Моргон резко остановился. Человек был крупным, мускулистым и чем-то похожим на дерево, с золотисто-седыми волосами и бородой, которая даже в сумерках отчетливо выделялась на фоне белого меха его капюшона. Глаза у него были цвета сосновых иголок. Человек поспешно заговорил:
– Я не замышляю ничего дурного. Мне просто любопытно. Ты арфист?
Моргон колебался. Зеленые глаза незнакомца были спокойными и мягкими. Моргон ответил чуть-чуть надтреснутым голосом:
– Нет. Я просто путник. Хотел попросить Данана Исигского приютить меня на одну ночь, но не знаю – открыт ли его дом для чужих?
– В середине зимы примут любого. Откуда путь держишь? Из Остерланда?
– Да. Из Ирье.
– Берлога короля-волка… Я-то сейчас иду в Харте. Можно мне составить тебе компанию?
Моргон кивнул. Некоторое время они двигались в молчании, только твердый снег хрустел у них под ногами. Незнакомец глубоко вдохнул насыщенный ароматом сосен воздух, выдохнул его облачком пара и сказал безмятежно:
– Я однажды встречался с Харом. Он приходил в Исиг под видом купца, продающего меха и янтарь. Мы разговорились, и он сказал мне, что пытается найти охотника, который продает торговцам шкуры туров, но мне кажется, что он пришел сюда скорее из любопытства, просто чтобы посмотреть на гору Исиг.
– Нашел он того охотника?
– Кажется, нашел. И еще, перед тем как уехать, он ходил по отрогам и подножию Исига. Уж не знаю зачем. Он здоров?
– Да.
– Рад это слышать. Он, должно быть, теперь уже старый волчище, так же как и я – старое дерево.
Незнакомец сделал Моргону знак рукой остановиться.
– Прислушайся, – продолжил он после короткого молчания, – отсюда, с этого места, на котором мы стоим, ты можешь услышать, как глубокие воды бегут через Исиг глубоко под нами.
Моргон напряг слух. Бормотание и шипение бесконечно падающей воды раздавались из глубины, перекрывая голос ветра. Лишенные снега скалы поднимались над ними, снег истаивал в серовато-белый туман. Далеко внизу Кирт выглядел маленьким поселением, притулившимся в складках горы.
– Хотел бы я посмотреть на Исиг изнутри, – неожиданно для самого себя сказал Моргон.
– Вот как? Я покажу ее тебе. Я знаю эту гору лучше, чем собственную голову.
Князь Хеда внимательно вгляделся в своего спутника. Широкое лицо пожилого человека слегка сморщилось под его пристальным взглядом. Моргон тихо спросил:
– Кто ты? Не Данан ли Исигский? Не потому ли я тебя не слышал? Потому что ты только что изменил свой облик?
– Был ли я деревом? Иногда я стою в снегу так долго, наблюдая за деревьями, окутанный их тайными мыслями, что забываю о себе и становлюсь одним из них. Они так же стары, как и я, стары, как Исиг… – Он сделал паузу, глаза его пробежали по давно не стриженым волосам Моргона, по его арфе. – Я слышал от торговцев, будто князь Хеда отправился к горе Эрленстар, но это, возможно, только слух. Ты же знаешь, как они любят выдумывать всякие небылицы…
Моргон улыбнулся. Зеленые глаза ответили на его улыбку. Они опять двинулись в путь, пошел снег – он садился на их меховые капюшоны и волосы. Дорога сделала широкий поворот, снова открывая вид на темные стены и башни Харте, которые очень походили на окружающие путников сосны. Окна дворца были освещены изнутри.
– Дверь в Исиг, – сказал Данан Исигский. – Никто не входит в гору и не выходит из нее без моего ведома. Величайшие ремесленники мира приезжали сюда обучаться работать с металлами и самоцветами Исига. Мой сын Эш учит их, как это делал Сол, пока его не убили. Это Сол вырезал звезды для твоей арфы.
Моргон непроизвольно схватился за перевязь. При последних словах Данана в нем словно пробудились понятия возраста, корней, начал.
– Почему Ирт поместил звезды на арфу?
– Не знаю… Ирт целыми днями работал над этой арфой, вырезая ее, изготовляя узоры для инкрустации. Мои ремесленники резали слоновую кость и украшали ее серебром и самоцветами. А потом он пошел в самую высокую комнату в самой старой башне Харте, чтобы настроить арфу. Он оставался там семь дней и семь ночей, а я закрыл кузницы во дворе, чтобы шум не мешал ему работать. Наконец он спустился вниз и сыграл нам на этой арфе. В мире не бывало инструмента прекраснее. Он сказал, что позаимствовал ее голоса у вод и ветров Исига. Они заставляли нас затаить дыхание – и музыка, и арфист… Когда он закончил играть, он с минуту стоял молча, глядя на арфу. Потом вытянул руку и положил ладонь на струны – и они онемели. Мы стали роптать, но он лишь засмеялся и сказал, что эта арфа сама выберет для себя арфиста. На другой день он ушел и взял арфу с собой. Когда год спустя он вернулся ко мне, то арфы с ним не было и он о ней больше никогда не упоминал. Все выглядело так, будто нам все это приснилось – и то, как он ее делал, и то, как играл на ней…
Моргон остановился. Пальцы его крутили перевязь, а он смотрел на далекие темнеющие деревья, словно хотел разглядеть бродящего среди них волшебника.
– Хотел бы я…
– Что? – спросил Данан.
– Хотел бы я с ним побеседовать.
– Я тоже. Он был у меня на службе чуть ли не со времен Заселения. Он пришел ко мне из какого-то странного места на западе Обитаемого Мира, я об этом месте никогда прежде не слышал. Время от времени он ненадолго покидал Исиг, чтобы изучать другие земли, встречаться с другими волшебниками, другими королями… но всякий раз он возвращался – и при этом становился все более могущественным, более знающим и мудрым. Он обладал любопытством торговца и смехом, который грохотал и доносился до самых отдаленных рудников. Это он открыл пещеру Потерянных. Тогда в первый и последний раз я видел его очень серьезным. Он объяснил мне, что я выстроил свой дом на тени и что мне следует строго-настрого запретить всем входить в эту тень. Так что мои рудокопы очень тщательно избегают тревожить тень, особенно после того, как Сола нашли мертвым у входа… – Он немного помолчал, затем добавил, словно услышав незаданный вопрос Моргона: – Ирт отвел меня туда только однажды, чтобы показать мне… Не знаю уж, кто прорубил эту дверь в пещеру: она была там еще до того, как я туда явился, отделанная зеленым и черным мрамором. Внутренняя пещера была невероятно богатой и красивой, но там ничего не было.
