Малинин Евгений. Проклятие Аримана, Маг

   Но все это я зацепил взглядом, когда уже захлопывал за собой створку изузоренной двери, унося на своем плече легкое тело Данилки.
   Вы никогда не пробовали бежать вниз по темной лестнице с восьмилетним ребенком на руках? И не советую пробовать. Правда, мне удалось пустить впереди себя блуждающий огонек, но его света хватало лишь на то, чтобы не врезаться в стену. Я почти скатился по каменным ступеням к началу коридора, и тут Данила глубоко вздохнул и, не открывая глаз, тихо проговорил:
   - Дядя Илюха, я сам дальше пойду... Я осторожно опустил его на пол. Данила поморгал, словно от яркого света, а потом ухватился за ремень моих брюк, и мы, по возможности быстро, направились по коридору в сторону санатория.
   Когда мы достигли выхода из коридора, я обратил внимание на то, что трещина между мирами слегка изменила свой цвет. Придержав Данилу за плечо, я остановился и опустился на колени над границей. Здесь явно кто-то недавно побывал. И изменил пароль-заклинание. Если бы мы не остановились, а плюнув через правое плечо, перескочили через границу, в лучшем случае оказались бы в неизвестном мире, а скорее всего нас просто размазало бы по переходу. Однако теперь необходимо было разбираться с новым заклинанием, а из темноты коридора, позади нас, уже доносилось бряцание кирас и отсветы факелов.
   Я постарался успокоиться и внимательно оглядел зеленоватую трещину. Так и есть. Теперь два выведенных цветным мелком небольших знака располагались на разных концах границы. Я наклонился, пытаясь поподробнее рассмотреть начертание знаков, и вдруг увидел идущую от одного знака к другому дорожку из уложенных одна к одной песчинок. Это была самая примитивная ловушка. Поставивший ее мог рассчитывать только на нашу торопливость и невнимание. Я не стал разгадывать связывающее заклинание, а просто убрал несколько песчинок из пересекавшей коридор дорожки. Трещинка границы ярко вспыхнула и ее цвет стал прежним. Значит, восстановились прежние условия перехода.
   Я повернулся к Даниле:
   - Слушай меня внимательно! Сейчас ты плюнешь три раза через правое плечо и сделаешь шаг через вот эту черточку. Ты ее видишь?
   - Вполне отчетливо.
   - Только плюй как следует. Слюной. Когда окажешься за чертой, сразу прижмись к стене и подожди меня. Понял?.. - Данила молча кивнул. - Давай!
   Он повернул голову направо и трижды добросовестно плюнул через плечо, а затем смело шагнул через трещину перехода. Такого энергичного Шага я еще не видел. Поневоле я вспомнил, как сам делал первый самостоятельный Шаг через переход. Я вспомнил, как дрожали у меня коленочки, хотя меня сопровождал Учитель, и я прекрасно знал, что это такое. Видимо, действительно дети смелее взрослых... Или безрассуднее.
   Однако долго предаваться воспоминаниям мне было некогда. Факелы за спиной разгорались все ярче. Я. возвратил убранные песчинки на место и прошептал короткую фразу. Дорожка из песчинок запульсировала оранжевым ожидающим светом. Я встал на ноги, трижды плюнул через правое плечо и сделал Шаг. Краем глаза я увидел, как схлопнулся за спиной оранжевый свет, а трещина перехода, привспыхнув, изменила оттенок цвета.
