Страница:
Глава 2
Машина шла по шоссе на север. Серая от пыли лента дороги на несколько десятков сантиметров возвышалась над уровнем лежащей за пределами шоссе земли. Слева искрилась и сверкала, как переливающийся изумруд, озаренная палящим солнцем поверхность Мексиканского залива. Между шоссе и заливом по побережью шла не вызывающая интереса полоса низких мангровых деревьев, а справа мелькал заболоченный лес, но, вопреки моему ожиданию, это были не пальмы или карликовые пальмы, которые я думал встретить в этих местах, а сосны и приводящие в уныние перелески из молодой сосновой поросли.
Езда не доставляла мне удовольствия. Я вел «шевроле» на такой скорости, на какую только решил отважиться, и мягкое покачивание подвески отнюдь не давало мне ощущения безопасности. Не хватало солнцезащитных очков. Хотя солнце не ослепляло прямыми лучами, безжалостный свет этого субтропического светила, сверкающего в небе прямо над шоссе, был таким резким, что причинял боль глазам. Машина была открытой, но ветровое стекло таким большим и таким выпуклым, что затрудняло проникновение в кабину свежего воздуха и не охлаждало ее, несмотря на то, что ветер свистел в ушах: скорость превышала 130 километров в час. Там, в зале суда, температура в тени достигала почти 40 °C, а какой она была здесь, в этом открытом пекле, даже невозможно представить.
Езда не доставляла удовольствия и девушке. Она даже не побеспокоилась снова положить в сумочку барахло, которое я вытряхнул. Несколько раз, когда машина делала очередной крутой поворот, она хваталась рукой за верхнюю кромку двери, но, не считая этого, не сделала ни единого движения с тех пор, как Марбл-Спрингс остался позади. Только повязала белым шелковым шарфом светлые волосы. На меня она не взглянула ни разу, и я не представлял, какого цвета у нее глаза. И уж, конечно, не заговорила со мной. Раз или два я посмотрел на нее, но она все время смотрела вперед. Губы плотно сжаты, лицо бледное, на левой щеке горело яркое пятно. Она все еще боялась, а может, боялась более, чем когда-либо. Возможно, она думала о том, что с ней будет. Я и сам думал об этом.
Через 13 километров пути и 8 минут времени произошло то, чего я ожидал. Кто-то позаботился и быстро принял меры. Дорогу заблокировали в том месте, – где какая-то предприимчивая фирма оборудовала справа от шоссе асфальтированную площадку – место отдыха водителей – и бензоколонку, применив для этого раздробленный камень и кораллы. Поперек шоссе стояла большая черная полицейская машина, вращались сигнальные огни, горел красным светом сигнал «стоп». Слева, как раз за капотом полицейской машины, поверхность земли резко снижалась, образуя ров глубиной в 1 или 1,5 метра, который в конце немного приподнимался, переходя в мангровую поросль. Прорваться с этой стороны было невозможно. Справа дорога расширялась, образуя двор заправочной станции, где выстроились в высокую вертикальную линию черные гофрированные 200-литровые цистерны с бензином, полностью блокирующие пространство между полицейской машиной и передней линией бензонасосов, установленных параллельно шоссе.
Все, что я разглядел за 4–5 секунд, заставило меня так резко тормознуть, что «шевроле» содрогнулся и его с заклиненными намертво колесами занесло в сторону. Скорость со 110 километров упала до 50. В ушах стоял пронзительный визг шин, а сзади на сером от пыли шоссе остались черные дымящиеся следы от расплавившейся резины. Еще я успел увидеть полицейских: один согнулся за капотом полицейской машины, а голова и правая рука второго виднелись над багажником. Оба были вооружены револьверами. Третий полицейский стоял, выпрямившись во весь рост, почти полностью скрытый ближайшей цистерной с бензином. Зато его оружие было отчетливо видно. Это было самое смертоносное из всех типов оружия для стрельбы с близкой дистанции – хлопушка-дробовик с укороченным стволом и гильзами 20-го калибра, начиненными дробью среднего размера.
Скорость «шевроле» снизилась до 30 километров. До дорожного блока оставалось не более 35 метров. Револьверы полицейских нацелились мне в голову, а сами полицейские встали и вышли из укрытий. И тут боковым зрением я увидел, что девушка схватилась за ручку двери и, наполовину отвернувшись от меня, приготовилась выпрыгнуть из машины. Ни слова не говоря, я нагнулся, схватил ее за руку и с дикой силой рванул к себе. Она вскрикнула от боли. В ту же минуту я перенес свою хватку на ее плечо и притянул к себе на грудь, чтобы полицейские не осмелились выстрелить. Потом до отказа нажал на педаль газа.
– Сумасшедший! Вы убьете нас! – на какую-то долю секунды ее глаза разглядывали 200-литровые цистерны, на которые неслась машина. Выражение ужаса на лице соответствовало панике, прозвучавшей в ее голосе. Потом она закричала и отвернулась, спрятав лицо у меня на груди, ее острые ногти впились мне в плечо.
Мы врезались во вторую цистерну слева, точно угодив в нее серединой бампера.
Подсознательно я теснее прижал к себе девушку и, вцепившись в руль, приготовился к ошеломляющему оглушительному удару. Отчетливо представил себе этот удар, который раздавит меня о рулевое колесо или выбросит вперед прямо через ветровое стекло в тот самый момент, когда мертвый груз 200-килограммовой цистерны срежет болты, крепящие мотор к раме, и он, сорвавшись, пробьет кузов и врежется в кабину.
Но этого сокрушительного удара не произошло. Раздался скрежет и лязг металла; крыло машины, оторвав цистерну от земли, отбросило ее с дороги. В момент удара я подумал, что цистерна свалится на капот, разобьет ветровое стекло и пригвоздит нас к сиденью. Свободной рукой резко крутанул руль влево, и вращающаяся в воздухе цистерна, отскочив от крыла машины, исчезла из виду. Я удержал руль, выровнял машину. Цистерна была пуста. Не раздалось ни единого выстрела.
Девушка медленно подняла голову, посмотрела через мое плечо назад и уставилась на меня. Ее ногти все еще вонзались в мои плечи, но она совершенно не осознавала этого.
– Вы сумасшедший, – я едва расслышал ее хриплый шепот сквозь крещендо ревущего мотора. – Вы сумасшедший, вы наверняка сумасшедший. – Возможно, раньше ужас не коснулся ее, но теперь он овладел ею полностью.
