Линда отвлеклась от грустных сравнений, вспомнив о горничной, ждущей у двери.
– Вы правы, с вазой случилась неприятность. Подождите пять минут. Я закончу свои дела и позову вас. Спасибо.
При других обстоятельствах она бы сильно расстроилась, ведь эта вещь принадлежала ее бабушке по материнской линии. Но когда параллельно разбивается вера в близкого человека, меркнут бытовые происшествия. Больше нет возврата к прошлому. Линда любила не вазу, а память, олицетворенную в ней. От того, что одно теперь существует отдельно от другого, ничто не изменилось. Люди остаются в сердце исключительно по нашему желанию. И если Чак навсегда вычеркнут из ее жизни, ситуацию не изменит присутствие в этой комнате вещей или цветов, которые он дарил.
Линда чувствовала, что покидает квартиру налегке, сбросив с себя груз сомнений, ложных привязанностей, надуманных проблем. Она хотела двигаться только вперед, открывать новые возможности для самосовершенствования. Ограниченное пространство того мира, в котором протекала ее жизнь, лишало сил. Сама того не замечая, Линда погружалась в болото обыденности, рискуя увязнуть окончательно. Но хватило одной лавины, которая обрушилась на нее со всей мощью, угрожая и увлекая своим стихийным буйством.
Наверное, чтобы пробудиться от тяжелого забытья, действительно надо получить сотрясение мозга. Она шла запутанными тропами судьбы иногда с опаской, а чаще с надеждой. Каждый новый поворот увлекал в омут неизвестности. Линда посмотрела на вещи, которые принципиально решила оставить. И в первую очередь мобильный телефон. Кто станет ее искать? Отец давно исключил старшую дочь из постоянного круга общения, да и Чак в чем-то прав.
В городе у мисс Кроу репутация странной, психически неуравновешенной девицы. В лицо люди обычно улыбаются, а за спиной порой крутят пальцем у виска. Но разве она виновата, что родилась в семье, которая постоянно на виду. Еще неизвестно, какие вещи творятся за плотно закрытыми дверьми домов добропорядочных граждан, относящихся к среднему классу. Ей всегда не хватало именно возможности спрятаться от любопытных глаз, оказаться вне пределов досягаемости противных перешептываний.
В домике Джона, вдали от цивилизации, Линде жилось намного комфортнее, чем в родных стенах, напичканных современной электроникой. У нее создавалось впечатление, что комнаты шпионят за хозяйкой. Компьютер, мобильный телефон, спутниковое телевидение, домашний кинотеатр окружали ее. Она поддалась уговорам Чака, мечтавшего иметь все необходимое под рукой, даже находясь в чужом доме. В результате для него здесь был райский уголок, а Линда лишь терпела засилье техники. Сколько глупых жертв ради того, кто в душе презирал ее!..
Столкнувшись в коридоре с горничной, она наплела что-то про важные дела. Усталость как рукой сняло. Линда вышла из дома уверенным шагом. Правда, впереди ее ждало последнее испытание. Облокотившись на машину, у дома стоял Чак, на его губах застыла уже знакомая мерзкая усмешка. Едва завидев Линду, он расхохотался во весь голос.
– Куда ты собралась в таком виде? В жилище снежного человека? Если это правда, то я готов признать свою полную несостоятельность по сравнению с твоим новым женихом!
– Смотри не отравись собственным ядом, – посоветовала Линда. – И научись скрывать, когда завидуешь кому-то.
– Ну уж нет! Твой новый ухажер, если он на самом деле существует, заслуживает искреннего сочувствия. Передай ему это от моего имени. Посмотрим, как скоро ты доконаешь беднягу.
Линда устала держать себя в руках. В какие-то два шага она преодолела расстояние, разделявшие их с Чаком, и залепила наглецу оплеуху. Поскольку все случилось молниеносно, он не успел даже увернуться. С явным удовольствием Линда смотрела, как проступает на его лице красный отпечаток ее ладони. Она не боялась ответного удара, поскольку в таком случае получила бы отличный повод обратиться в полицию. Чак знал об этом и лишь растерянно тер щеку, бросая на Линду полные ненависти взгляды.
В первый раз за вечер она улыбалась ему. Но сердце вновь бешено колотилось. Ему не повезет увидеть, как она измотана этим противостоянием.
Только отойдя на безопасное расстояние, Линда дала волю слезам. В них смешались и усталость, и обида, и боль. Она шла среди заснеженных деревьев, растущих вдоль дороги, таинственно горели фонари. Ночь выдалась просто сказочная.
В противовес красивой картинке в душе образовался клубок из самых негативных впечатлений. Озорной ветер не мог развеять плохого настроения. Линда еще слышала крики Чака, изобилующие оскорблениями. Наверное, он бы с радостью бросился за ней и постарался помешать, если бы не глубокий снег, лежащий на тропинке. Ему оставалось, подобно пуделю на поводке, бегать вокруг своей машины, выкрикивая гадости.
Ладно, пусть орет. Линду волновало уже совсем другое. Будущее больше не выглядело радужным. Злые пророчества Чака медленно отравляли душу. Вновь накатила апатия, и молодая женщина шла вперед больше по инерции. Прошлое провожало ее чередой ошибок, но как встретит новая жизнь, в которой она искала избавление от проблем? Слишком много вопросов пока оставалось без ответа. Линда машинально вытирала слезы рукавом куртки и в глубине души ждала какого-то знака.
Идеально прямая дорожка сворачивала за воротами жилого комплекса. Если пройти этот поворот, то пути назад уже не будет. Не в прямом смысле, конечно. Просто Линда не относила себя к тем, кто по десять раз за день меняет решение. И тогда она все поняла. Перед ней был самый настоящий, знаковый поворот. Какое направление выберешь, в таком будешь двигаться в будущем. Линда сомневалась какие-то доли секунды, когда вспомнились прежние страхи, но им на смену пришла уверенность.
