Страница:
А Лаэрт Анатольевич между тем продолжал:
- Но то, что вы были на метеоплощадке, меня как раз мало волнует. Должен откровенно признаться: гораздо больший интерес у меня вызывает именно вот эта схема.
Учитель обернулся к большому экрану.
- Я ее исследовал, со всем возможным вниманием, но...
Тут голос Изобретателя даже дрогнул от огорчения.
- Но назначения так и не уяснил, - договорил Лаэрт Анатольевич. Скажу даже больше: у меня сложилось твердое убеждение, что аппарат этот представляет собой какое-то совершенно новое слово техники. И я, - глаза Изобретателя вспыхнули, - я во что бы то ни стало должен его увидеть и изучить. Собственно, для этого я вас и пригласил. Полагаю, вам известно, где сейчас находится эта неведомая конструкция?
Костя поднял голову, собираясь с силами для нелегкого объяснения. По натуре был он человеком искренним, но сейчас в интересах всего человечества истину надо было утаить во что бы то ни стало. Собственно, обманом это не было - скорее, маленьким подвигом.
Такого человека, как одержимый изобретательством Лаэрт Анатольевич, нельзя было и близко подпускать к техническим чудесам двадцать третьего века.
Ухватив даже намек, он вполне мог докопаться до сути. Что будет дальше, нетрудно представить: сам построит машину времени, опередив срок, и начнет носиться по истории взад и вперед, принося человечеству непоправимые беды.
Ни за что нельзя было этого допустить. Хоть и выяснилось неожиданно, что Изобретателю удалось зафиксировать фрагмент блока хронопереноса, да еще с датой выпуска, все равно оставалась пока возможность предотвратить неприятности.
- Да, - осторожно начал Костя, стараясь избегать малейших промахов, нас все это, конечно, тоже удивило. Особенно после того, что происходило на уроке Аркадии Львовны.
Сказав это, он аккуратно осведомился:
- Вы, Лаэрт Анатольевич, уже знаете об этом?
- Знаю, - нетерпеливо ответил Изобретатель. - Об этом Аркадия Львовна рассказывала в учительской. Ее даже пришлось отпаивать валерьянкой.
Костя толкнул в бок локтем Петра, чтобы тот на всякий случай пока помалкивал, и продолжил:
- Мы сначала подумали, что это, сами понимаете, пришельцы из космоса, раз там, на уроке...
- Так-так, - с непонятной вкрадчивостью сказал Лаэрт Анатольевич.
- А позже... Мы же знаем, что на метеоплощадку можно ходить только с вами, и заглянули туда лишь потому, что услышали голоса... А как увидели вас, то сразу вспомнили, что нельзя на метеоплощадку, и поэтому убежали.
- И сразу побежали домой... то есть в библиотеку, - вставил все-таки свое слово и Петр.
- Нет, сначала домой, - поправился он, - чтобы сказать бабушке, что бежим в библиотеку.
- В общем, куда делись эти неизвестные ребята, мы не знаем, - поспешил вмешаться Костя и снова толкнул локтем товарища.
Лаэрт Анатольевич с задумчивым видом прошелся по кабинету. Никак нельзя было понять, о чем он думает.
Тут Петр опять решился подыграть Косте:
- Может быть, объявить розыск? - предложил он. - Как они выглядят, зафиксировано. Можно показать портреты по телевизору.
Лаэрт Анатольевич остановился и провел ладонью по всклокоченной бороде.
- А может, и не надо объявлять розыска? - осведомился он вкрадчиво.
- Тогда как быть с аппаратом, схему которого вы хотите понять? - с невинным видом спросил Костя.
Изобретатель прошелся по кабинету. Теперь с жадным любопытством он снова смотрел на экран - на схему маломерного хроноаппарата, сделанного в 2261 году.
Неожиданно для себя Костя подумал: "А ведь 2261 г." это совсем не обязательно означает 2261 год. Это может быть 2261 грамм. Или 2261 градус. Да, но как быть с Юпитерогорском? А с хроноаппаратом?"
И в этот момент Лаэрт Анатольевич голосом, который вдруг оказался теперь не строгим, а чуть ли не умоляющим, молвил:
- Ребята, ну зачем вы говорите неправду? Ведь вы же взрослые люди и должны понимать, как мне важна эта схема! Мне необходимо разобраться, я в жизни не видел ничего подобного...
