Малинин Евгений. Проклятие Аримана - Ученик

Малинин Евгений
Проклятие Аримана - Ученик

   Евгений МАЛИНИН
   ПРОКЛЯТИЕ АРИМАНА - 1
   УЧЕНИК
   Анонс
   Он - тот, кому предназначено избыть древнее проклятие Властителя Тьмы Аримана.
   Тот, кто сумеет сыграть до конца фугу для двух клинков, двух миров и одного магистра, и тогда рухнет Заклятие Мрака, закольцевавшее два мира.
   Он, рожденный в нашем мире, однажды проснулся уже в мире Разделенном В мире, где он обладает Мечом Поющим и Кинжалом Молчащим Там, где начинается путь от Ученика - до Магистра.
   ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
   УЧЕНИК
   ПРЕЛЮДИЯ
   Что может быть хуже московского метро в восемь часов утра? Только московский автобус в то же время. Хорошо еще, что мне удается, втискиваясь в вагон на станции "Выхино", встать у дверей, на всех других станциях этой ветки выход (и, что главное, вход) с противоположной стороны вагона...
   Рубаха прилипла к телу, в живот уперлась чья-то сумка, дышу тяжелыми людскими испарениями и при этом читаю Урсулу Ле Гуин. Удовольствие.
   <Текст, выделенный курсивом, является выдержками из дневника главного героя, послужившего основой для написания этой истории.>
   Да, именно в тот день, 17 июля 1995 года, и началась эта история. Именно в этот день и сошел с проторенной дороги, по которой шагали тысячи моих сверстников, и вступил на узкую, извилистую тропку, протащившую меня по невероятным приключениям, подарившую мне поразительных друзей, обрекшую меня на невосполнимые, горькие потери...
   Вот прочитал первый абзац и увидел, как порой высокопарно звучит голая правда. Все получается "меня" да "мне", хотя кто это - "я". Обычный "среднестатистический" москвич двадцати шести лет, одинокий, высшее, не был, не привлекался, не участвовал. За душой, кроме небольшой двухкомнатной квартиры, оставленной любимой бабушкой в наследство, ничего. Да, правда, еще книги. Их за двадцать лет непрестанного чтения скопилось довольно много, но с недавнего времени и они перестали быть "капиталом", тем более что львиная часть моей библиотеки - это легкий жанр фэнтези. И еще работа, которая у меня если и не экзотическая, то достаточно необычная.
   Надо сказать, что я очень рано, где-то классе в шестом, заинтересовался электроникой и начал собирать различные электронные схемы радиоприемников, телевизоров, подслушивающих устройств и других занимательных вещей. Наверное, поэтому после школы я поступил в престижный по тем временам вуз под экзотическим названием МИРЭА.
   В двадцать один я окончил свой институт и стал специалистом-электронщиком. Как ни странно, я сразу получил интересное предложение из одного ну очень закрытого НИИ. Но одним из основных условий получения этой работы было почему-то наличие военного билета гражданина, отслужившего в Советской Армии срочную службу. А у меня в военном билете было выведено "...годен к нестроевой службе в военное время...". Конечно, то, что я не попал в нашу доблестную армию, многие сочтут за поразительное везение, но мне это везение вышло жестким ребристым боком.
   В результате я был направлен на опытный завод при НИИ радиокомпонентов мастером на участок штамповки, а через полгода был возвышен до должности начальника прессово-штампового цеха. Мы обеспечивали производство электронных схем для аппаратов, которые летели дальше всех, выше всех и точнее всех.
   Когда в 1994 году упомянутые аппараты перенацелили в никуда, наше производство сократили, мой цех и цех точного литья слили, прошу прощения за каламбур, в один, и вы, конечно, догадываетесь, кто пошел за ворота родного предприятия с надписью в трудовой книжке "...по сокращению штатов...".
   Я долго и настойчиво, почти шесть месяцев, искал работу в соответствии с затраченными на мое образование народными средствами и полученными на эти средства знаниями и наконец окончательно убедился, что такие специалисты моему отечеству больше не нужны. Одновременно с этим убеждением я обнаружил, что в финансовом отношении я также полный банкрот.