Стоя возле машины, Чак видел, как фигурка в бесформенной куртке растворяется в снежной мгле. Это было похоже на сон.
10
– Вы правы, с вазой случилась неприятность. Подождите пять минут. Я закончу свои дела и позову вас. Спасибо.
При других обстоятельствах она бы сильно расстроилась, ведь эта вещь принадлежала ее бабушке по материнской линии. Но когда параллельно разбивается вера в близкого человека, меркнут бытовые происшествия. Больше нет возврата к прошлому. Линда любила не вазу, а память, олицетворенную в ней. От того, что одно теперь существует отдельно от другого, ничто не изменилось. Люди остаются в сердце исключительно по нашему желанию. И если Чак навсегда вычеркнут из ее жизни, ситуацию не изменит присутствие в этой комнате вещей или цветов, которые он дарил.
Линда чувствовала, что покидает квартиру налегке, сбросив с себя груз сомнений, ложных привязанностей, надуманных проблем. Она хотела двигаться только вперед, открывать новые возможности для самосовершенствования. Ограниченное пространство того мира, в котором протекала ее жизнь, лишало сил. Сама того не замечая, Линда погружалась в болото обыденности, рискуя увязнуть окончательно. Но хватило одной лавины, которая обрушилась на нее со всей мощью, угрожая и увлекая своим стихийным буйством.
Наверное, чтобы пробудиться от тяжелого забытья, действительно надо получить сотрясение мозга. Она шла запутанными тропами судьбы иногда с опаской, а чаще с надеждой. Каждый новый поворот увлекал в омут неизвестности. Линда посмотрела на вещи, которые принципиально решила оставить. И в первую очередь мобильный телефон. Кто станет ее искать? Отец давно исключил старшую дочь из постоянного круга общения, да и Чак в чем-то прав.
В городе у мисс Кроу репутация странной, психически неуравновешенной девицы. В лицо люди обычно улыбаются, а за спиной порой крутят пальцем у виска. Но разве она виновата, что родилась в семье, которая постоянно на виду. Еще неизвестно, какие вещи творятся за плотно закрытыми дверьми домов добропорядочных граждан, относящихся к среднему классу. Ей всегда не хватало именно возможности спрятаться от любопытных глаз, оказаться вне пределов досягаемости противных перешептываний.
В домике Джона, вдали от цивилизации, Линде жилось намного комфортнее, чем в родных стенах, напичканных современной электроникой. У нее создавалось впечатление, что комнаты шпионят за хозяйкой. Компьютер, мобильный телефон, спутниковое телевидение, домашний кинотеатр окружали ее. Она поддалась уговорам Чака, мечтавшего иметь все необходимое под рукой, даже находясь в чужом доме. В результате для него здесь был райский уголок, а Линда лишь терпела засилье техники. Сколько глупых жертв ради того, кто в душе презирал ее!..
Столкнувшись в коридоре с горничной, она наплела что-то про важные дела. Усталость как рукой сняло. Линда вышла из дома уверенным шагом. Правда, впереди ее ждало последнее испытание. Облокотившись на машину, у дома стоял Чак, на его губах застыла уже знакомая мерзкая усмешка. Едва завидев Линду, он расхохотался во весь голос.
– Куда ты собралась в таком виде? В жилище снежного человека? Если это правда, то я готов признать свою полную несостоятельность по сравнению с твоим новым женихом!
– Смотри не отравись собственным ядом, – посоветовала Линда. – И научись скрывать, когда завидуешь кому-то.
– Ну уж нет! Твой новый ухажер, если он на самом деле существует, заслуживает искреннего сочувствия. Передай ему это от моего имени. Посмотрим, как скоро ты доконаешь беднягу.
Линда устала держать себя в руках. В какие-то два шага она преодолела расстояние, разделявшие их с Чаком, и залепила наглецу оплеуху. Поскольку все случилось молниеносно, он не успел даже увернуться. С явным удовольствием Линда смотрела, как проступает на его лице красный отпечаток ее ладони. Она не боялась ответного удара, поскольку в таком случае получила бы отличный повод обратиться в полицию. Чак знал об этом и лишь растерянно тер щеку, бросая на Линду полные ненависти взгляды.
В первый раз за вечер она улыбалась ему. Но сердце вновь бешено колотилось. Ему не повезет увидеть, как она измотана этим противостоянием.
Только отойдя на безопасное расстояние, Линда дала волю слезам. В них смешались и усталость, и обида, и боль. Она шла среди заснеженных деревьев, растущих вдоль дороги, таинственно горели фонари. Ночь выдалась просто сказочная.
В противовес красивой картинке в душе образовался клубок из самых негативных впечатлений. Озорной ветер не мог развеять плохого настроения. Линда еще слышала крики Чака, изобилующие оскорблениями. Наверное, он бы с радостью бросился за ней и постарался помешать, если бы не глубокий снег, лежащий на тропинке. Ему оставалось, подобно пуделю на поводке, бегать вокруг своей машины, выкрикивая гадости.
Ладно, пусть орет. Линду волновало уже совсем другое. Будущее больше не выглядело радужным. Злые пророчества Чака медленно отравляли душу. Вновь накатила апатия, и молодая женщина шла вперед больше по инерции. Прошлое провожало ее чередой ошибок, но как встретит новая жизнь, в которой она искала избавление от проблем? Слишком много вопросов пока оставалось без ответа. Линда машинально вытирала слезы рукавом куртки и в глубине души ждала какого-то знака.
Идеально прямая дорожка сворачивала за воротами жилого комплекса. Если пройти этот поворот, то пути назад уже не будет. Не в прямом смысле, конечно. Просто Линда не относила себя к тем, кто по десять раз за день меняет решение. И тогда она все поняла. Перед ней был самый настоящий, знаковый поворот. Какое направление выберешь, в таком будешь двигаться в будущем. Линда сомневалась какие-то доли секунды, когда вспомнились прежние страхи, но им на смену пришла уверенность.
