Максим Шахов. Мы те, которых нет

Максим Шахов
Мы те, которых нет

   Нас списали. Смахнули, как докучливых тараканов со стола. Да, именно со стола, на котором разделывали жирного жареного барашка.
   Кто-то принял решение, и мы фактически были уже мертвы. Мы пока еще привычно топтали берцами пыльные горные дороги, возвращались из поиска, пили кумыс и ели жирный узбекский плов на выжженных немилосердным солнцем узких восточных улочках. Но будущее для нас было закрыто. В этом самом будущем нас было не предусмотрено.
   Во всяком случае, так казалось тем, кому мы мешали и по мнению которых мы не имели права на жизнь.
   – Подъем, перекур закончен. Вперед! – резко приказал я.
   И посланная на заклание группа военной разведки перешла на ритмичный бег. До места засады, где нас должны были уничтожить, еще далеко.
   Мы вдыхали чистый горный воздух, слушали журчание стремительных горных речек, нас окружал скупой коричнево-серый инопланетный пейзаж. Не раз хоженные дороги. Чужая враждебная страна, где приходилось выполнять деликатные поручения. Отныне поручения придется выполнять другим.
   Нельзя терять времени – у нас его мало. Главное – выбрать режим движения. Попасть в ритм. Не сбиться. Мы должны преодолеть расстояние раньше назначенного.
   Цепочку возглавляет Гром – наш сапер, признанный мастер своего дела. Ему этот бег нипочем. Ни солнце, ни расстояния его не страшат. Низкорослый, поджарый, как охотничий пес, жесткий, выносливый. Он задает темп.
   На некотором расстоянии за ним следую я – командир группы. Дальше пылит громадный Мамонт с пулеметом на плече. Потом долговязый Шатун, гений-следопыт. Замыкает цепочку невысокий, совершенно безобидный на вид колобок с короткими ногами и избыточным весом – это снайпер Роб. Кажется странным, что он попал в нашу компанию диких собак. Но это впечатление обманчивое. Мы все – слаженная ГСН (группа спецназначения). Лучшая на южных рубежах. Облеченная самым высоким доверием. Облеченная и обреченная.
   – Подтянись! Не сбавлять темп! – прикрикиваю я.
   И мы идем вперед. Через стелющийся по распадку туман, скользя подошвами на влажных камнях. Метнулась меж колючек юркая ящерка, возник в тумане силуэт горного барана архара с закрученными огромными рогами.
   Мы опять на вражеской территории, где правят шариат и война. Откуда идут караваны с наркотиками и куда идут караваны с оружием. Нарыв на теле земли – вечно зудящий и не поддающийся никакому лечению.
   Сегодня у нас дембельский аккорд. Придется напрячься.
   А начался этот флирт со смертью три дня назад.
   Я в этих краях третий год. Хожу за линию, разделяющую бывшую республику СССР с вражеской территорией. Стреляю. Отрываюсь от преследования и преследую сам. Знаю теперь эти края как родную Псковскую губернию. Сроднился с местным населением, и у меня здесь появились не только кровные враги, но и кровные должники. С одним из них я и встретился на пустыре в пригороде Джамаса три дня назад.
   – Мир дому твоему, почтенный командир, – склонился в поклоне Рахимбой – по виду совсем мальчишка, тонкий, изящный, безусый, в джинсах, рубахе навыпуск, черных очках. Говорил по-русски без акцента.
   – И тебе, – кивнул я. – Хотя у меня нет дома.
   – Он будет. У воина должен быть дом. Воину нужно что-то защищать.
   – Не спорю…
   – Я не смог защитить свой дом, – вздохнул Рахимбой.
   – Не вини себя.
   – Ты защитил мой дом, – торжественно добавил он.
   Это было так. Во время очередной вылазки в горный район, не контролируемый никем – ни правительством, ни местными бандами, мы встряли в одну из местных клановых разборок. Наткнулись на аул, где душманы собирались казнить своего кровника Рахимбоя вместе с семьей, включая и маленьких детей… Мы зачистили гадов.
   – Я твой… Кровный… Должник, – разбитыми губами прошептал Рахимбой, когда мы нейтрализовали бандитов.
   – Сочтемся. Может быть. А может, поубиваем друг друга на тропе войны.
