Вдруг раздался глухой удар, и Туан на мгновение потерял сознание.
Оказывается, со всего маха он врезался в торчащую откуда-то сверху трубу.
Если бы не пластмассовый шлем, то его голова неминуемо бы треснула и
развалилась, как гнилой орех.
Кровь ручьем хлестала из рваной раны, заливая глаза. За спиной опять
раздался характерный зубовный скрежет. Жак, махнув фонарем, на какой-то миг
сумел опередить монстра и буквально вырваться из готового захлопнуться
страшного капкана.
Силы покидали измученного человека. Его охватило отчаяние. Отчаяние
смертельно раненного животного, знающего, что ему не спастись. Но это
отчаяние придавало ему силы. Хотя бежать было бессмысленно. Он ведь
абсолютно не ориентировался в этих бесчисленных коридорах, сборных каналах и
тупиках.
"Неужели конец? Так нелепо погибнуть в этих зловонных трущобах", -
непрерывно звучало в мозгу.
Внезапно впереди мелькнуло еле заметное пятно света. Жак уже давно
потерял фонарь и бежал в кромешном мраке, придерживаясь рукой за влажную
стену.
Пятно ширилось. Там, там было спасение! Но он больше не в состоянии
бежать, совершенно изнемог. Жак заглатывал огромные порции гнилого затхлого
воздуха. Старался изо всех сил не потерять равновесия и не упасть. Только бы
не упасть... Кровь бешено стучала в висках. Казалось, сосуды не выдержат,
лопнут, и сердце вот-вот выскочит из груди.
Лестница!
Край железной лестницы. Жак бросился на нее и, схватившись слабеющими
руками за край перекладины подтянул тяжелое тело.
Монстр, щелкнув ужасными челюстями, проскочил мимо. Потеряв
ускользнувшую добычу, сразу вернулся. Но Жак, намертво вцепившись в железные
прутья, сумел несколько секунд продержаться и, чуть передохнув, рванулся
вверх.
На его счастье крышка колодца была отодвинута и из отверстия выбивался
узкий луч дневного света.
С трудом, помогая себе головой и плечами, сдвинул тяжелую крышку,
выполз наружу и замер, бессильно распластавшись на мостовой.
Подоспевшие прохожие помогли ему выбраться. Никому и в голову не
пришло, что довелось пережить под землей этому совершенно седому человеку.
Да, Жак поседел. Поседел в тридцать лет.
По дороге в больницу он успел прошептать лишь три слова:
- Осторожнее, там чудище.
К сожалению, эти несколько минут гонки, где ставкой была жизнь, не
прошли для него даром.
Туан потерял рассудок. Несколько месяцев пролежал в госпитале. Потом
долго в больнице. Вышел от оттуда глубоким стариком с дрожащими руками и
вечно слезящимися глазами.
Только спустя шесть лет, когда рассудок стал возвращаться к нему, Туану
сообщили, что под землей между чудовищем и группой полицейских произошла
битва, в результате которой один полицейский погиб, двое ранены, а чудище
взорвали гранатой.
Профессор Антуан Латье, изучая останки монстра, пришел к выводу, что
они представляют симбиоз жабы и крокодила. Видимо, каким-то путем в
нечистотах сошлись их эмбрионы и в окружающей среде развилось и выросло это
невообразимое чудовище... Подземное чудовище Парижа.
Спустившийся с небес
1

Впервые я попал в Австралию три года назад, когда на
научно-исследовательском судне мы почти год бороздили моря и океаны, изучая
циркуляцию подводных и воздушных течений в экваториальных зонах.
В состав экспедиции я был включен в самый последний момент. Внезапно
заболел гидрогеолог Николай Ушаков, и руководитель работ профессор Самсонов,
маленький, толстый человек с вечно смеющимися глазами, лукаво
поблескивавшими из-под тонких стекол очков в старинной немодной оправе,
предложил мне занять освободившуюся вакансию.
