Убийца застонал и сказал:
– Уже почти все, да?
Софья не могла ответить, кляп душил все слова, которые она, может, и хотела бы произнести. Но потом она поняла, что он говорит вовсе не с ней. Она не слышала, чтобы кто-то еще вошел на чердак, но другой голос, далекий, мелодичный, звучащий словно со дна очень глубокого колодца, ответил маньяку:
– Почти, мой прекрасный принц, почти. Тебе осталось сделать только одно. Одно последнее крошечное дельце, и все будет кончено.
– Все, что угодно, матушка, все, что угодно.
– Я хочу, чтобы ты убил меня, – произнес голос. – Я уже умирала раньше и не принадлежу этому миру. Морр призывает меня к себе, я больше не вернусь сюда.
– Нет! – выкрикнул он. Безумец еще крепче стиснул Софью в объятиях, и она приглушенно охнула от боли, когда убийца грубо развернул кресло так, чтобы женщина оказалась лицом к нему. – Почему ты просишь меня об этом? Я только-только нашел тебя и не хочу потерять. Слышишь, я не желаю потерять тебя снова!
– Поверь мне, мой принц, ты должен, – мягко возразил голос.
Софья с трудом разлепила веки и увидела перед собой тошнотворную маску. Зыбкий свет падал на высохшую кожу, бывшую когда-то чьим-то лицом, расширенные фиолетовые глаза маньяка сияли из-под нее обожанием. Он смотрел на что-то за плечом Софьи, и во тьме его зрачков метались беспокойные отблески, словно порхающие светляки. Глаза женщины саднило, но на краткий миг ей показалось, что она увидела чье-то отражение, бледное, почти ангельское, призраком скользнувшее по поверхности его глаза.
– Я не могу, – провыл он, обвивая ее руками и зарываясь лицом в ее колени.
– Слушай меня! – рявкнул голос, напрочь лишившийся былой мелодичности. – Сделай это! Я требую, чтобы ты это сделал. Убей меня, убей меня сейчас же. Сбрось кандалы своего ничтожного второго «я» и возьми нож, нож, который дала тебе я, и перережь мне глотку, ты, сопливый жалкий сукин сын! Убей меня, разрежь на кусочки и швырни их к ногам фон Велтена!
– Нет… я не стану! Я люблю тебя… – Рыдания душили его.
Софья почувствовала, что ярость того существа, которое говорило с ее мучителем, выросла до ужасающих размеров, и снова зажмурилась. Даже сквозь распухшие веки она ощутила обжигающий свет, заливший чердак, но сияние угасло так же быстро, как и появилось, и женщина поняла, что беседовавший с убийцей призрак исчез. Гнев видения оставил в воздухе потрескивающий, колючий привкус магии, но в женщине после отказа маньяка повиноваться убийственному повелению привидения затрепетала надежда. Оно хотело, чтобы безумец убил Софью, но он отчего-то считал ее своей матушкой, матерью, и не послушался.
– Я не могу убить тебя… – пробормотал он, будто услышав ее мысли. – Пока еще нет, но мне придется поранить тебя. Ох, матушка, я должен.
Софья ощутила, как холодный клинок прижался к коже, и, когда нож отсек большой палец ее левой руки, попыталась закричать.
Публичный дом размещался в неподдающемся описанию строении из перекошенных черных кирпичей и редких, грубо вырубленных каменных блоков, бывших когда-то частью городской стены. Цветные стеклянные витражи в верхних окнах и алый кушак, свисающий с конька крыши, – вот все, что намекало на истинное предназначение здания. Каспар почти чуял запах отчаяния, пропитавший все вокруг.
– Это то место? – спросил он.
– Да, – кивнул Павел. – Здесь ты найдешь Чекатило, хотя зачем это тебе надо, Павел не знает. Он не из тех, с кем стоит торопиться повидаться. Нечего нам тут делать, пойдем-ка лучше отсюда.