   И именно в этот отчаянный момент в моей пустой и гулкой квартире оглушительно зазвонил еще не отключенный по чьему-то жуткому недосмотру телефон. Звонил мой институтский знакомый, учившийся на параллельном потоке, Володька Коренев, или по-институтски Вовчик Корень. Это у него прозвище такое. Паренек этот еще в студенческие годы отличался поразительной деловой хваткой и снабжал шикарными импортными шмотками половину профессорско-преподавательского состава института. Студентам, просившим его помочь с одежкой, он глубокомысленно отвечал, что работает не в ГУМе и не имеет пока возможности оказывать гуманитарную помощь. Правда, мне удалось однажды получить у него почти новые джинсы в обмен на почти готовую курсовую по экономике.
   Так вот, этот Вовчик Корень, представившись Владимиром Владимировичем, уточнил, что это Корень, Вовчик, с параллельного потока, который тебе на четвертом курсе джинсы подарил.
   Несколько оторопев вначале от подобного хамства, я, однако, смог собраться с мыслями и поинтересовался, какого рода электроника требует моей заботы, и в ответ услышал совершенно неожиданное и совершенно идиотское предложение. Оказывается, Вовчик, прошу прощения, Владимир Владимирович, то ли сам, то ли с посторонней помощью, открыл и зарегистрировал в Москве рекламное агентство. И сейчас ему был нужен - нет, просто необходим в этом агентстве - поэт. Но поэт должен быть неизвестный, неизбалованный публикой и гонорарами, согласный на ненормированный рабочий день за триста гринов в месяц. И он, не забыв мои студенческие поэтические опыты, сразу подумал обо мне! Вот так!
   За триста долларов в месяц я, безусловно, был готов написать для Вовчика десяток поэм, но весьма сомневался в возможности использования моего творчества в рекламном бизнесе. Однако Вов... прошу прощения, Владимир Владимирович был убежден в моем коммерческом успехе на данном поприще, и я дал себя уговорить. А куда ж мне было деваться.
   Таким образом, на следующий день я оказался в шикарном офисе на Таганке, где через десять минут получил в трудовую книжку новую запись, покрытую жирной печатью, которая гласила, что отныне я поэт-текстовик рекламного агентства "ДиссидентЪ". Теперь моя дорога пролегла по сверкающей колее московского метро от станции "Выхино" до станции "Таганская".
   И вот 17 июля 1995 года, направляясь на Таганку, в родной офис, в вагонной толчее, сквозь изысканную тоску "Волшебника земноморья" я почувствовал на себе пристальный, какой-то прилипчиво-изучающий взгляд. Оторвавшись от книги, я оглядел качающуюся в такт стыкам толпу простых российских тружеников и почти сразу же наткнулся на водянисто-серые глаза под такими же серыми кустистыми бровями. Лица видно не было, а глаза пялились на меня в непонятно как образовавшуюся щель между распаренными телами.
   Встретив мой взгляд, глаза заулыбались - мелкие морщинки лучиками побежали от их углов, пропадая за плотным цветастым платьем и белыми штанами стоявших между нами пассажиров.
   Улыбнувшись в ответ, я вернулся к книге, но сосредоточиться на повести никак не мог. Мне казалось, что за этим пристальным взглядом, этой быстрой улыбкой скрывался какой-то странный, настойчивый интерес к моей скромной персоне.
   - Сказками увлекаемся? - вдруг прошелестело у меня над ухом сквозь грохот поезда.
   Я закрыл книгу. Рядом стоял дед. Интересный такой дед. Загорелая лысина, обрамленная полукольцом серых волос, чистое гладкое лицо, морщинки только в углах улыбающихся глаз, белая чистая, расшитая красными петухами косоворотка (где он только ее откопал) застегнута до глухого ворота. Самое поразительное, что в набитом битком вагоне дед стоял особняком, никого не касаясь, и от него исходило ощущение чистой прохлады. Да нет, пожалуй, не ощущение, от него тянуло самой настоящей прохладой, как от кондиционера.