По первой и основной специальности я - историк. Изучаю древние
культовые обряды, мифы и легенды.
Вторая моя слабость - море. Как гидрогеологу, мне пришлось четыре с
половиной года поработать в Арктике, три из которых провел в экспедициях
вместе с Самсоновым.
Видимо, только этим и объясняется его выбор, так как особенных
достижений в этой области науки за мной не числилось, не считая двух-трех
статеек, которые успел тиснуть в толстом специализированном журнале.
Что касается любимой истории, то у меня за плечами три книги,
посвященные религиозным обрядам африканской народности догонов и аянов -
небольшому племени южноамериканских индейцев.
Честно говоря, вначале я не слишком обрадовался столь лестному
предложению. Во-первых, у меня намечалась интересная командировка в
Центральную Америку, - хотелось проверить одну идею. Во-вторых, полагалось
засесть за давно задуманную монографию "Мифы Мадагаскара". И наконец, не
мешало бы немного побыть с семьей. За пять последних лет жизни в общей
сложности можно насчитать двадцать дней, когда я был дома. Между прочим, по
этому поводу на недавно состоявшемся семейном совете я получил серьезное
предупреждение от жены и двух двенадцатилетних дочерей-близнецов.
Профессор, не обнаружив у меня особого энтузиазма, сухо спросил:
- Вас что-нибудь смущает, молодой человек?
Это я-то молодой человек! Да я старше его по крайней мере недели на
две, к тому же обремененный женой и двумя детьми, в то время как профессор
до сих пор ходил в холостяках. Кроме того, он еще со школьной скамьи
считался моим другом.
- Ты же прекрасно знаешь мою ситуацию, Вадим. А еще задаешь глупые
вопросы. Поимел бы для начала крохотный кусочек совести. Уверяю, что
общество от этого только выиграет, - попробовал я возмутиться.
- К сожалению, у меня нет иного выхода. Новый гидрогеолог появится
здесь не раньше чем через три дня. А завтра нам выходить в море.
- Мог по крайней мере хоть раньше предупредить, я же абсолютно не
готов.
- Кто знал, что Ушаков так "срочно" заболеет! А ты проверен в деле и
прекрасно со своими обязанностями справишься, - польстил мне профессор.
- Между прочим, не следует забывать, что я кандидат исторических наук,
а не геолого-минералогических.
- Ладно, Леня, давай прекратим эту бесполезную перепалку. Даю на сборы
два часа. Кроме того, не мешало бы знать, что около месяца мы пробудем в
Австралии.
- С этого бы и начинал! - сразу оживился я.
Вадим прекрасно знал о моем особом интересе к этому континенту. У
местных аборигенов есть очень много различных мифов и легенд, а их
религиозные культы значительно отличались от других народностей и племен.
В конечном итоге я получил возможность попасть в Австралию, а Самсонов
приобрел гидрогеолога.
В Мельбурн мы прибыли в конце августа. Стояли погожие солнечные дни. Не
теряя времени, я отправился бродить по экзотическим достопримечательностям
города. Мои методы поиска сокровищ устного творчества не отличались особой
новизной и были достаточно примитивны. В совершенстве зная английский,
французский и испанский языки, я умело объяснялся со стариками, знахарями,
гадалками, которых легко находил в многоликой, многоязычной толпе. Затем,
при необходимости используя добровольных переводчиков, - обычно такие всегда
находились, - выпытывал у них всевозможные предания и легенды. Обнаружив
что-нибудь неизвестное, я тут же, словно гончая, шел по следу, пока не
выходил на первоисточник. Все остальное было делом техники, иногда денег или
подарков. Во всяком случае, таким образом я вышел на племя ара в Южной
Африке, где почерпнул столько неизвестных мифов, что для тщательных
исследований каждого из них не хватило бы и двух жизней.
