МакКиллип Патриция. Арфист на ветру (Мастер загадок - 3)

   Моргон избавился от изношенной рубахи, истершихся бараньих шкур и грязи, которую суровые ветры не соскребли с его тела. Чистый, насытившийся, одетый в теплый бархат и толстый, пушистый мех, он сидел у огня и с изумлением перебирал в памяти то, что сделал.
   - Я бросил тебя, - сказал он Рэдерле. - Я могу понять все, кроме этого. Я бежал из мира людей, оставив тебя...
   - Ты устал, - сонно ответила она. - Может быть, тебе просто нужно было подумать. - Она растянулась рядом с ним на шкурах, в которых ноги утопали почти по лодыжку; судя по голосу, она отогрелась возле огня и почти спала. Или, возможно, тебе понадобилось уединение, чтобы научиться играть на арфе...
   Голос её удалялся, и она, оставив его одного, погрузилась в сон. Он укрыл её одеялами, посидел немного, не двигаясь, следя, как свет и тени борются на её утомленном лице. Ветры выли и разбивались о башню, словно морские волны. В них звучало то самое эхо, которое пронизывало его воспоминания. Моргон машинально потянулся за арфой, но вовремя вспомнил, что, подыгрывая ветрам, нарушит ночной покой в королевском жилище.
   Он тихо заиграл какую-то балладу, потом другую, третью... Некоторое время спустя пальцы его замерли, и он долго сидел, беззвучно цепляя одну струну, в то время как в пламени то появлялось, то исчезало одно и то же лицо. Наконец он встал и прислушался. В доме все затихло, лишь где-то вдалеке едва слышно шелестели голоса. Он тихо двинулся мимо Рэдерле, мимо стражи у дверей, которой он не дал себя заметить, и поднялся по ступеням к дверному проему, занавешенному белым мехом, из-под которого снизу пробивалась полоска света. Он осторожно раздвинул занавеси, вступил в полутьму и замер.
   Волшебник дремал - старик, клюющий носом в кресле у огня. Руки его, покрытые шрамами, мирно покоились на коленях. Он был выше, чем в воспоминаниях Моргона, широкоплеч и при этом худ под своим длинным темным одеянием. Пока Моргон его рассматривал, волшебник пробудился и открыл светлые невозмутимые глаза. Наклонился со вздохом, ощупью поискал полено-другое и тщательно положил их в очаг, проходя пальцами прямо сквозь невысокое пламя. Язычки пламени взлетели, озарив суровое каменное лицо, изрядно побитое годами. Казалось, он внезапно понял, что не один в комнате, и на миг замер в полной неподвижности. Моргон почувствовал почти неосязаемое мысленное прикосновение. Волшебник зашевелился, и глаза его моргнули.
   - Моргон? - Голос чародея был глубоким, пробуждающим эхо и при этом приглушенным, полным сокровенного, точно звучал из глубины колодца. - Входи. Или ты уже вошел?
   Миг спустя Моргон двинулся вперед.
   - Я не хотел тебя беспокоить, - робко сказал он. Ирт покачал головой:
   - Я недавно слышал твою арфу, но не предполагал, что поговорю с тобой до утра. Данан сообщил мне, что Рэдерле нашла тебя на северных пустошах. Тебя преследовали? И из-за этого ты там скрылся?
   - Нет, я просто ушел и оставался там, потому что не мог представить себе, зачем мне возвращаться. Затем явилась Рэдерле и дала мне повод... Волшебник молчал, смотря на Моргона невидящими глазами.
   - Ты поразительный человек, - заметил он. - Может, сядешь?
   - Откуда ты знаешь, что я ещё не сел? - с любопытством спросил Моргон.
   - Я вижу кресло перед тобой. Или ты не чувствуешь мысленно? Я вижу через твои глаза.
   - Но я не замечаю этого...
   - Потому что я не связан с твоими мыслями, только со зрением. Я странствовал по Торговой дороге с помощью чужих глаз. В ночь, когда на вас напали конокрады, я знал, что один из них - Меняющий Обличья, ибо видел его глазами звезды, которые ты скрываешь от людей. Я искал его, чтобы уничтожить, но он ускользнул.
