Макнот Джудит. Триумф нежности

Джудит Макнот
Триумф нежности

Глава 1

   Высокий темноволосый мужчина стоял у окна фешенебельной квартиры в пентхаусе, отрешенно глядя с высоты небоскреба на панораму мерцающих огней ночного Сент-Луиса. Горечь и усталость сквозили в резких движениях Рамона Гальварры, когда он, дернув за узел, ослабил галстук и, подняв бокал скотча, одним глотком почти осушил его.
   В тускло освещенную гостиную стремительно ворвался взволнованный молодой блондин.
   — Ну, что они там решили, Рамон? — нетерпеливо спросил он.
   — А ты как думаешь? — огрызнулся Рамон. — Своя рубашка ближе к телу, дорогой Роджер.
   — Вот сволочи! — взорвался Роджер. В бессильной ярости он запустил руку в волосы, затем решительно шагнул к бару.
   — Думают, пока старый черт был с тобой, деньги сыпались сами! — Роджер со злостью плеснул в бокал бурбон.
   — Что ж, тут они принципиальны, — саркастически заметил Рамон. — Если бы золотой дождь продолжался, они стояли бы за меня горой.
   Роджер щелкнул выключателем: при виде мебели в стиле Людовика XIV его передернуло. Сейчас она казалась насмешкой.
   — Если бы ты только рассказал, в каком состоянии был отец перед смертью… Я уверен, банкиры поддержали бы тебя. Нельзя же валить на тебя все его грехи!
   Отвернувшись от окна, Рамон прислонился плечом к оконной раме, какое-то мгновение смотрел на оставшийся в бокале скотч, затем залпом выпил его до дна.
   — Но я же не помешал ему грешить.
   — Не помешал! — яростно повторил Роджер. — Да как ты мог все предвидеть?! Этот человек всю жизнь вел себя как Господь Бог, а под конец, кажется, в самом деле себя им вообразил! Глупость за глупостью, пока все не пошло коту под хвост! Ну хорошо, пусть бы ты оказался ясновидящим! Что ты мог сделать? Контрольный пакет акций — у него, а не у тебя. До последнего дня он всем в корпорации распоряжался единолично. У тебя руки были связаны.
   — Теперь развязаны, ну и что? — Рамон пожал плечами.
   — Слушай, — в голосе Роджера звучало отчаяние, — я не заводил этот разговор раньше, чтобы не задевать твою гордость, но ты же знаешь, я далеко не беден. Сколько тебе нужно? Если у меня нет таких денег, может быть, я смогу достать.
   Впервые за это время безжалостно-властное лицо Рамона Гальварры — холодный слепок древнего испанского благородства — смягчилось. Он улыбнулся одними глазами:
   — Миллионов пятьдесят помогли бы, а лучше — семьдесят пять.
   — Пятьдесят миллионов? — растерянно повторил Роджер, уставившись на своего старого приятеля по гарвардской студенческой скамье. — Помогли бы… или спасли бы?
   — Помогли бы, Роджер. Не очень сильно.
   Резко поставив бокал на мраморный стол, Рамон повернулся и направился в комнату, которую он занимал с того дня, как на прошлой неделе появился в Сент-Луисе.
   — Рамон, — озабоченно сказал Роджер, — тебе нужно встретиться с Сидом Грином, пока он здесь. Он сможет достать эту сумму, если захочет, и к тому же он тебе обязан.
   Голова Рамона резко дернулась. Его лицо исказила гримаса.
   — Если бы Сид хотел помочь, он связался бы со мной. Он знает, где меня искать. Что я сижу в луже, он тоже знает.
   — Ты уверен? До сих пор ты хранил в тайне, что корпорация терпит крах.
   — Знает, будь спокоен. И вместе с правлением банка не хочет, чтобы мне продлевали выплату ссуды.
   — Но…
   — Нет! Если бы Сид хотел помочь, он не бездействовал бы так красноречиво. Просить я не стану. Через десять дней я собираю аудиторов и адвокатов корпорации в Пуэрто-Рико и объявляю о банкротстве.
