Множество раз трансформировалась в бесчисленных устных пересказах незатейливая, видимо, поначалу история. И многое изменилось за это время и в самой жизни Западной Европы. Забылись мотивы похода Карла Великого в Испанию, но зато начались крестовые походы с невероятными по масштабу сражениями христиан с «неверными». Поэтическая фантазия исполнителей добавляла в варианты версий «Песни» новых героев, дополнительные подробности. А сама жизнь делала произведение все более эпическим и значительным.
   Оно находило отклик в душах, потому что было необходимым, созвучным. Простыми и ясными были его идеалы: рыцарская доблесть и стойкость, верность сеньору, непримиримая война с «неверными»...
   «Песнь о Роланде» была необыкновенно популярна в Европе на протяжении нескольких веков. Известны ее варианты на пятнадцати языках. В поздние времена появились тексты прозаические, причем настолько усложненные, что в них описывалось даже детство Роланда, его первая любовь — эпизоды, не имеющие никакого отношения к сражению.
   В Испании сюжет совершенно преобразился — в одном из поздних вариантов не Роланд, а сам Карл терпит поражение. В Дании на первую роль выходит рыцарь Ожье-Датчанин, один из второстепенных героев во французском варианте...
   Словом, у великих литературных произведений и судьба великая. А в классическом своем виде вошла «Песнь о Роланде» в историю литературы, как героический воинский эпос с идеалами доблести, дружбы и стойкости, которые никогда не должны устареть.

Как Гильом Оранжский спасал короля Людовика

   Но немало и других героических произведений, создававшихся во Франции в одно время с великой «Песней», оставили в литературе заметный след.
   Например, «Паломничество Карла Великого», где действуют, кстати говоря, те же герои — и сам Роланд, и его друг доблестный рыцарь Оливье, и Ожье-Датчанин. Здесь Карл Великий вместе с приближенными отправляются помериться силой с греческим императором Гугогон. Совершить все свои подвиги французам помогают святые реликвии, полученные во время паломничества в Иерусалим.
   Дошел до нас и большой эпический цикл, объединенный одним главным героем — Гильомом Оранжским.
   В древнейшей из этих поэм ясно чувствуется влияние «Песни о Роланде», она даже и называется «Песнь о Гильоме». Здесь действие основано на том, что племянник героя, юный рыцарь Вивьен, поклялся никогда не отступать перед сарацинами. В страшной битве с полчищами высадившегося во Франции кордовского царя Дераме он упорно отказывается обратиться за помощью к дяде и только перед самой смертью посылает к нему своего двоюродного брата.
   Сам Гильом — удалой воин с довольно необузданным нравом, горячий, смелый, прямой. Он поклялся отомстить за племянника, но дважды его войска были разбиты. Тогда по совету верной и умной жены, крещеной сарацинки, он требует новое войско у короля Людовика, добивается своего не без королевских возражений, и жестоко расправляется с маврами.