Мне в очередной раз повезло. На городском рынке познакомился с
аборигеном, который довольно сносно объяснялся на английском. С его помощью
удалось добраться до известного в округе знахаря, от которого услышал
прелюбопытнейший миф племени нариуери, обитавшее в районе Нового Южного
Уэльса о "сошедшем" с небес человеке по имени Буаир.
Легенда настолько заинтересовала меня необычайной силой духовного
воздействия, неординарностью мышления, самобытностью, что я готов был все
бросить и немедленно ринуться на поиски почти неизвестного, затерянного на
окраине континента небольшого племени.
Разумеется, Самсонов никуда меня не отпустил и вернуться в эту
причудливую страну пришлось лишь три года спустя.
Не хочется даже вспоминать, сколько крови мне стоило пробиться через
толпы чиновников, чтобы получить разрешение на путешествие к племени
нариуери.
В конечном итоге после длительного сражения с бюрократическими
рогатками, исполнив массу формальностей, я вместе с проводником-аборигеном
оказался в местности, загроможденной многочисленными валунами. Справа
виднелись густые лесные заросли, а прямо и слева вздымались крутые скалы.
Проводник остановился, посмотрел по сторонам, прислушался. Затем,
смешно понюхав воздух, сказал:
- Дальше идти нельзя. Там живут нариуери. Там - табу. Они не допускают
к себе людей другого племени. Их знахарь очень злой. Он может наслать порчу
и мы умрем. Ты умрешь. Я умру.
- Как же это он делает? - ехидно осведомился я.
- Он берет косточку аули и направляет на человека и говорит заклинание.
- Ну и что?
- Человек сразу умирает.
- И ничто его не спасет?
- Нет, только другое, более сильное заклинание, но оно должно
пересилить первое.
- Но ведь мы договорились, я заплатил столько, сколько ты захотел. Ты
обещал привести меня к деревне.
- Деревня недалеко. Деревня' близко. Но туда нельзя, там табу.
- Откуда знаешь, что нельзя?
- Я слышу запах дыма, Он говорит: дальше нельзя.
Я понюхал воздух, но ничего не почувствовал и спросил:
- Куда хоть идти?
Проводник молча указал направление и пошел назад.
2
Около четырех часов я продирался сквозь заросли, пересек небольшую
речушку, брел сквозь гигантские травостои, пока не добрался до большой
ложбины, густо поросшей древовидными кустарниками.
Остановился передохнуть и вдруг почувствовал непривычный густой аромат.
Оглядевшись, километрах в двух заметил поднимавшуюся вверх полосу темного
дыма. На душе немного отлегло. Признаться, я уже подумывал, что заблудился,
На встречу с людьми в этом пустынном краю рассчитывать не приходилось.
К тому же по неизвестной причине отказала рация.
Не раздумывая ни секунды, я решительно двинулся в сторону тонкого
вьющегося столбика.
Неожиданно, как из-под земли, передо мной выросли два стройных
широкоплечих аборигена и в мою спину уперлось копье.
Они были вооружены большими луками, из-за плеч выглядывали острия
стрел, а в правой руке держали по бумерангу.
И поднял руки вверх, демонстрируя, что не имею оружия и, жалко
улыбнувшись, пробормотал по-английски, что хотел бы увидеть вождя.
Оглянуться назад я не рисковал, так как острие плотно прижалось к
лопатке и даже слегка покалывало кожу.
Где мимикой, где жестами я попытался пояснить, что мне все-таки очень
необходимо попасть к вождю, проклиная про себя проводника, бросившего меня
на произвол судьбы.
Аборигены невозмутимо смотрели на мои тщетные попытки объясниться.
Наконец, один из них издал резкий, пронзительный свист, и через
несколько минут передо мной появился сухопарый невысокий старик с узкой
седой бородой и большими навыкате глазами. Он с головы до ног осмотрел меня
и на каком-то наречии что-то спросил.
Усердно размахивая руками, свирепо вращая глазами, я опять попробовал
объяснить, что мне нужно...