То, что он сказал дальше, оказалось совершенно неожиданным для Кости:
- Ладно, поиграли и хватит! Я же все знаю! Знаю, что двое этих таинственных незнакомцев пребывают сейчас, Трофименко, в твоей квартире. А совсем недавно они сидели вместе с вами на кухне. Думаю, где-то в квартире находится и этот таинственный аппарат.
- Откуда вы знаете? - с искренним удивлением воскликнул Петр. - Вы же в квартиру не заходили!
Лаэрт Анатольевич полез в карман и извлек маленькую коробочку, похожую на портсигар.
- Вот, - сказал он застенчиво, но все же не без гордости: - это моя недавняя работа - карманный интроскоп. С его помощью можно видеть сквозь любые преграды. Посмотрите-ка...
Учитель приложил коробочку к стене. Поверхность ее осветилась и стала сплошным экраном. Как бы сквозь дымку, на нем стало видно то, что происходило в соседнем классе.
Класс был пуст, только за одним из столов сидели Аркадия Львовна и Марина Букина. Понятно было, что учительница о чем-то взволнованно говорит, а отличница согласно кивает.
Правда, и Аркадия Львовна и Марина выглядели довольно странно: они были полупрозрачны, и сквозь их тела проглядывалась уже почти совсем непрозрачная дальняя стена класса. Но и через нее с улицы все-таки слегка пробивались солнечные лучи.
Лаэрт Анатольевич выключил прибор.
- В общем, - закончил он, - стены кухни твоей квартиры, Трофименко, выходят на лестничную площадку. Все понятно? Но, разумеется, выяснив с помощью интроскопа, что происходит у вас на кухне, я не стал возвращаться и уличать пожилого человека в том, что она...
- Подслушивать и подглядывать некрасиво! - растерянно воскликнул Костя. Теперь он уже не знал, что говорить и как вообще себя вести.
- Я не подслушивал, потому что звуки прибор не фиксирует, и не подглядывал, а еще раз провел испытания.
Учитель вроде бы даже оправдывался, однако при слове "испытания" он сразу вновь стал похож на прежнего Изобретателя.
Глаза Лаэрта Анатольевича опять так и полыхнули огнем любознательности. И, и он снова жадно стал сыпать вопросами:
- Ну, так что вы теперь скажете? Меня интересует абсолютно все! Для чего аппарат предназначен? Откуда он? С какой-нибудь Международной выставки?
Не поверив своим ушам, Костя оторопело взглянул на учителя. Вот это да! Выходило, что Изобретатель так ничего и не понял!
Костя даже растерялся.
"Вот, - подумал он, - до чего же люди, даже такие одаренные, как Изобретатель, бывают односторонними! Как легко могут упустить главное! Все, что интересует сейчас Лаэрта Анатольевича, так это один-единственный аппарат, потому что он не может понять схему, и это мешает ему жить. А между тем от его внимания ускользает то, ситуация, совершенно необычна. Что аппарат попал в наше время не с какой-то выставки, а - страшно даже подумать! - из далекого Будущего!"
Петр угрюмо смотрел в пол. Костя начал лихорадочно думать, что теперь делать дальше. Может, выскочить в дверь, кинуться к Бренку и Златко, предупредить, что им надо искать новое укрытие?..
И тут Косте вдруг пришла совсем уж удивительная мысль.
А не лучше ли... рассказать Лаэрту Анатольевичу все, как есть? В конце концов, несмотря на всю свою увлеченность изобретательством, тот, если даст себе труд подумать, должен и сам понять, что с ходом истории шутки плохи. К тому же учитель физики и человек, в общем, неплохой, должен войти в трудное положение Златко и Бренка.
И Костя решился. Нет, пожалуй, и в самом деле лучшего выхода не найти...
Лаэрт Анатольевич нетерпеливо потер руки.
- Ну-с, - сказал он, - будете и дальше отпираться?
Костя набрал в грудь воздуха.
- Нет, больше не будем, - ответил он. - Хотели мы все это скрыть, но раз вы сквозь стену видели... Только вы приготовьтесь к тому, что правда поначалу покажется вам совершенно невероятной.
Было хорошо видно, как обрадовался Изобретатель при таких словах.
- Ничего страшного, - сказал он благодушно, - Можете даже опустить излишние подробности. Главное для меня - сам этот неведомый аппарат.
Костя отвел глаза от Петра, который смотрел на него с необыкновенным изумлением.