   Вообще говоря, Гильому не раз приходится проявлять свой нрав, иной раз он даже действует вопреки воле короля, но зато в интересах королевства. В поэме «Коронование Людовика» герою пришлось буквально силой заставить Карла Великого короновать своего наследника, а предателя Анселина он тут же убил кулаком.
   В двух других поэмах — «Нимская телега» и «Взятие Оранжа» — Гильом, обойденный в распределении земель, требует для себя от короля Людовика только Ним и Оранж, города, находящиеся в ту пору во власти сарацин, и сам для себя захватывает их, изгоняя «неверных».
   Уже состарившись и уйдя в монастырь, о чем рассказывает поэма «Монашество Гильома», воин сохранил всю свою удаль и буйный нрав. Пугает монахов своей строптивостью, в одиночку избивает целую шайку разбойников. А потом, когда Париж осаждают сарацины, Гильом оставляет монастырь и вновь отправляется спасать злополучного короля Людовика и королевство.
   Насчитывает цикл поэм о Гильоме Оранжском ни мало ни много — целых две дюжины. А ведь, конечно, не все из сочиненных когда-либо дошли до наших дней...
   Известны во французском эпосе и поэмы о Жераре Русильонском и Ожье-Датчанине. Эти гордые рыцари-вассалы не боятся соперничать и ссориться с самими королями. Вражда, правда, заканчивается примирением. Одна из коллизий прямо напоминает нашу знаменитую былину об Илье Муромце, которого держал в заточении князь Владимир, но вынужден был освободить в тот драматический момент, когда Киев осадили враги. Точно так же и Карлу Великому приходится выпускать Ожье из темницы только тогда, когда на Францию двинулись язычники, и другого спасителя не найти...
   Поскольку литература отражает все приметные явления своего времени, не могли героические поэмы не отразить феодальных распрей, родовой вражды, конфликтов вассального долга с родственными отношениями. Все это можно найти в поэме «Рауль де Камбре», которую исследователи датируют второй половиной XII века.
   Рауль де Камбре наделен примерно теми же чертами, что и Гильом Оранжский — неукротимостью, своенравием. Все тот же литературный король Людовик лишил его отцовских земель, но даровал чужую — наследственный феод графов Вермандуа. И на протяжении двух поколений тянется в поэме феодальная распря.
   Но в отличие от Гильома Оранжского, Рауль де Камбре свиреп, жесток, несправедлив. В поэме ему противопоставлен оруженосец и вассал Рауля — юный Бернье. Поначалу он вынужден поддерживать де Камбре против собственных родителей, даже перенести смерть матери, сожженной вместе со всем женским монастырем своим господином. И все же кончается поэма тем, что Бернье убивает Рауля де Камбре.