   - А в ночь, когда я пошел на арфу Дета? Ты тоже проник сквозь наваждение?
   Волшебник молчал. Голова его отвернулась от Моргона, суровые борозды на лице сдвинулись с таким стыдом и горечью, что Моргон, ужаснувшись своему вопросу, шагнул к старику.
   - Моргон, прости меня. Не мне тягаться с Гистеслухломом.
   - Ты и не мог ничем помочь, - его руки ухватились за спинку кресла, - не подвергая опасности Рэдерле.
   - Я сделал то немногое, что мог, подпитав твое наваждение, когда ты скрылся, но... Этого было так мало.
   - Ты спас мне жизнь.
   Внезапно он вспомнил лицо арфиста, глаза, добела иссушенные огнем и вперившиеся в пустоту перед тем, как Моргон испарился с места побоища. Отпустив деревянную поперечину, он закрыл лицо руками и услышал, как завозился Ирт.
   - Я не вижу.
   Моргон уронил руки и сел, совершенно обессиленный. Ветер выл вокруг башни, как будто в смятении. Ирт безмолвствовал и слушал тишину. Моргон не нарушал её, и старый чародей сказал мягко:
   - Рэдерле поведала мне, что могла, о событиях в горе Эрленстар. Я не проникал в её мысли. Не позволишь ли ты мне заглянуть в твою память? Или предпочитаешь рассказать мне сам? Так или иначе, я должен знать.
   - Возьми все сам.
   - А не слишком ли ты утомлен? Моргон сдержанно покачал головой.
   - Не важно. Возьми все, что тебе требуется.
   Огонь перед ним совсем поник, рассыпался в яркие осколки воспоминаний, и он вновь пережил неистовый одинокий полет над Задворками Мира, падение с небес в недра горы Эрленстар. В башню хлынула ночь; Моргон глотал горечь, точно озерную воду. Огонь за пределами его зрения что-то шептал на языках, которых Моргон не понимал. Ветер хлестнул по голосам и вымел их из его сознания. Камни башни вокруг него содрогнулись, поддавшись низкой и чистой мелодии ветра. Воцарилось длительное молчание, он дремал, пригретый летним солнышком. Затем опять пробудился - некто загадочный и дикий в плаще из бараньих шкур, распахнутом навстречу ветру. Потом Моргон погружался все глубже и глубже в чистые гибельные голоса зимы.
   Он сидел у очага, прислушиваясь к ветрам, но они бесновались вне каменного кольца, не касаясь ни Моргона, ни огня. Он пошевелился, растерянно моргая, такой усталый, что ему хотелось раствориться в угасающем огне. Волшебник поднялся и беззвучно сделал шаг, затем ещё и ещё - пока не наткнулся на сундук с одеждой.
   - Что ты делал на севере?
   - Играл на арфе. Там я мог издавать на ней тот самый низкий звук, от которого сотрясаются камни...
   Он услышал свой голос как будто издалека, изумляясь смутной разумности сказанного.
   - Как же ты уцелел?
   - Не знаю. Может быть, я стал на некоторое время частью ветра... Я боялся возвращения. Что я буду делать с такой мощью?
   - Применять. .
   - Я не смею. У меня есть власть над землезаконом. Я желаю её. Я желаю ею пользоваться. Но не имею права. Землезакон - это наследие королей, дарованное им Высшим. Я уничтожил бы всякий закон...
   - Наверное. Но землезакон - это тоже величайший источник могущества в Обитаемом Мире. Кто может помочь Высшему, если не ты?
   - Он не просил помощи. Разве просит помощи гора? Или река? Они просто существуют. Если я коснусь его мощи, он может обратить на меня достаточно внимания, чтобы уничтожить, но...
   - Моргон, или у тебя нет никакой надежды на эти звезды, которые я создал для тебя?