Стоя возле машины, Чак видел, как фигурка в бесформенной куртке растворяется в снежной мгле. Это было похоже на сон.
10
Боже! Какая разница! И как раньше она могла не замечать ее? Хотя, конечно, не с чем, а точнее, не с кем было сравнивать. Этот… этот… Даже слова не подберешь, чтобы обозначить!
Слезы текли по щекам вместе с водой от снежных хлопьев, быстро таявших на лице. Линда не могла надеть шапку, которую, видимо, выронила из кармана, и теперь волосы мокрыми прядями липли к воротнику куртки, спадали на лоб. Поднявшийся ветер бросал снег в лицо и слепил глаза. Погода, казалось, снова сошла с ума.
Все кружилось, вращалось в мире, вовлеченном в хаос бессмыслицы и путаницы, словно утратили свой смысл пространство и время. Но Линде было все равно. Она брела наугад, совершенно потерянная, отрешенная от всего на свете. Ее внутренний мир сейчас разваливался на части, хотелось, образно говоря, нажать на газ и кончить все одним махом. И поэтому она не видела ни снега, ни черноты бескрайней ночи. Остались только мысли.
Куда она идет? Зачем? Джон неожиданно предстал перед ней в новом свете. Теперь во всей своей очевидности высветились все его положительные качества: нежный, чуткий, заботливый, самоотверженный, по-мужски волевой и твердый. Линда просто не могла себе представить, что он говорит ей вещи вроде тех, которые она только что выслушала от Чака. Да и вообще сама ситуация выглядела ненормальной. Джон ну никак не укладывался в ее рамки.
Почему-то при этой мысли в памяти возникла фраза: «Я сказал выпить, значит, выпить!». И стало даже немного весело. В ушах раздался звук шлепка, и Линда так четко ощутила его, что даже подалась немного вперед, словно принимая задней частью тяжелую ладонь.
Ну почему? Почему все случилось именно так? Ведь при других обстоятельствах она могла остаться в доме Джона и не возвращаться сюда вовсе. Пусть бы считали, что сумасшедшая мисс Кроу нашла наконец упокоение в каком-нибудь ущелье. Пусть бы радовались. Почему надо было ему перепутать возраст? Линда вспомнила его лицо, когда на приеме выяснился реальный возраст «малышки». Было смешно. Интересно, что чувствует человек, осознавший, что в течение почти полумесяца наказывал взрослого?
На душе стало как-то легче от этих мыслей. Чак… Да что Чак, ему не понять. Он не стоит и мизинца Джона. Линда поднималась все выше в горы, и с каждым шагом тот, «нижний» мир отдалялся от нее не только пространственно, но и духовно. Она чувствовала, как где-то внутри одна за другой рвутся невидимые нити. Знакомые, друзья, родственники – все оставалось в прошлом. И это прошлое тем более радовало, чем дальше становилось. Бывают минуты, которые ни за что на свете не захотелось бы пережить дважды. И вот Линда чувствовала, что именно такой сплошной минутой стала для нее вся предыдущая жизнь, кроме тех двух недель, которые она провела в хижине Джона.
Кстати, а что он делает сейчас? Наверное, читает свои медицинские книги. И тут Линде в голову пришла пугающая мысль. Под воздействием эмоций у нее все сложилось в очень четкую картину: вот она приходит, бросается ему на шею, говорит, что любит… А, собственно, кто ее звал? Ведь после тех двух недель они виделись только раз, сегодня на этом дурацком приеме, где он чувствовал себя явно не в своей тарелке, а она блистала, изображая даму из высшего общества.
Конечно, они мило побеседовали, но ведь после одного разговора люди обычно не бегут к алтарю. Только сейчас Линда осознала, что все чувства, мысли, намерения – это только ее чувства, мысли и намерения. А Джон, как совершенно правильно предположил рассудок, читает книгу и думать не думает о ней. Может, еще и радуется, что избавился. Наконец-то тихо и не надо ни за кем следить.
Тогда что сказать? «Здравствуй, я пришла искать твоей любви» или «Давай притворимся, что ты ничего не знаешь о моем возрасте, и поиграем еще»? Нет, шутки шутками, но, действительно, что она скажет? На каких правах теперь переступит порог его дома? Ведь ее никто не звал, не приглашал.
Линда остановилась. А может, вернуться назад, собраться с мыслями как следует и потом уже идти, твердая зная, зачем она это делает? Но, вообще-то, какая разница. Ведь она и сейчас твердо знает, что делает…
И тут Линду осенило: заблудилась в горах! Ну что поделаешь, ума нет, считай, калека. Джон должен поверить. Такая взбалмошная девица, как она, вполне могла отправиться ночью в горы, несмотря на уже имеющийся негативный опыт подобных прогулок. С нее станется. Походный рюкзак, все как нужно. Только снаряжения нет. Но, может, она собралась побродить по горным тропам. Без палатки и спичек, чтобы ощутить прелесть и опасность дикой природы. Спать на снегу, питаться ягелем, если откопает, искать мерзлые коренья и отогревать их на своем теле. Романтика, да и только!
Джон не может не поверить, главное – рассказывать как можно более воодушевленно. В том, что она без царя в голове, он уже не сомневается после ее попытки встретить рассвет на Эдельвейсе. Поверит, еще как поверит, да еще вычитывать начнет. Кстати, и вид подходящий. Действительно, зачем, отправляясь в горы на неопределенный срок, брать с собой шапку? Глупость какая! Нет, надо шататься с мокрой от снега головой и ждать, когда начнут болеть уши и горло. А спать на снегу без шапки! Это ж какая проверка силы воли!
