— Я тебе не мешаю.
— Ага, только я не могу работать, когда ты тут торчишь и пялишься на меня.
— Почему нет? — на его лице появилось несколько самодовольное выражение. — Я что, нервирую тебя, а?
— Да! — Эллис решила, что врать на этот счет нет смысла.
— Почему это происходит так, Эллис? — он наклонил голову набок и задумчиво посмотрел на нее. — Ты считаешь, что именно из-за этой причины тебе надо было бегать от меня последние несколько недель?
— Я была занята.
— Слишком занята, чтобы поговорить с другом?
С другом? Ей всегда было значительно спокойнее с разными там белками и другими лесными зверюшками. Правда, мысль подружиться с кем-нибудь тоже не совсем ей чужда. Ей частенько хотелось иметь кого-то особенного, с кем можно было поговорить или посмеяться так, как это иногда на ее глазах делали другие люди. Ей нравилось рассказывать Брису о своих планах на будущее. И она чувствовала нечто необычное, когда он рассказывал ей о своих отношениях с Лидди Эванс. Ему часто удавалось рассмешить ее, если только он не очень старался ее разозлить. И она никогда прежде не знала человека, который бы относился к ней с такими пониманием и добротой. «Конечно, — думала Эллис, — как друг Брис был бы не хуже любого другого, а может, и лучше». Мысль об этом была ей приятна, но… Она хочет быть с ним честной до конца.
— Ты знаешь, будь у меня друг, я бы даже не знала, что с ним делать, — сказала девушка, сметая грязь и пыль в мусорное ведро. Брис по-прежнему молчал, и тогда она, выпрямившись, посмотрела ему в лицо. — И вообще, у меня никогда еще не было друзей.
— Один у тебя уже есть, — отозвался Брис.
Улыбка его стала такой теплой, глаза засветились такой открытостью и искренним расположением, что Эллис даже против воли захотелось довериться ему.
— Но я, честное слово, никогда не смогу решить, что с тобой делать, — призналась она. — Даже если я назову тебя другом, от этого ничего особенного не изменится.
— Может, и нет, — кивнул он, — но тебе, по крайней мере, не придется беспокоиться о том, что я тебя покину, когда ты попросишь оставить тебя в покое. Но я не собираюсь тебя покидать, Эллис. Просто друзья так никогда не поступают.
Она не сразу почувствовала усмешку в его словах, а когда поняла, что он подшучивает, приняла его игру.
— То есть, ты хочешь сказать, друзья все время болтаются вместе, пока не надоедят друг другу до чертиков?
Он ухмыльнулся.
— Ага, вроде этого. Хорошие друзья могут крепко надоесть друг дружке.
Эллис, прищурившись, взглянула на Бриса. Почему-то вот эти его балагурство и несерьезность располагали к себе больше, чем все остальные его качества. И, повинуясь своему первому безотчетному чувству, импульсивно желая совершить нечто необычное, сумасшедшее, словом то, что ей уже давно хотелось сделать, Эллис решила открыть другу один свой секрет.
— Ты знаешь, сегодня — мой день рождения.
Она настолько внезапно сделала свое объявление, что Брис сначала даже не понял, что ему сказали.
— Ого! — наконец выдавил он, по достоинству оценив откровенность. — С днем рождения! Это надо отпраздновать. Да! — Брис понял, что подобная ситуация дает ему возможность растопить недоверчивость девушки и ее пугливую осторожность. — Слушай, мы это отметим! Это ж тебе двадцать один, да? Господи, ты же теперь совершеннолетняя! Нет, это определенно повод для праздника. Таг дико радуется, когда у людей наступает возраст, после которого можно выпивать. Отлично! Давай-ка мы…
Он схватил девушку за руку и попытался вытащить ее из комнаты, которую она убирала, как вдруг, оглянувшись на нее, увидел, что Эллис словно приросла к полу.
— Что случилось? — озабоченно спросил он.
— Мы не должны больше никому говорить об этом.
— Да почему, черт возьми? Двадцать один год бывает раз в жизни, Эллис! — Он посмотрел на нее с видом старшего, опытного товарища. — Как твой друг я тебе советую: ты должна отпраздновать эту дату.
— Может… в следующем году? Когда мне исполнится двадцать один.
— Так тебе только… — У него раскрылся от удивления рот и слова застряли, когда полный смысл ее фразы дошел до него.
В штате Кентукки разносить крепкие спиртные напитки разрешалось только с двадцати лет, и это значит, что Таг Хоган, у которого она работала уже несколько недель и который дорожил своей лицензией на продажу спиртного больше, чем жизнью, побелеет от злости, если узнает, какому риску подвергла его Эллис.
Собственно, она дала знать Брису не столько даже о своем возрасте, сколько показала ему все, чего он от нее хотел, — свою веру в него и доверие к нему. Ей было известно также хорошо, как и Брису, что Таг сотрет ее в порошок, если узнает, что она скрыла свой подлинный возраст.
Улыбка сначала засветилась где-то на самом дне его глаз и, наконец, показалась на губах.
— Стыдно, Эллис! — Его улыбка стала еще шире, когда он внезапно снова вспомнил, что до сих пор не знает ее фамилии. — Вот проклятье! У меня еще никогда не было друга, о котором бы я так мало знал. Какая, черт возьми, у тебя фамилия?
— Я употребляю фамилию Джонсон, — у Эллис было удивительно легко на душе, потому что она с необыкновенной ясностью осознала: Брис сохранит все ее секреты.
Она поставила к стене щетку и направилась к выходу из кладовой, в которой убирала. У нее теперь две работы и один друг. Что еще могла просить от жизни девушка в день своего двадцатилетия? Если бы ко всем этим подаркам можно было добавить то, что она оставила в Стоуни Холлоу…
— «Употребляешь Джонсон»? — недоуменно переспросил Брис, чувствуя, что ее фраза, пожалуй, несколько странновата даже для деревенского диалекта.
Эллис прошла вперед в короткий холл, через который можно попасть в бар.
— Видишь ли, у меня никогда не было собственной фамилии, пока я не вышла за мистера Джонсона. Правда, я все равно не уверена, что это законно, потому что во время церемонии и он, и священник были в стельку пьяны.
Брис остолбенело застыл на месте, растерянно глядя на девушку, не имея сил произнести ни слова и пытаясь сглотнуть комок в горле. Он чувствовал себя так, словно ему пришлось съесть гнилую картофелину. И он подумал, что, пожалуй, совсем не хотел узнавать так много, когда спрашивал о ее фамилии. Но теперь уже очень поздно что-то менять. Она слишком ему нравилась, и он так хотел быть с нею, заботиться о ней, чтобы вдруг отступиться от этой девушки.
— Эй, подожди секунду! — наконец окликнул он ее и быстро догнал. Она уже взялась рукой за дверную ручку, чтобы выйти в бар, когда Брис повернул Эллис лицом к себе.
