Страница:
И Лайза с сияющими глазами порывисто стиснула Мередит в объятиях.
— Каково это — чувствовать, что полностью изменила жизнь другого человека? — тихо спросила она. — Знать, что только благодаря тебе мои мечты осуществились, как и мечты ма, родственников…
И Мередит внезапно почувствовала, что невесть откуда взявшиеся слезы жгут веки.
— Это… прекрасное чувство.
— Как по-твоему, мы могли бы стать соседями по комнате?
Мередит, мгновенно просветлев, кивнула. Стоявшая в нескольких ярдах от подруг компания девочек с бутербродами в руках потрясенно наблюдала, как новенькая, Лайза Понтини, и эта психованная Мередит Бенкрофт неожиданно вскочили, обнялись и начали прыгать, смеясь и плача одновременно.
Глава 6
— Каково это — чувствовать, что полностью изменила жизнь другого человека? — тихо спросила она. — Знать, что только благодаря тебе мои мечты осуществились, как и мечты ма, родственников…
И Мередит внезапно почувствовала, что невесть откуда взявшиеся слезы жгут веки.
— Это… прекрасное чувство.
— Как по-твоему, мы могли бы стать соседями по комнате?
Мередит, мгновенно просветлев, кивнула. Стоявшая в нескольких ярдах от подруг компания девочек с бутербродами в руках потрясенно наблюдала, как новенькая, Лайза Понтини, и эта психованная Мередит Бенкрофт неожиданно вскочили, обнялись и начали прыгать, смеясь и плача одновременно.
Глава 6
Июнь 1978 года
Комната в Бенсонхерсте, которую четыре года делили Мередит и Лайза, была завалена упаковочными коробками и наполовину уложенными чемоданами. На дверце встроенного шкафа висели голубые мантии и платья, которые девушки надевали вчерашним вечером на церемонию окончания школы. Кисточки из золотой тесьмы на мантиях говорили о том, что подруги все эти годы были лучшими ученицами школы. Лайза деловито укладывала свитеры в коробку. За стеной слышался непривычный гул мужских голосов: это отцы, братья и приятели отъезжающих учениц носили вниз вещи. Отец Мередит переночевал в местной гостинице и должен был появиться через час, но девушка, охваченная ностальгическими чувствами, потеряла представление о времени и задумчиво перебирала стопку фотографий, только сейчас вынутых из письменного стола, улыбаясь воспоминаниям, которые они пробуждали.
Годы, проведенные в Вермонте, были самыми счастливыми для нее и Лайзы. Вопреки всем страхам Лайзы, что она будет чувствовать себя в Бенсонхерсте парией, девушка вскоре стала законодательницей мод среди остальных учениц, считающих ее необычной и смелой. На первом году обучения именно Лайза организовала и возглавила успешный набег на мальчиков Личфилдской частной средней школы в возмездие за налет с целью похищения трусиков в Бенсонхерсте — старой традиции, переходившей из года в год. На втором курсе Лайза так талантливо расписала декорации и украсила сцену для ежегодного спектакля драматического кружка, что фотографии попали в газеты нескольких городов. На предпоследнем курсе Билл Флетчер пригласил Лайзу на весенний бал в Личфилде. Не говоря уже о том, что Флетчер с честью выполнял обязанности капитана школьной футбольной команды, он был еще фантастически красив и очень умен. За день перед балом он забил два гола на поле и третий — в ближайшем мотеле, где Лайза подарила ему свою девственность. После этого незабываемого события она вернулась в комнату, которую делила с Мередит, и жизнерадостно сообщила новость четверым собравшимся там девочкам. Плюхнувшись на постель, Лайза широко улыбнулась и объявила:
— Я больше не девушка! Отныне можете спрашивать у меня совета и получите любую информацию. — Остальные ученицы, очевидно, посчитали это событие еще одним доказательством необычайной независимости и искушенности Лайзы, потому что все начали, смеясь, поздравлять ее, но Мередит встревожилась и даже возмутилась. Вечером, когда все разошлись и подруги остались одни, Мередит и Лайза впервые за все время пребывания в Бенсонхерсте по-настоящему поссорились.
— Не могу поверить, что ты сделала это! — взорвалась Мередит. — Что, если ты забеременеешь? Что, если девчонки начнут сплетничать? Что, если твои родители узнают?
Но Лайза была настроена не менее решительно:
— Ты не мой опекун и не отвечаешь за меня, так что прекрати вести себя как моя мамаша! Если желаешь дожидаться, пока Паркер Рейнолдс или другой мифический рыцарь на белом коне примчится, подхватит тебя и унесет в постель, — это твое дело, но не вмешивайся в мою жизнь и не считай, что другие обязаны вести себя точно так же. Мне плевать на весь этот вздор о чистоте, который вдалбливали нам в головы монахини в Святом Стефане! — продолжала Лайза, швыряя блейзер в шкаф. — Если ты оказалась достаточно глупой, чтобы поверить им, оставайся вечной девственницей, но не требуй от меня того же! И я не такая дура, чтобы забеременеть, — Билл пользовался презервативом. Кроме того, ни одна из девчонок и словом не обмолвится, потому что все уже д. — «.: переспали с мальчишками. Единственной шокироканной крошкой-девственницей в этой комнате была ты.
— Довольно, — холодно перебила Мередит, отходя к своему столу. Несмотря на внешнее спокойствие, девушка изнывала от смущения и угрызений совести. Она действительно чувствовала себя ответственной за Лайзу, потому что добилась для подруги стипендии в Бенсонхерсте. Более того, Мередит признавала, что ее моральные принципы устарели и скорее подходят для монастыря и поэтому она не имеет права читать нравоучения Лайзе. Она и сама сыта по горло подобными наставлениями.
— Я не собиралась осуждать тебя, Лайза, просто беспокоилась, вот и все.
После нескольких моментов напряженного молчания Лайза повернулась к подруге:
— Мер, прости меня.
— Забудь, — отозвалась Мередит. — Ты была права.
— Вовсе нет, — горячо возразила Лайза, с отчаянной мольбой глядя на Мередит. — Дело в том, что я совсем другая и никогда не буду такой, как ты. Я, честно, пыталась.
Откровенное признание вызвало мрачную улыбку на лице Мередит.
— Но почему ты хочешь быть похожей на меня?
— Потому что, — криво усмехнулась Лайза и, имитируя Хэмфри Богарта, прохрипела:
— У тебя есть класс, беби. Класс с большой буквы.
Их первая настоящая стычка кончилась перемирием, которое было отпраздновано в этот же вечер за молочными коктейлями в кафе-мороженом Паулсона.