И Линда, порадовавшись своему внешнему виду, смело пошла дальше. Странно, но разрыв с Чаком как-то подозрительно быстро перестал ее волновать. Абсолютно. Словно и не было никакого жениха.
А снег все шел, все крутился, мельтешил перед глазами. Успокоившись, Линда стала более внимательна к происходящему вокруг. И вдруг поняла, что не совсем хорошо помнит дорогу. Больше того, в расстроенных чувствах бредет, что называется, наугад, в неизвестном направлении, просто прямо.
Ночь, снег… Линда осмотрелась. Заблудилась. Действительно заблудилась. И – самое страшное – ведь в такую погоду можно легко сорваться в какое-нибудь ущелье. Опять же теперь она точно не выйдет никуда, пока не закончится снегопад. А до этого момента… вот тебе и сон на снегу, даже сочинять не придется. И как ей сразу в голову не пришло? Ведь она действительно проезжала по дороге, ведущей к дому Джона, только раз. И куда теперь? Не факт, что она найдет ее даже днем при ярком солнечном свете.
Заблудилась, заблудилась по-настоящему…
Она с другим. И этого следовало ожидать. Чтобы у такой девушки да не нашлось поклонников ее возраста – нонсенс!
Джон ходил взад-вперед по комнате и не мог найти себе места, причем в прямом смысле слова. Ему не сиделось, не стоялось, не лежалось, даже не ходилось, но летать, увы, он не умел и потому мерил помещение из угла в угол. Лютый лежал тут же и спокойно позволял через себя перешагивать. Взгляд его выражал откровенное недоумение: что вы, люди, мучаетесь? Непонятно. Иди, найди, возьми. Эта простая философия природы была так и написана на собачьей морде.
А Джон страдал. Она с другим. Если бы все было как у животных… Драка, и дело в шляпе. Но люди вечно все усложняют. Нет, конечно, не исключено, что это ошибка, что не жених он ей вовсе, а… Ну, к примеру, брат. Джон зацепился за эту мысль. Брат! Какое хорошее слово! И потом, если поехать туда и спросить, если поговорить, ведь не убьет же она его, в самом-то деле.
А он развернулся и уехал. Молодец, нечего сказать! За свое счастье надо бороться. Однако тут же в сознании возник целый ряд «но». Но она может уделить ему время только из благодарности, а не как мужчине. Но она может… Джон оборвал себя. Так, собираешься и едешь! – приказал внутренний голос. Прямо сейчас. Доберешься к утру, значит, к утру. Сколько можно быть тряпкой? Хватит!
И Джон, натянув связанный Линдой свитер, вышел в коридор. Лютый поднялся и одобрительно завилял хвостом.
– На улицу! – скомандовал ему хозяин. – Поеду напрямик, не по дороге, чтобы было короче. Еще убьюсь, так и останешься здесь взаперти.
Лютый только что не закивал, как человек. Но глаза его были осмысленнее, чем у иных людей. Он все отлично понял и даже ответил взглядом: «Не убьешься. Если любишь, не убьешься». И Джон это понял.
– Ах ты циник вшивый! – И шутливо замахнулся на пса.
Но тот проигнорировал этот жест и легко, словно лошадь с манежа после показательных выступлений, выбежал во двор.
Через пару минут Джон уже сидел за рулем своего джипа. Было темно, и шел снег, но это радовало, потому что опасная дорога в таких условиях требовала больше внимания, чем обычно. Тем более если ехать напрямик. Можно отвлечься. Можно не думать о том, что скажешь, как поведешь себя. Все потом. На месте. Так получится естественнее и живее.
Но как Джон ни старался перевести мысли на прозаические темы, как ни заставлял себя сосредоточиться на управлении машиной, ничего не помогало. А снежные хлопья все мелькали перед глазами, и дворники оказались бессильны перед ним. Пару раз возникали, словно вырастали из-под земли, деревья. Потом сразу из тьмы вынырнул город, горящий огнями, светлый и людный.
И тут вдруг Джон почувствовал за спиной чье-то дыхание, а в зеркале отразилась довольная собачья морда.
– Что-о?
Пес отвернул голову в сторону, словно говоря: «А что я? Я тут случайно, да и вообще хорош кипятиться». Джон глядел в нагловатые собачьи глаза, и ему хотелось высказать все, что он думает по поводу подсматривания, подслушивания и слежки. Но вид у зверя был настолько непринужденный… Язык свесился из открытой пасти. Глаза смотрели куда-то вдаль, романтично оттопыривались ноздри.
– Ну, только вернемся домой, – процедил сквозь зубы Джон.
Но Лютый сделал вид, что не услышал этой реплики в свой адрес. Он, по всей видимости, слишком хорошо понимал, что после свидания хозяина с любимой девушкой его не может ждать ничего, кроме прощения.
– Ах ты хитрюга!
Джон оттрепал бы косматого спутника за холку, но тут впереди показался дом Линды. Как хорошо, что он не в центре. Окна не горели. Наверное, уже спит… Или спят. Но в любом случае надо сделать то, за чем приехал. Не зря же он гнал очертя голову по бездорожью, как сумасшедший рискуя жизнью чуть ли не через два метра на третий. Если она с тем парнем, то, по крайней мере, больше не придется изводить себя домыслами.
Что он ей скажет сейчас? Да какая на самом деле разница! Ведь либо она одна, и тогда все слова хороши, либо нет, и тогда никакие слова не смогут ничего изменить. С такими мыслями Джон нажал кнопку звонка.
Дверь – весьма подозрительно для столь позднего часа – открыла служанка.
– Я вас слушаю.