- Нет, Лаэрт Анатольевич, - сказал Костя. - Самое главное во всем, что я вам открою, именно подробности...
- Ну ладно, - благодушно согласился Изобретатель, - можно и с подробностями...
И Костя начал рассказывать все, как есть:
- Лаэрт Анатольевич, послушайте меня, пожалуйста! Как вы думаете: если интересующий вас аппарат с какой-нибудь Международной выставки, почему надпись на нем на русском языке?
- Ну, может, он в экспортном исполнении, специально для нас сделан, ответил Изобретатель беззаботно.
- А что означает "2261 г."?
- Я думал об этом. По-моему это марка.
- Вы, Лаэрт Анатольевич, ошибаетесь, - сказал Костя. - Это означает 2261 год. Дело в том, что заинтересовавший вас маломерный блок индивидуального хронопереноса еще не изготовлен. Вернее, пока не изготовлен, потому что он будет сделан только в двадцать третьем веке. В 2261 году. И эти ребята, которых вы видели у Петра на кухне, тоже из двадцать третьего века. Зовут их, кстати, Златко и Бренк.
Выпалив все это, Костя покосился на Петра. У того даже глаза были вытаращены от изумления. Быстро-быстро, чтобы Петр не успел вмешаться, Костя продолжил:
- Когда Букина доклад делала на уроке ботаники, в классе в самом деле были слышны их голоса. У них исчез эффект кажущегося кажущегося неприсутствия. Это каждый из нашего класса подтвердит, хоть завтра спросите. Потом у Златко и Бренка блок хронопереноса тоже полетел. На метеоплощадке мы с ними и познакомились, когда они уже полностью стали и видимыми и слышимыми. А неправду мы вам сначала просто вынуждены были сказать: они, Златко и Бренк просили все держать в тайне. Да и в самом деле: нельзя же, чтобы все узнали о том, что среди нас есть люди из будущего, из двадцать третьего века. Это может привести к изменению в ходе истории. Но вам мы доверяем, так что, надеемся, все останется между нами.
Лаэрт Анатольевич покрутил бородатой и всклокоченной головой.
- Это надо на педсовет, - пробормотал он.
- Да вы послушайте, - продолжал Костя терпеливо. - Все это очень просто и только на первый взгляд выглядит невероятным...
И отмахнувшись от Петра, который уже немного пришел в себя и хотел было вступить в разговор, он начал рассказывать все по порядку с самого начала.
Минут через двадцать Лаэрт Анатольевич, лицо которого во время Костиного монолога ежесекундно менялось, отражая всю гамму переживаемых им чувств, ударил себя кулаком по лбу. Потом он забегал по кабинету взад и вперед. И наконец застыл на одном месте, так и впившись взглядом в схему на экране. Губы его неясно шевелились, он словно бы открывал в конструкции нечто такое, что укрылось от него раньше, а теперь вдруг стало ясным и доступным.
Костя понял: Лаэрт Анатольевич поверил! Поверил!! Да и как было не поверить, если все доказательства такого невероятного события, как появление людей из будущего, были налицо.
- Теперь вы все знаете, - закончил Костя устало. - И думаю, отдаете себе полный отчет в том, что никто, кроме нас с вами, ничего не должен об этом знать.
- Конечно! Еще бы! - воскликнул Лаэрт Анатольевич, все так же блуждая взглядом по хитросплетению деталей на экране. - Теперь я, пожалуй, могу предположить назначение вот этого блока... должно быть... но вот это, вот это... Загадка... Наверняка при аппарате есть инструкция! Не может быть, чтобы ребятам доверили, пусть они даже из двадцать третьего века...
В Костиной душе шевельнулось еще неясное, но нехорошее предчувствие. Он взмолился:
- Лаэрт Анатольевич, да вы же не должны даже думать об этом, сами понимаете!
- Еще бы! Конечно!! - Лаэрт Анатольевич спохватился, на мгновение его взгляд стал более осмысленным.
Но сейчас же он жадно спросил:
- Послушай, ведь у них, ты говорил, и другой аппарат есть? Этот, как его... кварелескоп? Снимает и тут же все воспроизводит, как наяву... Это потрясающе! А его схему вам не удалось повидать?
- Лаэрт Анатольевич, - воскликнул Костя с укоризной.
- Да, да, - учитель снова спохватился.