Глядя на фотографии, Мередит вспомнила об этой ночи, но тут ее бесцеремонно вернула к действительности Линн Маклолин. Просунув в голову в дверь, девушка звонко объявила:
— Утром звонил Ник Терне из телефона-автомата! Сказал, что вы уже отключили свой телефон, и что он собирается сегодня заглянуть ненадолго.
— Которой из нас он звонил? — осведомилась Лайза. Линн ответила, что Ник хотел поговорить с Мередит, и исчезла. Лайза немедленно подбоченилась и с притворной яростью обрушилась на подругу:
— Я так и знала! Прошлой ночью он не сводил с тебя глаз, хотя я только что на голове не стояла, пытаясь привлечь его внимание! Зря я учила тебя пользоваться косметикой и подбирать одежду!
— Опять ты, — отпарировала Мередит, улыбаясь, — относишь на свой счет мой жалкий успех у немногих парней! и Ник Терне учился на предпоследнем курсе в Йеле и, верный традициям, приехал в Вермонт, чтобы присутствовать на церемонии окончания школы его сестрой, и ослепил всех Девушек красивым лицом и идеальной фигурой спортсмена. Но стоило ему бросить взгляд на Мередит, остальные отошли на второй план, и Ник даже не делал из этого тайны.
— Жалкий успех у немногих парней? — повторила Лиза, выглядевшая очаровательной даже сейчас, с рыжими волосами, сколотыми на голове в беспорядочный узел. — Если бы ты встречалась хотя бы с половиной мальчиков, которые назначали тебе свидания за последние два года, то побила бы мой рекорд, я просто уверена в этом!
Она хотела добавить еще что-то, но тут в приоткрытую дверь постучала сестра Ника.
— Мередит, — позвала она, беспомощно улыбаясь, — внизу ждет Ник с парой приятелей. Приехали сегодня утром из Нью-Хейвена. Говорит, что твердо намерен помочь тебе собраться, отвезти, куда захочешь, или сделать предложение руки и сердца, в зависимости от того, что ты предпочтешь.
— Пришли несчастного влюбленного и его друзей сюда, — смеясь, объявила Лайза, и когда Триш Терне ушла, подруги обменялись веселыми-понимающими взглядами. Две полные противоположности. Совершенно согласные во всем.
За последние четыре года они сильно изменились, особенно Мередит. Лайза всегда была ослепительно красива, ей не приходилось носить очки или страдать от детской полноты. А Мередит два года назад на карманные деньги купила контактные линзы, что избавило ее от очков и позволило привлечь внимание к необыкновенным глазам. Природа и время позаботились обо всем остальном, придав законченность тонко очерченному лицу, блеск и густоту волосам и округлив фигуру в нужных местах.
Лайза с ее кудрявыми пылающими волосами и яркой внешностью в восемнадцать лет выглядела земной и вызывающе красивой. Мередит, напротив, казалась уравновешенной, исполненной достоинства и безмятежно прекрасной. Мужчин привлекало бьющее фонтаном жизнелюбие Лайзы, а улыбчивая сдержанность Мередит служила вызовом. Где бы ни появились обе девушки, мужские головы неизменно поворачивались, словно подсолнухи за солнцем. Лайза наслаждалась вниманием, она обожала волнующее предвкушение встречи и восхитительные новые романы. Мередит, наоборот, совершенно равнодушно относилась к своему успеху у мужчин. Хотя ей нравилось встречаться с мальчиками, ходить с ними на лыжные прогулки и танцы, свидания Мередит с юношами доставляли ей удовольствие, но отнюдь не вызывали того безумного волнения, на которое она рассчитывала.
И к поцелуям Мередит относилась равнодушно. Лайза относила это за счет того, что Мередит, совершенно непонятно почему, идеализировала Паркера, и теперь сравнивала с ним каждого мужчину, с которым была знакома. Конечно, это в какой-то мере объясняло безразличие Мередит, но, по правде говоря, беда крылась в том, что она с самого детства воспитывалась среди взрослых и росла под присмотром отца, властного, привыкшего к беспрекословному подчинению. И хотя с мальчиками из Личфилда было неплохо проводить время, она чувствовала себя гораздо старше их.
С юных лет Мередит твердо знала, что хочет получить диплом колледжа и занять подобающее ей место в компании отца. Парни из Личфилда, даже их старшие братья, казалось, не имели в жизни других интересов, кроме секса, спорта и выпивки. Для Мередит идея отдаться какому-то мальчишке только для того, чтобы добавить свое имя к списку бенсонхерстских девственниц, побежденных учениками Личфилда, по слухам, висевшему в актовом зале школы, казалась не только бессмысленной, но и унизительной.
Когда-нибудь она встретит человека, которому захочет подарить себя, пусть это будет тот, кем Мередит восхищается, кому доверяет… Она желала нежности и понимания, романтики и любви. Любви, от которой ждала больше, чем просто интимных отношений и постели. Мередит представляла долгие прогулки по пляжу со сплетенными руками, разговоры обо всем, ночи, проведенные в беседах у камина, перед пылающим огнем. Мередит ждала, что будущий любовник станет поверять ей свои мысли, разделит мечты. И, думая об этом идеальном любовнике, она всегда мысленно видела Паркера.
За все годы, проведенные в Бенсонхерсте, Мередит довольно часто удавалось видеть Паркера во время каникул благодаря тому, что их семьи были членами загородного клуба» Гленмур «. В традициях клуба было собирать своих членов на танцы и спортивные соревнования. Только несколько месяцев назад, когда Мередит исполнилось восемнадцать лет, девушке было позволено посещать балы и вечеринки для взрослых, но ей всегда удавалось воспользоваться любой возможностью, чтобы повидаться с Паркером. Каждое лето она приглашала его быть партнером на теннисных-матчах между младшими и старшими. Он всегда любезно соглашался, хотя их неизменно разбивали наголову, в основном из-за того, что Мередит всегда невыносимо нервничала, чувствуя его присутствие.
Она пользовалась любыми уловками — убеждала отца устроить несколько вечерних приемов, на которые неизменно звала Паркера и его семью. Поскольку Рейнолдсы владели банком, где лежали средства компании» Бенкрофт «, Паркер практически был обязан посещать эти приемы по деловым причинам и всегда оказывался соседом Мередит по столу.
На Рождество Мередит ухитрилась дважды очутиться под омелой2, повешенной в фойе, когда Паркер и его родные приехали с ежегодным праздничным визитом к Бенкрофтам, и всегда отправлялась с отцом, когда приходило время отдать визит.
Ее уловка с омелой полностью удалась: именно Паркер стал первым в жизни мужчиной, поцеловавшим ее, и она жила этим воспоминанием до следующего Рождества, грезила о его улыбке, ощущала запах одеколона, прикосновение губ.
Когда Паркер приходил к ужину, Мередит зачарованно слушала, как он рассуждает о банковских делах, и особенно любила прогулки после ужина, пока родители наслаждались выдержанным бренди. Во время одной из таких прогулок прошлым летом Мередит, к собственному стыду, обнаружила, что Паркер давно знает о том, что она увлечена им. Он начал с того, что спросил, часто ли она каталась на лыжах в Вермонте прошлой зимой, и Мередит рассказала забавную историю о прогулке с капитаном лыжной команды Личфилда. Закончив смеяться над поклонником, которому пришлось гнаться за ней на лыжах по всему горному склону, что тот и сделал с присущей ему грацией и безупречной техникой, Паркер с шутливой серьезностью объявил:
— При каждой новой встрече ты становишься все красивее. По правде говоря, я всегда подозревал, что кто-нибудь обязательно займет мое место в твоем сердце, но никогда не думал, что это окажется какой-то спортсмен, который спасет твои лыжи. Знаешь, — пошутил он, — я уже привык быть твоим любимым романтическим героем.
Гордость и здравый смысл помешали Мередит выпалить, что Паркер все не так понял и никто не может занять его место; зрелость не по годам не позволила притвориться равнодушной к нему. И поскольку Паркера, очевидно, ничуть не расстроила ее воображаемая измена, Мередит попыталась спасти их дружбу и одновременно изобразить свою влюбленность в него чем-то забавным, не стоящим внимания, глупым эпизодом из прошлого.
— Так ты знал о моих чувствах? — выдавила она, стараясь улыбнуться.
— Конечно, знал, — кивнул он, улыбнувшись в ответ. — Я все боялся, что твой отец заметит и ворвется ко мне с пистолетом. Он очень оберегает тебя.
— Я это тоже заметила, — пошутила Мередит, хотя отношение к ней отца вряд ли могло служить предметом веселья, особенно сейчас.
Паркер рассмеялся над ее остроумным замечанием, но тут же, став серьезным, объявил:
— Пусть твое сердце и принадлежит лыжнику, надеюсь, это не означает, что с нашими прогулками, обедами и теннисными матчами покончено. Я всегда прекрасно проводил с тобой время. Честное слово.
Они перешли к обсуждению планов дальнейшего обучения Мередит, ее поступления в колледж, намерений последовать примеру предков и когда-нибудь обязательно занять президентское кресло в фирме отца. Паркер, казалось, единственный понимал ее чувства, справедливость желания занять законное место в компании и искренне верил, что она добьется всего, если только пожелает.
И теперь, стоя в спальне, Мередит думала о том, как встретится с ним после целого года разлуки, и заранее пыталась привыкнуть к мысли, что Паркер навсегда останется для нее всего лишь другом. Конечно, сердце больно сжималось, но девушка была уверена в его дружбе, и это для нее тоже значило очень много.
Лайза отошла от шкафа с охапкой одежды в руках и швырнула все на постель, рядом с открытым чемоданом.
— Опять грезишь наяву о Паркере, — ехидно пропела она. — У тебя при этом всегда становится такая мечтательная физио…
Она осеклась при виде Ника Терне, появившегося на пороге. За его спиной маячили двое друзей.
— Я говорил этим парням, — провозгласил он, показывая подбородком на приятелей, — что в этой комнате они увидят столько красоты, сколько не найдется во всем штате Коннектикут, но так как я оказался здесь первым, то право выбора принадлежит мне, и я выбираю Мередит!
Подмигнув Лайзе, Ник отступил.
— Джентльмены, — воскликнул он, делая широкий жест рукой, — позвольте мне представить вас красотке номер два.
Молодые люди со скучающе-дерзким видом, безупречно одетые, типичные представители» Айви Лиг»3, вошли в комнату, свысока взглянули на Лайзу и застыли на месте.
Мускулистый блондин первым пришел в себя.
— Вы, должно быть, Мередит, — сказал он Лайзе, и по расстроенному лицу было ясно: он считает, что Ник узурпировал лучшую девушку во всем Бенсонхерсте.
— Я Крейг Хаксфорд, а это Чейз Вотье.
Он кивком показал на темноволосого юношу, смотревшего на Лайзу с видом человека, наконец-то обнаружившего совершенство.
Лайза, сложив руки на груди, С веселым изумлением разглядывала непрошеных гостей:
— Я не Мередит.
Их головы одновременно повернулись к противоположному углу комнаты, где стояла Мередит.
— Боже… — почтительно прошептал Крейг Хаксфорд.
— Боже, — вторил ему Чейз Вотье вслед за приятелем, переводя взгляд с одной девушки на другую.
Мередит прикусила губу, чтобы не рассмеяться, при виде ошеломленных лиц. Лайза, подняв брови, сухо сказала:
— Когда вы, парни, покончите со своими молитвами, мы предложим вам кока-колу за то, что поможете стащить вниз все эти коробки.
Они, улыбаясь, выглянули вперед, но в этот момент в дверях появился Филип Бенкрофт, приехавший на полчаса раньше. Потемнев от ярости, он сверлил молодых люден злобным взглядом:
— Что здесь такое творится, черт возьми? Все собравшиеся на миг оцепенели, но Мередит, немного опомнившись, попыталась вмешаться и исправить положение, представив молодых людей отцу. Не обращая внимания на дочь, он проревел:
— Убирайтесь вон!
Когда гости поспешили уйти, он набросился на девушек:
— Я думал, правила этой проклятой школы запрещают мужчинам, за исключением отцов, входить в здание!
Он не просто «думал», а твердо знал это. Два года назад Филин без предупреждения навестил дочь и, прибыв в студенческое общежитие в воскресенье, в четыре часа дня, застал группу мальчиков, сидевших в вестибюле, рядом с входной дверью. — До этого дня молодым людям было позволено заходить в вестибюль по выходным, но с этой минуты в здание больше не допускался ни один представитель сильного пола. Филип собственной волей изменил правила, ворвавшись в кабинет директрисы и обвинив ее во всех грехах, от преступной небрежности до участия в развращении малолетних, угрожал уведомить всех родителей и отменить ежегодные пожертвования, которые делала его семья.
Теперь Мередит постаралась побороть бешенство и чувство униженности, вызванное несправедливой грубостью отца по отношению к ни в чем не повинным молодым людям, ничего не сделавшим, чтобы навлечь на себя такой взрыв ярости.