   Повернувшись на каблуках, Рамон стремительно вышел из комнаты, с трудом сдерживая гнев.
   Когда он вернулся, его густые черные волосы были влажны после душа. На нем были старые потертые джинсы. Роджер молча смотрел, как Рамон закатывает рукава белой рубашки.
   — Рамон, пожалуйста, задержись на неделю. А вдруг Сид что-нибудь предпримет? Кажется, его сейчас и в городе нет.
   — Он в городе, а я уезжаю в Пуэрто-Рико через два дня. Это решено.
   Роджер тяжело вздохнул:
   — Какого черта ты собираешься делать в Пуэрто-Рико?
   — Нужно проследить за банкротством корпорации, а потом я займусь тем же, что делали мои предки, — с трудом ответил Рамон. — Я собираюсь обрабатывать землю.
   — Ты в своем уме? — вспылил Роджер. — Обрабатывать клочок земли? Уж не та ли это лачуга, где мы с тобой однажды развлекались с девочками?
   — Довольно! — прервал Рамон. — Этот клочок земли — все, что у меня есть. Вместе с домом, в котором я родился.
   — А что с домом около Сан-Хуана, виллой в Испании, что с островом в Средиземном море? Продай один из домов или остров — и будешь купаться в роскоши до конца дней своих.
   — Они проданы с аукциона, иначе корпорация не смогла бы возместить ущерб. А банки, которые ссужали деньги, кружат, как стервятники.
   — Черт бы все побрал! — беспомощно пробормотал Роджер. — Если бы твой отец не умер, я бы сам его придушил.
   — Боюсь, тебя бы опередили акционеры, — горько улыбнулся Рамон.
   — Как ты можешь стоять тут и острить, как будто это тебя не касается?
   — Я уже смирился с поражением, — хладнокровно произнес Рамон, — я сделал все, что мог. И я не вижу ничего страшного в том, чтобы работать на своей земле, среди людей, которые веками работали на нашу семью.
   Зная, что друг не выносит сантиментов, Роджер отвернулся, скрывая выражение своего лица:
   — Рамон, я могу сделать для тебя хоть что-нибудь?
   — Да.
   — А что именно? — радостно спросил Роджер, бросая взгляд через плечо. — Давай говори, я все сделаю! — Ты не смог бы дать мне на время твою машину? Я хотел бы поехать один.
   Просьба была пустяковая — Роджер полез в карман и бросил ключи другу.
   — Есть проблемы с подачей топлива и с фильтром, а ремонт сделают только через неделю. Так что, если тебе повезет, машина заглохнет посреди улицы уже сегодня вечером.
   Рамон пожал плечами, его лицо было отрешенным.
   — Если это случится — пойду пешком, нужно привыкать к сельской жизни.
   — Слушай, не строй ты из себя бедного крестьянина! Ты был и остаешься крупной фигурой в международном бизнесе.
   Рамон стиснул зубы, ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы усмирить бушующую в нем ярость.
   — Фигурой крупного неудачника. В международном бизнесе у меня теперь репутация неудачника, и этого мне не простят. Не попросить ли у друзей рекомендацию «великий неудачник»? А может, стоит прийти завтра на твою фабрику и подать заявление на работу в брючный цех?
   — Не юродствуй! Но ты можешь что-нибудь придумать! Ты за несколько лет построил финансовую империю. Найди теперь способ спасти хотя бы ее часть. Мне не верится, что…
   — Хватит с меня миражей! — отрезал Рамон. — «Лир» стоит в ангаре в аэропорту. Не в порядке один из двигателей. Как только его починят и в воскресенье вечером вернется мой пилот, я улетаю в Пуэрто-Рико.
   Роджер открыл рот, чтобы возразить, но Рамон взглядом заставил его замолчать.
   — А возделывать землю, мне кажется, — это куда большая честь, чем иметь дело с банкирами. Пока мой отец был жив, я не знал мира в моей душе. Он умер, но я не нашел покоя. Теперь пришла пора поисков.