Он повторил, словно убеждая в чем-то самого себя:
- Они снимают фильм о нашей школе и об этом никто не должен знать, кроме нас. Иначе случится поворот в ходе истории.
- Не снимают фильм, а снимали, - поправил его Костя, - теперь уже не могут снимать.
- Снимали фильм о нашей школе, и его будут показывать в двадцать третьем веке, - повторил Изобретатель, как эхо.
И тут, как стало Косте совершенно ясно, Лаэрта Анатольевича вдруг посетила какая-то новая мысль.
- Нашу школу будут показывать, - пробормотал Изобретатель. - В двадцать третьем веке показывать...
Пораженный этой новой мыслью, Лаэрт Анатольевич сначала обвел взглядом кабинет физики, потом прикрыл глаза и словно бы стал к чему-то прислушиваться в самом себе.
- Кабинет физики, - вымолвил наконец Изобретатель, - тоже показывать будут...
Вслед за всем этим в Лаэрте Анатольевиче, похоже, пришла в действие неведомая пружина: учитель сорвался с места и бросился к двери, на ходу выкрикивая:
- Все равно без педсовета не обойтись! Тут и думать нечего! Сейчас все еще в учительской!
Он задержался, но только на мгновение, как бы посчитав своим долгом сообщить Косте и Петру, почему, собственно, все учителя теперь находятся в учительской:
- Они страхового агента ждут! Будут страховаться от несчастных случаев. А вы меня ждите здесь!
Дверь захлопнулась.
Петр, все это время хранивший угрюмое молчание, дернул за ручку, но тщетно. Существовало в кабинете физики еще одно техническое чудо электронный замок. Надо было знать его секрет, чтобы уйти. Тогда Петр уселся за один из столов и стал мрачно смотреть в окно.
Костя было устроился рядом с ним, но Петя тут же пересел на другое место и с ненавистью произнес:
- Эх ты! Они же нас просили, доверились, а ты!
- Но ведь нельзя было иначе, - не очень уверенно ответил Костя. - Он и так почти все знал. Вот взял бы да и пошел к тебе домой и сказал твоей бабушке, что видит сквозь стену, и что она говорит ему неправду. К тому же не думал я, что он тут же побежит на педсовет. Мне казалось, он все поймет!
- Ты лучше замолчи! - угрюмо посоветовал Петр. - Я с тобой больше не знаком!
Костя замолчал. Ничего другого не оставалось, и он стал анализировать все то, что случилось.
Похоже, и в самом деле он сделал ошибку?
Медленно, в тишине и молчании, потянулись минуты.
Наконец дверь с треском распахнулась, и в кабинет физики, мешая друг другу, ворвались директор школы Степан Алексеевич, Лаэрт Анатольевич с Аркадией Львовной, которая тащила за руку Марину Букину, и все остальные педагоги.
Но на Петра и Костю никто из них не обратил ни малейшего внимания.
Сразу же Лаэрт Анатольевич бросился к пульту управления и стал нажимать разные кнопки. И раз за разом на большом экране стала повторяться одна и та же картина...
Шоколадный Златко копался во внутренностях блока индивидуального хронопереноса. Бренк сидел рядом с ним, а сквозь кусты жасмина продирались Петр и Костя. Затем весь экран крупным планом занимали хитроумные детали схемы; и после этого все начиналось сначала.
Наконец Лаэрт Анатольевич погасил экран, и вся компания, сыпя односложными восклицаниями, исчезла столь же стремительно, как появилась.
Петр с Костей вновь стали угрюмо смотреть в разные окна.
Как им показалось, прошло очень много времени, прежде чем дверь отворилась снова. На этот раз в кабинет физики вошли только директор и Лаэрт Анатольевич.
У них были очень усталые лица.
Костя и Петр угрюмо поднялись с мест.
- Вы, ребята, домой идите, - сказал Степан Алексеевич и, развернув клетчатый платок, вытер лоб. - Идите! А вашим приятелям из двадцать третьего века скажите вот что: завтра прямо к первому уроку они могут совершенно открыто придти в нашу школу и снимать все, что им заблагорассудится.
Еще раз вытерев лоб, директор устало завершил:
- Должны же они сдать этот свой зачет по натуральной истории! Ведь школьники все же...
Ничего не понимая, Петр и Костя уставились на Степана Алексеевича.