   - Нет. - Веки его сомкнулись; он с усилием открыл глаза, едва не расплакавшись, и прошептал: - Я не говорю на языке камня. Для него я просто не существую. Он не видит ничего, кроме трех звезд, восходящих из бессчетных столетий мрака, в течение которых бессильные создания, называемые людьми, ступают по земле едва ли достаточно шумно, чтобы его побеспокоить.
   - Он дал нам землезакон.
   - Я был созданием, обладающим землезаконом. Теперь я просто создание без какого бы то ни было предназначения, у меня все в прошлом. Я больше не притронусь к власти любого другого землеправителя.
   Волшебник погрузился в молчание, глядя в огонь, по-прежнему расплывавшийся в глазах Моргона.
   - Ты так рассержен на Высшего?
   - Как я могу сердиться на камень?
   - Властелины Земли научились принимать любой образ. С чего ты так уверен, что Высший стал чем угодно, кроме человека?
   - Но... - Моргон замер, глядя на пламя до тех пор, пока оно не выжгло из его сознания последнюю тень сна и он опять не начал думать. - Ты хочешь, чтобы я выпустил в мир свою мощь...
   Ирт не ответил. Моргон взглянул на него, возвращая ему образ его собственного лица - сурового, древнего, могущественного. Огонь снова омыл его мысли, и внезапно он впервые увидел Высшего не ветром, говорящим на языке камня, но кем-то преследуемым, уязвимым, находящимся в опасности, тем, для кого молчание - единственное доступное оружие. Эта мысль побудила его замереть в размышлениях. Мало-помалу он стал осознавать безмолвие, которое росло с каждой секундой между его вопросом и ответом на этот вопрос.
   Он перестал дышать, прислушиваясь к тишине, которая таинственно преследовала его, словно воспоминание о том, что он некогда лелеял. Ладони волшебника развернулись навстречу свету, а затем сомкнулись, скрыв шрамы.
   - По всему Обитаемому Миру, - сказал он, - гуляют силы, выпущенные, с тем чтобы найти Высшего. Твоя ещё не самая скверная. Ты, в конце концов, связан особыми понятиями и ограничениями. Лучшее и наименее понятное из них, похоже, любовь. Ты можешь просить разрешения у землеправителей. Они доверяют тебе. И они были в великом отчаянии, когда ни ты, ни Высший не объявлялись нигде на лице земли.
   Моргон склонил голову.
   - Я о них и не думал...
   Он не слышал, как двигается Ирт, пока темное одеяние волшебника не прошуршало о подлокотник. Рука чародея тронула Моргона за плечо, очень бережно, как тронула бы зверушку, робко и настороженно подавшуюся к нему.
   Что-то покинуло Моргона при этом прикосновении - смятение, гнев, жажда спора, даже сила и настроение загородиться от проницательности старого Ирта. Остались только тишина и безысходная тоска.
   - Я найду Высшего, - сказал он. И добавил, то ли предупреждая, то ли обещая: - Ничто не сокрушит его. Клянусь. Ничто.
   И
   Два дня он проспал в королевском жилище, проснувшись только один раз, чтобы поесть, и другой - чтобы увидеть Рэдерле, сидящую рядом и терпеливо ожидающую, когда он проснется. Он сплел свои и её пальцы, слабо улыбаясь, затем перевернулся на другой бок и опять уснул.
   Окончательно пробудился он тем же вечером - один, с ясной головой. По приглушенному сумбуру голосов и постукиванию посуды, долетевшим до его ушей, он понял, что в доме ужинают и Рэдерле, вероятно, спустилась вниз. Он умылся и отхлебнул вина, не переставая прислушиваться. За шумами в доме слышалось безграничное, темное, вневременное безмолвие, образовавшее пещеры и лабиринты в горе Исиг.
   Моргон стоял, мыслью соединенный с этим безмолвием, пока оно не образовало протоки в его сознании. Тогда он поспешил покинуть башню и прошел, никем не остановленный, в зал, где только Рэдерле и Бере заметили его и затихли среди общего шума, наблюдая, как он идет. Тогда он последовал по тропе сновидения по пустым верхним шахтам, снял факел со стены близ устья темного тоннеля; когда он вступил в него, стены вокруг озарились огнем невырубленных самоцветов.