– Он может что-то знать о похищении Софьи, – сказал Каспар ледяным голосом.
Павел и Курт Бремен озабоченно переглянулись – ни тому, ни другому не понравился тон посла.
– Посол фон Велтен, – обратился к Каспару Бремен. – Если Чекатило действительно знает что-то о местонахождении Софьи, то мы должны обращаться с ним очень осторожно. Вы не можете позволить себе вступить с ним в конфронтацию.
– Не волнуйся, Курт. Я умею быть дипломатом, если это необходимо, – заверил товарища Каспар, толчком распахнул дверь борделя и шагнул в душную полутьму. Вонь немытых тел и дешевых духов – последним явно не удавалось замаскировать первое, обрушилась на него.
Даже при тусклом свете, сочащемся из пары прикрытых колпачками ламп и чадящего камина, Каспар разглядел, что народу здесь полным-полно. Казалось, надвигающаяся война и смерть пробудили похоть кислевских мужчин и они набились в этот зал, желая промотать последние копейки в объятиях женщин, продающих за деньги свою плоть.
Когда они вошли, к ним повернулось несколько голов, но большинство посетителей были слишком поглощены своими «трудами праведными» или витали в блаженных мечтах, даруемых рок-корнем, чтобы обращать внимание на новых гостей. Густые клубы едкого дыма, пахнущего сладостью и сытостью, точно привезенный из Арабии мускус, висели под потолком, и Каспар невольно вспомнил, как сражался в тех жарких унылых пустынях.
Он миновал несколько пар извивающихся сплетенных тел, игнорируя слишком театральные стоны и крики наслаждения, и направился к двери в конце комнаты, охраняемой двумя стражами с холодными, как сталь их топоров, которые они даже не пытались спрятать под плащами, глазами.
Каспар остановился перед этими людьми, они демонстративно не обращали на него внимания, пока посол не попробовал протиснуться мимо них. Тогда один из охранников выплюнул ему в лицо неразборчивую фразу на кислевском и многозначительно потряс топором.
– Павел, – велел Каспар, – переводи.
– Хорошо, – проворчал Павел, оторвал взгляд от картины всеобщего «единения», происходящего в зале, и шагнул к послу.
– Меня зовут Каспар фон Велтен, я здесь для того, чтобы поговорить с вашим хозяином, Василием Чекатило. Буду благодарен, если вы передадите это ему.
Павел перевел слова Каспара, и охранники обменялись недоуменно-веселыми взглядами, после чего тот, к кому обращался Павел, покачал головой.
– Не-а, – произнес он. В значении междометия сомневаться не приходилось.
– Павел, скажи им, что в моем распоряжении отряд Рыцарей Пантеры, и, если Чекатило не согласится повидаться со мной, я сожгу этот грязный притон дотла. Вместе с ним, если потребуется.
Снова Павел перевел слова Каспара, и на этот раз охранники переглянулись с явной тревогой. Последовал тихий, но жаркий спор на отрывистом кислевском, остановленный поднятой ладонью стража, который, ничего больше не сказав, исчез за дверью. Оставшийся криво ухмыльнулся, продемонстрировав желтые пеньки зубов.
Трое человек ждали несколько минут, и внимание Павла вновь переключилось на распутство, творящееся вокруг, – он даже нервно глотнул пару раз из своей походной фляги.
Наконец дверь открылась, и в проеме возник посланец, манящий незваных гостей корявым пальцем, приглашая их следовать за собой. Каспар ступил в полутьму длинного коридора с дощатым полом и бархатными занавесками, прикрывающими тянущиеся с обеих сторон ниши. Хрюканье, мычание и притворные стоны удовольствия остались позади, и Каспар окончательно выбросил их из головы, когда оказался перед тяжелой бревенчатой дверью, окованной полосами черного железа. Проводник вытащил из кармана длинный ключ и с громким скрежетом повернул его в замке, после чего широко распахнул дверь и показал, чтобы остальные проходили.