— Прежде всего, — спокойно возразила она, — школьный год окончился вчера, так что правила перестали действовать. Во-вторых, они всего-навсего пытались помочь нам снести вниз багаж, чтобы мы смогли уехать вовремя…
— У меня сложилось впечатление, — перебил отец, — что я приехал сегодня специально для того, чтобы выполнить всю работу. Именно поэтому и встал так рано…
Он оборвал свою тираду, услышав за спиной голос директрисы:
— Извините, мистер Бенкрофт, но вас срочно спрашивают по телефону.
Не успела за ним закрыться дверь, как Мередит рухнула на постель, а Лайза со стуком поставила на стол банку кока-колы.
— Не могу понять этого человека! — взорвалась она, — Он невозможен! Не позволяет тебе встречаться ни с одним парнем, которого не знал с пеленок, и отпугивает всех остальных! Подарил на шестнадцатилетие машину и не позволяет тебе садиться за руль! У меня четверо братьев, которые к тому же итальянцы, черт возьми, и все вместе они не так трясутся надо мной, как твой папаша!
Не обращая внимания на то, что еще больше подогревает гнев и раздражение подруги, Лайза уселась рядом и продолжала:
— Мер, тебе нужно что-то предпринять, иначе это лето окажется куда хуже прошлого. Меня рядом не будет, так что тебе даже сбежать будет не к кому.
Преподаватели Бенсонхерста были так потрясены блестящими успехами Лайзы и художественным талантом, что наградили ее стипендией для полуторамесячного обучения в Европе. Лайза получила возможность выбрать город, наиболее подходящий для ее будущих планов, связанных с карьерой, и она остановилась на Риме, где и записалась на курсы дизайнера по интерьерам.
Мередит устало прислонилась к стене.
— Я сейчас не так тревожусь за это лето, как три месяца назад.
Лайза знала, что подруга имеет в виду настоящую битву, которую вела с отцом за право поступать в колледж по своему желанию. Несколько колледжей предложили Лайзе стипендии, но она предпочла Северо-западный университет, потому что Мередит тоже намеревалась учиться там. Отец Мередит, однако, настаивал, чтобы дочь поступила в Мэривилль — колледж, который, по ее мнению, был всего-навсего чуть получше частного пансиона для благородных девиц в предместье Чикаго. Мередит пошла на компромисс, записавшись в оба колледжа, и была принята. Теперь она и отец зашли в тупик: никто не хотел уступить.
— Ты действительно считаешь, что сможешь отговорить его от намерения послать тебя в Мэривилль?
— Я туда не поеду!
— Ты знаешь это, и я знаю, но именно твой отец платит за обучение!
— Он согласится, — вздохнула она, — я уверена. Отец слишком оберегает меня, но желает только добра и самого лучшего для меня, а школа бизнеса в Северо-западном университете самая лучшая. Диплом Мэривилля не стоит бумаги, на которой напечатан.
Гнев Лайзы сменился недоумением: она много лет знала Филипа Бенкрофта и все же отказывалась понимать.
— Ты, конечно, права, — согласилась она, — я признаю, что он не похож на большинство родителей, приславших сюда детей. По крайней мере, ему есть до тебя дело. Звонит каждую неделю, и приезжает на каждый школьный праздник.
Еще на первом курсе Лайза была потрясена, узнав, что родители остальных учениц жили собственной жизнью, не обращая внимания на детей, и дорогие подарки служили обычно заменой посещений, писем и звонков.
— Может, лучше мне поговорить с ним и убедить позволить тебе учиться в Северо-западном?
Мередит метнула насмешливый взгляд на подругу:
— И чего, по-твоему, ты добьешься?
Лайза, нагнувшись, раздраженно поддернула носок и перевязала шнурки:
— Того же, что и в последний раз, когда я спорила с ним и приняла твою сторону: посчитает, что я оказываю на тебя дурное влияние.
Обычно, если не считать одного этого случая, Лайза, чтобы предотвратить катастрофу, вела себя с Филипом почтительно, как с почитаемым благодетелем, без помощи которого она никогда не поступила бы в Бенсонхерст. В его присутствии она всегда была олицетворенной вежливостью и женственностью — роль, настолько не соответствующая ее живой и мятежной натуре, что Лайза обычно донельзя раздражалась и нервничала, вызывая добродушный смех Мередит.
Сначала Филип относился к Лайзе как к чему-то вроде найденыша, которому он покровительствует, но та удивила его, мгновенно освоившись в Бенсонхерсте. По мере того как шло время, он по-своему, без излишних слов и похвал, сдержанно показал, что гордится ею и, вероятно, даже чувствует некоторую привязанность. Родители Лайзы не могли позволить себе приезжать в Бенсонхерст, так что Филип взял на себя роль отца, приглашая Лайзу поужинать каждый раз, когда вел в ресторан Мередит, и выказывая неподдельный интерес к ее успехам. Весной первого года обучения Филип дошел даже до того, что отдал секретарше распоряжение позвонить миссис Понтини и спросить, что та хочет передать Лайзе, когда он полетит в Вермонт на День Родителей. Миссис Понтини с радостью приняла предложение и приехала провожать его в аэропорт, нагруженная большой белой кондитерской коробкой, полной итальянских пирожных, и пакетом из грубой бумаги, из которого выглядывали длинные, вкусно пахнущие батоны салями. Раздраженный тем, что пришлось садиться в самолет с таким неприличным грузом и, как позже Филип жаловался Мередит, «выглядеть при этом словно грязный бродяга, решивший проехать в автобусе компании» Грейхаунд» без билета, да еще и с коробкой для завтрака в руках «, он тем не менее передал посылку Лайзе, и с тех пор стал для нее чем-то вроде приемного отца.
Прошлым вечером в честь окончания школы он подарил Мередит кулон из розового топаза с тяжелой золотой цепью от Тиффани. Лайзе он презентовал гораздо менее дорогой, но все же, несомненно, красивый золотой браслет с ее инициалами и датой, искусно выгравированными и вплетавшимися в общий узор. Браслет был тоже куплен у Тиффани.
Сначала Лайза совершенно терялась, не зная, как обращаться с ним, поскольку Филип был неизменно вежлив, но всегда держался несколько холодно и не выказывал своих чувств — так же, как относился и к Мередит. Позже, поняв, что его поступки совершенно не соответствуют внешне бесстрастной и иногда грубоватой манере держать себя, Лайза жизнерадостно объявила Мередит, что Филип, в сущности, добрый и милый плюшевый мишка, который только рычит, но не кусается!
Это полностью ошибочное заключение заставило ее позапрошлым летом попытаться вступиться за Мередит, когда Лайза очень вежливо и с самой милой улыбкой объявила, что, по ее мнению, Мередит должна пользоваться немного большей свободой на каникулах. Реакция Филипа на то, что он назвал» неблагодарностью и вмешательством в чужие дела «, была крайне бурной, и только искреннее раскаяние и немедленные извинения девушки помешали ему выполнить угрозу положить конец дружбе Лайзы и Мередит, и потребовать от администрации Бенсонхерста передать стипендию, кому-нибудь» более заслуживающему» такой милости. Это столкновение потрясло Лайзу куда больше столь неожиданного взрыва бешенства. Из всего сказанного Филипом она справедливо предположила, что стипендия выплачивается из средств, пожертвованных семейством Бенкрофтов, и это открытие заставило Лайзу почувствовать себя совершенным чудовищем, хотя сама ссора оставила в ней чувство гневного раздражения.
Комната в Бенсонхерсте, которую четыре года делили Мередит и Лайза, была завалена упаковочными коробками и наполовину уложенными чемоданами. На дверце встроенного шкафа висели голубые мантии и платья, которые девушки надевали вчерашним вечером на церемонию окончания школы. Кисточки из золотой тесьмы на мантиях говорили о том, что подруги все эти годы были лучшими ученицами школы. Лайза деловито укладывала свитеры в коробку. За стеной слышался непривычный гул мужских голосов: это отцы, братья и приятели отъезжающих учениц носили вниз вещи. Отец Мередит переночевал в местной гостинице и должен был появиться через час, но девушка, охваченная ностальгическими чувствами, потеряла представление о времени и задумчиво перебирала стопку фотографий, только сейчас вынутых из письменного стола, улыбаясь воспоминаниям, которые они пробуждали.
Годы, проведенные в Вермонте, были самыми счастливыми для нее и Лайзы. Вопреки всем страхам Лайзы, что она будет чувствовать себя в Бенсонхерсте парией, девушка вскоре стала законодательницей мод среди остальных учениц, считающих ее необычной и смелой. На первом году обучения именно Лайза организовала и возглавила успешный набег на мальчиков Личфилдской частной средней школы в возмездие за налет с целью похищения трусиков в Бенсонхерсте — старой традиции, переходившей из года в год. На втором курсе Лайза так талантливо расписала декорации и украсила сцену для ежегодного спектакля драматического кружка, что фотографии попали в газеты нескольких городов. На предпоследнем курсе Билл Флетчер пригласил Лайзу на весенний бал в Личфилде. Не говоря уже о том, что Флетчер с честью выполнял обязанности капитана школьной футбольной команды, он был еще фантастически красив и очень умен. За день перед балом он забил два гола на поле и третий — в ближайшем мотеле, где Лайза подарила ему свою девственность. После этого незабываемого события она вернулась в комнату, которую делила с Мередит, и жизнерадостно сообщила новость четверым собравшимся там девочкам. Плюхнувшись на постель, Лайза широко улыбнулась и объявила:
— Я больше не девушка! Отныне можете спрашивать у меня совета и получите любую информацию. — Остальные ученицы, очевидно, посчитали это событие еще одним доказательством необычайной независимости и искушенности Лайзы, потому что все начали, смеясь, поздравлять ее, но Мередит встревожилась и даже возмутилась. Вечером, когда все разошлись и подруги остались одни, Мередит и Лайза впервые за все время пребывания в Бенсонхерсте по-настоящему поссорились.
— Не могу поверить, что ты сделала это! — взорвалась Мередит. — Что, если ты забеременеешь? Что, если девчонки начнут сплетничать? Что, если твои родители узнают?
Но Лайза была настроена не менее решительно:
— Ты не мой опекун и не отвечаешь за меня, так что прекрати вести себя как моя мамаша! Если желаешь дожидаться, пока Паркер Рейнолдс или другой мифический рыцарь на белом коне примчится, подхватит тебя и унесет в постель, — это твое дело, но не вмешивайся в мою жизнь и не считай, что другие обязаны вести себя точно так же. Мне плевать на весь этот вздор о чистоте, который вдалбливали нам в головы монахини в Святом Стефане! — продолжала Лайза, швыряя блейзер в шкаф. — Если ты оказалась достаточно глупой, чтобы поверить им, оставайся вечной девственницей, но не требуй от меня того же! И я не такая дура, чтобы забеременеть, — Билл пользовался презервативом. Кроме того, ни одна из девчонок и словом не обмолвится, потому что все уже д. — «.: переспали с мальчишками. Единственной шокироканной крошкой-девственницей в этой комнате была ты.
— Довольно, — холодно перебила Мередит, отходя к своему столу. Несмотря на внешнее спокойствие, девушка изнывала от смущения и угрызений совести. Она действительно чувствовала себя ответственной за Лайзу, потому что добилась для подруги стипендии в Бенсонхерсте. Более того, Мередит признавала, что ее моральные принципы устарели и скорее подходят для монастыря и поэтому она не имеет права читать нравоучения Лайзе. Она и сама сыта по горло подобными наставлениями.
— Я не собиралась осуждать тебя, Лайза, просто беспокоилась, вот и все.
После нескольких моментов напряженного молчания Лайза повернулась к подруге:
— Мер, прости меня.
— Забудь, — отозвалась Мередит. — Ты была права.
— Вовсе нет, — горячо возразила Лайза, с отчаянной мольбой глядя на Мередит. — Дело в том, что я совсем другая и никогда не буду такой, как ты. Я, честно, пыталась.
Откровенное признание вызвало мрачную улыбку на лице Мередит.
— Но почему ты хочешь быть похожей на меня?
— Потому что, — криво усмехнулась Лайза и, имитируя Хэмфри Богарта, прохрипела:
— У тебя есть класс, беби. Класс с большой буквы.
Их первая настоящая стычка кончилась перемирием, которое было отпраздновано в этот же вечер за молочными коктейлями в кафе-мороженом Паулсона.
Глядя на фотографии, Мередит вспомнила об этой ночи, но тут ее бесцеремонно вернула к действительности Линн Маклолин. Просунув в голову в дверь, девушка звонко объявила:
— Утром звонил Ник Терне из телефона-автомата! Сказал, что вы уже отключили свой телефон, и что он собирается сегодня заглянуть ненадолго.
— Которой из нас он звонил? — осведомилась Лайза. Линн ответила, что Ник хотел поговорить с Мередит, и исчезла. Лайза немедленно подбоченилась и с притворной яростью обрушилась на подругу:
— Я так и знала! Прошлой ночью он не сводил с тебя глаз, хотя я только что на голове не стояла, пытаясь привлечь его внимание! Зря я учила тебя пользоваться косметикой и подбирать одежду!