– Совсем ничего?
– Просто камни, тишина и ужасное ощущение, будто что-то лежит сразу за пределами поля зрения, а из самого сердца начинал подниматься страх. Я спросил Ирта, что же это такое, но он мне так и не ответил. Что-то произошло там еще до заселения Исига, задолго до появления людей и царства Высшего.
– Может быть, во время войн Властелинов Земли?
– Думаю, что какая-то связь тут есть. Но какая именно – не знаю, а Высший, если ему что-то и известно, никогда об этом не говорил.
Моргон вспомнил некогда прекрасный, разрушенный город на Равнине Ветров, вспомнил о стеклянных осколках, которые он нашел там и в которых сейчас видел намек на ответ. И вдруг, стоило ему подумать об этом, страшное предчувствие пронзило его, и он замер в льдистых сумерках, у подножия горы, отполированной, словно гладкая белая кость. Моргон прошептал:
– Остерегайся неразгаданных загадок!
– О чем ты?
– Никому не известно, что уничтожило Властелинов Земли… кто мог быть могущественнее их и какую форму приняло их могущество…
– Это было тысячи лет назад, – напомнил Данан. – Какое это может иметь к нам отношение?
– Вероятно, никакого. Но мы бездумно принимали это на веру в течение тысячелетий, а мудрые ничего не принимают на веру…
Король горы удивился:
– Что же такое ты видишь впереди нас в темноте, чего никто другой видеть не может?
– Не знаю. Нечто не имеющее имени.
Они добрались до ворот в Харте как раз тогда, когда снова пошел снег. Двор с большим количеством кузниц и мастерских почти опустел; то здесь, то там красновато-золотой свет пробивался сквозь полуоткрытые двери; тень какого-то ремесленника расплылась на пороге. Данан провел Моргона во дворец, и они вошли в зал, где стены были филигранно отделаны разноцветными камнями, сияющими на черной поверхности. Ручей прорезал в полу извилистую дорожку, тут же располагался громадный очаг, греющий камни, пламя его отплясывало в темной воде. Рудокопы, ремесленники в простой одежде, торговцы в богатых одеяниях, охотники в коже и мехах подняли головы, когда Данан вошел, и Моргон инстинктивно отпрянул в тень, до которой не доставал свет факелов.
Данан произнес мягко:
– В восточной башне есть тихая комната. Там ты сможешь умыться и отдохнуть. Спускайся сюда попозже, когда зал будет не так переполнен. Многие из этих людей после ужина вернутся в Кирт, здесь они только работают.
Через боковую дверь он вывел Моргона из зала, потом они поднялись вверх по винтовой лестнице, вырубленной из камня в середине толстой башни.
– Это башня, где останавливался Ирт, – объяснил Данан Моргону. – Здесь его часто навещал Талиес, раза два приходил и Сут. Сут был таким неистовым, волосы белые как снег, даже в молодые годы. Рудокопов он пугал, но я видел однажды, как он совершает одно превращение за другим, чтобы позабавить моих ребятишек.
Он остановился на площадке лестницы, отодвинул занавес из белого меха, за которым обнаружилась дверь.
– Я пришлю кого-нибудь, чтобы тебе разожгли огонь, – пообещал Данан, потом, поколебавшись, добавил: – Если я не прошу у тебя слишком много, я хотел бы опять услышать эту арфу.
Моргон улыбнулся:
– Нет. Это не слишком много. Спасибо. Я благодарен тебе за твою доброту.
Моргон вошел в комнату, снял арфу с плеча, оглядел стены, задрапированные меховыми и богато вышитыми занавесями, посмотрел на чисто выскобленный очаг. В комнате было холодно. Моргон присел на стул возле мертвого пока очага. Камни окружали его кольцами молчания. Он ничего не слышал отсюда – ни смеха из зала, ни воя ветра, прилетевшего с гор. Одиночество, иное, нежели одиночество пути через никому не принадлежащие земли, охватило его. Он закрыл глаза, почувствовал, что усталость его такова, что мешает заснуть, что усталость эта идет изнутри, что она уже является его неразрывной частью. Он встал, пытаясь стряхнуть с себя это ощущение, и тут же дверь отворилась, вошли люди, которые принесли дрова, воду, вино и еду; Моргон наблюдал, как они разжигают очаг, запаливают факелы, ставят на огонь воду. Когда слуги удалились, Моргон долго сидел у огня, не сводя с него глаз. Вода согрелась, он медленно разделся и вымылся. Потом поел, не чувствуя вкуса пищи, налил себе вина и сел, не притрагиваясь к нему, пока ночь, точно сжатые в кулак пальцы, не сомкнулась вокруг башни и непонятный страх не заклубился в его душе.
Глаза Моргона закрылись. Некоторое время он видел, что бежит в облике тура – все это было еще где-то на поверхности его сна, а потом оказалось, что он барахтается в снегу уже в собственном облике, а остальные туры растаяли где-то вдалеке. Затем чувство одиночества стало острым и невыносимым, и он пересек пространство и время с помощью чародейской силы – теперь он оказался в Акрене. Перед огнем беседовали Элиард и Грим Окленд, Моргон радостно пошел к ним, зовя Элиарда. Тот повернулся к нему, и в пустоте его глазниц Моргон вдруг увидел себя – волосы у него отросли и превратились в длинную гриву, лицо вытянулось, шрамы от рогов тура покрывали руки. Он назвал свое имя. Элиард покачал головой и растерянно ответил: «Ты, должно быть, ошибся. Моргон не тур». Моргон повернулся к Тристан, которая о чем-то бессвязно и бессмысленно спорила со Сногом Наттом. Она улыбнулась ему от души, полная надежды, но улыбка замерла на ее губах, в глазах появилась тревога. Сног Натт печально произнес: «Он обещал починить мне крышу, она вся течет, он хотел управиться до осени, а сам уехал и не починил и так и не вернулся». Вдруг Моргон оказался в Кэйтнарде, он с грохотом стучал в дверь. Руд, распахивая ее, взмахнул черным рукавом и раздраженно сказал: «Ты опоздал. Все равно, ведь она вторая красавица в Ане, и она не может выйти замуж за тура». Моргон повернулся и увидел одного из Мастеров, проходящего по залу. Он побежал, чтобы перехватить его, и когда опущенная голова в капюшоне наконец поднялась, отвечая на его мольбу, глаза Мастера Ома встретились с его взглядом – они были серьезными и смотрели с упреком. Моргон в ужасе остановился. Мастер пошел прочь от него, не сказав ни слова, а Моргон все повторял и повторял, не получая ответа: «Извините. Извините. Извините».