- Ах да, поворот в ходе истории, нежелательные последствия, - Директор школы понимающе усмехнулся. - Так все улажено! Экстренный педсовет принял такое решение - никто, кроме учителей и вас, не будет знать, что эти ребята прибыли к нам из двадцать третьего века. По школе будет объявлено работают корреспонденты из... из-за какого-нибудь рубежа.
Директор снова усмехнулся.
- Так бывает иногда. Вот вы и объясните своим друзьям из будущего, что опасаться им нечего. Раз педсовет принял такое решение, значит, поворота в ходе истории не будет!
5. Съемки будут продолжаться
Петр и Костя кубарем скатились по лестнице, промчались по вестибюлю и выскочили на улицу.
На улице было хорошо, теплый весенний день клонился к вечеру. И Петр, первым перейдя на спокойный шаг, молвил:
- Ну, кажется, все в порядке! Должно быть, удастся сохранить тайну!
Костя промолчал, и Петр понял.
- Да не обижайся ты! Я уж решил, что все потеряно, что не оправдали мы надежды Златко и Бренка! Теперь-то понимаю, что выкрутиться иначе ты никак не мог.
В глазах Петра сверкнули озорные искорки.
- Но они-то, учителя наши, просто молодцами оказались, - сказал он с удовольствием! - Все поняли! Бренк и Златко снимут свой фильм до конца. Там, у себя, спокойно сдадут этот зачет. А у нас про них никто ничего не узнает. Здорово решили на педсовете, прямо не ожидал!
Но тут он с беспокойством добавил:
- Правда, не проговорился бы все-таки кто. Аркадия Львовна меня очень беспокоит.
- Изобретатель тоже беспокоит, - миролюбиво сказал Костя. Взбалмошный очень. Вполне может пристать к Златко и Бренку с расспросами покажи да покажи ему схему.
Костя всей грудью вдохнул запах сирени, глянул на ослепительно голубое небо. Все было хорошо, все разрешилось самым чудесным образом. Чего уж обижаться на Петра, если сгоряча тот высказал что-то не то.
- Вовсе я на тебя не обижаюсь, - сказал Костя приятелю. - Если хочешь знать, я вообще сейчас думаю совсем о другом.
- О чем же? - спросил Петр.
- Жалею, что нет у нас с тобой нет такого же карманного интроскопа, как у Изобретателя.
- Зачем? - не понял Петр.
- А ты разве не хотел бы увидеть, что там у них происходило в учительской? Как они до такой замечательной мысли смогли додуматься! Был бы у нас такой аппарат, могли все узнать. Хотя все равно не могли - под замком сидели.
От огорчения, что не узнают они этого, Костя даже поморщился.
- Ну, ладно! Все уже в прошлом. Пошли скорее к ребятам! Волнуются наверняка!
Они снова ускорили шаг, торопясь к Златко и Бренку. Нет никакого смысла жалеть о том, чего теперь все равно уже не узнаешь. Зато столько интересного теперь было впереди!..
А между тем, в учительской незадолго до этого и в самом деле события разворачивались примечательные. Во всяком случае, никогда прежде здесь не случалось ничего подобного.
Прежде всего, с треском распахнув дверь, в учительскую ворвался бородатый, всклокоченный и очень взволнованный Лаэрт Анатольевич. Педагоги в самом деле ожидали страхового агента, и поэтому все оказались в сборе. Даже директор был не у себя в кабинете, а здесь, в учительской.
Лаэрт Анатольевич с порога обвел коллег сверкающим взглядом.
Он уже открыл было рот, чтобы всех ошеломить потрясающей новостью, которую только что узнал, но успел заметить, что недостает Аркадии Львовны.
Мигом Изобретатель сообразил, что Златко и Бренк объявились как раз на ее уроке. Тут же он припомнил еще и то, что после этого, потрясенная, ошарашенная, она долго рассказывала о невидимых голосах всем другим учителям, но все время сбивалась, путалась, и по этой причине, по правде говоря, никто ей не поверил.
Педагогический коллектив решил, что классная руководительница шестого "А" просто-напросто переутомилась. К концу учебного года это немудрено...
Однако теперь свидетельство Аркадии Львовны должно было стать лишним подтверждением полной достоверности всего того, чем собирался ошеломить всех Изобретатель...
Так что, постояв немного на пороге учительской и ничего не сказав, Лаэрт Анатольевич повернулся на каблуках и кинулся на поиски Аркадии Львовны. Память у него была хорошая: он вспомнил, что совсем недавно вместе с Костей и Петром видел ее сквозь стену в соседнем классе.