Глава 2

   Ночью в пятницу огромный бар гостиницы «Глубокое ущелье» невдалеке от Восточного порта был, как всегда, полон.
   Кэти Конелли рассеянно взглянула на часы и устремила взор поверх смеющейся, пьющей, болтающей толпы, отыскивая того, кого она ждала. Но главный вход ей загораживали пышные растения, свисающие из огромных кашпо, и ручной работы макраме, бросавшие при свете шелковых ламп длинные тени от пола до витражных стекол потолка.
   Сохраняя ослепительную улыбку, Кэти рассматривала мужчин и женщин, толпящихся вокруг нее.
   Какой-то мужчина наступил Кэти на ногу, стараясь дотянуться до стойки бара. Затем он долго доставал из кармана монеты и отпихнул Кэти локтем. Мужчина не принес извинений, впрочем, она и не ожидала их. Здесь царило равноправие.
   Отвернувшись от стойки с рюмкой в руке, мужчина заметил Кэти.
   — Привет… — Он сделал паузу, бросив заинтересованный взгляд на ее стройную, гибкую фигуру в облегающем голубом платье. — Неплохо, — сказал он, откровенно разглядывая ее.
   Он обратил внимание на ее светлые волосы с рыжеватым отливом, волной спадающие на плечи, сапфировые глаза, оттененные длинными загнутыми ресницами, безупречный подбородок и аккуратный носик. И пока он продолжал ее изучать, на персиковом лице Кэти проступил легкий румянец.
   — Очень неплохо, — резюмировал мужчина.
   Уставился как в магазине, даже не понял, что покраснела она отнюдь не от удовольствия! Впрочем, здесь, в конце концов, бар, а в баре своя этика.
   — Где твоя рюмка? — поинтересовался он, лениво рассматривая красивое лицо девушки.
   — У меня ее нет, — ответила Кэти, утверждая очевидный факт.
   — Почему?
   — Я уже выпила две.
   — Хорошо, почему бы тебе не взять еще одну и не пойти со мной вон туда? Я адвокат, — добавил он, словно сообщал что-то безумно приятное.
   Кэти поджала губы и взглянула на него нарочито разочарованно.
   — Что такое?
   — Терпеть не могу адвокатов.
   — Очень жаль, — пробормотал он ошарашенно. Пожав плечами, адвокат повернулся и начал прокладывать себе путь в толпе. Кэти увидела, как он остановился возле двух девушек, очень привлекательных. Обе поощрительно улыбнулись в ответ на его оценивающий взгляд.
   На нее нахлынуло отвращение к нему, ко всей этой шумной толпе и в особенности к себе — за то, что она находилась здесь. В душе Кэти была смущена своей грубостью, однако места, подобные этому, вызывали необходимость защищаться, и ее природная деликатность испарялась, как только она переступала порог таких заведений.
   Адвокат, конечно же, мгновенно позабыл о Кэти. Да и зачем ему тратить впустую два доллара на выпивку, пытаться очаровывать ее! Зачем напрягаться, если в этом не было необходимости! Если бы Кэти или какая-нибудь другая девушка захотела познакомиться с ним, он был бы не против. Давайте, девушки, старайтесь, интригуйте! И если она будет в ударе, он даже пригласит ее к себе домой — на ее машине, разумеется, чтобы заняться сексом. После чего он с удовольствием с ней выпьет и — если, конечно, не слишком устанет — проводит до двери. А дальше пусть добирается до дома сама.
   Так просто и буднично, никаких привязанностей. Никаких обязательств, впрочем, их здесь никто и не ждал.
   Кэти подняла глаза, ища в толпе Роба и жалея, что предложила встретиться именно здесь. Музыка звучала слишком громко, перекрывая высокие голоса и неестественный смех толпы. Она разглядывала лица, окружавшие ее, такие разные и такие похожие, искаженные откровенной похотью.
   — Да ведь это Кэти! — раздался позади нее незнакомый мужской голос.