   Без малейших колебаний двигался он через свою память по сотам переходов, вдоль мелких потоков и краев глубоких расселин, через не тронутые ещё рудокопами пещеры, искрящиеся золотом, - все глубже и глубже, пока, казалось, сами его кости не задышали здешней тишью и древностью. Наконец он уловил нечто, что было старше великой горы. Тропа, которой он следовал, завела, сужаясь, в каменное крошево. Огонь факела плеснул по глубоко ушедшей в камень нише, где должна была находиться дверь, которая когда-то один раз отворилась ему. И тут что-то заставило его насторожиться и застыть на месте.
   Пол усеивали обломки скалы. Дверь в склеп Властелинов Земли была разбита; половина её тяжко упала назад, в пещеру. Сам склеп наполняли огромные глыбы, свалившиеся с инкрустированного самоцветами свода; стены сдвинулись, скрывая то, что осталось от загадочных бледных камней внутри.
   Кое-как он добрался до двери, но войти не смог. Согнув одну руку в локте и опершись ею о дверь, он уткнулся в неё лицом и позволил своим мыслям вплыть в камень и течь сквозь мрамор, аметисты и золото, пока не коснулся чего-то похожего на след полузабытого сна. Он стал искать дальше, но не нашел имен, только ощущение чего-то, некогда живого.
   Долгое время стоял Моргон, прислонившись к двери и не шевелясь. Мало-помалу он понял, почему спустился в гору, и почувствовал, как кровь бьется в его жилах, быстрая и холодная, как тогда, в первый раз. Он осознал отчетливее, чем осознавал до сих пор, что есть гора, громоздящаяся над его головой, и король этой горы - его древний разум - заполнил лабиринты, поддерживающие здешний мир и здешнее могущество. Мысли его ещё раз медленно проникли за дверь и плыли, пока он не коснулся в сердцевине камня сути разума Данана, настроенного на это крохотное место в горе, связанное с ним. Он позволил своему мозгу сделаться камнем, богатым, потертым, тяжеловесным. Он впитал все заключенное в камне знание о великой силе, о тончайших оттенках, о самом слабом месте, откуда камень можно было разрушить мыслью. Знание стало мысленной связью, частицей Моргона, осело в глубине его "я". Затем, постигая камень, он снова нашел бессловесную мудрость - закон, что связывал короля с камнем, землеправителя с каждой песчинкой в его королевстве. Он объял эту мудрость, раздробил, и в камне не осталось ничьего имени, кроме его собственного. Он предоставил своему осознанию мысленной связи уйти в темную пещеру в глубинах его "я". Медленно выпрямился, потный, несмотря на окружающую его прохладу. Факел догорел; Моргон коснулся его, засветив снова. Обернувшись, он увидел перед собой Данана - могучего и тихого, словно сам Исиг, с лицом бесстрастным, как гранит.
   Мышцы Моргона невольно напряглись. Он испугался, сумеет ли найти слова, чтобы объяснить, зачем он здесь и что он здесь делал, прежде чем медленный и тяжкий гнев Данана не пробудит камни от спячки, чтобы они погребли его близ детской гробницы. И тут он увидел, как огромный кулак короля разжимается.
   - Моргон. - Король почти не дышал от изумления. - Так это ты меня сюда вытащил! Чем ты занимался?
   Он коснулся Моргона, который был не в состоянии ответить.
   - Ты напуган. Что ты такого натворил, чтобы тебе приходилось бояться меня?
   Миг спустя Моргон шевельнулся. Тело его было иссохшим и грозило осыпаться, подобно старому камню.
   - Я постигал твой землезакон.
   Он оперся спиной о влажную стену, беззащитный под взглядом Данана.
   - Где ты взял такую мощь? У Гистеслухлома?
   - Нет. - И горячо повторил: - Нет! Я бы скорее умер, чем сделал с тобой такое. Я никогда не вторгнусь в твой ум...
   - Ты внутри его. Исиг - это мое сердце, мой мозг...