   - И сказками тоже... - проорал я, перекрикивая вагонный грохот.
   Вообще я терпеть не могу разговаривать в метро. Плохо понимаешь, что говорит собеседник, надрываешь горло, теряешь нить разговора. Но тут я понял, что орать-то не обязательно. Дед меня и так прекрасно услышит и поймет.
   - Самое место для чтения - никто не отвлекает, - уже спокойнее добавил я, рассчитывая, что намек будет понят и мне дадут спокойно читать дальше.
   - Для сказки везде место. - Глаза деда погрустнели. - Только книжка у тебя так себе. Света в ней мало. А настоящая сказка светла не концом, светла духом своим. Конец не важен, герой и погибнуть может. А сказка жить должна в том, кто ее слышал. Или прочитал.
   Странная характеристика, подумалось мне. И почему-то сразу вспомнилась бабушка, эта чужая фраза была явно из ее лексикона.
   - Это зависит не столько от книги, сколько от читателя. Способен он в себе нести, как вы говорите, свет, или он решето. Я знавал людей, которые читали столько, что позавидовать можно. А закроет книгу - и сюжет не помнит, не то что настроение, дух, - вынужденно поддержал я тему и про себя подумал: "Неужели дед увлекается фэнтези?" Я полагал, что этот жанр для молодежи, ну для сорокалетних, а деду-то не меньше семидесяти.
   - Это-то так. От человека все зависит. Но есть такие книги, что и дубину заставят думать.
   - Минуты две-три. Пока не увидит журнальчик с голой попкой или не включит телевизор.
   Дед согласно захихикал, а затем как-то странно, боком, по-птичьи взглянул на меня, отвел глаза и предложил:
   - А хочешь я дам тебе книжечку почитать? Со сказочкой Не пожалеешь. Она единственная, пожалуй, такая есть.
   Вот тут я действительно удивился. Незнакомый дед предлагает, совершенно меня не зная, книгу, и книгу, похоже, редкую. Альтруист хренов. А если я ее сопру. Не верну и все. Да и как вернуть, если я этого деда первый раз вижу и, наверное, последний. И отказываться не хочется. Во-первых, дед симпатичный - обидеть жалко. Во-вторых, может, действительно книга интересная, малодоступная.
   Видимо, у меня на физиономии все вышеизложенное живо отразилось, потому что дед довольно улыбнулся и проворчал:
   - Не сопрешь ты, не сопрешь. Ты ж не жулик. - И достав откуда-то из-за спины довольно толстый томик в темном переплете, добавил: - Прочтешь, позвонишь. Тут вот на крышечке и телефон записан. Я скажу, куда книжечку подвезти.
   Сунув том мне в руки, он вздохнул довольно и, сощурив глаза, сказал:
   - Ну, мне пора выходить, "Полежаевская".
   Вот это да! "Полежаевская"! А мне-то в "Таганке" надо было выходить! Как же так! Ну, бывало, зачитаешься, проедешь остановку. А тут на другой конец города уехал. Да, на "Китай-городе" двери-то с моей стороны должны были открыться!
   Сами понимаете, я не видел, куда двинулся дед, выйдя на платформу. Я выскочил за ним следом и, бросившись к подходившему встречному поезду, нырнул в открывшуюся дверь.
   На работу я опоздал на целых сорок минут и, естественно, получил огромное раскаленное "фе". А потом закружилось! Телефонные мембраны лопались от швыряемых в них воплей, идиотские стихи, превозносившие достоинства самых интимных частей женского туалета, сочинялись и тут же громогласно исполнялись, иногда под музыку, кофе лилось черной рекой, в общем, вокруг гудел обычный трудовой день. Домой меня привезли часам к девяти вечера на машине - кому-то из ребят было со мной по пути.
   Только после ужина я, отказавшись от просмотра телевизионных новостей, убрался в спальню, сел за старый письменный стол и открыл гладкую толстую кожаную крышку книги. На титуле крупным, затейливым шрифтом было выведено "Книга волшебства доброго и злого, алого и золотого", в верхнем углу справа мелко - "Для особо одаренных", а слева химическим, похоже, карандашом телефон и рядом: "Спросить деда Антипа". Я еще раз перечитал телефон. [phone]. Именно так. Из восьми цифр. Я перевернул страницу.
   ЧАСТЬ 1
   ДВА КЛИНКА
   1. ЛЮДИ
   ...А спать надо, приняв прохладный душ, раздетым, в собственной постели, под легким одеялом. Окно в спальне желательно держать открытым. Рядом с постелью может гореть слабый ночник.
   Если эти правила не соблюдать, то по ночам вас будут мучить кошмары...
   Я очнулся и рывком сел. Сразу закружилась голова и к горлу подкатила тошнота. Я сидел на обочине грязной разбитой дороги. Багровое солнце цеплялось за горизонт, захлебываясь густым туманом, пропитанным едким, маслянистым дымом. Почему-то мне было ясно, что наступил вечер. Слева от дороги чернела опушка леса. Справа тянулась унылая кочковатая равнина, покрытая желтой выгоревшей травой и редкими чахлыми кустиками. Рядом, выстилая небо дымной мутью, догорали какие-то развалины. Из-за тумана, что стоял и на равнине, и у меня в голове, видно было плохо, но я разглядел поблизости, на дороге, и за противоположной обочиной несколько явно мертвых человеческих тел. Вдруг надо мной раздалось ленивое хлопанье крыльев и по лицу скользнула тень. Подняв голову, я увидел, что сижу под наскоро сделанной виселицей, на которой раскачивались четыре ободранных, изуродованных трупа. Над ними кружили какие-то большие черные птицы. В нос мне сразу ударило зловоние. Задохнувшись, я повалился навзничь и потерял сознание.
   Очнувшись вторично, я почувствовал себя гораздо лучше. Тошнота прошла, но подниматься не хотелось. Надо мной медленно проплывали прозрачные темно-серые волны то ли тумана, то ли дыма. Скосив глаза, я опять увидел виселицу, но трупов было почему-то всего три. На месте четвертого сиротливо болтался измочаленный обрывок веревки. "Ну вот, один куда-то смотался", подумалось мне.
   - Черный юмор - это тоже юмор, - раздалось вдруг в моей голове. Я закрыл глаза. - Еще полежим или все-таки посмотрим, что и как, - продолжил надоедливый, но чрезвычайно приятный и интеллигентный голосок.
   - Посмотрим, - пробормотал я, открыл глаза и опять сел.
   Окружающий пейзаж не изменился, разве что несколько потемнело - солнце уже скрывалось за горизонтом. Туман немного поредел, и мне стало ясно, что эту местность я вижу впервые. "Если это Куликово поле, то где Непрядва хотелось бы напиться. Но больше похоже на Бородино. А может, это Косово поле", - плелись у меня в голове славянские исторические мысли. Округа и вправду была похожа на поле битвы, только трупов маловато да виселица не вписывалась в общую картину.
   И тут мой взгляд упал на мою собственную персону. Сначала я даже не понял, что это я. На ногах у меня были высокие, красные, с явно золотыми шпорами сапоги, в которые были заправлены странные, чрезвычайно грязные штаны, напоминающие галифе. Левая штанина - ярко-зеленая, правая - желтая. С плеч ниже пояса свисала кольчуга, клепанная из мелких деталей, похожих на перекрещенные восьмерки. Поскольку я не чувствовал металла, было ясно, что под кольчугой на мне рубаха. На правую руку была натянута желтая кожаная рукавица с приклепанными к ней поперечными металлическими полосами. Рука сжимала простую крестообразную рукоять длинного прямого клинка, покрытого запекшейся кровью. В перекрестье гарды мерцал синий глаз сапфира. На левой руке перчатки не было, а рядом валялся длинный кинжал, явная пара мечу.
   Я поднял левую руку и ощупал голову. Левую щеку саднило, а волосы над левым ухом были пропитаны запекшейся кровью. Но боли я не чувствовал.
   - Так, костюмы одеты, грим наложен, можно снимать, - проворчал я. Репетировать не будем, а то главный герой окончательно рехнется.
   - Ну, понял, что и как? - снова раздалось в моей голове.
   - Ни фига я не понял. Лежу, не знаю где, в карнавальном костюме и разговариваю сам с собой. Или не сам с собой?
   - Не, не сам с собой. Сам со мной.
   - Сам с кем?
   - Со мной.
   - Неплохо бы видеть лицо собеседника.
   - А голоса тебе недостаточно?
   - Бестелесный голос навевает раздумья о собственном душевном здоровье. Или о возможности аудиообщения с давно повешенными телами..
   - Нет, с этими ребятами общаться вообще никак нельзя - у них же языки вырваны.
   - Интересный обычай - вырывать язык перед повешением. Это чтобы не раздражали палача перечислением его достоинств.
   - Да нет. Просто их языки еще много расскажут Арку. Или наврут кому-нибудь чего-нибудь.
   - Да, лучше беседовать с самим собой, чем с вырванным языком. И кто такой Арк? Большой любитель поболтать?
   - Вот это да! Отрубил руку по локоть, сам не знает кому!
   - Тут я что-то не понял. Повторите, пожалуйста, кто не знает кого, кому отрубил по локоть руку?
   - Ты - Арку. Или у тебя глубокая контузия.
   - Знаешь что, вылезай и рассказывай все толком. Что там надо сделать, чтобы тебя увидеть. Сказать заветные слова: "Сезам, откройся", "Стань передо мной, как лист перед травой", а может, надо что-нибудь потереть.
   - Не понравлюсь я тебе, - засомневался голос.
   - Понравлюсь, не понравлюсь. Я с тобой не целоваться собираюсь.
   - Как знать.
   - Кончай болтать - вылезай.
   - Ладно. Только ты не пугайся и не шевелись.
   - Замер.
   Я действительно замер. Вокруг никого не было. Только из-за близкого валуна медленно потекла золотистая струя, покачивая из стороны в сторону маленькой приплюснутой головой. Змея. Узкая лента в метр длиной цвета сусального золота с изысканным рисунком из переплетенных черных ромбов вдоль спины. Я не двигался, да и не мог двинуться. Руки и ноги как будто приросли к земле. Двигались одни глаза, наблюдая приближающееся мелькание маленького раздвоенного язычка и крохотных рубиновых глаз. Узкое тело перетекло с желтой травы на мою руку и, обвивая ее, потянулось к плечу. Я чувствовал на запястье шелковую прохладу змеиной кожи. Свернувшись клубком на левом плече, змея перекинулась через грудь и положила голову на мое правое плечо. Хвост повис на груди экзотическим аксельбантом.
   - Вот видишь, не понравилась я тебе.
   - Я просто онемел от твоей небесной красоты.
   - Болтун. Еще скажи, что совсем не испугался.
   - Ну, вообще-то я змей не люблю.
   - Да, - голова на моем плече приподнялась, - за что?
   - Ни за что, видимо, атавизм. Я змей-то в натуре видел раза два. А может быть, именно потому, что просто мало с ними знаком.
   - Не знаешь, но не любишь. Логично!
   - Нет, знаю. Ног у вас нет. Походка у вас некрасивая.
   - Это у кого походка некрасивая? - казалось, змея от возмущения задохнулась. - Сами-то топаете как... не знаю кто.
   - Ладно, - сказал я примирительно, - не будем вдаваться в анатомию. Как мне вас называть, леди. Не могу же я талдычить: змея, змея.
   - А вот так и называй - Леди, а я тебя буду звать Илья.
   - Откуда ты знаешь мое имя? - моему удивлению не было предела.
   Нет, какова человеческая психика. То, что со мной на равных общалось пресмыкающееся из породы аспидов, меня не удивляло. А вот то, что оно знало мое имя, вызывало изумление.
   - Разве это твое имя? - ее удивление тоже было неподдельным. - Я не знала. Просто ты чрезвычайно пригоден для этого имени.
   - Ага. А еще для чего я пригоден, - оскорбился я.
   - Посмотрим...