– Я понимаю, – извиняющимся тоном начал Джон, – что сейчас уже очень поздно. Но не могли бы вы известить хозяйку о моем приезде? Представить, как…
Он не договорил, потому что служанка, доверительно ухватив его за руку, забормотала:
– Ой, я даже не знаю, что делать. Мисс Кроу… Они с ее молодым человеком так поругались! Так поругались!.. Она прибежала, собрала вещи – и сразу в горы. Прямо так, без шапки, вот как есть. Только в рюкзак что-то запихнула и бегом… А как плакала! И кричала, что у нее жених в горах, что она его любит… Только все это выдумка. А я вот теперь не знаю, звонить в полицию или нет. Ведь вроде взрослая, имеет право. Так ведь в такую погоду, в горы! Страшно одной, да еще…
По всей видимости, причитать она могла до бесконечности, и Джон, вероятно, не стал бы слушать и половины, но информация туго доходила до него. Не верилось. Поругалась? Пошла в горы? К жениху? К какому жениху? К нему, Джону?.. Вроде даже разговоров на эту тему не было… Или он что-то пропустил?.. И куда она могла пойти? Просто в горы. Ведь даже толком не знает, где он живет…
– Простите, а как давно это было?
– Да еще вечером.
– Спасибо.
И Джон бросился к машине. Что теперь делать? – думал он, мчась к дому. Нехорошее предчувствие закралось в душу, липким холодком притаилось в груди. В такую погоду, ночью, в горы? Но если ушла еще вечером, значит, уже далеко. Однако нельзя просто сидеть дома и ждать сложа руки. Он знает горы как свои пять пальцев и сможет выйти куда угодно в любых обстоятельствах. Надо идти искать.
А вьюга становилась все сильнее, ветер выл все отчаяннее. Как найти человека в этой снежной круговерти? И тут Джон вспомнил, что с ним Лютый. Вот уж нарочно не придумаешь. И свитер, связанный ее руками. Конечно, следы уже давно замело снегом, но если кто и способен в таких условиях отыскать Линду, то только зверь с его природным чутьем.
И Джон, затормозив у дома, расстегнул куртку.
– Лютый! Лютый, искать! – Он ткнул пса себе в грудь. – Нюхай, искать. Искать!
Собака бодро выпрыгнула из машины и, повертевшись какое-то время у двери дома, побежала к съезду с дороги, что был неподалеку.
– Молодец, молодец, Лютый!
Джон устремился следом. Псу, конечно, удобнее было на четырех лапах, и, свернув с дороги, он почти не потерял в скорости. Проворные лапы размашистыми прыжками понесли Лютого по равнине туда, где начинались горы. Куда тяжелее приходилось Джону. Увязая в снегу, он падал, поднимался и снова падал. В конце концов способ передвижения на карачках показался ему уже более приемлемым, чем на двух ногах.
А Лютый все бежал впереди, только мелькала его серебрящаяся в темноте шерсть да раздавался время от времени гулкий, отрывистый лай. Джон шел, поднимался и шел за этим неутомимым проводником, посланным, казалось, самой природой на помощь человеку.
Близился рассвет, а Линда все еще блуждала в сумрачном снежном мареве. Она окончательно выбилась из сил, замерзла и уже была близка к тому, чтобы упасть, где стоит, и уснуть. Как бывает в подобных случаях, когда жизни грозит непосредственная опасность, все личные проблемы ушли на второй план.
Линда уже несколько раз пыталась выйти назад, к городу, и вроде даже брела в обратном направлении. Как вдруг перед глазами появлялось какое-нибудь дерево или сугроб, от которого она, собственно, и старалась уйти. В конце концов Линда уяснила, что ходит кругами. Непонятно, как это получалось, но факт оставался фактом.
И вот, в очередной раз выйдя к разлапистой ели, чьи ветви нависали почти над самой землей, Линда решила больше никуда не идти и ждать утра. Она смертельно устала, ноги отказывались двигаться, голова болела страшно, уши замерзли так, что, казалось, дотронься до них, и отвалятся, как сосульки. А еще хотелось спать. Упасть, забыться и уснуть.
Линда в изнеможении опустилась на снег. Все. Глаза закрывались сами собой и уже не желали видеть это белое месиво из снега, в котором ничего нельзя было разобрать. Ветер то стихал, и тогда снег начинал падать плавно, мягко, но сплошной стеной, то разыгрывался сильнее прежнего, и тогда белые хлопья метались, сталкивались, быстро, непредсказуемо меняя направление. От этого мельтешения перед глазами уже начало тошнить, поэтому темнота, окутавшая сознание, была не просто приятной, а желанной, ожидаемой…
Когда в следующий раз Линда открыла глаза, то сначала не поверила им. Давно знакомый свет лампы, прикрытой полотенцем, собака на полу и Джон в кресле. Как всегда, за книгой. Уж не сон ли? Неужели дважды возможны такие совпадения? Или он специализируется на том, что ходит по горам и вытаскивает из всяких передряг взбалмошных девиц вроде мисс Кроу? Но ощущения были столь явственны, что не возникало никаких сомнений в реальности обстановки. Но… но как он догадался, что ее нужно искать?
– Джон, это ты?
Он оторвался от книги и, отложив ее в сторону, пересел с кресла на кровать. Его глаза светились нежностью, заботой… светились любовью. Но он не ответил, только наклонился и приник губами к ее щеке.
Линда обвила руками его шею.
– Я люблю тебя. – Слезы счастья побежали по ее щекам. – Я люблю…
Он опять не ответил, целуя ее губы, руки, волосы. Жадно лаская обнаженные плечи.
– Джон… – Линда не могла говорить, сердце бешено билось в груди, пальцы сжались, перехватило дыхание. – Я… – Она уже чувствовала его тело, она уже хотела его, и слова вдруг показались лишними.
Но тут заговорил Джон:
– Мы будем вместе, мы будем всегда вместе…
Больше ей ничего было не нужно. Лишь это «вместе», которое теперь звенело в ушах при каждом ударе сердца. Вместе, вместе, вместе! Горячая кровь, пульсируя в венах, разносила это слово по всему телу. Вот оно трепетно коснулось кончиков пальцев, вот побежало дальше и упало на подушку с волной золотистых волос, вот притаилось где-то за плечом нежным поцелуем, вот загорелось в глазах, вспыхнуло, ослепляя сознание. Вместе. И не нужно было ничего объяснять.