– Отодвиньтесь от меня, леди. Вы закрываете мне видимость.
Она отодвинулась на несколько сантиметров, но глаза, полные страха, все еще были устремлены на меня. Ее било как в лихорадке.
– Вы сумасшедший, – повторила она. – Прошу, умоляю вас, выпустите меня.
– Я не сумасшедший и еще немного соображаю, мисс Рутвен. У них были не больше двух минут, чтобы соорудить это заграждение, а требуется гораздо больше двух минут, чтобы выкатить из склада шесть полных цистерн и поставить их в ряд. У той цистерны, в которую я врезался, отверстие для отсоса бензина было повернуто ко мне, и в нем не было пробки. Значит, цистерна пустая. Что же касается вашей просьбы выпустить из машины – извините, но не могу терять на это время. Оглянитесь.
Она оглянулась.
– Они… они гонятся за нами!
– А чего вы ожидали – думали, они пойдут в ресторан и выпьют по чашечке кофе?
Теперь дорога шла совсем рядом с морем, извиваясь по береговой полосе. Шоссе оказалось довольно свободным, но все-таки движение было достаточно интенсивным, и я воздерживался от того, чтобы наверстать время на крутых поворотах, где не было видимости и где я не был уверен в дорожной обстановке. Полицейская машина настигала. Ее водитель знал свою машину лучше, чем я «шевроле», да и дорога, по всей вероятности, была ему знакома как пять пальцев.
Через десять минут нас разделяло примерно 140 метров.
Последние несколько минут девушка внимательно наблюдала за преследующим нас автомобилем. Она повернулась и посмотрела на меня, сделав попытку унять дрожь в голосе. И это ей почти удалось.
– Что… что теперь произойдет?
– Все что угодно, – коротко ответил я. – Скорее всего, они пойдут на какую-нибудь грубую выходку. Думаю, происшествие у бензозаправочной станции не привело их в восторг.
Как только я произнес эти слова, один за другим, почти без интервала, раздались два или три резких, как удар хлыста, выстрела, заглушившие шелест шин и рев мотора. Я посмотрел на девушку и по выражению ее лица понял, что мне незачем пояснять, что происходит. Она и сама все отлично понимала.
– Ложитесь на пол! Ложитесь скорее и не высовывайте голову. Что бы они ни применили, пули или таран, единственный шанс для вас уцелеть – лечь на пол.
Она легла, видны остались только ее плечи и затылок. Вытащив из кармана револьвер, я быстро снял ногу с педали газа и, резко потянув на себя рукоятку, поставил машину на ручной тормоз. Неожиданная и резкая остановка машины без всякого предупреждения, так как при пользовании ручником тормозные огни, естественно, не загорелись, совершенно сбила с толку преследующего водителя и привела его в состояние паники, о чем свидетельствовал визг шин и отвратительный запах горелой резины.
Я, не прицеливаясь, выстрелил. Пуля попала точно в центр ветрового стекла. Оно лопнуло и покрылось сеткой мелких трещин. Я выстрелил снова: колеса полицейского автомобиля бешено забуксовали, машину резко занесло, и она, накренившись одним бортом, почти перегородила дорогу, попав ближайшим передним колесом в кювет на правой стороне дороги. Это было какое-то неуправляемое скольжение колес, которое могло произойти в результате того, что пуля пробила переднее колесо и шина лопнула.
Естественно, полицейские в машине остались целы и невредимы. Через пару секунд они все трое выскочили на дорогу и стали беспорядочно палить вслед нашей машине, заботясь только о том, чтобы как можно быстрее нажимать на курки. Но мы уже были в 100, а потом в 150 метрах от них, и с такого расстояния они могли стрелять в нашу машину из своих пистолетов и карабинов с таким же успехом, как забрасывать ее камнями.
Через несколько секунд мы скрылись за поворотом и потеряли полицейских из виду.
– Порядок. Война окончена. Вы можете подняться, мисс Рутвен.
Она выпрямилась и снова села на сиденье. Несколько прядей волос упали ей на лицо. Она сняла шелковый шарф, поправила волосы и снова повязала его. Женщины, подумал я, если даже будут падать со скалы, но им станет известно, что у подножья ждет общество, обязательно причешут волосы в полете.
Завязав шарф, она, не глядя на меня, покорно сказала:
– Спасибо, что заставили меня лечь. Меня… меня могли бы убить.
– Это верно, могли бы, – пришлось безразлично согласиться. – Но я думал о себе, леди, а не о вас. Вы сами и ваше здоровье тесно связаны с моим благополучием. Если рядом со мной не будет живой охранной грамоты, они применят все что угодно, начиная от ручной гранаты и кончая залпом из военно-морского орудия диаметром 350 мм, только бы остановить меня.
– Значит, они пытались попасть в нас, они пытались убить нас? – ее голос задрожал, и она кивнула, указывая на дырку от пули в ветровом стекле. – Я сидела как раз напротив.
– Именно так. Один шанс из тысячи. Вероятно, у них был приказ не стрелять в вас, но они так разозлились на меня за то, что я натворил, когда прорывался через заграждение, что забыли о приказе. А возможно, они охотились за одним из наших задних колес, чтобы воспользоваться нашей покрышкой. Вообще-то тяжело стрелять из автомобиля, который движется с такой скоростью, как их полицейская машина. А может, они вообще не умеют метко стрелять.
Встречных машин было мало – две или три через каждые полтора километра, но и этого было больше чем достаточно для нарушения моего спокойствия. В большинстве автомобилей были семьи, отправляющиеся отдыхать, или группы студентов, едущих на каникулы. И подобно всем людям, получившим возможность проводить время в праздности, они не только живо интересовались всем, что встречали на пути, но к тому же имели и время и желание удовлетворить свое любопытство. Почти каждая машина снижала скорость, поравнявшись с нашей, и в зеркало заднего обзора я видел, как на трех или четырех машинах загорался красный свет, когда водитель нажимал на тормоз. Машины останавливались, и сидящие в них люди оборачивались нам вслед. Фильмы, сделанные в Голливуде, и тысячи телефильмов способствовали тому, что пробитое пулей ветровое стекло стало объектом, на который с готовностью обращали внимание миллионы людей.
Одно это не способствовало сносному настроению. А еще хуже была уверенность в том, что в любую минуту каждая местная радиостанция, находящаяся на расстоянии 150 км, передаст в новостях дня сообщение о том, что произошло в зале суда в Марбл-Спрингсе, и даст подробное описание «шевроле», моей персоны и девушки, сидящей рядом.