— Почему же ты мне не сказала раньше, что замужем?
— Это было…
— Да, да, знаю. Не мое дело, — торопливо заговорил Брис и досадливо поморщился, с болью в сердце осознавая, что муж Эллис как раз-таки «его дело».
— А где твой муж? Он знает, где ты сейчас?
Она посмотрела на него, словно сомневаясь, стоит ли продолжать этот разговор.
— Как ты думаешь, могут друзья говорить друг другу то, что у них на сердце, даже если это и не очень приятные вещи, и все-таки остаться друзьями?
Ей было в диковинку это новое для нее ощущение полной свободы, когда можно с кем-то говорить буквально обо всем.
— Конечно! По крайней мере, мне ты можешь говорить смело. Раз уж мы друзья, то должны знать все друг о друге.
Брис подумал о том, как бы не пришлось пожалеть о только что сказанном. За те десять минут, что они назвались друзьями, ему уже стало известно о том, что Эллис нарушила закон и, вдобавок, замужем. Она улыбнулась.
— Ну, тогда можно признаться. Я искренне надеюсь, что он сейчас выпивает где-нибудь в аду. — Она немного помолчала. — Я, конечно, не должна о нем так говорить — о мертвых плохо не говорят, но… Этот тип, право, заслужил того.
— Так он умер?! — Сказать, что у Бриса с сердца свалилась гора — значило не сказать ничего.
— Скорее, черт забрал его.
Ну, до чего же приятно говорить то, что думаешь, не скрывая своего отношения к тому, что было, и не боясь быть превратно понятой!
Посмотрев на Эллис, Брис тихонько засмеялся.
— Не очень-то ты жалеешь этого мистера Джонсона!
— Даже ни капельки не жалею. Эллис толкнула дверь, и отдаленный монотонный гул, слышавшийся за ней, сразу превратился в шум наполненного посетителями пивного зала.
— Сколько же времени ты была замужем? — поинтересовался Брис, следуя за девушкой. Он уже был готов ко всему и хотел знать теперь о ней все, опасаясь только, как бы она вновь не замкнулась в себе.
— Пять лет.
Она с такой легкостью и непринужденностью сказала это, что ему пришлось повторить эти два слова про себя, чтобы до конца осознать услышанное. Пять лет! Он, конечно, знал, что девушки в горах рано выходят замуж, но она же совсем не была похожа на… О Боже! Брис не мог себе представить, чтобы она могла так долго жить с другим мужчиной! Да к тому же, которого она, похоже, ненавидела.
Он ухватился за стул возле стойки бара, словно опасаясь, что сейчас упадет, и наконец сел, пытаясь осмыслить все услышанное. Мужчина и так и этак старался обдумать весь этот поток информации, пока не почувствовал, что совсем теряет способность соображать.
Когда он прикасался к Эллис, целовал ее, можно было поклясться, что она невинна, как младенец.
Да ведь она и вела себя не так, как ведут себя замужние женщины. Может, он ошибся, приняв робость и застенчивость за неопытность и невинность? Возможно. Все-таки ему доводилось целовать женщин, и уж, конечно, мужчина всегда может сказать… не так ли?
Он следил за тем, как Эллис несет к столику поднос с пивными бутылками, и пытался представить ее с человеком, которого она не любит, с мужчиной, который… ну, который не Брис Ласалль, и ему даже тошно делалось при одной мысли об этом.
Гнев Бриса был нарастающим и всепоглощающим — почти животная ярость и боль. Он хотел ее! И, поняв это, в следующую секунду Брис уже знал так же хорошо, как свое собственное имя, что если еще какой-нибудь другой мужчина прикоснется к этой девушке, он его просто убьет. Брис просто лишился на некоторое время рассудка, представляя себе, как, схватив ее за густые соломенные волосы, потащит назад, в свое логово, где сможет охранять ее и овладеть ею, и она будет целиком в его власти и… под его защитой.
Для человека, который обычно всегда был очень мягким, вежливым, с которым всегда было легко иметь дело, такие ощущения являлись изрядным потрясением.
Он вздрогнул и закрыл глаза, чтобы немного прочистить голову, привести мысли в порядок. Когда ему, наконец, опять удалось логически мыслить и рассеялась красная пелена перед глазами, Брис вновь отыскал в зале Эллис, как всегда делал, где бы ей не приходилось оказаться.
Она все еще находилась на другом конце комнаты и как раз расставляла пиво на столике. То ли какая-то натянутость ее движений, то ли кивок ее головы или, может быть, его шестое чувство подсказали ему, что там, где она стоит, что-то неладно. Брис встал и вытянул шею, стараясь рассмотреть, кто сидит за столом, который обслуживает Эллис, и что там происходит.
Спустя мгновение, достаточное, чтобы чиркнуть спичкой, он понял, что придется драться, — за столом сидел Рубен Эванс с наглой усмешкой на губах и злым, язвительным блеском в глазах.
— Я тебе задал вопрос, девочка, — обращался он к Эллис, которая молчала, не поднимая глаз. — Ты что, онемела или просто глупа, чтобы говорить?
— Она же тебе уже сказала, что не хочет с тобой танцевать, Эванс, — сказал один из мужчин, сидящих рядом с ним. — Оставь ее в покое. Я видел поблизости Бриса Ласалля. Оставь ее.
— Да мне плевать, пусть она спит хоть с самим персидским шахом. — Рубен взял пиво, которое она поставила перед ним. — Я ее спросил и хочу, чтобы она мне ответила. Эта поганая деревенщина заполнила весь город, ищут жратву и подачки и думают, что весь мир должен им это дать. Они живут на пособия, а я исправно плачу налоги, так что если я спрашиваю, то хочу услышать ответ. — Он бросил на Эллис взгляд, острый, как лезвие бритвы. — Почему это ты не желаешь со мной танцевать? Ума не хватает?
Или, может, ты думаешь, что слишком хороша для этого?
— Да может ей просто лицо твое не нравится, парень! — засмеялся еще один из посетителей и по-дружески, непринужденно хлопнул Рубена по спине, Уже не в первый раз Рубен Эванс вваливался, предварительно напившись, в «Стальное Колесо» и проводил остаток ночи, придираясь к Эллис. Три вечера назад она несла полный поднос с пивом к соседнему с ним столику, и он подставил ей подножку. Она бы не смогла доказать, что это сделано специально, однако Эванс смеялся громче всех в зале.
— Не заставляй меня ждать, деревенщина, — прорычал он. — Думаешь, если спишь с этим хорошеньким поганцем Ласаллем, так уже стала слишком хороша для меня и можешь не говорить со мной?
— Нет… — тихо ответила Эллис, взглянув на мужчину и тут же отведя глаза в сторону, удивившись его ненависти и ярости. Оскорбления насчет того, что она спит с мужчинами, доводилось ей слышать и раньше, чуть ли не с самого рождения. Но ей едва не стало плохо, когда Рубен связал ее имя с именем Бриса. Девушка поставила на стол последнюю бутылку и назвала сумму, которая с них причиталась. Если бы Эванс знал, как он не прав, может тогда он бы не так ненавидел ее. Ей стало по-настоящему тревожно.