После такого эффектного появления и неожиданного исчезновения Лаэрта Анатольевича, кое-кто из учителей заулыбался. Преподаватели старшего поколения снисходительно относились к непосредственности своего молодого коллеги. А вот лицо директора слегка омрачилось. Чудо-кабинетом физики, оборудованном в его школе, Степан Алексеевич и в самом деле втайне гордился, однако к самому Лаэрту Анатольевичу относился не без опаски.
Изобретатель, он и есть Изобретатель. Это совсем не то, что просто обыкновенный учитель физики.
Очень скоро Лаэрт Анатольевич появился вновь. Теперь он тащил за руку Аркадию Львовну. Та, похоже, все еще никак не могла придти в себя после того, как слышала на своем уроке голоса каких-то невидимок.
(Между прочим, любопытная донельзя Марина Букина тоже хотела было прошмыгнуть в учительскую вслед за своим классным руководителем, но Лаэрт Анатольевич затворил дверь прямо перед ее носом).
Выскочив в центр учительской, Лаэрт Анатольевич выкрикнул:
- Вы ничего не знаете! А случилось поразительное! Знаю, сразу вы не поверите, но придется! Придется!!
Учителя, с интересом переглядываясь, задвигались на своих местах. А лицо директора стало еще мрачнее.
- В нашей школе были люди из из двадцать третьего века! - крикнул Лаэрт Анатольевич. - Собственно, они и сейчас еще в нашем времени! Доказательства у меня есть! Нам, именно всем нам пришлось столкнуться с невероятным фактом, который тем не менее - подлинная объективная реальность!
Учителя зашумели. Аркадия Львовна, которую Лаэрт Анатольевич все еще держал за руку, резко дернула головой и тоже хотела что-то сказать. Но ее опередил Степан Алексеевич.
- Продолжайте, Лаэрт Анатольевич, - сказал он устало. - Что же такое у вас приключилось?
- Да не у меня, а у всех нас! - крикнул учитель физики. - Но сначала на уроке ботаники у Аркадии Львовны! Представляете, и все мы, и вся наша школа, будут показаны в двадцать третьем веке!
Омраченным взглядом директор обвел педагогический коллектив.
- Я думаю, в любом случае нам надо все выслушать до конца, - произнес он терпеливо. - Мы, педагоги, каждый день воспитываем не только учащихся, но и самих себя. В том числе и друг друга. Непедагогично будет не дать высказаться нашему коллеге до конца.
Лаэрт Анатольевич продолжал. Он говорил, сбивался, начинал сначала. Однако не забывал демонстрировать убедительные доказательства. Так, например, он вытащил из кармана мини-магнитофон, собранный в брелоке от ключей. В учительской зазвучал записанный на пленку честный рассказ Кости Костикова обо всех событиях. Лаэрт Анатольевич сбивчиво комментировал, вставлял что-то свое.
Где-то на середине записи Аркадия Львовна встрепенулась.
- Так и есть! - воскликнула она. - Все сходится! Значит, они и были в классе! Теперь я спокойна!
Наконец, в учительской прозвучали Костины слова: "Только об этом никто не должен знать, сами понимаете...", и после этого Лаэрт Анатольевич, сам очень взволнованный, выкрикнул:
- Я сам видел этих ребят из будущего на кухне! Правда, не воочию, а только сквозь стену!
- Сквозь какую еще стену? - угрюмо спросил Степан Алексеевич; и тогда Лаэрт Анатольевич достал из другого кармана портативный интроскоп...
Если бы в самом деле за тем, что происходило тогда в учительской, мог наблюдать кто-нибудь посторонний, все, что началось дальше, должно было бы его немало позабавить.
Сначала с помощью карманного интроскопа педагоги стали по очереди смотреть сквозь стену в класс по-соседству и друг на друга. Потом начался очень шумный разговор, причем все говорили одновременно и подкрепляли свои речи жестикуляцией.
Со стороны учительская походила бы в тот момент, вероятно, на театр марионеток. А закончилось все это действо тем, что педагоги гурьбой высыпали из учительской, чтобы в кабинете физики посмотреть кадры, заснятые телекамерой на метеоплощадке.
Когда же все вернулись в учительскую, здесь продолжалась продолжалась бестолковая и сбивчивая беседа, в которой сталкивались мнения, и повышались голоса. И в конце концов наступила в учительской гробовая тишина, потому что педагогический коллектив тоже во все поверил. Слишком уж неопровержимыми были доказательства.
В этой тишине, которую, казалось, можно было даже рукой потрогать, каждый из учителей стал привыкать к мысли, что все, о чем говорил Лаэрт Анатольевич, - правда. Только такая правда, какую нельзя принять сразу же.
А потом Степан Алексеевич покрутил головой и медленно, философски произнес:
- Да... Что творит с нами научно-технический прогресс! Надо поверить, ничего другого не остается. Но я, знаете ли, всегда готов к любым неожиданностям... я ведь, Знаете ли, и на станции юных техников работал, правда, еще не директором...
- Наверное, в РУНО сообщить надо, - осторожно сказала математичка Елизавета Петровна. - Или еще куда-нибудь. Надо же принять какие-то меры.
- Но то, что вы были на метеоплощадке, меня как раз мало волнует. Должен откровенно признаться: гораздо больший интерес у меня вызывает именно вот эта схема.
Учитель обернулся к большому экрану.
- Я ее исследовал, со всем возможным вниманием, но...
Тут голос Изобретателя даже дрогнул от огорчения.
- Но назначения так и не уяснил, - договорил Лаэрт Анатольевич. Скажу даже больше: у меня сложилось твердое убеждение, что аппарат этот представляет собой какое-то совершенно новое слово техники. И я, - глаза Изобретателя вспыхнули, - я во что бы то ни стало должен его увидеть и изучить. Собственно, для этого я вас и пригласил. Полагаю, вам известно, где сейчас находится эта неведомая конструкция?
Костя поднял голову, собираясь с силами для нелегкого объяснения. По натуре был он человеком искренним, но сейчас в интересах всего человечества истину надо было утаить во что бы то ни стало. Собственно, обманом это не было - скорее, маленьким подвигом.
Такого человека, как одержимый изобретательством Лаэрт Анатольевич, нельзя было и близко подпускать к техническим чудесам двадцать третьего века.
Ухватив даже намек, он вполне мог докопаться до сути. Что будет дальше, нетрудно представить: сам построит машину времени, опередив срок, и начнет носиться по истории взад и вперед, принося человечеству непоправимые беды.
Ни за что нельзя было этого допустить. Хоть и выяснилось неожиданно, что Изобретателю удалось зафиксировать фрагмент блока хронопереноса, да еще с датой выпуска, все равно оставалась пока возможность предотвратить неприятности.
- Да, - осторожно начал Костя, стараясь избегать малейших промахов, нас все это, конечно, тоже удивило. Особенно после того, что происходило на уроке Аркадии Львовны.
Сказав это, он аккуратно осведомился:
- Вы, Лаэрт Анатольевич, уже знаете об этом?
- Знаю, - нетерпеливо ответил Изобретатель. - Об этом Аркадия Львовна рассказывала в учительской. Ее даже пришлось отпаивать валерьянкой.
Костя толкнул в бок локтем Петра, чтобы тот на всякий случай пока помалкивал, и продолжил:
- Мы сначала подумали, что это, сами понимаете, пришельцы из космоса, раз там, на уроке...
- Так-так, - с непонятной вкрадчивостью сказал Лаэрт Анатольевич.
- А позже... Мы же знаем, что на метеоплощадку можно ходить только с вами, и заглянули туда лишь потому, что услышали голоса... А как увидели вас, то сразу вспомнили, что нельзя на метеоплощадку, и поэтому убежали.
- И сразу побежали домой... то есть в библиотеку, - вставил все-таки свое слово и Петр.
- Нет, сначала домой, - поправился он, - чтобы сказать бабушке, что бежим в библиотеку.
- В общем, куда делись эти неизвестные ребята, мы не знаем, - поспешил вмешаться Костя и снова толкнул локтем товарища.
Лаэрт Анатольевич с задумчивым видом прошелся по кабинету. Никак нельзя было понять, о чем он думает.
Тут Петр опять решился подыграть Косте:
- Может быть, объявить розыск? - предложил он. - Как они выглядят, зафиксировано. Можно показать портреты по телевизору.
Лаэрт Анатольевич остановился и провел ладонью по всклокоченной бороде.
- А может, и не надо объявлять розыска? - осведомился он вкрадчиво.