В таком несколько возбужденном состоянии аборигены продержали меня
минут двадцать, пока им это не надоело, .старик что-то крикнул повелительным
голосом.
Молодые воины сразу отошли на два шага и расступились, а острие копья
перестало упираться в спину.
Оглянувшись, я увидел еще одного аборигена, который, сделав шаг назад,
тем не менее держал копье наготове.
Старик кивком головы предложил следовать за ним.
Так под экзотической охраной меня привели к невысокой полукруглой
хижине, сплетенной из ветвей. Она была искусно замаскирована, - даже
находясь в двух шагах, трудно было догадаться, что между деревьями находится
такое довольно большое помещение.
А хижина действительно оказалась просторной. В углу виднелось небольшое
возвышение, на котором, скрестив ноги, обутые в сделанные из перьев башмаки,
сидел неопределенного возраста седой, как лунь, абориген. У него было не
совсем обычное, я бы сказал, весьма интеллектуальное лицо. Лицо мыслителя!
Причем это лицо не было темного цвета, скорее пепельно-серое. Крутой, резко
скошенный назад лоб пересекали несколько глубоких морщин. Короткий, с
широкими ноздрями нос и небольшой тонкогубый рот, плотно сжатый, выгодно
отличали его от остальных туземцев. Небольшие усы и аккуратная бородка
делали его больше похожим на академика, чем на представителя первобытного
племени. На плечи незнакомца была накинута сплетенная из листьев накидка.
Провожатые подвели меня вплотную к помосту и склонили головы в
почтительном поклоне.
Очевидно, это был вождь или какое-либо другое "сиятельное" лицо.
Несколько позже выяснилось, что передо мной сидел Великий знахарь
племени нариуери Гоинли.
Он очень внимательно оглядел мою смущенную, несколько оробевшую
физиономию, одежду, снаряжение, остановил взгляд на висевшем па шее
фотоаппарате и издал несколько гортанных звуков.
Сопровождающие тут же поторопились исчезнуть. А я остался. Остался
наедине с этим странным, видимо, далеко неординарным человеком.
По тому, с какой скоростью отсюда исчезли аборигены, можно было
предположить, что он обладал здесь вполне реальной властью, и скорее всего
они преклонялись перед ним.
Как выяснилось, я был совсем недалек от истины. Не говоря ни слова, он
поднял ладонь па уровень плеча и уставился на меня своими пронзительными,
черными, как смоль, глазами. Наши взгляды перекрестились.
Вдруг в какое-то мгновение, мне показалось, что я горю! Да, именно
горю, объятый пламенем, исходившим от его внезапно вспыхнувших огненными
искрами зрачков.
Совершенно неожиданно для себя я невольно сделал шаг вперед и нагнулся.
Он дотронулся до моего воспаленного, покрытого испариной лба горячей
ладонью, и я почувствовал, что куда-то проваливаюсь...
Очнувшись, я увидел, что нахожусь в той же хижине и лежу навзничь на
прохладной циновке, а надо мной склонилось незнакомое лицо.
"Что это было? - мелькнуло у меня в мозгу. - Неужели гипноз?! Здесь, в
заброшенной, первобытной деревушке и гипноз! Невероятно!"
- Ты видишь меня, чужеземец? Ты должен видеть меня и слышать мой голос.
Ты должен понимать мою речь, - услышал я тихие, но внятные слова,
произнесенные на ставшем мне понятным языке, изобиловавшем множеством
гортанных звуков и сочетаний.
Я кивнул головой.
- Меня зовут Гоинли. Я знахарь племени, прямой потомок Великого Буаира.
- Буаира?! Буаира, Спустившегося с Небес?! - воскликнул я, приподняв
голову.
Да, Буаира, - последовал ответ знахаря. Погодите, но я ведь понимаю
вашу речь! Вы что, загипнотизировали меня?
- Я не знаю такого слова, но я повлиял на твои мысли, твой мозг. Ты
понимаешь мою речь. Ты легко поддаешься влиянию. Очень легко. Люди, с
которыми я прожил много лет, тяжело поддаются влиянию. У тебя белая кожа,
белая, как у Буанра. Я никогда раньше не видел такой кожи. Черты твоего лица
мне почему-то ближе, роднее! Почему? - задумчиво сам себя спросил Гоинли. -
Может быть, мы потомки одного Человека, который Спустился с Небес?.. Но
тогда почему я ничего о тебе не знаю? Твои образ, твоя одежда, твои веши
почему-то странно треножат мою душу. Может, ты мой брат! Брат по крови! -
продолжал вслух рассуждать знахарь, затем снова обратился ко мне: - Я буду
опять влиять на тебя. Ты ведь пришел сюда узнать о Буаире? Ты все узнаешь о
нем. Но я должен узнать о тебе, о твоем пароде. Я буду влиять на тебя. Я
узнаю твои мысли. Ты ничего не почувствуешь. Ты будешь, как во сне. Ты мне
все расскажешь, и тогда многое, многое станет ясным и понятным.
И я снова ощутил, как горячая ладонь властно коснулась моего лба, и я
проваливаюсь в несущуюся навстречу бездну.
Когда я снова открыл глаза, то увидел, что по-прежнему лежу на циновке.
Через открытый проем двери поблескивали звезды, и ровный свет бледной луны
струился в неподвижном воздухе, создавая неповторимую игру красок и теней.
Знахарь, скрючившись, сидел в углу, вглядываясь задумчивыми, ничего не
видящими глазами в пламя убогого, сделанного из камня светильника.
Наконец, он оторвался от своих размышлений и приблизился ко мне. Нз
полутьмы сверкнули два глаза, и меня будто снова обожгло пламенем.
- Нет, хватит на меня влиять, - слабо воспротивился я. - У меня и так
голова раскалывается от невыносимой боли.
- Все, что мне надо, я узнал. Ты мне рассказал и я понял. Много понял.
Очень много. Я понял, что есть Другая Жизнь. Совсем другая. Там все иначе.
Мы живем трудно, но мы живем рядом с землей, с лесом, горами, водой. Мы
ближе к ней. И другой жизни нам не надо, хотя я понимаю, что ваша жизнь все
равно придет сюда. Она уже идет. Я слышу шаги этой жизни. И здесь ничего не
будет. Не будет леса. Не будет тишины. Не будет покоя. Умрут животные. Умрут
птицы. Что будет с ними, моими детьми... Я сколько мог защищал племя от
Другой Жизни. Мои предки делали то же самое. Они уводили племя все дальше и
дальше в глубь лесов. Но Другая Жизнь наступает. Вот и ты пришел к нам
издалека. Пришел из Другой Жизни. Пришел узнать правду о Буаире - человеке,
Спустившемся с Небес. Я вижу, ты меня плохо слышишь. Тебе мешает боль
головы. Твоя голова перестанет давать боль.
Гоинли мягко коснулся моих волос и, действительно, острая боль,
гнездившаяся в каждой клеточке мозга, внезапно куда-то ушла, будто
испарилась.
- Боль прошла Леоне?! - почти утвердительно спросил знахарь.
- Да. Но откуда вы узнали мое имя? Насколько помнится, я не говорил,
что меня зовут Леонид.
- Ты мне все сказал, когда я влиял. Теперь тебе надо спать. Долго
спать. Ты делал большой труд. Ты принес миоп; пользы. Я теперь знаю, как
жить дальше.
Он ласково провел руками по моему лицу, и я закрыл глаза.
3
Проснувшись, я увидел, что солнце уже в зените. В центре хижины стоял
Гоинли и в упор смотрел на меня.
- Надо вставать, Леоне. Я отведу тебя в деревню. Ты должен немного там
пожить. Только тогда ты поймешь, что Буаир до сих пор жив. Он живет в наших
сердцах, в наших обычаях, в нашей памяти. Он дал людям Знание. Многое
забыто, но многое осталось. Я - Хранитель Знания, которое принес людям
Буаир.
Деревня была небольшой, десятка три хижин стояли полукругом. Одна
хижина была значительно больше других. Она называлась "мужским домом". Здесь
было что-то вроде клуба, входить в который имели право только мужчины,
достигшие зрелости.
Я бок о бок прожил с аборигенами несколько месяцев. Постепенно узнавал
их привычки, обряды. Многое было непонятным. Гоинли часто приходил мне на
помощь, разъясняя обычаи соплеменников.
День пролетал за днем. Я уже стал тяготиться пребыванием в этой
полупервобытной деревушке. Гоинли, видимо, заметил мое состояние и два дня
спустя пригласил в свой тайный "дворец", куда меня привели в первый день
встречи с аборигенами. Он уселся на помост и жестом указал на место рядом с
собой.
- Я хочу рассказать тебе о Буаире. Теперь время пришло. Если бы я стал
рассказывать раньше, то ты ничего бы не понял в нашей жизни. Сейчас ты жил
среди нас. Спал под одной крышей. Пил с нами воду из одного сосуда. Узнал
наши обычаи, привычки. Теперь слушай. Это было в очень давние времена. Наш
народ жил тогда в больших лесах рядом с высокими горами. В ту ночь началась
страшная буря, которая повалила очень много деревьев. Никто не спал, все со
страхом глядели, как из-за гор подымалось большое пламя и много дыма. Люди
нашего племени жили тогда совсем плохо. Они не умели строить дома, спали на
деревьях, ели коренья, кору, листья. Для охоты у них были только дубинки и
копья, наконечники которых делали из камней. Они не умели добывать огонь.
Часто голодали. Мало кто доживал до возраста зрелости.. Рано утром пришел
ОН. Он пришел, когда над лесом поднялась красивая радуга. Он был одет в
необычную одежду. На голове у него был круглый шар, а тело обтянуто странной
непромокаемой кожей, наверное, какого-то животного. В руках он держал
небольшую короткую палку, испускавшую яркий луч, которым можно сразу
уничтожить дерево, убить животное, разрушить гору. Мужчины племени окружили
Буаира, они хотели защитить женщин и детей от нового врага. Но когда
кто-нибудь подходил к нему ближе и поднимал копье для удара, тот сразу падал
и долго не мог встать. Он даже не поднимал свое оружие. Он только смотрел...
и человек сразу падал. Он очень хорошо умел влиять на людей. Он не хотел
причинить людям зла. Он показал, что он хочет мира и дружбы. Он направил
свою палку на дерево, и оно сразу сгорело. Потом он направил ее на гору, и
гора развалилась на две части. Но Он никогда, никогда не направлял свою
палку на человека. Его прозвали Буаир - Сошедший с Небес. Люди племени
узнали его ближе и полюбили. Он тоже любил людей. Он был очень мудрый. Он
очень много знал, очень много. Он научил людей строить хижины, добывать
огонь, делать оружие, которым можно было убить животное и птицу издалека.
Сначала он научил людей делать лук и стрелы. Потом научил делать оружие,
которое убивало животное или птицу, а затем возвращалось обратно. Вот это
оружие. - И Гоинли протянул мне бумеранг: - Буаир собрал молодых юношей и
детей в большую хижину и стал давать им Знание. Он стал их учить. Он учил
людей размышлять. Он рассказывал о Великом Времени. Рассказывал, показывая
на звезды, что там живут другие люди, не похожие на нас, совсем другие. Он
научил младших уважать стариков. Когда не было Буаира, если рождался больной
ребенок, то его сразу убивали. Оставляли только самых здоровых и крепких
детей. Люди часто голодали и им не нужны были лишние рты. Выживать должны
только сильные дети. Мальчики должны быть хорошими охотниками, а девочки -
хорошими женами. Буаир научил людей милосердию. С тех пор любого, пусть даже
очень больного ребенка бережно носят в корыте, долго кормят материнским
молоком. А когда он подрастает, за ним ухаживают старшие братья или сестры.
Он научил уважать женщин. Научил женщин готовить вкусную пищу. Буаир умел
делать чудеса. Если охота была плохой, то он доставал свою палку и убивал
животных, не нанося им ран. Сошедший с Небес никогда не пользовался своим
правом, правом сильнейшего. Он взял в жены дочь вождя племени, но пищу брал
только для семьи. Сам Буаир обычной пищи не ел. Чем и как он питался, не
знал никто, даже его жена. У Буаира родился сын. Это был мальчик с
совершенно белой кожей. Его жена сразу после этого умерла. Буаир умел
лечить, научил этому людей, но он не сумел спасти свою жену. Ему предложили
в жены другую девушку, но он отказался, сказав, что Сошедшие с Неба не могут
иметь детей, потому что их жены всегда после рождения ребенка будут умирать.
Буаир видел людей и животных насквозь. Он научил людей распознавать
внутренние органы. Своему сыну Буаир дал большое Знание. Его сын стал Первым
Знахарем племени нариуери. Это был мой предок - Великий Знахарь Биамбар!
Биамбар был мало похож на отпа, но у обоих была белая, совсем белая кожа,
такая, как у тебя, только еще белее. Однажды Буаир собрал всех мужчин
племени и объявил, что уходит. Уходит, оставляя своего сына. Сошедший с Неба
запретил старейшинам выбирать вождей из его потомков. Они должны быть
Знахарями, сказал он, только Знахарями! Его потомки должны передавать из
поколения в поколение Знание, которое он оставил своему сыну. Много тайн
оставил сыну Буаир. Но каждый отец, передавая Знание и тайны сыну, не все
успевал передать... Многое забывалось. С тех пор прошло бесконечно много
лун. Сменилось много поколений, и я, последний из потомков Буаира, совсем
мало знаю, совсем мало умею. Хотя я умею влиять, я читаю мысли людей, когда
они размышляют, умею лечить от многих болезней. Я вижу внутренности
человека, плохо, но вижу. Вот у тебя, здесь, я вижу маленькое темное пятно,
- и он ткнул пальцем в мой живот.
"А ведь у меня, действительно, именно в этом месте была язва
двенадцатиперстной кишки, правда, сейчас о"а зарубцевалась. Ему бы
рентгенологом работать - никакой эндоскопии не потребуется", - подумал я.
- Все племя упрашивало Буаира остаться, но он объяснил, что больше не
может здесь жить. Он не разрешил провожать его. Он надел свою одежду, в
которой первый раз появился среди людей, и пошел к одинокой горной вершине.
Неожиданно раздался сильный грохот, шум, вспыхнуло пламя, и начавшаяся
страшная буря потрясла все вокруг. Деревья ломались, как тоненькие ветки,
много кустов было с корнем выдрано из земли. Погибло много животных и птиц.
Племя стало голодать. Люди не знали, что делать, как поступить. Тогда
Биамбар, сын Буаира, сказал, что знает, где найти пищу. Он взял жену и повел
ее на ту вершину, где исчез Буаир. Привел в глубокую большую пещеру и
показал на стоявшее там что-то похожее на развесистое дерево, на котором не
было ни одного листа. Он стал забираться на него, по в этот момент раздался
ужасный грохот, и вспыхнувшее пламя поглотило Биамбара. Так исчез сын
небесного человека, а его жена несколько дней голодная просидела около горы,
ожидая мужа. Когда она уже почти умирала от голода и жажды, то снова
услышала большой шум и увидела около себя Биамбара с корзинами, наполненными
неизвестной пищей. Она жадно набросилась на еду, но стоило ей откусить