   - Я больше не разорву твои мысленные связи. Клянусь. Я просто образовывал свои.
   - Но зачем? Для чего тебе такое знание деревьев и камней?
   - Чтобы стать сильнее. Данан, Меняющие Обличья - это Властелины Земли. Мне не победить их, если...
   Пальцы короля, словно корни дерева, обвили его запястье.
   - Нет, - сказал он, как прежде говорил Гистеслухлом, столкнувшись с тем же знанием. - Моргон, это невозможно.
   - Данан, - прошептал Звездоносец, - я слышал их голоса. Языки, на которых они говорили. Я видел, какая мощь заключена в глубине их глаз. Это возможно.
   Рука Данана скользнула прочь. Король медленно и тяжело присел на груду битого камня. Глядя на него, Моргон вдруг подумал: а сколько же ему лет? Данан уперся огрубевшими за столетия работы с камнем руками в колени.
   - Что им нужно?
   - Высший.
   Данан взглянул на Моргона с удивлением.
   - Они нас изведут. - Он снова протянул Моргону руку. - А ты? Ты для чего им понадобился?
   - Чтобы им было проще добраться до Высшего. Не знаю, как я с ним связан и почему, я знаю только, что из-за него я изгнан из своей родной страны, преследованиями и мучениями пробужден к мощи, а теперь уже и сам к ней стремлюсь. Могущество Властелинов Земли кажется чем-то скованным и ограниченным... Возможно, дело в Высшем, и поэтому они так одержимо его ищут. И когда найдут, что бы они ни использовали против него, их оружие может истребить нас всех. Он может навсегда затаиться в молчании; для меня нелегко ставить под угрозу свою жизнь и все ваше доверие к тому, кто ничего не говорит. Но в любом случае, если я буду биться за него, это будет бой и за вас. - Он помедлил, не сводя взгляда с огненных пятен, пляшущих на роскошных грубых стенах вокруг. - Я не могу просить тебя довериться мне, - мягко добавил Моргон. - Тем более что я сам себе не доверяю. Все, что я знаю, - это то, куда ведут меня равно жажда и разум.
   Он услышал тяжкий вздох короля.
   - Конец эпохи... Как раз это ты мне сказал, когда приходил сюда в прошлый раз. Имрис почти сокрушен. Кажется, для этой войны распространиться на Ан, на Херун, а затем на север, по всему Обитаемому Миру - лишь дело времени. У меня есть войско рудокопов, у Моргол - её стража, у короля-волка - его вояки. Но что мы против воинства Властелинов Земли, желающих вернуть себе мир? И как может один князь-островитянин, с каким бы то ни было знанием землезакона, сражаться против них?
   - Я найду как.
   - Найдешь?
   - Данан, я сказал - найду. Или мне конец. А я слишком упрям, чтобы просто так взять и умереть. - Он сел рядом с королем, глядя на щебень, разбросанный вокруг. - Что здесь случилось? Я хотел проникнуть в души окаменевших детей, чтобы увидеть их воспоминания, но здесь ничего не осталось.
   Данан покачал головой.
   - Я почувствовал это ближе к концу лета. Бурю где-то в середине моего мира. Это произошло незадолго до того, как Ме... Властелины Земли явились сюда по твою душу. Не знаю, как и кем была разрушена гробница, но...
   - Я знаю, - прошептал Моргон. - Ветром. Ветром глубин, который сокрушает камень. Это сделал Высший.
   - Но почему? Это было место их последнего покоя.
   - Не знаю. Если только... Если он не нашел для них другого места, страшась за их покой даже здесь. Не знаю. Возможно, я каким-то образом найду его, заставлю принять облик того, кого в состоянии понимать, и спрошу - почему...
   - Если ты сделаешь хотя бы одно это... Одним этим ты вознаградишь землеправителей за все, что возьмешь у Обитаемого Мира. По крайней мере, мы умрем, зная почему и зачем. - Он встал и уронил руку Моргону на плечо. - Я понимаю, что ты затеял. Тебе нужна мощь Властелина Земли, чтобы воевать против Властелинов Земли. Если ты пожелаешь взвалить себе на плечи гору, я отдам тебе Исиг. Высший молчит. Только ты даешь нам надежду.
