Она почувствовала, что заблудилась, утонула в чужой могучей ненависти. Она забарахталась, слепая, перепуганная, не знающая, как вырваться из гибельного потока, направленного против Эна. Ее ужас сменился гневом беспомощности; она была скована тем же, чем Эн сковал Илона, – ненавистью, безжалостностью и непониманием. И осознала, прежде чем уничтожить Эна, прежде чем допустить нечто чуждое самому землезакону Ана, что ей необходимо одолеть дух Илона, восставший в ней, и впервые окинуть ясным взглядом наследие, которое принадлежало им обоим, и короля, который был всего лишь человеком, приверженным своим обычаям.
Одно за другим неимоверным усилием она извлекала из пламени лица королей. Вырывала из темной бездны скорби и гнева имена и повести о них – и окликала их по имени, а они, лишенные оружия и венцов, онемевшие, взирали на нее через зал: Акор, Охрэ, проклятый горем о сыновьях; Немир, говоривший на языке свиней; Фарр, который заключил с ней сделку из-за шестисотлетнего черепа; Эверн, который пал вместе со своими соколами, защищая свой дом. Огонь вокруг них угас и сделался солнечным светом на каменных плитах. Она снова увидела среди королей арфиста Высшего. Затем Эна. Он не сидел уже верхом, но стоял подле коня, приникнув к коню лицом. И тут она заметила черный иззубренный разлом от края и до края плиты у его ног.
Она окликнула его по имени. И похоже, этот оклик увел его далеко, охваченного ужасом призрака того, кто был некогда, столетия назад, королем Ана. Ненависть к нему снова всколыхнулась в ней, но совсем слабо, ее прозорливость была сильней. Потом еще раз, а затем отступила, словно опавшая волна. И покинула ее, уставившуюся на разбитый камень и раздумывающую, какое имя будет она носить в этом зале до конца своих дней.
Рэдерле обнаружила, что дрожит так страшно, что вот-вот свалится с ног. Руд, стоявший рядом, поднял руку, чтобы ее поддержать, но и он оказался обессилен и не смог к ней даже прикоснуться. Она увидела Дуака, упершего взгляд в пол. Он медленно повернул голову и взглянул на нее. Рыдание обожгло ей горло, ибо у него тоже не нашлось для нее имени. Ее могущество лишило ее прежнего места в жизни и не оставило ей ничего. Ее взгляд оторвался от него и упал на разделившую их полосу тьмы у ее ног. И тут она стала понемногу понимать, что-то была тень, протянувшаяся через зал, где толпились мертвые, не отбрасывавшие теней.
Она обернулась. За порогом стоял Звездоносец. Он был один; спутники Эна исчезли. Он смотрел на нее; она понимала по его глазам, сколь много он увидел. Когда она беспомощно взглянула на него, он тихонько проговорил:
– Рэдерле.
То было не предупреждение, не осуждение, а просто ее имя, и она готова была расплакаться при этом.
Он наконец переступил порог. Просто одетый, на вид – безоружный, он беспрепятственно прошел среди молчаливых королей, завладевая вниманием то одного, то другого, то третьего. Темная бечева, скрученная из боли, ненависти и мощи, которая приволокла их всех в Ануйн, была отныне не внушающей ужас тенью чародейства, но чем-то, что они все приняли как должное. Глаза Моргона, перемещаясь с лица на лицо, отыскали Дета. Он остановился. Рэдерле, разум которой был отворен и уязвим, почувствовала, как воспоминание поразило его в самое сердце. Он снова зашагал. Медленно. Короли принялись беззвучно отступать от арфиста. Дет, не поднимая головы, казалось, прислушивался к последним шагам долгого странствия, которое началось для них обоих на горе Эрленстар. Когда Моргон поравнялся с Детом, тот поднял лицо, и борозды на нем выступили резко и безжалостно в солнечном свете.
Он ровно произнес:
– Так какие же основы правосудия почерпнул ты на горе Эрленстар из мозга Высшего?
Рука Моргона взметнулась и хлестнула арфиста по лицу тыльной стороной ладони с такой яростью, что даже Фарр заморгал. Арфист с трудом удержался на ногах.
Моргон проговорил голосом, охрипшим от муки:
– Я научился достаточно многому. У вас обоих. У меня нет охоты вести спор о правосудии. Мне охота тебя прикончить. Но поскольку мы в королевском зале и твоя кровь запятнает его пол, кажется подобающим объяснить, почему я ее проливаю. Мне надоела твоя музыка.
– Она прогоняла безмолвие.
– А что, нет на свете ничего другого, что прогоняет безмолвие? – Его слова беспорядочно запрыгали взад-вперед, отскакивая от стен и потолка. – Я достаточно истошно вопил на той горе, чтобы лишить безмолвия кого угодно. Основатель многому тебя научил. Тебя ни так, ни эдак не прошибешь. Остается твоя жизнь. Но даже здесь возникает вопрос: а ценишь ли ты ее?
– Да. Ценю.
– Ты бы никогда не стал молить о ней. Я молил Гистеслухлома о смерти. Он не внял мне. То было его ошибкой. Но у него хватило мудрости бежать. Тебе следовало бы начать бегство в тот день, когда ты привел меня к горе. Ты не дурак. И мог бы понять, что Звездоносец уцелеет там, где сгинет князь Хедский. Но ты остался, ты играл мне хедские песни, пока я не начал рыдать во сне. Я мог бы силой мысли порвать твои струны.
– Ты так и делал. Несколько раз.
– А тебе не хватило здравого смысла, чтобы бежать.
В глухом молчании зала возникло странное наваждение: будто они встретились наедине. Короли, с лицами, утомленными войной и напитанными горечью, казались не менее поглощенными, чем если бы им было явлено видение из их собственного прошлого. Дуак, Рэдерле это знала наверняка, все еще противился мысли об Основателе на горе Эрленстар; Руд больше не противился. Его лицо утратило всякое выражение. Он наблюдал за ними, то и дело глотая крик или слезы. Арфист, выждав немного перед тем, как заговорить, произнес:
– Нет. Я дурак. Возможно, я сделал ставку на то, что ты станешь преследовать хозяина и забудешь о слуге. Или даже на то, что, хотя ты утратил землеправление, мог бы не утратить некоторые из догматов Искусства Загадки.
Руки Моргона разомкнулись, но он удержал их.
– Что общего у бесплодных догматов никчемной школы с моей жизнью или твоей смертью?
– Возможно, ничего. Так, мелькнула мысль. Вроде моей музыки. Отвлеченный вопрос, который редко побуждает человека с мечом остановиться и задуматься. Скрытый смысл действия.
– Слова.
– Возможно.