Он оказался на Равнине Ветров. Было темно, рядом плескалось море, вспучивая волны, зеленовато-синие от неземных огней безлунной ночи, в море отражался свет из дворца Данана, гора Исиг возвышалась совсем близко. Что-то собиралось во тьме, Моргон не мог видеть, что именно – ветер это или море, он только понимал, что возникает что-то громадное, невероятно громадное, безымянное, безжалостное, впитывающее в себя всю силу, все законы, все песни, загадки, саму историю, чтобы взорвать все это на Равнине Ветров. Моргон побежал, не чуя под собою ног, он искал убежища, а ветры выли, и море рядом поднимало волны так высоко, что брызги попадали ему в лицо. Он поднял голову, чтобы видеть свет из дворца Данана. Он бежал и бежал, пока не понял, что Харте разрушен, что он пуст, как и город Властелинов Земли, и что белый, точно обглоданная кость, свет идет из бездны в Исиге. Тогда Моргон остановился. Из пещеры сквозь гору донесся до него голос – из пещеры, мраморная дверь которой не открывалась веками. Этот голос прорвался сквозь камень, сквозь рев ветра и моря и произнес его имя:
– Звездоносец.
13
14
– Я не замышляю ничего дурного. Мне просто любопытно. Ты арфист?
Моргон колебался. Зеленые глаза незнакомца были спокойными и мягкими. Моргон ответил чуть-чуть надтреснутым голосом:
– Нет. Я просто путник. Хотел попросить Данана Исигского приютить меня на одну ночь, но не знаю – открыт ли его дом для чужих?
– В середине зимы примут любого. Откуда путь держишь? Из Остерланда?
– Да. Из Ирье.
– Берлога короля-волка… Я-то сейчас иду в Харте. Можно мне составить тебе компанию?
Моргон кивнул. Некоторое время они двигались в молчании, только твердый снег хрустел у них под ногами. Незнакомец глубоко вдохнул насыщенный ароматом сосен воздух, выдохнул его облачком пара и сказал безмятежно:
– Я однажды встречался с Харом. Он приходил в Исиг под видом купца, продающего меха и янтарь. Мы разговорились, и он сказал мне, что пытается найти охотника, который продает торговцам шкуры туров, но мне кажется, что он пришел сюда скорее из любопытства, просто чтобы посмотреть на гору Исиг.
– Нашел он того охотника?
– Кажется, нашел. И еще, перед тем как уехать, он ходил по отрогам и подножию Исига. Уж не знаю зачем. Он здоров?
– Да.
– Рад это слышать. Он, должно быть, теперь уже старый волчище, так же как и я – старое дерево.
Незнакомец сделал Моргону знак рукой остановиться.
– Прислушайся, – продолжил он после короткого молчания, – отсюда, с этого места, на котором мы стоим, ты можешь услышать, как глубокие воды бегут через Исиг глубоко под нами.
Моргон напряг слух. Бормотание и шипение бесконечно падающей воды раздавались из глубины, перекрывая голос ветра. Лишенные снега скалы поднимались над ними, снег истаивал в серовато-белый туман. Далеко внизу Кирт выглядел маленьким поселением, притулившимся в складках горы.
– Хотел бы я посмотреть на Исиг изнутри, – неожиданно для самого себя сказал Моргон.
– Вот как? Я покажу ее тебе. Я знаю эту гору лучше, чем собственную голову.
Князь Хеда внимательно вгляделся в своего спутника. Широкое лицо пожилого человека слегка сморщилось под его пристальным взглядом. Моргон тихо спросил:
– Кто ты? Не Данан ли Исигский? Не потому ли я тебя не слышал? Потому что ты только что изменил свой облик?
– Был ли я деревом? Иногда я стою в снегу так долго, наблюдая за деревьями, окутанный их тайными мыслями, что забываю о себе и становлюсь одним из них. Они так же стары, как и я, стары, как Исиг… – Он сделал паузу, глаза его пробежали по давно не стриженым волосам Моргона, по его арфе. – Я слышал от торговцев, будто князь Хеда отправился к горе Эрленстар, но это, возможно, только слух. Ты же знаешь, как они любят выдумывать всякие небылицы…
Моргон улыбнулся. Зеленые глаза ответили на его улыбку. Они опять двинулись в путь, пошел снег – он садился на их меховые капюшоны и волосы. Дорога сделала широкий поворот, снова открывая вид на темные стены и башни Харте, которые очень походили на окружающие путников сосны. Окна дворца были освещены изнутри.
– Дверь в Исиг, – сказал Данан Исигский. – Никто не входит в гору и не выходит из нее без моего ведома. Величайшие ремесленники мира приезжали сюда обучаться работать с металлами и самоцветами Исига. Мой сын Эш учит их, как это делал Сол, пока его не убили. Это Сол вырезал звезды для твоей арфы.
Моргон непроизвольно схватился за перевязь. При последних словах Данана в нем словно пробудились понятия возраста, корней, начал.
– Почему Ирт поместил звезды на арфу?
– Не знаю… Ирт целыми днями работал над этой арфой, вырезая ее, изготовляя узоры для инкрустации. Мои ремесленники резали слоновую кость и украшали ее серебром и самоцветами. А потом он пошел в самую высокую комнату в самой старой башне Харте, чтобы настроить арфу. Он оставался там семь дней и семь ночей, а я закрыл кузницы во дворе, чтобы шум не мешал ему работать. Наконец он спустился вниз и сыграл нам на этой арфе. В мире не бывало инструмента прекраснее. Он сказал, что позаимствовал ее голоса у вод и ветров Исига. Они заставляли нас затаить дыхание – и музыка, и арфист… Когда он закончил играть, он с минуту стоял молча, глядя на арфу. Потом вытянул руку и положил ладонь на струны – и они онемели. Мы стали роптать, но он лишь засмеялся и сказал, что эта арфа сама выберет для себя арфиста. На другой день он ушел и взял арфу с собой. Когда год спустя он вернулся ко мне, то арфы с ним не было и он о ней больше никогда не упоминал. Все выглядело так, будто нам все это приснилось – и то, как он ее делал, и то, как играл на ней…
Моргон остановился. Пальцы его крутили перевязь, а он смотрел на далекие темнеющие деревья, словно хотел разглядеть бродящего среди них волшебника.
– Хотел бы я…
– Что? – спросил Данан.
– Хотел бы я с ним побеседовать.
