Моргон начал двигаться через Равнину Ветров. Воинство мертвых Властелинов Земли шло с ним, текло через Имрис, разыскивая живых Властелинов, чтобы покончить с войной. Ветра, выследив того или иного врага, выгоняли его из образа камня или листа, где он скрывался; мертвые же молча, безжалостно и целеустремленно вели их прочь из страны, которую они когда-то любили. Они рассеялись по Задворкам Мира в сырых темных лесах, по нагим холмам, по заледенелым Лунголдским озерам. Моргон, впереди которого бежали ветра, а позади шагали мертвые, преследовал их на пороге зимы. И он гнал их, гнал столь же неотвратимо, как когда-то они его, к горе Эрленстар.
Они попытались дать ему последний бой перед тем, как он заставил их войти в гору. Но мертвые обступили его, точно каменные стены, а ветра разыгрались, как никогда. Он мог бы истребить их, лишить могущества, как пытались обойтись и с ним. Но отблеск их красоты сохранился в Рэдерле, напоминая ему, какими они, возможно, были когда-то; и у него не поднялась рука для того, чтобы уничтожить Властелинов. Он даже не тронул их мощь. Он загнал их в гору, и они тут же бежали от него в образах воды и самоцветных камней. Он запечатал все входы и выходы, все лазейки, все пещеры и тоннели, все шахты и скрытые ручьи, поверхность земли и недра скалы – запечатал своим именем. Среди камней и деревьев, света и ветра, вокруг горы – всюду он расставил мертвецов, повелев неусыпно охранять все подступы к горе. Затем он выпустил ветра из своей песни, и они повлекли зиму из северного края по всему Обитаемому Миру.
И тогда он вернулся на Равнину Ветров – туда, куда тянули его воспоминания. Снег лежал по всей равнине и на всех иззубренных и громоздких лицах камней. Вокруг равнины за деревьями курились дымки, ибо никто из воинов не покинул своих становищ. Толпы мужчин, женщин, стада животных все еще были здесь и ждали его возвращения.
Они похоронили мертвых и послали отряды за припасами; они устраивались здесь на зиму, привязанные к равнине.
Моргон принял свой образ, выйдя из ветра близ разрушенной башни. Он услышал, как Моргол беседует с Гох; увидел Хара, налагающего лубки на сломанную ногу тура. Он не знал, жив ли Элиард. Окинув взглядом громадный каменный курган, он шагнул вперед в горькой печали. Вновь приложив лицо к одному из холодных, прекрасных камней, он распростер руки, словно желая обнять весь курган и удержать его в своем сердце, но внезапно ощутил, что связан, как если бы он был призраком и все его прошлое лежало под этими камнями. Пока он предавался скорби, люди стали двигаться по равнине. Он видел их внутренним взором, не думая о них, – крохотные создания, тянущиеся по нетронутым белым снегам. Когда он наконец обернулся, то увидел воочию, что люди обступили его молчаливым кольцом.
Их повлекло к нему, как когда-то его к арфисту – безо всяких причин, безо всяких вопросов, одним лишь необъяснимым чутьем. Землеправители Обитаемого Мира и четверо волшебников тихо стояли перед ним. Они не знали, что сказать Звездоносцу, представшему перед ними во всей его мощи и скорби; они просто отзывались на что-то в нем, на то, что принесло мир на древнюю равнину.
Он посмотрел на лица, которые так прекрасно знал. Они были искажены горем и страданием, горем о Высшем и об их собственных мертвых. Отыскав среди них Элиарда, он почувствовал, как забилось его сердце, – забилось быстро и болезненно. Такого лица у Элиарда он не видел никогда – бесцветным и суровым, как голая зимняя земля, было это лицо. Треть хедских земледельцев увезут с равнины домой, на остров, чтобы похоронить их на родных, промерзших холмах. Моргон не знал, как утешить брата, но когда тот, храня молчание, посмотрел на него, что-то новое появилось в его глазах, чего не было прежде в неизменном многовековом наследии князей Хеда, – казалось, Великая Тайна прикоснулась к нему.
Моргон перевел взгляд на Астрина. Тот казался все еще ошеломленным смертью Хьюриу и внезапно свалившейся на него немалой властью.
– Прости, – сказал Моргон. Это слово показалось ему столь же легким и ничего не значащим, как снег, лежащий на каменных глыбах за его спиной. – Я чувствовал, как он умирает. Но я не мог... Ничем не мог ему помочь. Я перечувствовал столько смертей...
Единственный белый глаз, казалось, заглянул в самую его душу.
– Ты жив, – прошептал Астрин. – Высший. Ты уцелел, чтобы наконец назвать себя по имени, и этим утром ты принес нам мир.
– Мир. – Он ощутил спиной камни, холодные как лед.
– Моргон, – негромко произнес Данан, – когда мы увидели падение башни, никто из нас не надеялся дожить до новой зари.
– И сколько из вас не дожили... Погибло столько твоих рудокопов.
– Да, многие не дожили. Я владею огромной горой, поросшей деревьями. Ты вернул ее нам – вернул наш дом, куда мы скоро снова придем.
– Мы дожили до того, что увидели, как переходит власть от Высшего к его наследнику, – сказал Хар. – Мы заплатили за то, что видели, но... Но мы уцелели.
Глаза его были до странности теплыми. Он поправил плащ, свисающий с исхудавших плеч, – старый жилистый король, сберегший в сердце воспоминания о начале мира.
– Ты вступил в поразительную игру и выиграл. Не сокрушайся о Высшем. Он был стар, и власть его близилась к концу. Он оставил тебе Обитаемый Мир, охваченный войной, почти невыносимое наследие и все свои надежды. Ты не подвел его. Теперь мы можем разойтись по домам в мире, не страшась чужих у наших порогов. Когда дверь внезапно распахнется навстречу зимним ветрам и мы обернемся от наших теплых очагов, ища Высшего в доме, – им будешь ты. Он оставил нам щедрый дар.