Вместе. До конца дней вместе…
Слезы текли по щекам вместе с водой от снежных хлопьев, быстро таявших на лице. Линда не могла надеть шапку, которую, видимо, выронила из кармана, и теперь волосы мокрыми прядями липли к воротнику куртки, спадали на лоб. Поднявшийся ветер бросал снег в лицо и слепил глаза. Погода, казалось, снова сошла с ума.
Все кружилось, вращалось в мире, вовлеченном в хаос бессмыслицы и путаницы, словно утратили свой смысл пространство и время. Но Линде было все равно. Она брела наугад, совершенно потерянная, отрешенная от всего на свете. Ее внутренний мир сейчас разваливался на части, хотелось, образно говоря, нажать на газ и кончить все одним махом. И поэтому она не видела ни снега, ни черноты бескрайней ночи. Остались только мысли.
Куда она идет? Зачем? Джон неожиданно предстал перед ней в новом свете. Теперь во всей своей очевидности высветились все его положительные качества: нежный, чуткий, заботливый, самоотверженный, по-мужски волевой и твердый. Линда просто не могла себе представить, что он говорит ей вещи вроде тех, которые она только что выслушала от Чака. Да и вообще сама ситуация выглядела ненормальной. Джон ну никак не укладывался в ее рамки.
Почему-то при этой мысли в памяти возникла фраза: «Я сказал выпить, значит, выпить!». И стало даже немного весело. В ушах раздался звук шлепка, и Линда так четко ощутила его, что даже подалась немного вперед, словно принимая задней частью тяжелую ладонь.
Ну почему? Почему все случилось именно так? Ведь при других обстоятельствах она могла остаться в доме Джона и не возвращаться сюда вовсе. Пусть бы считали, что сумасшедшая мисс Кроу нашла наконец упокоение в каком-нибудь ущелье. Пусть бы радовались. Почему надо было ему перепутать возраст? Линда вспомнила его лицо, когда на приеме выяснился реальный возраст «малышки». Было смешно. Интересно, что чувствует человек, осознавший, что в течение почти полумесяца наказывал взрослого?
На душе стало как-то легче от этих мыслей. Чак… Да что Чак, ему не понять. Он не стоит и мизинца Джона. Линда поднималась все выше в горы, и с каждым шагом тот, «нижний» мир отдалялся от нее не только пространственно, но и духовно. Она чувствовала, как где-то внутри одна за другой рвутся невидимые нити. Знакомые, друзья, родственники – все оставалось в прошлом. И это прошлое тем более радовало, чем дальше становилось. Бывают минуты, которые ни за что на свете не захотелось бы пережить дважды. И вот Линда чувствовала, что именно такой сплошной минутой стала для нее вся предыдущая жизнь, кроме тех двух недель, которые она провела в хижине Джона.
Кстати, а что он делает сейчас? Наверное, читает свои медицинские книги. И тут Линде в голову пришла пугающая мысль. Под воздействием эмоций у нее все сложилось в очень четкую картину: вот она приходит, бросается ему на шею, говорит, что любит… А, собственно, кто ее звал? Ведь после тех двух недель они виделись только раз, сегодня на этом дурацком приеме, где он чувствовал себя явно не в своей тарелке, а она блистала, изображая даму из высшего общества.
Конечно, они мило побеседовали, но ведь после одного разговора люди обычно не бегут к алтарю. Только сейчас Линда осознала, что все чувства, мысли, намерения – это только ее чувства, мысли и намерения. А Джон, как совершенно правильно предположил рассудок, читает книгу и думать не думает о ней. Может, еще и радуется, что избавился. Наконец-то тихо и не надо ни за кем следить.
Тогда что сказать? «Здравствуй, я пришла искать твоей любви» или «Давай притворимся, что ты ничего не знаешь о моем возрасте, и поиграем еще»? Нет, шутки шутками, но, действительно, что она скажет? На каких правах теперь переступит порог его дома? Ведь ее никто не звал, не приглашал.
Линда остановилась. А может, вернуться назад, собраться с мыслями как следует и потом уже идти, твердая зная, зачем она это делает? Но, вообще-то, какая разница. Ведь она и сейчас твердо знает, что делает…
И тут Линду осенило: заблудилась в горах! Ну что поделаешь, ума нет, считай, калека. Джон должен поверить. Такая взбалмошная девица, как она, вполне могла отправиться ночью в горы, несмотря на уже имеющийся негативный опыт подобных прогулок. С нее станется. Походный рюкзак, все как нужно. Только снаряжения нет. Но, может, она собралась побродить по горным тропам. Без палатки и спичек, чтобы ощутить прелесть и опасность дикой природы. Спать на снегу, питаться ягелем, если откопает, искать мерзлые коренья и отогревать их на своем теле. Романтика, да и только!
Джон не может не поверить, главное – рассказывать как можно более воодушевленно. В том, что она без царя в голове, он уже не сомневается после ее попытки встретить рассвет на Эдельвейсе. Поверит, еще как поверит, да еще вычитывать начнет. Кстати, и вид подходящий. Действительно, зачем, отправляясь в горы на неопределенный срок, брать с собой шапку? Глупость какая! Нет, надо шататься с мокрой от снега головой и ждать, когда начнут болеть уши и горло. А спать на снегу без шапки! Это ж какая проверка силы воли!
И Линда, порадовавшись своему внешнему виду, смело пошла дальше. Странно, но разрыв с Чаком как-то подозрительно быстро перестал ее волновать. Абсолютно. Словно и не было никакого жениха.