– Ты Мастер. Так какие основы оказались достаточно прочными, чтобы ты сохранил свою приверженность догматам Искусства Загадки? Первая заповедь Основателя Лунголда: язык правды – это язык могущества; правды имени, правды сущности. Но тебе сущность предательства пришлась больше по вкусу. Кто ты, чтобы судить меня, если я нашел, что имена отмщения, убийства, правосудия – или как еще ты это называешь? – больше нравятся мне.
– Да, кто вправе судить тебя? Ты Звездоносец. И когда ты гнал меня, словно дичь, через Хел, Рэдерле приняла тебя за Гистеслухлома.
Рэдерле увидела, как Моргона передернуло. Руд, которому дыхание царапало горло, прошептал:
– Моргон, клянусь: догматы догматами, но если ты не убьешь его, я убью.
– Это, как я сказал, отвлеченный вопрос. В понятиях Руда о правосудии куда больше смысла. – Голос Дета был сух, утомлен, еле слышен.
Моргон, лицо которого исказила мука, заорал на него так, что от его крика вполне могли задрожать стены черных пещер в горе Эрленстар:
– Чего тебе от меня надо?!
Он коснулся воздуха близ себя, и большой меч со звездами обрел форму в его руке, взметнулся и расплылся, ярко сияя. Рэдерле поняла, что это может никогда не кончиться: арфист будет стоять безоружный и неподвижный, обратив лицо к занесенному мечу, перерезавшему солнечный свет, – а Моргон, играя могучими мускулами, – двумя руками держать меч, колеблющийся в равновесии в высшей точке подъема и готовый ударить. Затем глаза арфиста переместились на лицо Моргона. Дет прошептал:
– Им был обещан мирный человек.
Меч, странно задрожав, стал собирать в узлы потоки света из окон. Арфист стоял под резким краем тени клинка с привычным спокойствием, которое, как внезапно показалось Рэдерле, обладало смыслом более зловещим, нежели что угодно, что она видела в себе или в Моргоне. Этот бесконечный миг был невыносим, и у нее вырвался негодующий возглас; ее тут же потянул к себе Дуак. Но она не могла пошевелиться. Резкий свет змейкой пробежал вниз по клинку. Меч упал и звонко ударился об пол, брызнув синими искрами. Рукоять, качнувшись разок-другой, замерла. Звезды были обращены к камню.
В зале не раздавалось ни звука, кроме прерывистого и тяжкого дыхания Моргона. Он стоял лицом к лицу с арфистом, сжимая у пояса кулаки. Арфист, изучая его взглядом, чуть шелохнулся. Внезапно краска вернулась на его лицо. Его губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но слова запнулись о неумолимое молчание Моргона. Дет отступил на шаг, как бы что-то спрашивая. Затем склонил голову. Повернулся, сомкнув ладони в кулаки, как и Моргон, и зашагал быстро и бесшумно через неподвижное сборище королей прочь из зала.
Моргон слепо взирал на живых и мертвых. Его не разразившееся бурей смятение нависло над залом. Стоя близ Руда и Дуака, Рэдерле, которую эта угроза лишила способности двигаться, пыталась постичь, какое слово вернет мысли Моргона из глухих и черных каменных пещер, из тупика безжалостной истины, в который загнал его арфист. Он никого не узнавал и казался чужаком, опасным своей мощью. Но, пока она ждала, какой облик примет эта мощь, ей мало-помалу стало ясно, что та уже придала себе облик и что ей дано имя. Она произнесла его негромко, отчасти колеблясь, зная и не зная человека, которому оно принадлежало:
– Звездоносец.
Его взгляд устремился на нее. Безмолвие отхлынуло сквозь его пальцы, и они разжались. Он опять стал собой, и ее повлекло к нему через зал. Она слышала, как сзади заговорил было Руд, но голос его прервало хриплое сухое рыдание. Что-то пробормотал Дуак. Она встала перед Звездоносцем и прикосновением вырвала его из цепких воспоминаний. Она прошептала:
– Кому был обещан мирный человек?
Тогда он вздрогнул и подался к ней. Она обвила его руками, уперев череп ему в плечо, словно предостережение, чтобы никто не вмешивался.
– Детям…
Она почувствовала, как по ней пробегает благоговейная дрожь.
– Детям Властелинов Земли?
– Каменным детям в той черной пещере… – Он стиснул ее крепче. – Он предложил мне выбор. А я-то думал, будто он беззащитен. Мне следовало бы… Мне бы следовало помнить, какое гибельное оружие он способен выковать из слов.
– Кто он, этот арфист?
– Не знаю. Но знаю одно: я хочу назвать его по имени. – После этого он довольно долго хранил молчание, приникнув к ней лицом. Наконец пошевелился, сказав что-то, чего она не расслышала; она подалась немного назад. Он почувствовал лицом что-то костяное. Протянул руку и взял череп. Провел большим пальцем по краю глазницы, затем посмотрел на Рэдерле. Его голос, утомленный и грубый, зазвучал спокойней.
– Я следил за тобой в ту ночь на землях Халларда Черной Зари. Я был поблизости от тебя каждую ночь, когда ты ехала через Ан. Никто, живой или мертвый, не тронул бы тебя. Но тебе так и не понадобилась моя помощь.
– Я чувствовала твое присутствие, – прошептала она. – Но я думала… Я думала, что ты…
– Знаю.
– Ну, тогда… Тогда, как ты понимал то, что я пыталась сделать? – Ее голос зазвенел. – Ты решил, будто я стараюсь защитить Дета?
– Как раз это ты и делала.
Она безмолвно воззрилась на него, думая обо всем, что совершала в эти странные нескончаемые дни. И вот ее прорвало:
– Но ты все равно оставался со мной, чтобы меня защитить?
Он кивнул.
– Моргон, я сказала тебе, кто я. Ты мог убедиться, какую темную силу я в себе пробудила. И тебе известно ее происхождение. Тебе известно, что я в родстве с Меняющими Обличья, теми самыми, что пытались тебя убить, ты думал, будто я помогаю человеку, который тебя предал… Во имя Хела, почему ты мне доверял?
Его руки, обойдя череп вдоль золотой короны, с внезапной силой сомкнулись на древнем металле.
– Не знаю. Потому что выбрал доверие. Раз и навсегда. А ты целую вечность намерена носить с собой этот череп?
Она покачала головой, снова онемев, и протянула руку к черепу, чтобы вернуть его Фарру. Маленький многоугольный белый рисунок на ее ладони ярко заблестел на свету; рука Моргона стремительно упала ей на запястье.
– Что это?
Она воспротивилась искушению сомкнуть пальцы.