Как Родриго де Бивар стал литературным героем

   Свой героический эпос одновременно с французским создавался и в других странах. В той самой Испании, куда отправился однажды Карл Великий за обещанным городом Сарагосой, но вынужден был повернуть назад, тоже появился свой шедевр, который можно поставить в один ряд с «Песнью о Роланде».
   Во Франции странствующие певцы назывались жонглерами, в Испании — хугларами. Сходны были и «творческие лаборатории» — в Испании за основу эпических произведений тоже брались подлинные события, обраставшие с течением времени множеством дополнительных подробностей, уже мало связанных с действительностью.
   Так что нет ничего удивительного, раз герой «Песни о моем Сиде» оказался столь же реальным лицом, что и «Хруодланд, начальник Бретонской марки». Разница лишь в том, что о реальном Роланде мы ничего больше не знаем, кроме этого краткого сообщения историка. Родриго Диас де Бивар более известен.
   Он — один из ближайших советников и одаренных военачальников при короле Кастилии Санчо, один из героев реконкисты, не прекращающейся войны испанцев с арабами на Пиренейском полуострове. Арабы же и прозвали его Сидом (аль-сеид — господин).
   Всякое случалось в жизни реального Сида. Когда после короля Санчо править стал Альфонс VI и на первые роли выдвинулась не кастильская, а леонская знать, случалось ему бывать в немилости, даже в изгнании.
   В изгнании Родриго Диас де Бивар поначалу был важным лицом при при дворе графа Барселоны Беренгария, затем служил мусульманскому владыке Сарагосы. Спустя какое-то время, собрав на свой страх и риск войско, Родриго-Сид начал отвоевывать земли, находящиеся под арабским владычеством. Занял Валенсию и после этого примирился с Альфонсом VI, потом одержал еще несколько блестящих побед в сражениях...
   Годы жизни этого человека точно известны — 1040-1099. Поэма о его славных деяниях сложилась, по-видимому, через полвека после его смерти. До современных историков литературы дошел только один список «Поэмы о моем Сиде», составленный в 1307 году. И по нему можно судить, что на этот раз певцы-хуглары и в общих чертах, и в именах действующих лиц не столь уж далеко ушли от подлинных событий жизни испанского героя.
   Но, разумеется, о буквальной точности и говорить не приходится. Многие реальные события в «Песне» сливаются воедино, как, скажем, три размолвки Родриго Диаса де Бивара с королем Альфонсом VI превращаются в одно изгнание. Случалось герою «Песни» одерживать такие победы и в тех местах, где реально не происходило ничего подобного.
   А само изгнание становится поистине эпическим событием — сам такой мотив распространен во многих литературных произведениях; и в «Песне о моем Сиде» безымянные авторы постарались, конечно, извлечь из него все, что можно.
   Очень обстоятельно и с огромным сочувствием описывается, как несчастный изгнанник лишь с кучкой родственников и самых преданных вассалов скитается по стране, не зная поначалу, где приклонить голову. Чтобы одолжить денег на пропитание и содержание своих вассалов, он даже вынужден прибегнуть к такой хитрости — взять деньги у богатых евреев, отдав в залог запечатанные сундуки, набитые камнями.
   Но постепенно, обязанный всем самому себе, своей доблести, уму, да еще верности своих самых преданных воинов, Родриго-Сид завоевывает земли, которыми до этого владели арабы, добывает несметные богатства, и только после этого из великодушия и благородства примиряется с королем.
   Однако и во время своей борьбы, одерживая победы и отнимая земли у мусульманских властителей, Сид при малейшей возможности подчеркивает свою вассальную верность несправедливому королю, посылает ему часть своей добычи. И не так трудно понять, почему звучит в «Песне» и такой мотив — реконкиста, изгнание арабов с испанских земель, была бы, конечно, невозможной в мятежной и полной своеволия стране, сеньоры и короли неминуемо должны были объединяться ради общего дела...
   Если опять-таки сравнивать «Песнь о моем Сиде» с французской «Песнью о Роланде», сразу бросается в глаза то, что Сид очерчен гораздо многограннее Роланда.
   Роланд — доблестный рыцарь, верный долгу и слепо следующий своим представлениям об идеалах чести. Он героически неистов в битве, безрассудно смел.
   А Сид, напротив, уравновешен, он прекрасный дипломат. Он не только отважный воин, но и рачительный хозяин в своих владениях, полководец, заботящийся о том, чтобы его войско было обеспечено всем необходимым. Вдобавок к этому и семьянин он прекрасный.
   «Песнь о Роланде» — героическое произведение только о войне. А вот в «Песне о моем Сиде», не менее героической, речь идет не только о войне, но и об обыденной жизни. Но, собственно говоря, ничего и удивительного в таком отличии нет: испанская «Песнь» начала складываться позже французской, когда сложнее стали взгляды на все окружающее, на отношения между людьми.
   Надо сказать, что хоть немало и других героических поэм создано было в ту пору в Испании, а Сид так и оставался долгое время любимым героем. Были сложены и другие сказания о нем, многие эпизоды его жизни были представлены в отдельных романсах — коротких лиро-эпических поэмах, сходных по форме с северными балладами.

