Андрей Максимушкин
Бомбардировщики

   Все описанные в романе события и действующие лица вымышлены. Любые совпадения с реальными именами случайны.

Глава 1
Дальний аэродром

   Всего три дня назад полк перелетел на новый аэродром, обосноваться не успели, а стол уже завален бумагами. Ужас! Похоже, документы, ведомости, бланки заявок и прочие гадости научились самопроизвольно размножаться. Подполковник Овсянников крякнул, разгибая спину, и принялся энергично тереть глаза. С самого обеда без отдыха просидел за канцелярщиной, а работы еще целый воз и маленькая тележка.
   Ивану Марковичу больше всего сейчас хотелось смахнуть ворох бумаг на пол и рвануть на летное поле к людям, к летчикам. Знал, что и без него на аэродроме порядок, но хотел лично убедиться, пройтись по стоянкам, поговорить с ребятами, проверить, успели ли солдаты из БАО [1] откатить все машины в капониры и закрыть маскировочными сетями.
   Эх, свалить бы всю чернильную рутину на заместителя, да не получается! Майор Иван Чернов вчера утром взял биплан и умотал в штаб дивизии. Сам Овсянников его и услал, с интендантством вопросы улаживать. Вернется Чернов через три дня. Еще ему обещали устроить «учебно-тренировочный» вылет вместе с союзниками. Наше командование настояло, дабы район боевых действий изучить, получить какой-то опыт и взаимодействие наладить. Так что вернется Иван Васильевич полный впечатлений. Будет что рассказать.
   – Отдыхаете, Иван Маркович? – скрипнула дверь, и на пороге возник командир БАО майор Вайкулис. – Подпишите наряд-заказ.
   – Что там у тебя? – недовольно буркнул Овсянников. Ему казалось, что бумажный водоворот никогда не иссякнет. Все несут и несут.
   – Да мелочи, Иван Маркович. Сами знаете, на новом месте обосновываешься, что-нибудь да забудешь. Приходится выписывать.
   – Ну и почерк у тебя, Тойво Матисович. Обезьяна в зоопарке и то лучше каракули выводит.
   Подполковник был готов подписать бумагу не глядя, но вовремя остановился и принялся внимательно вчитываться в текст. Когда Тойво Вайкулис говорит «мелочи», да еще подчеркнуто вежливо обращается не по уставу, а по имени-отчеству, будь осторожен. Мужик он хваткий и пробивной, несмотря на свое происхождение из одной чудной свежеиспеченной страны, родины невозмутимых рыбаков и погонщиков ездовых черепах, которая только этим летом неожиданно и совершенно добровольно рассталась с незаслуженно свалившейся на нее независимостью.
   Было дело, один раз Овсянников подписал заявку не глядя, потом сам же над собой хохотал. Майор Вайкулис вписал между вилками, колючей проволокой, лопатами и прочим хозяйственным барахлом полное собрание сочинений Карла Маркса на украинском языке. Потом сам поехал в интендантство и выбил все в точности по списку. Там он ссылался на подпись командира полка и последнее решение партсъезда.
   На этом история не закончилась. Толстенная упаковка книг была торжественно перед строем вручена особисту в качестве подарка на день рождения. Шутка, надо сказать, удалась. Тонко, со вкусом и строго идеологически выдержано – не придерешься. Капитан Гайда, правда, втихаря долго матерился и обещал поквитаться с остряком, но это уже другая история.
   – Так, а это что такое? – Овсянников черкнул ногтем по бумаге.
   – Что, Иван Маркович?
   – Вот это, я спрашиваю. Обмундирования тебе зачем на полторы тыщи человек? Да еще меховые унты две сотни пар?
   – Ну, это, – Вайкулис поскреб пятерней затылок, – сами понимаете, сроки к концу подходят, сами же потом меня ругать будете, если кого из бойцов в рваной шинели заметите.
   – Вычеркни, недавно же все новое получили, – ругаться не хотелось, и объяснять командиру БАО, что излишки формы будут меняться на водку или что там у местных крепкого найдется, было лишним. Сам же Вайкулис и откроет лавочку.
   – Понял, товарищ комполка, все по уставу и нормативам, – когда надо было, Тойво Матисович умел признавать ошибки, за это его и ценили.
   Тщательно вымарав лишние строчки в заявке – кроме шинелей, унтов и гимнастерок, там нашлось много чего интересного, видимо, командир БАО основательно подходил к перебазировке на новый аэродром, – Овсянников подписал бумагу.
   – На, и смотри, чтобы больше... – фраза осталась недосказанной, в кабинет влетел запыхавшийся посыльный.
   – Товарищ подполковник, разрешите обратиться.
   В ответ Овсянников устало кивнул, что уж там, дескать, говори, раз пришел.
   – Дежурный по полку старший лейтенант Ливанов передает: из штаба телефонограмма пришла, требуют сегодня же провести ночной вылет.
   – Как вылет?! – командир полка привстал со стула, его лицо моментально побагровело.
   – Ознакомительный, товарищ подполковник. – Молодой солдатик из роты аэродромной охраны вытянулся по стойке «смирно».
   – Так бы и сказал, иди уж.
   Дав понять, что разговор окончен, подполковник закрыл кабинет и поспешил на КП. Благо здесь все было рядом. Прежние хозяева воздушную базу строили по уму, на века. Вот только воевали они из рук вон плохо, немцы захватили все в целости и сохранности, даже склад ГСМ и сейфы с документами никто сжечь не успел. Вещи, за которые бывших хозяев аэродрома, по разумению Овсянникова, следовало отдать под трибунал, если они в плен не успели сдаться.
   Командный пункт располагался в каменном здании на краю летного поля, напротив капониров с затянутыми маскировочными сетями бомбардировщиками. От дома, облюбованного Овсянниковым под штаб, идти до КП чуть больше двухсот метров. На улице уже стемнело, подполковник бросил профессиональный взгляд на небо – облака редкие, светит луна, хорошая ночь для полетов. Самое то для ознакомления с районом.
   Овсянников сам, еще по пути на новый аэродром, бомбардировал начальство просьбами дать экипажам хоть по паре тренировочных вылетов без бомб. Командование дивизии до этого момента отказывало, ссылаясь на напряженную международную обстановку и секретность. И вот, как всегда не вовремя пробудились. Хорошо, что Овсянников приказал личному составу держать машины готовыми к вылету и никуда не отлучаться с аэродрома.
   – Товарищ подполковник, дивизия на проводе, – дежурный офицер поднялся навстречу Ивану Марковичу.
   – Давай, – кивнул тот, хватая трубку, – подполковник Овсянников слушает.
   – Подполковник, ты жаловался, что летать не дают? – донесся сквозь треск помех голос комдива.
   – Было такое, товарищ генерал-майор.
   – Допросился, Иван Маркович, начиная с сегодняшней ночи, выводишь полк на ночные полеты. Сколько экипажей можешь поднять через два часа?
   – Так, – подполковник быстро прикинул в уме, – 24 экипажа будут готовы, и еще машин 15 примерно через пять часов выпущу.
   – Действуй, чтоб твои орлы за неделю район освоили, как своих жен и любовниц. – Склонность генерал-майора Семенова к грубоватым шуткам была хорошо известна всей дивизии. Впрочем, на него не обижались. Мужиком Алексей Михайлович был свойским, с пониманием.
   Кладя трубку, Овсянников поймал грустный взгляд Владимира Ливанова. Ребятам полеты, а старшему лейтенанту на КП сидеть, се ля ви. Кто ж знал, что дежурство на такой день выпадет. Молодой летчик искренне любил небо и дальнюю авиацию. Интересный человек, душевный и немного загадочный: молчалив, друзей у него, как подметил Овсянников, мало, девушки вроде нет. Как шутили летчики, бомбардировщик заменяет Ливанову жену, дом и постель. С другой стороны, в самоволке ни разу не поймали, что тоже хорошо. И повоевать старший лейтенант успел, опыт есть.
   Первым делом командир полка вызвал зампотеха и отправил ординарца в казарму поднимать людей. Метеоролог и штурман полка майор Савинцев явились сами, шестым чувством доперли, что в полку что-то намечается. За ними потянулись остальные. Постепенно КП наполнялся авиационным народом.
   Овсянников вместе с Савинцевым наметили маршрут. Павел Сергеевич предложил трассу вдоль побережья, всего 700—800 километров круг. Недолго думая, Овсянников согласился с предложением штурмана. Пусть ребята береговую черту запомнят, будет полезно, когда работа начнется. Сам же он считал более важным как следует изучить подходы к аэродрому и вписал в задание полчаса маневрирования над летным полем.
   Ночью все ориентиры искажаются, кажется, что время идет медленнее. Пусть люди лучше сейчас тренируются, чтобы потом по ошибке у соседей не садились. Позору не оберешься. Будут говорить, дескать, русские Иваны только по солнцу ориентироваться могут.