– Это появилось… Проступило, когда я в первый раз держала огонь. Я воспользовалась камешком с Равнины Королевских Уст, чтобы создать световое наваждение и сбить с толку имрисские военные корабли. Когда я была этим занята и глядела на камешек, я увидела человека, который его держит, как если бы заглядывала в чужую память. Я почти… Я была буквально на грани того, чтобы узнать, кто он. Затем я угадала присутствие у себя в мозгу одного из Меняющих Обличья, желавшего узнать его имя, – и связь разорвалась. Камешек утрачен, но… Его рисунок теперь выжжен у меня на руке.
Его рука расслабилась и легла, с любопытством и кротостью, на ее запястье. Она взглянула ему в лицо, и его страх оледенил ей сердце. Он опять обвил ее руками, все с той же кротостью – как если бы она могла ускользнуть от него, словно туман, и лишь слепая надежда способна удержать ее здесь.
Скрежет металла по камню заставил обоих обернуться. Дуак, подобравший с пола меч со звездами, с опаской спросил Моргона:
– Что это? Что у нее на руке?
Тот покачал головой:
– Не знаю. Знаю только, что целый год Гистеслухлом обыскивал мой разум, ища какие-то сведения, снова и снова возвращался к каждому мигу моей жизни, охотясь за одним определенным лицом, за одним именем. Возможно, рисунок как-то связан с этим.
– О чьем имени речь? – спросил Дуак.
Рэдерле, пораженная ужасом, уткнулась лицом в плечо Моргона.
– Он не потрудился мне сообщить.
– Если им нужен камешек, они могут найти его сами. – Рэдерле едва ворочала языком. Он не ответил на вопрос Дуака, но ответит ей позднее. – Никто… Ни один Меняющий Обличья ничего от меня не узнает. Камешек теперь на дне морском, там же, где корона Певена… – Внезапно она подняла голову и сказала Дуаку: – Полагаю, наш отец знал. О Высшем. И о… Вероятно, обо мне.
– Не стоит в этом сомневаться. – И он устало добавил: – Думаю, он родился всезнающим. Только вот не знает, как найти дорогу домой.
– А он в беде? – спросил Моргон. С минуту Дуак пялился на него в изумлении. Затем покачал головой:
– Я не… Нет, не думаю. Я этого не чувствую.
– Тогда я знаю, куда он мог подеваться. Я его найду.
Руд пересек зал и присоединился к ним. Лицо у него было заплаканным – и при этом сохраняло привычное суровое выражение, какое не покидало его ни во время ученых занятий, ни во время драки. Он мягко сказал Моргону:
– Я тебе помогу.
– Руд…
– Он мой отец. Ты – величайший Мастер в Обитаемом Мире. А я Подмастерье. И пусть меня погребут рядом с Фарром Хелским, если я увижу, что ты выходишь из этого зала точно так же, как и вошел, один.
– Этого не будет, – сказала Рэдерле.
Дуак возмутился, понизив голос:
– Да как ты можешь оставить меня одного со всеми этими королями, Руд? Я даже половины их имен не знаю. Эти, что торчат в зале, может, и поутихли ненадолго, но насколько? Поднимаются Аум и западный Хел; в Ане лишь около пяти человек, которые могут не сдуреть, и среди них – я и ты.
– И я?
– Ни одно привидение, – коротко сказал Моргон, – не вступит снова в этот дом. – Он взвесил череп на ладони под их внимательными взглядами, а затем метнул его через зал Фарру. Король бесшумно поймал череп и слегка вздрогнул, как если бы забыл, чей он. Моргон окинул взглядом молчаливое сборище духов. И сказал им:
– Вы хотите войны? Я могу с вами повоевать. То будет отчаянная война для самой земли. Если вы ее проиграете, вы проплывете, словно печаль, от одного края Обитаемого Мира до другого и не найдете, где отдохнуть. Много ли для вас чести – если мертвых заботит честь – в том, что вы загнали насмерть Крэгова быка?
– Это возмездие, – подчеркнуто произнес Фарр.
– Да. Для вас в этом – все. Но я запечатаю против вас камень за камнем в этом доме, если придется. Я сделаю то, что вы меня вынудите. И меня также не заботит честь. – Он помолчал, затем медленно добавил: – Или связаны, или свободны мертвецы Ана.
– У тебя нет подлинной власти над мертвыми Ана, – внезапно вмешался Эн. Но то был еще вопрос. Нечто темное, словно пол эрленстарских пещер, заполнило глаза Моргона.
– Я учился у Мастера, – заметил он. – Вы можете биться в забвении, продолжая ваши мелкие бессмысленные войны. Или можете биться против тех, кто дал Эну его земленаследника и кто погубит Ануйн, Хел, землю, с которой вы связаны, если вы им позволите. И это, – добавил он, – призыв к обеим сторонам.
Эверн Сокольничий спросил:
– А у нас есть право выбора?
– Не знаю. Не исключено, что и нет. – Внезапно его ладони сомкнулись, и он прошептал: – Клянусь моим именем, если я только смогу, я предоставлю вам выбор.
Опять настало молчание – притихли и живые, и мертвые. Моргон почти нехотя обернулся к Дуаку с вопросом в глазах, и Дуак, настроенный на биение самого сердца Ана, понял его.
Он бесхитростно сказал:
– Делай в этой стране что хочешь. Что понадобится – проси у меня. Я не Мастер, но я могу ухватить суть того, что ты сказал и сделал в этом доме. Я ничего не пойму до конца. Я не знаю, как ты мог получить власть над землезаконом Ана. Ты и мой отец, когда ты его найдешь, можете потом об этом поспорить. А я только знаю, что чутье побуждает меня слепо тебе доверять. Не рассуждая и не сомневаясь. – Он обеими руками поднял меч и протянул его Моргону. Звезды преобразили до неузнаваемости самый солнечный свет. Моргон глядел на Дуака и не шевелился. Порывался заговорить, но слова не шли. Внезапно он обернулся к пустому порогу; Рэдерле, наблюдая за ним, ломала голову, что он видит за королевским двором и за стенами Ануйна. Наконец его руки сомкнулись вокруг звезд; он принял меч у Дуака.
– Спасибо. – Они увидели у него на лице слабый и тревожный отсвет любознательности и воспоминаний, в которых не было боли. Он поднял свободную руку, коснулся щеки Рэдерле, и девушка улыбнулась. Он, колеблясь, произнес:
– Я ничего не могу тебе предложить. Даже корону Певена. Даже мир. Но не могла бы ты еще немного потерпеть, дожидаясь меня? Эх, знать бы, как долго. Мне надо отправиться на Хед, а затем в Лунголд. Я попытаюсь… Попытаюсь…
Ее улыбка угасла.
– Моргон Хедский, – ровно проговорила она, – если ты хотя бы переступишь через этот порог без меня, я наложу проклятие на твой следующий шаг и на следующий, пока – куда бы ты ни подался – твоя дорога не приведет тебя ко мне.
– Рэдерле…
– Я могу. Хочешь убедиться?
