— Я не голоден, — ответил Калл. — Где Гас?
   — Не знаю, кругом туман, Вудроу, — объяснила Матильда. — Чад опять кашляет — ему трудно дышать в тумане.
   — Но Гас жив, не так ли? — спросил Калл, поскольку во время одной из его галлюцинаций Бизоний Горб убил Гаса и подвесил его вниз головой на дубе.
   — Жив, он приходит сюда каждые пять минут и интересуется тобой, — сказала Матильда. — Он очень беспокоится, да и мы все тоже.
   — Не помню, как меня стегали плетью — знаю, что потерял сознание, — проговорил Калл.
   — Да, где-то после шестидесяти ударов, — напомнила Матильда. — Салазар еще подумал, что ты умер, но я знала лучше его.
   — Убью его когда-нибудь, — с угрозой произнес Калл, — ненавижу этого гада. И убью того погонщика мулов, который стегал меня.
   — Он ушел, — объяснила Матильда. — Да и вообще почти все солдаты пошли по домам.
   — Но если разыщу его, непременно убью, — пообещал Калл. — Конечно, если они не везут меня на казнь.
   — Нет, мы направляемся в Эль-Пасо, — сказала Матильда.
   — Мы не захватили этого города, когда шли на него с другой стороны, — напомнил ей Калл.
   Затем на него нахлынула красная пелена, и он замолчал. Снова в голове завертелись дикие мысли, закружились образы индейцев и медведей.
   Когда Калл очнулся, они уже катили вниз по склону. Солнце сияло ярко, а рядом находился Гас. Но Калл очень устал. Чтобы открыть глаза и держать их открытыми, ему понадобились усилия, затрачиваемые на весь рабочий день. Ему хотелось поговорить с Гасом, но он так ослабел, что не мог пошевелить губами.
   — Не разговаривай, Вудроу, — попросил Гас. — Лежи и набирайся сил. Матильда принесла тебе немного супа.
   Калл поел супа, но во время еды опять потерял сознание. В течение трех дней он не раз терял сознание и приходил в себя. Салазар наведывался регулярно, проверяя, не умер ли он. И каждый раз Матильда всячески оскорбляла Салазара, но тот только посмеивался.
   На четвертый день после экзекуции Салазар распорядился, чтобы Калл шел пешком вместе со всеми. Они шагали уже по равнине, расстилавшейся к западу от гор, там стоял жгучий холод. Калла еще сильно лихорадило, даже одеяло Джонни Картиджа мало помогало — холод пробирал его до костей.
   Всю ночь он не мог успокоиться — перевертывался то на один бок, то на другой. Матильда не знала, что и делать. Она не хотела, чтобы Калл погиб от холода, но и Чадраш был ей небезразличен. Его кашель все усиливался. Казалось, он вырывается откуда-то из самого нутра. Матильда сильно встревожилась. Она думала, что Чад уходит на тот свет, что в любое утро она может проснуться и увидеть его широко раскрытые глаза, глядящие в лицо смерти. Наконец, она вынесла Калла из фургона и положила рядом с Чадрашем, а сама легла между обоими мужчинами и согревала их своим телом. Ночь выдалась светлая. От их дыхания над ними висело облачко пара. Они двигались по пустынной местности. Там было мало деревьев, а если какие и попадались, то мексиканцы рубили их на дрова для своих костров. Техасцы вынуждены были спать в холоде.
   На следующее утро Салазар, не обнаружив Калла в фургоне, приказал ему двигаться пешком. Калл находился в полубессознательном состоянии; он даже не понял приказа, но Матильда расслышала и взъярилась:
   — Этот парень ходить не может — я вынесла его из фургона и положила здесь, чтобы согреть, — принялась она объяснять. — Да и этому пожилому человеку тоже нельзя ходить пешком.
   И она жестом руки показала на Чадраша, который так и заходился кашлем.
   Салазару нравилась Матильда — она была единственная из пленников, кто ему нравился, но он тем не менее с ходу отверг ее просьбу.