Добрая половина людей, едущих во встречных машинах, вероятно, включает в пути радио и слушает бесконечные программы, передающие песни менестрелей, любимую всеми игру на гитаре и народные песни, транслируемые местными радиостанциями. Ну и, конечно, новости дня. Если в сводке новостей передадут обо мне и если хотя бы в одной из встречных машин за рулем будет сидеть псих, который опознает мою машину, то он может увязаться за нами только для того, чтобы показать своей жене и детям, какой он герой, тогда как они даже не подозревают об этом.
Я взял все еще пустую сумочку, сунул внутрь правую руку, сжал ее в кулак и, размахнувшись, ударил в центр лобового стекла. Теперь вместо маленького круглого отверстия от пули появилась дыра, которая была раз в 100 больше, но зато теперь разбитое ветровое стекло уже ни у кого не вызовет подозрений. В те дни ветровые стекла изготовлялись из специального закаленного стекла и разбивались самым таинственным образом, что не вызывало никаких комментариев. Разбитые ветровые стекла не являлись большой редкостью. Причиной мог быть отлетевший из-под колес камень, внезапное резкое изменение температуры и даже слишком громкий звук при критически высокой частоте.
И все же предпринятой меры предосторожности было явно недостаточно, и я знал это. Знал, что не смогу намеренно разбитым стеклом отвлечь все подозрения. Внезапно в порядком наскучившую музыкальную программу, передаваемую по имеющемуся в «шевроле» приемнику, ворвалась взволнованная скороговорка неясных голосов. Затем чей-то голос передал краткую, но весьма приукрашенную сводку о моем побеге, предупредив дорожную полицию, чтобы она при обнаружении «шевроле» немедленно доложила об этом. Стало ясно, что надо освободиться от «шевроле», и освободиться немедленно. Было очень жарко. Главное шоссе шло с севера на юг. Возможность избежать опознания полностью исключалась. Я должен был найти новую машину. И найти ее как можно скорее.
Я нашел ее через несколько минут. Мы проезжали по улице одного из новых городов, которые, как грибы, дюжинами вырастали вдоль побережья Флориды. Тут я услышал сигнал и менее чем в 200 метрах за ограничительной зоной увидел стоянку, расположенную между берегом моря и дорогой. На стоянке – три машины. Очевидно, какая-то компания вместе путешествовала, так как через просветы между деревьями и низким кустарником, росшими вокруг, виднелась группа людей из 7–8 человек, спускающаяся вниз, к берегу, на расстоянии около 300 метров от нас. Люди несли гриль для жарки мяса на вертеле, плиту и сумки с продуктами. У меня сложилось впечатление, что они решили устроить здесь привал.
Выпрыгнув из «шевроле» и прихватив с собой девушку, быстро осмотрел все три автомобиля. Два – с откидывающимся верхом, третий – спортивный. Машины стояли с открытым верхом. Ни в одной из машин не было ключей зажигания, но владелец спортивного автомобиля, как обычно поступают многие водители, держал запасные ключи в вещевом отсеке, расположенном рядом с рулевой колонкой. Ключи были прикрыты сложенной вчетверо замшевой салфеткой.
Я мог бы сесть в этот спортивный автомобиль и укатить, бросив «шевроле». Но это было бы весьма неразумно. Пока «шевроле» в розыске, все силы будут сконцентрированы на ней. Тогда обычному автомобильному вору достанется не очень много внимания. Когда же найдут «шевроле», по всему штату начнут разыскивать спортивный автомобиль.
Через 30 секунд я отвел «шевроле» в городок. При первом съезде с шоссе снизил скорость и поехал по бетонной дорожке, ведущей к первому дому, окна которого были обращены в сторону залива. Никого вокруг не было, и я ни минуты не колебался: въехал в открытую дверь гаража, выключил мотор и быстро закрыл дверь.
Через две-три минуты любому человеку потребовалось бы очень внимательно рассмотреть нас, прежде чем у него возникли какие-либо подозрения. Одного взгляда для этого было уже недостаточно. По странному стечению обстоятельств, на девушке была зеленая блузка с короткими рукавами, цвет которой был точно таким, как цвет моего костюма. По радио уже дважды сообщали об этом факте. Достаточно первой беглой проверки, и мы разоблачены. Но теперь этой блузки на девушке уже не было.
Теперь ее украшал белый купальник, оказавшийся под блузкой. В этот ослепительный солнечный полдень большинство девушек ходили в купальниках, и мою блондинку невозможно стало отличить от тысячи других абсолютно похожих на нее молоденьких женщин. Что же касается зеленой блузки, то ее спрятали внутрь моего пиджака, который висел на руке серой подкладкой наружу. А галстук я снял и сунул в карман. Взяв ее шелковый шарф, набросил его себе на голову, незавязанные концы свешивались справа спереди, прикрывая шрам. Меня могли бы выдать рыжие волосы на висках, так как они виднелись из-под шарфа. Но к этому времени я догадался намочить ее тушь и покрасить волосы. Никогда в жизни не видел прически такого странного цвета, но главное – он не был рыжим.
Пистолет лежал между блузкой и пиджаком.
Мы шли очень медленно, чтобы моя хромота не бросалась в глаза. Через три минуты подошли к спортивному автомобилю. Он, как и полицейский автомобиль, который мы спрятали в гараже, оказался «шевроле» с точно таким же мотором. На этом сходство кончалось. Это был двухместный автомобиль с пластмассовым кузовом. Я водил такой в Европе и знал, что его рекламируемая скорость 120 километров соответствовала действительности.
Подождав, пока тяжелый, нагруженный гравием грузовик подъедет к нам, под стук его колес я завел спортивный автомобиль и быстро поехал вслед за грузовиком. На лице девушки появилось удивление, когда мы поехали в том же направлении, откуда недавно прибыли.
– Знаю, что вы хотите сказать. Ну что же, повторите еще раз, что я сумасшедший. Только это не так. Следующее заграждение будет установлено где-нибудь поблизости, в направлении на север. И оно будет фундаментальным, а не таким, как прошлый раз. Это заграждение сможет остановить пятидесятитонный танк. Возможно, они решат, что я, боясь натолкнуться на мощное заграждение, сверну с шоссе на одну из проселочных дорог и по бездорожью поеду на восток. По крайней мере, на их месте я решил бы именно так. На востоке самая подходящая местность, чтобы скрыться. И потому мы едем на юг. До этого они не додумаются. А потом на несколько дней где-нибудь спрячемся.