– Аха! Ты идти, аха?
– Ага, – согласился Каспар и шагнул в прекрасно обставленную просторную комнату с имперской мебелью и иным имуществом, которое, как теперь понял Каспар, перетекло сюда из его посольства.
Четыре женщины, облаченные в прозрачные шелка, слонялись по комнате, пребывая на разных стадиях забвения, – на их губах блестели пятна наркотического сока рок-корня. Пятая, совершенно обнаженная, неуклюже танцевала перед великаном Чекатило, восседающим на мерно поскрипывающей деревянной лавке спиной к Каспару. Рядом с ним стоял тонкий как хлыст человек с лицом бойца, уставившийся на вошедших с враждебным отвращением.
Чекатило хлопал в такт движениям женщины, и Каспар по ее коренастому телосложению и испугу догадался, что она – крестьянка, пришедшая сюда поневоле, чтобы заработать пару грошей, чтобы было чем прокормиться зимой.
– Герр Чекатило, – произнес Каспар.
Гигант кислевит не ответил, лишь поднял руку, показывая, что Каспар должен подождать, пока не закончится танец. Каспар прикусил губу и скрестил на груди руки. Бремен отвел глаза от изгибающейся девушки, и даже Павел благопристойно потупился, чтобы не смотреть на ее стыд.
Наконец Чекатило хлопнул громче и встал, жестом отослав женщину одеваться.
– Режек, – сказал он, поворачиваясь к своему подручному, человеку с жестким взглядом. – Приставь ее к работе в главном зале, она не годится для кабинок.
Режек кивнул и повел девушку к дверям, в которые вошли Каспар и остальные, вытолкнул ее в коридор и пролаял какой-то приказ охранникам. Затем он вернулся к своему хозяину и снова застыл рядом с ним, крепко сжав рукоять меча, и Каспар внезапно проник в суть этого человека, наемника и убийцы.
Только теперь Чекатило соизволил взглянуть на Каспара и его сопровождающих – широкие, устрашающие черты его лица растянула хищная улыбка.
– Ты хотел меня видеть?
– Да, я хотел задать тебе пару вопросов.
– У меня правило – никогда не отвечать на вопросы, на которые я отвечать не обязан, – заявил Чекатило.
– На эти ты ответишь.
– Неужто? Отчего ты так уверен?
– Потому что иначе я убью тебя, – пообещал Каспар.
При угрозе посла Курт Бремен вздрогнул, а Чекатило громогласно расхохотался, напугав одурманенных женщин.
– Полагаю, ты не догадывался о плане своего хозяина, рыцарь? – спросил Чекатило.
Бремен не ответил, а главарь бандитов продолжил:
– Павел Коровин! Много же воды утекло с тех пор, как я видел тебя здесь. Ты привел мне на подкуп очередного имперского посла?
Павел, уткнувшись взглядом в пол, торопливо затряс головой. Чекатило снова рассмеялся:
– Ты пришел с вопросами, но ты ничего не знаешь о человеке, которому собрался их задавать. И ты еще угрожаешь мне в моих же покоях? Одно мое слово – и ты мертв. Дюжины людей способны убить тебя на месте по первому моему зову.
– Может, так, а может, и нет, – сказал Каспар. – Успеют ли они добраться сюда прежде, чем я всажу меч в твое брюхо?
– Как знать, как знать, но у меня найдутся доспехи почище многочисленных слоев жира, имперец. Думаю, ты умрешь, если попытаешься проверить, а ты к этому пока не готов.
– Нет?
– Нет. Тебе надо еще кое-что сделать до того, как ты пойдешь на корм воронью. Я это вижу.
Каспар знал, что потерял контроль над беседой, если он вообще обладал когда-то этим контролем, но он отчаянно желал выяснить хоть что-нибудь, что могло бы подсказать, где сейчас Софья. И если Анастасия права насчет ее прошлого, то есть шанс, что этот ублюдок может знать что-то важное.
Посол понял, что вступил в противоборство, будучи подготовленным куда меньше, чем следовало бы, и что угрозы здесь – не способ получить желаемые ответы, так что он поменял тактику:
– Герр Чекатило, все мы здесь – светские люди, умудренные жизненным опытом, не так ли? А ведем себя как дикие звери, скрещиваем рога, точно олени, стремящиеся стать вожаками стада. Но тут твое логово, и теперь я понимаю, что здесь бессмысленно пытаться доказывать свой авторитет, – сказал Каспар, широко разводя руками, горячо надеясь, что жест этот выглядит демонстрацией великодушного благородства. – Мне необходима твоя помощь, я пришел к тебе в отчаянной нужде. Пропал мой добрый друг, и я верю, что ты можешь помочь мне отыскать ее.
Чекатило улыбнулся, немедленно разгадав уловку Каспара.
– Ты умен, имперец, гораздо умнее того придурка Тугенхейма. Зря он думал, что может быть здесь важным человеком. К сожалению, он ошибался во всех отношениях.
– Так ты поможешь?
– Возможно. Кого ты потерял?
– Мою лекаршу. Ее зовут Софья Валенчик, мне сказали, она когда-то работала на тебя.
– Софья! – гаркнул Чекатило. – Ну да, я помню Софью, но нет, она никогда не работала на меня, вне зависимости от того, сколько бы денег я ей ни предлагал. Думаю, я ей не нравился.
– Интересно, отчего бы это? – фыркнул Бремен. Увидев, как Режек напрягся, Каспар метнул на рыцаря ядовитый взгляд и сказал:
– Правда? Она никогда на тебя не работала? Ты уверен?
Каспар чувствовал, как та толика надежды, которую он питал, затевая этот поход и рассчитывая на результаты, улетучивается. Анастасия убедила его, что Софья работала на Чекатило, а ее слова он всегда ставил выше слов толстяка кислевита, но инстинкт твердил ему, что Чекатило не лжет.
– Ты уверен? – повторил Каспар.
Чекатило нахмурился:
– Мне, конечно, уже за сорок, но память меня пока не подводит. Нет, она никогда не работала на меня. Хотя и приходила сюда несколько раз в год.
– Что? – ужаснулся Каспар. – Софья приходила сюда, по собственной воле?
– Да, – подтвердил Чекатило. – По ее собственной воле. Она присматривала за девочками, работающими в отдельных кабинках, делала им припарки от сифилиса и все такое прочее. Иногда принимала роды или приканчивала детишек во чреве. Она пыталась следить за здоровьем девушек. – Жирный мошенник похотливо ухмыльнулся. – Нелегкая это задачка в Кислеве. Но нет, она никогда не работала на меня, хотя я был бы счастлив, я высоко ценил ее. Она была доброй женщиной.
– Была? Она была и остается доброй женщиной, – подчеркнул Каспар. – А сейчас она пропала, ее забрал Мясник.
– Значит, она мертва. Зарезана и съедена.
– Я в это не верю, – заявил Каспар.
– Нет? Что заставляет тебя полагать, что она жива?
– Я сам, – ответил Каспар каким-то усталым, лишенным эмоций голосом. – Пока я не увижу что-то, что доказывало бы ее гибель, я буду продолжать искать ее.
– Влюбился? – хохотнул Чекатило. – Не стану винить тебя, коли так. Софья Валенчик – прекрасная женщина.
– Нет, – сказал Каспар, и Чекатило улыбнулся поспешности его ответа.
– Ясно, но почему ты считал, что я могу или захочу помочь тебе отыскать ее?
– Не знаю. Я пришел сюда, думая, что, возможно, ее забрал ты, но теперь я в этом не уверен. Я не знаю, что бы ты мог сделать, чтобы помочь мне, но если есть это «что-то», то молю тебя – помоги.
Прежде чем заговорить, Чекатило несколько долгих секунд рассматривал Каспара.
– Я помогу тебе, имперец, хотя лишь Урсан знает почему. Я и сейчас полагаю, что мы с тобой будем врагами, но тут дело касается Софьи. Чем ты отплатишь за мою помощь?
– Все, что я могу предложить, это свою благодарность, – сказал Каспар.
Великан-кислевит рассмеялся, посол же был по-прежнему серьезен.
– Ты – человек своего слова, Каспар фон Велтен?
– Да, – кивнул Каспар. – Мое слово железно, раз данное – уже не сломается.
– Каспар… – предостерег Бремен, но посол махнул рукой, призывая рыцаря к молчанию.
Взгляды мужчин встретились и долго не отрывались друг от друга, а потом Чекатило, наконец, кивнул и поднялся с лавки.
– Я так и думал, имперец, просто имей в виду, если нет – тебе конец. Что ж, у меня много глаз и ушей по всему Кислеву, и если есть что-то, что можно узнать, я раскопаю это для тебя. – Чекатило подался вперед. – Но если я сделаю это для тебя… – произнес он, оставив многозначительную фразу незаконченной.
– Я понимаю, – сказал Каспар, размышляя, так ли это на самом деле.
Глава 8
В дни, последовавшие за встречей Каспара с Чекатило, погода продолжала портиться. Кислевские старейшины утверждали, что грядет самая тяжелая зима со времен Великого Царя, Радия Боки. Правда это или нет, Каспар не знал, да его это и не заботило, так занят он был удовлетворением нужд увеличивающейся армии в нескончаемый период отсутствия сражений.
Дни шли и шли, но мысли о Софье продолжали вторгаться в его сны, да и в бодрствующее сознание тоже. Проявив исключительное для него участие, Пашенко лично проинформировал посла, что его чекисты сейчас вынуждены прекратить поиски. После четырех сердец, оставленных у посольства, были обнаружены и другие изувеченные тела, требующие расследования, которое могло бы пролить свет на личность убийцы.
Несмотря на провал Пашенко, Каспар отказывался расстаться с надеждой на то, что Софья, возможно, все еще жива. После возвращения от Чекатило он рассказал Анастасии то немногое, что они узнали, и она посоветовала не доверять словам безродного преступника. Каспару и хотелось бы, чтобы его убедили, но он, как и прежде, нутром чуял, что Чекатило сказал правду.
Анастасия взяла на себя организацию распределения продуктов солдатам и беженцам, с удовольствием погрузившись в работу и проявив настоящие способности, хотя Каспар и настоял, чтобы она управляла всем из посольства. Он не хотел потерять еще одного дорогого ему человека из-за беспечности.
Женщина заняла покои, смежные с комнатой Каспара, и на вторую же ночь пришла к нему, легко скользнув в постель и объятия посла. Друг в друге они нашли уют, так необходимый одиноким людям, стремящимся на время оградиться от жестокостей внешнего мира. Их соития были мягки и нежны, каждое прикосновение, каждая ласка носили толику страха, и, ночь за ночью обнимая Анастасию, Каспар шептал ей величайшую ложь любви: «Я никогда не покину тебя».
Она появлялась каждую ночь, и посол ощущал все большую благодарность за ее внимание. Они лежали в темноте, Каспар рассказывал женщине о Нулне и своей жизни в Империи, а она ему – фантастические истории о древних королевах-ханшах и магических силах, которыми они обладали. Эти ночи сблизили Каспара с Анастасией, они крепко держались друг за друга, черпая уверенность уже оттого, что другой рядом.
– Будет ужасно, когда они придут, да? – прошептала женщина.
Каспару хотелось бы соврать, но он не смог выдавить слов лжи. Вместо этого он просто кивнул:
– Да, северные племена – страшный враг. Люди там тверды и жестоки, их вырастили для войны и кровопролития. Таких нелегко победить.