   Вздрогнув, Кэти повернулась и увидела самоуверенно улыбающегося мужчину. Она отметила хорошо сшитый блейзер, великолепный галстук и пуговицы на рубашке от Леже.
   — Мы познакомились две недели назад в супермаркете.
   У него были живые ухмыляющиеся глаза. Кэти насторожилась, и ее улыбка стала немножко натянутой.
   — Привет, Кен, рада снова тебя видеть.
   — Слушай, Кэти! — воскликнул он, как будто ему в голову пришла совершенно оригинальная идея. — Почему бы нам не удрать отсюда и не найти место, где немного поспокойнее?
   Его квартира или ее. Та, которая ближе. Кэти знала заведенный порядок, и это вызывало у нее отвращение.
   — Что ты имеешь в виду?
   Он не ответил на вопрос. Вместо этого он задал другой:
   — Где ты живешь?
   — В нескольких кварталах отсюда — на Виллидж-Грин. Соседки — две лесбиянки, — храбро солгала она. Он поверил, но шокирован не был:
   — Не шутишь? Это тебя не напрягает? Кэти посмотрела на него широко открытыми невинными глазами:
   — Я обожаю их.
   Его лицо на миг исказилось гримасой отвращения, а Кэти еле сдержала смех.
   — Жаль. Еще встретимся.
   Кэти наблюдала, как он слонялся по бару, затем он увидел кого-то и исчез, протискиваясь через толпу.
   Ну, с нее довольно, сыта по горло. Кэти коснулась руки Карен, отвлекая ее от оживленной беседы с двумя интересными мужчинами о лыжных гонках в Колорадо.
   — Карен, я зайду в дамскую комнату и после этого уйду!
   — Роб так и не объявился? — рассеянно спросила Карен.
   — Я ухожу, — с тихой решительностью ответила Кэти.
   Карен только пожала плечами и вернулась к собеседникам и лыжам.
   Дамская комната находилась за баром, и Кэти пришлось поработать локтями, продираясь сквозь толпу. Наконец она облегченно вздохнула, преодолев последние преграды. В безлюдном коридоре было потише. Роб так и не пришел. Кэти не знала — радоваться или огорчаться этому. Восемь месяцев назад она была безумно, страстно увлечена им, его умом, его ироничной нежностью. У него было все: прекрасная внешность, обаяние, шарм и надежное будущее главы одной из крупнейших в Сент-Луисе акционерной брокерской фирмы. Он был и красивым, и благоразумным, и вообще замечательным. Но… женатым.
   Кэти вспомнила их последнее свидание, и ее лицо исказилось от боли. После изумительного вечера в ресторане они вернулись в ее квартиру и выпили. Часами она думала о том, что произошло потом. Он заключил ее в объятия, взял на руки. В ту ночь, впервые, она не собиралась останавливать Роба, если его попытки зайдут слишком далеко. В течение последних месяцев он сотни раз говорил ей, что любит ее. Она поверила. Но у нее хватило решимости изменить их отношения, после того как Роб откинулся на софу и обреченно вздохнул: «Кэти, завтра в светской хронике появится статья обо мне. И не только обо мне, но и о моей жене, о сыне. Я женат».
   Ошеломленная Кэти потребовала, чтобы он никогда не звонил ей и не пытался встречаться. Он пытался неоднократно. Кэти упорно не отвечала на его звонки на работу и вешала телефонную трубку дома, как только слышала его голос.
   Это было пять месяцев назад, и только однажды Кэти позволила себе горьковато-сладкое наслаждение подумать о нем. Только несколько дней назад она наконец-то поверила, что полностью освободилась от него. Но когда в среду она услышала по телефону знакомый до боли голос Роба, это заставило ее задрожать всем телом. «Кэти, не вешай трубку. Все изменилось. Нам необходимо встретиться и поговорить».
   Ему не понравилось место встречи, которое выбрала Кэти, но она настояла на своем. Гостиница «Глубокое ущелье» шумная и многолюдная, там легко Погасить его нежную настойчивость, если эта настойчивость входит в его намерения. К тому же каждую пятницу сюда приходила Карен, и в крайнем случае Кэти рассчитывала на ее поддержку.
 
   Дамская комната была полна, и Кэти пришлось подождать. Она вышла через несколько минут, рассеянно ища в сумочке ключи от машины.
   У входа в бар была толпа, и Кэти пришлось остановиться. Мужчина, стоящий рядом с ней около телефона-автомата, вдруг спросил ее с легким испанским акцентом:
   — Извините, вы не могли бы назвать адрес этого места? Кэти повернулась, чтобы взглянуть на высокого, гибкого мужчину, который смотрел на нее с едва заметным нетерпением.
   — Вы это мне? — поинтересовалась Кэти. Его лицо было бронзовым от загара, волосы — густыми и такими же черными, как глаза цвета оникса. Он был одет в потертые джинсы и белую рубашку с закатанными рукавами. Незнакомец явно не принадлежал к обычным здешним постояльцам, которые всегда напоминали Кэти смесь коммивояжера и компьютера. Он был слишком… естественным.
   — Я спросил, — повторил голос с испанским акцентом, — не могли бы вы назвать адрес этого места? У меня сломалась машина, и я пытаюсь вызвать техпомощь.
   Кэти машинально проговорила названия двух улиц, на углу которых находилась гостиница, проигнорировав узкие черные глаза и аристократический нос на нездешнем надменном лице. Высокие смуглые иностранцы с тяжелым мужским запахом может и привлекали некоторых женщин, но только не Кэтрин Конелли.
   — Спасибо, — ответил он ей и повторил в трубку названия улиц, которые сообщила ему Кэти.
   Повернувшись, Кэти уперлась лицом в чей-то темно-зеленый свитер, натянутый на мускулистую грудь, которая загораживала ей путь в бар.
   — Позвольте пройти!
   Свитер услужливо пропустил ее к дверям.
   — Куда это ты? — дружелюбно спросил его владелец. — Еще так рано.
   Кэти подняла глаза и увидела широкую улыбку и нескрываемое восхищение.
   — Я знаю, но мне необходимо уехать. Иначе в полночь я превращусь в тыкву.
   — В тыкву превратится твоя карета, — поправил владелец свитера. — А вот одежда превратится в лохмотья.
   — Второе случается чаще со времен Золушки, — вздохнула Кэти.
   — Умная девочка, — одобрил ее собеседник. — Ты Стрелец, не так ли?
   — Ошибаешься, — ответила Кэти, извлекая ключи со дна сумочки.
   — И какой же твой девиз?
   — Медленно и осмотрительно, — бросила она. — А твой? Он задумался на мгновение.
   — С аппетитом, — ответил он многозначительно, откровенно исследуя каждый изгиб ее изящной фигуры. Протянув руку, он слегка коснулся шелковистой ткани платья Кэти. — Мне нравится любить интеллигентных женщин: я не чувствую угрозы с их стороны. Решительно подавив в себе желание посоветовать ему обратиться к психоаналитику, Кэти вежливо сказала:
   — Мне действительно пора ехать — назначена встреча.
   — Счастливчик.
   Кэти шагнула в темноту. Ее окатила душная летняя ночь, вызывая чувство одиночества и подавленности. Девушка остановилась у входа под навесом, и ее сердце отчаянно заколотилось: знакомый «корвет» проскочил на красный свет на перекрестке, развернулся и остановился около нее, взвизгнув тормозами.
   — Извини, я опоздал, Кэти. Садись. Поедем куда-нибудь и поговорим.
   Кэти посмотрела на Роба через открытое стекло машины и почувствовала такую волну страстного желания, что это причинило ей боль. Он все такой же невыносимо привлекательный, и только улыбка, всегда самоуверенная и победная, была теперь какой-то виноватой. Сердце у нее защемило, но она нашла в себе силы возразить:
   — Уже поздно. И мне не о чем разговаривать с женатым мужчиной.
   — Кэти, поговорим в другом месте. Не обижайся, что опоздал. Очень неудачный перелет, к тому же и в Сент-Луисе задержали посадку. А теперь будь хорошей девочкой — садись в машину. И не надо терять время на споры, у меня его нет.
   — Почему у тебя нет времени? — упорствовала Кэти. — Тебя ждет жена?
   Роб тихо выругался, проехал несколько метров и поставил машину в темное место около здания. Он вышел и прислонился к дверце, поджидая Кэти. Легкий ветерок растрепал ее волосы и играл складками платья, когда Кэти неохотно шагнула к нему в темноту.
   — Кэти, прошло столько времени, — произнес он хрипло. — Ты не хочешь меня поцеловать?
   — Ты все еще женат?
   Вместо ответа он заключил ее в объятия. В его поцелуе были одновременно и неистовый голод, и мольба. Однако он достаточно хорошо знал Кэти, чтобы не уклоняться от ответа. Да, он все еще женат.
   — Не будь такой! — прошептал он, обдавая ее ухо жарким дыханием. — Все это время я ни о ком не мог думать, только о тебе. Давай поедем к тебе.
   — Нет, — произнесла Кэти, чувствуя, что в ее голосе не хватает решимости.
   — Кэти, я люблю тебя. С ума схожу. Не отталкивай меня.
   В его дыхании Кэти почувствовала запах ликера и была тронута, что ему пришлось приободриться перед встречей с ней. Тем не менее она ответила:
   — Мне не нужна грязная связь с женатым мужчиной.
   — Но раньше, пока ты не узнала, что я женат, ты не видела ничего грязного в отношениях со мной. Он ласкал ее все настойчивее.
   — Пожалуйста, пожалуйста, не делай этого со мной, Роб. Я не могу спокойно жить, зная, что разбиваю чью-то семью.
   — Семья была разбита уже давно, до встречи с тобой, любимая. Я пытался тебе это объяснить.
   — Подай на развод, — отчаянно сказала Кэти. Даже в темноте Кэти увидела горькую улыбку, которая искривила его лицо.
   — Южане не разводятся. Так заведено нашими отцами, — сказал он с горечью.
   Двери бара открывались и закрывались, люди входили и выходили, и Роб не повышал голос. Его руки скользнули вниз по ее спине, легли на бедра.
   — Я весь твой. Только твой. Ты не можешь разрушить брак, который давным-давно не существует.
   — Прочь! — вырывалась она. — Или ты лжец, или трус, или и то и другое вместе.
   Руки Роба крепко сжали ее, когда она попыталась бороться с ним.
   — Я ненавижу тебя, — почти кричала Кэти. — Пусти меня!
   — Отстань от нее! — прозвучал из темноты голос со слабым акцентом.
   Роб повернулся:
   — Какого черта тебе здесь надо? Ты его знаешь?
   Ее голос охрип от унижения и гнева:
   — Нет, не знаю. Да отпусти же ты меня! Я хочу уехать.
   — Ты останешься, — прорычал Роб. Повернув голову к мужчине, он приказал:
   — А ты убирайся… пока я не показал тебе куда.
   — Если хочешь, можешь попробовать. Только сначала оставь даму в покое. — Голос с акцентом стал пугающе учтивым.
   Роб оттолкнул девушку и замахнулся огромным кулаком, целясь прямо в челюсть противника. После секундной тишины последовал удар и шум падения тяжелого тела. Кэти открыла блестящие от слез глаза и увидела Роба, лежащего без сознания у ее ног.
   — Откройте дверцу машины! — приказал незнакомец не терпящим возражений тоном.
   Кэти машинально открыла дверцу «корвета». Мужчина бесцеремонно затолкал Роба внутрь, положил его голову на руль машины — как будто тот заснул после выпивки.
   — Где ваша машина?
   Кэти беспомощно уставилась на незнакомца.
   — Нельзя же его бросить так… без помощи. Ему нужен врач.
   — Где ваша машина? — нетерпеливо повторил он. — У меня нет желания оставаться здесь, неприятности с полицией для меня лишнее.
   — Нет, — запротестовала Кэти, глядя через плечо на «корвет», пока торопливо шла к своей машине. — Вы уезжайте. А я не могу.