– Спрячемся? Где? Где вы можете спрятаться? – Я промолчал, и она заговорила снова: – Выпустите меня! Пожалуйста! Теперь вы в безопасности. Вы ведь знаете, что в безопасности. Вы ведь уверены в себе! Иначе бы не поехали на юг. Пожалуйста!
– Не смешите меня. Если отпустить вас, то уже через десять минут каждый полицейский в штате будет знать, какой у меня автомобиль и в каком направлении я еду! Видимо, вы действительно считаете меня сумасшедшим.
– Но вы же не можете доверять мне, – настаивала она. За двадцать минут я никого не застрелил, она уже не боялась, по крайней мере была не так напугана, чтобы страх помешал ей рассуждать логически. – Откуда знаете, что я не подам людям какого-нибудь знака, не закричу, когда, например, остановимся перед светофором? А может быть, я… я ударю вас, когда отвернетесь? Откуда знаете…
– Тот молодой полицейский, Доннелли, – некстати вспомнил я. – Интересно, успели ли доктора оказать ему помощь?
Она поняла меня. Ее порозовевшие было щеки снова побледнели. Она была храброй девушкой, только эта храбрость могла оказать ей плохую услугу.
– Мой отец – больной человек, мистер Тальбот, – впервые она обратилась ко мне по фамилии, к тому же я оценил ее вежливое обращение «мистер». – Я очень боюсь, думая о том, что случится с ним, когда он узнает… У него такое больное сердце и…
– А у меня жена и четверо умирающих от голода детишек, – перебил я. – Мы не можем утирать друг другу слезы. Успокойтесь.
Она не сказала ни слова, она молчала даже тогда, когда я через несколько минут подъехал к аптеке, остановил машину, вошел внутрь и позвонил по телефону. Она была со мной. Достаточно далеко, чтобы не слышать, о чем речь, но достаточно близко, чтобы видеть пистолет под переброшенным через руку пиджаком. Выходя из аптеки, я купил сигареты. Продавец посмотрел сначала на меня, а потом на стоящий у аптеки автомобиль.
– Слишком жаркий день для езды на машине, мистер. Издалека едете?
– Нет, всего-навсего с Чиликутского озера. – В 5–6 километров к северу я видел знак поворота на озеро. Меня передергивало от тщетных попыток говорить с американским акцентом. – Решил порыбачить.
– Порыбачить, да? – тон его был вполне миролюбивым, чего нельзя сказать о косых взглядах, которые он то и дело бросал на сидящую рядом со мной девушку. Но мои инстинкты в тот день временно бездействовали, и поэтому я не обратил на это внимания. – И каков же улов? Удалось что-нибудь поймать?
– Так, мелочь, – у меня не было ни малейшего представления о том, какая рыба водится в этом озере, если вообще она там водилась. И тут мне показалось совершенно невероятным, чтобы какой-нибудь чудак стал ловить рыбу в мелком заболоченном озере, когда весь Мексиканский залив лежал у его ног. – Ко всему прочему, лишился даже этой мелкой рыбешки, – мой голос стал резче, словно я вспомнил ту злость, которую почувствовал, когда это произошло. – На минуту поставил корзинку с рыбой на землю, и тут какой-то сумасшедший проехался по ней со скоростью 130 километров. И прости-прощай жареная рыбка! К тому же на проселочных дорогах такая пыль, что не смог разглядеть номер его машины.
– Этот номер легко установить, – внезапно он стал внимательно смотреть вперед, а потом спросил: – Какой марки тот автомобиль, мистер?
– «Шевроле». Голубого цвета. С разбитым ветровым стеклом. А в чем дело?
– В чем дело, – повторил он. – Уж не хотите ли сказать, что вы не… вы видели парня, который сидел за рулем?
– Нет. Он слишком быстро гнал машину. Видел, что он рыжий с пышной копной волос, но…
– Рыжий. Чиликутское озеро. Господи! – он повернулся и побежал к телефону.
Мы вышли на залитую солнцем улицу.
– Вы ничего не упустили по дороге, – сказала девушка. – Как вам удается сохранять такое хладнокровие? Он же мог узнать…
– Садитесь в машину. Узнать меня? Он был занят только тем, что разглядывал вас. Когда шили купальник, материала, наверное, было в обрез, но они решили продолжить свою работу и в любом случае закончить ее.
Мы сели в машину и тронулись. Через шесть километров подъехали к месту, которое я заметил еще по дороге на север. Это была затененная пальмами стоянка, расположенная между шоссе и берегом залива. Под временно сооруженной деревянной аркой висел указатель, на котором крупными буквами было написано: «Строительная компания Годвелла», а под ним еще более крупными буквами: «Полицейский пост. Проезжайте под арку».
Я проехал под арку. На стоянке было около 15 или 20 машин. Некоторые люди устроились на скамейках, но большинство все еще сидело в машинах, наблюдая за изготовлением фундаментов, предназначенных для дальнейшей застройки нового города и расширения строительства в сторону залива. Четыре громадные драги, смонтированные на гусеничном ходу, с мощными, тяжеловесными, медленно передвигающимися ковшами вырывали со дня залива огромные глыбы коралловых рифов и сбрасывали их к строящемуся пирсу. Один из пирсов широкой лентой уходил прямо в море. Он должен был стать новой улицей города. Два других были поменьше и располагались справа от основного. Они предназначались для строительства домов, снабженных индивидуальными пристанями. Четвертый пирс представлял собой большую петлю, уходящую на север и постепенно изгибающуюся обратно к берегу. Вероятно, это была гавань для яхт. Этот процесс – процесс создания города из дна моря – был увлекательнейшим зрелищем, но у меня не было настроения восхищаться им.
Поставив машину между двумя пустыми автомобилями с открывающимся верхом, я открыл пачку только что купленных сигарет и закурил. Девушка полуобернулась и удивленно посмотрела на меня.
– Неужели именно это место вы имели в виду, думая о том, где спрятаться?
– Да, это, – подтвердил я.
– Вы намерены остаться здесь?
– А чем это место не пришлось вам по вкусу?