   — Если бы здесь был госпиталь, мы немедленно положили бы больных на кровати, — промолвил он. -Но здесь не госпиталь. Все должны двигаться в пешем строю.
   — Почему надо идти обязательно сегодня? — всполошилась Матильда. — Позвольте ему проехать еще один день в фургоне — если он полежит еще немного, то, может, и поправится.
   — И похоронит меня? Вот для чего вы хотите вылечить его, — отрезал Салазар и провел ладонью себе по горлу.
   — Я просто хочу, чтобы он жил, — ответила Матильда, не обращая внимания на слова Салазара. — Он и так достаточно настрадался.
   — Мы все достаточно настрадались, но готовы терпеть лишения и дальше, — проговорил Салазар. — Не одни техасцы будут выносить тяготы перехода. В течение предстоящих пяти дней все мы будем их терпеть. Кое-кто может и не выжить.
   — Но почему? — удивился Гас. Он подошел ближе и слышал разговор. — Я, к примеру, не чувствую приближения смерти.
   Салазар махнул рукой на юг. Они шли по голой пустыне. Все это время они не видели ни одного зверя, а запасы воды у них кончались.
   — Эта местность называется по-испански Хорнада-дель-Муэрто 5, — пояснил он. — А по-английски вы называете ее Пустыня смерти.
   — О чем он говорит? — спросил Джонни Картидж.
   Увидев, что Гас беседует с Салазаром, к ним подошли несколько рейнджеров, и Длинноногий Уэллейс в их числе.
   — Про местность, где мы находимся, — пояснил Длинноногий. — Она называется Пустыня смерти. Я и раньше слыхал что-то про нее.
   — Теперь вы сделаете нечто большее, нежели просто услышите, сеньор Уэллейс, — сказал Салазар. — Вы прогуляетесь по ней. Здесь есть небольшое селение, которое мы должны отыскать сегодня или завтра. Может, жители и дадут нам немного дынь и муки из маиса. После этого у нас не будет ни еды, ни воды, пока мы не пройдем всю Пустыню смерти.
   — А какова ее длина? — поинтересовался Верзила Билл. — Я хожу медленно, но если она такая суровая, то постараюсь не отставать.
   — Двести миль, — ответил Салазар. — Может, и больше. Вскоре мы должны будем сжечь этот фургон — может, даже завтра. Там, где мы пойдем, дров нет.
   До Калла сквозь красную пелену в его сознании донеслись голоса. Он открыл глаза и увидел столпившихся рядом рейнджеров.
   — Что такое, ребята? — встревожился он. — Вроде морозно, не так ли?
   — Вудроу, они хотят, чтобы ты шел с нами, — сказал ему Гас. — Как считаешь, сможешь идти?
   — Я пойду, — решил Калл. — Все равно мексиканский фургон мне противен.
   — Мы поможем тебе, капрал, — заверил Длинноногий. — Если понадобится, будем нести тебя по очереди.
   — Если я пойду, может, мои ноги согреются, а то я даже пальцев не чувствую, — пожаловался Калл.
   Многие техасцы жаловались на замерзшие ноги. На ночь они заворачивали их во все, что попадалось под руку, но это мало помогало. Некоторые из-за этого спали не более часа или двух, поэтому предпочитали сидеть и коротать время за рассказами о своих приключениях. Но Длинноногого Уэллейса холод, похоже, не брал, и он крепко спал в любую погоду.
   — У нас хоть есть лошади, — заметил он. — Мы можем их съесть, как ели прежде.
   — Полагаю, лошадей сожрут мексиканцы, — возразил Гас. — Это не наши лошади.
   Каллу было трудно ковылять на замерзших ногах, но он все же предпочел идти, нежели лежать в фургоне и все время ощущать, как горит огнем израненная спина. Однако долго шагать он не мог. Матильда и Гас вызвались поддерживать его по бокам, но даже и так он идти не мог. Раны у него покрылись струпьями, а мышцы одеревенели — он даже застонал от глубокой боли, когда попытался взяться руками за плечи Гаса.
