В марте 1925 года, докладывая о проделанной работе, руководство Латвийского Национального Клуба доводило до сведения своих соратников в газете «Дух Иманты» следующее:
«Она (секция борьбы с еврейским влиянием) с удовольствием может отчитаться за свои прошедшие дни. Впечатление от грандиозно проведенной манифестации широко отозвалось по всей стране, будоражащие слова представителей этой секции еще не забылись латышами, а мы можем быть полностью уверены, что после ближайших праздников еврейские торговцы, снова истерически жестикулируя, будут подсчитывать десятки потерянных миллионов, которые благодаря влиянию Латвийского Национального Клуба выскользнули из их рук!».
Между прочим, нацисты в Германии развернули бойкот еврейских магазинов только в начале тридцатых годов (!).
Периодически ЛНК закрывали, устраивали судебное преследование его руководителей за какие-то очередные скандальные выходки, но, как птица Феникс из пепла, он возрождался вновь и вновь. Полковник Тютис был депутатом Сейма и пользовался депутатской неприкосновенностью, поэтому отдуваться за все приходилось Индрикису Поне. А отдуваться было за что.
15 февраля 1925 года ЛНК был закрыт по распоряжению министра внутренних дел Латвийской Республики Эдуарда Лайминьша за различные противозаконные действия, перечисление которых заняло семь пунктов – хранение оружия, взрывчатки, террор против своих политических противников, а седьмым пунктом шло обвинение в налетах на социал-демократические и еврейские организации.
Только-только ЛНК оправился от этого удара капризной латвийской Фемиды, как грянула новая неприятность.
Латвийский Национальный Клуб принял в свои ряды «Акропольскую группу», руководимую неким Вайтниексом, который называл себя капитаном, хотя никаким капитаном он в жизни никогда не был. Состояла эта самая «Акропольская группа» (и черт ее знает, почему «Акропольская»?) из жуликов и воришек, облюбовавших в качестве основного места своего пребывания аллеи Верманского парка. Еще этих молодцов называли «апашами Верманского парка». Использовались акропольцы для налетов и всяческих провокаций против рабочего спортклуба «Страдниеку Спортс ун Саргс». В паузах между политическим баталиями эта публика возвращалась к своим обычным развлечениям – выпивке, девочкам, кокаину и карманным кражам. И опять суд, и опять Тютису ничего, а Поне вновь судят и высылают.
Зимой 1988 года, когда «песенная революция» в Латвии пребывала еще в стадии пикетирования правительственных и партийных офисов, можно было наблюдать занятную картину. Стояла середина декабря, сильный морозный ветер гнал нечастых в разгар рабочего дня прохожих по заснеженным тротуарам. Однако у ступеней Рижского горкома КПСС вокруг цепочки граждан с рукописными плакатами различного содержания в озябших руках собралась небольшая толпа любопытных. Пикетчики протестовали против «красной оккупации» Латвии, ругали коммунистов и чего-то настоятельно требовали (чего конкретно, я уже не помню). Весьма странные это были пикетчики – подозрительные старушки склеротического вида и грязноватые низколобые молодые люди с бойкими глазами под видавшими виды шапочками. Их внешность являлась убедительным аргументом в пользу упорно циркулировавших по городу слухов о том, что терпеливое дневное стояние на пронизывающем ледяном ветру патриотов-пикетчиков оплачивалось патриотами-работодателями двадцатью пятью рублями – по тем временам весьма приличной суммой.
У старушек стыли под носом сверкающие прозрачные капли, юные волонтеры «песенной революции» распространяли вокруг себя ощутимый запах водочного перегара, а у цепи протестующих граждан крутился хорошо одетый холеный мужчина, который, судя по его строгим взглядам, бросаемым на пикетчиков, и по почтительному шепоту, с каким обращались к нему молодые люди, был их идейным руководителем.
Интересно, что тогдашние латышские националисты переняли не только идейно-политический багаж активного национализма двадцатых годов, но и подыскали своих «акропольцев».
В состав Латвийского Национального Клуба входила еще «Лига патриотов», члены которой тоже вели непримиримую борьбу за национальные идеалы и однажды заложили несколько бомб в редакции газет, которые, по мнению «Лиги», писали не то. Активистов «Лиги» судили, а вкупе с ними и мученика национализма Поне, саму же «Лигу» разогнали.