– Я тоже. Он был у меня на службе чуть ли не со времен Заселения. Он пришел ко мне из какого-то странного места на западе Обитаемого Мира, я об этом месте никогда прежде не слышал. Время от времени он ненадолго покидал Исиг, чтобы изучать другие земли, встречаться с другими волшебниками, другими королями… но всякий раз он возвращался – и при этом становился все более могущественным, более знающим и мудрым. Он обладал любопытством торговца и смехом, который грохотал и доносился до самых отдаленных рудников. Это он открыл пещеру Потерянных. Тогда в первый и последний раз я видел его очень серьезным. Он объяснил мне, что я выстроил свой дом на тени и что мне следует строго-настрого запретить всем входить в эту тень. Так что мои рудокопы очень тщательно избегают тревожить тень, особенно после того, как Сола нашли мертвым у входа… – Он немного помолчал, затем добавил, словно услышав незаданный вопрос Моргона: – Ирт отвел меня туда только однажды, чтобы показать мне… Не знаю уж, кто прорубил эту дверь в пещеру: она была там еще до того, как я туда явился, отделанная зеленым и черным мрамором. Внутренняя пещера была невероятно богатой и красивой, но там ничего не было.
– Совсем ничего?
– Просто камни, тишина и ужасное ощущение, будто что-то лежит сразу за пределами поля зрения, а из самого сердца начинал подниматься страх. Я спросил Ирта, что же это такое, но он мне так и не ответил. Что-то произошло там еще до заселения Исига, задолго до появления людей и царства Высшего.
– Может быть, во время войн Властелинов Земли?
– Думаю, что какая-то связь тут есть. Но какая именно – не знаю, а Высший, если ему что-то и известно, никогда об этом не говорил.
Моргон вспомнил некогда прекрасный, разрушенный город на Равнине Ветров, вспомнил о стеклянных осколках, которые он нашел там и в которых сейчас видел намек на ответ. И вдруг, стоило ему подумать об этом, страшное предчувствие пронзило его, и он замер в льдистых сумерках, у подножия горы, отполированной, словно гладкая белая кость. Моргон прошептал:
– Остерегайся неразгаданных загадок!
– О чем ты?
– Никому не известно, что уничтожило Властелинов Земли… кто мог быть могущественнее их и какую форму приняло их могущество…
– Это было тысячи лет назад, – напомнил Данан. – Какое это может иметь к нам отношение?
– Вероятно, никакого. Но мы бездумно принимали это на веру в течение тысячелетий, а мудрые ничего не принимают на веру…
Король горы удивился:
– Что же такое ты видишь впереди нас в темноте, чего никто другой видеть не может?
– Не знаю. Нечто не имеющее имени.
Они добрались до ворот в Харте как раз тогда, когда снова пошел снег. Двор с большим количеством кузниц и мастерских почти опустел; то здесь, то там красновато-золотой свет пробивался сквозь полуоткрытые двери; тень какого-то ремесленника расплылась на пороге. Данан провел Моргона во дворец, и они вошли в зал, где стены были филигранно отделаны разноцветными камнями, сияющими на черной поверхности. Ручей прорезал в полу извилистую дорожку, тут же располагался громадный очаг, греющий камни, пламя его отплясывало в темной воде. Рудокопы, ремесленники в простой одежде, торговцы в богатых одеяниях, охотники в коже и мехах подняли головы, когда Данан вошел, и Моргон инстинктивно отпрянул в тень, до которой не доставал свет факелов.
Данан произнес мягко:
– В восточной башне есть тихая комната. Там ты сможешь умыться и отдохнуть. Спускайся сюда попозже, когда зал будет не так переполнен. Многие из этих людей после ужина вернутся в Кирт, здесь они только работают.
Через боковую дверь он вывел Моргона из зала, потом они поднялись вверх по винтовой лестнице, вырубленной из камня в середине толстой башни.
– Это башня, где останавливался Ирт, – объяснил Данан Моргону. – Здесь его часто навещал Талиес, раза два приходил и Сут. Сут был таким неистовым, волосы белые как снег, даже в молодые годы. Рудокопов он пугал, но я видел однажды, как он совершает одно превращение за другим, чтобы позабавить моих ребятишек.
Он остановился на площадке лестницы, отодвинул занавес из белого меха, за которым обнаружилась дверь.
– Я пришлю кого-нибудь, чтобы тебе разожгли огонь, – пообещал Данан, потом, поколебавшись, добавил: – Если я не прошу у тебя слишком много, я хотел бы опять услышать эту арфу.
Моргон улыбнулся:
– Нет. Это не слишком много. Спасибо. Я благодарен тебе за твою доброту.
Моргон вошел в комнату, снял арфу с плеча, оглядел стены, задрапированные меховыми и богато вышитыми занавесями, посмотрел на чисто выскобленный очаг. В комнате было холодно. Моргон присел на стул возле мертвого пока очага. Камни окружали его кольцами молчания. Он ничего не слышал отсюда – ни смеха из зала, ни воя ветра, прилетевшего с гор. Одиночество, иное, нежели одиночество пути через никому не принадлежащие земли, охватило его. Он закрыл глаза, почувствовал, что усталость его такова, что мешает заснуть, что усталость эта идет изнутри, что она уже является его неразрывной частью. Он встал, пытаясь стряхнуть с себя это ощущение, и тут же дверь отворилась, вошли люди, которые принесли дрова, воду, вино и еду; Моргон наблюдал, как они разжигают очаг, запаливают факелы, ставят на огонь воду. Когда слуги удалились, Моргон долго сидел у огня, не сводя с него глаз. Вода согрелась, он медленно разделся и вымылся. Потом поел, не чувствуя вкуса пищи, налил себе вина и сел, не притрагиваясь к нему, пока ночь, точно сжатые в кулак пальцы, не сомкнулась вокруг башни и непонятный страх не заклубился в его душе.
Глаза Моргона закрылись. Некоторое время он видел, что бежит в облике тура – все это было еще где-то на поверхности его сна, а потом оказалось, что он барахтается в снегу уже в собственном облике, а остальные туры растаяли где-то вдалеке. Затем чувство одиночества стало острым и невыносимым, и он пересек пространство и время с помощью чародейской силы – теперь он оказался в Акрене. Перед огнем беседовали Элиард и Грим Окленд, Моргон радостно пошел к ним, зовя Элиарда. Тот повернулся к нему, и в пустоте его глазниц Моргон вдруг увидел себя – волосы у него отросли и превратились в длинную гриву, лицо вытянулось, шрамы от рогов тура покрывали руки. Он назвал свое имя. Элиард покачал головой и растерянно ответил: «Ты, должно быть, ошибся. Моргон не тур». Моргон повернулся к Тристан, которая о чем-то бессвязно и бессмысленно спорила со Сногом Наттом. Она улыбнулась ему от души, полная надежды, но улыбка замерла на ее губах, в глазах появилась тревога. Сног Натт печально произнес: «Он обещал починить мне крышу, она вся течет, он хотел управиться до осени, а сам уехал и не починил и так и не вернулся». Вдруг Моргон оказался в Кэйтнарде, он с грохотом стучал в дверь. Руд, распахивая ее, взмахнул черным рукавом и раздраженно сказал: «Ты опоздал. Все равно, ведь она вторая красавица в Ане, и она не может выйти замуж за тура». Моргон повернулся и увидел одного из Мастеров, проходящего по залу. Он побежал, чтобы перехватить его, и когда опущенная голова в капюшоне наконец поднялась, отвечая на его мольбу, глаза Мастера Ома встретились с его взглядом – они были серьезными и смотрели с упреком. Моргон в ужасе остановился. Мастер пошел прочь от него, не сказав ни слова, а Моргон все повторял и повторял, не получая ответа: «Извините. Извините. Извините».