   — Нет, так не пойдет, — сказал он. — Я лучше буду пытаться идти сам. Думаю, пойду побыстрее, поскольку согрелся.
   Гас опасался медведей — он шел позади отряда и все время зорко смотрел по сторонам. Медведей он не видел, но все же заметил, как промелькнул ягуар -большая коричневая кошка проскользнула по неглубокой лощине.
   И тут послышался крик из головы колонны. На бешеном скаку к отряду мчался кавалерист из авангарда, из-под копыт коня летела пыль.
   — Что он так торопится? — удивился Длинноногий. — Думаешь, он наткнулся на гризли?
   — Надеюсь, нет, — решил Гас. — Что-то не хочется мне повстречать медведя.
   Матильда и Чадраш шли рядом с пожилым мексиканцем Франциско. Они вырвались вперед остальных техасцев. Все солдаты столпились вокруг всадника, который держал что-то в руке.
   — Что это у него, Матти? — спросил подбежавший Длинноногий.
   — Шляпа генерала, — ответила Матильда.
   — Очень даже странно, — произнес Длинноногий. — Никогда не встречал генералов, которые теряли бы свои шляпы.

31

   Пройдя еще две мили, они обнаружили, что генерал Димазио потерял больше, чем шляпу, — он потерял свою коляску, кучера, эскорт кавалеристов и даже свою жизнь. Четверых кавалеристов связали и живыми бросили в коляску, а потом ее подожгли, и она сгорела дотла — тела здорово обуглились. Других кавалеристов изуродовали до неузнаваемости, но не оскальпировали. Генералу Димазио досталось больше всех, на его труп нельзя было смотреть без содрогания. Грудь его взрезали и внутрь насыпали раскаленные угли. Вокруг трупа валялась одежда и веши генерала. Обеих великолепных кобыл убили и разрубили на куски.
   — Кто же это унес самые вкусные куски конины? — поинтересовался Длинноногий.
   Кроме сгоревших кавалеристов, из всех других убитых торчало по несколько стрел.
   — Ни одного скальпа не взято, — заметил Длинноногий.
   — Не скальпируют апачи — их это не интересует, — промолвил Чадраш. — Но они убивают самыми изощренными способами.
   — Да, он прав, — подтвердил Салазар. — Это дело рук Гомеса. Некоторое время он находился в Мексике, а недавно вернулся сюда. За последний месяц он убил двадцать путников, а теперь прикончил и большого генерала.
   — По-моему, генерал не был таким уж большим, — не согласился Длинноногий. — Я еще подумал, что он уехал с довольно слабой охраной, и вижу, что был прав.
   — Только Гомес мог такое сотворить с генералом, — заявил Салазар. — Большинство апачей, поймай они генерала, потребовали бы за него выкуп. Но Гомесу нравится убивать. Он не знает никаких законов.
   Длинноногий решил, что так считать нельзя.
   — Он, может, и знает множество законов, — проговорил он. — Но это не его законы и он, не задумываясь, нарушает их.
   Салазар воспринял такое замечание с раздражением.
   — Ты будешь вбивать ему в башку, что он знает много законов, когда поймаешь его, — сказал он. — Но сейчас над нами всеми нависла угроза.
   — Сомневаюсь, чтобы он осмелился напасть на такой крупный отряд, — высказал свое мнение Длинноногий. — У вашего генерала было всего одиннадцать человек под ружьем, считая его самого.
   Салазар вдруг начал покусывать свои пальцы — он только сейчас обратил внимание, что что-то не так.
   — Так ты заговорил о численности, — напомнил он. — В таком случае где же ваш полковник? Не вижу его трупа.
   — Боже мой! Я тоже не вижу, — откликнулся Длинноногий. — Куда же девался Калеб?
   — Трус он. Я так и думал, что он удерет, — воскликнул Калл.
   — Более того, он, может, даже вступил в сделку с Гомесом, — решил Гас.
   — Нет, — не согласился Салазар. — Гомес как-никак апач — он на нас не похож. Он признает лишь убийство.