Кем были Нибелунги?

   Среди эпических произведений, близких по времени к «Песне о Роланде» и «Песне о моем Сиде», выделяется, безусловно, знаменитая немецкая «Песнь о Нибелунгах», поэма из 39 глав, включающих в себя около 10 тысяч стихов. Сюжеты ее популярны и в наши дни — в основном, благодаря прославленным операм Вильгельма Рихарда Вагнера, составляющим тетралогию «Кольцо Нибелунга».
   Разумеется, в основе этого произведения лежат еще более древние германо-скандинавские сказания, но примерно к 1200 году, каким датируется рукопись «Песни», поэма, до этого передававшаяся изустно, обрела тот окончательный облик, который и сделал ее знаменитой. По содержанию, колориту, философии она не имеет ничего общего с более простыми и ясными «Песней о Роланде» и «Песней о моем Сиде».
   Но все-таки стоит, наверное, хотя бы вкратце напомнить содержание «Песни о Нибелунгах».
   К королю бургундцев Гунтеру в город Вормс, прослышав о красоте его сестры Кримхильды, едет свататься королевич Зигфрид с Нижнего Рейна. А Гунтер в это время сам сватается к богатырше Брюнхильде, царствующей в Исландии. И он просит помочь ему в этом Зигфрида.
   Благодаря шапке-невидимке Зигфрид в самом деле помог Гунтеру победить богатыршу в воинских состязаниях. Король женится на ней, но у Зигфрида в результате дальнейших хитросплетений сюжета остаются перстень и пояс Брюнхильды.
   Десять лет спустя две королевы спорят о достоинствах своих мужей, и Кримхильда, показывая Брюнхильде ее перстень и пояс, которыми Зигфрид завладел опять-таки с помощью шапки-невидимки, называет исландскую владычицу наложницей Зигфрида.
   Вассал и советник бургундских королей Хаген фон Тронье с согласия Гунтера мстит за Брюнхильду. Зигфрид неуязвим — он выкупался в крови убитого им дракона Фафнера, и теперь ему не страшно никакое оружие. Но во время купания к спине его прилип маленький листик, и это единственное место, куда его можно поразить.
   Хаген хитростью выведал у Кримхильды об этой тайне Зигрфида и предательски убил его на охоте, когда тот приник к ручью, чтобы утолить жажду. После этого Хаген и Гунтер завладели и сокровищем, которым владел Зигфрид — чудесным кладом Нибелунгов...
   Во второй части поэмы, действие которой происходит много лет спустя, Кримхильда, прежде наивная и нежная, совершенно преображается. За это время она вышла замуж за могущественного короля гуннов Этцеля, но поглощена одним желанием — отомстить Хагену и Гюнтеру за смерть Зигфрида и вернуть себе клад Нибелунгов. С этой целью она и зазывает бургундцев в страну гуннов.
   Во время боя, который начался прямо в пиршественном зале, погибают все бургундские воины, а самих Гунтера и Хагена взял в плен знаменитый гуннский воин Дитрих Бернский. Но он отдал пленных Кримхильде с условием, что та пощадит их.
   Однако Кримхильда убила сначала Гунтера, а потом и Хагена, которому снесла голову мечом Зигфрида. Тогда старый воин Хильдебранд ударами меча разрубил Кримхильду на части...
   Невероятное нагромождение событий, причудливые извивы сюжета — вот что отличает это произведение. Полно оно неистовых страстей, ярости, жажды мести. Но герои по-своему хранят и понятия о чести, несмотря на собственные страшные злодеяния. Так, скажем, убийца Зигфрида Хаген, узнав от дунайских русалок о предстоящей бургундам гибели в земле гуннов, разбивает челнок перевозчика, чтобы его соотечественники не смогли бы опозорить себя бегством.
   Полным-полно это произведение и неясностей, загадок. Даже само имя Нибелунги употребляется в «Песне» в самых разных значениях. Ими называются и первоначальные владельцы клада, которым завладел Зигфрид, сказочные существа, наделенные огромным ростом и силой. Кроме того, Нибелунгами называются и бургундские короли Гибихунги — Гунтер и его братья после перехода клада в их руки...
   Эта пестрая мешанина превратностей, неожиданных поворотов, множество поступков, драматических столкновений, накал страстей, путешествия из одной страны в другую, самые фантастические подробности, — словом, все то, что так отличает «Песнь о Нибелунгах» от ясных и простых по сути «Песни о Роланде» и «Песни о моем Сиде», других героических поэм того же периода, приближает ее вместе с тем к совершенно другому жанру, который развился чуть позже и приобрел необыкновенную популярность в средневековой Западной Европе — жанру рыцарского романа, того самого, что высмеивал в XVII веке Сервантес в своем «Дон-Кихоте».
   Но справедливости ради надо сказать, что высмеивал он, конечно, далеко не лучшие образцы, а в действительности литература знает в этом жанре немало достижений. Знаменитый трогательный и нежный роман «Тристан и Изольда». Многочисленные романы о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола...
   Впрочем, разговор о них впереди. Пришла пора вспомнить и трубадуров, лирика которых стала столь же важной и неотъемлемой частью литературы рыцарских веков, как героический эпос, как рыцарский роман.