— Нет? Что? Нет, не спишь с Ласаллем? Или нет — не очень хороша для меня?
Она стояла перед ним молча, напряженно и не имея возможности уйти, потому что ждала оплаты счета. Эллис говорила себе, что лучше всего просто молчать, и уже с трудом сдерживалась, чтобы не сказать слова, о которых пришлось бы потом пожалеть. Лучше всего ничего не говорить и хорошо бы, вдобавок, стать невидимой. «Ему самому вскоре надоест, он устанет», — напоминала себе девушка. Пьяные всегда, в конце концов, устают.
— Оставь ее в покое, — снова попросил первый мужчина, уже начиная нервничать. — Ты только вынудишь ее пойти к Брису, и я не желаю ввязываться в это дело.
— Если очень его боишься, можешь проваливать отсюда, — огрызнулся Эванс.
Мужчина еще несколько секунд сидел на месте, потом взял свое пиво и пошел к другому столику. Эллис воспользовалась этой возможностью, чтобы забрать деньги со стола. Она уже повернулась, но угодила прямо в руки Бриса. Девушка подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и увидела его взгляд, такой же тяжелый и холодный, как глыба потемневшего льда.
— У тебя тут проблемы? — спросил он Эллис, не отпуская ее запястий.
— Нет, — ответила она автоматически, понимая, что оба мужчины готовы сейчас схлестнуться в смертельной схватке. — Никаких проблем. Пойдем.
У нее были все основания полагать, что Брис смог бы удержаться в рамках честной драки с Рубеном и непременно вправил бы ему мозги. Но в том-то и дело, что каждая клетка ее напряженного тела говорила, что честной драки здесь не получится. Этого невозможно ждать от Эванса, который слаб, как напившаяся шавка, но в два раза подлее и бесчестнее. Он любым путем постарается причинить зло Брису, а она скорее вытерпит любое оскорбление, чем позволит этому случиться.
— Хватит! — выкрикнула Эллис, безуспешно стараясь оттолкнуть своего непрошенного защитника. — Пойдем!
Несколько долгих напряженных секунд Брис продолжал смотреть на своего противника. Тот с вызовом ожидал начала потасовки, но наконец не выдержал и отвел глаза, так и не решившись начать первым. Брис повернулся к девушке — теперь можно поговорить.
— Если хоть кто-нибудь посмотрит на тебя косо, я хочу слышать об этом, — сказал он ей.
То, каким тоном были сказаны эти слова, да и сами слова, что-то надломили в Эллис.
Теперь она уже сама разозлилась. Что они себе думают, кто она им такая? Один использует ее, как какую-то наживку, и постоянно цепляется, другой разговаривает с нею так, словно она его собственность. Ей до чертиков надоело такое к себе отношение, и она скорее умрет, чем позволит другому мужчине стать ее собственником.
Она резко вырвала руку у Бриса и, не оглядываясь, пошла, оставив его и Эванса. «Если уж им хочется поднимать суматоху, черт с ними», — подумала она, возвращаясь назад к бару со своим подносом.
Спустя несколько секунд Брис последовал за ней и попытался заговорить, но ей не хотелось иметь с ним ничего общего в эту минуту. Она в очередной раз ошиблась, думая, что он — Друг.
— Да что, черт возьми, с тобой происходит?! — спросил он, когда потерпели поражения несколько его попыток привлечь внимание девушки.
Она продолжала смотреть сквозь него, как если бы он вообще не существовал, и это его встревожило не на шутку.
Эллис спокойно смотрела, как Таг наполнил пивом четыре бокала и поставил их ей на поднос, а когда она понесла их, Брис снова оказался за ней и предпринял еще одну попытку заговорить с девушкой.
— Слушай, ты никогда раньше не боялась говорить то, что у тебя на уме. И не говори мне, что теперь ты просто боишься меня или стала стесняться.
Эллис остановилась у стола в центре комнаты, поставила на него бокалы, не замечая, что почти все посетители пивной давно не спускают с них глаз.
— Проклятье, Эллис, я думал, мы согласились быть друзьями, — произнес Брис так громко, что его можно было услышать через два столика и заглушая пластинку Пэтси Клайн, игравшую в музыкальном автомате. — Друзья разговаривают, и у них нет привычки вот так вот пожимать плечами. Друзья обычно играют честно.
— Я же тебе говорила, что у меня не было друзей. Так откуда же мне все это знать? — Эллис прошла мимо него, снова направляясь к бару. — И уж, конечно, я не знала, что, как только подружишься, сразу же становишься собственностью друга.
— Собственностью?!
Брис растерялся. Он очень хорошо знал житейскую мудрость; если на голову одеть мешок из-под картошки, то и тогда дорогу в лесу отыщешь скорее, чем логику в женских словах.
— Да, собственностью, — Эллис метнула в него разъяренный взгляд. — Как, если бы ты был собакой, коровой или чем-то таким.
Нет, мужчины, точно, бывают тупыми, как кирпичи. Это ей очень хорошо известно. У Эллис уже была заготовлена масса поучительных слов, как вдруг она заметила, что добрая половина посетителей таверны внимательно следит за их перебранкой. Девушка стремительно пошла к двери, ведущей в служебное помещение, и, зная, что Брис непременно последует за ней, уже там выпалила:
— Я говорю о том, что вы там делали с Рубеном Эвансом. Как будто я твоя личная собственность, — она уперлась руками в бока. — Я не желаю, слышишь, не-же-ла-ю, чтобы ты совал свой нос, если мне случится с кем-нибудь поцапаться! Я не хочу, чтобы ты вышагивал вокруг меня, раздувая гребень, словно петух вокруг своей курицы! Слышишь, ты! Люди уже начали думать, что мы спим с тобой, а вдобавок и ты ведешь себя так, будто я твоя собственность… Следующим этапом я знаю, что будет: ты начнешь на глазах у всех чмокать меня, чтобы показать им, что так оно и есть, или отшлепаешь!..
Брис остолбенел, пораженный… Она сказала кучу совершенно диких вещей! Как только она могла такое подумать?!
— Отшлепаю? Тебя? — Он все еще надеялся, что просто не правильно понял ее. — Тебя? Я? — Его голос уже срывался от волнения. — Да я в жизни не ударил ни одной женщины, даже собственной сестры. Никогда! Я не мог… Я не могу…
Внезапно Брис замолчал. Острая боль пронзила его сердце. Он посмотрел в лицо девушки, желая там найти объяснение ужасу, который испытывал. Мужчина принял боль, страх и гнев, обнаруженные в ее глазах, на себя и заключил их в своем сердце. И в следующее мгновенье Эллис прочла в его взгляде печаль и сожаление. Он прикоснулся ладонью к ее щеке, жалея, что не может спасти ее от того чувства, которое породила рука последнего прикасавшегося к ней мужчины.
— Он… бил тебя? — спросил Брис мягко, боясь поверить в это и понимая, что не в силах изменить ничего в ее прошлом.
Как мог кто бы то ни был, пусть даже страшнейшее чудовище в мире, ударить лицо, так похожее на ангельское?
— Твой муж? Он бил тебя?
— Нет… — растерянно ответила Эллис, пораженная невероятной нежностью, с которой обращался к ней Брис. — Нет. Он… Он не бил меня. Ну, так, давал иногда оплеухи… но только, когда напивался.
— Мне очень жаль, Эллис, — сказал мужчина. Это было все, что он нашелся сказать. Сейчас Брис испытывал целую гамму всевозможных ощущений, но только чувство сожаления было единственным, которое он мог определить точно и наиболее обостренно. Он прекрасно знал, сколько вокруг существует жестокости, и все равно не мог с этим примириться.
— Нет надобности сожалеть, — Эллис чувствовала себя страшно неловко оттого, что он жалеет ее. Почему он говорит таким извиняющимся тоном? — Ты меня еще пока пальцем не тронул, хотя, по моим наблюдениям, и мог это несколько раз сделать.
— Я?! Нет! Никогда! Я… — Он говорил немного бессвязно. — Да зачем мне?
— Ну, ты теперь сам знаешь, что я немного вспыльчива и бываю раздражительной, — Эллис с совершенно серьезным видом назвала эти свои самые большие пороки. — Так что ты имеешь полное право и сам раздражаться из-за этого.
— Я не обращаю на это внимания, — произнес наконец Брис, думая, что именно она имеет полное право быть понятой окружающими.
Девушка не очень ему поверила, поэтому продолжала объяснять:
— Короче, так получилось, что мне не всегда удавалось придерживать язык в разговоре с тобой. Мистер Джонсон уж наверняка не вытерпел бы, если бы я огрызалась. Совсем не то, что ты.
— Так ты думала, я бы смог тебя ударить за то, что ты говоришь то, что думаешь?
Эллис пожала плечами. С того момента, как они встретились, она не знала, как поведет себя этот мужчина в той или иной ситуации, какова будет его реакция. Он был так же непредсказуем, как молния во время грозы. Брис смеялся, когда ему надо было рычать от ярости, и был вежлив и нежен, хотя полагалось бы быть разъяренным и грубым.
Мужская ладонь, словно прочная, грубовато-нежная чаша, закрыла ее лицо. Дыхание замерло в горле девушки. Он склонился к Эллис, и на своих щеках она почувствовала легкое прикосновение мужских губ. А когда Брис поцеловал ее открытый рот, она почти оглохла от громовых ударов пульса в ушах, и тело ее сразу обмякло. Брис же целовал ее губы, прикасаясь кончиком языка к уголкам ее рта, и его прикосновения становились все сильнее и настойчивее.
Глаза Эллис медленно закрылись; она решительно отбросила весь свой старый мир, так как в ней уже началось возрождение чего-то нового, и это чувство было таким прекрасным!
Словно величайший маг, Брис вызывал в ее теле такие потрясающие ощущения, о которых ей не доводилось и мечтать. Мужские руки легко, ничего от нее не требуя, скользнули ей на плечи и обняли девушку. Она интуитивно почувствовала, что он ни на чем не настаивает и не принуждает ни к чему. Эллис могла сделать свой выбор сама: вырваться и уйти или остаться. И она сделала свой выбор. Эллис осталась с ним.
Казалось, в ее венах течет поток какой-то неведомой энергии, которая по мельчайшим капиллярам, через нервные окончания передается Брису, и каждое его прикосновение только усиливало это энергетическое объединение двух людей. Его близость принесла девушке чувство тревожного возбуждения и изысканно волнующее ощущение того, как мужское тело, прикасающееся к ее мягкой, податливой груди, наполняет всю ее трепетом и пульсирующим счастьем. Этот мужчина стал причиной новой силы, зародившейся внутри Эллис, и свидетелем ее чувственности, когда руки девушки, робко и слегка подрагивая, стали исследовать его массивное, мускулистое, упругое тело.
Ее губы стали смелее и отзывчивее, вся ее стройная фигура натянулась, как струна, порывисто и щедро обещая Брису то, что ему грезилось лишь в прекрасных фантазиях.
Его губы двигались по девичьей коже, руки сжимали и гладили ее тело. Он дарил ей наслаждение и ничего, ничего не требовал взамен. Эллис была переполнена чувствами, она ослабела от их наплыва и едва стояла на ногах. Девушка шаталась от возбуждения и волнения, ее голова кружилась. Брис, чувствуя ее состояние, осторожно повернул ее таким образом, чтобы она имела возможность опереться о стену комнаты.
Его руки вернулись к лицу Эллис. Он продолжал целовать ее губы, глаза, волосы; нежные прикосновения мужских губ словно хотели вернуть ее назад, в реальность. Ей же хотелось остаться в этом чудесном мире, с которым ее познакомил Брис. Неожиданно он оторвался от нее и улыбнулся, когда девушка попыталась что-то разочарованно пробормотать.
— Ты доверяешь мне, Эллис? — спросил мужчина, радуясь тому чувственному огоньку, который он заметил в ее открывшихся глазах.
Доверяет ли? Его ладони у нее на лице, она беззащитна перед ним. Он мог бы уже много раз причинить ей боль, но она твердо знала, что ничего такого не произойдет, А еще Эллис была уверена в том, что он будет ее оберегать, защищать от напастей и обид. Так доверяет ли она ему?
— Да, — произнесла Эллис хриплым от возбуждения голосом.
— Тогда верь, что я не причиню тебе зла, — ему хотелось, чтобы она поверила ему, хотелось… Он хотел ее, хотел всем своим существом. Брис видел мельчайшие детали ее лица, каждую черточку. Он готов был вечность вот так стоять и смотреть в глаза Эллис.
И вдруг, так неожиданно, как будто его молотком по голове ударили, ему стало ясно, что он безнадежно влюбился в эту девушку. И причиной тому не то, что он ей нужен, а как раз наоборот, и то еще, что она, как видно, совсем в нем не нуждается.
У него могло быть желание защищать ее, он мог пытаться уберечь ее от какой-нибудь беды, охранять ее, словом, делать для нее все, что, как считают, должен делать мужчина для женщины, И все-таки не было у него и тени подозрения, что Эллис слаба и беспомощна. Без отца, без матери, отданная замуж в пятнадцать лет за ненавистного человека — один Бог ведает, что ей пришлось перенести за ее короткую жизнь и о чем она ему не рассказала еще — она осталась сильной, независимой, способной защитить себя сама, своими силами. Жизнь Эллис принадлежала только ей. Но так же верно было и то, что он, Брис Ласалль, желал найти способ убедить ее принять его помощь и разделить с ним ее жизнь.
— Ага, только я не могу работать, когда ты тут торчишь и пялишься на меня.
— Почему нет? — на его лице появилось несколько самодовольное выражение. — Я что, нервирую тебя, а?
— Да! — Эллис решила, что врать на этот счет нет смысла.
— Почему это происходит так, Эллис? — он наклонил голову набок и задумчиво посмотрел на нее. — Ты считаешь, что именно из-за этой причины тебе надо было бегать от меня последние несколько недель?
— Я была занята.
— Слишком занята, чтобы поговорить с другом?
С другом? Ей всегда было значительно спокойнее с разными там белками и другими лесными зверюшками. Правда, мысль подружиться с кем-нибудь тоже не совсем ей чужда. Ей частенько хотелось иметь кого-то особенного, с кем можно было поговорить или посмеяться так, как это иногда на ее глазах делали другие люди. Ей нравилось рассказывать Брису о своих планах на будущее. И она чувствовала нечто необычное, когда он рассказывал ей о своих отношениях с Лидди Эванс. Ему часто удавалось рассмешить ее, если только он не очень старался ее разозлить. И она никогда прежде не знала человека, который бы относился к ней с такими пониманием и добротой. «Конечно, — думала Эллис, — как друг Брис был бы не хуже любого другого, а может, и лучше». Мысль об этом была ей приятна, но… Она хочет быть с ним честной до конца.
— Ты знаешь, будь у меня друг, я бы даже не знала, что с ним делать, — сказала девушка, сметая грязь и пыль в мусорное ведро. Брис по-прежнему молчал, и тогда она, выпрямившись, посмотрела ему в лицо. — И вообще, у меня никогда еще не было друзей.
— Один у тебя уже есть, — отозвался Брис.
Улыбка его стала такой теплой, глаза засветились такой открытостью и искренним расположением, что Эллис даже против воли захотелось довериться ему.
— Но я, честное слово, никогда не смогу решить, что с тобой делать, — призналась она. — Даже если я назову тебя другом, от этого ничего особенного не изменится.
— Может, и нет, — кивнул он, — но тебе, по крайней мере, не придется беспокоиться о том, что я тебя покину, когда ты попросишь оставить тебя в покое. Но я не собираюсь тебя покидать, Эллис. Просто друзья так никогда не поступают.
Она не сразу почувствовала усмешку в его словах, а когда поняла, что он подшучивает, приняла его игру.
— То есть, ты хочешь сказать, друзья все время болтаются вместе, пока не надоедят друг другу до чертиков?
Он ухмыльнулся.
— Ага, вроде этого. Хорошие друзья могут крепко надоесть друг дружке.
Эллис, прищурившись, взглянула на Бриса. Почему-то вот эти его балагурство и несерьезность располагали к себе больше, чем все остальные его качества. И, повинуясь своему первому безотчетному чувству, импульсивно желая совершить нечто необычное, сумасшедшее, словом то, что ей уже давно хотелось сделать, Эллис решила открыть другу один свой секрет.
— Ты знаешь, сегодня — мой день рождения.
Она настолько внезапно сделала свое объявление, что Брис сначала даже не понял, что ему сказали.
— Ого! — наконец выдавил он, по достоинству оценив откровенность. — С днем рождения! Это надо отпраздновать. Да! — Брис понял, что подобная ситуация дает ему возможность растопить недоверчивость девушки и ее пугливую осторожность. — Слушай, мы это отметим! Это ж тебе двадцать один, да? Господи, ты же теперь совершеннолетняя! Нет, это определенно повод для праздника. Таг дико радуется, когда у людей наступает возраст, после которого можно выпивать. Отлично! Давай-ка мы…
Он схватил девушку за руку и попытался вытащить ее из комнаты, которую она убирала, как вдруг, оглянувшись на нее, увидел, что Эллис словно приросла к полу.
— Что случилось? — озабоченно спросил он.
— Мы не должны больше никому говорить об этом.
— Да почему, черт возьми? Двадцать один год бывает раз в жизни, Эллис! — Он посмотрел на нее с видом старшего, опытного товарища. — Как твой друг я тебе советую: ты должна отпраздновать эту дату.
— Может… в следующем году? Когда мне исполнится двадцать один.
— Так тебе только… — У него раскрылся от удивления рот и слова застряли, когда полный смысл ее фразы дошел до него.
В штате Кентукки разносить крепкие спиртные напитки разрешалось только с двадцати лет, и это значит, что Таг Хоган, у которого она работала уже несколько недель и который дорожил своей лицензией на продажу спиртного больше, чем жизнью, побелеет от злости, если узнает, какому риску подвергла его Эллис.
Собственно, она дала знать Брису не столько даже о своем возрасте, сколько показала ему все, чего он от нее хотел, — свою веру в него и доверие к нему. Ей было известно также хорошо, как и Брису, что Таг сотрет ее в порошок, если узнает, что она скрыла свой подлинный возраст.
Улыбка сначала засветилась где-то на самом дне его глаз и, наконец, показалась на губах.
— Стыдно, Эллис! — Его улыбка стала еще шире, когда он внезапно снова вспомнил, что до сих пор не знает ее фамилии. — Вот проклятье! У меня еще никогда не было друга, о котором бы я так мало знал. Какая, черт возьми, у тебя фамилия?
— Я употребляю фамилию Джонсон, — у Эллис было удивительно легко на душе, потому что она с необыкновенной ясностью осознала: Брис сохранит все ее секреты.
Она поставила к стене щетку и направилась к выходу из кладовой, в которой убирала. У нее теперь две работы и один друг. Что еще могла просить от жизни девушка в день своего двадцатилетия? Если бы ко всем этим подаркам можно было добавить то, что она оставила в Стоуни Холлоу…
— «Употребляешь Джонсон»? — недоуменно переспросил Брис, чувствуя, что ее фраза, пожалуй, несколько странновата даже для деревенского диалекта.
Эллис прошла вперед в короткий холл, через который можно попасть в бар.
— Видишь ли, у меня никогда не было собственной фамилии, пока я не вышла за мистера Джонсона. Правда, я все равно не уверена, что это законно, потому что во время церемонии и он, и священник были в стельку пьяны.
Брис остолбенело застыл на месте, растерянно глядя на девушку, не имея сил произнести ни слова и пытаясь сглотнуть комок в горле. Он чувствовал себя так, словно ему пришлось съесть гнилую картофелину. И он подумал, что, пожалуй, совсем не хотел узнавать так много, когда спрашивал о ее фамилии. Но теперь уже очень поздно что-то менять. Она слишком ему нравилась, и он так хотел быть с нею, заботиться о ней, чтобы вдруг отступиться от этой девушки.
— Эй, подожди секунду! — наконец окликнул он ее и быстро догнал. Она уже взялась рукой за дверную ручку, чтобы выйти в бар, когда Брис повернул Эллис лицом к себе.
— Почему же ты мне не сказала раньше, что замужем?
— Это было…
— Да, да, знаю. Не мое дело, — торопливо заговорил Брис и досадливо поморщился, с болью в сердце осознавая, что муж Эллис как раз-таки «его дело».
— А где твой муж? Он знает, где ты сейчас?
Она посмотрела на него, словно сомневаясь, стоит ли продолжать этот разговор.
— Как ты думаешь, могут друзья говорить друг другу то, что у них на сердце, даже если это и не очень приятные вещи, и все-таки остаться друзьями?
Ей было в диковинку это новое для нее ощущение полной свободы, когда можно с кем-то говорить буквально обо всем.
— Конечно! По крайней мере, мне ты можешь говорить смело. Раз уж мы друзья, то должны знать все друг о друге.
Брис подумал о том, как бы не пришлось пожалеть о только что сказанном. За те десять минут, что они назвались друзьями, ему уже стало известно о том, что Эллис нарушила закон и, вдобавок, замужем. Она улыбнулась.
— Ну, тогда можно признаться. Я искренне надеюсь, что он сейчас выпивает где-нибудь в аду. — Она немного помолчала. — Я, конечно, не должна о нем так говорить — о мертвых плохо не говорят, но… Этот тип, право, заслужил того.
— Так он умер?! — Сказать, что у Бриса с сердца свалилась гора — значило не сказать ничего.
— Скорее, черт забрал его.
Ну, до чего же приятно говорить то, что думаешь, не скрывая своего отношения к тому, что было, и не боясь быть превратно понятой!
Посмотрев на Эллис, Брис тихонько засмеялся.
— Не очень-то ты жалеешь этого мистера Джонсона!
— Даже ни капельки не жалею. Эллис толкнула дверь, и отдаленный монотонный гул, слышавшийся за ней, сразу превратился в шум наполненного посетителями пивного зала.
— Сколько же времени ты была замужем? — поинтересовался Брис, следуя за девушкой. Он уже был готов ко всему и хотел знать теперь о ней все, опасаясь только, как бы она вновь не замкнулась в себе.
— Пять лет.
Она с такой легкостью и непринужденностью сказала это, что ему пришлось повторить эти два слова про себя, чтобы до конца осознать услышанное. Пять лет! Он, конечно, знал, что девушки в горах рано выходят замуж, но она же совсем не была похожа на… О Боже! Брис не мог себе представить, чтобы она могла так долго жить с другим мужчиной! Да к тому же, которого она, похоже, ненавидела.
Он ухватился за стул возле стойки бара, словно опасаясь, что сейчас упадет, и наконец сел, пытаясь осмыслить все услышанное. Мужчина и так и этак старался обдумать весь этот поток информации, пока не почувствовал, что совсем теряет способность соображать.
Когда он прикасался к Эллис, целовал ее, можно было поклясться, что она невинна, как младенец.
Да ведь она и вела себя не так, как ведут себя замужние женщины. Может, он ошибся, приняв робость и застенчивость за неопытность и невинность? Возможно. Все-таки ему доводилось целовать женщин, и уж, конечно, мужчина всегда может сказать… не так ли?
Он следил за тем, как Эллис несет к столику поднос с пивными бутылками, и пытался представить ее с человеком, которого она не любит, с мужчиной, который… ну, который не Брис Ласалль, и ему даже тошно делалось при одной мысли об этом.
Гнев Бриса был нарастающим и всепоглощающим — почти животная ярость и боль. Он хотел ее! И, поняв это, в следующую секунду Брис уже знал так же хорошо, как свое собственное имя, что если еще какой-нибудь другой мужчина прикоснется к этой девушке, он его просто убьет. Брис просто лишился на некоторое время рассудка, представляя себе, как, схватив ее за густые соломенные волосы, потащит назад, в свое логово, где сможет охранять ее и овладеть ею, и она будет целиком в его власти и… под его защитой.
Для человека, который обычно всегда был очень мягким, вежливым, с которым всегда было легко иметь дело, такие ощущения являлись изрядным потрясением.
Он вздрогнул и закрыл глаза, чтобы немного прочистить голову, привести мысли в порядок. Когда ему, наконец, опять удалось логически мыслить и рассеялась красная пелена перед глазами, Брис вновь отыскал в зале Эллис, как всегда делал, где бы ей не приходилось оказаться.
Она все еще находилась на другом конце комнаты и как раз расставляла пиво на столике. То ли какая-то натянутость ее движений, то ли кивок ее головы или, может быть, его шестое чувство подсказали ему, что там, где она стоит, что-то неладно. Брис встал и вытянул шею, стараясь рассмотреть, кто сидит за столом, который обслуживает Эллис, и что там происходит.
Спустя мгновение, достаточное, чтобы чиркнуть спичкой, он понял, что придется драться, — за столом сидел Рубен Эванс с наглой усмешкой на губах и злым, язвительным блеском в глазах.
— Я тебе задал вопрос, девочка, — обращался он к Эллис, которая молчала, не поднимая глаз. — Ты что, онемела или просто глупа, чтобы говорить?
— Она же тебе уже сказала, что не хочет с тобой танцевать, Эванс, — сказал один из мужчин, сидящих рядом с ним. — Оставь ее в покое. Я видел поблизости Бриса Ласалля. Оставь ее.
— Да мне плевать, пусть она спит хоть с самим персидским шахом. — Рубен взял пиво, которое она поставила перед ним. — Я ее спросил и хочу, чтобы она мне ответила. Эта поганая деревенщина заполнила весь город, ищут жратву и подачки и думают, что весь мир должен им это дать. Они живут на пособия, а я исправно плачу налоги, так что если я спрашиваю, то хочу услышать ответ. — Он бросил на Эллис взгляд, острый, как лезвие бритвы. — Почему это ты не желаешь со мной танцевать? Ума не хватает?
Или, может, ты думаешь, что слишком хороша для этого?
— Да может ей просто лицо твое не нравится, парень! — засмеялся еще один из посетителей и по-дружески, непринужденно хлопнул Рубена по спине, Уже не в первый раз Рубен Эванс вваливался, предварительно напившись, в «Стальное Колесо» и проводил остаток ночи, придираясь к Эллис. Три вечера назад она несла полный поднос с пивом к соседнему с ним столику, и он подставил ей подножку. Она бы не смогла доказать, что это сделано специально, однако Эванс смеялся громче всех в зале.
— Не заставляй меня ждать, деревенщина, — прорычал он. — Думаешь, если спишь с этим хорошеньким поганцем Ласаллем, так уже стала слишком хороша для меня и можешь не говорить со мной?
— Нет… — тихо ответила Эллис, взглянув на мужчину и тут же отведя глаза в сторону, удивившись его ненависти и ярости. Оскорбления насчет того, что она спит с мужчинами, доводилось ей слышать и раньше, чуть ли не с самого рождения. Но ей едва не стало плохо, когда Рубен связал ее имя с именем Бриса. Девушка поставила на стол последнюю бутылку и назвала сумму, которая с них причиталась. Если бы Эванс знал, как он не прав, может тогда он бы не так ненавидел ее. Ей стало по-настоящему тревожно.
— Нет? Что? Нет, не спишь с Ласаллем? Или нет — не очень хороша для меня?
Она стояла перед ним молча, напряженно и не имея возможности уйти, потому что ждала оплаты счета. Эллис говорила себе, что лучше всего просто молчать, и уже с трудом сдерживалась, чтобы не сказать слова, о которых пришлось бы потом пожалеть. Лучше всего ничего не говорить и хорошо бы, вдобавок, стать невидимой. «Ему самому вскоре надоест, он устанет», — напоминала себе девушка. Пьяные всегда, в конце концов, устают.
— Оставь ее в покое, — снова попросил первый мужчина, уже начиная нервничать. — Ты только вынудишь ее пойти к Брису, и я не желаю ввязываться в это дело.
— Если очень его боишься, можешь проваливать отсюда, — огрызнулся Эванс.
Мужчина еще несколько секунд сидел на месте, потом взял свое пиво и пошел к другому столику. Эллис воспользовалась этой возможностью, чтобы забрать деньги со стола. Она уже повернулась, но угодила прямо в руки Бриса. Девушка подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо, и увидела его взгляд, такой же тяжелый и холодный, как глыба потемневшего льда.
— У тебя тут проблемы? — спросил он Эллис, не отпуская ее запястий.
— Нет, — ответила она автоматически, понимая, что оба мужчины готовы сейчас схлестнуться в смертельной схватке. — Никаких проблем. Пойдем.
У нее были все основания полагать, что Брис смог бы удержаться в рамках честной драки с Рубеном и непременно вправил бы ему мозги. Но в том-то и дело, что каждая клетка ее напряженного тела говорила, что честной драки здесь не получится. Этого невозможно ждать от Эванса, который слаб, как напившаяся шавка, но в два раза подлее и бесчестнее. Он любым путем постарается причинить зло Брису, а она скорее вытерпит любое оскорбление, чем позволит этому случиться.
— Хватит! — выкрикнула Эллис, безуспешно стараясь оттолкнуть своего непрошенного защитника. — Пойдем!
Несколько долгих напряженных секунд Брис продолжал смотреть на своего противника. Тот с вызовом ожидал начала потасовки, но наконец не выдержал и отвел глаза, так и не решившись начать первым. Брис повернулся к девушке — теперь можно поговорить.
— Если хоть кто-нибудь посмотрит на тебя косо, я хочу слышать об этом, — сказал он ей.
То, каким тоном были сказаны эти слова, да и сами слова, что-то надломили в Эллис.
Теперь она уже сама разозлилась. Что они себе думают, кто она им такая? Один использует ее, как какую-то наживку, и постоянно цепляется, другой разговаривает с нею так, словно она его собственность. Ей до чертиков надоело такое к себе отношение, и она скорее умрет, чем позволит другому мужчине стать ее собственником.
Она резко вырвала руку у Бриса и, не оглядываясь, пошла, оставив его и Эванса. «Если уж им хочется поднимать суматоху, черт с ними», — подумала она, возвращаясь назад к бару со своим подносом.
Спустя несколько секунд Брис последовал за ней и попытался заговорить, но ей не хотелось иметь с ним ничего общего в эту минуту. Она в очередной раз ошиблась, думая, что он — Друг.
— Да что, черт возьми, с тобой происходит?! — спросил он, когда потерпели поражения несколько его попыток привлечь внимание девушки.
Она продолжала смотреть сквозь него, как если бы он вообще не существовал, и это его встревожило не на шутку.
Эллис спокойно смотрела, как Таг наполнил пивом четыре бокала и поставил их ей на поднос, а когда она понесла их, Брис снова оказался за ней и предпринял еще одну попытку заговорить с девушкой.
— Слушай, ты никогда раньше не боялась говорить то, что у тебя на уме. И не говори мне, что теперь ты просто боишься меня или стала стесняться.
Эллис остановилась у стола в центре комнаты, поставила на него бокалы, не замечая, что почти все посетители пивной давно не спускают с них глаз.
— Проклятье, Эллис, я думал, мы согласились быть друзьями, — произнес Брис так громко, что его можно было услышать через два столика и заглушая пластинку Пэтси Клайн, игравшую в музыкальном автомате. — Друзья разговаривают, и у них нет привычки вот так вот пожимать плечами. Друзья обычно играют честно.
— Я же тебе говорила, что у меня не было друзей. Так откуда же мне все это знать? — Эллис прошла мимо него, снова направляясь к бару. — И уж, конечно, я не знала, что, как только подружишься, сразу же становишься собственностью друга.
— Собственностью?!
Брис растерялся. Он очень хорошо знал житейскую мудрость; если на голову одеть мешок из-под картошки, то и тогда дорогу в лесу отыщешь скорее, чем логику в женских словах.
— Да, собственностью, — Эллис метнула в него разъяренный взгляд. — Как, если бы ты был собакой, коровой или чем-то таким.
Нет, мужчины, точно, бывают тупыми, как кирпичи. Это ей очень хорошо известно. У Эллис уже была заготовлена масса поучительных слов, как вдруг она заметила, что добрая половина посетителей таверны внимательно следит за их перебранкой. Девушка стремительно пошла к двери, ведущей в служебное помещение, и, зная, что Брис непременно последует за ней, уже там выпалила:
— Я говорю о том, что вы там делали с Рубеном Эвансом. Как будто я твоя личная собственность, — она уперлась руками в бока. — Я не желаю, слышишь, не-же-ла-ю, чтобы ты совал свой нос, если мне случится с кем-нибудь поцапаться! Я не хочу, чтобы ты вышагивал вокруг меня, раздувая гребень, словно петух вокруг своей курицы! Слышишь, ты! Люди уже начали думать, что мы спим с тобой, а вдобавок и ты ведешь себя так, будто я твоя собственность… Следующим этапом я знаю, что будет: ты начнешь на глазах у всех чмокать меня, чтобы показать им, что так оно и есть, или отшлепаешь!..
Брис остолбенел, пораженный… Она сказала кучу совершенно диких вещей! Как только она могла такое подумать?!
— Отшлепаю? Тебя? — Он все еще надеялся, что просто не правильно понял ее. — Тебя? Я? — Его голос уже срывался от волнения. — Да я в жизни не ударил ни одной женщины, даже собственной сестры. Никогда! Я не мог… Я не могу…
Внезапно Брис замолчал. Острая боль пронзила его сердце. Он посмотрел в лицо девушки, желая там найти объяснение ужасу, который испытывал. Мужчина принял боль, страх и гнев, обнаруженные в ее глазах, на себя и заключил их в своем сердце. И в следующее мгновенье Эллис прочла в его взгляде печаль и сожаление. Он прикоснулся ладонью к ее щеке, жалея, что не может спасти ее от того чувства, которое породила рука последнего прикасавшегося к ней мужчины.
— Он… бил тебя? — спросил Брис мягко, боясь поверить в это и понимая, что не в силах изменить ничего в ее прошлом.
Как мог кто бы то ни был, пусть даже страшнейшее чудовище в мире, ударить лицо, так похожее на ангельское?
— Твой муж? Он бил тебя?
— Нет… — растерянно ответила Эллис, пораженная невероятной нежностью, с которой обращался к ней Брис. — Нет. Он… Он не бил меня. Ну, так, давал иногда оплеухи… но только, когда напивался.
— Мне очень жаль, Эллис, — сказал мужчина. Это было все, что он нашелся сказать. Сейчас Брис испытывал целую гамму всевозможных ощущений, но только чувство сожаления было единственным, которое он мог определить точно и наиболее обостренно. Он прекрасно знал, сколько вокруг существует жестокости, и все равно не мог с этим примириться.
— Нет надобности сожалеть, — Эллис чувствовала себя страшно неловко оттого, что он жалеет ее. Почему он говорит таким извиняющимся тоном? — Ты меня еще пока пальцем не тронул, хотя, по моим наблюдениям, и мог это несколько раз сделать.
— Я?! Нет! Никогда! Я… — Он говорил немного бессвязно. — Да зачем мне?
— Ну, ты теперь сам знаешь, что я немного вспыльчива и бываю раздражительной, — Эллис с совершенно серьезным видом назвала эти свои самые большие пороки. — Так что ты имеешь полное право и сам раздражаться из-за этого.
— Я не обращаю на это внимания, — произнес наконец Брис, думая, что именно она имеет полное право быть понятой окружающими.
Девушка не очень ему поверила, поэтому продолжала объяснять:
— Короче, так получилось, что мне не всегда удавалось придерживать язык в разговоре с тобой. Мистер Джонсон уж наверняка не вытерпел бы, если бы я огрызалась. Совсем не то, что ты.
— Так ты думала, я бы смог тебя ударить за то, что ты говоришь то, что думаешь?
Эллис пожала плечами. С того момента, как они встретились, она не знала, как поведет себя этот мужчина в той или иной ситуации, какова будет его реакция. Он был так же непредсказуем, как молния во время грозы. Брис смеялся, когда ему надо было рычать от ярости, и был вежлив и нежен, хотя полагалось бы быть разъяренным и грубым.
Мужская ладонь, словно прочная, грубовато-нежная чаша, закрыла ее лицо. Дыхание замерло в горле девушки. Он склонился к Эллис, и на своих щеках она почувствовала легкое прикосновение мужских губ. А когда Брис поцеловал ее открытый рот, она почти оглохла от громовых ударов пульса в ушах, и тело ее сразу обмякло. Брис же целовал ее губы, прикасаясь кончиком языка к уголкам ее рта, и его прикосновения становились все сильнее и настойчивее.
Глаза Эллис медленно закрылись; она решительно отбросила весь свой старый мир, так как в ней уже началось возрождение чего-то нового, и это чувство было таким прекрасным!
Словно величайший маг, Брис вызывал в ее теле такие потрясающие ощущения, о которых ей не доводилось и мечтать. Мужские руки легко, ничего от нее не требуя, скользнули ей на плечи и обняли девушку. Она интуитивно почувствовала, что он ни на чем не настаивает и не принуждает ни к чему. Эллис могла сделать свой выбор сама: вырваться и уйти или остаться. И она сделала свой выбор. Эллис осталась с ним.
Казалось, в ее венах течет поток какой-то неведомой энергии, которая по мельчайшим капиллярам, через нервные окончания передается Брису, и каждое его прикосновение только усиливало это энергетическое объединение двух людей. Его близость принесла девушке чувство тревожного возбуждения и изысканно волнующее ощущение того, как мужское тело, прикасающееся к ее мягкой, податливой груди, наполняет всю ее трепетом и пульсирующим счастьем. Этот мужчина стал причиной новой силы, зародившейся внутри Эллис, и свидетелем ее чувственности, когда руки девушки, робко и слегка подрагивая, стали исследовать его массивное, мускулистое, упругое тело.
Ее губы стали смелее и отзывчивее, вся ее стройная фигура натянулась, как струна, порывисто и щедро обещая Брису то, что ему грезилось лишь в прекрасных фантазиях.
Его губы двигались по девичьей коже, руки сжимали и гладили ее тело. Он дарил ей наслаждение и ничего, ничего не требовал взамен. Эллис была переполнена чувствами, она ослабела от их наплыва и едва стояла на ногах. Девушка шаталась от возбуждения и волнения, ее голова кружилась. Брис, чувствуя ее состояние, осторожно повернул ее таким образом, чтобы она имела возможность опереться о стену комнаты.
Его руки вернулись к лицу Эллис. Он продолжал целовать ее губы, глаза, волосы; нежные прикосновения мужских губ словно хотели вернуть ее назад, в реальность. Ей же хотелось остаться в этом чудесном мире, с которым ее познакомил Брис. Неожиданно он оторвался от нее и улыбнулся, когда девушка попыталась что-то разочарованно пробормотать.
— Ты доверяешь мне, Эллис? — спросил мужчина, радуясь тому чувственному огоньку, который он заметил в ее открывшихся глазах.
Доверяет ли? Его ладони у нее на лице, она беззащитна перед ним. Он мог бы уже много раз причинить ей боль, но она твердо знала, что ничего такого не произойдет, А еще Эллис была уверена в том, что он будет ее оберегать, защищать от напастей и обид. Так доверяет ли она ему?
— Да, — произнесла Эллис хриплым от возбуждения голосом.
— Тогда верь, что я не причиню тебе зла, — ему хотелось, чтобы она поверила ему, хотелось… Он хотел ее, хотел всем своим существом. Брис видел мельчайшие детали ее лица, каждую черточку. Он готов был вечность вот так стоять и смотреть в глаза Эллис.
И вдруг, так неожиданно, как будто его молотком по голове ударили, ему стало ясно, что он безнадежно влюбился в эту девушку. И причиной тому не то, что он ей нужен, а как раз наоборот, и то еще, что она, как видно, совсем в нем не нуждается.
У него могло быть желание защищать ее, он мог пытаться уберечь ее от какой-нибудь беды, охранять ее, словом, делать для нее все, что, как считают, должен делать мужчина для женщины, И все-таки не было у него и тени подозрения, что Эллис слаба и беспомощна. Без отца, без матери, отданная замуж в пятнадцать лет за ненавистного человека — один Бог ведает, что ей пришлось перенести за ее короткую жизнь и о чем она ему не рассказала еще — она осталась сильной, независимой, способной защитить себя сама, своими силами. Жизнь Эллис принадлежала только ей. Но так же верно было и то, что он, Брис Ласалль, желал найти способ убедить ее принять его помощь и разделить с ним ее жизнь.