   — А может, он забрал Калеба к себе в логово, чтобы забавляться с ним? — предположил Верзила Билл. — Если так, то мне жаль его, хоть он и гад вонючий.
   — Сомневаюсь, чтобы Калеба Кобба увели живым, — заметил Длинноногий. — Он не из тех, кому нравится, чтобы ему запихивали раскаленные угли в брюхо.
   Не успели утихнуть похоронные разговоры, как какой-то солдат увидел Калеба Кобба — голого, слепого, изуродованного, бредущего, пошатываясь, по песчаной пустыне примерно в миле от того места, где апачи поймали генерала и кавалеристов. В ноги и ступни Калеба врезались колючки — из-за слепоты он то и дело натыкался на острые шипы грушевых деревьев и кактусов.
   — Ну, ребята, вы все-таки нашли меня, — охрипшим голосом проговорил Калеб, когда ему помогли добраться до бивака. — Они ослепили меня, воткнув в глаза колючки, эти дьяволы-апачи.
   — Они перерезали ему и сухожилия под коленями, — шепнул Длинноногий. — Думаю, они сочли, что он погибнет от голода либо от холода.
   — А я думаю, что его задрал бы медведь.
   Даже Калл, которого чуть не забили до смерти, и тот, увидев Калеба Кобба, проникся жалостью к нему, человеку, которого ненавидел лютой ненавистью. Быть слепым, голым и изуродованным и брести в холоде по дикой пустыне, усеянной колючками, да такой участи даже трусу не пожелаешь.
   — Сколько же их было, полковник? — спросил Салазар.
   — Не так много, — ответил Калеб хриплым голосом. — Может, человек пятнадцать. Но они действовали проворно. Они напали на нас на рассвете, когда солнце светило нам в глаза. Один апач заехал мне прикладом ружья, прежде чем я сообразил, что мы подверглись нападению.
   Он не смог больше говорить и стоять и повис на руках двух пехотинцев, поддерживающих его. Его ноги с подрезанными поджилками разъехались в разные стороны.
   — Пятнадцать индейцев — это немного, — решил Гас.
   Он не любил смотреть на людей, подвергшихся пыткам, неважно — живых или мертвых. У него при этом не выходила из головы мысль, а выдержит ли он сам, если его станут пытать. Вид Калеба, с волочащимися ногами, выколотыми глазами и посиневшим от холода телом, вынуждал его отводить глаза.
   — Хватит и пятнадцати, — заключил Длинноногий. — Я слышал, что они напали на вас на рассвете.
   Капитан Салазар в этот момент думал о предстоящем переходе по пустыне. Он мысленно представлял себе маршрут на юг, по направлению к Пустыне смерти. Дрожащий, искалеченный человек, лежащий перед ним на земле, представлял для него препятствие, которое обойти просто так он никак не мог.
   — Полковник, нам предстоит тяжелый переход, — начал он. — Боюсь, вы не в состоянии пройти его. Лежащая впереди местность просто ужасна. Даже здоровые люди там не выживают. Боюсь, у вас шансов выжить нет совсем.
   — Запихните меня в фургон, — взмолился Калеб. — Если мне еще дадут одеяло, я выживу.
   — Полковник, мы не потащим за собой через пески эти фургоны, — объяснил ему Салазар. — Мы должны сжечь их вместо дров, возможно, даже сегодня вечером. Индейцы в тому же ослепили и искалечили вас.
   — Не покидайте меня, — захныкал Калеб, перебивая капитана. — Мне нужен только доктор — он сумеет поправить мне ноги.
   — Нет, не поправит, полковник, — решительно отрезал Салазар. — Никто не сумеет излечить ваши ноги или ваши глаза. Не можем мы тащить вас через пески — мы должны заботиться о себе.
   — Тогда отправьте меня назад, — взмолился Калеб. — Если меня посадят на лошадь, думаю, доберусь до Санта-Фе.