   Но порадоваться мне не дали. Сразу за переходом здоровенный детина с хищным лицом и в камуфляже уже был готов опробовать на мне свое мастерство каратиста. Судя по стойке, парень был из наших доблестных ВДВ. Второй охранник, уже знакомый мне ходок по подвалам, пытался удержать извивающегося Данилу. Использовать вспышку было нельзя, поскольку Данила тоже мог пострадать. Поэтому, сразу уйдя от нападавшего верзилы в сторону и в кувырок, я выпустил вторую иглу. И тут же с отчаянием подумал, что промахнулся - десантник молча продолжал свое грациозное змеиное движение. Однако через мгновение он словно споткнулся, его лицо исказилось, ноги подогнулись, словно ватные. Молча ткнувшись лицом в кирпичный пол, он ритмично задергался. Второй охранник, увидев, что произошло с его напарником, испуганно замер, а затем отпустил Данилу и неловко боком уселся на полу, не сводя с меня отчаянного взгляда.
   И тут как раз подоспели громыхающие кирасами ребята с той стороны перехода. Четыре факела ярко освещали группку из десяти-двенадцати человек в коричневом обмундировании со шпагами и кинжалами в руках. Впереди бежал, судя по роскошным галунам на плече, офицер. Наш милый друг в камуфляже, сидевший на полу подвала, уставился на ребят с оружейным раритетом в руках, словно на экран кинотеатра, с ужасом и восхищением.
   Первым налетел на расставленную мной ловушку офицер. Вытянув вперед руку с зажатой в ней витой гардой великолепной шпаги, он вмазался в переход, как в зеркальное стекло шикарной витрины. Только это стекло не лопнуло под его натиском. Наоборот, последовала неяркая вспышка, и блестящий офицер на мгновение завис в воздухе, а затем стал плоским, словно он был вырезан из разноцветной бумаги и наклеен на стекло. Только на секунду его плоская рожа с широко распахнутым ртом висела против нас, жутко подсвеченная багровым мечущимся светом факелов, а затем словно гигантская мокрая тряпка махнула по плоскости перехода, стирая цветной рисунок и оставляя за собой грязный, противный мазок.
   Бежавший следом за офицером солдат остановился как вкопанный, вытаращив глаза на остатки своего начальника, но следующий со всего размаха врезался в него и вытолкнул на зеленеющую трещину. Повторилась предыдущая картина, с той только разницей, что перед тем как по стеклу перехода прошваркала мокрая тряпка, сплющенного воина словно порывом ветра свернуло в трубочку.
   Следующий, совсем молодой парнишка, спасся только потому, что, врезавшись в своего товарища, запутался в ножнах и растянулся на полу. Зато бежавший за ним, споткнувшись о юнца, покатился кубарем и, ткнувшись в стекло границы, превратился в плоское изображение какого-то колобка, руки и ноги которого находились внутри его тела. Каждое касание границы перехода сопровождалось неяркой зеленоватой вспышкой, но мы с Данилой были уже у деревянной лестницы, ведущей прочь из подвала. Поставив ногу на первую ступеньку, я еще раз оглянулся, и мне показалось, что голова охранника, сидевшего на полу рядом с молча корчившимся телом его товарища по службе, побелела.
   Пропустив Данилку вперед, я начал быстро взбегать по деревянным ступенькам. Вот мы оказались в коридоре, и, метнувшись за угол, я распахнул дверь в дорогое, родное, летнее подмосковное утро.
   Моя радость была преждевременной. Недалеко от крыльца, перекрывая нам дорогу к воротам, стоял полный, высокий мужчина в белом фланелевом костюме и рубашке с вышитым воротом. За ним, расставив ноги и набычив головы, расположилось человек восемь пустоглазых атлетов из числа детей Единого-Сущего в пижамных брюках, дальше, уже на самой асфальтовой полосе и по ее обочинам топталось еще с дюжину таких же "детишек". Я растерялся. Было понятно, что к машине нам не прорваться. В левом кулаке у меня оставалось только две иглы, а напугать этих ребят муками двух их товарищей вряд ли удастся. Данила спокойно стоял справа от меня. Он, похоже, уже полностью оправился от своего ненормального сна.
   Увидев нас, толстый мужик заорал неожиданно высоким голосом:
   - Я директор этого санатория. На каком основании вы ворвались на охраняемую территорию, являющуюся частной собственностью? Кто вы такой?
   - Уважаемый господин директор... - попытался я решить дело миром, - я не ворвался, а спокойно зашел за сыном моего друга, похищенным неким господином Хряпиным, несомненно, вам знакомым. Если вы позволите нам спокойно покинуть ваши частные владения, то, возможно, сумеете избежать серьезных неприятностей. В противном случае...
   - Оставьте мальчишку, и я отпущу вас, - вдруг заявил он.
   - Нет! Мы уйдем вместе.
   - В таком случае... - он улыбнулся, - ...в таком случае можно считать, что вы пропали без вести.
   И он коротко кивнул в нашу сторону.
   Похоже, он был твердо уверен, что все пути, по которым мы могли уйти, отрезаны, но у меня было такое ощущение, что одна тропочка у нас все-таки еще оставалась. Только я никак не мог вспомнить, где она пролегала.
   Обнаженные ребята, повинуясь кивку директора, двинулись в нашу сторону. Надо сказать, что двигались они достаточно быстро и ловко, хотя оставалось ощущение, что их кто-то ведет, как кукол. Я оторвал взгляд от надвигающихся бессмысленных лиц и оглядел территорию санатория, огороженную зеленым двухметровым забором. Клумбы, дорожки, качели, немного в стороне детская песочница, левее чуть дальше несколько беседок, за ними пустой облупленный фонтан... И тут мой взгляд метнулся назад к детской песочнице. За ней действительно начинался лесок, в котором, по полученным мной агентурным данным, была выломана целая секция забора.
   Я схватил Данилу за руку, и тот, словно уже зная направление броска, одновременно со мной рванул в сторону песочницы. Директор странно хрюкнул, видимо, от неожиданности, а потом разразился серией глухих непонятных воплей. Через секунду обнаженные по пояс ребята, мелькая штанишками пастельных тонов, припустились за нами.
   Мы нырнули в лесок и почти сразу же наткнулись на пролом. Покинув территорию санатория, я собирался свернуть вдоль забора в сторону оставленной "пятерки", но тут мне в голову пришла мысль, что около машины нас скорее всего уже поджидают. Кто бы ни командовал этим чудным санаторием, дураком он не был, и уже, видимо, обыскал окрестности на предмет обнаружения моего транспортного средства. Поэтому мы побежали дальше в лес, забиваясь в чащу и стараясь сбить со следа погоню.
   Лес был совершенно диким, с густым кустистым подлеском, множеством поваленных деревьев, отломанных толстых веток, догнивающих в траве. Особенно высокой скорости в таком лесу не разовьешь. Тем более что мы совершенно не знали, куда бежать, где можно найти помощь. Сначала нам вроде удалось оторваться от своих преследователей, их топот затих далеко позади. Но через несколько минут стало ясно, что в отличие от нас наши противники повели планомерную облаву и, уже оцепив большой участок леса, начали его методично прочесывать.
   Мы заметались. Сначала я рассчитывал выйти на одиночных одного-двух преследователей и, уложив их иглами, выйти из окружения. Но скоро увидел, что преследователи грамотно построили цепь, и даже уничтожив одного из них, я не обману всю погоню. Нас все дальше оттесняли в чащу и все плотнее охватывали кольцом. У меня оставалась последняя, малюсенькая надежда, но связана она была только с магической закономерностью, которая вполне могла и подвести.
   Но нам повезло. Ее увидел не я, а Данила. Дернув меня за ремень джинсов, он ткнул пальцем в торчавший из старой хвои пенек и спросил:
   - Дядя Илюха, ты не это ищешь?..
   От пенька в сторону рядом стоящей молоденькой рябины змеилась сиявшая зеленым люминесцентным светом трещина. Мы подбежали к ней. За трещинкой продолжался все тот же замусоренный лес, через который в нашу сторону ломились "детишки" с бугристыми мышцами, неподвижными лицами и остекленевшими глазами. Переход был закрыт. Его надо было активировать. Я тщательно проследил направление трещины, а затем стал забрасывать ее старой хвоей, одновременно складывая подходящее заклинание.