   Мне показалось, что в ее голосе прозвучала легкая смешинка.
   - Леди, - процедил я с достоинством, - мы отвлеклись от темы. До нашей незабываемой встречи вы начали занимательный рассказ об отрубленных конечностях и частичной амнезии, вызванной, как вы сказали, глубокой контузией. Если можно, продолжайте, я весь - внимание.
   - Рассказывать вообще-то нечего. Я, как обычно по утрам, вышла прогуляться на свой любимый луг. По дороге в сторону Холма ехали шестеро всадников - ты и, как мне показалось, пятеро сопровождавших тебя. Навстречу вам из-за леса выехал Арк. С ним было человек сорок. Я очень удивилась, что, вместо того чтобы удирать, вы выхватили мечи и помчались навстречу этим бандитам. Это было похоже на самоубийство. Схватка длилась минут двадцать, и я уже думала, что тебе удастся их всех положить - человек двенадцать ты точно зарубил. Потом ты схватился с самим Арком. Я не поняла, как тебе это удалось, но третьим ударом ты отрубил ему руку, а ведь он был со щитом. И тогда один из сопровождавших тебя и прикрывавших твою спину во время боя ударил тебя мечом сзади. Шлем твой разлетелся на куски, а сам ты свалился с коня. Без тебя твоих людей быстро обезоружили, отрезали им языки и повесили, кроме того, который тебя ударил. Тот ускакал вместе с Арком. Тебя, видимо, сочли убитым, да ты и был убит, я потом проверила. Арк так орал на твоего убийцу, я думала, он его зарубит. Они все чего-то шарили вокруг тебя, а потом ускакали, видимо, Арку стало совсем плохо. А вечером смотрю - ты шевелишься. Вот я и решила попробовать с тобой заговорить. Очень ты меня заинтересовал. Такой манеры владения мечом я ни разу не видела.
   Я сидел, тупо уставившись на свою руку с клинком, и в моей голове было пусто. Хотя бы одна дельная мысль. Я прекрасно помнил, как провел прошедший день. Никаких схваток, тем более что мечи я видел только в кино да на витринах новых магазинов, и то не настоящие. А чтобы держать в руке или драться!.. Из меня вообще драчун слабый. Мирный я человек. И на сон не похоже. Не вижу я обычно цветных стереофонических снов.
   - Ну, что задумался? Как жить дальше?
   - Тебя не очень огорчит, если я скажу, что все, что ты мне рассказала, есть плод твоего горячечного воображения. Я прекрасно помню, что весь сегодняшний день провел в Москве и на природу не выезжал. Ни на коне, ни на чем другом. И, конечно же, ни с кем не дрался.
   - Где ты провел весь день?
   - В Москве.
   - Москва есть плод твоего горячечного воображения. Нет поблизости такой деревни.
   - Деревни? - Я задохнулся от возмущения. - Да это великий город, один из самых больших и красивых на всей планете! В нем десять миллионов человек живет. Или уже одиннадцать.
   - Самый большой город в округе, - назидательным тоном начала она, Холм. В нем живет более четырех тысяч полных людей. И правит им магистр Арк. Если ты из Москвы... - Тут она замолчала, ее голова метнулась с моего плеча к глазам и застыла сантиметрах в десяти от моего лица. Казалось, ее язычок, выскакивая из улыбающейся пасти, ощупывал мое лицо.
   - Пришлец? - пронеслось у меня в голове как шорох ветра. - Пришлец! Но ведь у тебя совершенно нормальные зрачки. Пришлец - Илья!
   Тут над нами что-то натужно заскрипело. Мы одновременно подняли головы. Один из повешенных энергично дрыгал ногами и раскачивался, явно пытаясь оборвать веревку, на которой он висел. Его пустые с порванными веками глазницы пылали внутренним багровым светом. Наконец ему удалось сорваться, и он свалился в придорожную канаву. Быстро поднявшись, он пошарил рукой в траве и поднял какую-то тряпку, которую тут же повязал вокруг головы на манер банданы. Изобразив в нашу сторону грациозный поклон, он развернулся и скорым шагом направился в сторону леса, раскачиваясь под самыми немыслимыми углами. По траве перед ним скользили два багровых круга, как будто он подсвечивал себе дорогу карманными фонариками.