Моргон хранил молчание. Несмотря на все их слова, горе вновь коснулось его, не сильно, точно едва занимающееся пламя, он ощутил ответную печаль за каждого из них – такую, какую не могут ни выразить, ни утешить никакие слова. Он искал ее, столь подобную его собственной, и нашел в Мэтоме, усталом и омраченном смертью кого-то из самых близких. Моргон шагнул к нему.
– Кто?
– Дуак, – ответил король. Он тяжело и хрипло вздохнул, стоя, темный, как привидение в белизне снегов. – Он отказался оставаться в Ане... Первый раз в жизни я проиграл спор. Мой земленаследник с глазами, как море...
Моргон опять был нем и думал, как много связей разорвалось для него, какое множество смертей в нем не отозвалось. И внезапно сказал, вспомнив:
– Ты знал, что Высший придет отсюда.
– Он сам назвал себя, – сказал Мэтом. – Мне не требовалось видеть этого во сне. Погреби его здесь, где он предпочел умереть. Да покоится он в мире.
– Не могу, – прошептал Моргон. – Я был его погибелью. Он об этом знал. Он все время знал. Я был его жребием, а он моим. Наши жизни были одной непрерывной, переплетенной игрой в загадки... Он выковал меч, который, как он знал, поразит его, а я принес его сюда, к нему. Если бы я подумал, если бы я знал...
– И что бы ты сделал? Ему не хватало сил завершить древнюю войну; он знал, что с ней покончишь ты, если он отдаст тебе свою мощь. Он выиграл эту игру. Прими все так, как есть.
– Не могу... Пока не могу.
Он положил руку на камни, помолчал, поднял голову, ища в небе нечто такое, чего не мог найти в своей душе, но лик неба был неподвижен и бледен.
– Где Рэдерле?
– Некоторое время она была со мной, – сказала Моргол. Лицо ее было невозмутимо, точно зимнее утро, овевающее мир тишиной. – Она ушла, как мне подумалось, искать тебя, но, возможно, ей тоже требуется время, чтобы излить свое горе.
Моргон встретился с ней глазами. Моргол улыбалась, и улыбка эта коснулась его сердца.
– Моргон, он мертв. Но ты, хотя и ненадолго, дал ему то, что он мог по-настоящему полюбить.
– Ты тоже, – прошептал он.
А затем повернулся и пошел вперед, чтобы найти для себя утешение где-нибудь в своем Обитаемом Мире. Он стал снегом или воздухом, или, возможно, остался собой; он не был уверен ни в чем, знал только, что не оставил следов на снегу, следов, по которым кто-нибудь мог бы его найти.
Он странствовал по земле, принимая множество обличий, восстанавливая разорванные связи, пока не осталось ни дерева, ни насекомого, ни человека в Обитаемом Мире, которого он не ощутил бы, – кроме одной женщины. Ветра, которые прикасались ко всему в своем беспредельном любопытстве, поведали ему о лишившихся крова военачальниках и простых людях в Имрисе, нашедших пристанище при дворе Астрина, о торговцах, борющихся с морем, чтобы доставить зерно из Ана в Херун и пиво с Хеда в разоренную войной землю. Они сообщили ему, когда и как вернулись в Остерланд туры и как анский король вновь подчинил мертвых в землях трех уделов. Они слышали, как волшебники в Кэйтнарде совещаются и думают о восстановлении великой Лунголдской школы, в то время как Мастера спокойно разгадывают последние из неразрешенных загадок, которые остались в их списках. Он чувствовал, что Хар ждет его у своего зимнего очага с бдительными волками у колен. Он видел, как глаза Моргол глядят сквозь стены ее замка и через ее горы, снова и снова ища его, ища Рэдерле, раздумывая об их судьбах.
Он попытался положить конец своей скорби, целыми днями пребывая на окраинах пустошей, складывая вместе головоломки, все игры арфиста, действие за действием, и постепенно понимая, что к чему. Но понимание не дало утешения. Он попытался играть на арфе, необозримой, как ночное небо, полной столь же бесчисленных звезд, но даже это не принесло ему мира. Лишенный покоя, он шел с холодных нагих вершин в тихие леса, забредал на огонек в трактиры и усадьбы, где его сердечно приветствовали, как путника, вошедшего с холода. Он не знал, к чему стремилось его сердце; почему призрак арфиста беспрерывно странствует в его душе и никак не может успокоиться.
Однажды он выбрался из снегов на северных пустошах, побуждаемый идти на юг – сам не зная почему. Во время этого странствования он менял обличья – одно за другим, и ни в одном из них не обретал мира. Он повстречался с весной, идущей на север, и беспокойство его стало еще острее. Ветра, прилетавшие с запада и с юга, приносили запах вспаханной земли и солнечного тепла. Они ударяли по его арфе, и она звучала неожиданно нежно, но ему не хотелось нежности. Он брел лесами в образе медведя, прочертил черной соколиной линией полуденное солнце, встававшее перед ним. Три дня он ехал верхом на бушприте торгового корабля, который стремительно бежал по ревущим волнам, пока матросы, которым надоели странные неподвижные глаза неведомой морской птицы, не прогнали его. Он двигался вдоль Имрисского побережья, лётом, ползком, галопом в табуне диких лошадей – пока не добрался до Меремонта. И далее – по запаху своих воспоминаний – к Равнине Ветров.
На равнине он обрел образ князя Хедского – с руками в шрамах и звездами во лбу. Эхо битвы окружило его; трава заколыхалась, точно порванные струны арфы. Клинок света от заходящего солнца ударил ему в глаза. Он повернул голову и увидел Рэдерле.
Она была на Хеде, на берегу близ Тола, она сидела на скале и кидала в море обломки раковин, а у ног ее плескались волны. Что-то в ее лице – странная смесь беспокойства и печали – показало, как в зеркале, то, что было у нее на сердце. И Моргон почувствовал, как невидимая рука тянет его туда, к Толу, к плеску волн, к Рэдерле. Он пролетел над волнами, то мельтеша на солнце, то пропадая в тени, и наконец принял свой привычный облик – теперь он стоял на скале перед единственной женщиной, которой ему так не хватало.
Она молча смотрела на его, держа на ладони раковину. Моргон тоже не находил слов; он подумал даже, уж не позабыл ли он все земные языки, пока бродил по пустошам севера. Он сел рядом с ней, взял из ее пальцев раковину и бросил в море.
– Ты влекла меня сюда от самых северных пустошей, – сказал он. – Я был... не помню уже, чем и кем я был, – чем-то холодным...
Немного погодя она пошевелилась и убрала с его глаз разлохмаченную прядь.
– А я все думала, придешь ты сюда или нет. Мне казалось, что ты должен прийти ко мне тогда, когда решишь, что ты готов.
Моргону подумалось, что она говорит о чем-то, что выше его понимания.
– Как же я мог прийти? Я не знал, где ты. Ты исчезла с Равнины Ветров, и никто ничего не мог о тебе сказать.
С мгновение она смотрела на него в упор.
– А я считала, что ты все знаешь. Ведь ты Высший. Ты даже знаешь, что я сейчас скажу.
– Нет, – признался он, подцепил в расселине обломок раковины и скормил его волнам. – Твой разум не связан с моим. Я был бы с тобой давным-давно, если бы только знал, откуда мне начать поиски.
Она хранила молчание, наблюдая за ним. В конце концов он встретился с ней взглядом, вздохнул и положил свою руку на ее плечо. Волосы Рэдерле пахли солью, лицо дочерна загорело на солнце.
– Меня замучили призраки, – сказал он. – И все кажется, будто сердце мое погребено под камнями того кургана.
– Знаю.
Она поцеловала его. Волна подкатила к их ногам, отступила. Пристань в Толе восстанавливали; привезенные из северных стран сосновые бревна лежали на берегу. Рэдерле посмотрела вперед, через пролив на Кэйтнард.
– Школа Мастеров Загадок снова открылась.
– Знаю.
– Если ты все знаешь, о чем мы будем говорить?
– Понятия не имею. Полагаю, что ни о чем.
Он увидел пересекающий пролив корабль из Тола, везущий князя Хедского и арфиста. Корабль причалил в Кэйтнарде. Они высадились, готовые двинуться дальше. Моргон слегка шевельнулся, задаваясь вопросом, когда же все это кончится. Он крепче прижал к себе Рэдерле, щека его терлась о ее волосы. В предзакатном свете так хотелось ему взяться за арфу, но звездная арфа его была разбита, струны ее лопнули от скорби. Он коснулся мидии, прилепившейся к скале, и понял, что ничем таким еще не оборачивался. Море на миг стихло, и он услышал нечто вроде обрывка песни, которую некогда любил.
– Что ты сделал с Властелинами Земли?
– Я не убил их, – негромко ответил он. – Я даже не коснулся их мощи. Я заточил их в горе Эрленстар.
Он услышал долгий, глубокий вздох.
– А я и спрашивать боялась, – прошептала Рэдерле.
– Как я мог их истребить, если они – это частица тебя. И Дета... Они будут заточены, пока не умрут – или пока я не умру, смотря кто раньше...
Он окинул усталым взглядом несколько грядущих тысячелетий.
– Искусство Загадки... И это – конец? Все загадки заводят в башню без дверей? У меня такое чувство, будто я складывал эту башню – камень на камень, загадку на загадку, – и последний камень, встав на место, разрушил ее.
– Не знаю. Когда не стало Дуака, я так горевала; у меня словно кусок из сердца вырвали. Казалось таким несправедливым, что его унесла эта война, ведь он был самый здравомыслящий и терпеливый из нас. Эта рана уже зажила. Но арфист... Мне все слышится его арфа за сияющей дорожкой на воде, за лучами света... Не знаю, почему мы не можем дать ему покой.
Моргон отобрал ее волосы у разыгравшегося ветра и погладил их. Он наугад вошел в поток мыслей, витающих в воздухе, и увидел, как Тристан миролюбиво ворчит на Элиарда, расставляя блюда на столе в Акрене. В Хеле Нун и Райт Хелский наблюдают за рождением поросенка. В Лунголде Ифф восстанавливает книги из сожженной библиотеки волшебников. В Городе Кругов Лира беседует с юным и знатным херунцем и рассказывает ему о битве в Лунголде, чего прежде не рассказывала никому другому. На Равнине Ветров обломки меча все глубже уходят в землю под корнями трав.
Он принюхался к сумеркам, сгустившимся над Хедом, пахнущим молодой травой, вспаханной землей, нагретыми солнцем листьями. Странное воспоминание о песне, которая не была песней, опять захватило его; предельно сосредоточившись, он почти услышал ее. Казалось, что ее слышит и Рэдерле; она шевельнулась на его груди, в последних лучах заходящего солнца лицо ее стало умиротворенным и нежным.
– В Хеле родился говорящий поросенок, – сказал Моргон. – Там Нун с Владетелем Хела.
Внезапно она улыбнулась:
– Это первый за триста лет. Интересно, что ему назначено сказать? Моргон, пока я ждала тебя, мне нужно было чем-то заняться. И я обследовала море и нашла кое-что принадлежащее тебе. Оно в Акрене.
– Что это?
– А ты не догадываешься?
– Нет. Или ты хочешь, чтобы я читал твои мысли?
– Нет. Ни за что. Иначе как бы я могла с тобой спорить? – Лицо ее внезапно изменилось, улыбка стала глубже.
– Корона Певена?
– Элиард сказал, что это она. Раньше я никогда ее не видела. Она была вся в водорослях и ракушках, виднелся лишь один камень, похожий на ясный глаз... Я всегда любила море. Может быть, я буду в нем жить...
– А я буду жить на пустошах, – сказал он. – И раз в сотню лет ты станешь являться из моря, а я – приходить к тебе. Или, играя на арфе, я велю ветрам приносить тебя...
И тогда он наконец услышал эту песню между наплывами волн в глубине скалы, на которой они сидели, – старой, теплой, вросшей в землю и окруженной морем. Сердце его забилось сильнее, с робостью отзываясь чему-то, чего он не чувствовал уже несколько лет.
– Что это?
Она по-прежнему улыбалась, не спуская с него глаз, полных прощального света. Долгое время он молчал, вслушиваясь, затем взял Рэдерле за руку и встал. Она зашагала с ним по прибрежной, поднимающейся на скалы дороге. Солнце брызнуло последними лучами на зелень полей и дорогу. Моргон остановился, и вдруг сердце его раскрылось, и в нем начало что-то расти подобно саженцу – он слышал все на Хеде, все в Обитаемом Мире – знакомую тишину, которая исходит из сердца всего сущего.
Эта тишина впиталась глубоко в его душу и осталась там. Было то воспоминание, или часть его наследия, или загадка без разгадки, он не знал. Он притянул Рэдерле поближе к себе, впервые удовлетворенный тем, что он чего-то не знает. Они снова побрели по дороге к Акрену. Рэдерле безмятежным голосом принялась рассказывать ему о жемчугах, о светящихся рыбах и о пении вод в глубинах моря. Солнце село, и сумрак явился в Обитаемый Мир – сумрак брел позади них по дороге, словно сереброволосый странник с ночью за спиной и лицом, всегда обращенным к заре.
И мир, трепетный, неожиданный, появившийся из ниоткуда молодым деревцем, пустил корни в сердце Моргона.
СЛОВАРЬ ИМЕН И НАЗВАНИЙ
Они попытались дать ему последний бой перед тем, как он заставил их войти в гору. Но мертвые обступили его, точно каменные стены, а ветра разыгрались, как никогда. Он мог бы истребить их, лишить могущества, как пытались обойтись и с ним. Но отблеск их красоты сохранился в Рэдерле, напоминая ему, какими они, возможно, были когда-то; и у него не поднялась рука для того, чтобы уничтожить Властелинов. Он даже не тронул их мощь. Он загнал их в гору, и они тут же бежали от него в образах воды и самоцветных камней. Он запечатал все входы и выходы, все лазейки, все пещеры и тоннели, все шахты и скрытые ручьи, поверхность земли и недра скалы – запечатал своим именем. Среди камней и деревьев, света и ветра, вокруг горы – всюду он расставил мертвецов, повелев неусыпно охранять все подступы к горе. Затем он выпустил ветра из своей песни, и они повлекли зиму из северного края по всему Обитаемому Миру.
И тогда он вернулся на Равнину Ветров – туда, куда тянули его воспоминания. Снег лежал по всей равнине и на всех иззубренных и громоздких лицах камней. Вокруг равнины за деревьями курились дымки, ибо никто из воинов не покинул своих становищ. Толпы мужчин, женщин, стада животных все еще были здесь и ждали его возвращения.
Они похоронили мертвых и послали отряды за припасами; они устраивались здесь на зиму, привязанные к равнине.
Моргон принял свой образ, выйдя из ветра близ разрушенной башни. Он услышал, как Моргол беседует с Гох; увидел Хара, налагающего лубки на сломанную ногу тура. Он не знал, жив ли Элиард. Окинув взглядом громадный каменный курган, он шагнул вперед в горькой печали. Вновь приложив лицо к одному из холодных, прекрасных камней, он распростер руки, словно желая обнять весь курган и удержать его в своем сердце, но внезапно ощутил, что связан, как если бы он был призраком и все его прошлое лежало под этими камнями. Пока он предавался скорби, люди стали двигаться по равнине. Он видел их внутренним взором, не думая о них, – крохотные создания, тянущиеся по нетронутым белым снегам. Когда он наконец обернулся, то увидел воочию, что люди обступили его молчаливым кольцом.
Их повлекло к нему, как когда-то его к арфисту – безо всяких причин, безо всяких вопросов, одним лишь необъяснимым чутьем. Землеправители Обитаемого Мира и четверо волшебников тихо стояли перед ним. Они не знали, что сказать Звездоносцу, представшему перед ними во всей его мощи и скорби; они просто отзывались на что-то в нем, на то, что принесло мир на древнюю равнину.
Он посмотрел на лица, которые так прекрасно знал. Они были искажены горем и страданием, горем о Высшем и об их собственных мертвых. Отыскав среди них Элиарда, он почувствовал, как забилось его сердце, – забилось быстро и болезненно. Такого лица у Элиарда он не видел никогда – бесцветным и суровым, как голая зимняя земля, было это лицо. Треть хедских земледельцев увезут с равнины домой, на остров, чтобы похоронить их на родных, промерзших холмах. Моргон не знал, как утешить брата, но когда тот, храня молчание, посмотрел на него, что-то новое появилось в его глазах, чего не было прежде в неизменном многовековом наследии князей Хеда, – казалось, Великая Тайна прикоснулась к нему.
Моргон перевел взгляд на Астрина. Тот казался все еще ошеломленным смертью Хьюриу и внезапно свалившейся на него немалой властью.
– Прости, – сказал Моргон. Это слово показалось ему столь же легким и ничего не значащим, как снег, лежащий на каменных глыбах за его спиной. – Я чувствовал, как он умирает. Но я не мог... Ничем не мог ему помочь. Я перечувствовал столько смертей...
Единственный белый глаз, казалось, заглянул в самую его душу.
– Ты жив, – прошептал Астрин. – Высший. Ты уцелел, чтобы наконец назвать себя по имени, и этим утром ты принес нам мир.
– Мир. – Он ощутил спиной камни, холодные как лед.
– Моргон, – негромко произнес Данан, – когда мы увидели падение башни, никто из нас не надеялся дожить до новой зари.
– И сколько из вас не дожили... Погибло столько твоих рудокопов.
– Да, многие не дожили. Я владею огромной горой, поросшей деревьями. Ты вернул ее нам – вернул наш дом, куда мы скоро снова придем.
– Мы дожили до того, что увидели, как переходит власть от Высшего к его наследнику, – сказал Хар. – Мы заплатили за то, что видели, но... Но мы уцелели.
Глаза его были до странности теплыми. Он поправил плащ, свисающий с исхудавших плеч, – старый жилистый король, сберегший в сердце воспоминания о начале мира.
– Ты вступил в поразительную игру и выиграл. Не сокрушайся о Высшем. Он был стар, и власть его близилась к концу. Он оставил тебе Обитаемый Мир, охваченный войной, почти невыносимое наследие и все свои надежды. Ты не подвел его. Теперь мы можем разойтись по домам в мире, не страшась чужих у наших порогов. Когда дверь внезапно распахнется навстречу зимним ветрам и мы обернемся от наших теплых очагов, ища Высшего в доме, – им будешь ты. Он оставил нам щедрый дар.