В тугой обойме националистических организаций значились еще и «Латвияс Сарги» и «Тевияс Сарги», состоявшие в основном из студенческой молодежи. Еще одна группа националистов называлась «Соколы Латвии». Небезынтересно будет узнать, что эти организации имели нарезное огнестрельное оружие – револьверы, карабины, винтовки и даже пулеметы. Их разоружили по решению Сейма лишь после разразившегося в нем большого скандала. Правые давно требовали разоружить ССС, а социал-демократы, согласившись с этим требованием, в свою очередь настояли на том, чтобы изъять арсеналы у националистических организаций.
Люди с «национальными хребтами» не любили слова «фашизм», а предпочитали называть свое движение активизмом, но во всех своих изданиях они, захлебываясь от восторга, писали о странах, где правит «сильная власть», – о Португалии, Италии.
Когда в апреле 1926 года произошло покушение на Муссолини, возмущенные до глубины души члены ЛНК незамедлительно передали итальянскому послу в Латвии следующее послание:
«Глубокоуважаемому Уполномоченному Итальянского Королевства в Латвии. С глубоким волнением мы получили известие о безжалостном нападении на его Превосходительство Министра-президента Итальянского Королевства синьора Бенито Муссолини.
Вместе с итальянским народом активные националисты Латвии радуются, что судьба не позволила гениальному вождю нации пасть от преступной руки предателя народа.
Через Вас, глубокоуважаемый господин Министр, выражаем свое глубокое сочувствие его Превосходительству Министру-президенту синьору Бенито Муссолини и Итальянской фашистской партии».
Кипели, кипели жаркие политические страсти, в далекой Италии покушались на лысого мордастого дуче, на глухом разъезде под Даугавпилсом братья Габриловичи с револьверами наизготовку крались по подрагивающему на стыках рельсов вагону международного экспресса к купе советских дипкурьеров Теодора Нетте и Иоганна Махмасталя, а молодой Адольф Шилде писал в одной из своих студенческих курсовых работ под названием «Латгалия в древности и сегодня»:
«Она (секция борьбы с еврейским влиянием) с удовольствием может отчитаться за свои прошедшие дни. Впечатление от грандиозно проведенной манифестации широко отозвалось по всей стране, будоражащие слова представителей этой секции еще не забылись латышами, а мы можем быть полностью уверены, что после ближайших праздников еврейские торговцы, снова истерически жестикулируя, будут подсчитывать десятки потерянных миллионов, которые благодаря влиянию Латвийского Национального Клуба выскользнули из их рук!».
Между прочим, нацисты в Германии развернули бойкот еврейских магазинов только в начале тридцатых годов (!).
Периодически ЛНК закрывали, устраивали судебное преследование его руководителей за какие-то очередные скандальные выходки, но, как птица Феникс из пепла, он возрождался вновь и вновь. Полковник Тютис был депутатом Сейма и пользовался депутатской неприкосновенностью, поэтому отдуваться за все приходилось Индрикису Поне. А отдуваться было за что.
15 февраля 1925 года ЛНК был закрыт по распоряжению министра внутренних дел Латвийской Республики Эдуарда Лайминьша за различные противозаконные действия, перечисление которых заняло семь пунктов – хранение оружия, взрывчатки, террор против своих политических противников, а седьмым пунктом шло обвинение в налетах на социал-демократические и еврейские организации.
Только-только ЛНК оправился от этого удара капризной латвийской Фемиды, как грянула новая неприятность.
Латвийский Национальный Клуб принял в свои ряды «Акропольскую группу», руководимую неким Вайтниексом, который называл себя капитаном, хотя никаким капитаном он в жизни никогда не был. Состояла эта самая «Акропольская группа» (и черт ее знает, почему «Акропольская»?) из жуликов и воришек, облюбовавших в качестве основного места своего пребывания аллеи Верманского парка. Еще этих молодцов называли «апашами Верманского парка». Использовались акропольцы для налетов и всяческих провокаций против рабочего спортклуба «Страдниеку Спортс ун Саргс». В паузах между политическим баталиями эта публика возвращалась к своим обычным развлечениям – выпивке, девочкам, кокаину и карманным кражам. И опять суд, и опять Тютису ничего, а Поне вновь судят и высылают.