Он оказался на Равнине Ветров. Было темно, рядом плескалось море, вспучивая волны, зеленовато-синие от неземных огней безлунной ночи, в море отражался свет из дворца Данана, гора Исиг возвышалась совсем близко. Что-то собиралось во тьме, Моргон не мог видеть, что именно – ветер это или море, он только понимал, что возникает что-то громадное, невероятно громадное, безымянное, безжалостное, впитывающее в себя всю силу, все законы, все песни, загадки, саму историю, чтобы взорвать все это на Равнине Ветров. Моргон побежал, не чуя под собою ног, он искал убежища, а ветры выли, и море рядом поднимало волны так высоко, что брызги попадали ему в лицо. Он поднял голову, чтобы видеть свет из дворца Данана. Он бежал и бежал, пока не понял, что Харте разрушен, что он пуст, как и город Властелинов Земли, и что белый, точно обглоданная кость, свет идет из бездны в Исиге. Тогда Моргон остановился. Из пещеры сквозь гору донесся до него голос – из пещеры, мраморная дверь которой не открывалась веками. Этот голос прорвался сквозь камень, сквозь рев ветра и моря и произнес его имя:
– Звездоносец.
13
Моргон вздрогнул и проснулся, чувствуя, как сильно бьется его сердце, прислушиваясь к эху голоса, разбудившего его: он, казалось, еще звучал, этот голос, – не мужской и не женский, затерянный среди камней. Кто-то тряс его, повторяя его имя, кто-то до того знакомый, что Моргон, ничуть не удивившись, спросил:
– Ты звал меня? – И руки его протянулись вперед, встретившись с руками арфиста. – Дет.
– Ты видел сон.
– Да.
Моргона снова окружали тишина, стены башни, огонь. Руки князя Хеда разжались. Арфист, с запорошенными снегом плечами и волосами, снял с плеча свой инструмент и поставил у стены.
– Я решил: лучше подождать тебя в Кирте, чем идти в Харте; Данан не был уверен, что я все еще там, поэтому он ничего тебе не сказал. – Ровный, бесстрастный голос Дета звучал успокаивающе. – Ты задержался куда больше, чем я рассчитывал.
– Я попал в метель. – Моргон выпрямился. Протер руками лицо. – Потом я встретил Хара… – Он резко поднял голову и воззрился на арфиста: – Так ты ждал меня? Ты надеялся… Дет, как давно ты здесь?
– Два месяца. – Дет снял плащ, снежная пыль посыпалась в огонь. – Я вышел из Херуна через день после тебя, прошел вверх по Осе до Кирта – не останавливаясь. Я предупредил Данана, что ты должен скоро явиться сюда, объяснил ему, где меня найти, и ждал.
Дет на мгновение умолк.
– Я беспокоился, – добавил он, взглянув на Моргона.
Моргон внимательно разглядывал его лицо.
– Я действительно хотел возвратиться на Хед, – произнес он. – Ты это знал. Но не мог же ты знать, что я появлюсь здесь, тем более – спустя два месяца, в разгар зимы.
– Я верил, что ты придешь.
– Почему?
– Потому что, если бы ты отвернулся от своего имени, от загадок, которые должен разгадать, если бы ты поехал на Хед, одинокий, беззащитный, чтобы принять смерть, а она, как ты знаешь, должна была прийти к тебе, – тогда не имело бы никакого значения, куда мне идти: к горе Эрленстар или на дно морское. Я прожил тысячу лет – и я распознаю запах судьбы.
Моргон закрыл глаза. Слово, повисшее в воздухе между ними, как нота сыгранной на арфе мелодии, кажется, принесло ему какое-то облегчение, что-то высвободило в нем, и плечи его опустились.
– Судьба. Так ты тоже ее видишь. Дет, я коснулся самой ее сути в Остерланде. Я убил Сута.
Он впервые увидел замешательство арфиста.
– Ты сделал – что?
Моргон открыл глаза:
– Мне очень жаль. Я хочу сказать, что он умер из-за меня. Хар спас меня в метель, и я дал ему обещание выполнить любую его просьбу, при всем том, что понимал: неумно и безрассудно обещать такое королю-волку. – Он поднял руку ладонью вверх, шрам, как убывающая луна, мелькнул в свете огня. – Я научился оборачиваться туром. Я бегал в стадах туров два месяца вместе с сыном Сута Хугином – у него белые волосы и фиолетовые глаза. Я нашел Сута за Хмурой Горой, он был очень старым туром, он потерял свой глаз, отгадывая загадки. Там он и умер.
– Как?
Пальцы Моргона впились в подлокотники кресла.
– Я спросил его, почему он убежал из Лунголда, – я просто процитировал ему третий закон Основателя, требуя помощи, в то время как он знал… Он знал, что умрет… Он сделал выбор – попытался ответить мне, но при этой попытке умер, умер на краю света, где нет ничего, кроме снега, ветров и туров. Он был убит, единственный волшебник, которого люди видели в течение семисот лет. Он был убит, а я остался при нем, ловя последнее слово, которое он, уже умирая, смог произнести. Оно звучало как загадка, слишком жуткая для того, чтобы ее разгадать.
– Что это было за слово?
– Ом. Гистеслухлом. Основатель Лунголда убил Сута.
Моргон услышал приглушенное быстрое дыхание арфиста. Тот спрятал глаза, лицо его оставалось странно невозмутимым. Он сказал:
– Я знал Сута.
– Ты знал Мастера Ома. Ты знал Гистеслухлома. – Моргон еще крепче ухватился за подлокотники. – Дет, действительно Мастер Ом – Основатель Лунголда?
– Я отведу тебя на гору Эрленстар. Тогда с разрешения Высшего, если он не ответит тебе на этот вопрос, отвечу я.
Моргон кивнул и сказал очень спокойно:
– Интересно, сколько еще волшебников до сих пор живы и находятся под властью Гистеслухлома? И еще меня интересует, почему Высший ничего не предпринимает?