Он хранил молчание, разрываясь между жаждой быть с ней и страхом за нее. Внезапно он сказал:
– Не нужно. Согласен. Ты подождешь меня на Хеде? Думаю, туда-то мы оба доберемся благополучно.
– Нет.
– Тогда ты…
– Нет…
– Ладно, тогда…
– Нет.
– Тогда не отправишься ли ты со мной? – прошептал он. – Ибо для меня невыносимо тебя оставить.
Она обняла его, поражаясь в то же время, какое таинственное гибельное будущее для себя выговорила. Но только и сказала, когда его руки обхватили ее, – на этот раз не с нежностью, но с гордой и ужасающей решимостью:
– Вот и хорошо. Ибо я клянусь именем Илона, что ты меня не покинешь.
СЛОВАРЬ ИМЕН И НАЗВАНИЙ
Одно за другим неимоверным усилием она извлекала из пламени лица королей. Вырывала из темной бездны скорби и гнева имена и повести о них – и окликала их по имени, а они, лишенные оружия и венцов, онемевшие, взирали на нее через зал: Акор, Охрэ, проклятый горем о сыновьях; Немир, говоривший на языке свиней; Фарр, который заключил с ней сделку из-за шестисотлетнего черепа; Эверн, который пал вместе со своими соколами, защищая свой дом. Огонь вокруг них угас и сделался солнечным светом на каменных плитах. Она снова увидела среди королей арфиста Высшего. Затем Эна. Он не сидел уже верхом, но стоял подле коня, приникнув к коню лицом. И тут она заметила черный иззубренный разлом от края и до края плиты у его ног.
Она окликнула его по имени. И похоже, этот оклик увел его далеко, охваченного ужасом призрака того, кто был некогда, столетия назад, королем Ана. Ненависть к нему снова всколыхнулась в ней, но совсем слабо, ее прозорливость была сильней. Потом еще раз, а затем отступила, словно опавшая волна. И покинула ее, уставившуюся на разбитый камень и раздумывающую, какое имя будет она носить в этом зале до конца своих дней.
Рэдерле обнаружила, что дрожит так страшно, что вот-вот свалится с ног. Руд, стоявший рядом, поднял руку, чтобы ее поддержать, но и он оказался обессилен и не смог к ней даже прикоснуться. Она увидела Дуака, упершего взгляд в пол. Он медленно повернул голову и взглянул на нее. Рыдание обожгло ей горло, ибо у него тоже не нашлось для нее имени. Ее могущество лишило ее прежнего места в жизни и не оставило ей ничего. Ее взгляд оторвался от него и упал на разделившую их полосу тьмы у ее ног. И тут она стала понемногу понимать, что-то была тень, протянувшаяся через зал, где толпились мертвые, не отбрасывавшие теней.
Она обернулась. За порогом стоял Звездоносец. Он был один; спутники Эна исчезли. Он смотрел на нее; она понимала по его глазам, сколь много он увидел. Когда она беспомощно взглянула на него, он тихонько проговорил:
– Рэдерле.
То было не предупреждение, не осуждение, а просто ее имя, и она готова была расплакаться при этом.
Он наконец переступил порог. Просто одетый, на вид – безоружный, он беспрепятственно прошел среди молчаливых королей, завладевая вниманием то одного, то другого, то третьего. Темная бечева, скрученная из боли, ненависти и мощи, которая приволокла их всех в Ануйн, была отныне не внушающей ужас тенью чародейства, но чем-то, что они все приняли как должное. Глаза Моргона, перемещаясь с лица на лицо, отыскали Дета. Он остановился. Рэдерле, разум которой был отворен и уязвим, почувствовала, как воспоминание поразило его в самое сердце. Он снова зашагал. Медленно. Короли принялись беззвучно отступать от арфиста. Дет, не поднимая головы, казалось, прислушивался к последним шагам долгого странствия, которое началось для них обоих на горе Эрленстар. Когда Моргон поравнялся с Детом, тот поднял лицо, и борозды на нем выступили резко и безжалостно в солнечном свете.
Он ровно произнес:
– Так какие же основы правосудия почерпнул ты на горе Эрленстар из мозга Высшего?
Рука Моргона взметнулась и хлестнула арфиста по лицу тыльной стороной ладони с такой яростью, что даже Фарр заморгал. Арфист с трудом удержался на ногах.
Моргон проговорил голосом, охрипшим от муки:
– Я научился достаточно многому. У вас обоих. У меня нет охоты вести спор о правосудии. Мне охота тебя прикончить. Но поскольку мы в королевском зале и твоя кровь запятнает его пол, кажется подобающим объяснить, почему я ее проливаю. Мне надоела твоя музыка.
– Она прогоняла безмолвие.
– А что, нет на свете ничего другого, что прогоняет безмолвие? – Его слова беспорядочно запрыгали взад-вперед, отскакивая от стен и потолка. – Я достаточно истошно вопил на той горе, чтобы лишить безмолвия кого угодно. Основатель многому тебя научил. Тебя ни так, ни эдак не прошибешь. Остается твоя жизнь. Но даже здесь возникает вопрос: а ценишь ли ты ее?
– Да. Ценю.
– Ты бы никогда не стал молить о ней. Я молил Гистеслухлома о смерти. Он не внял мне. То было его ошибкой. Но у него хватило мудрости бежать. Тебе следовало бы начать бегство в тот день, когда ты привел меня к горе. Ты не дурак. И мог бы понять, что Звездоносец уцелеет там, где сгинет князь Хедский. Но ты остался, ты играл мне хедские песни, пока я не начал рыдать во сне. Я мог бы силой мысли порвать твои струны.
– Ты так и делал. Несколько раз.
– А тебе не хватило здравого смысла, чтобы бежать.
В глухом молчании зала возникло странное наваждение: будто они встретились наедине. Короли, с лицами, утомленными войной и напитанными горечью, казались не менее поглощенными, чем если бы им было явлено видение из их собственного прошлого. Дуак, Рэдерле это знала наверняка, все еще противился мысли об Основателе на горе Эрленстар; Руд больше не противился. Его лицо утратило всякое выражение. Он наблюдал за ними, то и дело глотая крик или слезы. Арфист, выждав немного перед тем, как заговорить, произнес:
– Нет. Я дурак. Возможно, я сделал ставку на то, что ты станешь преследовать хозяина и забудешь о слуге. Или даже на то, что, хотя ты утратил землеправление, мог бы не утратить некоторые из догматов Искусства Загадки.
Руки Моргона разомкнулись, но он удержал их.
– Что общего у бесплодных догматов никчемной школы с моей жизнью или твоей смертью?
– Возможно, ничего. Так, мелькнула мысль. Вроде моей музыки. Отвлеченный вопрос, который редко побуждает человека с мечом остановиться и задуматься. Скрытый смысл действия.