   В его голосе явно звучало раздражение. Он умудрился встать на ноги и, даже скрючившись, был явно выше Салазара. Умирать он никак не желал. Калл удивился его решимости.
   — Если бы он был так по-боевому настроен сражаться, то нас не взяли бы в плен, — шепнул он Гасу.
   — Он так по-боевому настроен не из-за нас, а из-за себя, — уточнил Гас.
   Салазару, однако, не терпелось.
   — Нет, я не могу вас взять с собой, полковник, — отверг он его предложение. — И назад отправить тоже не могу. Если я дам вам для сопровождения несколько охранников, Гомес снова найдет вас, и на этот раз он окажется еще свирепее.
   — Я сделаю все, что в моих силах, — взмолился Калеб.
   — Не могу я взять вас, полковник, — опять отказался Салазар и вытащил пистолет. — Вы же храбрый офицер — пришло время покончить с собой.
   Все молчали, когда Салазар доставал пистолет. Калеб Кобб стоял, пошатываясь, на одной ноге, другой же едва касался земли. Калл видел, как лицо его багровеет от злости, и подумал, что Калеб подскочит к Салазару, но в последнюю секунду тот овладел собой.
   — Хорошо, — сказал он. — Вот уж никогда не думал, что придется умирять в проклятой пустыне. Я же моряк. Мне нужно быть на корабле.
   — Я знаю, что вы были знаменитым пиратом. — Салазар успокоился, решив, что Калеб примирился с действительностью. — Вы нахапали немало сокровищ у испанского короля.
   — Да, нахапал, — подтвердил Калеб, — но все проиграл в карты. — Понимаю, что вам, капитан, нужно двигаться дальше. Дайте мне пистолет, я покончу с собой и вы пойдете вперед.
   — Может, вам надо уединиться? — спросил Салазар, пистолет он пока держал в руке.
   — Зачем? Нет такой необходимости, — спокойно ответил Калеб. — Эти дикие техасцы взъярились на меня за то, что я сдал их в плен. Они повесили бы меня при первой возможности. Мне приятно обмануть их намерения и застрелиться.
   — Хорошо, — решил Салазар.
   — Так как ты, Уэллейс, говорил, надо делать это? — спросил Калеб. — Ты здесь, Уэллейс? Я же помню, что ты знаешь верный способ и хочу им воспользоваться.
   — Стреляйте себе в глаз, — напомнил Длинноногий.
   — Стало быть, надо стрелять в глаз, — повторил Калеб. — Но у меня и глаз теперь нет.
   — Стреляй туда, где они были, — сказал Длинноногий.
   — Дайте мне пистолет, — попросил Калеб странно веселым тоном.
   — Прощайте, полковник, — промолвил Салазар, протягивая Калебу пистолет.
   Калеб быстро схватил пистолет, направил его на Салазара и выстрелил — капитан грохнулся назад, схватившись за горло.
   — Бей их, ребята, хватайте у них оружие, — крикнул Калеб. — Я уложу нескольких.
   Но, не видя цели, Калеб Кобб выстрелил не в солдат, а в техасцев. Прозвучали два гулких выстрела, техасцы пригнулись.
   — Проклятие, он палит куда попало, стреляет по нам, — выругался Верзила Билл, сидя на корточках.
   Не успел Калеб выстрелить в четвертый раз, как мексиканские солдаты оправились от испуга и немедленно застрелили его. Падая, он выстрелил в последний раз. Пуля попала в Чадраша, спокойно стоявшего рядом с Матильдой, и тот неуклюже завалился на спину и мгновенно умер, не успев даже понять, в чем дело.
   — О, нет! Нет! Нет! Чад! — вскрикнула Матильда, бросаясь к телу Чадраша.
   Мексиканские солдаты продолжали всаживать пулю за пулей в Калеба Кобба — когда его хоронили, оказалось, что в его тело попало сорок пуль. Но техасцы уже не обращали внимания на Калеба — Длинноногий разорвал на Чадраше рубашку, надеясь, что тот лишь ранен, но не убит. Однако пуля попала ему точно в сердце.