– Возможно, потому, что его дело – земля, а не школа волшебников в Лунголде. Возможно, он уже начал действовать, но таким образом, что ты этого не замечаешь.
– Надеюсь, что это так. – Моргон поднял чашу, в которую Дет налил ему вина, выпил и через несколько мгновений добавил: – Дет, Хар загадал мне пять загадок, которые загадал ему Сут. Он хочет, чтобы я ответил на них, поскольку ничего лучшего с моей жизнью я сделать не смогу. Вот одна из них: кто придет в конце времен и что он принесет? Полагаю, что Звездоносец – тот, кто придет. Я пришел. Я не знаю, что такое я принесу, но что меня больше всего беспокоит, так это не кто и не что, но – когда? Время подходит к концу. Когда я шел с Дананом в Харте, я вспомнил разрушенный город на Равнине Ветров, на Равнине Королевских Уст, и что никто на самом деле не знает, что же погубило Властелинов Земли. Это случилось задолго до Заселения. Каменные стены обрушились, и сорняки проросли сквозь них. Мы считаем, что великая и ужасная война пришла и ушла и ничего больше не осталось, кроме мертвых камней. Еще мы считаем, что волшебники умерли. Мне кажется, что единственное, что может уничтожить нас всех, – это смерть Высшего. Боюсь, что неизвестная сила, погубившая Властелинов Земли раньше, чем образовался наш мир, с тех пор все еще ждет, чтобы бросить вызов последнему из Властелинов Земли.
– Думаю, это вполне вероятно, – сдержанно произнес Дет.
Арфист наклонился вперед, лицо его было освещено пламенем. Он перевернул в очаге наполовину сгоревшее полено, и в воздух, словно сверкающий снег, взлетел сноп искр.
– А Высший когда-нибудь объяснял, отчего разрушились города?
– Насколько я знаю – нет. Когда я был в Кэйтнарде, один из Мастеров рассказывал, что он предпринял специальное путешествие, чтобы расспросить об этом Высшего, поскольку это была загадка из списка тех, что не имеют ответа. Высший сказал только, что города состарились и опустели задолго до того, как он учредил землезакон своего мира.
– Что ж, значит, он или сам не знает, или не хочет говорить.
– Не похоже, чтобы он не знал.
– Тогда почему… – Моргон осекся. – Только Высший может объяснить Высшего. Так что придется мне спросить у него самого.
Дет внимательно посмотрел на него:
– У меня есть свой вопрос, – медленно проговорил он. – Я задал его тебе в Херуне, ты не захотел ответить. Но теперь у тебя на руках появились шрамы от рогов тура, ты произнес собственное имя, и ты занялся нераскрытой тайной, как и подобает Мастеру. Я снова хотел бы спросить тебя.
Моргон вспомнил:
– Ах, это…
– Что заставило тебя покинуть Херун и отправиться домой?
– Кое-что, во что обратился Корриг. И смех в его глазах, когда я убил его.
Моргон беспокойно встал, подошел к окну, вгляделся в беспросветную черноту, окутывающую Исиг.
Арфист, стоя у него за спиной, спросил:
– И какой же облик он принял тогда?
– Он был в облике меча. С тремя звездами на рукоятке.
Моргон резко обернулся – арфист молчал.
– Я думал, – продолжил Моргон, – я думал об этом и пришел к заключению, что никто, даже сам Высший, не может заставить меня принять этот меч.
– Это верно. – Голос Дета оставался ровным, но между бровями появилась небольшая складка. – А тебе не приходило в голову спросить у себя, где Корриг мог видеть этот меч со звездами?
– Нет. Мне это неинтересно.
– Моргон… Меняющие Обличья знают, что меч принадлежит тебе, что ты неизбежно его обнаружишь, так же как и арфу, которую ты уже нашел. И когда это случится, они будут на месте – и они будут ждать тебя.
Полено, брошенное в очаг Детом, загудело в тишине, отдавшись набирающему силу пламени. Моргон вздохнул и сказал:
– Я уже близко от горы Эрленстар – этот меч может оказаться везде…
– Возможно, но Данан однажды поведал мне, что Ирт сделал меч, который никому не показывал, за столетия до того, как он изготовил арфу. Куда он его спрятал – никто не знает; точно известно лишь одно – он сказал, что спрятал его под тем самым местом, где и отковал.
– Так где же…
Моргон остановился на полуслове. Он снова увидел перед собой этот меч, узнал прикосновение мастера в безупречном узоре на клинке, уверенные, наполненные глубоким смыслом очертания звезд. Он снова приложил ладонь к глазам и спросил, хотя заранее знал ответ:
– Так где же ковался этот меч?
– Здесь. В горе Исиг.
– Ты звал меня? – И руки его протянулись вперед, встретившись с руками арфиста. – Дет.
– Ты видел сон.
– Да.
Моргона снова окружали тишина, стены башни, огонь. Руки князя Хеда разжались. Арфист, с запорошенными снегом плечами и волосами, снял с плеча свой инструмент и поставил у стены.
– Я решил: лучше подождать тебя в Кирте, чем идти в Харте; Данан не был уверен, что я все еще там, поэтому он ничего тебе не сказал. – Ровный, бесстрастный голос Дета звучал успокаивающе. – Ты задержался куда больше, чем я рассчитывал.
– Я попал в метель. – Моргон выпрямился. Протер руками лицо. – Потом я встретил Хара… – Он резко поднял голову и воззрился на арфиста: – Так ты ждал меня? Ты надеялся… Дет, как давно ты здесь?
– Два месяца. – Дет снял плащ, снежная пыль посыпалась в огонь. – Я вышел из Херуна через день после тебя, прошел вверх по Осе до Кирта – не останавливаясь. Я предупредил Данана, что ты должен скоро явиться сюда, объяснил ему, где меня найти, и ждал.
Дет на мгновение умолк.
– Я беспокоился, – добавил он, взглянув на Моргона.
Моргон внимательно разглядывал его лицо.
– Я действительно хотел возвратиться на Хед, – произнес он. – Ты это знал. Но не мог же ты знать, что я появлюсь здесь, тем более – спустя два месяца, в разгар зимы.
– Я верил, что ты придешь.
– Почему?
– Потому что, если бы ты отвернулся от своего имени, от загадок, которые должен разгадать, если бы ты поехал на Хед, одинокий, беззащитный, чтобы принять смерть, а она, как ты знаешь, должна была прийти к тебе, – тогда не имело бы никакого значения, куда мне идти: к горе Эрленстар или на дно морское. Я прожил тысячу лет – и я распознаю запах судьбы.