– Слова.
– Возможно.
– Ты Мастер. Так какие основы оказались достаточно прочными, чтобы ты сохранил свою приверженность догматам Искусства Загадки? Первая заповедь Основателя Лунголда: язык правды – это язык могущества; правды имени, правды сущности. Но тебе сущность предательства пришлась больше по вкусу. Кто ты, чтобы судить меня, если я нашел, что имена отмщения, убийства, правосудия – или как еще ты это называешь? – больше нравятся мне.
– Да, кто вправе судить тебя? Ты Звездоносец. И когда ты гнал меня, словно дичь, через Хел, Рэдерле приняла тебя за Гистеслухлома.
Рэдерле увидела, как Моргона передернуло. Руд, которому дыхание царапало горло, прошептал:
– Моргон, клянусь: догматы догматами, но если ты не убьешь его, я убью.
– Это, как я сказал, отвлеченный вопрос. В понятиях Руда о правосудии куда больше смысла. – Голос Дета был сух, утомлен, еле слышен.
Моргон, лицо которого исказила мука, заорал на него так, что от его крика вполне могли задрожать стены черных пещер в горе Эрленстар:
– Чего тебе от меня надо?!
Он коснулся воздуха близ себя, и большой меч со звездами обрел форму в его руке, взметнулся и расплылся, ярко сияя. Рэдерле поняла, что это может никогда не кончиться: арфист будет стоять безоружный и неподвижный, обратив лицо к занесенному мечу, перерезавшему солнечный свет, – а Моргон, играя могучими мускулами, – двумя руками держать меч, колеблющийся в равновесии в высшей точке подъема и готовый ударить. Затем глаза арфиста переместились на лицо Моргона. Дет прошептал:
– Им был обещан мирный человек.
Меч, странно задрожав, стал собирать в узлы потоки света из окон. Арфист стоял под резким краем тени клинка с привычным спокойствием, которое, как внезапно показалось Рэдерле, обладало смыслом более зловещим, нежели что угодно, что она видела в себе или в Моргоне. Этот бесконечный миг был невыносим, и у нее вырвался негодующий возглас; ее тут же потянул к себе Дуак. Но она не могла пошевелиться. Резкий свет змейкой пробежал вниз по клинку. Меч упал и звонко ударился об пол, брызнув синими искрами. Рукоять, качнувшись разок-другой, замерла. Звезды были обращены к камню.
В зале не раздавалось ни звука, кроме прерывистого и тяжкого дыхания Моргона. Он стоял лицом к лицу с арфистом, сжимая у пояса кулаки. Арфист, изучая его взглядом, чуть шелохнулся. Внезапно краска вернулась на его лицо. Его губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но слова запнулись о неумолимое молчание Моргона. Дет отступил на шаг, как бы что-то спрашивая. Затем склонил голову. Повернулся, сомкнув ладони в кулаки, как и Моргон, и зашагал быстро и бесшумно через неподвижное сборище королей прочь из зала.
Моргон слепо взирал на живых и мертвых. Его не разразившееся бурей смятение нависло над залом. Стоя близ Руда и Дуака, Рэдерле, которую эта угроза лишила способности двигаться, пыталась постичь, какое слово вернет мысли Моргона из глухих и черных каменных пещер, из тупика безжалостной истины, в который загнал его арфист. Он никого не узнавал и казался чужаком, опасным своей мощью. Но, пока она ждала, какой облик примет эта мощь, ей мало-помалу стало ясно, что та уже придала себе облик и что ей дано имя. Она произнесла его негромко, отчасти колеблясь, зная и не зная человека, которому оно принадлежало:
– Звездоносец.
Его взгляд устремился на нее. Безмолвие отхлынуло сквозь его пальцы, и они разжались. Он опять стал собой, и ее повлекло к нему через зал. Она слышала, как сзади заговорил было Руд, но голос его прервало хриплое сухое рыдание. Что-то пробормотал Дуак. Она встала перед Звездоносцем и прикосновением вырвала его из цепких воспоминаний. Она прошептала:
– Кому был обещан мирный человек?
Тогда он вздрогнул и подался к ней. Она обвила его руками, уперев череп ему в плечо, словно предостережение, чтобы никто не вмешивался.
– Детям…
Она почувствовала, как по ней пробегает благоговейная дрожь.
– Детям Властелинов Земли?
– Каменным детям в той черной пещере… – Он стиснул ее крепче. – Он предложил мне выбор. А я-то думал, будто он беззащитен. Мне следовало бы… Мне бы следовало помнить, какое гибельное оружие он способен выковать из слов.
– Кто он, этот арфист?
– Не знаю. Но знаю одно: я хочу назвать его по имени. – После этого он довольно долго хранил молчание, приникнув к ней лицом. Наконец пошевелился, сказав что-то, чего она не расслышала; она подалась немного назад. Он почувствовал лицом что-то костяное. Протянул руку и взял череп. Провел большим пальцем по краю глазницы, затем посмотрел на Рэдерле. Его голос, утомленный и грубый, зазвучал спокойней.
– Я следил за тобой в ту ночь на землях Халларда Черной Зари. Я был поблизости от тебя каждую ночь, когда ты ехала через Ан. Никто, живой или мертвый, не тронул бы тебя. Но тебе так и не понадобилась моя помощь.
– Я чувствовала твое присутствие, – прошептала она. – Но я думала… Я думала, что ты…
– Знаю.
– Ну, тогда… Тогда, как ты понимал то, что я пыталась сделать? – Ее голос зазвенел. – Ты решил, будто я стараюсь защитить Дета?
– Как раз это ты и делала.
Она безмолвно воззрилась на него, думая обо всем, что совершала в эти странные нескончаемые дни. И вот ее прорвало:
– Но ты все равно оставался со мной, чтобы меня защитить?
Он кивнул.
– Моргон, я сказала тебе, кто я. Ты мог убедиться, какую темную силу я в себе пробудила. И тебе известно ее происхождение. Тебе известно, что я в родстве с Меняющими Обличья, теми самыми, что пытались тебя убить, ты думал, будто я помогаю человеку, который тебя предал… Во имя Хела, почему ты мне доверял?
Его руки, обойдя череп вдоль золотой короны, с внезапной силой сомкнулись на древнем металле.
– Не знаю. Потому что выбрал доверие. Раз и навсегда. А ты целую вечность намерена носить с собой этот череп?
Она покачала головой, снова онемев, и протянула руку к черепу, чтобы вернуть его Фарру. Маленький многоугольный белый рисунок на ее ладони ярко заблестел на свету; рука Моргона стремительно упала ей на запястье.
– Что это?
Она воспротивилась искушению сомкнуть пальцы.