– Но ты думаешь, что сможешь прогнать их?
– Честно? Не знаю. Многое зависит от того, что происходит сейчас в Империи. Я слышал, что огромная орда, разрушившая Вольфенбург, отступила на зиму на север и что боярин Куркоз собирает полки на границе Кислевской области.
– Это правда?
– Трудно сказать, гонцов давно не было, но звучит вполне вероятно. Если силы Кургана все еще в Империи, Куркоз может отрезать их отступление и обречь неприятеля на голодную смерть.
– А что случится, если курганцы уже двинулись к северу?
– Тогда они встретятся с армией боярина, клинок к клинку, и из того, что я слышал о Куркозе, я не завидую их судьбе.
Анастасия теснее прижалась к мужчине, пальчики ее пробежали по серебристым волосам на груди Каспара.
– А другие полки? Наверняка еще кто-то из бояр должен пытаться собрать своих солдат.
– Возможно, – признал Каспар, – но основная масса кислевского войска разбросана по области и степи, люди сидят в станицах в ожидании зимы. Собрать их до того, как растают снега, дьявольски сложно.
– Ох, ясно, – сказала Анастасия сонным голосом.
Каспар улыбнулся, прощая женщину, и поцеловал ее в лоб, прежде чем закрыть глаза и самому неизбежно соскользнуть в пучину тяжелого сна.
Несколько часов спустя холодный луч зимнего света разбудил его, и посол заморгал, спасаясь от безжалостной яркости. Он зевнул и вновь улыбнулся, ощутив рядом с собой уютное тепло мягкого женского тела.
Осторожно, чтобы не потревожить ее, он вылез из постели и набросил халат. Легко открыв дверь в кабинет, Каспар бесшумно затворил ее за собой и снова затосковал по знакомому запаху крепкого чая, который Стефан всегда готовил ему по утрам.
Он остановился у окна, глядя на засыпанные снегом крыши Кислева. В любое другое время картина показалась бы ему живописной, даже прекрасной, но сейчас он мог думать лишь о жестоком убийце, захватившем Софью.
Анастасия пыталась подготовить его к худшему, мягко заставляя смириться с гибелью лекарши, но Каспар упрямо сопротивлялся.
Софья где-то здесь, в этом суровом северном городе. Он был в этом уверен.
Вода была благословенно холодна, но Софья заставляла себя сдерживаться. Она отлично знала, что ее обезвоженное тело отвергнет слишком большое количество жидкости, проглоченной к тому же быстро. Глаза женщины давно уже привыкли к мраку чердака, и она больше не замечала смрада гниющего мяса.
Обезображенное тело Герхарда исчезло, но убийца не позаботился смыть зловонные лужи, скопившиеся под висящим телом, так что гибель купца надолго насытила паразитов и падалыциков.
Тело свое женщина ощущала наполненным болью бесформенным комом, жаркая агония раны на месте отрезанного пальца, залитой потом расплавленной смолой, слилась с мучительным голодом и жгучей болью в руках и лодыжках, связанных грубыми веревками. Крысы грызли ее ноги, и, будучи лекаршей, Софья не могла не подумать о возможности заражения крови. Каждый раз, когда она проваливалась в беспамятство, крохотные зубки, отрывающие куски живого мяса, выдергивали женщину в ее кошмар наяву.
Убийца стоял перед ней, маска, как всегда, прикрывала лицо, но поведение его радикально отличалось от прежнего. Даже сквозь завесу боли она заметила, что последние несколько дней он был куда менее агрессивен, чем обычно, словно некий добрый ангел его сути медленно выплывал на поверхность безумия маньяка.
Глиняный кувшин с водой, который он держал у ее губ, служил еще одним доказательством происшедшей в нем перемены. А прежде чем предложить пленнице воду он, как ни странно, неуклюже расчесал ее волосы древней серебряной щеткой, инкрустированной перламутром. Вещь была дорогая – очевидно, когда-то она принадлежала состоятельной женщине, – вероятно, это был трофей, взятый у какой-нибудь предыдущей жертвы.