   – Я нет. Я должен…
   Через некоторое время я узнал, что Рахимбой ищет встречи с русским шайтаном, спасшим его семью. Так я приобрел весьма осведомленного информатора. Правда, по большей части информацию он скидывал по каким-то мутным делам, когда ему это было выгодно. Но и мы не жаловались. Благодаря Рахимбою взяли груз героина, прихлопнули эмиссара из Саудовской Аравии.
   То, что у меня такой информатор, знала только наша группа. Обстановка стала какая-то мутная. Накопилось много вопросов – очень неприятных, в том числе к вышестоящему начальству. И хороший информатор – это туз в рукаве.
   Вот и сыграл свою роль этот туз, оказавшийся козырным.
   – Сергей, тебя решили казнить, – произнес тогда Рахимбой.
   – Кто? – изумился я. – Никак Курбонали? Или Нурмат?
   – Тебя решили казнить твои. Завтра вы выдвигаетесь на задание. И попадаете в засаду. Вас убьют.
   – Зачем?
   – Слишком много от вас неудобств. Слишком много знаете.
   – Про наркотрафик?
   – Про порошок. Да.
   Рахимбой описал точно, где за «ниткой» (за границей Республики) будут ждать мою группу.
   – Одного не пойму, – сказал я. – Почему я там должен оказаться?
   – Не знаю. Но окажешься.
   – Кто будет нас убивать?
   – Горный Лев и Ахал. Я слышал разговор, – впервые Рахимбой выдал информацию на своих соплеменников. – Все. Больше ничего не знаю… Не жалей их. Я их не жалею. Они собаки.
   На следующий день меня вызвали в штаб и отдали боевой приказ, на вид обычный – встретить связника, перевести через границу, обеспечить безопасность. Маршрут следования и место встречи полностью совпадали с теми, что сообщил Рахимбой.
   – Потом отпуск, – благодушно сказал полковник Бульбаш из разведки, наш прямой командир. – Отдохнешь.
   И что-то гнусное плеснулось в его глазах.
   В тот момент в моей груди образовалась черная дыра, которая стремительно стала поглощать мою старую жизнь, мои надежды, мое будущее. Это был конец.
   – Мужики, нас списали, – собрав в укромном месте бойцов и объяснив ситуацию, объявил я. – Что делать будем?
   – Они списывать только и умеют… – кровожадно ощерился Роб, утратив всякое сходство со сказочным колобком.
   – Будем драться? – спросил я и, дождавшись утвердительных кивков, продолжил: – У нас осталось несколько часов. За это время надо кинуть весточку, чтобы эвакуировать семьи.
   И вот теперь мы идем, выбивая пыль из дорог. В максимальном темпе. Чуть-чуть меняя маршрут.
   Когда приблизились к намеченной мной точке, были уже на пределе сил. Но любой предел далеко не предел. Главное, какой у тебя мотив, чтобы переступить через невозможное.
   Я остановился, глядя на уходящую вверх горную гряду.
   – Ну что, братцы, последний бросок.
   Вот тут нам пригодились и запас времени, который мы отыграли напряжением всех сил, и альпинистское снаряжение, приобретенное год назад за свои деньги.
   Горную подготовку прошли все. А Гром вообще был прирожденный альпинист, вырос в Кабардино-Балкарии, с детства ходил по горам, как по паркету. Он прокладывал путь.
   Лезем вверх. Стена почти отвесная. Сбиваем пальцы, колени. Вбиваем крюки. Вот посыпалась из-под рифленой подошвы ботинка каменная крошка, и подо мной разверзлась пропасть. Страховка помогла не сорваться. Вверх, вперед.
   Мы преодолели скальную стену, прошли по гребню. Я знал эти места. И басмачи знали их и считали, что этим путем никто не пойдет. Это невозможно.
   Невозможно, если бы с нами не было Грома. Но он был с нами…
   Гребень. Горный ручей. Еще одна скала.
   Хочется лечь и сдохнуть. Но подыхать нельзя. Хотя бы потому, что кто-то очень хочет этого.
   И вот мы перевалили через гребень и выбрались на уходящий вниз террасами каменистый склон, поросший жестким кустарником, низкими деревцами и желтой жесткой травой. Мы на месте!
   Несколько минут лежали, боясь дышать. Высматривали разведчиков, которых басмачи могли прислать заранее. И не высмотрели никого. Можно работать.
   – Обустраиваемся, – приказал я, уже просчитав сектора обстрела и выбрав складки местности и укрытия.
   Не прошло и четверти часа, как группа растворилась на склонах, исчезла, будто и не было ее. За годы войны мы усвоили простую истину – побеждает тот, кто лучше маскируется и у кого больше терпения. Маскироваться мы научились. И терпения нам не занимать.
   С нашей позиции до места засады было рукой подать. И ждать нам оставалось часа три-четыре…
   Время тянулось, как резиновое. По узкой извилистой дороге, петлявшей по низине ущелья, проследовало два человека на ослах и трое – пешком. Проехала грузовая «Тойота» с блеющими баранами в кузове. И, наконец, послышался звук мотора. Показался зеленый дребезжащий грузовик неизвестной модели.
   Из кузова и кабины посыпались басмачи. Человек пятнадцать начали рассредоточиваться на склонах. Перестраховываются гады – с такой позиции гораздо меньшим числом за минуту можно уложить нас всех.
   Осторожно выглядывая из укрытия, я обводил безбликовым биноклем бандитов. Вот и Горный Лев. В роскошном халате на голое тело, на голове чалма. Настоящий воин ислама. Вооружен – автомат Калашникова. На боку автоматический пистолет Стечкина – любимая двадцатизарядная игрушка полевых командиров.
   Надо отметить, басмачи выбрали позиции и замаскировались, используя кусты и камни, умело. На входе в ущелье поставили наблюдателя. И стали ждать.
   Вот Горный Лев вылез из укрытия и отправился проверять позиции.
   – Пора, – шепнул я Робу, лежащему рядом. – В командира пара пуль, чтобы обездвижить. Живым нужен. Остальных валим.
   Цели и сектора обстрела расписаны заранее. Два тоновых сигнала по рации. Работаем!
   Винторез хлопнул два раза почти без паузы. Горный Лев рухнул, держась за ногу.
   И тут же мы со всех стволов врезали по душманам. Шансов у них не было никаких.

* * *

   – Ты знаешь, что такое допрос первой степени?
   – Вы с дубу рухнули, военные? – Лежащий на бетонном полу, с перетянутыми скотчем руками и ногами, полковник Бульбаш держался стойко.
   Я знал, что каждый день он таскается на улицу Низами к своей любовнице – местной учительнице. На подходе мы его и взяли, запихали в кузов старенького фургончика, который Гром реквизировал у своего должника. И отвезли в давно присмотренный на такой случай подвал полуразрушенного корпуса станкостроительного завода на окраине Джамаса.
   – Под трибунал захотели?! – зарычал Бульбаш.
   – А что трибунал? Расстрела сейчас нет. К расстрелу ты нас приговорил, – пнул я его носком ботинка.
   – Вот что, господа офицеры, – голос полковника дрогнул, но потом вернулась былая уверенность. – Вы что-то попутали. Обещаю ничего не предпринимать против вас. Я поднимаюсь и ухожу. И мы забываем о недоразумении.
   – Недоразумение?.. Горный Лев тебе привет передавал.
   – Какой Горный Лев?!
   – Как офицер разведки ты должен знать, что Горный Лев, он же Сайлигул Далил, один из самых опасных полевых командиров. Интерпол его ищет.
   – Какой Интерпол? Какой привет?!
   – Значит, не понимаешь. Ну ладно.
   Нас хорошо учили интенсивной методике допроса, когда из захваченного языка нужно за минуту выбить важные сведения. Полковник тоже знал, что это такое. Поэтому, когда мы принялись за него всерьез, раскололся быстро.
   Вытирая газетой кровь с рук, я прикинул сложившуюся схему событий. Все примерно так, как я и подозревал.
   Где-то год я стал ощущать непорядок. В нашей конторе потянуло мерзким запашком предательства. Получалось, что основная масса афганского героина, который здесь дешевле стирального порошка, идет транзитом в СНГ с попустительства армейцев и пограничников. А мою группу используют втемную для зачистки от конкурентов.
   Постепенно путем анализа агентурной информации и ситуации в целом мои предположения перерастали в уверенность.
   Я довел свои умозаключения до офицера из нашей штабной группы майора Рубанова, которого считал своим. Кто меня за язык тянул?
   Рубанов обещал поразмыслить над моими словами. И сдал нас. Потому что был в доле. Во всяком случае, так утверждал полковник Бульбаш.
   К тому же мы инициативно провели ряд несанкционированных акций, хлопнули большую партию героина и свели под ноль целый караван басмачей. Мы нанесли этой мафиозной группировке слишком большой ущерб. От нас неизвестно чего ждать. Мы далеко зашли. И нас решили ликвидировать.