– Это появилось… Проступило, когда я в первый раз держала огонь. Я воспользовалась камешком с Равнины Королевских Уст, чтобы создать световое наваждение и сбить с толку имрисские военные корабли. Когда я была этим занята и глядела на камешек, я увидела человека, который его держит, как если бы заглядывала в чужую память. Я почти… Я была буквально на грани того, чтобы узнать, кто он. Затем я угадала присутствие у себя в мозгу одного из Меняющих Обличья, желавшего узнать его имя, – и связь разорвалась. Камешек утрачен, но… Его рисунок теперь выжжен у меня на руке.
Его рука расслабилась и легла, с любопытством и кротостью, на ее запястье. Она взглянула ему в лицо, и его страх оледенил ей сердце. Он опять обвил ее руками, все с той же кротостью – как если бы она могла ускользнуть от него, словно туман, и лишь слепая надежда способна удержать ее здесь.
Скрежет металла по камню заставил обоих обернуться. Дуак, подобравший с пола меч со звездами, с опаской спросил Моргона:
– Что это? Что у нее на руке?
Тот покачал головой:
– Не знаю. Знаю только, что целый год Гистеслухлом обыскивал мой разум, ища какие-то сведения, снова и снова возвращался к каждому мигу моей жизни, охотясь за одним определенным лицом, за одним именем. Возможно, рисунок как-то связан с этим.
– О чьем имени речь? – спросил Дуак.
Рэдерле, пораженная ужасом, уткнулась лицом в плечо Моргона.
– Он не потрудился мне сообщить.
– Если им нужен камешек, они могут найти его сами. – Рэдерле едва ворочала языком. Он не ответил на вопрос Дуака, но ответит ей позднее. – Никто… Ни один Меняющий Обличья ничего от меня не узнает. Камешек теперь на дне морском, там же, где корона Певена… – Внезапно она подняла голову и сказала Дуаку: – Полагаю, наш отец знал. О Высшем. И о… Вероятно, обо мне.
– Не стоит в этом сомневаться. – И он устало добавил: – Думаю, он родился всезнающим. Только вот не знает, как найти дорогу домой.
– А он в беде? – спросил Моргон. С минуту Дуак пялился на него в изумлении. Затем покачал головой:
– Я не… Нет, не думаю. Я этого не чувствую.
– Тогда я знаю, куда он мог подеваться. Я его найду.
Руд пересек зал и присоединился к ним. Лицо у него было заплаканным – и при этом сохраняло привычное суровое выражение, какое не покидало его ни во время ученых занятий, ни во время драки. Он мягко сказал Моргону:
– Я тебе помогу.
– Руд…
– Он мой отец. Ты – величайший Мастер в Обитаемом Мире. А я Подмастерье. И пусть меня погребут рядом с Фарром Хелским, если я увижу, что ты выходишь из этого зала точно так же, как и вошел, один.
– Этого не будет, – сказала Рэдерле.
Дуак возмутился, понизив голос:
– Да как ты можешь оставить меня одного со всеми этими королями, Руд? Я даже половины их имен не знаю. Эти, что торчат в зале, может, и поутихли ненадолго, но насколько? Поднимаются Аум и западный Хел; в Ане лишь около пяти человек, которые могут не сдуреть, и среди них – я и ты.
– И я?
– Ни одно привидение, – коротко сказал Моргон, – не вступит снова в этот дом. – Он взвесил череп на ладони под их внимательными взглядами, а затем метнул его через зал Фарру. Король бесшумно поймал череп и слегка вздрогнул, как если бы забыл, чей он. Моргон окинул взглядом молчаливое сборище духов. И сказал им:
– Вы хотите войны? Я могу с вами повоевать. То будет отчаянная война для самой земли. Если вы ее проиграете, вы проплывете, словно печаль, от одного края Обитаемого Мира до другого и не найдете, где отдохнуть. Много ли для вас чести – если мертвых заботит честь – в том, что вы загнали насмерть Крэгова быка?
– Это возмездие, – подчеркнуто произнес Фарр.
– Да. Для вас в этом – все. Но я запечатаю против вас камень за камнем в этом доме, если придется. Я сделаю то, что вы меня вынудите. И меня также не заботит честь. – Он помолчал, затем медленно добавил: – Или связаны, или свободны мертвецы Ана.
– У тебя нет подлинной власти над мертвыми Ана, – внезапно вмешался Эн. Но то был еще вопрос. Нечто темное, словно пол эрленстарских пещер, заполнило глаза Моргона.
– Я учился у Мастера, – заметил он. – Вы можете биться в забвении, продолжая ваши мелкие бессмысленные войны. Или можете биться против тех, кто дал Эну его земленаследника и кто погубит Ануйн, Хел, землю, с которой вы связаны, если вы им позволите. И это, – добавил он, – призыв к обеим сторонам.
Эверн Сокольничий спросил:
– А у нас есть право выбора?
– Не знаю. Не исключено, что и нет. – Внезапно его ладони сомкнулись, и он прошептал: – Клянусь моим именем, если я только смогу, я предоставлю вам выбор.
Опять настало молчание – притихли и живые, и мертвые. Моргон почти нехотя обернулся к Дуаку с вопросом в глазах, и Дуак, настроенный на биение самого сердца Ана, понял его.
Он бесхитростно сказал:
– Делай в этой стране что хочешь. Что понадобится – проси у меня. Я не Мастер, но я могу ухватить суть того, что ты сказал и сделал в этом доме. Я ничего не пойму до конца. Я не знаю, как ты мог получить власть над землезаконом Ана. Ты и мой отец, когда ты его найдешь, можете потом об этом поспорить. А я только знаю, что чутье побуждает меня слепо тебе доверять. Не рассуждая и не сомневаясь. – Он обеими руками поднял меч и протянул его Моргону. Звезды преобразили до неузнаваемости самый солнечный свет. Моргон глядел на Дуака и не шевелился. Порывался заговорить, но слова не шли. Внезапно он обернулся к пустому порогу; Рэдерле, наблюдая за ним, ломала голову, что он видит за королевским двором и за стенами Ануйна. Наконец его руки сомкнулись вокруг звезд; он принял меч у Дуака.
– Спасибо. – Они увидели у него на лице слабый и тревожный отсвет любознательности и воспоминаний, в которых не было боли. Он поднял свободную руку, коснулся щеки Рэдерле, и девушка улыбнулась. Он, колеблясь, произнес:
– Я ничего не могу тебе предложить. Даже корону Певена. Даже мир. Но не могла бы ты еще немного потерпеть, дожидаясь меня? Эх, знать бы, как долго. Мне надо отправиться на Хед, а затем в Лунголд. Я попытаюсь… Попытаюсь…
Ее улыбка угасла.
– Моргон Хедский, – ровно проговорила она, – если ты хотя бы переступишь через этот порог без меня, я наложу проклятие на твой следующий шаг и на следующий, пока – куда бы ты ни подался – твоя дорога не приведет тебя ко мне.