Зимой 1988 года, когда «песенная революция» в Латвии пребывала еще в стадии пикетирования правительственных и партийных офисов, можно было наблюдать занятную картину. Стояла середина декабря, сильный морозный ветер гнал нечастых в разгар рабочего дня прохожих по заснеженным тротуарам. Однако у ступеней Рижского горкома КПСС вокруг цепочки граждан с рукописными плакатами различного содержания в озябших руках собралась небольшая толпа любопытных. Пикетчики протестовали против «красной оккупации» Латвии, ругали коммунистов и чего-то настоятельно требовали (чего конкретно, я уже не помню). Весьма странные это были пикетчики – подозрительные старушки склеротического вида и грязноватые низколобые молодые люди с бойкими глазами под видавшими виды шапочками. Их внешность являлась убедительным аргументом в пользу упорно циркулировавших по городу слухов о том, что терпеливое дневное стояние на пронизывающем ледяном ветру патриотов-пикетчиков оплачивалось патриотами-работодателями двадцатью пятью рублями – по тем временам весьма приличной суммой.
У старушек стыли под носом сверкающие прозрачные капли, юные волонтеры «песенной революции» распространяли вокруг себя ощутимый запах водочного перегара, а у цепи протестующих граждан крутился хорошо одетый холеный мужчина, который, судя по его строгим взглядам, бросаемым на пикетчиков, и по почтительному шепоту, с каким обращались к нему молодые люди, был их идейным руководителем.
Интересно, что тогдашние латышские националисты переняли не только идейно-политический багаж активного национализма двадцатых годов, но и подыскали своих «акропольцев».
В состав Латвийского Национального Клуба входила еще «Лига патриотов», члены которой тоже вели непримиримую борьбу за национальные идеалы и однажды заложили несколько бомб в редакции газет, которые, по мнению «Лиги», писали не то. Активистов «Лиги» судили, а вкупе с ними и мученика национализма Поне, саму же «Лигу» разогнали.
В тугой обойме националистических организаций значились еще и «Латвияс Сарги» и «Тевияс Сарги», состоявшие в основном из студенческой молодежи. Еще одна группа националистов называлась «Соколы Латвии». Небезынтересно будет узнать, что эти организации имели нарезное огнестрельное оружие – револьверы, карабины, винтовки и даже пулеметы. Их разоружили по решению Сейма лишь после разразившегося в нем большого скандала. Правые давно требовали разоружить ССС, а социал-демократы, согласившись с этим требованием, в свою очередь настояли на том, чтобы изъять арсеналы у националистических организаций.
Люди с «национальными хребтами» не любили слова «фашизм», а предпочитали называть свое движение активизмом, но во всех своих изданиях они, захлебываясь от восторга, писали о странах, где правит «сильная власть», – о Португалии, Италии.
Когда в апреле 1926 года произошло покушение на Муссолини, возмущенные до глубины души члены ЛНК незамедлительно передали итальянскому послу в Латвии следующее послание:
«Глубокоуважаемому Уполномоченному Итальянского Королевства в Латвии. С глубоким волнением мы получили известие о безжалостном нападении на его Превосходительство Министра-президента Итальянского Королевства синьора Бенито Муссолини.
Вместе с итальянским народом активные националисты Латвии радуются, что судьба не позволила гениальному вождю нации пасть от преступной руки предателя народа.
Через Вас, глубокоуважаемый господин Министр, выражаем свое глубокое сочувствие его Превосходительству Министру-президенту синьору Бенито Муссолини и Итальянской фашистской партии».
Кипели, кипели жаркие политические страсти, в далекой Италии покушались на лысого мордастого дуче, на глухом разъезде под Даугавпилсом братья Габриловичи с револьверами наизготовку крались по подрагивающему на стыках рельсов вагону международного экспресса к купе советских дипкурьеров Теодора Нетте и Иоганна Махмасталя, а молодой Адольф Шилде писал в одной из своих студенческих курсовых работ под названием «Латгалия в древности и сегодня»:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента