Малов Владимир. Я - Шерристянин

   Шерристянин был собой недоволен. Впредь, конечно, надлежало вести себя на Земле осмотрительнее. Дав себе такое слово и вновь сосредоточив мысли на предстоящем завтра зачете, шерристянин двинулся дальше.
   ...Юное и легкомысленное существо Стерженькова Татьяна открыла ему дверь в квартиру No 59 на пятнадцатом этаже. С порога она выстрелила в посланца чужого разума очередью каких-то трескучих фраз: в силу легкомысленного и непочтительного своего характера она насмешливо обращалась к старшему брату на исландском языке, желая насладиться его замешательством. Есть еще такие девицы на свете, встречаются не так уж редко. И уже шерристянин открыл рот, чтобы суровым тоном сделать ей замечание и напомнить о должном уважении к старшим...
   Но в этот самый момент он снова не смог сдержаться. Излучение, обрабатывающее память, вырвалось из его глаз словно само собой, помимо его воли, и семиклассница Стерженькова Татьяна накануне экзамена по фольклору Исландии мигом начисто разучилась говорить по-исландски. А освободившиеся клетки, ее памяти немедленно были заполнены знанием полных текстов сразу нескольких популярных брошюр, адресованных школьникам,- о культуре поведения, о скромности, об отношении к старшим и о некоторых других, не менее важных вещах.
   Не глядя даже на юное и легкомысленное существо, растерянно и беззвучно то открывавшее, то закрывавшее рот, шерристянин прошел мимо и скрылся в комнате Миши Стерженькова - в той, откуда не так давно юный спортсмен ушел навстречу величайшему историческому свершению Контакта.
   И только здесь посланец чужого разума осознал, что он снова, не сдержав себя, активно преобразовал земную действительность, чего не имел права делать.
   Досада наполнила до краев все его существо.
   Шерристянин был очень собой недоволен - несколько минут назад он дал себе слово никоим образом не выходить больше за рамки возможностей братьев по разуму, и все же еще раз вышел за эти рамки.
   Глава четвертая
   А Надя Переборова между тем...
   Да, читатель, пора уже вспомнить о Наде. Увлеченные описанием первых минут пребывания на Земле представителя
   иной цивилизации, мы оставили ее в весьма затруднительном положении. Представьте-ка себе, что это в ваши ежедневные пятичасовые упражнения на виолончели врывается телефонный звонок и Миша Стерженьков не своим голосом выпаливает в трубку ворох бессвязных, бессмысленных фраз - о двадцати секундах, будто бы оставшихся до события исключительной важности, о зачете по теории техники толкания ядра и, наконец, даже о каком-то космическом корабле неземного происхождения!.. Представьте себе затем, что Миша Стерженьков после всего этого замолкает на полуслове и в трубке воцаряется тишина. И что спустя еще несколько секунд в ней раздаются короткие и частые гудки. Ну, что могла бы подумать Надя после подобного звонка?
   Конечно, она даже не знала, что и подумать.
   Растерянно она оглянулась на дедушку, в глубоком кресле читающего старинный роман "Вокруг света на бриге "Императрица Анна". Дедушка ушел в свое занятие так, как только он умел это делать, и не замечал ничего на свете.
   Надя положила трубку на рычаг и еще несколько минут оставалась у телефона, надеясь, что вот-вот он зазвонит снова. Но в комнате стояла глубокая тишина, нарушаемая только шелестом старинных пожелтевших страниц да попыхиванием дедушкиной трубки.
   И когда стало ясно, что звонка больше не будет, Надя растерянно вернулась в свою комнату и... снова взяла смычок. Чтобы выполнить ежедневную, обязательную норму, оставалось играть еще ровно час, и рука исполнителя постепенно крепла, мощнее, увереннее звучал инструмент, мелодия заполняла комнату и словно бы растворяла ее стены, чтобы открыть какие-то новые горизонты, совсем иные, непривычные миры,- ведь именно это делают со слушателем настоящая музыка и безупречное исполнение.
   И никто не упрекнет Надю Переборову за то, что она после такого звонка вернулась к занятиям. Сильным и волевым натурам дано умение продолжать работу, что бы ни происходило вокруг, а ведь работа, труд наш - самое главное в жизни. Нельзя ее останавливать, какие бы не потрясали нас личные события, надо продолжать свое дело, несмотря ни на что... и, если уж остается еще час упражнений, значит, необходимо снова браться за смычок. Твердым и волевым человеком была Надя Переборова, всегда умела взять себя в руки и сосредоточиться на единственно главном, и эти ее качества, разумеется, особенно ценил Миша Стерженьков.