   - Всего хорошего, - произнесла Леди ему вслед и опять повернулась ко мне.
   Я судорожно вздохнул:
   - Они что, все разбегутся?
   - Конечно, как только созреют.
   - Ага...
   ...и падают спелые яблоки сквозь осень листвы золотой!.. профессиональные навыки возвращались. - А что такое пришлец? Местный юродивый? Или призрак, привидение, бесноватый, пария, душегуб по призванию, наемный убийца и членовредитель?
   - Т-т-т! Ты что-то зачастил. Столько умных слов. Имей в виду - я не человек и тебя не боюсь.
   - Я тебя и не пытаюсь запугать. Я хочу знать, если я пришлец - то кто я?
   - Ты - миф. Миф, правда, страшный и очень редкий. Если полные люди узнают, что ты пришлец, тебя тут же сожгут в синем пламени.
   - Это что - паяльной лампой?
   - Я не знаю, что такое паяльная лампа, а синее пламя - это единственное средство уничтожить пришлеца. Полностью. При этом, пока он горит, его держат в круге восемь полных магов.
   И тут во мне что-то надломилось. Не в силах далее выносить полную идиотизма ситуацию, я со стоном закрыл глаза и поднял лицо кверху.
   - О Господи! Либо дай мне проснуться, либо вразуми, куда и зачем я попал и как мне отсюда выбраться!
   Ответом мне было полное молчание. Открыв глаза, я увидел над собой в темном, почти черном небе яркую звезду. Я лег на спину, не отрывая глаз от звезды. Вокруг царило безмолвие. Ни звука. Как в подвале.
   - Ну, не расстраивайся ты так, - раздался голосок Леди, - зачем ты сюда попал и как тебе отсюда выбраться, я не знаю. А вот куда ты попал, я тебе поведаю.
   И она начала свой рассказ.
   По ее словам, я находился в Мире Спокойной Воды, где жили обычные люди, только их было очень немного - не более пятисот тысяч. Я, правда, не совсем понял, какую территорию объединял этот мир, но Леди заявила, что это весь обжитой мир, ограниченный с севера непроходимыми горами, с востока и юга столь же непроходимой и безжизненной пустыней, в которой терялись две реки, пересекавшие этот мир с севера, с гор, на юг и юго-восток, а с запада - морем, настолько бурным, коварным и неисследованным, что даже жители побережья не решались пускаться в плавание.
   Все население этого Мира делилось на своеобразные группы или касты. Наиболее крупной из них была группа так называемых полных людей или неполных магов. Сами они предпочитали первое название. Это были крестьяне, ремесленники, купцы, воины, в совершенстве знавшие свое дело, то есть знавшие и умевшие применять "магию своего ремесла", как сказала Леди. Были и неполные люди, или ученики. Эти также имели в руках какое-нибудь ремесло, но не владели профессиональной магией, или владели неполно, поэтому результаты их труда ценились значительно ниже. Очень редко в учениках оставались на всю жизнь. Как правило, человек рано или поздно осваивал необходимые магические навыки.
   Люди, овладевшие философской магией, как сказала Леди - "магией стихий", назывались полными мигами или неполными магистрами. Таких было сравнительно немного, и, как правило, они являлись правителями областей и городов. Так, изуродованный мной Арк правил близлежащим Холмом и его окрестностями. Кроме того, в Мире было девять полных магистров и один Великий Магистр. Центрального правительства в Мире Спокойной Воды не было. Но, по слухам, существовал какой-то темный Совет, принимавший решения по жизненно важным вопросам и отслеживавший их исполнение. Во всяком случае, немногие существовавшие законы знали и соблюдали все жители Мира, включая магистров. Законы для различных категорий людей были различны и права далеко не равны, но каждый, как я понял, знал свою границу. С людьми, нарушившими закон, случались серьезные неприятности. Человек просто превращался либо в животное, либо в предмет, и все знали, чем или кем стал нарушитель.