А снег все шел, все крутился, мельтешил перед глазами. Успокоившись, Линда стала более внимательна к происходящему вокруг. И вдруг поняла, что не совсем хорошо помнит дорогу. Больше того, в расстроенных чувствах бредет, что называется, наугад, в неизвестном направлении, просто прямо.
Ночь, снег… Линда осмотрелась. Заблудилась. Действительно заблудилась. И – самое страшное – ведь в такую погоду можно легко сорваться в какое-нибудь ущелье. Опять же теперь она точно не выйдет никуда, пока не закончится снегопад. А до этого момента… вот тебе и сон на снегу, даже сочинять не придется. И как ей сразу в голову не пришло? Ведь она действительно проезжала по дороге, ведущей к дому Джона, только раз. И куда теперь? Не факт, что она найдет ее даже днем при ярком солнечном свете.
Заблудилась, заблудилась по-настоящему…
Она с другим. И этого следовало ожидать. Чтобы у такой девушки да не нашлось поклонников ее возраста – нонсенс!
Джон ходил взад-вперед по комнате и не мог найти себе места, причем в прямом смысле слова. Ему не сиделось, не стоялось, не лежалось, даже не ходилось, но летать, увы, он не умел и потому мерил помещение из угла в угол. Лютый лежал тут же и спокойно позволял через себя перешагивать. Взгляд его выражал откровенное недоумение: что вы, люди, мучаетесь? Непонятно. Иди, найди, возьми. Эта простая философия природы была так и написана на собачьей морде.
А Джон страдал. Она с другим. Если бы все было как у животных… Драка, и дело в шляпе. Но люди вечно все усложняют. Нет, конечно, не исключено, что это ошибка, что не жених он ей вовсе, а… Ну, к примеру, брат. Джон зацепился за эту мысль. Брат! Какое хорошее слово! И потом, если поехать туда и спросить, если поговорить, ведь не убьет же она его, в самом-то деле.
А он развернулся и уехал. Молодец, нечего сказать! За свое счастье надо бороться. Однако тут же в сознании возник целый ряд «но». Но она может уделить ему время только из благодарности, а не как мужчине. Но она может… Джон оборвал себя. Так, собираешься и едешь! – приказал внутренний голос. Прямо сейчас. Доберешься к утру, значит, к утру. Сколько можно быть тряпкой? Хватит!
И Джон, натянув связанный Линдой свитер, вышел в коридор. Лютый поднялся и одобрительно завилял хвостом.
– На улицу! – скомандовал ему хозяин. – Поеду напрямик, не по дороге, чтобы было короче. Еще убьюсь, так и останешься здесь взаперти.
Лютый только что не закивал, как человек. Но глаза его были осмысленнее, чем у иных людей. Он все отлично понял и даже ответил взглядом: «Не убьешься. Если любишь, не убьешься». И Джон это понял.
– Ах ты циник вшивый! – И шутливо замахнулся на пса.
Но тот проигнорировал этот жест и легко, словно лошадь с манежа после показательных выступлений, выбежал во двор.
Через пару минут Джон уже сидел за рулем своего джипа. Было темно, и шел снег, но это радовало, потому что опасная дорога в таких условиях требовала больше внимания, чем обычно. Тем более если ехать напрямик. Можно отвлечься. Можно не думать о том, что скажешь, как поведешь себя. Все потом. На месте. Так получится естественнее и живее.
Но как Джон ни старался перевести мысли на прозаические темы, как ни заставлял себя сосредоточиться на управлении машиной, ничего не помогало. А снежные хлопья все мелькали перед глазами, и дворники оказались бессильны перед ним. Пару раз возникали, словно вырастали из-под земли, деревья. Потом сразу из тьмы вынырнул город, горящий огнями, светлый и людный.
И тут вдруг Джон почувствовал за спиной чье-то дыхание, а в зеркале отразилась довольная собачья морда.
– Что-о?
Пес отвернул голову в сторону, словно говоря: «А что я? Я тут случайно, да и вообще хорош кипятиться». Джон глядел в нагловатые собачьи глаза, и ему хотелось высказать все, что он думает по поводу подсматривания, подслушивания и слежки. Но вид у зверя был настолько непринужденный… Язык свесился из открытой пасти. Глаза смотрели куда-то вдаль, романтично оттопыривались ноздри.
– Ну, только вернемся домой, – процедил сквозь зубы Джон.
Но Лютый сделал вид, что не услышал этой реплики в свой адрес. Он, по всей видимости, слишком хорошо понимал, что после свидания хозяина с любимой девушкой его не может ждать ничего, кроме прощения.
– Ах ты хитрюга!
Джон оттрепал бы косматого спутника за холку, но тут впереди показался дом Линды. Как хорошо, что он не в центре. Окна не горели. Наверное, уже спит… Или спят. Но в любом случае надо сделать то, за чем приехал. Не зря же он гнал очертя голову по бездорожью, как сумасшедший рискуя жизнью чуть ли не через два метра на третий. Если она с тем парнем, то, по крайней мере, больше не придется изводить себя домыслами.
Что он ей скажет сейчас? Да какая на самом деле разница! Ведь либо она одна, и тогда все слова хороши, либо нет, и тогда никакие слова не смогут ничего изменить. С такими мыслями Джон нажал кнопку звонка.
Дверь – весьма подозрительно для столь позднего часа – открыла служанка.
– Я вас слушаю.