– Но разве вы не видите, сколько здесь народу? Здесь же все увидят вас… В двадцати метрах отсюда любой полицейский патруль…
– И вам непонятно, почему я остановился именно здесь? Каждый человек будет рассуждать, как вы. Ни один здравомыслящий человек, за которым гонится полиция, не сунется сюда. Значит, это идеальное место для того, чтобы переждать. Именно здесь мы и останемся.
– Вы не сможете находиться здесь длительное время, – убежденно сказала она.
Езда не доставляла мне удовольствия. Я вел «шевроле» на такой скорости, на какую только решил отважиться, и мягкое покачивание подвески отнюдь не давало мне ощущения безопасности. Не хватало солнцезащитных очков. Хотя солнце не ослепляло прямыми лучами, безжалостный свет этого субтропического светила, сверкающего в небе прямо над шоссе, был таким резким, что причинял боль глазам. Машина была открытой, но ветровое стекло таким большим и таким выпуклым, что затрудняло проникновение в кабину свежего воздуха и не охлаждало ее, несмотря на то, что ветер свистел в ушах: скорость превышала 130 километров в час. Там, в зале суда, температура в тени достигала почти 40 °C, а какой она была здесь, в этом открытом пекле, даже невозможно представить.
Езда не доставляла удовольствия и девушке. Она даже не побеспокоилась снова положить в сумочку барахло, которое я вытряхнул. Несколько раз, когда машина делала очередной крутой поворот, она хваталась рукой за верхнюю кромку двери, но, не считая этого, не сделала ни единого движения с тех пор, как Марбл-Спрингс остался позади. Только повязала белым шелковым шарфом светлые волосы. На меня она не взглянула ни разу, и я не представлял, какого цвета у нее глаза. И уж, конечно, не заговорила со мной. Раз или два я посмотрел на нее, но она все время смотрела вперед. Губы плотно сжаты, лицо бледное, на левой щеке горело яркое пятно. Она все еще боялась, а может, боялась более, чем когда-либо. Возможно, она думала о том, что с ней будет. Я и сам думал об этом.
Через 13 километров пути и 8 минут времени произошло то, чего я ожидал. Кто-то позаботился и быстро принял меры. Дорогу заблокировали в том месте, – где какая-то предприимчивая фирма оборудовала справа от шоссе асфальтированную площадку – место отдыха водителей – и бензоколонку, применив для этого раздробленный камень и кораллы. Поперек шоссе стояла большая черная полицейская машина, вращались сигнальные огни, горел красным светом сигнал «стоп». Слева, как раз за капотом полицейской машины, поверхность земли резко снижалась, образуя ров глубиной в 1 или 1,5 метра, который в конце немного приподнимался, переходя в мангровую поросль. Прорваться с этой стороны было невозможно. Справа дорога расширялась, образуя двор заправочной станции, где выстроились в высокую вертикальную линию черные гофрированные 200-литровые цистерны с бензином, полностью блокирующие пространство между полицейской машиной и передней линией бензонасосов, установленных параллельно шоссе.
Все, что я разглядел за 4–5 секунд, заставило меня так резко тормознуть, что «шевроле» содрогнулся и его с заклиненными намертво колесами занесло в сторону. Скорость со 110 километров упала до 50. В ушах стоял пронзительный визг шин, а сзади на сером от пыли шоссе остались черные дымящиеся следы от расплавившейся резины. Еще я успел увидеть полицейских: один согнулся за капотом полицейской машины, а голова и правая рука второго виднелись над багажником. Оба были вооружены револьверами. Третий полицейский стоял, выпрямившись во весь рост, почти полностью скрытый ближайшей цистерной с бензином. Зато его оружие было отчетливо видно. Это было самое смертоносное из всех типов оружия для стрельбы с близкой дистанции – хлопушка-дробовик с укороченным стволом и гильзами 20-го калибра, начиненными дробью среднего размера.
Скорость «шевроле» снизилась до 30 километров. До дорожного блока оставалось не более 35 метров. Револьверы полицейских нацелились мне в голову, а сами полицейские встали и вышли из укрытий. И тут боковым зрением я увидел, что девушка схватилась за ручку двери и, наполовину отвернувшись от меня, приготовилась выпрыгнуть из машины. Ни слова не говоря, я нагнулся, схватил ее за руку и с дикой силой рванул к себе. Она вскрикнула от боли. В ту же минуту я перенес свою хватку на ее плечо и притянул к себе на грудь, чтобы полицейские не осмелились выстрелить. Потом до отказа нажал на педаль газа.
– Сумасшедший! Вы убьете нас! – на какую-то долю секунды ее глаза разглядывали 200-литровые цистерны, на которые неслась машина. Выражение ужаса на лице соответствовало панике, прозвучавшей в ее голосе. Потом она закричала и отвернулась, спрятав лицо у меня на груди, ее острые ногти впились мне в плечо.
Мы врезались во вторую цистерну слева, точно угодив в нее серединой бампера.
Подсознательно я теснее прижал к себе девушку и, вцепившись в руль, приготовился к ошеломляющему оглушительному удару. Отчетливо представил себе этот удар, который раздавит меня о рулевое колесо или выбросит вперед прямо через ветровое стекло в тот самый момент, когда мертвый груз 200-килограммовой цистерны срежет болты, крепящие мотор к раме, и он, сорвавшись, пробьет кузов и врежется в кабину.
Но этого сокрушительного удара не произошло. Раздался скрежет и лязг металла; крыло машины, оторвав цистерну от земли, отбросило ее с дороги. В момент удара я подумал, что цистерна свалится на капот, разобьет ветровое стекло и пригвоздит нас к сиденью. Свободной рукой резко крутанул руль влево, и вращающаяся в воздухе цистерна, отскочив от крыла машины, исчезла из виду. Я удержал руль, выровнял машину. Цистерна была пуста. Не раздалось ни единого выстрела.
Девушка медленно подняла голову, посмотрела через мое плечо назад и уставилась на меня. Ее ногти все еще вонзались в мои плечи, но она совершенно не осознавала этого.
– Вы сумасшедший, – я едва расслышал ее хриплый шепот сквозь крещендо ревущего мотора. – Вы сумасшедший, вы наверняка сумасшедший. – Возможно, раньше ужас не коснулся ее, но теперь он овладел ею полностью.
– Отодвиньтесь от меня, леди. Вы закрываете мне видимость.
Она отодвинулась на несколько сантиметров, но глаза, полные страха, все еще были устремлены на меня. Ее било как в лихорадке.
– Вы сумасшедший, – повторила она. – Прошу, умоляю вас, выпустите меня.
– Я не сумасшедший и еще немного соображаю, мисс Рутвен. У них были не больше двух минут, чтобы соорудить это заграждение, а требуется гораздо больше двух минут, чтобы выкатить из склада шесть полных цистерн и поставить их в ряд. У той цистерны, в которую я врезался, отверстие для отсоса бензина было повернуто ко мне, и в нем не было пробки. Значит, цистерна пустая. Что же касается вашей просьбы выпустить из машины – извините, но не могу терять на это время. Оглянитесь.
Она оглянулась.
– Они… они гонятся за нами!
– А чего вы ожидали – думали, они пойдут в ресторан и выпьют по чашечке кофе?
Теперь дорога шла совсем рядом с морем, извиваясь по береговой полосе. Шоссе оказалось довольно свободным, но все-таки движение было достаточно интенсивным, и я воздерживался от того, чтобы наверстать время на крутых поворотах, где не было видимости и где я не был уверен в дорожной обстановке. Полицейская машина настигала. Ее водитель знал свою машину лучше, чем я «шевроле», да и дорога, по всей вероятности, была ему знакома как пять пальцев.
Через десять минут нас разделяло примерно 140 метров.
Последние несколько минут девушка внимательно наблюдала за преследующим нас автомобилем. Она повернулась и посмотрела на меня, сделав попытку унять дрожь в голосе. И это ей почти удалось.
– Что… что теперь произойдет?
– Все что угодно, – коротко ответил я. – Скорее всего, они пойдут на какую-нибудь грубую выходку. Думаю, происшествие у бензозаправочной станции не привело их в восторг.
Как только я произнес эти слова, один за другим, почти без интервала, раздались два или три резких, как удар хлыста, выстрела, заглушившие шелест шин и рев мотора. Я посмотрел на девушку и по выражению ее лица понял, что мне незачем пояснять, что происходит. Она и сама все отлично понимала.
– Ложитесь на пол! Ложитесь скорее и не высовывайте голову. Что бы они ни применили, пули или таран, единственный шанс для вас уцелеть – лечь на пол.
Она легла, видны остались только ее плечи и затылок. Вытащив из кармана револьвер, я быстро снял ногу с педали газа и, резко потянув на себя рукоятку, поставил машину на ручной тормоз. Неожиданная и резкая остановка машины без всякого предупреждения, так как при пользовании ручником тормозные огни, естественно, не загорелись, совершенно сбила с толку преследующего водителя и привела его в состояние паники, о чем свидетельствовал визг шин и отвратительный запах горелой резины.
Я, не прицеливаясь, выстрелил. Пуля попала точно в центр ветрового стекла. Оно лопнуло и покрылось сеткой мелких трещин. Я выстрелил снова: колеса полицейского автомобиля бешено забуксовали, машину резко занесло, и она, накренившись одним бортом, почти перегородила дорогу, попав ближайшим передним колесом в кювет на правой стороне дороги. Это было какое-то неуправляемое скольжение колес, которое могло произойти в результате того, что пуля пробила переднее колесо и шина лопнула.
Естественно, полицейские в машине остались целы и невредимы. Через пару секунд они все трое выскочили на дорогу и стали беспорядочно палить вслед нашей машине, заботясь только о том, чтобы как можно быстрее нажимать на курки. Но мы уже были в 100, а потом в 150 метрах от них, и с такого расстояния они могли стрелять в нашу машину из своих пистолетов и карабинов с таким же успехом, как забрасывать ее камнями.
Через несколько секунд мы скрылись за поворотом и потеряли полицейских из виду.
– Порядок. Война окончена. Вы можете подняться, мисс Рутвен.
Она выпрямилась и снова села на сиденье. Несколько прядей волос упали ей на лицо. Она сняла шелковый шарф, поправила волосы и снова повязала его. Женщины, подумал я, если даже будут падать со скалы, но им станет известно, что у подножья ждет общество, обязательно причешут волосы в полете.
Завязав шарф, она, не глядя на меня, покорно сказала:
– Спасибо, что заставили меня лечь. Меня… меня могли бы убить.
– Это верно, могли бы, – пришлось безразлично согласиться. – Но я думал о себе, леди, а не о вас. Вы сами и ваше здоровье тесно связаны с моим благополучием. Если рядом со мной не будет живой охранной грамоты, они применят все что угодно, начиная от ручной гранаты и кончая залпом из военно-морского орудия диаметром 350 мм, только бы остановить меня.
– Значит, они пытались попасть в нас, они пытались убить нас? – ее голос задрожал, и она кивнула, указывая на дырку от пули в ветровом стекле. – Я сидела как раз напротив.
– Именно так. Один шанс из тысячи. Вероятно, у них был приказ не стрелять в вас, но они так разозлились на меня за то, что я натворил, когда прорывался через заграждение, что забыли о приказе. А возможно, они охотились за одним из наших задних колес, чтобы воспользоваться нашей покрышкой. Вообще-то тяжело стрелять из автомобиля, который движется с такой скоростью, как их полицейская машина. А может, они вообще не умеют метко стрелять.
Встречных машин было мало – две или три через каждые полтора километра, но и этого было больше чем достаточно для нарушения моего спокойствия. В большинстве автомобилей были семьи, отправляющиеся отдыхать, или группы студентов, едущих на каникулы. И подобно всем людям, получившим возможность проводить время в праздности, они не только живо интересовались всем, что встречали на пути, но к тому же имели и время и желание удовлетворить свое любопытство. Почти каждая машина снижала скорость, поравнявшись с нашей, и в зеркало заднего обзора я видел, как на трех или четырех машинах загорался красный свет, когда водитель нажимал на тормоз. Машины останавливались, и сидящие в них люди оборачивались нам вслед. Фильмы, сделанные в Голливуде, и тысячи телефильмов способствовали тому, что пробитое пулей ветровое стекло стало объектом, на который с готовностью обращали внимание миллионы людей.
Одно это не способствовало сносному настроению. А еще хуже была уверенность в том, что в любую минуту каждая местная радиостанция, находящаяся на расстоянии 150 км, передаст в новостях дня сообщение о том, что произошло в зале суда в Марбл-Спрингсе, и даст подробное описание «шевроле», моей персоны и девушки, сидящей рядом.