   И король оставил его одного. Моргон уронил факел и наблюдал, как тот догорел и погас. Затем он встал, не борясь со своей слепотой, вдыхая подгорную черноту, пока она не просочилась в его ум и не наполнила самые кости. Мысли его потянулись к камням, что лежали вокруг, скользнули по проходам, отдушинам, желобам с медленной черной водой. Он вырубил гору из её бесконечной ночи, уподобил своим мыслям, и разум его ворвался в цельную скалу, распространился вовне сквозь камень, провалы безмолвия, подземные озера, пока не добрался до земли над скалой и не почувствовал медленного движения в глубь древесных корней.
   Мысли Моргона теперь растеклись по основанию горы и медленно, неудержимо стали подниматься. Он касался душ слепых рыб, загадочных насекомых, живших в неведающем перемен мире. Он стал топазом, заключенным в породе, которую отбивает горняк; он свисал сверху, глядя в ничто в мозгу летучей мыши. Привычный облик его растаял - кости выгнулись вокруг древней тишины, до бесконечности вытянулись вверх, отягощенные металлами и драгоценными камнями. Он не ведал больше, где у него сердце. А когда стал искать его в каменной толще, наткнулся на иное имя и чужое сердце.
   Он не стал тревожить это имя, запечатленное в каждой пяди горы. Медленно, пока шли часы, которых он не измерял, прикасался Моргон к каждому уровню, шаг за шагом восходя колодцами шахт, прощупывая гранит и пещеры, лучившиеся неповторимой красотой, подобно сокровенным мыслям Данана. Часы превратились в дни. Он не считал их. Разум его, укоренившийся на дне Исига, уподоблялся всем трещинам и галереям и дорвался наконец до вершин, погребенных под первыми зимними снегами.
   Он чувствовал, что отягощен горой. Осознание себя охватило её всю. В каком-то ничтожном, темном уголке, далеко внизу, лежало на полу его тело лежало, точно обломок скалы. И он взирал на него, не ведая, как вместить туда всю безмерность его мыслей. Наконец его внутренний взгляд помутнел от усталости и разум его растаял во мраке.
   Моргон пробудился, когда чьи-то руки возникли из темноты и перевернули его тело.
   - Все в порядке, - сказал он, прежде чем открыл глаза. - Я изучал землезакон Исига. Одним витком мысли я могу удержать землезакон. Это то, что я...
   - Моргон, ты проглотил целую гору. Встать можешь? - Огромные руки подняли его и поставили на ноги, прежде чем он успел ответить. - Мог бы хоть немного доверять мне. Все остальное ты уже перепробовал. Шагни-ка.
   Он порывался заговорить, но разум волшебника передал ему мысленный образ озаренной огнем спальни в башне. Он шагнул туда и увидел Рэдерле. Встав, она увлекла следом за собой огонь и двинулась навстречу Моргону. Он простер к ней руки; казалось, она шла к нему бесконечно долго, растворяясь в огне, когда он наконец проснулся окончательно.
   Пробудившись, он услышал, как она негромко наигрывает на флейте, которую подарил ей один из ремесленников. Девушка, заметив его взгляд, замерла, улыбаясь, но вид у неё был чрезвычайно усталый. Моргон сел, дождался, чтобы гора в его голове стала на место, и только после этого поцеловал Рэдерле.
   - Тебе небось надоело ждать, когда я проснусь.
   - Мне было бы приятно поговорить с тобой, - задумчиво призналась она. - А то ты либо где-то пропадаешь, либо спишь. Ирт был здесь большую часть дня. Я читала ему из старинной книги заклинаний.
   - Очень любезно с твоей стороны.
   - Моргон, он меня попросил. Мне так страшно хотелось порасспрашивать его, но я не могла. Внезапно показалось, будто не о чем... Пока он не вышел. Думаю, мне стоит поучиться волшебству. Чародеи знают больше чудных маленьких заклинаний, гораздо больше, чем ведьмы. А ты понимаешь, что ты делаешь? Помимо того, что доводишь себя до полусмерти?