О чем пели трубадуры

   Далеко не случайно поэзия расцветала в первую очередь именно в Провансе. Многие города Южной Франции были основаны еще в эпоху Древнего Рима и во многом сохранили древние культурные традиции. К тому же издавна они имели тесные торговые связи не только с северными христианскими странами, но и с более утонченным мусульманским миром, а также с Италией, Сицилией, Византией. Уже к XI веку они стали и крупными экономическими центрами с развитыми ремеслами, производящими в том числе и предметы роскоши.
   К этому времени и начинается в замках и городах Прованса поэтическое движение, достигшее своего расцвета к XII веку. Поэзия трубадуров вышла за границы Прованса, стала общим явлением для всех стран Южной Европы, оказала большое влияние на страны немецкого языка, на Англию.
   Очень разной была лирика трубадуров. В ней определились разные направления, жанры — например, двухголосая пасторела, представляющая собой обычно разговор рыцаря с приглянувшейся ему пастушкой. Или альба — рассветная песня, в которой, как правило, верный друг напоминает товарищу, забывшему о времени на свидании с возлюбленной, о том, что пришел рассвет, или влюбленные сами жалуются на неизбежность разлуки.
   Еще один жанр — сирвентес, сатирические песни, живо откликающиеся на злободневные события или проблемы. Известны еще и песня-спор, песня-плач, песня-распря...
   Разумеется, воспевали трубадуры Прекрасную Даму, жаловались на превратности любви, на жестокость разлуки, но случалось им поэтизировать и упоение битвой, азарт сражения.
   Только многое ли можно рассказать о поэзии, пользуясь прозой? Не лучше ли на миг самим вообразить себя в каком-то из провансальских замков XII века, заглянуть в него как раз в тот момент, когда забрел туда волей случая или по приглашению владельца исполнитель-жонглер...
   Вот он пробует струны своего нехитрого инструмента, замирают слушатели, собравшиеся во дворе или выглядывающие из окон покоев. И звучат, например, строки альбы — рассветной песни:
 
Боярышник листвой в саду поник,
Где донна с другом ловят каждый миг:
Вот-вот рожка раздастся первый клик!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
 
 
— Ах, если б ночь господь навеки дал,
И милый мой меня не покидал,
И страж забыл свой утренний сигнал...
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
 
 
Под пенье птиц сойдем на этот луг.
Целуй меня покрепче, милый друг, —
Не страшен мне ревнивый мой супруг!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил...
 
 
Продолжим здесь свою игру, дружок,
Покуда с башни не запел рожок:
Ведь расставаться наступает срок.
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
 
 
Как сладко с дуновеньем ветерка,
Струящимся сюда издалека,
Впивать дыханье милого дружка!
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
 
 
Красавица прелестна и мила
И нежною любовью расцвела,
Но, бедная, она невесела, —
Увы, рассвет, ты слишком поспешил!
 
   К сожалению, неведомым осталось имя автора этих строк. Зато хорошо известно, что обычной темой для Бертрана де Борна, рыцаря и поэта, была воинская отвага и доблесть, собственная крепкая рука и надежный друг. Среди его звучных стихов — «плачи» о погибших героях-рыцарях, в том числе и о короле Ричарде Львиное Сердце, стихи о важных политических событиях. Однако и любовной лирики он не чурался.
   А еще можно было бы услышать во дворе нашего провансальского замка и жалобу на то, что крестовые походы, сражения за христианскую веру, несут разлуку влюбленным сердцам. Имя автора таких стихов тоже дошло до наших дней. «Маркабрюн был подкидыш, — сообщает о нем современник. — найденный у ворот некоего богатого господина, так что никогда и не узнали, кто он и откуда взялся».
   Возможно, будь Меркабрюн рыцарем, и не написал бы он никогда таких строк.

Как Людовик VIII воевал против трубадуров

   Увы, утонченной поэзии трубадуров история готовила поистине трагический конец. В начале XIII века по цветущим землям Прованса прошла опустошительная война. Начали ее рыцари северных французских провинций с благословения папы римского, так как официально война именовалась крестовым походом против еретиков-альбигойцев.
   Альбигойцы, большей частью ремесленники и некоторые крестьяне, выступали против церковных догматов, и в основе их верований, в отличие от христианского аскетизма, лежала философия гораздо более жизнелюбивая. Неудивительно, что альбигойские идеалы стала исповедовать и немалая часть знати Южной Франции, как несомненно и то, что эта вера во многом питала и творчество трубадуров. Она становилась все более популярной, оттесняя строгие христианские постулаты и распространяясь на все большей территории.
   Это религиозное движение было осуждено Вселенским собором в 1215 году, но войны за веру развернулись в Южной Франции еще раньше — в 1209 году и длились двадцать лет. В конце концов в крестовом походе против альбигойцев принял участие и сам король Франции Людовик VIII, присоединивший в результате этого к королевскому домену часть Тулузского графства. Горели города и деревни, в огне помимо других ценностей погибали и собрания рукописей, многие творения были утрачены безвозвратно.
   А самим трубадурам, по крайней мере, значительной их части, пришлось искать приюта в итальянских феодальных княжествах, при дворах каталонских, португальских, арагонских, кастильских монархов. Стихам их пришлось зазвучать на чужих языках. И, разгромленная у себя на родине, никогда уже не достигавшая прежних высот лирика трубадуров оказала тем не менее огромное влияние на литературу других западно-европейских стран.