   Широко и мощно струились по квартире звуки старинного инструмента (дедушка, Афанасий Никитич, привез его в подарок внучке из последнего своего кругосветного путешествия, победив на аукционе в одном из зарубежных городов, знаменитом старыми мастерами виолончельного дела).
   Плыли куда-то, подхватив белоснежными парусами ветры мелодий, модели корветов и бригантин, венчавшие книжные шкафы с лоциями и морскими романами. Словно бы под звуки виолончели танцевал "Яблочко" юный тогда еще дедушка на пожелтевшей настенной фотографии времен русско-японской войны. (Звуки очередного упражнения и в самом деле пусть отдаленно, но напоминали знаменитую мелодию, так популярную на русском флоте.)
   И медленно, очень медленно совершали методичную свою работу стрелки старинных часов голландской работы, вывезенные дедушкой из города Барра-ди-Сан-Жуан на побережье Бразилии, на которые то и дело посматривала Надя Переборова.
   (Вот и получается, что нет человека без слабостей? Усилием воли заставив себя вернуться к инструменту, Надя все-таки не смогла справиться с желанием, чтобы оставшийся час пролетел как можно скорее. Но нельзя проявлять к ней и чрезмерной строгости: крайняя молодость может извинить Надю, со временем она, конечно, воспитает в себе еще более сильную волю.)
   Надя исполнила Второй концерт Дупелькова и еще несколько пьес для виолончели, написанных современными и старинными композиторами. Затем, тренируя руку, она принялась играть гаммы. Но и после гамм до истечения часа оставалось еще несколько минут, и она снова начала отрабатывать некоторые места Второго концерта Дупелькова, которые пока не во всем удавались. Наконец голландские часы мелодично отбили время, и Надя бережно убрала инструмент в футляр. Дедушка все еще был поглощен старинным романом. Не желая его отвлекать, Надя написала ему записку азбукой Морзе - принятым между дедушкой и внучкой способом общения моряков - и тихо выскользнула из квартиры.
   Быстро сбежала она вниз по лестнице. Спустя несколько мгновений стояла уже на трамвайной остановке. И, сменяя поочередно трамвай, метро и троллейбус, стремительно стала преодолевать километры большого города: к сожалению, Надя Переборова и Миша Стерженьков жили в разных его концах. Надя спешила узнать, что же значил этот загадочный, необъяснимый, невероятный телефонный разговор.
   Звонок юной виолончелистки был длинный, взволнованный. Затаив дыхание, Надя прислушивалась к шагам за дверью, и дверь наконец отворилась. Улыбнувшись гостье приветливой, милой улыбкой, Таня Стерженькова сказала с порога:
   - А, Надя!.. Здравствуйте, я очень рада вас видеть! Проходите, пожалуйста!.. Почему-то вы давно у нас не были... Наверное, экзамены?..
   И Надя широко раскрыла глаза и даже растерянно отступила назад. Удивление Нади Переборовой было безграничным:
   ей показалось, что не Таня Стерженькова открывала ей дверь, а совсем другой, совсем незнакомый и, по-видимому, очень хороший человек, примерная и воспитанная ученица седьмого класса.
   Куда только девалась отвратительная привычка младшей Мишиной сестры, дерзко глядя прямо в глаза собеседника, высказывать свое мнение о нем на неизучаемом обыкновенными людьми исландском языке! Где были непочтительность к старшим, вертлявость, а также и многое другое, что - не секрет - бывает подчас свойственно представителям подрастающего поколения. И даже внешний вид Стерженьковой Татьяны претерпел теперь разительные, необъяснимые перемены.
   (Каким запомнила этот вид Надя? Прежде - джинсы, непременно вельветовые и непременно фирменные, украшенные наклейкой, и такая же фирменная блузка. А вдобавок Мишину сестрицу всегда отличала растрепанная прическа и негармонирующее сочетание красок на глазах, губах и ресницах.)
   Перемена была полной и непонятной, и Надя Переборова во все глаза, не веря им, продолжала рассматривать простое и милое синее платьице в горошек (его длина была нормальной, естественной), две симпатичные косички, перехваченные бантиками голубого цвета, и голубые же домашние туфельки с каблуками длины не большей и не меньшей, чем та, которую требует не мода, а целесообразность.
   - Мне...- растерянно пролепетала Надя, забыв о том, что еще несколько минут назад она могла думать только о Мише,- я... дело в том... Но, может быть...
   - Да-да, Миша дома, он у себя,- с той же приветливой улыбкой сказала Таня.- Что же вы не проходите?.. Миша совсем недавно пришел...
   Теряясь в догадках, Надя переступила, наконец, порог. Могла ли она себе представить, какие необыкновенные события происходили совсем недавно за дверью квартиры No 59? А событий этих, причиной которых был разведчик чужого разума, человек с другой планеты, случилось уже немало.
   Читатель запомнил, конечно, как в конце предыдущей главы, не сумев себя удержать, инопланетянин стер из памяти младшей сестры Миши Стерженькова знание исландского языка, которым она щегольнула так бестактно и не к месту. А спустя некоторое время шерристянин вдруг снова вмешался в земную действительность, преобразовав ее помимо собственной воли. Это произошло в момент, когда, осознав, что с ней случилось нечто необъяснимое, Стерженькова Татьяна разразилась слезами, которых не смогла сдержать, несмотря даже на все усвоенные брошюры о правилах поведения. Опять не сумев удержаться, шерристянин вернул ей утраченное знание языка, но при этом внезапно для себя самого перестроил структуру некоторых мозговых клеток семиклассницы исландской спецшколы так, что она тут же претерпела еще более существенные внутренние перемены: она сразу стала совсем другим человеком, и как раз таким, какой всегда бы хотел видеть свою сестру Миша Стерженьков. Обычными, земными способами он никак не мог этого добиться.
   Но, активно преобразовав земную действительность в третий раз, шерристянин уже почувствовал серьезное беспокойство. Словно бы какая-то неведомая сила то и дело заставляла его вторгаться в жизнь землян, и не было даже намека на разгадку того, в чем причина такого удивительного явления. Творилось что-то совершенно непонятное, такое, чего не было еще ни на одной из планет. Однако человек иного мира не мог сейчас думать только об этом,- надо было продолжать жизнь землянина, собирая информацию,- и шерристянин, снова ощутив себя юным спортсменом, опустился на ковер, чтобы приступить к упражнениям из учения йогов.
   (Миша Стерженьков заинтересовался системой йогов уже несколько месяцев назад. Добросовестно и внимательно он проштудировал литературу. Освоив упражнения первой ступени йоги, теперь он рекомендовал их всем своим друзьям, а сам, повторяя их ежедневно, уже готовился приступить ко второй, более сложной ступени. Занятия йогов ощутимо увеличивали заряд бодрости и поднимали работоспособность; по совету Миши даже Надя Переборова успела разучить несколько упражнений...)
   ...Таня Стерженькова, ставшая совсем другим человеком, вежливо открыла перед Надей дверь в Мишину комнату и, извинившись, ушла, объяснив, что ей надо заниматься - мало времени остается до очень важного экзамена по фольклору Исландии. Надя проводила ее взглядом широко раскрытых глаз и только потом растерянно шагнула в комнату. Здесь она увидела Мишу, застывшего в хорошо знакомой ей "позе змеи", тряхнула головой, чтобы избавиться наконец от непомерного удивления, и вспомнила обо всех своих тревогах.
   Но нет, в комнате, украшенной многочисленными кубками, вымпелами, золотыми, серебряными и бронзовыми медалями, фотографиями известных спортсменов, ничто не говорило о том, что с ее хозяином совсем недавно произошло какое-то исключительно важное событие, не было даже и намека на космический корабль внеземного происхождения.
   В самом Мише Стерженькове тоже не было заметно особых отклонений от той нормы, к которой Надя привыкла,- бодрым и подтянутым был его внешний вид, упражнение он делал добросовестно, с обычной старательностью. И Надя уже открыла рот, чтобы задать сразу очень много вопросов, буквально кипевших в ней и переполнявших все ее существо...
   - Миша,- начала было она,- Миша...
   Но, прервав упражнение и поднявшись с ковра, Миша Стерженьков как-то по-особому взглянул Наде прямо в глаза, и тогда вместо своих вопросов юная виолончелистка почему-то вдруг сказала совсем другое.
   - Сейчас у меня есть время! - слетело у нее с языка.- Ежедневную норму я уже выполнила. А днем мы ведь собирались с тобой... собирались в музей, помнишь, на выставку виолончелей эпохи позднего Возрождения...- И без особой связи с предыдущим Надя добавила: - Что-то не очень мне дается Второй концерт Дупелькова...
   Миша Стерженьков в ответ согласно кивнул и стал собираться в музей, словно только и ждал Надиных слов.
   Надо ли объяснять, что произошло? А что же еще оставалось шерристянину? Объяснить Наде он ничего не мог; в интересах успешного завершения программы исследований на Земле никто из землян не должен был знать о пребывании на планете посланца чужого разума. Шерристянин был вынужден предпринять кое-какие меры. Небольшое воздействие на некоторые мозговые центры, и Надя просто забыла о том, что ее оторвал от занятий такой удивительный телефонный звонок.
   Не стоит, наверное, в подробностях описывать осмотр выставки виолончелей и прогулку в старом тенистом парке поблизости от музея, которым он завершился. Многие, без сомнения, знают, как выглядели музыкальные инструменты позднего Возрождения. Прогулка же была самой обычной и ничем не отличалась от многих подобных прогулок, которые уже не раз совершали Миша и Надя до начала всей этой истории,- такие же прогулки они будут совершать и в дальнейшем.
   Место? Оно тоже было именно таким, какие и выбирают в подобных случаях,- в парке было не слишком много людей, были цветы, деревья и трава, слышался шелест листвы в ласковых струях летнего ветерка и звучали загадочные птичьи переговоры, исполненные гармонии подчас ничуть не меньше, чем даже сложные виолончельные построения, выполняемые на инструменте XVIII века.
   Молодые люди беседовали о музыке и о спорте, делились мыслями и намечали общие планы, обсуждали прочитанные книги и фильмы, идущие на экранах...
   Конец прогулки? Он мог бы тоже быть точно таким же, как и у всех подобных путешествий вдвоем... мог бы, но на тенистой и не очень светлой поэтому аллее парка, ведущей к выходу, дорогу шерристянину, живущему жизнью Миши Стерженькова, и Наде Переборовой преградили семеро юных землян с лицами решительными и хмурыми. Только что эти молодые люди сломали несколько зеленых насаждений, изрезали ножами скамейку, разбили фонарь, бросили на землю окурки и повалили на газон урну для мусора. Теперь один из них, выступив вперед, сокрушив по пути плакат, запрещающий ходить по газонам, обратился к представителю иной цивилизации с речью энергичной и краткой...
   Хулиганы? Да, именно с ними столкнулся человек с другой планеты, с позорным, но изредка встречающимся еще в нашей действительности явлением. Это были они, любители показать свою удаль где-нибудь вдали от милиции, расхлябанные юнцы с гитарами и неподстриженными волосами. Но никто не позавидовал бы тем хулиганам, напрасно они, чувствуя на своей стороне всемеро превосходящую силу (ведь только тогда, как известно, и обретает решительность подобный тип людей), закрыли дорогу Наде и шерристянину, намереваясь совершить еще один хулиганский поступок.
   Ощущая каждый мускул тренированного своего тела, инопланетянин, ведущий жизнь Миши Стерженькова, выступил вперед, закрывая собой Надю, и приготовился к тому, чего и следовало ждать в такой ситуации. Ему были знакомы приемы и бокса, и борьбы - вольной, классической и самообороны. Редкие прохожие, состоящие в основном из бабушек с внуками, сворачивали на газоны, стремясь поскорее обогнуть опасное место, никто из них, похоже, не собирался приходить на помощь, и можно было рассчитывать только на себя...
   Но вновь произошло то, что потом вызвало еще большее беспокойство шерристянина. Какая-то неведомая сила заставила его вдруг снова, в очередной раз, преобразовать окружающую действительность так, как никогда бы не смог никто из землян.
   Сначала мгновенным излучением своей мозговой энергии шерристянин разделил Надю на атомы и в какую-то тысячную долю секунды переправил эти атомы через весь город к ней домой, где она, оказавшись в полной безопасности, немедленно материализовалась - рядом с креслом дедушки, все еще с головой ушедшего в роман и потому даже не заметившего ничего.
   А шерристянин занялся хулиганами...
   Нет, никто бы не позавидовал им в этот момент. Соответствующим образом перестроив молекулярные структуры их тел, он полностью всех преобразил. Вместо хулиганов вдоль аллеи теперь выстроилась шеренга... из новеньких гипсовых статуй; застывшие в характерных позах на гипсовых пьедесталах метатель молота и толкатель ядра, дискобол и еще три атлетические фигуры спортсменов другого профиля.