– Пожалуйста, еще, – прохрипела она, когда он отвел кувшин.
– Нет, думаю, тебе пока достаточно.
– Еще немножко…
Он покачал головой и опустил кувшин.
– Я не понимаю, матушка, – сказал он голосом, так похожим на голосок маленького мальчика. – Почему ты хотела, чтобы я убил тебя? Это нечестно.
– Убить меня? Нет, нет, нет, я не хочу, чтобы ты убил меня, – взмолилась Софья.
– Но я же слышал, – хныкнул он. – Ты сказала.
– Нет, это не я, это был кто-то другой.
– Кто-то другой? Кто?
– Я… я не знаю, но это была не твоя матушка, – ответила Софья как можно мягче. – Я твоя мама. Я. И я хочу, чтобы ты меня развязал.
– Я не понимаю. – Он сильно потер лоб тыльными сторонами ладоней. Затем издал горестный стон, вытащил из живых ножен живота лезвие и провел острием по предплечью, оставляя сочащуюся кровью полосу. Он резал себя и плакал.
– Он любил делать это со мной, помнишь?
Понимая, что ее жизнь висит на тончайшем из волосков, Софья решила подыгрывать фантазиям, что клубились в голове ее мучителя.
– Помню, – ответила она.
– Он любил жечь меня горячими углями из костра, – продолжил безумец, и слезы бежали из-под натянутой кожи его маски. – Он смеялся, когда делал это, и говорил, что я мелкий сопляк, ублюдок и что я – его проклятие.
– Ты не виноват, он был злым человеком. – Софья надеялась, что фраза получилась нейтральной и что она не шагнула за границы ожившей в его памяти истории.
– Да, да, он был злой, так почему же ты оставалась с ним? Я видел, как ты лежала без сознания, а он бил тебя мечом плашмя. Он снова и снова заставлял меня осквернять твое тело, а ты ничего не делала. Почему? Почему ты так долго не помогала мне?
Софья поразмыслила и выпалила:
– Потому что я боялась того, что он может сделать с нами, если я стану сопротивляться.
Он уронил нож и рухнул перед ней на колени, уткнувшись лбом в бедра женщины.
– Понимаю, – тихо сказал он. – Тебе пришлось ждать, пока я не стану достаточно силен, чтобы восстать против него. Чтобы убить его.
– Да, чтобы убить его.
– И с тех пор я убиваю и убиваю его. Это все ради тебя, – гордо произнес он.
– Убиваешь – кого? – спросила Софья и в душе охнула, осознав, в какую опасность она поставила себя этим вопросом.
Но он, казалось, не заметил ее отклонения от роли и ответил:
– Моего отца, боярина.
Он протянул руку и дотронулся кончиками пальцев до кожаной маски, слова срывались с его губ с едва сдерживаемой яростью:
– Вот почему я ношу его лицо; каждый раз, когда я вижу его отражение, я вижу человека, которого должен убить. Когда-то я убил его для тебя и буду продолжать убивать, пока мы не окажемся в безопасности, матушка. Мы оба.
Тяжесть зашевелилась в груди Софьи, ей было трудно притворяться, но другого шанса направить его безумие в нужное русло могло больше не представиться.
– Но теперь мы в безопасности, мой храбрый сын. Я знаю, ты страдал, но угрозы уже нет, только помоги мне сделать одну вещь.
Он поднял голову и умоляюще заглянул в ее глаза:
– Что? Скажи мне, что я должен сделать.
– Развяжи меня и позволь пойти к послу фон Велтену, он может помочь нам, – сказала Софья.
Безумец вздрогнул и окаменел, словно охваченный приступом сильнейшей боли. Затем убийца рывком вскочил на ноги и подхватил с пола нож.