   — Можно подумать, я его убил. Через несколько минут он придет в себя — с разбитым лицом и выбитыми зубами, вот и все. Я поведу, — сказал он, с силой подталкивая Кэти на место рядом с водителем. — Вы все равно не в состоянии. Сев за руль, он стукнулся коленом о рулевую колонку и выругался.
   «Наверное, по-испански», — подумала Кэти.
   — Дайте мне ключи, — сказал он.
   Кэти протянула ключи. Им пришлось подождать, чтобы выехать со стоянки. Они лавировали между машинами. На задворках гостиницы стоял сильно побитый старый грузовик.
   — Это ваша машина? — с сомнением в голосе спросила Кэти, решив, что беседа не помешает.
   Он мельком взглянул на грузовик, скользнул по своей спутнице взглядом.
   — Как вы догадались?
   Кэти покраснела от досады на себя. Он испанец, он небогат, и поэтому она угадала: незнакомец водит этот грузовик. Он прочел ее нелестные мысли. Чтобы как-то загладить свою вину, Кэти сказала:
   — Когда вы говорили по телефону, то упомянули, что вам нужен буксир, вот я и решила…
   Они выехали наконец со стоянки, и Кэти объяснила, как проехать к ее дому, который находился совсем рядом.
   — Я хотела бы вас поблагодарить…
   — Рамон, — представился он.
   Кэти нервно коснулась сумки и достала бумажник. Она жила так близко от центра, что частенько брала с собой лишь пятидолларовую банкноту, чтобы расплатиться за такси. Они уже въезжали на место для парковки машин около ее дома.
   — Я живу прямо здесь — первая дверь направо, под фонарем.
   Он поставил машину поближе ко входу в ее квартиру, выключил зажигание, вышел из машины и хотел помочь ей. Однако Кэти торопливо выпорхнула из машины. Она неуверенно взглянула на смуглое, гордое лицо и решила, что на вид ему около тридцати пяти. Что-то в нем — его иностранное происхождение? А может быть, смуглая кожа? — смущало ее. Она протянула руку с пятидолларовой бумажкой.
   — Большое спасибо, Рамон. Пожалуйста, возьмите. Он взглянул на деньги, потом на нее.
   — Пожалуйста, — вежливо настаивала она, навязывая ему деньги, — Я уверена, что вы найдете им применение.
   — Конечно, — сухо ответил он после паузы, взял деньги и засунул их в задний карман джинсов. — Я провожу вас до квартиры, — добавил он.
   Кэти была слегка обескуражена, когда он вежливо, но твердо взял ее под локоть. Это был подчеркнуто галантный жест — она поняла, что неосторожно задела его.
   Он вставил ключ в замок и открыл перед ней дверь. Кэти вошла внутрь и повернулась, чтобы поблагодарить, но он неожиданно сказал:
   — Если не возражаете, я хотел бы воспользоваться вашим телефоном, нужно выяснить, что там с техпомощью.
   Его могли арестовать из-за нее. Кэти понимала, что обычная учтивость требует разрешить ему позвонить. Тщательно скрывая свое нежелание впускать его, она отступила, чтобы он прошел в ее роскошную квартиру.
   — Телефон на кофейном столике, — сказала она.
   — Я собираюсь здесь задержаться, чтобы быть уверенным, что ваш друг, — он с презрением подчеркнул это слово, — не пришел в себя и не решил сюда заявиться. Тем временем механики завершат работу, и я пешком вернусь к гостинице. Это недалеко.
   Кэти, которая даже не подумала, что Роб может прийти сюда, застыла с босоножкой в руках. Конечно же, Роб больше никогда и близко не подойдет к ней после того, как она его отвергла и стала свидетельницей его унижения.
   — Я уверена, он больше не появится, — сказала Кэти. Но ее охватила запоздалая дрожь. — Я, пожалуй, приготовлю кофе. — Она направилась на кухню. И так как у нее не было выбора, вежливо добавила:
   — Не возражаете?