– Рэдерле…
– Я могу. Хочешь убедиться?
Он хранил молчание, разрываясь между жаждой быть с ней и страхом за нее. Внезапно он сказал:
– Не нужно. Согласен. Ты подождешь меня на Хеде? Думаю, туда-то мы оба доберемся благополучно.
– Нет.
– Тогда ты…
– Нет…
– Ладно, тогда…
– Нет.
– Тогда не отправишься ли ты со мной? – прошептал он. – Ибо для меня невыносимо тебя оставить.
Она обняла его, поражаясь в то же время, какое таинственное гибельное будущее для себя выговорила. Но только и сказала, когда его руки обхватили ее, – на этот раз не с нежностью, но с гордой и ужасающей решимостью:
– Вот и хорошо. Ибо я клянусь именем Илона, что ты меня не покинешь.
СЛОВАРЬ ИМЕН И НАЗВАНИЙ
Акор Хелский – третий король Хела.
Алойл – древний волшебник, состоявший на службе у имрисских королей, еще до открытия школы волшебников в Лунголде.
Ан – крупное королевство, включающее уделы Ан, Аум, Хел; главный город – Ануйн, правитель – Мэтом.
Ануйн – главный город Ана.
Астрин – земленаследник Имриса; брат Хьюриу.
Атол – отец Моргона, Элиарда и Тристан; князь Хеда.
Аум – древнее королевство; теперь один из трех уделов Ана.
Аун Анский – древний землеправитель Ана; погиб из-за того, что преднамеренно поджег часть Ана, чтобы не отдать его врагу.
Башня Ветров – единственное уцелевшее строение в разрушенном Городе Ветров.
Бере – внук Данана Исигского; сын Верт.
Бри Корбетт – корабельщик на службе Мэтома Анского.
Верт – дочь Данана Исигского.
Властелины Земли – древние жители земли; строители ныне разрушенных городов в Имрисе.
Высший – законодатель и устроитель жизни со времен ухода Властелинов Земли.
Галил – древний король Имриса в эпоху Алойла.
Гистеслухлом – основатель школы волшебников в Лунголде.
Гора Эрленстар – резиденция Высшего.
Город Короны, или Город Кругов – главный город Херуна, окружен семью стенами; резиденция Моргол Эл из Херуна.
Гох – страж на службе у Моргол.
Данан Исигский – землеправитель и король Исига.
Дет – арфист Высшего.
Дуак – сын Мэтома и земленаследник Ана.
Илон – древний король Ана, сын анской королевы и Меняющего Обличья Коррига.
Имер – страж на службе у Моргол.
Имрис – королевство, управляемое Хьюриу, главный город – Кэруэддин.
Ирт – самый могущественный волшебник из Лунголда после Основателя, известен также под именем Арфист Лунголда.
Ирье – резиденция Хара Остерландского на Хмурой горе.
Исиг – королевство, управляемое Дананом Исигским; славится ювелирными и металлическими изделиями.
Исигский перевал – горный перевал между Исигом и горой Эрленстар.
Ифф с Непроизносимым именем – лунголдский волшебник.
Квилл – река.
Киа – страж на службе у Моргол.
Кионе – жена Мэтома Анского; мать Дуака, Рэдерле и Руда.
Кирт – торговый город недалеко от Харта, резиденция короля Данана Исигского, стоит на реке Осе.
Корриг – Меняющий Обличья, отец Илона.
Краал – торговый город, расположен в устье реки Осе.
Крэг, Кин – владетель Аума, которому принадлежат земли в восточном Ауме; потомок аумских королей.
Крэг, Мара – жена Кина Крэга, Цветок Ана.
Кэйтнард – город-порт между Имрисом и Аном; там расположено училище Мастеров Загадок.
Кэруэддин – главный город Имриса в устье реки Тал, резиденция Хьюриу.
Лира – дочь Моргол Эл из Херуна; земленаследница Херуна; полное имя – Лиралутуйн.
Лунголд – древний город; здесь находилась основанная Гистеслухломом школа волшебников.
Мадир – древняя ведьма из Ана.
Мап Хвиллион – юный владетель, его земли – в южном Ауме.
Марчер – земли в северном Имрисе, управляемые Высоким Владетелем Марчера.
Мастер, Кеннон – земледелец Хеда.
Меремонт – прибрежная область в Имрисе, управляемая высоким владетелем Меремонта.
Моргон – землеправитель и князь Хеда, Звездоносец.
Мэтом – землеправитель и король Ана; отец Руда, Рэдерле и Дуака.
Немир – Немир Король Свиней, древний король Хела.
Нун – древняя колдунья из Лунголда, состоявшая на службе у владетелей Хела.
Озеро Белой Девы – озеро, из которого вытекает Квилл.
Окленд, Грим – управляющий у Моргона Хедского.
Ом – Мастер Загадок из Кэйтнарда.
Осе – река.
Остерланд – северное королевство, управляемое Харом.
Охрэ Хелский – древний король Хела, прозванный Проклятым.
Певен Аумский – древний владетель Аума; правители Ана пятьсот лет держали его в плену в башне. Хранил древнюю корону Аума.
Пещера Потерянных – пещера, где Моргон нашел Детей Властелинов Земли и получил меч с тремя звездами.
Равнина Ветров – равнина в Имрисе, где находится Башня Ветров и руины городов Властелинов Земли.
Равнина Королевских Уст – местность к северу от Кэруэддина, где находятся руины одного из древних городов Властелинов Земли.
Райт – владетель Хела.
Рорк – Высокий Владетель Умбера.
Руд – земленаследник Ана; сын Мэтома, друг Моргона с Хеда.
Рэдерле – дочь Мэтома Анского, обещанная тому, кто отыграет корону у Певена Аумского.
Спринг Окленд – мать Моргона с Хеда, жена Атола.
Сут – древний волшебник, друг Хара Остерландского.
Тал – река.
Тол – небольшой рыбацкий городок на Хеде, морской порт.
Тор – область в Имрисе.
Трика – страж на службе у Моргол.
Тристан – дочь Атола и Спринг, сестра Моргона с Хеда.
Тэл – Мастер Загадок из Кэйтнарда.
Умбер – область в центральном Имрисе, управляемая Рорком.
Фарр – последний король Хела.
Хагис – король Ана, дед Мэтома.
Халлард Черная Заря – владетель из Ана, земли – в восточном Хеле.
Хар – король-волк, землеправитель и король Остерланда.
Хед – небольшой остров, управляемый князьями Хедскими.
Хел – древнее королевство, теперь – один из уделов Ана.
Херун – королевство; главный город – Город Короны, пли Город Кругов, управляется Моргол Эл.