– Я понимаю, – извиняющимся тоном начал Джон, – что сейчас уже очень поздно. Но не могли бы вы известить хозяйку о моем приезде? Представить, как…
Он не договорил, потому что служанка, доверительно ухватив его за руку, забормотала:
– Ой, я даже не знаю, что делать. Мисс Кроу… Они с ее молодым человеком так поругались! Так поругались!.. Она прибежала, собрала вещи – и сразу в горы. Прямо так, без шапки, вот как есть. Только в рюкзак что-то запихнула и бегом… А как плакала! И кричала, что у нее жених в горах, что она его любит… Только все это выдумка. А я вот теперь не знаю, звонить в полицию или нет. Ведь вроде взрослая, имеет право. Так ведь в такую погоду, в горы! Страшно одной, да еще…
По всей видимости, причитать она могла до бесконечности, и Джон, вероятно, не стал бы слушать и половины, но информация туго доходила до него. Не верилось. Поругалась? Пошла в горы? К жениху? К какому жениху? К нему, Джону?.. Вроде даже разговоров на эту тему не было… Или он что-то пропустил?.. И куда она могла пойти? Просто в горы. Ведь даже толком не знает, где он живет…
– Простите, а как давно это было?
– Да еще вечером.
– Спасибо.
И Джон бросился к машине. Что теперь делать? – думал он, мчась к дому. Нехорошее предчувствие закралось в душу, липким холодком притаилось в груди. В такую погоду, ночью, в горы? Но если ушла еще вечером, значит, уже далеко. Однако нельзя просто сидеть дома и ждать сложа руки. Он знает горы как свои пять пальцев и сможет выйти куда угодно в любых обстоятельствах. Надо идти искать.
А вьюга становилась все сильнее, ветер выл все отчаяннее. Как найти человека в этой снежной круговерти? И тут Джон вспомнил, что с ним Лютый. Вот уж нарочно не придумаешь. И свитер, связанный ее руками. Конечно, следы уже давно замело снегом, но если кто и способен в таких условиях отыскать Линду, то только зверь с его природным чутьем.
И Джон, затормозив у дома, расстегнул куртку.
– Лютый! Лютый, искать! – Он ткнул пса себе в грудь. – Нюхай, искать. Искать!
Собака бодро выпрыгнула из машины и, повертевшись какое-то время у двери дома, побежала к съезду с дороги, что был неподалеку.
– Молодец, молодец, Лютый!
Джон устремился следом. Псу, конечно, удобнее было на четырех лапах, и, свернув с дороги, он почти не потерял в скорости. Проворные лапы размашистыми прыжками понесли Лютого по равнине туда, где начинались горы. Куда тяжелее приходилось Джону. Увязая в снегу, он падал, поднимался и снова падал. В конце концов способ передвижения на карачках показался ему уже более приемлемым, чем на двух ногах.
А Лютый все бежал впереди, только мелькала его серебрящаяся в темноте шерсть да раздавался время от времени гулкий, отрывистый лай. Джон шел, поднимался и шел за этим неутомимым проводником, посланным, казалось, самой природой на помощь человеку.
Близился рассвет, а Линда все еще блуждала в сумрачном снежном мареве. Она окончательно выбилась из сил, замерзла и уже была близка к тому, чтобы упасть, где стоит, и уснуть. Как бывает в подобных случаях, когда жизни грозит непосредственная опасность, все личные проблемы ушли на второй план.
Линда уже несколько раз пыталась выйти назад, к городу, и вроде даже брела в обратном направлении. Как вдруг перед глазами появлялось какое-нибудь дерево или сугроб, от которого она, собственно, и старалась уйти. В конце концов Линда уяснила, что ходит кругами. Непонятно, как это получалось, но факт оставался фактом.
И вот, в очередной раз выйдя к разлапистой ели, чьи ветви нависали почти над самой землей, Линда решила больше никуда не идти и ждать утра. Она смертельно устала, ноги отказывались двигаться, голова болела страшно, уши замерзли так, что, казалось, дотронься до них, и отвалятся, как сосульки. А еще хотелось спать. Упасть, забыться и уснуть.
Линда в изнеможении опустилась на снег. Все. Глаза закрывались сами собой и уже не желали видеть это белое месиво из снега, в котором ничего нельзя было разобрать. Ветер то стихал, и тогда снег начинал падать плавно, мягко, но сплошной стеной, то разыгрывался сильнее прежнего, и тогда белые хлопья метались, сталкивались, быстро, непредсказуемо меняя направление. От этого мельтешения перед глазами уже начало тошнить, поэтому темнота, окутавшая сознание, была не просто приятной, а желанной, ожидаемой…
Когда в следующий раз Линда открыла глаза, то сначала не поверила им. Давно знакомый свет лампы, прикрытой полотенцем, собака на полу и Джон в кресле. Как всегда, за книгой. Уж не сон ли? Неужели дважды возможны такие совпадения? Или он специализируется на том, что ходит по горам и вытаскивает из всяких передряг взбалмошных девиц вроде мисс Кроу? Но ощущения были столь явственны, что не возникало никаких сомнений в реальности обстановки. Но… но как он догадался, что ее нужно искать?
– Джон, это ты?
Он оторвался от книги и, отложив ее в сторону, пересел с кресла на кровать. Его глаза светились нежностью, заботой… светились любовью. Но он не ответил, только наклонился и приник губами к ее щеке.
Линда обвила руками его шею.
– Я люблю тебя. – Слезы счастья побежали по ее щекам. – Я люблю…
Он опять не ответил, целуя ее губы, руки, волосы. Жадно лаская обнаженные плечи.
– Джон… – Линда не могла говорить, сердце бешено билось в груди, пальцы сжались, перехватило дыхание. – Я… – Она уже чувствовала его тело, она уже хотела его, и слова вдруг показались лишними.
Но тут заговорил Джон:
– Мы будем вместе, мы будем всегда вместе…
Больше ей ничего было не нужно. Лишь это «вместе», которое теперь звенело в ушах при каждом ударе сердца. Вместе, вместе, вместе! Горячая кровь, пульсируя в венах, разносила это слово по всему телу. Вот оно трепетно коснулось кончиков пальцев, вот побежало дальше и упало на подушку с волной золотистых волос, вот притаилось где-то за плечом нежным поцелуем, вот загорелось в глазах, вспыхнуло, ослепляя сознание. Вместе. И не нужно было ничего объяснять.
Вместе. До конца дней вместе…