Как и когда появилось слово «роман»

   Но одновременно с тонкой провансальской поэзией развивался и еще один популярнейший литературный жанр, которому выпала более счастливая доля — рыцарский роман, поначалу всегда стихотворный, а затем и прозаический. Кстати, и само слово «роман» появилось в XII веке применительно именно к этому жанру и обозначало поначалу только стихотворный текст на живом романском языке в отличие от текста на церковной латыни.
   По своему содержанию рыцарский роман близок лирике трубадуров тем, что в нем непременно присутствует тема возвышенной любви, служения Прекрасной Даме. Вместе с тем рыцари, действующие в романах, переживают самые невероятные, фантастические приключения, совершают головокружительные подвиги, пускаются в странствия в далекие сказочные страны. Причем все эти подвиги совершаются не во славу родины и сеньора, как в эпических поэмах, и даже не во имя чести рода, а ради личной славы. Еще одной существенной особенностью рыцарских романов было то, что хоть и происходило в них действие в самых отдаленных и фантастических странах или в незапамятные времена, однако читатель находил в них картины из современной ему жизни, современного общества, созвучные ему злободневные проблемы.
   Возник рыцарский роман прежде всего на севере Франции и уже оттуда увлечение им перешло постепенно и в другие страны. А самым первым материалом для этой литературы стали античные времена. Объясняется это тем, что в античности можно было найти сюжеты, совмещающие и любовную тематику, и самые невероятные, фантастические приключения, вполне перекликающиеся с рыцарскими идеалами средневековья.
   Одним из первых произведений такого рода стал «Роман об Александре», вернее, сразу несколько обработок древнейшего жизнеописания великого полководца Александра Македонского. Впервые оно появилось еще в Египте в III веке н.э., затем было переведено с греческого на латынь, и латинская редакция послужила основой для нескольких версий на французском языке, но с добавлением полного набора всех рыцарских «атрибутов».
   В самой полной из них и наиболее художественно разработанной Александр Македонский, завоеватель полумира, представлен блестящим средневековым рыцарем. Стихотворный роман прежде всего подробно рассказывает о его воспитании. Младенцем Александр отверг кормилицу, посчитав такой способ питания слишком грубым. Пришлось приставить к нему царевну, которая стала кормить младенца с золотой ложечки. Один глаз у Александра был, как сообщают авторы (а ими историки литературы называют сразу двух поэтов XII века — Ламбер де Тора и Александра де Берне) голубым, как у дракона, а другой черным, как у грифа. Александр легко обуздал коня Буцефала, который был будто бы помесью слона и верблюда. В юности Александр получил от фей две рубашки — одна защищала его от холода и жары, а другая от ран. Когда пришло время посвятить будущего героя в рыцари, то щит ему подарил царь Соломон, а меч — царица амазонок Пентезилея.
   В своих странствиях и походах Александр движим не столько стремлением завоевать мир, сколько желанием все узнать и увидеть. Среди других чудес света он встречает людей с песьими головами, находит источник вечной юности, оказывается в лесу, где вместо цветов вырастают из земли по весне молодые девушки, которые с холодами снова уходят в землю, достигает земного рая. Он долго путешествует сначала в краю вечного мрака, а затем — вечного света. Не ограничиваясь земной твердью, Александр хочет постичь тайны вод и небес. В огромной стеклянной бочке он спустился на дно морское и наблюдал за его диковинами. С помощью огромных птиц — грифов — он поднялся и в воздух...