   – Кто входил в вашу теплую компанию? – спросил я.
   – Отпустите? – пытаясь пошевелить сломанным пальцем, прохныкал Бульбаш.
   – Конечно, – кивнул я. – Ты только рассказывай. Не тяни.
   Полковник стал выдавать имена и подвиги предателей. Военные с моей родной двести пятой военной базы, особисты, пограничники, представитель МВД России. Ниточки тянулись и к местному правительству, и в Москву.
   Здесь верховодил старший по званию – генерал-майор Проклов, куратор двести пятой базы от Министерства обороны России. Жесткий, агрессивный вояка, лет под шестьдесят, с репутацией человека, способного на поступок, в этих местах был личностью легендарной, авторитетной и у военных, и у гражданских властей. Благодаря ему, когда он был еще заместителем командира двести пятой дивизии, предшественницы базы, в республике была предотвращена братоубийственная межклановая резня. В начале девяностых исламские фундаменталисты заваливали арыки трупами своих противников, и только русские военные, открывшие огонь без согласования с Москвой, по приказу Проклова, спасли республику. Я его считал мужчиной. А он оказался крысой.
   – Генерал сегодня улетает в Москву, – прохрипел полковник Бульбаш. – И я должен ему доложить, что проблема с вами решена.
   – Докладывай. – Я протянул полковнику изъятый у него телефон. – Смотри, не брякни чего лишнего.
   Бульбаш отрапортовал по телефону:
   – Все в порядке, товарищ генерал.
   – Спасибо за службу, – хмыкнул генерал. – Я через полчаса убываю. Прилечу – обговорим. И рассчитаемся.
   – Спасибо, товарищ генерал.
   Отбой.
   Полковник отбросил мобильник, тот упал на бетонный пол, но не разбился.
   Я кивнул Грому. Тот с пониманием кивнул… Взмах десантным ножом. Лезвие рассекло артерию. Тело дернулось.
   Одной крысой меньше.
   А нам сегодня еще предстоит поработать…
 
   К военному аэродрому, расположенному в двадцати километрах от города, вела пустынная дорога, пронизывающая немногочисленные пригородные поселки и петляющая среди скалистых гор. Мы выбрали отличное место – отрезок дороги за коротким туннелем. В свое время, просчитывая контртеррористические мероприятия, мы излазили всю трассу и знали все хитрые места.
   Фургон спрятали поодаль, на съезде с дороги, рядом с журчащим ручьем. И затаились. Мы успели вовремя. По нашим расчетам генеральская машина должна была скоро появиться.
   Проклова на аэродроме ждал военно-транспортный самолет «Ан-72», который унесет его в Москву. Завтра коллегия Министерства обороны, на которой планируется доклад генерала о положении дел на южных рубежах.
   Передвигался Проклов обычно без охраны. По идее, за каждым углом его должны были ждать вооруженные до зубов душманы, однако за последние пять лет на него не было ни одного покушения. Мы считали это свидетельством особого авторитета генерала, которого уважают даже враги. Но причины оказались более прозаичными – душманы были для него коллегами по цеху.
   Движение по дороге было слабенькое. Проехали топливозаправщик, пара военных машин и несколько мятых, древних «Москвичей» и «жигулят». Дорогих иномарок здесь нет. Этими краями безраздельно правила нищета.
   – Объект на подходе, – произнес я в рацию, когда с моего пункта наблюдения засек машину.
   Едва «БМВ», несущаяся по дороге, подставилась под наши выстрелы, я подал сигнал – работаем.
   Негромко захлопал винторез. Пули пробили шины. Машина вильнула. Ударилась в лежащий у обочины двухметровый кусок скалы.
   Сработали подушки безопасности. В салоне все остались живы.
   Из покореженного «БМВ» вывалился адъютант с автоматом. Получил пулю в плечо. И успокоился.
   Оглушенный водитель с трудом освободился от подушки. Вылез из салона. Не обращая внимания на распростершегося майора, вытащил потерявшего сознание генерала и уложил на землю. Проклов открыл глаза и попытался приподняться. В руках он сжимал дипломат, который не выпустил, даже будучи в бессознательном состоянии.
   Растерявшийся водитель обратил на нас внимание, когда мы уже слетели со склона. Распрямился во весь рост. Я саданул ему прикладом в лоб, сбил с ног…
   Генерал попытался дотянуться до автомата, который выронил раненый адъютант. Но я пинком отбросил оружие в сторону и присел на колено рядом:
   – Когда же ты скурвился, сука?
   – Живой, Земляк, – прохрипел генерал, называя меня по моему позывному. – Все равно конец. Конец тебе.
   – Ты предатель. Говорить будем?
   – Ничего я тебе не скажу. Стреляй.
   – Как скажешь.
   Я нажал на спусковой крючок. На допросы времени не было.
   Сбив прикладом замки, я открыл дипломат. Внутри – плотно упакованные пачки стодолларовых купюр. Очередной транш в Москву.
   – Командировочные, – усмехнулся я.
   – На мелкие расходы, – кивнул Роб. – Ну и выдра лампасная.
   Послышался отдаленный звук двигателя тяжелого грузовика.
   – Уходим, – приказал я, закрывая дипломат.

* * *

   Заместитель генерального прокурора грузный шестидесятитрехлетний государственный советник юстиции второго класса Николай Семенов, с трудом переводя дыхание, вылез из представительского «Мерседеса» во дворе длинного солидного сталинского дома на Фрунзенской набережной. Все-таки избыток веса – это очень плохо. Сто сорок килограмм…
   Семенов взял лежащий на заднем сиденье объемный целлофановый пакет с продуктами и коробку с хорошим французским коньяком. Сегодня он ожидал из Салехарда своего школьного друга, бурового мастера. Колоссальная разница в социальном положении вовсе не мешала многолетней дружбе. Семья прокурорского работника отдыхала на даче в ближнем Подмосковье, и встрече никто не помешает.
   – Я отнесу, Николай Степанович, – вызвался шофер, перепрыгивая через лужу и подходя к шефу.
   – Сашок, ты меня совсем за немощного держишь?
   Вопреки расхожему представлению заместителя генпрокурора не охраняют матерые спецназовцы. Обычно эту задачу выполняет водитель, он же охранник, он же доверенное лицо. Но способен ли он уберечь хозяина от снайпера – ангела смерти?
   Пуля проделала в черепе прокурорского чина аккуратную, ровную дырку. Даже странно, что такое несерьезное отверстие полностью несовместимо с жизнью.
   Один хлопок – били из обычной винтовки. Водитель было кинулся к упавшему телу. Но, осознав, что происходит, отскочил в сторону, присел за машину, вытаскивая пистолет Макарова – совершенно бесполезный при таких раскладах.
   Однако больше не стреляли. Водитель остался жив, потому что снайпер поленился лишний раз нажать на спусковой крючок…
   Через несколько минут на месте происшествия человеческим водоворотом закрутились представители полиции, «Скорой помощи», фээсбэшники, замаячил «Форд» с надписью «Следственный комитет Российской Федерации». Все это воспринималось как следующий акт театральной драмы, постепенно переходящей в фарс. И тело на земле казалось реквизитом.
   – Мы ведем репортаж… – бубнила корреспондент «НТВ».
   – Наша камера установлена… – это уже обозреватель «РЕН-ТВ».
   – По сообщениям наших источников… – заливалась соловьем представительница какой-то непонятной телекомпании.
   Последующие дни, как свора голодных псов, получивших ведро лакомых костей, журналисты бесновались, строя самые разные предположения.
   «Убийство связано с громкими делами по казино. Личность погибшего не фигурировала в расследовании, однако, как утверждают сотрудники Генеральной прокуратуры, пожелавшие остаться неизвестными…»
   «Не исключен личный мотив драмы. Свидетели утверждают, что личные отношения убитого не раз являлись предметом различных разбирательств».
   Источники били фонтанами. Истина была утоплена в извергаемой мутной жиже.
   Только «Экспресс-листовка» – несерьезная газетенка, славящаяся бесстыдной скандальностью, напечатала скромно на третьей полосе в своем стиле:
   «Даже ребенку детсадовского возраста известно, что любовные похождения и обиженные уголовники не имеют к убийству высокопоставленного прокурорского чиновника никакого отношения. Ну а любому старшекласснику известно, что имел место удар новой террористической группировки. А особо продвинутые студенты вам скажут, что на крыше дома, откуда снайпер стрелял в Николая Семенова, найден логотип «Альянса действия» – ладонь с растопыренными пальцами и круглой дырой в центре. Ждем комментариев от так называемых компетентных органов, чья компетенция давно вызывает сомнения».
   Как ни странно, правы были именно они.
   Снайпер бил с крыши пятиэтажки. Австрийскую снайперскую малокалиберную винтовку «Voere», модель 1992, оставил на месте. На лифтовой будке вывел символ «Альянса действия» – недавно заявившей о себе террористической организации, о которой пока известно мало. Полтора месяца назад она взяла на себя ответственность за убийство журналиста праворадикальной газеты «Бизнесмен», выступившего с серией пасквильных статей о левом движении в России.
   Тогда в подъезде, на месте расстрела журналиста, на стене фломастером, одним движением, с некоторым изяществом, была выведена рука с растопыренными пальцами и написано «Альянс действия». Вогнав человеку три пули, недрогнувшей рукой рисовать на стенах – для этого нужны железные нервы.
   Убийство журналиста вызвало много шума. СМИ крайне болезненно воспринимают гибель своих коллег. Были версии, отчеты правоохранительных органов перед населением, громкие заверения. И на выходе – пустота. То же самое повторилось с убийством заместителя генерального прокурора. Представители власти били себя в грудь, заверяя, что такое преступление не может остаться безнаказанным.
   Осталось.
   Шумиха выдохлась. Подоспели другие, гораздо более важные события. Были назначены выборы в Государственную думу, которые вскоре затмили все ранее достигнутые успехи в грязных политтехнологиях манипулирования общественным сознанием. В беспощадную информационную войну вливались огромные деньги, в том числе из-за рубежа. Власть использовала административный ресурс. Улицы Москвы стали ареной митинговых страстей.
   «Долой власть мздоимцев!» – этот лозунг злым ветром полетел по российским просторам.
   Из забытья вылезли давно уже, казалось, списанные политические фигуры, в речах которых сквозило: «Дайте нам власть, мы очень хотим власти. Вы поруководили и поворовали всласть, дайте и нам заняться тем же. Вам жалко, что ли? Ведь мы такие опасные и зубастые. Мы умеем кусаться и собирать толпы».
   В условиях жесточайшего противостояния парламентские выборы все же были проведены. Партия власти получила большинство голосов, традиционно собрав за себя на Кавказе и в национальных республиках более девяноста процентов голосов и с треском продув в Москве и Санкт-Петербурге.
   – Мы за стабильность, мы за развитие, – обещали новые парламентарии.
   – Вы за разложение, – отвечали оппозиционеры.
   Экономическое состояние страны оставляло желать лучшего, социальные программы свертывались, олигархический капитал не желал делиться наворованным с народом, предпочитая скупать яхты и футбольные клубы, прожекты высасывали все соки из бюджета. Поэтому протестная база была достаточно широка.
   Естественно, результаты выборов оппозицией были объявлены недействительными, а новая Дума – нелегитимной. Продолжились антиправительственные выступления.
   В ответ власть собирала митинги из своих сторонников и просто людей, которым не улыбалась перспектива гражданской войны и взаимной бойни, неизбежных при развале государства. Политические силы разделились на два непримиримых лагеря: приверженцев социальных потрясений – «оранжоидов» и защитников существующего строя – «стабилов».
   В Питере на Дворцовой площади в тот майский день собралась манифестация в защиту институтов государства. Проводила его партия «Объединенная Россия». Моросил мелкий дождь, и было прохладно. Но выступления звучали бодрые. Настроения позитивные.
   Взрывное устройство рвануло рядом с трибуной, когда на нее взгромоздился депутат от правящей партии, известный и авторитетный хозяйственник. Его посекло осколками, но он остался жив. Три человека погибли, еще одиннадцать были ранены. Взрывное устройство оказалось встроенным в элемент крепления трибуны. Кто его туда засунул – установить не удалось.
   При осмотре под трибуной была обнаружена металлическая пластинка с изображением красной руки – логотип «Альянса действия».
   Ночью в Интернете появилось сообщение, которое до того, как его удалили, разлетелось по всему миру:
   «Альянс действия» находится в состоянии войны с российскими и международными олигархическими кругами, лишившими народ свободы выбора.
   Находясь в состоянии войны, мы оставляем за собой право не думать о потерях среди мирного населения, поскольку так называемые сограждане являются пособниками олигархии и врагами свободы.
   Мы не добрые волшебники. Мы не несем вам счастья. Мы хирурги, удаляющие разросшуюся опухоль. Мы расчищаем, но не созидаем. Созидать придется вам.
   Мы за власть трудящихся, но не закрываем дверь перед соратниками, готовыми идти на смерть, вне зависимости от исповедуемых религиозных и политических взглядов.