   Закончив маскировать границу перехода, я снова сжал кулак и, резко его раскрыв, связался с Антипом, и теперь уже он ответил вполне проснувшимся тоном.
   - Ты выезжаешь?..
   - Нет! В подвале этого санатория переход!..
   - Вот это да! - Он, видимо, имел желание продолжить выражение своего удивления, но я его перебил.
   - Я был на той стороне и вывел Данилу. Но на нас здесь устроили облаву, и нам придется уходить снова через переход! Через другой переход... - уточнил я. - Обязательно займись этим санаторием! Здесь творятся странные, жуткие вещи. Познакомишься с пациентами этого санатория - все поймешь.. Эта секта - "Дети Единого-Сущего" - просто ширма для какой-то страшной игры. Если я задержусь, успокой моих! Все! Нам пора!..
   Я, отключив связь, встал рядом с Данилой над замаскированной трещинкой и сказал:
   - Я буду читать странные глупые стихи. Слушай внимательно, когда я скажу слово "шаг", надо будет шагнуть через переход. Понял? - Данила утвердительно мотнул головой. Я начал читать. Стихи были действительно корявые, но по моим прикидкам должны были вскрыть переход для двоих. А больше мне ничего и не надо было. Публиковать. их в литературном журнале я не собирался.
   Мы нашли в траве жучка, Мы нашли в реке рачка, А знакомый нам удод Видел тропку-переход.
   Он нам тропку показал, Сам уехал на вокзал. Только тропка-переход Нам покоя не дает...
   При этих словах из кустов, метрах в пяти от нас появилась голая по пояс фигура и двинулась в нашу сторону. Я, не оглядываясь и не переставая читать, взмахнул рукой, и очередная игла вошла через неподвижный зрачок в его мозг. Он тут же рухнул и замер. Только его ноги продолжали двигаться, сдергивая траву задниками спортивных тапочек. Данила даже не повернул голову.
   Если в небе солнца нет, Если гаснет звездный свет, Если в спину дышит враг, Надо сделать этот Шаг!
   С последним словом мы шагнули вперед. Сверкнул зеленоватый блеск, и я в испуге зажмурил глаза. Когда я их открыл, вокруг шумела листва, перекликались птицы, теплые солнечные пятна ползали по прошлогодней хвое. Данила стоял рядом со мной и, закрыв глаза, улыбался. Я повернулся и посмотрел назад. Старый пенек и рябинка стояли на своих местах, а между ними чернела полоса перевернутой хвои. Моя попытка замаскировать переход оказалась напрасной. Он был односторонним и разовым. Наверное, еще не успел созреть. Теперь нам предстояло найти дорогу домой, в свой родной мир. Данила вздохнул и сделал первый шаг по тропинке, бегущей к солнцу.
   5.СОНЯ
   ...А дети везде любопытны, смешливы, прекрасны и неповторимы... Везде!!!
   Мы с Данилой брели по лесу уже около двух часов, когда до наших ушей донеслись звонкие, ритмичные звуки барабана. Они складывались в какую-то знакомую мелодию, которую я никак не мог уловить. Мы переглянулись и двинулись в сторону барабанной дроби. Через несколько минут лес слегка расступился, и в просвете мы увидели больщую поляну, заросшую высоким разнотравьем, с большим количеством желто-фиолетовых цветов, напоминавших наши родные иван-да-марья. Посреди поляны стоял... Заяц.
   Заяц был темно-бурого цвета и совершенно невероятного размера. Если бы я встал с ним рядом, он ушами доставал бы мне до пояса. Задние лапы Зайца тонули в траве, а в передних он сжимал деревянную толкушку для картошки и такой же молоток для отбивания мяса. Этими кухонными принадлежностями он колотил по барабану, который располагался перед ним, извлекая слышанную нами бравурную мелодию, в которой я наконец узнал марш из оперы Джузеппе Верди "Аида". При этом Заяц в такт ударам мотал ушастой головой, а из-под верхней губы у него задорно поблескивали два огромных белоснежных резца. Я сразу вспомнил свой сон, с которого начался сегодняшний сумасшедший день.
   Данила стоял рядом разинув рот и с восхищением наблюдал за музыкальными упражнениями сказочного животного. Я наклонился и прошептал ему на ухо:
   - Сейчас он бросит свои колотушки и достанет губную гармошку...
   Заяц тут же прекратил колотить в свой барабан и повернулся в нашу сторону. Он действительно, как в моем сне, внимательно вгляделся в скрывавшую нас листву, а затем шагнул в нашу сторону но, вместо того чтобы бросить в траву свою кухонную утварь и достать губную гармошку, шепеляво проговорил:
   - А я фаш фижу. Фыхотите, а то... - И он вскинул свой деревянный молоток.
   Я невольно засмеялся и, раздвинув кусты, вышел на поляну. Данилка двинулся за мной.
   Фигурка Зайца вдруг подернулась странной рябью, в воздухе что-то негромко хлопнуло, и на месте Зайца оказалась маленькая девочка лет шести. Кроме коротенького бурого платьица на ней ничего не было. Лохматая, темноволосая головка не носила даже следов здоровенных, лопоухих ушей, которые украшали голову Зайца. Сжимая в тоненьких ручках свои колотушки, она, наклонив голову, с бесстрашным интересом разглядывала нас своими черными, блестящими глазенками.
   Данила остановился. Его подвижное личико выражало такое изумление, что девчушка заливисто рассмеялась. А когда Данилка начал озираться по сторонам в поисках того замечательного Зайца, который только что выколачивал дробь на барабане, эта хохотушка просто присела в траве и согнулась пополам от хохота. Я, признаться, тоже был несколько озадачен, хотя быстро сообразил, что веселый Заяц и эта не менее веселая девчушка - одно и то же существо. Мне только было непонятно, был ли это наведенный морок или девочка действительно может перекидываться зайцем. Я слегка подтолкнул Данилку в спину, и мы двинулись к центру поляны.
   Девчонка наконец перестала хохотать и, сидя на корточках, разглядывала нас хитреньким глазом. Когда мы подошли поближе, она без всякой шепелявости произнесла:
   - Какие вы смешные... - Мы присели рядом с ней и немного помолчали, разглядывая друг друга. Наконец девочка не выдержала и сказала: - Меня зовут двуликая Соня, это не потому, что я спать люблю, просто так меня мама называет. А вас?..
   - Меня зовут Илья, или дядя Илья, как тебе больше понравится, а моего друга, - я положил руку Данилке на голову, - Данила. А ты откуда здесь в лесу появилась? - попытался я перехватить инициативу.
   - А я живу здесь...
   - В лесу?
   Девчонка снова захихикала.
   - Нет. Как можно жить в лесу. Я же человек, а не зверек... Вон там наша деревня. - Она ткнула своим деревянным молотком в сторону зарослей за своей спиной.
   - А что ты здесь делала? - вступил в расспросы Данилка. Девчонка лукаво взглянула на него.
   - Ты же видел - на барабане играла. Я всегда играть на барабане в лес ухожу. Мама говорит, что в деревне я уже всех оглушила, а в лесу я никому не мешаю. А барабан мне дедушка подарил, - гордо добавила она.
   - А мне показалось, здесь заяц был... - разочарованно протянул Данила. Девчонка снова захихикала.
   - Был заяц, был... - успокоил я Данилу. - Вот он, этот заяц. - Я кивнул в сторону девочки.
   - Ты - заяц?.. - недоверчиво протянул Данила.
   - Ara: - Девчонка утвердительно мотнула головой, а затем внимательно посмотрела Даниле в лицо.
   - А ты кто? Тоже зайчик?.. Нет, непохоже! Ты, наверное волчок, да? Девочке очень хотелось угадать.
   - Я - человек, и больше никто! - гордо отрезал Данила. Девочка недоверчиво уставилась на него.
   - Ты что, до сих пор одноликий? - В ее глазенках плясало недоверие. Врешь, да? Ты, наверное, в хорька перекидываешься, только признаться стыдно! Она явно начала поддразнивать Данилу. Тот выпрямился во весь свой восьмилетний рост.
   - Кто в хорька перекидывается? Сама ты - хорек ушастый! - От обиды он, казалось, готов был расплакаться. Мне, пожалуй, пора было вмешаться.
   - А в кого ты еще умеешь перекидываться? - спросил я у девчушки, отвлекая ее внимание и остренький язычок от Данилки. Она сразу повернулась ко мне, и ее глазенки засветились, изучая меня.
   - Я же сказала - я двуликая. Заяц - мой второй лик. Но дедушка говорит, что я еще не один лик получу. Он говорит, я... талантливая. Вот. - Слово "талантливая" ей, по-видимому, очень нравилось.
   - А дедушка твой тоже может перекидываться? - Я старался забросать девчушку вопросами.
   - Дедушка уже старый. У него только три лика осталось - дедушка, лев и коршун. Да и те... - она пренебрежительно махнула ручкой, - ...дряхленькие.
   - А раньше он много ликов имел? - не давал я ей передыху.
   Она смущенно потупилась, словно ее поймали на хвастовстве, и тихо пробормотала:
   - Нет, всего четыре. Только кот совсем плохо получался, а лев без гривы, а коршун зеленый...
   - Да?.. А вот твой заяц - хорош! Прямо загляденье! - похвалил я.
   Ее личико сразу засияло:
   - Правда?!
   Данила, конечно, тут же встрял.
   - Ага! Только здоровый, как телок, и зубы на лопаты похожи...
   Напрасно он так. Девчонка обиделась. Повернувшись к, нему, она распахнула свои глазки, набрала полную груда воздуха и, задержав дыхание, лихорадочно придумывала, как ему отомстить. Наконец она, не в силах уже больше удерживать воздух внутри, выдохнула:
   - Сам... хорек!
   - Так, - немедленно вмешался я, - ты, Данила, перестань ее дразнить. Я сам видел, что заяц тебе очень понравился. А ты, Сонюшка, не смей обзывать старших! Данила старше тебя и никакой не хорек, а очень симпатичный мальчик!
   Девчушка повернулась ко мне, уперлась в меня взглядом и, запинаясь, переспросила:
   - Ты... как меня назвал? Я слегка растерялся.
   - Сонюшка... А что, так тебя называть нельзя?
   - Нет, называй, пожалуйста. Меня так еще никто не называет. - Она наклонила головку, на секунду задумалась, а потом на ее личико вернулась довольная улыбка. - Мне нравится...
   - Тогда ты мне, Сонюшка, расскажи, много у вас в деревне народу живет? И что, все умеют в кого-то перекидываться?
   - А пойдемте со мной! Я вам все покажу и со всеми познакомлю! Пойдемте! Она вскочила на ноги, обхватила одной ручкой Данилу за шею, другой уцепила меня за майку и с неожиданной силой потащила за собой. Данилка от неожиданности повалился в траву, а я расхохотался.
   - Пойдем, пойдем... и не надо нас тащить. Я встал на ноги, отряхнул майку и трусы вскочившего Данилы от налипших травинок и, ухватив барабан нашей новой знакомой за свисавший ремешок, кивнул ей:
   - Веди...
   Она вытащила из травы молоток и толкушку и, зажав их в кулачках, запрыгала на одной ножке к ближней опушке леса. Мы с Данилой двинулись следом за ней.
   Миновав небольшой перелесок, мы вышли на засеянное поле, за которым виднелись высокие, крытые черепицей крыши над небольшими аккуратными домиками. Деревенька была небольшая. Вернее ее было бы назвать большим хутором, семьи на три-четыре. Скоро мы уже шагали по короткой улице, превращающейся по обеим сторонам от деревни в широкую проезжую дорогу. У одного из домов стояла невысокая, плотная, русоволосая женщина. Соня бегом припустилась к ней, заверещав на ходу своим высоким голоском:
   - Мама, мамочка, посмотри, кого я в лесу нашла. Они такие смешные. Им мой заяц понравился...
   Женщина заулыбалась, покачивая головой, подхватила подбежавшую Соню на руки и неспешным шагом двинулась навстречу нам. Подойдя, она опустила дочь на землю, забрала из ее ручек "барабанные палочки" и, продолжая улыбаться, молча стала нас разглядывать. Мы, в свою очередь, не спускали глаз с нее. Ее правильное лицо, обрамленное густыми, прямыми, темно-русыми волосами, показалось мне странно знакомым. Еще раз окинув ее пристальным взглядом, я понял, что она очень напоминает женщин, которые в санатории сидели за одним столом с пустоглазыми верзилами в пижамных штанах. Меня непроизвольно передернуло. Данила с удивлением посмотрел на меня.
   - Меня называют двуликая Лайта, я мама вот этого зайчишки... - Женщина положила ладонь на темную головку Сони и выжидающе посмотрела на нас.
   И тут вмешалась Соня. Она подскочила к нам и зачастила:
   - Это вот - Данила, - она ткнула пальчиком в Данилкин живот, - а это дядя Илья. Данила - очень смешной, особенно когда сердится, - она фыркнула смешком, - а дядя Илья назвал меня Сонюшкой... - Она метнулась назад к матери и, требовательно задергав ее за широкую юбку, потребовала ответа: - Правда красиво, правда?..
   - Правда, правда... - улыбнулась мать. - Только, раз уж ты привела гостей, давай-ка сама их и принимай. Покажи, где можно умыться, покорми, приготовь постель на ночь...
   - А ты мне поможешь? - Девчушка испуганно смотрела на мать.
   - Ну конечно, я тебе помогу, - серьезно ответила та, однако улыбка продолжала прятаться в ее губах. Девочка сразу стала очень серьезной, можно даже сказать, торжественной. Она сделала шаг в нашу сторону, с достоинством поклонилась и важно произнесла:
   - Гости дорогие, прошу в наш дом. Мы озаботимся вашим отдыхом, вашей пищей, вашими удобствами. Вам будет хорошо. - При этом она своей маленькой ручкой сделала плавный приглашающий жест в сторону дома.
   Данила почесал свой лохматый затылок и качнулся вперед, собираясь двинуться к дому, но я удержал его, положив руку на его плечо. Он вопросительно стрельнул глазом в мою сторону. Я скорчил совершенно серьезную рожу и старательно повторил поклон Сони. Данила, спохватившись, тоже неуклюже поклонился.
   - Спасибо, маленькая хозяйка, за предложенное гостеприимство. Мы идем издалека и далеко, поэтому с радостью и благодарностью примем твою заботу о нас. - Я старался придерживаться взятого Соней торжественного тона.
   После моих слов двуликая Лайта несколько ошарашенно посмотрела на нас, зато мордашка Сони стала совершенно счастливой. Потеряв всю свою торжественность, она подскочила к нам, схватила нас за руки и потащила к дому. Улыбаясь, мы двинулись за ней. Ее здоровенный барабан колотился о мою ногу.
   Таким порядком мы поднялись на крыльцо. Соня выпустила наши руки и налегла на тяжелую деревянную дверь, потемневшее полотно которой было изрезано простенькой резьбой. Дверь отворилась, и мы вошли в прохладу небольшой прихожей.