   — Какая жалость, — произнес капитан Салазар.
   У него из раны на горле обильно хлестала кровь, но сама рана не была серьезной.
   — Чад! Чад! — кричала Матильда, надеясь, что тот откликнется, но его губы даже не пошевелились.
   — Этот человек уже проходил по Пустыне смерти, — напомнил Салазар. — Он мог бы быть нашим проводником. Ваш полковник нажал на курок уже мертвым — думаю, его палец судорожно дернулся. Сегодня нам не везет.
   — Как так, капитан? Наоборот, вам здорово везет, — заметил Длинноногий. — Если бы пуля попала в шею чуть левее, считайте, вы были бы таким же мертвым, как и Чад.
   — Верно, — согласился Салазар. — Какой же я дурень, что передал Калебу Коббу свое оружие. Он был похож на Гомеса — не признавал никаких законов.
   Поняв, что Чадраш мертв, Матильда Робертс завыла во весь голос. Ее вой эхом отражался от ближайшего холма — у многих волосы вставали дыбом, когда эхо приносило с собой эти звуки, а мексиканские солдаты суеверно крестились.
   — Ну ладно, Матти, — сказал Длинноногий, опускаясь на колени рядом с ней и обнимая ее за плечи. — Хватит, Матти, он ушел — печально все это.
   — Не могу я это вынести, он был для меня всем, — всхлипывая проговорила Матильда, а слезы лились и лились на ее большие груди.
   — Печально все это, но, может, смерть ниспослана свыше, — заметил Длинноногий. — Чадраш был нездоров, а нам предстоит пересечь великую засушливую пустыню. Сомневаюсь, что он смог бы пройти ее. Он умер бы мучительной смертью, что еще предстоит кое-кому из нас.
   — Не говори мне это, хочу, чтобы он жил — хочу видеть его живым, — никак не успокаивалась Матильда.
   Она проплакала все утро, пока копали могилы. Хоронили сразу двенадцать человек, а почва была твердой. Солдаты рыли могилы, а капитан Салазар сидел, прислонившись спиной к колесу фургона. Он ослабел от потери крови. Перезарядив пистолет, он уже не выпускал его из рук весь день, опасаясь, как бы техасцы не устроили заварушку.
   И его предосторожность оказалась небеспочвенной. Несколько молодых рейнджеров, возбужденных затеянной стрельбой, начали замышлять бунт. Среди них оказались Черныш Слайделл и Джимми Твид — оба они были сыты по горло мексиканскими порядками.
   Гас слушал их разговоры, но идею устроить бунт не одобрял. Его друг Калл вышел из строя, а предстоит трудный переход. Калл даже слабее Салазара и более тяжело изранен. При побеге его пришлось бы бросить, а Гас не собирался оставлять друга одного. Вдобавок, Матильда ничего не соображала от горя — от тела Чадраша ее пришлось оттаскивать четырем мужчинам — она не давала опустить труп в могилу. Мексиканские солдаты, по большей части еще мальчишки, но и у них хватило ума убить Калеба Кобба, а поскольку все они вооружены, бунт или побег имеют немного шансов на успех.
   Они думали остановиться на ночлег в селении под названием Сан-Саба, но похороны и ранение капитана Салазара задержали их допоздна, и они смогли пройти всего несколько миль.
   Ночью с севера задул такой сильный холодный ветер, что и мексиканцы и техасцы и думать не могли ни о чем другом, лишь бы согреться. Техасцы согласились даже, чтобы их связали, но допустили погреться у костров. Никто не сомкнул глаз. Пронизывающий ветер гулял по стоянке. Матильда без Чадраша, о котором все время заботилась, теперь перенесла свою заботу на Калла и согревала его своим телом. К утру оба фургона сожгли в кострах.
   — А как далеко отсюда это селение, капитан? — спросил Длинноногий.
   Занимался серый рассвет, но ветер не стихал.
   — Далековато — миль тридцать, — ответил капитан Салазар.