Добрая половина людей, едущих во встречных машинах, вероятно, включает в пути радио и слушает бесконечные программы, передающие песни менестрелей, любимую всеми игру на гитаре и народные песни, транслируемые местными радиостанциями. Ну и, конечно, новости дня. Если в сводке новостей передадут обо мне и если хотя бы в одной из встречных машин за рулем будет сидеть псих, который опознает мою машину, то он может увязаться за нами только для того, чтобы показать своей жене и детям, какой он герой, тогда как они даже не подозревают об этом.
Я взял все еще пустую сумочку, сунул внутрь правую руку, сжал ее в кулак и, размахнувшись, ударил в центр лобового стекла. Теперь вместо маленького круглого отверстия от пули появилась дыра, которая была раз в 100 больше, но зато теперь разбитое ветровое стекло уже ни у кого не вызовет подозрений. В те дни ветровые стекла изготовлялись из специального закаленного стекла и разбивались самым таинственным образом, что не вызывало никаких комментариев. Разбитые ветровые стекла не являлись большой редкостью. Причиной мог быть отлетевший из-под колес камень, внезапное резкое изменение температуры и даже слишком громкий звук при критически высокой частоте.
И все же предпринятой меры предосторожности было явно недостаточно, и я знал это. Знал, что не смогу намеренно разбитым стеклом отвлечь все подозрения. Внезапно в порядком наскучившую музыкальную программу, передаваемую по имеющемуся в «шевроле» приемнику, ворвалась взволнованная скороговорка неясных голосов. Затем чей-то голос передал краткую, но весьма приукрашенную сводку о моем побеге, предупредив дорожную полицию, чтобы она при обнаружении «шевроле» немедленно доложила об этом. Стало ясно, что надо освободиться от «шевроле», и освободиться немедленно. Было очень жарко. Главное шоссе шло с севера на юг. Возможность избежать опознания полностью исключалась. Я должен был найти новую машину. И найти ее как можно скорее.
Я нашел ее через несколько минут. Мы проезжали по улице одного из новых городов, которые, как грибы, дюжинами вырастали вдоль побережья Флориды. Тут я услышал сигнал и менее чем в 200 метрах за ограничительной зоной увидел стоянку, расположенную между берегом моря и дорогой. На стоянке – три машины. Очевидно, какая-то компания вместе путешествовала, так как через просветы между деревьями и низким кустарником, росшими вокруг, виднелась группа людей из 7–8 человек, спускающаяся вниз, к берегу, на расстоянии около 300 метров от нас. Люди несли гриль для жарки мяса на вертеле, плиту и сумки с продуктами. У меня сложилось впечатление, что они решили устроить здесь привал.
Выпрыгнув из «шевроле» и прихватив с собой девушку, быстро осмотрел все три автомобиля. Два – с откидывающимся верхом, третий – спортивный. Машины стояли с открытым верхом. Ни в одной из машин не было ключей зажигания, но владелец спортивного автомобиля, как обычно поступают многие водители, держал запасные ключи в вещевом отсеке, расположенном рядом с рулевой колонкой. Ключи были прикрыты сложенной вчетверо замшевой салфеткой.
Я мог бы сесть в этот спортивный автомобиль и укатить, бросив «шевроле». Но это было бы весьма неразумно. Пока «шевроле» в розыске, все силы будут сконцентрированы на ней. Тогда обычному автомобильному вору достанется не очень много внимания. Когда же найдут «шевроле», по всему штату начнут разыскивать спортивный автомобиль.
Через 30 секунд я отвел «шевроле» в городок. При первом съезде с шоссе снизил скорость и поехал по бетонной дорожке, ведущей к первому дому, окна которого были обращены в сторону залива. Никого вокруг не было, и я ни минуты не колебался: въехал в открытую дверь гаража, выключил мотор и быстро закрыл дверь.
Через две-три минуты любому человеку потребовалось бы очень внимательно рассмотреть нас, прежде чем у него возникли какие-либо подозрения. Одного взгляда для этого было уже недостаточно. По странному стечению обстоятельств, на девушке была зеленая блузка с короткими рукавами, цвет которой был точно таким, как цвет моего костюма. По радио уже дважды сообщали об этом факте. Достаточно первой беглой проверки, и мы разоблачены. Но теперь этой блузки на девушке уже не было.
Теперь ее украшал белый купальник, оказавшийся под блузкой. В этот ослепительный солнечный полдень большинство девушек ходили в купальниках, и мою блондинку невозможно стало отличить от тысячи других абсолютно похожих на нее молоденьких женщин. Что же касается зеленой блузки, то ее спрятали внутрь моего пиджака, который висел на руке серой подкладкой наружу. А галстук я снял и сунул в карман. Взяв ее шелковый шарф, набросил его себе на голову, незавязанные концы свешивались справа спереди, прикрывая шрам. Меня могли бы выдать рыжие волосы на висках, так как они виднелись из-под шарфа. Но к этому времени я догадался намочить ее тушь и покрасить волосы. Никогда в жизни не видел прически такого странного цвета, но главное – он не был рыжим.
Пистолет лежал между блузкой и пиджаком.
Мы шли очень медленно, чтобы моя хромота не бросалась в глаза. Через три минуты подошли к спортивному автомобилю. Он, как и полицейский автомобиль, который мы спрятали в гараже, оказался «шевроле» с точно таким же мотором. На этом сходство кончалось. Это был двухместный автомобиль с пластмассовым кузовом. Я водил такой в Европе и знал, что его рекламируемая скорость 120 километров соответствовала действительности.
Подождав, пока тяжелый, нагруженный гравием грузовик подъедет к нам, под стук его колес я завел спортивный автомобиль и быстро поехал вслед за грузовиком. На лице девушки появилось удивление, когда мы поехали в том же направлении, откуда недавно прибыли.
– Знаю, что вы хотите сказать. Ну что же, повторите еще раз, что я сумасшедший. Только это не так. Следующее заграждение будет установлено где-нибудь поблизости, в направлении на север. И оно будет фундаментальным, а не таким, как прошлый раз. Это заграждение сможет остановить пятидесятитонный танк. Возможно, они решат, что я, боясь натолкнуться на мощное заграждение, сверну с шоссе на одну из проселочных дорог и по бездорожью поеду на восток. По крайней мере, на их месте я решил бы именно так. На востоке самая подходящая местность, чтобы скрыться. И потому мы едем на юг. До этого они не додумаются. А потом на несколько дней где-нибудь спрячемся.