Моргон хранил молчание. Несмотря на все их слова, горе вновь коснулось его, не сильно, точно едва занимающееся пламя, он ощутил ответную печаль за каждого из них – такую, какую не могут ни выразить, ни утешить никакие слова. Он искал ее, столь подобную его собственной, и нашел в Мэтоме, усталом и омраченном смертью кого-то из самых близких. Моргон шагнул к нему.
– Кто?
– Дуак, – ответил король. Он тяжело и хрипло вздохнул, стоя, темный, как привидение в белизне снегов. – Он отказался оставаться в Ане... Первый раз в жизни я проиграл спор. Мой земленаследник с глазами, как море...
Моргон опять был нем и думал, как много связей разорвалось для него, какое множество смертей в нем не отозвалось. И внезапно сказал, вспомнив:
– Ты знал, что Высший придет отсюда.
– Он сам назвал себя, – сказал Мэтом. – Мне не требовалось видеть этого во сне. Погреби его здесь, где он предпочел умереть. Да покоится он в мире.
– Не могу, – прошептал Моргон. – Я был его погибелью. Он об этом знал. Он все время знал. Я был его жребием, а он моим. Наши жизни были одной непрерывной, переплетенной игрой в загадки... Он выковал меч, который, как он знал, поразит его, а я принес его сюда, к нему. Если бы я подумал, если бы я знал...
– И что бы ты сделал? Ему не хватало сил завершить древнюю войну; он знал, что с ней покончишь ты, если он отдаст тебе свою мощь. Он выиграл эту игру. Прими все так, как есть.
– Не могу... Пока не могу.
Он положил руку на камни, помолчал, поднял голову, ища в небе нечто такое, чего не мог найти в своей душе, но лик неба был неподвижен и бледен.
– Где Рэдерле?
– Некоторое время она была со мной, – сказала Моргол. Лицо ее было невозмутимо, точно зимнее утро, овевающее мир тишиной. – Она ушла, как мне подумалось, искать тебя, но, возможно, ей тоже требуется время, чтобы излить свое горе.
Моргон встретился с ней глазами. Моргол улыбалась, и улыбка эта коснулась его сердца.
– Моргон, он мертв. Но ты, хотя и ненадолго, дал ему то, что он мог по-настоящему полюбить.
– Ты тоже, – прошептал он.
А затем повернулся и пошел вперед, чтобы найти для себя утешение где-нибудь в своем Обитаемом Мире. Он стал снегом или воздухом, или, возможно, остался собой; он не был уверен ни в чем, знал только, что не оставил следов на снегу, следов, по которым кто-нибудь мог бы его найти.
Он странствовал по земле, принимая множество обличий, восстанавливая разорванные связи, пока не осталось ни дерева, ни насекомого, ни человека в Обитаемом Мире, которого он не ощутил бы, – кроме одной женщины. Ветра, которые прикасались ко всему в своем беспредельном любопытстве, поведали ему о лишившихся крова военачальниках и простых людях в Имрисе, нашедших пристанище при дворе Астрина, о торговцах, борющихся с морем, чтобы доставить зерно из Ана в Херун и пиво с Хеда в разоренную войной землю. Они сообщили ему, когда и как вернулись в Остерланд туры и как анский король вновь подчинил мертвых в землях трех уделов. Они слышали, как волшебники в Кэйтнарде совещаются и думают о восстановлении великой Лунголдской школы, в то время как Мастера спокойно разгадывают последние из неразрешенных загадок, которые остались в их списках. Он чувствовал, что Хар ждет его у своего зимнего очага с бдительными волками у колен. Он видел, как глаза Моргол глядят сквозь стены ее замка и через ее горы, снова и снова ища его, ища Рэдерле, раздумывая об их судьбах.
Он попытался положить конец своей скорби, целыми днями пребывая на окраинах пустошей, складывая вместе головоломки, все игры арфиста, действие за действием, и постепенно понимая, что к чему. Но понимание не дало утешения. Он попытался играть на арфе, необозримой, как ночное небо, полной столь же бесчисленных звезд, но даже это не принесло ему мира. Лишенный покоя, он шел с холодных нагих вершин в тихие леса, забредал на огонек в трактиры и усадьбы, где его сердечно приветствовали, как путника, вошедшего с холода. Он не знал, к чему стремилось его сердце; почему призрак арфиста беспрерывно странствует в его душе и никак не может успокоиться.
Однажды он выбрался из снегов на северных пустошах, побуждаемый идти на юг – сам не зная почему. Во время этого странствования он менял обличья – одно за другим, и ни в одном из них не обретал мира. Он повстречался с весной, идущей на север, и беспокойство его стало еще острее. Ветра, прилетавшие с запада и с юга, приносили запах вспаханной земли и солнечного тепла. Они ударяли по его арфе, и она звучала неожиданно нежно, но ему не хотелось нежности. Он брел лесами в образе медведя, прочертил черной соколиной линией полуденное солнце, встававшее перед ним. Три дня он ехал верхом на бушприте торгового корабля, который стремительно бежал по ревущим волнам, пока матросы, которым надоели странные неподвижные глаза неведомой морской птицы, не прогнали его. Он двигался вдоль Имрисского побережья, лётом, ползком, галопом в табуне диких лошадей – пока не добрался до Меремонта. И далее – по запаху своих воспоминаний – к Равнине Ветров.
На равнине он обрел образ князя Хедского – с руками в шрамах и звездами во лбу. Эхо битвы окружило его; трава заколыхалась, точно порванные струны арфы. Клинок света от заходящего солнца ударил ему в глаза. Он повернул голову и увидел Рэдерле.
Она была на Хеде, на берегу близ Тола, она сидела на скале и кидала в море обломки раковин, а у ног ее плескались волны. Что-то в ее лице – странная смесь беспокойства и печали – показало, как в зеркале, то, что было у нее на сердце. И Моргон почувствовал, как невидимая рука тянет его туда, к Толу, к плеску волн, к Рэдерле. Он пролетел над волнами, то мельтеша на солнце, то пропадая в тени, и наконец принял свой привычный облик – теперь он стоял на скале перед единственной женщиной, которой ему так не хватало.
Она молча смотрела на его, держа на ладони раковину. Моргон тоже не находил слов; он подумал даже, уж не позабыл ли он все земные языки, пока бродил по пустошам севера. Он сел рядом с ней, взял из ее пальцев раковину и бросил в море.
– Ты влекла меня сюда от самых северных пустошей, – сказал он. – Я был... не помню уже, чем и кем я был, – чем-то холодным...
Немного погодя она пошевелилась и убрала с его глаз разлохмаченную прядь.
– А я все думала, придешь ты сюда или нет. Мне казалось, что ты должен прийти ко мне тогда, когда решишь, что ты готов.
Моргону подумалось, что она говорит о чем-то, что выше его понимания.
– Как же я мог прийти? Я не знал, где ты. Ты исчезла с Равнины Ветров, и никто ничего не мог о тебе сказать.
С мгновение она смотрела на него в упор.
– А я считала, что ты все знаешь. Ведь ты Высший. Ты даже знаешь, что я сейчас скажу.
– Нет, – признался он, подцепил в расселине обломок раковины и скормил его волнам. – Твой разум не связан с моим. Я был бы с тобой давным-давно, если бы только знал, откуда мне начать поиски.
Она хранила молчание, наблюдая за ним. В конце концов он встретился с ней взглядом, вздохнул и положил свою руку на ее плечо. Волосы Рэдерле пахли солью, лицо дочерна загорело на солнце.
– Меня замучили призраки, – сказал он. – И все кажется, будто сердце мое погребено под камнями того кургана.
– Знаю.
Она поцеловала его. Волна подкатила к их ногам, отступила. Пристань в Толе восстанавливали; привезенные из северных стран сосновые бревна лежали на берегу. Рэдерле посмотрела вперед, через пролив на Кэйтнард.
– Школа Мастеров Загадок снова открылась.
– Знаю.
– Если ты все знаешь, о чем мы будем говорить?
– Понятия не имею. Полагаю, что ни о чем.
Он увидел пересекающий пролив корабль из Тола, везущий князя Хедского и арфиста. Корабль причалил в Кэйтнарде. Они высадились, готовые двинуться дальше. Моргон слегка шевельнулся, задаваясь вопросом, когда же все это кончится. Он крепче прижал к себе Рэдерле, щека его терлась о ее волосы. В предзакатном свете так хотелось ему взяться за арфу, но звездная арфа его была разбита, струны ее лопнули от скорби. Он коснулся мидии, прилепившейся к скале, и понял, что ничем таким еще не оборачивался. Море на миг стихло, и он услышал нечто вроде обрывка песни, которую некогда любил.
– Что ты сделал с Властелинами Земли?
– Я не убил их, – негромко ответил он. – Я даже не коснулся их мощи. Я заточил их в горе Эрленстар.
Он услышал долгий, глубокий вздох.
– А я и спрашивать боялась, – прошептала Рэдерле.
– Как я мог их истребить, если они – это частица тебя. И Дета... Они будут заточены, пока не умрут – или пока я не умру, смотря кто раньше...
Он окинул усталым взглядом несколько грядущих тысячелетий.
– Искусство Загадки... И это – конец? Все загадки заводят в башню без дверей? У меня такое чувство, будто я складывал эту башню – камень на камень, загадку на загадку, – и последний камень, встав на место, разрушил ее.
– Не знаю. Когда не стало Дуака, я так горевала; у меня словно кусок из сердца вырвали. Казалось таким несправедливым, что его унесла эта война, ведь он был самый здравомыслящий и терпеливый из нас. Эта рана уже зажила. Но арфист... Мне все слышится его арфа за сияющей дорожкой на воде, за лучами света... Не знаю, почему мы не можем дать ему покой.
Моргон отобрал ее волосы у разыгравшегося ветра и погладил их. Он наугад вошел в поток мыслей, витающих в воздухе, и увидел, как Тристан миролюбиво ворчит на Элиарда, расставляя блюда на столе в Акрене. В Хеле Нун и Райт Хелский наблюдают за рождением поросенка. В Лунголде Ифф восстанавливает книги из сожженной библиотеки волшебников. В Городе Кругов Лира беседует с юным и знатным херунцем и рассказывает ему о битве в Лунголде, чего прежде не рассказывала никому другому. На Равнине Ветров обломки меча все глубже уходят в землю под корнями трав.
Он принюхался к сумеркам, сгустившимся над Хедом, пахнущим молодой травой, вспаханной землей, нагретыми солнцем листьями. Странное воспоминание о песне, которая не была песней, опять захватило его; предельно сосредоточившись, он почти услышал ее. Казалось, что ее слышит и Рэдерле; она шевельнулась на его груди, в последних лучах заходящего солнца лицо ее стало умиротворенным и нежным.
– В Хеле родился говорящий поросенок, – сказал Моргон. – Там Нун с Владетелем Хела.
Внезапно она улыбнулась:
– Это первый за триста лет. Интересно, что ему назначено сказать? Моргон, пока я ждала тебя, мне нужно было чем-то заняться. И я обследовала море и нашла кое-что принадлежащее тебе. Оно в Акрене.
– Что это?
– А ты не догадываешься?
– Нет. Или ты хочешь, чтобы я читал твои мысли?
– Нет. Ни за что. Иначе как бы я могла с тобой спорить? – Лицо ее внезапно изменилось, улыбка стала глубже.
– Корона Певена?
– Элиард сказал, что это она. Раньше я никогда ее не видела. Она была вся в водорослях и ракушках, виднелся лишь один камень, похожий на ясный глаз... Я всегда любила море. Может быть, я буду в нем жить...
– А я буду жить на пустошах, – сказал он. – И раз в сотню лет ты станешь являться из моря, а я – приходить к тебе. Или, играя на арфе, я велю ветрам приносить тебя...
И тогда он наконец услышал эту песню между наплывами волн в глубине скалы, на которой они сидели, – старой, теплой, вросшей в землю и окруженной морем. Сердце его забилось сильнее, с робостью отзываясь чему-то, чего он не чувствовал уже несколько лет.
– Что это?
Она по-прежнему улыбалась, не спуская с него глаз, полных прощального света. Долгое время он молчал, вслушиваясь, затем взял Рэдерле за руку и встал. Она зашагала с ним по прибрежной, поднимающейся на скалы дороге. Солнце брызнуло последними лучами на зелень полей и дорогу. Моргон остановился, и вдруг сердце его раскрылось, и в нем начало что-то расти подобно саженцу – он слышал все на Хеде, все в Обитаемом Мире – знакомую тишину, которая исходит из сердца всего сущего.
Эта тишина впиталась глубоко в его душу и осталась там. Было то воспоминание, или часть его наследия, или загадка без разгадки, он не знал. Он притянул Рэдерле поближе к себе, впервые удовлетворенный тем, что он чего-то не знает. Они снова побрели по дороге к Акрену. Рэдерле безмятежным голосом принялась рассказывать ему о жемчугах, о светящихся рыбах и о пении вод в глубинах моря. Солнце село, и сумрак явился в Обитаемый Мир – сумрак брел позади них по дороге, словно сереброволосый странник с ночью за спиной и лицом, всегда обращенным к заре.
И мир, трепетный, неожиданный, появившийся из ниоткуда молодым деревцем, пустил корни в сердце Моргона.
СЛОВАРЬ ИМЕН И НАЗВАНИЙ
Айя – жена Хара из Остерланда.
Акрен – резиденция землеправителей Хеда.
Алойл – древний волшебник, состоявший на службе у имрисских королей, еще до открытия школы волшебников в Лунголде.
Ан – крупное королевство, включающее уделы Ан, Аум, Хел; главный город – Ануйн, правитель – Мэтом.
Ануйн – главный город Ана, морской порт.
Арья – херунская женщина, в которой есть загадка.
Астрин – земленаследник Имриса; брат Хьюриу.
Аум – древнее королевство; теперь один из трех уделов Ана.
Башня Ветров – единственное уцелевшее строение в разрушенном Городе Ветров.
Бере – внук Данана Исигского; сын Верт.
Бри Корбетт – корабельщик на службе Мэтома Анского.
Верт – дочь Данана Исигского.
Властелины Земли – древние жители земли; строители ныне разрушенных городов в Имрисе.
Высший – законодатель и устроитель жизни со времен ухода Властелинов Земли.
Гистеслухлом – основатель школы волшебников в Лунголде.
Гора Эрленстар – резиденция Высшего.
Город Короны, или Город Кругов – главный город Херуна, окружен семью стенами; резиденция Моргол Эл из Херуна.
Гох – страж из Херуна.
Данан Исигский – землеправитель и король Исига.
Дет – арфист Высшего.
Дуак – сын Мэтома и земленаследник Ана.
Илон – древний король Ана, сын анской королевы и Меняющего Обличья Коррига.
Имрис – королевство, управляемое Хьюриу, главный город – Кэруэддин.
Ирт – самый могущественный волшебник из Лунголда после Основателя, известен также под именем Арфист Лунголда.
Ирье – резиденция Хара Остерландского на Хмурой горе.
Исиг – горное королевство, управляемое Дананом Исигским.
Исигский перевал – горный перевал между Исигом и горой Эрленстар.
Ифф с Непроизносимым именем – лунголдский волшебник на службе у Херуна.
Квилл – река.
Кирт – торговый город недалеко от Харта, резиденция короля Данана Исигского, стоит на реке Осе.
Корриг – Меняющий Обличья, отец Илона.
Краал – торговый город, расположен в устье реки Осе.
Кэйтнард – город-порт между Имрисом и Аном; там расположено училище Мастеров Загадок.
Кэруэддин – главный город Имриса в устье реки Тол, резиденция Хьюриу.
Лейн – родственник Высокого Владетеля Марчера.
Лира – дочь Моргол Эл из Херуна; земленаследница Херуна; полное имя – Лиралутуйн.
Лунголд – древний город; здесь находилась основанная Гистеслухломом школа волшебников.
Мадир – древняя ведьма из Ана.
Марчер – земли в северном Имрисе, управляемые Высоким Владетелем Марчера.
Меремонт – прибрежная область в Имрисе, управляемая высоким владетелем Меремонта.
Моргон – землеправитель и князь Хеда, Звездоносец.
Мэтом – землеправитель и король Ана; отец Руда, Рэдерле и Дуака.
Нун – древняя колдунья из Лунголда, состоявшая на службе у владетелей Хела.
Озеро Белой Девы – озеро, из которого вытекает Квилл.
Ом – Мастер Загадок из Кэйтнарда.
Осе – река.
Остерланд – северное королевство, управляемое Харом.
Певен Аумский – древний владетель Аума; правители Ана пятьсот лет держали его в плену в башне. Хранил древнюю корону Аума.
Пещера Потерянных – пещера, где Моргон нашел Детей Властелинов Земли и получил меч с тремя звездами.
Равнина Ветров – равнина в Имрисе, где находится Башня Ветров и руины городов Властелинов Земли.
Равнина Королевских Уст – местность к северу от Кэруэддин с руинами одного из древних городов Властелинов Земли.
Райт – владетель Хела.
Рорк – Высокий Владетель Умбера.
Руд – земленаследник Ана; сын Мэтома, друг Моргона с Хеда.
Рун – область в Имрисе.
Рэдерле – дочь Мэтома Анского, обещанная тому, кто отыграет корону у Певена Аумского.
Сек – Властелин Земли.
Сут – древний волшебник, друг Хара Остерландского.
Талиес – древний волшебник.
Терил – сын Рорка Умбера.
Тол – небольшой рыбацкий городок на Хеде, морской порт.
Тор – область в Имрисе.
Тристан – дочь Атола и Спринг, сестра Моргона с Хеда.
Умбер – область в центральном Имрисе, управляемая Рорком.
Хар – король-волк, землеправитель и король Остерланда.
Харте – резиденция Данана Исигского на горе Исиг.
Хед – небольшой остров, управляемый князьями Хедскими.
Хел – древнее королевство, теперь – один из уделов Ана.
Херун – королевство; главный город – Город Короны, пли Город Кругов, управляется Моргол Эл.
Хлурле – торговый город-порт недалеко от Херуна.
Хмурая гора – место, где находится Ирье, резиденция Хара Остерландского.
Хугин – сын волшебника Сута.
Хьюриу – король и землеправитель Имриса.
Эдолен – один из Властелинов Земли.
Эл – Моргол (землеправительница) в Херуне; полное имя – Элриародан.
Элиард – брат Моргона и земленаследник Хеда.
Эриэл – жена Хьюриу, землеправителя Имриса, Меняющая Обличья.
Эш – сын и земленаследник Данана Исигского.
Акрен – резиденция землеправителей Хеда.
Алойл – древний волшебник, состоявший на службе у имрисских королей, еще до открытия школы волшебников в Лунголде.
Ан – крупное королевство, включающее уделы Ан, Аум, Хел; главный город – Ануйн, правитель – Мэтом.
Ануйн – главный город Ана, морской порт.
Арья – херунская женщина, в которой есть загадка.
Астрин – земленаследник Имриса; брат Хьюриу.
Аум – древнее королевство; теперь один из трех уделов Ана.
Башня Ветров – единственное уцелевшее строение в разрушенном Городе Ветров.
Бере – внук Данана Исигского; сын Верт.
Бри Корбетт – корабельщик на службе Мэтома Анского.
Верт – дочь Данана Исигского.
Властелины Земли – древние жители земли; строители ныне разрушенных городов в Имрисе.
Высший – законодатель и устроитель жизни со времен ухода Властелинов Земли.
Гистеслухлом – основатель школы волшебников в Лунголде.
Гора Эрленстар – резиденция Высшего.
Город Короны, или Город Кругов – главный город Херуна, окружен семью стенами; резиденция Моргол Эл из Херуна.
Гох – страж из Херуна.
Данан Исигский – землеправитель и король Исига.
Дет – арфист Высшего.
Дуак – сын Мэтома и земленаследник Ана.
Илон – древний король Ана, сын анской королевы и Меняющего Обличья Коррига.
Имрис – королевство, управляемое Хьюриу, главный город – Кэруэддин.
Ирт – самый могущественный волшебник из Лунголда после Основателя, известен также под именем Арфист Лунголда.
Ирье – резиденция Хара Остерландского на Хмурой горе.
Исиг – горное королевство, управляемое Дананом Исигским.
Исигский перевал – горный перевал между Исигом и горой Эрленстар.
Ифф с Непроизносимым именем – лунголдский волшебник на службе у Херуна.
Квилл – река.
Кирт – торговый город недалеко от Харта, резиденция короля Данана Исигского, стоит на реке Осе.
Корриг – Меняющий Обличья, отец Илона.
Краал – торговый город, расположен в устье реки Осе.
Кэйтнард – город-порт между Имрисом и Аном; там расположено училище Мастеров Загадок.
Кэруэддин – главный город Имриса в устье реки Тол, резиденция Хьюриу.
Лейн – родственник Высокого Владетеля Марчера.
Лира – дочь Моргол Эл из Херуна; земленаследница Херуна; полное имя – Лиралутуйн.
Лунголд – древний город; здесь находилась основанная Гистеслухломом школа волшебников.
Мадир – древняя ведьма из Ана.
Марчер – земли в северном Имрисе, управляемые Высоким Владетелем Марчера.
Меремонт – прибрежная область в Имрисе, управляемая высоким владетелем Меремонта.
Моргон – землеправитель и князь Хеда, Звездоносец.
Мэтом – землеправитель и король Ана; отец Руда, Рэдерле и Дуака.
Нун – древняя колдунья из Лунголда, состоявшая на службе у владетелей Хела.
Озеро Белой Девы – озеро, из которого вытекает Квилл.
Ом – Мастер Загадок из Кэйтнарда.
Осе – река.
Остерланд – северное королевство, управляемое Харом.
Певен Аумский – древний владетель Аума; правители Ана пятьсот лет держали его в плену в башне. Хранил древнюю корону Аума.
Пещера Потерянных – пещера, где Моргон нашел Детей Властелинов Земли и получил меч с тремя звездами.
Равнина Ветров – равнина в Имрисе, где находится Башня Ветров и руины городов Властелинов Земли.
Равнина Королевских Уст – местность к северу от Кэруэддин с руинами одного из древних городов Властелинов Земли.
Райт – владетель Хела.
Рорк – Высокий Владетель Умбера.
Руд – земленаследник Ана; сын Мэтома, друг Моргона с Хеда.
Рун – область в Имрисе.
Рэдерле – дочь Мэтома Анского, обещанная тому, кто отыграет корону у Певена Аумского.
Сек – Властелин Земли.
Сут – древний волшебник, друг Хара Остерландского.
Талиес – древний волшебник.
Терил – сын Рорка Умбера.
Тол – небольшой рыбацкий городок на Хеде, морской порт.
Тор – область в Имрисе.
Тристан – дочь Атола и Спринг, сестра Моргона с Хеда.
Умбер – область в центральном Имрисе, управляемая Рорком.
Хар – король-волк, землеправитель и король Остерланда.
Харте – резиденция Данана Исигского на горе Исиг.
Хед – небольшой остров, управляемый князьями Хедскими.
Хел – древнее королевство, теперь – один из уделов Ана.
Херун – королевство; главный город – Город Короны, пли Город Кругов, управляется Моргол Эл.
Хлурле – торговый город-порт недалеко от Херуна.
Хмурая гора – место, где находится Ирье, резиденция Хара Остерландского.
Хугин – сын волшебника Сута.
Хьюриу – король и землеправитель Имриса.
Эдолен – один из Властелинов Земли.
Эл – Моргол (землеправительница) в Херуне; полное имя – Элриародан.
Элиард – брат Моргона и земленаследник Хеда.
Эриэл – жена Хьюриу, землеправителя Имриса, Меняющая Обличья.
Эш – сын и земленаследник Данана Исигского.