— Опять ты, — отпарировала Мередит, улыбаясь, — относишь на свой счет мой жалкий успех у немногих парней! и Ник Терне учился на предпоследнем курсе в Йеле и, верный традициям, приехал в Вермонт, чтобы присутствовать на церемонии окончания школы его сестрой, и ослепил всех Девушек красивым лицом и идеальной фигурой спортсмена. Но стоило ему бросить взгляд на Мередит, остальные отошли на второй план, и Ник даже не делал из этого тайны.
— Жалкий успех у немногих парней? — повторила Лиза, выглядевшая очаровательной даже сейчас, с рыжими волосами, сколотыми на голове в беспорядочный узел. — Если бы ты встречалась хотя бы с половиной мальчиков, которые назначали тебе свидания за последние два года, то побила бы мой рекорд, я просто уверена в этом!
Она хотела добавить еще что-то, но тут в приоткрытую дверь постучала сестра Ника.
— Мередит, — позвала она, беспомощно улыбаясь, — внизу ждет Ник с парой приятелей. Приехали сегодня утром из Нью-Хейвена. Говорит, что твердо намерен помочь тебе собраться, отвезти, куда захочешь, или сделать предложение руки и сердца, в зависимости от того, что ты предпочтешь.
— Пришли несчастного влюбленного и его друзей сюда, — смеясь, объявила Лайза, и когда Триш Терне ушла, подруги обменялись веселыми-понимающими взглядами. Две полные противоположности. Совершенно согласные во всем.
За последние четыре года они сильно изменились, особенно Мередит. Лайза всегда была ослепительно красива, ей не приходилось носить очки или страдать от детской полноты. А Мередит два года назад на карманные деньги купила контактные линзы, что избавило ее от очков и позволило привлечь внимание к необыкновенным глазам. Природа и время позаботились обо всем остальном, придав законченность тонко очерченному лицу, блеск и густоту волосам и округлив фигуру в нужных местах.
Лайза с ее кудрявыми пылающими волосами и яркой внешностью в восемнадцать лет выглядела земной и вызывающе красивой. Мередит, напротив, казалась уравновешенной, исполненной достоинства и безмятежно прекрасной. Мужчин привлекало бьющее фонтаном жизнелюбие Лайзы, а улыбчивая сдержанность Мередит служила вызовом. Где бы ни появились обе девушки, мужские головы неизменно поворачивались, словно подсолнухи за солнцем. Лайза наслаждалась вниманием, она обожала волнующее предвкушение встречи и восхитительные новые романы. Мередит, наоборот, совершенно равнодушно относилась к своему успеху у мужчин. Хотя ей нравилось встречаться с мальчиками, ходить с ними на лыжные прогулки и танцы, свидания Мередит с юношами доставляли ей удовольствие, но отнюдь не вызывали того безумного волнения, на которое она рассчитывала.
И к поцелуям Мередит относилась равнодушно. Лайза относила это за счет того, что Мередит, совершенно непонятно почему, идеализировала Паркера, и теперь сравнивала с ним каждого мужчину, с которым была знакома. Конечно, это в какой-то мере объясняло безразличие Мередит, но, по правде говоря, беда крылась в том, что она с самого детства воспитывалась среди взрослых и росла под присмотром отца, властного, привыкшего к беспрекословному подчинению. И хотя с мальчиками из Личфилда было неплохо проводить время, она чувствовала себя гораздо старше их.
С юных лет Мередит твердо знала, что хочет получить диплом колледжа и занять подобающее ей место в компании отца. Парни из Личфилда, даже их старшие братья, казалось, не имели в жизни других интересов, кроме секса, спорта и выпивки. Для Мередит идея отдаться какому-то мальчишке только для того, чтобы добавить свое имя к списку бенсонхерстских девственниц, побежденных учениками Личфилда, по слухам, висевшему в актовом зале школы, казалась не только бессмысленной, но и унизительной.
Когда-нибудь она встретит человека, которому захочет подарить себя, пусть это будет тот, кем Мередит восхищается, кому доверяет… Она желала нежности и понимания, романтики и любви. Любви, от которой ждала больше, чем просто интимных отношений и постели. Мередит представляла долгие прогулки по пляжу со сплетенными руками, разговоры обо всем, ночи, проведенные в беседах у камина, перед пылающим огнем. Мередит ждала, что будущий любовник станет поверять ей свои мысли, разделит мечты. И, думая об этом идеальном любовнике, она всегда мысленно видела Паркера.
За все годы, проведенные в Бенсонхерсте, Мередит довольно часто удавалось видеть Паркера во время каникул благодаря тому, что их семьи были членами загородного клуба» Гленмур «. В традициях клуба было собирать своих членов на танцы и спортивные соревнования. Только несколько месяцев назад, когда Мередит исполнилось восемнадцать лет, девушке было позволено посещать балы и вечеринки для взрослых, но ей всегда удавалось воспользоваться любой возможностью, чтобы повидаться с Паркером. Каждое лето она приглашала его быть партнером на теннисных-матчах между младшими и старшими. Он всегда любезно соглашался, хотя их неизменно разбивали наголову, в основном из-за того, что Мередит всегда невыносимо нервничала, чувствуя его присутствие.
Она пользовалась любыми уловками — убеждала отца устроить несколько вечерних приемов, на которые неизменно звала Паркера и его семью. Поскольку Рейнолдсы владели банком, где лежали средства компании» Бенкрофт «, Паркер практически был обязан посещать эти приемы по деловым причинам и всегда оказывался соседом Мередит по столу.
На Рождество Мередит ухитрилась дважды очутиться под омелой2, повешенной в фойе, когда Паркер и его родные приехали с ежегодным праздничным визитом к Бенкрофтам, и всегда отправлялась с отцом, когда приходило время отдать визит.
Ее уловка с омелой полностью удалась: именно Паркер стал первым в жизни мужчиной, поцеловавшим ее, и она жила этим воспоминанием до следующего Рождества, грезила о его улыбке, ощущала запах одеколона, прикосновение губ.
Когда Паркер приходил к ужину, Мередит зачарованно слушала, как он рассуждает о банковских делах, и особенно любила прогулки после ужина, пока родители наслаждались выдержанным бренди. Во время одной из таких прогулок прошлым летом Мередит, к собственному стыду, обнаружила, что Паркер давно знает о том, что она увлечена им. Он начал с того, что спросил, часто ли она каталась на лыжах в Вермонте прошлой зимой, и Мередит рассказала забавную историю о прогулке с капитаном лыжной команды Личфилда. Закончив смеяться над поклонником, которому пришлось гнаться за ней на лыжах по всему горному склону, что тот и сделал с присущей ему грацией и безупречной техникой, Паркер с шутливой серьезностью объявил:
— При каждой новой встрече ты становишься все красивее. По правде говоря, я всегда подозревал, что кто-нибудь обязательно займет мое место в твоем сердце, но никогда не думал, что это окажется какой-то спортсмен, который спасет твои лыжи. Знаешь, — пошутил он, — я уже привык быть твоим любимым романтическим героем.
Гордость и здравый смысл помешали Мередит выпалить, что Паркер все не так понял и никто не может занять его место; зрелость не по годам не позволила притвориться равнодушной к нему. И поскольку Паркера, очевидно, ничуть не расстроила ее воображаемая измена, Мередит попыталась спасти их дружбу и одновременно изобразить свою влюбленность в него чем-то забавным, не стоящим внимания, глупым эпизодом из прошлого.
— Так ты знал о моих чувствах? — выдавила она, стараясь улыбнуться.
— Конечно, знал, — кивнул он, улыбнувшись в ответ. — Я все боялся, что твой отец заметит и ворвется ко мне с пистолетом. Он очень оберегает тебя.
— Я это тоже заметила, — пошутила Мередит, хотя отношение к ней отца вряд ли могло служить предметом веселья, особенно сейчас.
Паркер рассмеялся над ее остроумным замечанием, но тут же, став серьезным, объявил:
— Пусть твое сердце и принадлежит лыжнику, надеюсь, это не означает, что с нашими прогулками, обедами и теннисными матчами покончено. Я всегда прекрасно проводил с тобой время. Честное слово.
Они перешли к обсуждению планов дальнейшего обучения Мередит, ее поступления в колледж, намерений последовать примеру предков и когда-нибудь обязательно занять президентское кресло в фирме отца. Паркер, казалось, единственный понимал ее чувства, справедливость желания занять законное место в компании и искренне верил, что она добьется всего, если только пожелает.
И теперь, стоя в спальне, Мередит думала о том, как встретится с ним после целого года разлуки, и заранее пыталась привыкнуть к мысли, что Паркер навсегда останется для нее всего лишь другом. Конечно, сердце больно сжималось, но девушка была уверена в его дружбе, и это для нее тоже значило очень много.
Лайза отошла от шкафа с охапкой одежды в руках и швырнула все на постель, рядом с открытым чемоданом.
— Опять грезишь наяву о Паркере, — ехидно пропела она. — У тебя при этом всегда становится такая мечтательная физио…
Она осеклась при виде Ника Терне, появившегося на пороге. За его спиной маячили двое друзей.
— Я говорил этим парням, — провозгласил он, показывая подбородком на приятелей, — что в этой комнате они увидят столько красоты, сколько не найдется во всем штате Коннектикут, но так как я оказался здесь первым, то право выбора принадлежит мне, и я выбираю Мередит!
Подмигнув Лайзе, Ник отступил.
— Джентльмены, — воскликнул он, делая широкий жест рукой, — позвольте мне представить вас красотке номер два.
Молодые люди со скучающе-дерзким видом, безупречно одетые, типичные представители» Айви Лиг»3, вошли в комнату, свысока взглянули на Лайзу и застыли на месте.
Мускулистый блондин первым пришел в себя.
— Вы, должно быть, Мередит, — сказал он Лайзе, и по расстроенному лицу было ясно: он считает, что Ник узурпировал лучшую девушку во всем Бенсонхерсте.
— Я Крейг Хаксфорд, а это Чейз Вотье.
Он кивком показал на темноволосого юношу, смотревшего на Лайзу с видом человека, наконец-то обнаружившего совершенство.
Лайза, сложив руки на груди, С веселым изумлением разглядывала непрошеных гостей:
— Я не Мередит.
Их головы одновременно повернулись к противоположному углу комнаты, где стояла Мередит.
— Боже… — почтительно прошептал Крейг Хаксфорд.
— Боже, — вторил ему Чейз Вотье вслед за приятелем, переводя взгляд с одной девушки на другую.
Мередит прикусила губу, чтобы не рассмеяться, при виде ошеломленных лиц. Лайза, подняв брови, сухо сказала:
— Когда вы, парни, покончите со своими молитвами, мы предложим вам кока-колу за то, что поможете стащить вниз все эти коробки.
Они, улыбаясь, выглянули вперед, но в этот момент в дверях появился Филип Бенкрофт, приехавший на полчаса раньше. Потемнев от ярости, он сверлил молодых люден злобным взглядом:
— Что здесь такое творится, черт возьми? Все собравшиеся на миг оцепенели, но Мередит, немного опомнившись, попыталась вмешаться и исправить положение, представив молодых людей отцу. Не обращая внимания на дочь, он проревел:
— Убирайтесь вон!
Когда гости поспешили уйти, он набросился на девушек:
— Я думал, правила этой проклятой школы запрещают мужчинам, за исключением отцов, входить в здание!
Он не просто «думал», а твердо знал это. Два года назад Филин без предупреждения навестил дочь и, прибыв в студенческое общежитие в воскресенье, в четыре часа дня, застал группу мальчиков, сидевших в вестибюле, рядом с входной дверью. — До этого дня молодым людям было позволено заходить в вестибюль по выходным, но с этой минуты в здание больше не допускался ни один представитель сильного пола. Филип собственной волей изменил правила, ворвавшись в кабинет директрисы и обвинив ее во всех грехах, от преступной небрежности до участия в развращении малолетних, угрожал уведомить всех родителей и отменить ежегодные пожертвования, которые делала его семья.
Теперь Мередит постаралась побороть бешенство и чувство униженности, вызванное несправедливой грубостью отца по отношению к ни в чем не повинным молодым людям, ничего не сделавшим, чтобы навлечь на себя такой взрыв ярости.
— Прежде всего, — спокойно возразила она, — школьный год окончился вчера, так что правила перестали действовать. Во-вторых, они всего-навсего пытались помочь нам снести вниз багаж, чтобы мы смогли уехать вовремя…
— У меня сложилось впечатление, — перебил отец, — что я приехал сегодня специально для того, чтобы выполнить всю работу. Именно поэтому и встал так рано…
Он оборвал свою тираду, услышав за спиной голос директрисы:
— Извините, мистер Бенкрофт, но вас срочно спрашивают по телефону.
Не успела за ним закрыться дверь, как Мередит рухнула на постель, а Лайза со стуком поставила на стол банку кока-колы.
— Не могу понять этого человека! — взорвалась она, — Он невозможен! Не позволяет тебе встречаться ни с одним парнем, которого не знал с пеленок, и отпугивает всех остальных! Подарил на шестнадцатилетие машину и не позволяет тебе садиться за руль! У меня четверо братьев, которые к тому же итальянцы, черт возьми, и все вместе они не так трясутся надо мной, как твой папаша!
Не обращая внимания на то, что еще больше подогревает гнев и раздражение подруги, Лайза уселась рядом и продолжала:
— Мер, тебе нужно что-то предпринять, иначе это лето окажется куда хуже прошлого. Меня рядом не будет, так что тебе даже сбежать будет не к кому.
Преподаватели Бенсонхерста были так потрясены блестящими успехами Лайзы и художественным талантом, что наградили ее стипендией для полуторамесячного обучения в Европе. Лайза получила возможность выбрать город, наиболее подходящий для ее будущих планов, связанных с карьерой, и она остановилась на Риме, где и записалась на курсы дизайнера по интерьерам.
Мередит устало прислонилась к стене.
— Я сейчас не так тревожусь за это лето, как три месяца назад.
Лайза знала, что подруга имеет в виду настоящую битву, которую вела с отцом за право поступать в колледж по своему желанию. Несколько колледжей предложили Лайзе стипендии, но она предпочла Северо-западный университет, потому что Мередит тоже намеревалась учиться там. Отец Мередит, однако, настаивал, чтобы дочь поступила в Мэривилль — колледж, который, по ее мнению, был всего-навсего чуть получше частного пансиона для благородных девиц в предместье Чикаго. Мередит пошла на компромисс, записавшись в оба колледжа, и была принята. Теперь она и отец зашли в тупик: никто не хотел уступить.
— Ты действительно считаешь, что сможешь отговорить его от намерения послать тебя в Мэривилль?
— Я туда не поеду!
— Ты знаешь это, и я знаю, но именно твой отец платит за обучение!
— Он согласится, — вздохнула она, — я уверена. Отец слишком оберегает меня, но желает только добра и самого лучшего для меня, а школа бизнеса в Северо-западном университете самая лучшая. Диплом Мэривилля не стоит бумаги, на которой напечатан.
Гнев Лайзы сменился недоумением: она много лет знала Филипа Бенкрофта и все же отказывалась понимать.
— Ты, конечно, права, — согласилась она, — я признаю, что он не похож на большинство родителей, приславших сюда детей. По крайней мере, ему есть до тебя дело. Звонит каждую неделю, и приезжает на каждый школьный праздник.
Еще на первом курсе Лайза была потрясена, узнав, что родители остальных учениц жили собственной жизнью, не обращая внимания на детей, и дорогие подарки служили обычно заменой посещений, писем и звонков.
— Может, лучше мне поговорить с ним и убедить позволить тебе учиться в Северо-западном?
Мередит метнула насмешливый взгляд на подругу:
— И чего, по-твоему, ты добьешься?
Лайза, нагнувшись, раздраженно поддернула носок и перевязала шнурки:
— Того же, что и в последний раз, когда я спорила с ним и приняла твою сторону: посчитает, что я оказываю на тебя дурное влияние.
Обычно, если не считать одного этого случая, Лайза, чтобы предотвратить катастрофу, вела себя с Филипом почтительно, как с почитаемым благодетелем, без помощи которого она никогда не поступила бы в Бенсонхерст. В его присутствии она всегда была олицетворенной вежливостью и женственностью — роль, настолько не соответствующая ее живой и мятежной натуре, что Лайза обычно донельзя раздражалась и нервничала, вызывая добродушный смех Мередит.
Сначала Филип относился к Лайзе как к чему-то вроде найденыша, которому он покровительствует, но та удивила его, мгновенно освоившись в Бенсонхерсте. По мере того как шло время, он по-своему, без излишних слов и похвал, сдержанно показал, что гордится ею и, вероятно, даже чувствует некоторую привязанность. Родители Лайзы не могли позволить себе приезжать в Бенсонхерст, так что Филип взял на себя роль отца, приглашая Лайзу поужинать каждый раз, когда вел в ресторан Мередит, и выказывая неподдельный интерес к ее успехам. Весной первого года обучения Филип дошел даже до того, что отдал секретарше распоряжение позвонить миссис Понтини и спросить, что та хочет передать Лайзе, когда он полетит в Вермонт на День Родителей. Миссис Понтини с радостью приняла предложение и приехала провожать его в аэропорт, нагруженная большой белой кондитерской коробкой, полной итальянских пирожных, и пакетом из грубой бумаги, из которого выглядывали длинные, вкусно пахнущие батоны салями. Раздраженный тем, что пришлось садиться в самолет с таким неприличным грузом и, как позже Филип жаловался Мередит, «выглядеть при этом словно грязный бродяга, решивший проехать в автобусе компании» Грейхаунд» без билета, да еще и с коробкой для завтрака в руках «, он тем не менее передал посылку Лайзе, и с тех пор стал для нее чем-то вроде приемного отца.
Прошлым вечером в честь окончания школы он подарил Мередит кулон из розового топаза с тяжелой золотой цепью от Тиффани. Лайзе он презентовал гораздо менее дорогой, но все же, несомненно, красивый золотой браслет с ее инициалами и датой, искусно выгравированными и вплетавшимися в общий узор. Браслет был тоже куплен у Тиффани.
Сначала Лайза совершенно терялась, не зная, как обращаться с ним, поскольку Филип был неизменно вежлив, но всегда держался несколько холодно и не выказывал своих чувств — так же, как относился и к Мередит. Позже, поняв, что его поступки совершенно не соответствуют внешне бесстрастной и иногда грубоватой манере держать себя, Лайза жизнерадостно объявила Мередит, что Филип, в сущности, добрый и милый плюшевый мишка, который только рычит, но не кусается!
Это полностью ошибочное заключение заставило ее позапрошлым летом попытаться вступиться за Мередит, когда Лайза очень вежливо и с самой милой улыбкой объявила, что, по ее мнению, Мередит должна пользоваться немного большей свободой на каникулах. Реакция Филипа на то, что он назвал» неблагодарностью и вмешательством в чужие дела «, была крайне бурной, и только искреннее раскаяние и немедленные извинения девушки помешали ему выполнить угрозу положить конец дружбе Лайзы и Мередит, и потребовать от администрации Бенсонхерста передать стипендию, кому-нибудь» более заслуживающему» такой милости. Это столкновение потрясло Лайзу куда больше столь неожиданного взрыва бешенства. Из всего сказанного Филипом она справедливо предположила, что стипендия выплачивается из средств, пожертвованных семейством Бенкрофтов, и это открытие заставило Лайзу почувствовать себя совершенным чудовищем, хотя сама ссора оставила в ней чувство гневного раздражения.