   А самый неприглядный из нарушителей порядка, их вожак, стал даже статуей спортсменки - двухметровой высоты красивой гипсовой девушкой, опиравшейся на четырехметровое весло.
   Мужественными и суровыми были лица статуй группы, несокрушимая мощь чувствовалась в гипсовых статях, позы выражали непреклонную решимость состязаться с кем угодно, не щадя сил, непоколебимую уверенность в победе.
   И, осознав, что произошло, шерристянин от досады топнул даже ногой... и быстро, очень быстро пошел дальше. Продолжать жить жизнью землянина, собирая дальнейшую информацию, надо было, все-таки несмотря ни на что.
   А гипсовые фигуры так и остались в парке. И простые, хорошие люди, посетившие парк в целях отдыха, осматривая эти, может быть, и не слишком выдающиеся, но, как принято думать, создающие у отдыхающих хороший настрой, скульптурные произведения, и не подозревали о первоначальном состоянии гипсовых этих фигур, проходили мимо, не опасаясь ничего.
   В факт подобного превращения, конечно, не так-то легко поверить; возможно, в нем усомнится даже и тот, кто, в общем, привык уже к невероятным вещам, превосходящим любую фантастику, которыми просто перегружена история Миши Стерженькова. Что можно сказать на это? Наверное, многие были бы не против, если б подобные превращения происходили почаще, и уже одно это доказывает если не их возможность, то хотя бы желательность.
   А приводить более очевидные доказательства у нас пока просто нет времени, потому что повествование о приключениях шерристянина уже готовит и еще более неправдоподобные с виду факты.
   Глава пятая
   - Так, значит, вот,- сказал Виктор Витальевич Ворошейкин увлеченно,- если вы поняли все предыдущее, последующее будет вам гораздо понятнее, но некоторые аспекты последующего требуют все же углубленного представления о целом ряде вопросов предыдущего, которые следует очень хорошо уяснить...- Профессор сделал короткую паузу и испытующе взглянул в сторону слушателя. Взгляд его слегка затуманился.- Ну, что тут можно сказать? - продолжил он неуверенно.- С монографией доктора Е. Фон Кадш вы, конечно, знакомы вряд ли. А я вам настоятельно рекомендую! На немецком языке, блестящие отклики эстуарологов всех стран... Какая голова, а ведь женщина, подумать только! Я сам писал рецензию, свежий взгляд, опубликовано в "Вестнике"...
   Еще несколько секунд профессор размышлял, сосредоточенно глядя на лист бумаги, лежащий перед ним. Рука его чертила эстуарские значки, греческие буквы, какие-то цифры...
   - А впрочем,- сказал он слегка огорченно,- монография для вас, пожалуй, сложновата. К тому же нет времени. Сейчас я перескажу монографию в нескольких словах!..
   Белая кошка Пенелопа, любимица жены, рассеянно встала, зевнула и перешла из одного угла кабинета в другой.
   - Итак, эстуарцы пользовались в своем языке целым рядом глагольных форм, что теперь известно, конечно, каждому образованному человеку. Но представьте себе, что лишь в прошлом веке знаменитый французский исследователь Жан-Батист Дюбуа подметил, что... Да что вы! Куда же вы, я еще ничего толком не рассказал...
   Профессор Ворошейкин поспешно кинулся к двери и закрыл ее на ключ. Ключ он убрал в карман и, близоруко щурясь, стал смотреть на Пенелопу, попытавшуюся было уйти в другую комнату, осуждающе покачивая головой.
   - Ах, Пенелопа, Пенелопа, неужели это вам совсем неинтересно?! А ведь история Эстуарии, хотя о существовании этого древнего государства представьте только себе, и так бывает в археологии - ученые узнали совсем недавно, даже в масштабах всего древнего мира, в масштабах всей нашей планеты, я бы даже сказал, в масштабах космических... в космических масштабах?.. Да, в масштабах космических!.. Ах!!!
   Виктор Витальевич на мгновение застыл, а потом стремительно поднял свое длинное, худое тело из-за письменного стола. Память, работавшая у него импульсивно, не всегда ему подчиняясь, вдруг подсказала кое-какие воспоминания, связанные с последними его словами.