Хлурле – торговый город-порт недалеко от Херуна.
Хьюриу – король и землеправитель Имриса.
Эверн, прозван Сокольничим – древний король Хела.
Эл – Моргол (землеправительница) в Херуне; полное имя – Элриародан.
Элиард – брат Моргона и земленаследник Хеда.
Элийу – брат Райта.
Эн Анский – завоеватель Аума, король Ана, построил башню, чтобы держать там плененную ведьму Мадир.
Эриэл – жена Хьюриу, землеправителя Имриса, Меняющая Обличья.
Алойл – древний волшебник, состоявший на службе у имрисских королей, еще до открытия школы волшебников в Лунголде.
Ан – крупное королевство, включающее уделы Ан, Аум, Хел; главный город – Ануйн, правитель – Мэтом.
Ануйн – главный город Ана.
Астрин – земленаследник Имриса; брат Хьюриу.
Атол – отец Моргона, Элиарда и Тристан; князь Хеда.
Аум – древнее королевство; теперь один из трех уделов Ана.
Аун Анский – древний землеправитель Ана; погиб из-за того, что преднамеренно поджег часть Ана, чтобы не отдать его врагу.
Башня Ветров – единственное уцелевшее строение в разрушенном Городе Ветров.
Бере – внук Данана Исигского; сын Верт.
Бри Корбетт – корабельщик на службе Мэтома Анского.
Верт – дочь Данана Исигского.
Властелины Земли – древние жители земли; строители ныне разрушенных городов в Имрисе.
Высший – законодатель и устроитель жизни со времен ухода Властелинов Земли.
Галил – древний король Имриса в эпоху Алойла.
Гистеслухлом – основатель школы волшебников в Лунголде.
Гора Эрленстар – резиденция Высшего.
Город Короны, или Город Кругов – главный город Херуна, окружен семью стенами; резиденция Моргол Эл из Херуна.
Гох – страж на службе у Моргол.
Данан Исигский – землеправитель и король Исига.
Дет – арфист Высшего.
Дуак – сын Мэтома и земленаследник Ана.
Илон – древний король Ана, сын анской королевы и Меняющего Обличья Коррига.
Имер – страж на службе у Моргол.
Имрис – королевство, управляемое Хьюриу, главный город – Кэруэддин.
Ирт – самый могущественный волшебник из Лунголда после Основателя, известен также под именем Арфист Лунголда.
Ирье – резиденция Хара Остерландского на Хмурой горе.
Исиг – королевство, управляемое Дананом Исигским; славится ювелирными и металлическими изделиями.
Исигский перевал – горный перевал между Исигом и горой Эрленстар.
Ифф с Непроизносимым именем – лунголдский волшебник.
Квилл – река.
Киа – страж на службе у Моргол.
Кионе – жена Мэтома Анского; мать Дуака, Рэдерле и Руда.
Кирт – торговый город недалеко от Харта, резиденция короля Данана Исигского, стоит на реке Осе.
Корриг – Меняющий Обличья, отец Илона.
Краал – торговый город, расположен в устье реки Осе.
Крэг, Кин – владетель Аума, которому принадлежат земли в восточном Ауме; потомок аумских королей.
Крэг, Мара – жена Кина Крэга, Цветок Ана.
Кэйтнард – город-порт между Имрисом и Аном; там расположено училище Мастеров Загадок.
Кэруэддин – главный город Имриса в устье реки Тал, резиденция Хьюриу.
Лира – дочь Моргол Эл из Херуна; земленаследница Херуна; полное имя – Лиралутуйн.
Лунголд – древний город; здесь находилась основанная Гистеслухломом школа волшебников.
Мадир – древняя ведьма из Ана.
Мап Хвиллион – юный владетель, его земли – в южном Ауме.
Марчер – земли в северном Имрисе, управляемые Высоким Владетелем Марчера.
Мастер, Кеннон – земледелец Хеда.
Меремонт – прибрежная область в Имрисе, управляемая высоким владетелем Меремонта.
Моргон – землеправитель и князь Хеда, Звездоносец.
Мэтом – землеправитель и король Ана; отец Руда, Рэдерле и Дуака.
Немир – Немир Король Свиней, древний король Хела.
Нун – древняя колдунья из Лунголда, состоявшая на службе у владетелей Хела.
Озеро Белой Девы – озеро, из которого вытекает Квилл.
Окленд, Грим – управляющий у Моргона Хедского.
Ом – Мастер Загадок из Кэйтнарда.
Осе – река.
Остерланд – северное королевство, управляемое Харом.
Охрэ Хелский – древний король Хела, прозванный Проклятым.
Певен Аумский – древний владетель Аума; правители Ана пятьсот лет держали его в плену в башне. Хранил древнюю корону Аума.
Пещера Потерянных – пещера, где Моргон нашел Детей Властелинов Земли и получил меч с тремя звездами.
Равнина Ветров – равнина в Имрисе, где находится Башня Ветров и руины городов Властелинов Земли.
Равнина Королевских Уст – местность к северу от Кэруэддина, где находятся руины одного из древних городов Властелинов Земли.
Райт – владетель Хела.
Рорк – Высокий Владетель Умбера.
Руд – земленаследник Ана; сын Мэтома, друг Моргона с Хеда.
Рэдерле – дочь Мэтома Анского, обещанная тому, кто отыграет корону у Певена Аумского.
Спринг Окленд – мать Моргона с Хеда, жена Атола.
Сут – древний волшебник, друг Хара Остерландского.
Тал – река.
Тол – небольшой рыбацкий городок на Хеде, морской порт.
Тор – область в Имрисе.
Трика – страж на службе у Моргол.
Тристан – дочь Атола и Спринг, сестра Моргона с Хеда.
Тэл – Мастер Загадок из Кэйтнарда.
Умбер – область в центральном Имрисе, управляемая Рорком.
Фарр – последний король Хела.
Хагис – король Ана, дед Мэтома.
Халлард Черная Заря – владетель из Ана, земли – в восточном Хеле.
Хар – король-волк, землеправитель и король Остерланда.
Хед – небольшой остров, управляемый князьями Хедскими.
Хел – древнее королевство, теперь – один из уделов Ана.
Херун – королевство; главный город – Город Короны, пли Город Кругов, управляется Моргол Эл.
Хлурле – торговый город-порт недалеко от Херуна.
Хьюриу – король и землеправитель Имриса.
Эверн, прозван Сокольничим – древний король Хела.
Эл – Моргол (землеправительница) в Херуне; полное имя – Элриародан.
Элиард – брат Моргона и земленаследник Хеда.
Элийу – брат Райта.
Эн Анский – завоеватель Аума, король Ана, построил башню, чтобы держать там плененную ведьму Мадир.
Эриэл – жена Хьюриу, землеправителя Имриса, Меняющая Обличья.