   - Я делаю то, что велела мне ты. Играю в загадки.
   Он вскочил, почувствовав внезапно волчий голод, но нашел только вино. Проглотил одним махом огромный кубок. Рэдерле тем временем подошла к двери и заговорила с одним из охранников. Моргон налил себе ещё вина. И сказал, когда девушка вернулась в комнату:
   - Ты уже слышала: я сделаю все, что он ни пожелает. Как делал всегда.
   Рэдерле молча смотрела на него со странным выражением на лице, и он добавил, не мудрствуя:
   - Не знаю. Может быть, я уже пропал. Я пойду в Остерланд и попрошу у Хара того же. Знания его землезакона. А затем - в Херун, если ещё буду жив. А оттуда - в Имрис.
   - В Имрисе повсюду - Властелины Земли.
   - К тому времени я уже начну думать так же, как они. И возможно, тогда Высший нарушит молчание и либо осудит меня за то, что я прикоснулся к его мощи, либо объяснит мне, что, во имя Хела, я творю. - Он допил второй кубок, затем внезапно, с напором, сказал ей: - Я ни на что не могу положиться, только на заповеди Искусства Загадки. Мудрому ведомо его имя. Мои имя причастно к могуществу. Вот я и доберусь до него. Или это кажется тебе неверным? Мне страшно. Но я все же доберусь...
   Он почувствовал, что Рэдерле сомневается, но она лишь спокойно заметила:
   - Если что-либо когда-либо покажется мне неверным, я буду рядом и скажу тебе об этом.
   Тем вечером он допоздна говорил с Иртом и Дананом в королевском зале. Моргон, сидя у очага, наблюдал за старыми, загрубевшими лицами короля и волшебника, которые озаряло пламя, и ощущал, как они оба любят эту великую гору. По просьбе Ирта он принес арфу. Руки чародея стали перебирать струны, прислушиваясь, как они настроены, но играть волшебник так и не начал.
   - Я скоро должен отправиться в Остерланд, - сказал Моргон Данану, - и попросить Хара о том же, о чем и тебя. Данан поглядел на Ирта.
   - Ты идешь с ним?
   Волшебник кивнул. Его светлые глаза будто случайно скользнули по лицу Моргона.
   - Как ты рассчитываешь туда добраться? - спросил он.
   - Ну, вероятно, я полечу. Тебе знакомо обличье вороны?
   - Три вороны над мертвыми полями Остерланда... - Волшебник слегка ущипнул струну. - Нун в Ирье у короля-волка. Она явилась сюда, пока ты спал, и принесла новости. А до того была в трех уделах, помогала Талиесу тебя искать. Мэтом Анский собирает большое воинство живых и мертвых, чтобы помочь имрисцам. Он утверждает, что не собирается сидеть и ждать неизбежного.
   Данан выпрямился.
   - Это так. - Он подался вперед, сомкнув свои грубые руки. - Я подумываю вооружить рудокопов мечами, топорами, кирками - всем, что у нас есть, - и повести их на юг. Мои грузы оружия и брони ждут отправки в Имрисе, в Кирте и Краале. Я могу вместе с ними повезти и людей.
   - Ты... - начал Моргон и запнулся. - Ты не можешь оставить Исиг.
   - Я никогда прежде этого не делал, - признал король. - Но я не могу допустить, чтобы ты бился в одиночку. А если Имрис падет, то рано или поздно не устоит и Исиг. Имрис - главная твердыня нашего мира.
   - Но, Данан, ты не воитель.
   - Ты тоже, - напомнил ему король.
   - И ты собираешься сражаться с Властелинами Земли кирками?
   - Мы уже дрались с ними здесь. И будем драться в Имрисе. У тебя, как мне кажется, одна задача: найти Высшего, прежде чем найдут его они.
   - Я пытаюсь. Я касался каждой мысленной связи землезакона Исига, а ему, похоже, хоть бы хны. Как будто я делал именно то, что ему было угодно.