   — Нужно дойти до него завтра же, больше нет дров для костров, — заметил Длинноногий.
   — Калл помрет, если будет спать на открытом воздухе, без огня, — предупредила Матильда.
   — Тогда пойдем побыстрее, ребята, — предложил Длинноногий.
   — Я помогу тебе поддерживать Вудроу, Матти, — вызвался Гас. — Мне кажется он совсем плох.
   — Не хуже же, чем мой Чад, — возразила Матильда.
   Они подняли Калла на ноги и поддерживали его с двух сторон.

32

   День-деньской Калл с трудом ковылял по пустынной местности. Пронизьшающий ветер задувал отовсюду — спереди, с боков и со спины, обжигая холодом струпья. Ноги замерзли так, что он их даже не чувствовал. С одной стороны его поддерживал Гас, с другой — Матильда, иногда им помогал Верзила Билл Колеман.
   — Откуда взялся этот проклятый холод? — бормотал Джимми Твид. — Никогда еще не пробирал меня такой мороз. Даже на снегу было теплее.
   — Оставьте меня. Я только задерживаю вас, — просил Калл. Его раздражало, что ему помогают идти.
   — Может, в том селении найдутся козы, — промолвил Гас.
   Он сильно проголодался. Живот свело, из-за чего еще труднее было переносить северный ветер. Он и раньше испытывал пристрастие к козлятине, а теперь вообразил, что селение, куда они направляются, является богатым центром разведения этих животных, со стадами по сотне и более жирных вкусных коз и козлов, объедающих растущие в пустыне кустарники. Он представлял себе большой пир, где будут жарить на вертелах здоровенные кусища козьего мяса, источающего сок в пламя костров. Но чем дальше брели они по голой пустыне, тем труднее становилось верить в эту воображаемую картинку, ибо нигде не росли никакие зеленые кустарники. В пустыне не было ничего, кроме голой каменистой земли да редких кактусов и низеньких колючек. Даже если бы в этих местах и водились козы, все равно не было дров, чтобы развести огонь для приготовления пищи.
   Капитан Салазар ехал в седле молча, ощущая боль в раненой шее. К нему то и дело подходили солдаты и прикладывали ладони к бокам лошади, чтобы хоть немного погреться.
   Матильда, когда не помогала Каллу, шагала одна. Она не переставая плакала, и слезы замерзали у нее на щеках и на рубашке. Ей хотелось вернуться назад и находиться с Чадрашем — она бы села у его могилы и сидела бы так, не двигаясь, пока не окоченела от мороза или пока не пришли бы индейцы или медведи. Она хотела быть там, где он погиб, и тем не менее не могла бросить на произвол судьбы этого мальчика, Вудроу Калла, чьи раны пока так и не зажили. Он все еще находился под угрозой подцепить инфекцию или замерзнуть, если ее не окажется рядом с ним и некому будет его согревать.
   От холода у Джонни Картиджа стало совсем плохо с больной ногой. Он крепился изо всех сил и все же к началу дня все больше и больше отставал от группы. Большинство мексиканских солдат тоже замерзали. Они не обращали никакого внимания на хромающего техасца, который сперва плелся вместе с ними, а потом безнадежно отставал.
   — Я догоню вас, догоню, — все время повторял Джонни, но мексиканцы даже не слушали его.
   К середине дня стали отставать другие техасцы, а вместе с ними и многие мексиканские пехотинцы Колонна растянулась на целую милю, потом — на добрых две. Впереди шел Длинноногий, надеясь первым увидеть селение, куда они стремились, но ничего не замечал, лишь голая пустынная равнина расстилалась перед ними. Позади низко нависали темные тучи — видимо, скоро повалит снег. Длинноногий был уверен, что сам он сможет терпеть ночную непогоду даже без огня, но знал, что многие не выдержат — они замерзнут, если не найдут укрытие.
   — Хотел бы я знать, куда мы направляемся, может, мы уже пропустили то селение, — сказал Длинноногий Гасу. — Если пропустили, придется ночевать на морозе.