– Спрячемся? Где? Где вы можете спрятаться? – Я промолчал, и она заговорила снова: – Выпустите меня! Пожалуйста! Теперь вы в безопасности. Вы ведь знаете, что в безопасности. Вы ведь уверены в себе! Иначе бы не поехали на юг. Пожалуйста!
– Не смешите меня. Если отпустить вас, то уже через десять минут каждый полицейский в штате будет знать, какой у меня автомобиль и в каком направлении я еду! Видимо, вы действительно считаете меня сумасшедшим.
– Но вы же не можете доверять мне, – настаивала она. За двадцать минут я никого не застрелил, она уже не боялась, по крайней мере была не так напугана, чтобы страх помешал ей рассуждать логически. – Откуда знаете, что я не подам людям какого-нибудь знака, не закричу, когда, например, остановимся перед светофором? А может быть, я… я ударю вас, когда отвернетесь? Откуда знаете…
– Тот молодой полицейский, Доннелли, – некстати вспомнил я. – Интересно, успели ли доктора оказать ему помощь?
Она поняла меня. Ее порозовевшие было щеки снова побледнели. Она была храброй девушкой, только эта храбрость могла оказать ей плохую услугу.
– Мой отец – больной человек, мистер Тальбот, – впервые она обратилась ко мне по фамилии, к тому же я оценил ее вежливое обращение «мистер». – Я очень боюсь, думая о том, что случится с ним, когда он узнает… У него такое больное сердце и…
– А у меня жена и четверо умирающих от голода детишек, – перебил я. – Мы не можем утирать друг другу слезы. Успокойтесь.
Она не сказала ни слова, она молчала даже тогда, когда я через несколько минут подъехал к аптеке, остановил машину, вошел внутрь и позвонил по телефону. Она была со мной. Достаточно далеко, чтобы не слышать, о чем речь, но достаточно близко, чтобы видеть пистолет под переброшенным через руку пиджаком. Выходя из аптеки, я купил сигареты. Продавец посмотрел сначала на меня, а потом на стоящий у аптеки автомобиль.
– Слишком жаркий день для езды на машине, мистер. Издалека едете?
– Нет, всего-навсего с Чиликутского озера. – В 5–6 километров к северу я видел знак поворота на озеро. Меня передергивало от тщетных попыток говорить с американским акцентом. – Решил порыбачить.
– Порыбачить, да? – тон его был вполне миролюбивым, чего нельзя сказать о косых взглядах, которые он то и дело бросал на сидящую рядом со мной девушку. Но мои инстинкты в тот день временно бездействовали, и поэтому я не обратил на это внимания. – И каков же улов? Удалось что-нибудь поймать?
– Так, мелочь, – у меня не было ни малейшего представления о том, какая рыба водится в этом озере, если вообще она там водилась. И тут мне показалось совершенно невероятным, чтобы какой-нибудь чудак стал ловить рыбу в мелком заболоченном озере, когда весь Мексиканский залив лежал у его ног. – Ко всему прочему, лишился даже этой мелкой рыбешки, – мой голос стал резче, словно я вспомнил ту злость, которую почувствовал, когда это произошло. – На минуту поставил корзинку с рыбой на землю, и тут какой-то сумасшедший проехался по ней со скоростью 130 километров. И прости-прощай жареная рыбка! К тому же на проселочных дорогах такая пыль, что не смог разглядеть номер его машины.
– Этот номер легко установить, – внезапно он стал внимательно смотреть вперед, а потом спросил: – Какой марки тот автомобиль, мистер?
– «Шевроле». Голубого цвета. С разбитым ветровым стеклом. А в чем дело?
– В чем дело, – повторил он. – Уж не хотите ли сказать, что вы не… вы видели парня, который сидел за рулем?
– Нет. Он слишком быстро гнал машину. Видел, что он рыжий с пышной копной волос, но…
– Рыжий. Чиликутское озеро. Господи! – он повернулся и побежал к телефону.
Мы вышли на залитую солнцем улицу.
– Вы ничего не упустили по дороге, – сказала девушка. – Как вам удается сохранять такое хладнокровие? Он же мог узнать…
– Садитесь в машину. Узнать меня? Он был занят только тем, что разглядывал вас. Когда шили купальник, материала, наверное, было в обрез, но они решили продолжить свою работу и в любом случае закончить ее.
Мы сели в машину и тронулись. Через шесть километров подъехали к месту, которое я заметил еще по дороге на север. Это была затененная пальмами стоянка, расположенная между шоссе и берегом залива. Под временно сооруженной деревянной аркой висел указатель, на котором крупными буквами было написано: «Строительная компания Годвелла», а под ним еще более крупными буквами: «Полицейский пост. Проезжайте под арку».
Я проехал под арку. На стоянке было около 15 или 20 машин. Некоторые люди устроились на скамейках, но большинство все еще сидело в машинах, наблюдая за изготовлением фундаментов, предназначенных для дальнейшей застройки нового города и расширения строительства в сторону залива. Четыре громадные драги, смонтированные на гусеничном ходу, с мощными, тяжеловесными, медленно передвигающимися ковшами вырывали со дня залива огромные глыбы коралловых рифов и сбрасывали их к строящемуся пирсу. Один из пирсов широкой лентой уходил прямо в море. Он должен был стать новой улицей города. Два других были поменьше и располагались справа от основного. Они предназначались для строительства домов, снабженных индивидуальными пристанями. Четвертый пирс представлял собой большую петлю, уходящую на север и постепенно изгибающуюся обратно к берегу. Вероятно, это была гавань для яхт. Этот процесс – процесс создания города из дна моря – был увлекательнейшим зрелищем, но у меня не было настроения восхищаться им.
Поставив машину между двумя пустыми автомобилями с открывающимся верхом, я открыл пачку только что купленных сигарет и закурил. Девушка полуобернулась и удивленно посмотрела на меня.
– Неужели именно это место вы имели в виду, думая о том, где спрятаться?
– Да, это, – подтвердил я.
– Вы намерены остаться здесь?
– А чем это место не пришлось вам по вкусу?
– Но разве вы не видите, сколько здесь народу? Здесь же все увидят вас… В двадцати метрах отсюда любой полицейский патруль…
– И вам непонятно, почему я остановился именно здесь? Каждый человек будет рассуждать, как вы. Ни один здравомыслящий человек, за которым гонится полиция, не сунется сюда. Значит, это идеальное место для того, чтобы переждать. Именно здесь мы и останемся.
– Вы не сможете находиться здесь длительное время, – убежденно сказала она.