотилось еще безумнее, чем раньше, и он буквально обливался потом.
Капайм был слишком хорошим лекарем, чтобы тешить себя иллюзиями. Он снова застонал. Сейчас не время болеть. Ему следовало заниматься борьбой с этой непонятной эпидемией, а не валяться в постели. Лекари не болеют. Кроме того, он же так тщательно мылся после осмотра каждого больного. Почему не помогает сок феллиса? Из-за этой гадкой головной боли он совершенно не может думать. Надо так много всего сделать! Надо перечитать и обработать записи, проанализировать ход развития болезни и вероятность вторичных инфекций типа пневмонии или ангины. Но как же он сможет работать, если ему даже глаз не разлепить? В отчаянии Капайм обхватил голову руками и даже застонал от чувства собственного бессилия.
Каким-то шестым чувством Капайм почувствовал, что в комнате находится кто-то еще кроме него. Еще минуту назад он был один.
— Не подходите ко мне, — воскликнул он, резко поднимая голову, и тут же вскрикнул от жгучей боли в висках — последствие его неосмотрительно резкого движения.
— Не буду.
— А, это ты, Десдра…
— Я поставила у вашей комнаты ученика. Не дело, если вам не дадут выспаться, — Капайм слушал этот спокойный голос и чувствовал, как в него вливаются новые силы. — Вы ведь заразились этой новой болезнью, не так ли? — В этом есть какая-то высшая справедливость, — чувство юмора редко покидало Капайма.
— Это, возможно, было бы именно так, — усмехнулась Десдра, — если бы только вас сейчас не поминали так часто.
— Карантин, похоже, не прибавил мне популярности?
— Можно сказать и так. Башни барабанщиков находятся в настоящей осаде. Фортин делает все, что в его силах.
— Вон в том мешке лежат мои заметки. Передай их Фортину. Ему всегда лучше удавались организационные дела, чем диагностика. Ты только передай ему мои заметки. В них все, что мне удалось узнать об этой болезни.
Десдра пересекла комнату и вытащила из вещевого мешка довольно тонкую папочку.
— Узнали вы, похоже, не так уж и много, — заметила она, просматривая ее содержимое.
— Это так, — согласился Капайм и, криво усмехнувшись, добавил, — но очень скоро я узнаю об этой болезни гораздо больше.
— Разумеется, — кивнула Десдра. — Ничто не может сравниться с собственным опытом. Что вам принести?
— Ничего не надо! Нет, принеси воды… и какого-нибудь соку…
— С введением карантина нам уже никто ничего не привозит…
— Тогда только воды. Теперь вот еще что. Никто не должен входить в эту комнату. Даже ты сама не должна проходить дальше двери. Все, что я попрошу, оставляй на столе у входа.
— Я вполне готова все время находиться вместе с вами.
— В этом нет нужды, — Капайм покачал головой и тут же об этом горько пожалел. — Я предпочитаю быть один.
— Ну и страдайте в одиночестве и тишине.
— Не смейся надо мной, женщина. Знаешь ли ты, что эта болезнь необыкновенно заразна? Скажи, в холде или в Мастерской больше никто не заболел?
— Полчаса тому назад все были здоровы.
— А который час — спросил Капайм.
— Уже вечереет. Четыре часа.
— Любой, побывавший хоть на одном из Собраний и вернувшийся сюда…
— Что вы категорически запретили, введя карантин…
— Ну, какой-нибудь засранец наверняка решит, что он все знает лучше меня… Так вот, любого, кто появится, тут же изолировать на четыре дня. Судя по сообщениям, обычно инкубационный период составляет два дня, но рисковать не хочется… Кстати, я до сих пор не знаю, как долго больной остается заразным — а значит, нам следует проявлять двойную осторожность. Я буду записывать ход болезни и ее симптомы. Я положу свои записи вот сюда: на случай… на случай…
— Знаете, пессимизм вам не очень-то идет.
— Но ты же сама все время говорила, что в один прекрасный день я умру от болезни, которую не смогу исцелить…
— Это еще что за разговоры? — рассердилась Десдра. — В Архиве работа идет день и ночь.
— Знаю. Слышал вчера вечером, как храпели ваши работнички.
— Мастер Фортин так и решил, когда никто не смог ответить ему, когда вы прилетели в холд. К сожалению, сам он отправился спать до вашего появления, и потому добрался до своего стола только к полудню. Он наверняка захочет с вами увидеться.
— Ему нельзя входить ко мне в комнату.
— Не сомневаюсь, что он и не захочет в нее входить.
Почему не помогает сок феллиса? Сердце колотиться, как безумное…
— Десдра, передай, пожалуйста, Фортину, что настойка сладкого корня не помогает. Более того, мне кажется, что от не больше вреда, чем пользы. В Айгене и Керуне, между прочим, мы использовали именно сладкий корень — и что толку? Посоветуй ему попробовать настойку из листьев папоротника. Может, она и собьет жар. Пусть попробует также и другие жаропонижающие.
— Как? И все на одном-единственном пациенте?
— Не волнуйся, — с мрачной уверенностью ответил Капайм, — скоро у него будет вдоволь пациентов. Пробуй — не хочу… Ладно, Десдра, иди. Моя бедная голова и так гудит, словно барабан.
В ответ на это бессердечная Десдра только хмыкнула. А может, это она так выражала симпатию? Кто знает? Капайм никогда не знал, чего от нее ожидать. Она всегда говорила то, что думала… Но порой лекарю приходится становиться дипломатом.
От разговора с ней ему не стало спокойнее, но странным образом Капайму было приятно, что за ним ухаживает именно она.
Он лежал, стараясь не шевелиться. Лежал, положив голову на подушку, таинственным образом ставшую каменной. Ему до смерти хотелось, чтобы боль прошла, чтобы сок феллиса наконец-то оказал свое волшебное действие. Его сердце колотилось, как в лихорадке. О сердцебиении говорили многие пациенты, но Капайм и не представлял, что все это настолько плохо. И кроме как на сок феллиса — никакой надежды…
Он пролежал так, казалось, целую вечность, и хотя головная боль и стала несколько слабее, сердце все так же бешено стучало у него в груди. Если бы только удалось привести пульс в норму, он смог бы уснуть. Он страшно устал, а ночной, полный кошмаров и барабанного боя сон не принес облегчения. Мысленно Капайм перебирал известные ему сердечные средства: белошип, адонис, глоукап, тэнси, аконит… Подумав, он выбрал аконит — старое испытанное лекарство.
Ему пришлось снова встать с постели — операция, сопряженная с неимоверными усилиями и сопровождаемая едва сдерживаемыми стонами: Капайму не хотелось, чтобы стоящий за дверью ученик был свидетелем немощи мастера лекаря. Достаточно и того, что главный мастер заболел…