   Аэродром оживал. Знакомая всем предполетная суматоха. К стоянкам и капонирам подтягивались люди. С бомбардировщиков стягивали маскировочные сети. Техники, мотористы и оружейники проверяли машины, готовили их к срочному вылету.
   Самолеты первой эскадрильи стояли с подвешенными бомбами. Овсянников в первый же день после перелета на эту базу распорядился держать машины в полной боеготовности на всякий пожарный. Подполковник еще по опыту финской знал – начальство способно на все, в том числе приказать нанести удар по противнику, скажем, через час. К счастью, предосторожность Овсянникова оказалась излишней, и в этот момент оружейники, дико матерясь, снимали с держателей «сотки» и выкручивали взрыватели.
   Плохо, приходится готовить машины в темноте. На дворе август, ночи постепенно становятся все длиннее и длиннее. А прожекторов мало, не успели довести и подключить. С одной стороны, это даже хорошо, полк Овсянникова предназначался для ночных бомбардировок, личный состав еще в Союзе прошел соответствующую подготовку, пусть механики вспоминают, как работать в темноте.
   Подполковник бросил настороженный взгляд на ночное небо. Не хватало еще по закону подлости попасть под удар вражеской авиации. В этом мире любая пакость возможна, и чем подлее, тем вероятнее. Координаты аэродрома противнику известны с точностью до метра. Могут и наведаться. Капитальный, хорошо оборудованный аэродром довоенной постройки. Вон, до сих пор на краю поля стоят полдюжины английских «Гладиаторов» и «Фейри», брошенных при отступлении. И уж любому ясно – эта воздушная база недолго пустовала. Не мы б ее заняли, так союзники бы обосновались. В преддверии грядущего сражения авиация спешно перебрасывается на запад.
   – Иван Маркович, – к подполковнику приблизился помполит, – напутственное слово перед вылетом дадите?
   – Подожди, Дмитрий Сергеевич, вылет учебный. Можно и без твоего благословления. – Чего меньше всего сейчас Овсянникову хотелось, так это тратить время на митинги.
   – За границей находимся. Мало ли что может случиться, – уклончиво проговорил старший политрук Абрамов.
   – Не нужно, – мягко, но настойчиво процедил командир, – ты лучше к первому боевому речь подготовь. А накручивать людей раньше времени не будем.
   Ночь разорвал хлесткий грохот винтовочного выстрела. Затем еще и еще, один за другим. Палили на северо-востоке, за пределами летного поля. Судя по глухому голосу карабина, стрелял один из солдат аэродромной охраны. В ответ ударила короткая злобная очередь из автомата, быстро захлебнувшаяся, заглушенная частым ружейным огнем.
   На окраине аэродрома разгорелся нешуточный бой. Штурман полка по привычке засек время первого выстрела. Перестрелка шла уже третью минуту. Наконец, точку в разговоре поставила длинная очередь «дегтяря» с пулеметной вышки. Выстрелы стихли, легкий ночной ветерок доносил только обрывки команд, крики бойцов аэродромной охраны и лай собак.
   Овсянников весь бой простоял у ближайшего капонира, напряженно вслушиваясь в доносившиеся до него звуки выстрелов и крики. Пытался сообразить: что там? Английские коммандос? Парашютисты? Или повстанцы озоруют?
   Особист полка капитан Гайда предупреждал – территория только кажется спокойной, возможны провокации со стороны местных активистов Сопротивления. У немцев уже бывали случаи: исчезали солдаты, машины взрывались. Недавно неизвестные напали на санитарный автомобиль. Врачей убили, а машину отогнали в лес и сожгли. Гестапо пока ушами хлопает, мифический «Золотой интернационал» ищут и богатых евреев потрошат. До реальных повстанцев у чернорунников руки не доходят.
   Нет, лично подполковник Овсянников ничего не имел против французского Сопротивления. Они, в конце концов, за свою родину сражаются. Дело благородное. И коммунистов среди повстанцев достаточно, что само по себе говорит в поддержку движения. Иван Маркович просто не любил, когда стреляют в его людей, а это, согласитесь, в корне меняет дело.
   Минут через пятнадцать после того, как все успокоилось, откуда-то выскочил мрачный, как туча, насупленный особист.
   – Что случилось, Михаил Иванович? – окликнул его комполка.
   – Экстремисты. – Гайда, в нарушение всякой субординации, злобно сплюнул сквозь зубы. – Пытались через колючку просочиться, да часовой их заметил. Уроды! С собой взрывчатку тащили... – Капитан постепенно успокаивался. Ему нужно было выговориться.
   – Англичане?
   – Нет, местные. Я же говорю: экстремисты. Хорошо, ребята не растерялись: двоих бандюков на месте положили, одного раненым взяли. Лейтенант Исмагилов рванул в погоню, может, еще кого прихватит.
   – А наши? – озабоченно поинтересовался Овсянников.
   – Наши целы, – оперуполномоченный особого отдела криво усмехнулся. – Часовой сразу огонь открыл. Надо бы его к награде представить.
   – Пиши бумагу, я подмахну, – подполковник одобрительно хлопнул Гайду по плечу, они были старыми друзьями и могли себе позволить некоторые нарушения субординации, когда никто не видит.
   – Хорошо. А сейчас извини, мне бежать надо, пленного допрашивать.
   – Давай, тряси его, пока немцы не отняли.
   – Пока все не вытрясу, не отдам. А утром с ранья возьму отделение и поеду местного городничего за яйца вешать.
   – Добре. – Овсянников вспомнил мэра городка Ла Бурж, прилегавшего к военно-воздушной базе.
   Низкорослый, кругленький мужичок с простецкой крестьянской физиономией, этакий колобок с тростью. Приехал на аэродром в первый же день после перелета, знакомиться с офицерами полка. Привез с собой бочонок вина, корзинку фруктов. Затем долго и нудно распинался, уверяя в своей любви и безграничной преданности новой власти, косноязычно восхищался Великим Рейхом и Могучим Советским Союзом. Именно так – все с большой буквы.
   Подлец! Овсянникову он сразу не понравился, на роже написано, что за копейку родную мать продаст. Наверняка паук знает все, что в городе творится, чем народ дышит. Днем немецкого коменданта обихаживает и облизывает, а по ночам своих башибузуков на большую дорогу выпускает.
   Ничего, сколько веревочке ни виться... Михаил Иванович мужик цепкий, и умом его бог не обидел, быстро из жука всю подноготную вытащит. В крайнем случае, так застращает, что тот в сторону советских солдат и офицеров даже смотреть забоится.
   Ночное происшествие нисколько не повлияло на подготовку полка к вылету. В назначенное время первая группа поднялась в воздух. Старшим шел комэск капитан Андрей Иванов. Овсянников наблюдал за взлетом с КП. Машины одна за другой оторвались от полосы, собрались над западной окраиной летного поля и ушли в сторону Бреста. А тем временем наземные специалисты готовили вторую учебную группу. Подполковник в категоричной форме потребовал кровь из носу, но 15 машин во второй волне выпустить.
   Глубокой ночью из штаба дивизии позвонил майор Чернов. Извинившись за поздний звонок, Иван Васильевич пообещал вернуться в полк завтра к вечеру и просил включить его в расписание полетов. В ответ на закономерный вопрос Овсянникова заместитель пообещал, что если ничего чрезвычайного не произойдет и погода не подкачает, завтра увидит Остров и передаст пламенный привет империалистам. Союзники обещают на один вылет включить Чернова в экипаж «Хейнкеля».
   – Это им за Баку, ублюдкам, – добавил майор.
   – Смотри, обратно вернись. ПВО у лимонников сильная. – Овсянников прекрасно понимал своего заместителя. В этом марте жена и обе дочери Чернова погибли во время налета английской авиации на Баку. Шальная бомба с «Бленхейма» попала прямо в летнее кафе с отдыхающими.
   – Вот и проверим, так ли они сильны, как хвастают, – не остался в долгу майор.
   Что ж, и то хорошо. С заместителем дела быстрее движутся, и всегда есть кому тебя подстраховать. Несмотря на то, что командовать полком Овсянникова назначили всего три месяца назад одновременно с присвоением внеочередного звания в обход Чернова, они быстро сработались. Иван Васильевич не обижался на неожиданно вознесшегося своего бывшего комэска и зампотеха. «Два Ивана», как их в шутку называли сослуживцы, понимали друг друга с полуслова.
   Вторая группа ушла ровно в два ночи по Гринвичу. Иван Маркович не удержался и в нарушение всех правил ушел в рейд вместе с ребятами. Ему по-хорошему следовало дождаться на земле возвращения экипажей Иванова, но не усидел, не выдержала душа летчика. Суеверно перекрестившись и сплюнув через левое плечо, Овсянников оставил за старшего помполита и приказал готовить самолет к вылету. Маршрут он проложил в направлении Голландии, пролет над Брюсселем, выход к морю в районе Гронингена, далее по курсу Западно-Фризские острова и над береговой чертой до директрисы на Ла Бурж.
   Полет прошел нормально, без происшествий. Ориентировались по радиомаякам, звездам и характерным особенностям местности. Группу дважды запрашивали немецкие посты ВНОС ПВО, но, получив подтверждение, успокаивались. Овсянникову впервые в жизни удалось увидеть Ла-Манш. Холодный, мрачный, будто залитый чернилами, пролив притягивал и манил к себе. Людей всегда тянет и интригует все связанное со смертью. Иван Маркович представлял себе, что вскоре эта полоса воды принесет немало горя и бед. Спасательная служба у немцев работает из рук вон плохо. А многие вообще сомневаются в существовании таковой.
   На аэродром заходили со стороны моря, нашли его легко, штурман быстро сориентировался по огням Ла Буржа и лежавшей чуть дальше деревеньки Балле. Посадка тоже прошла без приключений и поломанных стоек.
   На земле Овсянникова встретили Абрамов и капитан Иванов. Доложили, что происшествий за время отсутствия командира не было, новости из штаба тоже не поступали. Первая группа вернулась на аэродром в расчетное время, никто не отбился и не заблудился.
   – И то добре, – буркнул подполковник. – Подготовьте список экипажей на следующую ночь. Ведущим первой группы будет Ливанов.
   Овсянников не зря назначил молодого старлея лидером. Опыт у Ливанова есть, командиром звена не зря поставили. Весной этого года работал в Закавказье по вражеским аэродромам и транспортным узлам. Экипаж у него слетанный и обстрелянный, у стрелка-радиста на счету «Гладиатор» из состава английского оккупационного корпуса в Персии. А то, что Ливанов не отличается общительностью, это только в плюс молодому человеку, если и говорит, так строго по делу, без пустопорожней болтовни.

Глава 2
Странное время

   На рассвете всегда бывает немного грустно. Наверное, это накопившаяся за бессонную ночь усталость дает о себе знать. Да еще туман сгущается, незаметно затягивает низины, перекрывает непроницаемой белесой пеленой дорогу в город. Небольшая деревенька в паре километров от аэродрома уже почти утонула в белом молоке, только флюгера и крыша церкви светятся под первыми лучиками солнца.
   Раннее утро. Ночные полеты завершены. Самолеты счастливчиков, которым сегодня довелось подняться в воздух, ровными рядами стоят на краю летного поля. Их даже в капониры оттащить не успели. Людей на аэродроме не видно: все давно спят. Не везет только дежурному офицеру, паре солдат из БАО, вынужденных коротать время на КП, да еще ребятам из роты аэродромной охраны.
   Скучно и грустно в конце ночной смены. Даже восход солнца не доставляет особой радости. Ну, поднялось, ну, светает, и то добре. Громко зевнув во весь рот, Владимир Ливанов потянулся, залпом допил холодный кофе из железной кружки и протянул руку к чернильнице. Пора бы закрывать смену.
   Старший лейтенант обмакнул перо в чернила и хотел было расписаться в журнале дежурства, но в последний момент остановился. Спешка, говорят, хороша при ловле блох. Неприятности всегда происходят, когда их меньше всего ждешь. Вот как вчерашняя вылазка экстремистов. Нового нападения на аэродром Владимир не боялся. Если кто и попробует взломать периметр, так это будет не кадровая часть, не парашютисты, а местные повстанцы. Гражданские с пистолетами и обрезами, как вчерашние бандиты. Другое дело, происшествие надо будет зарегистрировать в журнале, и обязательно до закрытия дежурства. У нас с этим делом строго.
   Вчера Ливанов случайно подслушал разговор особиста с помполитом. Обсуждали, как лучше будет на утреннем построении народ просвещать на предмет вчерашней перестрелки. По долетавшим до Владимира коротким, наполовину матерным фразам капитана Гайды он понял, что в налете участвовали штатские, горожане из Ла Буржа, местные подпольщики Сопротивления. Наши пристрелили пару полудурков, да еще двоих повязали. Интересное дело – вроде с французами не воюем, а они нас взорвать пытались. Такая вот гадость получается. Что дальше будет? Непонятно.
   Как Владимир и предполагал, не стоило раньше времени закрывать смену. Не дали ему спокойно подремать на заре. Ничего чрезвычайного, никаких тревог или происшествий. Всё проще и неприятнее – на КП ни свет ни заря заявился помполит собственной персоной. Не спалось ему, видимо.
   Старший политрук Абрамов, с одной стороны, мужик нормальный, с пониманием, не выеживается перед подчиненными, с другой же стороны – слишком он серьезно к своей работе относится. Не умеет Дмитрий Сергеевич вести политическое воспитание, подготовку личного состава и тому подобное словоблудие спокойно, без излишнего рвения. Любит он отыскать к каждому человеку подход, залезть в душу.
   А Ливанов такие вещи не выносил. Всё, что от меня требуется, выполняю, службу несу, если что и нарушаю, так незаметно, а чтоб наизнанку перед помполитом или еще кем выворачиваться... Увольте. Не ваше дело. Моя душа – огороженная территория, частная собственность с пулеметными вышками над колючкой.
   Войдя в комнату дежурного, Абрамов вежливо поздоровался, махнул рукой вытянувшимся солдатам, дескать, без формальностей, и плюхнулся на свободный стул.
   – Не спится, товарищ майор? – участливо поинтересовался Ливанов. Старлей пятой точкой чувствовал, что вежливыми фразами сегодня не обойтись, в такое время просто так по аэродрому не бродят.
   – Уснешь тут, обложили со всех сторон. Не продохнуть.
   Ливанов неопределенно кашлянул в ответ и отвернулся к окну. На разговор он не напрашивался, спокойно выжидал, когда помполит начнет первым. Абрамов же выдерживал паузу, разглядывая висевший на стене график учебных полетов. От политрука тянуло терпким запахом хорошего табака, поэтому самому хотелось курить. Интересно, угостит или нет? Нет, надежды на комиссарский табачок оказались тщетными, а самому лезть за папиросами на дежурстве без разрешения старшего по званию не хотелось.
   – Владимир Александрович, что вы думаете о вчерашнем происшествии? – неожиданно поинтересовался Абрамов. Что называется, не в бровь, а в глаз. Прямо и без хождений вокруг да около.
   – А что тут думать? – выдал Ливанов. – Нарушение режима охраняемой территории, вооруженное нападение на часового. ЧП, естественно.
   – Да понимаю я все. А если не по-книжному? Мне действительно непонятно, что это было: ЧП или нет? Нападение или наоборот? Есть в этом деле и другая правда.
   «Интересно тебе, – мелькнуло в голове Владимира Ливанова. – Навязался по мою душу. И не пошлешь – майор ведь, черт побери!»
   Солдаты тем временем бочком протиснулись к двери. Старший наряда, парень с простецкой, рябой крестьянской физиономией, бросил на дежурного офицера умоляющий взгляд и кивнул в сторону окна.
   – Разрешаю идти. Проверьте летное поле, – Ливанов брякнул первое, что пришло в голову. Пусть валят, если не хотят получить внеочередную политинформацию. Свидетели, они всегда лишние.
   – Борцы за независимость, Сопротивление, – гнул свою линию Абрамов. Политрук даже не обратил внимания на закрывшуюся за бойцами дверь, или сделал вид, что не заметил. Человек он умный, знает, когда и что можно замечать, а что нежелательно. – Они не сознательно против Советской рабоче-крестьянской армии выступают, не понимают, что мы не против Франции, а против Англии воюем. И даже не против самой Англии, а с мировым империализмом.
   – Это уж особисту решать, сознательно или нет, – усмехнулся Ливанов. Про себя он отметил, что помполит несколько ошибается: в ударе по Баку принимали участие не только английские, но и французские ВВС. И наши в ответ хорошенько авиабазы галлов в Сирии пробомбили. Ливанов помнил запах сгоревшей взрывчатки, смешанный с терпким ароматом пыли над сирийскими аэродромами. Помнил, как плотный строй прущих правым пеленгом краснозвездных бомбардировщиков отбивался от французских истребителей. Тогда нам везло, потерь почти не было, бригада только два экипажа потеряла, и то от зенитного огня.
   Вслух же произнес:
   – Мы находимся на своем боевом посту, выполняем приказ Советского правительства и партии, что бы об этом ни думали какие-то партизаны. Империалисты первыми напали на Союз, и наша задача – вернуть долг сторицей, пусть не воображают, будто мы не способны противостоять эксплуататорам.