   - В космических? - машинально пробормотал он еще раз.- В космических? Нет, это невероятно, это неправдоподобно!.. И все же... Нет... И все же... Когда-нибудь это должно неминуемо... И я...
   Простонав, профессор бросился к двери и дернул ее за ручку. Дверь почему-то была заперта, и Виктор Витальевич нетерпеливо стал искать ключ. Найдя его наконец у себя в кармане, он настежь распахнул дверь и крикнул задыхающимся голосом:
   - Маша! Маша! К нам ведь кто-то приходил недавно?.. Какой-то молодой человек, вроде бы наш сосед, а?.. Он еще рассказывал мне о том...
   С кухни прилетел приглушенный голос жены:
   - Приходил мужчина, ошибся квартирой. Приходили пионеры, спрашивали макулатуру. Но откуда же у нас макулатура? Мальчик, ну этот физкультурник с нашей лестничной площадки, приходил тоже...
   - И что, что он говорил? - сердце Ворошейкина сильно забилось.- Ты вспомни, Маша, вспомни!
   - Кто, мальчик? - переспросила жена.- Да, Витя, ты знаешь, у него был беспорядок в одежде...
   - Что он говорил? - Ворошейкин терял терпение.
   - Я ничего не поняла,- жена появилась в дверях кабинета.- Какие-то космические корабли, посланцы с других планет... Наверное, он начитался этих романов, фантастики. И знаешь, Витя...
   - О-о! - простонал Виктор Витальевич, больше не слушая жену.- Так и есть! Так и есть! - Еще несколько секунд он напряженно думал, держась руками за голову.- В какой он живет квартире? И как его, кстати, зовут?
   - В пятьдесят девятой,- ответила жена.- Зовут его Миша. Он сын Иннокентия Ивановича, знаешь, этот интеллигентный человек, всегда ходит с большим черным портфелем, работает в каком-то музее... И знаешь, Витя, мне показалось...
   Знаменитый эстуаролог Виктор Витальевич Ворошейкнн, уже не владея собой, оборвал жену:
   - Ты представляешь себе, что произошло?! Первый Контакт!!! Пришельцы из космоса!!!
   И профессор стремглав вылетел из квартиры. Близоруко щурясь, он нашел на одной из дверей своей лестничной площадки табличку "59" и что было сил надавил на кнопку звонка. За дверью было тихо; профессор еще раз нажал кнопку, налегая на нее всей тяжестью тела, и дверь наконец открылась. На пороге стояла симпатичная девочка в синем платье в горошек. Увидев соседа, чье имя было известно всему культурному человечеству, она слегка смутилась, покраснела и тихо сказала:
   - Здравствуйте, Виктор Витальевич! Вы к папе? Его еще нет, но вы, пожалуйста, проходите...
   - К папе? - почти проревел профессор, и девочка даже испуганно отшатнулась.- Нет, не к папе! Я к мальчику, как его зовут, тебе он, наверное, брат, а вашему папе сын! Мне он нужен немедленно! С ним произошло такое! Где он? Завтра об этом узнает весь мир, да!..
   Профессор Ворошейкин стремительно влетел в прихожую.
   - Миша...- пролепетала девочка, изменившись в лице,- с ним что-то случилось, да?.. Вы знаете?.. Где... где он сейчас?..
   - Случилось?! - прогремел профессор.- Твой брат, похоже, пришелец из космоса, поняла! А ты ничего об этом не знаешь! Его сознание перестроено! То есть он сейчас не он, поняла! Он смотрит на наш мир глазами жителя другой планеты, собирая информацию о Земле, поняла? Это Контакт, поняла? Свершилось, и пришелец из космоса - твой брат! Поняла?!
   - Перестроено сознание...- еле слышно выдавила из себя Таня Стерженькова.Информацию... из космоса?.. Что вы говорите?.. Миша сказал, что скоро придет, они с Надей пошли в музей, а вы...
   И без сил она опустилась на стул.
   Десять минут спустя, сбивчиво и путано объяснив девочке в синем платье суть того, что произошло с ее братом (многое, очень многое еще не было ясно и ему самому), Виктор Витальевич пулей вернулся в свой кабинет и схватил телефонную трубку. Набирая номер за номером, он сыпал взволнованными фразами:
   - Академика Васильева! Как кто - Ворошейкин! Коля, это ты?! Скорее приезжай ко мне, ты астроном, прямо сейчас, да что тут объяснять, случилось такое, бери машину и мигом!..