Моргон закрыл глаза. Слово, повисшее в воздухе между ними, как нота сыгранной на арфе мелодии, кажется, принесло ему какое-то облегчение, что-то высвободило в нем, и плечи его опустились.
– Судьба. Так ты тоже ее видишь. Дет, я коснулся самой ее сути в Остерланде. Я убил Сута.
Он впервые увидел замешательство арфиста.
– Ты сделал – что?
Моргон открыл глаза:
– Мне очень жаль. Я хочу сказать, что он умер из-за меня. Хар спас меня в метель, и я дал ему обещание выполнить любую его просьбу, при всем том, что понимал: неумно и безрассудно обещать такое королю-волку. – Он поднял руку ладонью вверх, шрам, как убывающая луна, мелькнул в свете огня. – Я научился оборачиваться туром. Я бегал в стадах туров два месяца вместе с сыном Сута Хугином – у него белые волосы и фиолетовые глаза. Я нашел Сута за Хмурой Горой, он был очень старым туром, он потерял свой глаз, отгадывая загадки. Там он и умер.
– Как?
Пальцы Моргона впились в подлокотники кресла.
– Я спросил его, почему он убежал из Лунголда, – я просто процитировал ему третий закон Основателя, требуя помощи, в то время как он знал… Он знал, что умрет… Он сделал выбор – попытался ответить мне, но при этой попытке умер, умер на краю света, где нет ничего, кроме снега, ветров и туров. Он был убит, единственный волшебник, которого люди видели в течение семисот лет. Он был убит, а я остался при нем, ловя последнее слово, которое он, уже умирая, смог произнести. Оно звучало как загадка, слишком жуткая для того, чтобы ее разгадать.
– Что это было за слово?
– Ом. Гистеслухлом. Основатель Лунголда убил Сута.
Моргон услышал приглушенное быстрое дыхание арфиста. Тот спрятал глаза, лицо его оставалось странно невозмутимым. Он сказал:
– Я знал Сута.
– Ты знал Мастера Ома. Ты знал Гистеслухлома. – Моргон еще крепче ухватился за подлокотники. – Дет, действительно Мастер Ом – Основатель Лунголда?
– Я отведу тебя на гору Эрленстар. Тогда с разрешения Высшего, если он не ответит тебе на этот вопрос, отвечу я.
Моргон кивнул и сказал очень спокойно:
– Интересно, сколько еще волшебников до сих пор живы и находятся под властью Гистеслухлома? И еще меня интересует, почему Высший ничего не предпринимает?
– Возможно, потому, что его дело – земля, а не школа волшебников в Лунголде. Возможно, он уже начал действовать, но таким образом, что ты этого не замечаешь.
– Надеюсь, что это так. – Моргон поднял чашу, в которую Дет налил ему вина, выпил и через несколько мгновений добавил: – Дет, Хар загадал мне пять загадок, которые загадал ему Сут. Он хочет, чтобы я ответил на них, поскольку ничего лучшего с моей жизнью я сделать не смогу. Вот одна из них: кто придет в конце времен и что он принесет? Полагаю, что Звездоносец – тот, кто придет. Я пришел. Я не знаю, что такое я принесу, но что меня больше всего беспокоит, так это не кто и не что, но – когда? Время подходит к концу. Когда я шел с Дананом в Харте, я вспомнил разрушенный город на Равнине Ветров, на Равнине Королевских Уст, и что никто на самом деле не знает, что же погубило Властелинов Земли. Это случилось задолго до Заселения. Каменные стены обрушились, и сорняки проросли сквозь них. Мы считаем, что великая и ужасная война пришла и ушла и ничего больше не осталось, кроме мертвых камней. Еще мы считаем, что волшебники умерли. Мне кажется, что единственное, что может уничтожить нас всех, – это смерть Высшего. Боюсь, что неизвестная сила, погубившая Властелинов Земли раньше, чем образовался наш мир, с тех пор все еще ждет, чтобы бросить вызов последнему из Властелинов Земли.
– Думаю, это вполне вероятно, – сдержанно произнес Дет.
Арфист наклонился вперед, лицо его было освещено пламенем. Он перевернул в очаге наполовину сгоревшее полено, и в воздух, словно сверкающий снег, взлетел сноп искр.
– А Высший когда-нибудь объяснял, отчего разрушились города?
– Насколько я знаю – нет. Когда я был в Кэйтнарде, один из Мастеров рассказывал, что он предпринял специальное путешествие, чтобы расспросить об этом Высшего, поскольку это была загадка из списка тех, что не имеют ответа. Высший сказал только, что города состарились и опустели задолго до того, как он учредил землезакон своего мира.
– Что ж, значит, он или сам не знает, или не хочет говорить.
– Не похоже, чтобы он не знал.
– Тогда почему… – Моргон осекся. – Только Высший может объяснить Высшего. Так что придется мне спросить у него самого.
Дет внимательно посмотрел на него:
– У меня есть свой вопрос, – медленно проговорил он. – Я задал его тебе в Херуне, ты не захотел ответить. Но теперь у тебя на руках появились шрамы от рогов тура, ты произнес собственное имя, и ты занялся нераскрытой тайной, как и подобает Мастеру. Я снова хотел бы спросить тебя.
Моргон вспомнил:
– Ах, это…
– Что заставило тебя покинуть Херун и отправиться домой?
– Кое-что, во что обратился Корриг. И смех в его глазах, когда я убил его.
Моргон беспокойно встал, подошел к окну, вгляделся в беспросветную черноту, окутывающую Исиг.
Арфист, стоя у него за спиной, спросил:
– И какой же облик он принял тогда?
– Он был в облике меча. С тремя звездами на рукоятке.
Моргон резко обернулся – арфист молчал.
– Я думал, – продолжил Моргон, – я думал об этом и пришел к заключению, что никто, даже сам Высший, не может заставить меня принять этот меч.
– Это верно. – Голос Дета оставался ровным, но между бровями появилась небольшая складка. – А тебе не приходило в голову спросить у себя, где Корриг мог видеть этот меч со звездами?
– Нет. Мне это неинтересно.
– Моргон… Меняющие Обличья знают, что меч принадлежит тебе, что ты неизбежно его обнаружишь, так же как и арфу, которую ты уже нашел. И когда это случится, они будут на месте – и они будут ждать тебя.
Полено, брошенное в очаг Детом, загудело в тишине, отдавшись набирающему силу пламени. Моргон вздохнул и сказал:
– Я уже близко от горы Эрленстар – этот меч может оказаться везде…
– Возможно, но Данан однажды поведал мне, что Ирт сделал меч, который никому не показывал, за столетия до того, как он изготовил арфу. Куда он его спрятал – никто не знает; точно известно лишь одно – он сказал, что спрятал его под тем самым местом, где и отковал.
– Так где же…
Моргон остановился на полуслове. Он снова увидел перед собой этот меч, узнал прикосновение мастера в безупречном узоре на клинке, уверенные, наполненные глубоким смыслом очертания звезд. Он снова приложил ладонь к глазам и спросил, хотя заранее знал ответ:
– Так где же ковался этот меч?
– Здесь. В горе Исиг.
14
Моргон спустился вместе с Детом в зал, чтобы потолковать с Дананом. Арфа, как и просил Данан, висела на его плече. Когда они вошли, король горы, который сидел в тишине большого зала у огня со своими детьми и внуками, с улыбкой поднял голову:
– Входите, садитесь. Дет, когда я послал сегодня за тобой, я не был уверен, в Кирте ли ты еще или уже потерял всякую надежду и отправился к перевалу. Ты был таким молчаливым. Моргон, это моя дочь Верт, мой сын Эш, а это… – Он умолк, чтобы посадить на колени цеплявшуюся за него маленькую девочку. – Это их дети. Все они хотят послушать твою музыку.
Моргон, поклонившись, сел. Высокий светловолосый мужчина с глазами Данана, стройная женщина с волосами цвета сосновой коры и около десятка детишек разного возраста с любопытством разглядывали нового гостя, и Моргон чувствовал себя не очень уверенно.
Женщина, которую звали Верт, извиняющимся тоном обратилась к нему:
– Прости, но Бере так хотел прийти сюда, поэтому все ребятишки тоже пришли, а уж куда придут мои, там непременно должны быть и дети Эша – я надеюсь, ты ничего не имеешь против этой оравы… – Она положила руку на плечо черноволосого мальчика с серыми, как и у нее, глазами: – Это Бере.
Рядом с Моргоном внезапно появилась маленькая девочка. Она едва умела ходить. Девочка пытливо посмотрела на него снизу, потом, изо всех сил цепляясь за его штанину, неуверенно встала на ноги. Когда Моргон протянул руку, чтобы поддержать ее, она улыбнулась, показывая беззубые десны, и губы князя Хеда расплылись в ответной улыбке.
– Это Суни, дочка Верт, – проговорил Эш. – Моя жена в Кэйтнарде, а муж Верт, торговец, собирается провести зиму в Ануйне, вот мы всех их и объединили на время. Не знаю уж, как мы их снова заставим расстаться.
Моргон, погладив Суни по головке, в то время как она продолжала цепляться за него, спросил:
– Так вы все пришли сюда послушать, как я играю?
Эш кивнул:
– Сыграй, пожалуйста, если не возражаешь. Эта арфа и то, как ее сделали, – легенда Исига. Когда я услышал, что ты здесь и что арфа с тобой, я поверить этому не мог. Я хотел привести сюда всех ремесленников Кирта, чтобы они только увидели ее, но мой отец воспротивился.
Моргон снял с арфы чехол. Суни осторожно провела пальчиками по струнам. Бере шепнул:
– Суни!
Она не обратила на него внимания, тогда мальчик подошел к Моргону и взял сестренку на руки. Моргон, видя вокруг ожидающие, любопытные лица, предупредил:
– Я два месяца не играл.
Никто не ответил ему. В тот момент, когда он вытащил арфу из чехла, звезды сверкнули в свете огня; белые луны засияли, когда пламя отразилось на инкрустации. Моргон дотронулся до струны, и тишину разорвала нота, чистая, звучащая как вопрос; Моргон услышал, как у кого-то из слушателей непроизвольно вырвался вздох.
Рука Эша потянулась к звездам, потом опустилась, так и не дотронувшись до них. Он выдохнул:
– Входите, садитесь. Дет, когда я послал сегодня за тобой, я не был уверен, в Кирте ли ты еще или уже потерял всякую надежду и отправился к перевалу. Ты был таким молчаливым. Моргон, это моя дочь Верт, мой сын Эш, а это… – Он умолк, чтобы посадить на колени цеплявшуюся за него маленькую девочку. – Это их дети. Все они хотят послушать твою музыку.
Моргон, поклонившись, сел. Высокий светловолосый мужчина с глазами Данана, стройная женщина с волосами цвета сосновой коры и около десятка детишек разного возраста с любопытством разглядывали нового гостя, и Моргон чувствовал себя не очень уверенно.
Женщина, которую звали Верт, извиняющимся тоном обратилась к нему:
– Прости, но Бере так хотел прийти сюда, поэтому все ребятишки тоже пришли, а уж куда придут мои, там непременно должны быть и дети Эша – я надеюсь, ты ничего не имеешь против этой оравы… – Она положила руку на плечо черноволосого мальчика с серыми, как и у нее, глазами: – Это Бере.
Рядом с Моргоном внезапно появилась маленькая девочка. Она едва умела ходить. Девочка пытливо посмотрела на него снизу, потом, изо всех сил цепляясь за его штанину, неуверенно встала на ноги. Когда Моргон протянул руку, чтобы поддержать ее, она улыбнулась, показывая беззубые десны, и губы князя Хеда расплылись в ответной улыбке.
– Это Суни, дочка Верт, – проговорил Эш. – Моя жена в Кэйтнарде, а муж Верт, торговец, собирается провести зиму в Ануйне, вот мы всех их и объединили на время. Не знаю уж, как мы их снова заставим расстаться.
Моргон, погладив Суни по головке, в то время как она продолжала цепляться за него, спросил:
– Так вы все пришли сюда послушать, как я играю?
Эш кивнул:
– Сыграй, пожалуйста, если не возражаешь. Эта арфа и то, как ее сделали, – легенда Исига. Когда я услышал, что ты здесь и что арфа с тобой, я поверить этому не мог. Я хотел привести сюда всех ремесленников Кирта, чтобы они только увидели ее, но мой отец воспротивился.
Моргон снял с арфы чехол. Суни осторожно провела пальчиками по струнам. Бере шепнул:
– Суни!
Она не обратила на него внимания, тогда мальчик подошел к Моргону и взял сестренку на руки. Моргон, видя вокруг ожидающие, любопытные лица, предупредил:
– Я два месяца не играл.
Никто не ответил ему. В тот момент, когда он вытащил арфу из чехла, звезды сверкнули в свете огня; белые луны засияли, когда пламя отразилось на инкрустации. Моргон дотронулся до струны, и тишину разорвала нота, чистая, звучащая как вопрос; Моргон услышал, как у кого-то из слушателей непроизвольно вырвался вздох.
Рука Эша потянулась к звездам, потом опустилась, так и не дотронувшись до них. Он выдохнул: