Мэри Кей Маккомас
Милое дитя

Глава 1

   Вебстер, штат Кентукки, не являлся городом в полном смысле этого слова. Но дороги в нем были мощеные, жители, в общем и целом, дружелюбные, а главное, это была самая дальняя точка, до которой Эллис могла добраться из местечка Стоуни Холлоу, потратив на горючее шестнадцать долларов и одиннадцать центов — все, что она могла себе позволить.
   Работы в городке не хватало. Большинство местных жителей трудилось на фабрике несколькими милями дальше по дороге. Эллис тоже попыталась устроиться на Вебстер Текстайлс. Ее имя даже внесли в длинный список желающих получить первую освободившуюся вакансию на каком-нибудь месте, не требующем квалификации. Оказалось, что ее возможности найти работу крайне ограничены, потому что ей нечего было предложить работодателям, кроме неплохой фигуры и почти пустых карманов. С такими исходными данными Эллис все же повезло, и она благодарила судьбу за то, что ее приняли на работу на неполный день в таверну под названием «Стальное Колесо» — самое популярное место в округе.
   Но этого было недостаточно. Эллис нужны были деньги. Много денег, И как можно быстрее.
   Она прислонилась к стойке бара, не имея сил думать ни о чем, кроме своих проблем. Большую часть жизни она провела одиноко и бедно, но еще никогда не оказывалась в таком отчаянном положении и не чувствовала большего одиночества, чем теперь. Эллис постучала ногтем по пластиковому подносу и прикусила нижнюю губу. Никак не удается заработать деньги быстро! Что ей нужно, так это найти вторую работу. И она решила взяться за поиски со следующего утра. — Давай, девочка, снеси эти бутылки к тем столикам. — Таг Хоган говорил в своей сухой, невыразительной манере, равнодушно глядя на нее и наполняя себе пивом очередной бокал.
   Этот большой кряжистый человек был хозяином «Стального Колеса» и его единственным барменом. С самого начала он предупредил новенькую, что если она не сможет резво принимать заказы и в хорошем темпе разносить напитки посетителям, то он ее выгонит. От этой угрозы Эллис еще тогда почувствовала в желудке неприятный холодок.
   Она никогда не одобряла использование спирта на иные цели, кроме чисто медицинских. И вся ее натура восставала против того, чтобы работать в месте, где винные пары витали совершенно свободно, отравляя существование рода человеческого. Но обстоятельства складывались так, что ей приходилось отбросить свою щепетильность. В конце концов, работа есть работа, и Эллис хотела сохранить ее.
   Девушка торопливо поставила на поднос пять высоких бутылок с пивом и, осторожно маневрируя между столиками и завсегдатаями заведения, поспешила к группе из трех мужчин и какому-то одинокому посетителю, сидевшим возле бара рядом с одним из столов для биллиарда.
   Входная дверь в таверну распахнулась, и холодный резкий октябрьский воздух коснулся шеи Эллис, забираясь под ее теплый свитер. Она осуждающе посмотрела на того, кто позволяет себе выстуживать помещение: высокий молодой мужчина отвечал на обычные в таких случаях радостные приветствия публики, и ей оставалось только надеяться, что он догадается, по крайней мере, закрыть за собой дверь.
   Когда новый посетитель повернулся к Эллис и луч тусклого света упал на него, четко очерчивая его черты, девушка изумленно замигала. Ей стало трудно дышать. Она смотрела, не отрываясь, на этого человека, чувствуя незнакомую волнующую тяжесть в низу живота, в то время как ее сердце забилось в груди пойманной птицей.
   Эллис, раскрыв рот от удивления, глядела на его красиво очерченный профиль, широкие плечи под толстой фланелевой рубашкой и стеганым жилетом, на узкую талию и мускулистые ноги, затянутые в голубые джинсы. И все же именно его лицо привлекло внимание Эллис. Несомненно, это произошло из-за его какой-то суровой красоты. Он производил впечатление честного и надежного человека, способного взяться за любую, самую тяжелую работу и довести ее до конца. Но в то же время у него было лицо вертопраха и весельчака. И эта двойственность его внешнего вида оказывала на Эллис удивительное действие — ей даже дышать трудно стало. Вот он кому-то улыбнулся, и у нее перехватило дыхание.
   — Эй, Хиллбилли![1].
   Этот оклик вырвал Эллис из ее задумчивости и насильно вернул в действительность, напоминая, где она находится. Все ерунда! У нее нет времени отвлекаться на мужчин, пусть даже и красивых. Бросив быстрый взгляд на Тага Хогана, девушка напомнила себе, как ей необходима эта работа, как мало у нее времени, чтобы заработать кучу денег, и как любит она все, что оставила в Стоуни Холлоу.
   Она взглянула на мужчину, позвавшего ее. У того были узкие глаза и выглядел он, словно только что проскакал сорок миль по плохой дороге.
   — Ты собираешься там торчать целый день? — спросил он, облокотившись на одного из трех соседей по столику, когда увидел ее растерянность. — Вы там у себя в горах сами не знаете: пришли, ушли или все еще торчите на месте!
   — Заткнись, Рубен! — одернул его один из сидящих за столом мужчин, посылая девушке извиняющуюся улыбку. Его лицо показалось Эллис слегка знакомым, но в общем, как и все в этой тускло освещенной, прокуренной таверне, он был ей чужим.
   Если быть более точным, она была чужой им всем. За две недели, которые ей пришлось провести в Вебстере, она произнесла едва ли пару слов. Дело в том, что Эллис слишком рано поняла, что чем меньше ты говоришь, тем меньше тебя замечают, а значит, люди меньше тебя беспокоят. Однако, оказалось, что это правило не срабатывает по отношению к приезжим в маленьких городах. Ее молчание на самом деле вызвало любопытство среди жителей городка, а ее постоянная сдержанность во всем лишь подогревала интерес, который испытывали к ней завсегдатаи «Стального Колеса».
   Девушка поставила одну бутылку на столик перед клиентом, назвавшим ее «хилл-билли», потом повернулась, чтобы поставить другую человеку, пытавшемуся перед ней извиниться, и все это не глядя на них. Эллис не обиделась на прозвище — она действительно была жительницей гор, а значит, в понятии местных людей «деревенщиной». Что ее раздражало, так это тон, который был явно оскорбительным.
   — Вот-те раз, братишка! — за спиной девушки раздался ироничный голос. — А твоя жена знает, где ты сидишь?
   — Еще бы, — ответил мужчина, который ей улыбался. — Она своими руками дала мне денег на два пива и пожелала приятно провести время.
   Все сидевшие засмеялись, словно это была страшно веселая шутка, но тут опять заговорил тот, которого звали Рубен.
   — Что за мужиком надо быть, чтобы ждать разрешения от своей старухи выпить немного пивка? Никогда не думал, что увижу, как парень вроде Бака Ласалля будет стелиться перед бабой, как последняя дешевка. — Он говорил, не обращая внимания на воцарившуюся вокруг тягостную тишину.
   Эллис поставила последнюю бутылку перед Баком Ласаллем, опасливо поглядывая на него, потому что очень хорошо знала, какое влияние оказывает алкоголь на мужской нрав. Но мужчина удивил ее своей реакцией. Он добродушно ей подмигнул, и в ту же минуту у нее за спиной раздался смех.
   — На три округа вокруг нет ни одного парня, кто не отдал бы своей правой руки, лишь бы жениться на Энн, и ты это знаешь, Рубен Эванс, — прозвучал чей-то голос. — Ну, а если ты тут пытаешься повздорить с Ласаллем, так лучше обратись ко мне, а не к моему брату.
   Эллис не удержалась и посмотрела на стоявшего за ней молодого человека, на которого она обращала внимание чуть раньше. Потом она оглянулась назад на Бака и поразилась сильному сходству между двумя братьями.
   Брат Бака Ласалля был высоким, как колокольня. Ей пришлось высоко задрать голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Он, казалось, совсем не собирался выкидывать Эванса; выражение его лица оставалось спокойным, пожалуй, даже миролюбивым. Эллис не поверила бы, что это он бросил вызов, если бы не враждебные нотки, прозвучавшие в его голосе.
   — Не пытайся сделать из меня самоубийцу, Брис, — хмуро ответил Эванс, не поднимая своих глаз на парня, потом сделал долгий глоток пива. — Мне наплевать. Я и пальцем не пошевелю, раз уж твой братец решил прожить остаток своих дней с кольцом в носу. Просто я думаю, что баба должна знать свое место. — Он встал, подошел к Бри-су и, не сводя с него своего взгляда, добавил:
   — Как моя Лидди.
   Эллис увидела, как Брис весь напрягся, а его глаза даже заблестели от гнева. Она краем уха слышала обрывки сплетен о Рубене и Лидди Эванс, в которые каким-то образом был вовлечен Брис Ласалль. Рассказывали, что когда Рубен года два тому назад бросил Лидди с тремя детьми, его место занял Брис. В глазах городских обывателей эта история, несмотря на развод и последующую свадебную церемонию, не могла быть одобрена.
   Потом, неожиданно и без объяснений, по неизвестным для окружающих причинам, они разошлись. Языки городских кумушек начинали ожесточенно чесаться, как только они где-нибудь встречались, так как отношения между Брисом и Лидди оставались дружескими и доброжелательными.
   Население Вебстера, в конце концов, приняло новое положение вещей, как вдруг через несколько месяцев объявился Рубен. Его встретили множеством подробностей о том, что было между его женой и Брисом Ласаллем в его отсутствие. Когда же Лидди отказалась принять бывшего муженька, тому ничего не оставалось делать, как примириться с новыми для себя обстоятельствами.
   Какое-то странное чувство непонятно почему вдруг охватило Эллис. Она едва знала всех этих людей, и ей, конечно, не было до них никакого дела. Но все же что-то вроде сочувственного понимания к Лидди Эванс появилось у девушки, и она честно призналась самой себе, что одобряет выбор, который та сделала между двумя этими людьми.
   Рубен еще глотнул пива, вытер мокрый рот рукавом и, не сводя мрачного взгляда с бывшего любовника своей жены, сказал:
   — Моя Лидди все еще пытается брыкаться из-за того, что я послал ее тогда куда подальше, но она не глупа. — Он заметил Эллис и ухмыльнулся. — Она не такая уж простушка и скоро одумается. Она знает свое место.
   Эллис, Брис и трое, сидящих за столом мужчин, молча наблюдали за тем, как Рубен, не обращая внимания на то, что толкает и натыкается на посетителей, протискивается к выходу.
   — Сядь, Брис, — сказал Бак.
   — Жалко связываться, — бросил один из мужчин, осуждая в душе Эванса.
   — Если бы его ум могли дать курице, — добавил третий, — так та бы, наверное, и квохтать разучилась.
   Брис перевел взгляд от двери к столику, и на его лице появилась легкая усмешка.
   — Не видать ему сегодня чертовски вкусного ужина, — заметил он.
   — Ты же не будешь опять соваться к ним, правда? — с неодобрением резко спросил брата Бак.
   — Буду. — Брис сел за стол и, отодвинув от себя наполовину опорожненную бутылку с пивом, добавил:
   — Буду соваться до тех пор, пока не стану уверен, что он не причиняет вреда Лидди и мальчикам.
   — Это больше не должно тебя касаться, — голос Бака выдал его беспокойство за брата.
   — Она всегда будет меня касаться, — просто ответил Брис, взглянув на Эллис. Собственно, за все это время он посмотрел на нее впервые. Внезапно его лицо озарилось, как вывеска на новом салуне.
   Маленькая и хрупкая девушка смотрела на мужчин гордо и с каким-то врожденным благородством, высоко держа свою голову. Ее лицо было похоже на лица ангелов, которых Брис видел на картинках в семейной Библии. Неяркий свет, отражаясь в ее светлых локонах, создавал подобие золотого нимба вокруг девичьей головы. И еще ему было видно, что глаза у нее синие, как небо. Боже, какая же она хорошенькая! Она казалась ангелом, спустившимся с небес.
   — Это мне? — улыбнувшись, спросил у нее Брис.
   — Что?
   Он указал на четвертую бутылку с пивом, которую Эллис принесла к столику и которую перед этим заказал Бак, ожидая его прихода.
   — Вот это мне? — снова спросил он. Тот же рассеянный свет отразился в его глазах, придавая им золотисто-зеленый оттенок.
   Как-то внезапно до них до всех дошло, что ее присутствие возле этого столика было совершенно неуместным, принимая во внимание тот обмен любезностями, который только что здесь состоялся.
   Эллис никогда раньше не работала в местах, подобных этому, но сейчас она была абсолютно уверена, что должна оставить заказ и исчезнуть, как это сделала бы любая, уважающая себя, официантка. Стоять же во время выяснения отношений двух посетителей, стоять во время того, что тебя… совсем не касается — это было непередаваемо глупо и невежливо, если не сказать больше.
   Попытавшись сосредоточиться, Эллис кивнула, взяла пиво с подноса и поставила перед Брисом. Она собралась было уже уходить, как вдруг снова услышала его голос.
   — Я слышал, что старина Таг взял на работу хорошенькую девчушку с глазами цвета колокольчиков и волосами светлыми, как поле одуванчиков. Должно быть, ты Эл-лен?
   Она повернулась, чтобы увидеть, как сидящие за столиком люди понимающе заулыбались и отвели глаза, словно не желая быть свидетелями этого неуклюжего и такого интимного разговора между двумя незнакомыми.
   Девушка заглянула в глаза Бриса, и ей стало немного не по себе, когда она увидела, с каким искренним восхищением смотрит он на нее. От этого у нее появилось чувство, словно ей на живот выпустили целую стаю муравьев.
   — Я — Брис Ласалль, — представился мужчина. Его голос был глубоким и очень мягким. — Ты знаешь моего брата Бака?
   Она кивнула головой Баку, а затем всем, кого называл ей Брис.
   — Это Джеки Долз, а это Пит Харпер. Через несколько секунд молчания девушка ответила:
   — Эллис. Меня зовут Эллис.
   — Откуда ты, Эллис? — спросил Бак, в то время как Брис продолжал рассматривать ее.
   — Из Стоуни Холлоу. По эту сторону Округа.
   Возможно, это была запоздалая реакция на выпад Рубена Эванса и, возможно, ей просто не хотелось сообщать малейшие факты своей биографии кому бы то ни было, но на секунду Эллис показалось, что она заметила понимающий взгляд мужчин, словно они уже сразу поняли, откуда она приехала и что из себя представляет.
   — Я с гор, «хиллбилли», как вы тут говорите. — Она произнесла это гордо, чувствуя потребность защитить свои родные места от насмешек надменных равнинных жителей.
   — Черт возьми, все мы тут в общем деревенщина неотесанная, — засмеялся Бак, и остальные присоединились к нему.
   Все, но не Брис, который рассматривал ее с неподдельным интересом. Девушка произнесла свою фразу с таким спокойствием и достоинством, что у него даже мурашки по спине побежали, словно при исполнении национального гимна.
   Да, — подтвердила Эллис слова Бака, — только одни больше, другие меньше.
   То, что сказал Бак, было правдой. Для всего мира любой, кто живет в самом сердце Аппалачских гор, мог быть назван «хиллбилли». Но среди них самих было различие между теми, кто жил возле рудников, текстильных мануфактур в маленьких городках и сельских общинах, и теми, кто обосновался в горных распадках и ложбинах и чьи предки жили здесь еще две сотни лет назад.
   Эллис не могла назвать себя прямым потомком тех первых поселенцев, но жизнь в горах вошла в ее плоть и кровь, и поэтому она считала себя коренной жительницей Аппалачей, настоящей горянкой. Она была бедна, не очень хорошо образована, но не стыдилась этого.
   Вскинув голову, девушка ждала, захочет ли кто-нибудь из мужчин, чтобы она прокомментировала разницу в этом вопросе.
   — Будете еще что-нибудь заказывать, — наконец спросила Эллис, время от времени поглядывая в сторону Бриса.
   А он чувствовал в груди все нараставшее волнение. До чего все-таки она замечательное создание! Маленькая фигурка, чистое и невинное лицо… Но в ней больше энергии и силы, чем в любых десяти мужчинах из числа тех, кого он знает.
   — Нет, мэм. Нет, спасибо, — пробормотал он, торопливо размышляя, как бы получше найти к ней подход.
   — Позовите, если все же надумаете. — Эллис повернулась и пошла между столиками к бару, пожалуй, впервые за все время жизни в Вебстере не чувствуя робости.
   В этом городке ей приходилось быть крайне осмотрительной в своих желаниях и поступках. Осторожность и умение приспосабливаться являлись тем уроком, который жизнь ей преподала очень рано. Много раз в прошлые годы она чувствовала себя беспомощной, униженной. Но все это было давно, когда она еще не могла постоять за себя. Эллис вспомнила тот случай, когда впервые защитила себя и свое достоинство…
   Она улыбнулась своим приятным воспоминаниям.
   — Ну, сделала все? — спросил Таг, как обычно грубовато и равнодушно.
   — Да, сэр, — ответила она, бросив для уверенности взгляд на столики, где только что была.
   — Тогда притащи бочонок «Миллера»[2] и наполни емкости.
   — О'кей, — с готовностью согласилась девушка и отправилась выполнять приказание. Ей было не в диковинку то, что никто не благодарил ее и даже не собирался быть с нею хоть немного повежливее. К этому она привыкла. А таскать тяжести и работать на холоде — к этому ей вообще было не привыкать…
   Вообще Эллис предпочитала бессмысленную физическую работу обслуживанию посетителей, потому что она оставляла ей больше времени для строительства планов и размышлений о будущем. И ей не приходилось быть вежливой и отвечать на вопросы.
   Что там сказал этот парень, Брис? Она во всех деталях вспоминала свой разговор с ним, в то время, как сама отворяла дверь в холодную кладовую в подсобке бара. Он сказал, что слышал, как старина Таг принял на работу новенькую девушку. Интересно, сколько еще людей слышало эту новость? Не иначе, уже весь городок знает, что в «Стальном Колесе» работает новая официантка.
   Она с трудом подтащила бочонок с пивом к двери, думая о том, что будет несмотря ни на что много трудиться, чтобы заработать нужную ей сумму.
   Брис Ласалль… Его имя билось в мозгу, как весенняя солнечная бабочка. Нет! Она не должна о нем думать. Хотя в нем есть что-то такое, что ей нравится, но нельзя ему позволять слишком занять ее мысли. Не сейчас. Может потом, когда у нее появятся деньги и она сможет устроить свою жизнь. Если он еще будет поблизости…
   — Можно я тебе помогу?
   — Что?
   У нее от неожиданности перехватило дыхание и сердце упало в пятки при звуке его голоса. Брис!
   — Нет! — Эллис бросила быстрый взгляд в сторону своего хозяина. — Я могу сама.
   — Давай помогу. Это очень тяжело для тебя.
   — Нет, не тяжело. — Девушка отвернулась и стала передвигать бочонок к бару.
   — Проклятье! Ты же себе руки поотрываешь, перетаскивая его!
   Только потому, что он был посетителем и ей нужно было быть с ним вежливой, она сказала:
   — Спасибо за предложение, но я сама.
   — Да, ничего. — Его действительно не это волновало. Брис искал повод, чтобы поближе с ней познакомиться.
   — Не Надо, — Эллис уже и не знала, что ему сказать. Наконец она твердо произнесла:
   — Я не нуждаюсь в вашей помощи, мистер Ласалль. Я прекрасно все сделаю сама и не хочу, чтобы вы мне помогали.
   — Ты знаешь, все же есть разница между «не хочу» и «не нуждаюсь».
   Брис растерялся. Любая из тех девчонок, которых он знал, давно бы закатила глазки и, хихикая, отошла бы в сторону, предоставив ему возможность беспрепятственно наживать себе грыжу, перетаскивая для нее тяжести. Отказ Эллис принять его помощь привел Бриса в совершенное замешательство.
   Девушка резко повернулась к нему. У нее с языка уже готовы были сорваться слова о том, что она и не нуждается и не хочет его помощи, но в это мгновение она вспомнила, где находится.
   — Ну, пожалуйста, — сказала Эллис умоляющим тоном. — Позвольте мне работать.
   У Бриса появилось такое же выражение лица, как тогда за столом, когда он ее рассматривал. Спустя мгновение он отступил в сторону и убрал руки с бочонка.
   — Извини, — пробормотал он. — Я не хотел ничего плохого.
   Когда парень направился к своему столику, Эллис с трудом удержалась, чтобы не окликнуть его. Она хотела объяснить ему, как важно для нее не потерять работу и как очень ей нужны деньги, которые она здесь зарабатывает. И она совсем не хотела его оскорбить.
   Думая обо всем этом, Эллис должна была себе признаться, что не может припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь предлагал ей свою помощь раньше. «Все-таки он странный человек», — подумала она, возвращаясь к работе и чувствуя приятное тепло в груди.
   А Брис был смущен и… встревожен. Как же ему удастся поговорить с ней, если эта девушка не хочет иметь с ним ничего общего и даже не захотела принять от него помощь? С тех пор, как Бак сошел с дистанции, женившись на Энни, помыслы всех местных красавиц были направлены на то, чтобы зажечь венчальную свечу в руке второго из братьев Ласаллей. И Брису оставалось только наблюдать за тем, как конкурентки по очереди пытались завоевать это почетное право. Ну так почему же Эллис не желает принять участие в этом состязании?
   Больше Брис с нею не разговаривал, если не считать тихого «спасибо», когда она принесла им очередной заказ чуть позже. Но его присутствие продолжало беспокоить ее.
   Эллис не могла бы сказать, сколько раз, посмотрев в сторону столика, за которым сидел Брис, она натыкалась на его пристальный взгляд. Парень был очень красив. У нее пылало лицо и шея, руки дрожали и все внутри переворачивалось, когда она видела этого человека. Она чувствовала себя и встревоженной, и взволнованной одновременно. От его взгляда становилось тревожно на сердце, но Эллис не могла бы утверждать, что это ей не нравится. Мысли о том, что он за человек, о чем он думает и что случится, если он дотронется до нее, заняли девушку и отвлекли от ее наболевших проблем. Это был отдых от вечного беспокойства за свое будущее, отдых освежающий и укрепляющий.
   Но слишком велики заботы, чтобы позволить себе долго наслаждаться вниманием мужчины и своими фантазиями. Очень скоро ощущение беззаботности, счастья и молодого задора сменилось чувством тревоги, борьбы, которые и составляли ее жизнь.
   Когда, наконец, девушка увидела, что Брис со своим братом и друзьями уходит незадолго до закрытия бара, она испытала громадное облегчение. Ей пришло в голову, что лишь тогда, когда он исчезнет из ее поля зрения, ей удастся сосредоточиться на единственной вещи, о которой она должна думать — на деньгах.
   — Приходи завтра на час раньше и уберись в задней комнате, — сказал ей Таг Хоган, когда Эллис накинула на плечи свое толстое шерстяное пальто, уже приготовившись идти домой.
   — Да, сэр, — она была рада дополнительной работе. Но даже, несмотря на то, что хозяин замучил ее работой до смерти и задержал почти до полуночи, ей еще нельзя было уходить.
   — Мистер Хоган!
   — Ну, что? — Он продолжал считать выручку и даже не удостоил ее взглядом.
   — Не могли бы вы… Вы не знаете, нет ли где-нибудь еще работы? Днем. Что-нибудь, что я могла бы делать до того, как приходить работать в бар.
   Хоган повернул голову и одарил ее одним из своих мрачных взглядов. Девушка непроизвольно вздрогнула.
   — Может, забегаловка Лути, — наконец произнес он в своей обычной равнодушной манере. — Но не опаздывай.
   Эллис и без того знала, что ее хозяин не потерпит неповиновения и лени. То, что он ей вообще ответил, и так было неожиданно.
   — Ни в коем случае, сэр. Спасибо. Спокойной ночи!
   Ответа не последовало.
   Девушка отворила дверь и пошла прямо в ночь, чувствуя себя уставшей и постаревшей, несмотря на свои юные годы. Она едва замечала новый скрипучий снежок, припорошивший землю.
   Наконец, когда уже казалось, что ноги отвалятся от усталости, Эллис добралась до своего старенького пикапа и забралась в кабину. Там она закрыла глаза и помолилась, чтобы мотор завелся.
   Эллис уже давно вступила во владение старым грузовичком и очень хорошо выучила все причуды и выверты своевольного автомобиля. Четыре энергичных качка педали газа, резкий поворот ключа зажигания — мотор провернулся на холоде. Еще четыре нажатия, другой поворот зажигания — и обычно он начинает работать.
   Правда, для Эллис самым главным удобством грузовичка была его печка. Она работала. И зимой, и летом.
   Девушка подождала, пока прогреется мотор, посидела, закутавшись в свое пальто и думая о том, когда завтра откроется заведение Лути. Еще завтра надо будет постирать кое-что…
   Эллис отправилась в путь. Она проехала мимо корпусов Вебстер Текстайлс, пересекла железнодорожную линию и направилась к выезду из городка. Чисто автоматически она отмечала блестящие зеркальца льда на дороге и продолжала обдумывать свои планы на будущее. За этим занятием она и подкатила к дороге, ведущей от гор на юго-восток.
   Конечно, было бы здорово найти подходящее жилье — тогда можно было подыскать и третью работу.
   Эллис притормозила у знакомого поворота и свернула на пустынную заброшенную дорогу, проходящую по лесу. Проехав по ней ярдов двести, она остановилась. Ей и самой было не очень ясно, почему она вот уже вторую неделю выбирала именно это место для ночевки. Может быть, потому, что отсюда сразу видно, когда на старой, грязной дороге появляется какая-нибудь колымага, в то время как ее грузовик мог оставаться незамеченным.
   Девушка закрыла боковое окно поплотнее, оставив мотор включенным, отрегулировала печку так, чтобы ее тепло шло в кабину, и аккуратно очистила свои карманы от чаевых. При тусклом свете лампы в кабине она пересчитала деньги и, тяжело вздохнув, подвела итог — восемнадцать долларов и тридцать пять центов. Итак, ее капитал составляет сто девяносто два доллара восемьдесят один цент.