- Тогда как быть с аппаратом, схему которого вы хотите понять? - с невинным видом спросил Костя.
Изобретатель прошелся по кабинету. Теперь с жадным любопытством он снова смотрел на экран - на схему маломерного хроноаппарата, сделанного в 2261 году.
Неожиданно для себя Костя подумал: "А ведь 2261 г." это совсем не обязательно означает 2261 год. Это может быть 2261 грамм. Или 2261 градус. Да, но как быть с Юпитерогорском? А с хроноаппаратом?"
И в этот момент Лаэрт Анатольевич голосом, который вдруг оказался теперь не строгим, а чуть ли не умоляющим, молвил:
- Ребята, ну зачем вы говорите неправду? Ведь вы же взрослые люди и должны понимать, как мне важна эта схема! Мне необходимо разобраться, я в жизни не видел ничего подобного...
То, что он сказал дальше, оказалось совершенно неожиданным для Кости:
- Ладно, поиграли и хватит! Я же все знаю! Знаю, что двое этих таинственных незнакомцев пребывают сейчас, Трофименко, в твоей квартире. А совсем недавно они сидели вместе с вами на кухне. Думаю, где-то в квартире находится и этот таинственный аппарат.
- Откуда вы знаете? - с искренним удивлением воскликнул Петр. - Вы же в квартиру не заходили!
Лаэрт Анатольевич полез в карман и извлек маленькую коробочку, похожую на портсигар.
- Вот, - сказал он застенчиво, но все же не без гордости: - это моя недавняя работа - карманный интроскоп. С его помощью можно видеть сквозь любые преграды. Посмотрите-ка...
Учитель приложил коробочку к стене. Поверхность ее осветилась и стала сплошным экраном. Как бы сквозь дымку, на нем стало видно то, что происходило в соседнем классе.
Класс был пуст, только за одним из столов сидели Аркадия Львовна и Марина Букина. Понятно было, что учительница о чем-то взволнованно говорит, а отличница согласно кивает.
Правда, и Аркадия Львовна и Марина выглядели довольно странно: они были полупрозрачны, и сквозь их тела проглядывалась уже почти совсем непрозрачная дальняя стена класса. Но и через нее с улицы все-таки слегка пробивались солнечные лучи.
Лаэрт Анатольевич выключил прибор.
- В общем, - закончил он, - стены кухни твоей квартиры, Трофименко, выходят на лестничную площадку. Все понятно? Но, разумеется, выяснив с помощью интроскопа, что происходит у вас на кухне, я не стал возвращаться и уличать пожилого человека в том, что она...
- Подслушивать и подглядывать некрасиво! - растерянно воскликнул Костя. Теперь он уже не знал, что говорить и как вообще себя вести.
- Я не подслушивал, потому что звуки прибор не фиксирует, и не подглядывал, а еще раз провел испытания.
Учитель вроде бы даже оправдывался, однако при слове "испытания" он сразу вновь стал похож на прежнего Изобретателя.
Глаза Лаэрта Анатольевича опять так и полыхнули огнем любознательности. И, и он снова жадно стал сыпать вопросами:
- Ну, так что вы теперь скажете? Меня интересует абсолютно все! Для чего аппарат предназначен? Откуда он? С какой-нибудь Международной выставки?
Не поверив своим ушам, Костя оторопело взглянул на учителя. Вот это да! Выходило, что Изобретатель так ничего и не понял!
Костя даже растерялся.
"Вот, - подумал он, - до чего же люди, даже такие одаренные, как Изобретатель, бывают односторонними! Как легко могут упустить главное! Все, что интересует сейчас Лаэрта Анатольевича, так это один-единственный аппарат, потому что он не может понять схему, и это мешает ему жить. А между тем от его внимания ускользает то, ситуация, совершенно необычна. Что аппарат попал в наше время не с какой-то выставки, а - страшно даже подумать! - из далекого Будущего!"
Петр угрюмо смотрел в пол. Костя начал лихорадочно думать, что теперь делать дальше. Может, выскочить в дверь, кинуться к Бренку и Златко, предупредить, что им надо искать новое укрытие?..
И тут Косте вдруг пришла совсем уж удивительная мысль.
А не лучше ли... рассказать Лаэрту Анатольевичу все, как есть? В конце концов, несмотря на всю свою увлеченность изобретательством, тот, если даст себе труд подумать, должен и сам понять, что с ходом истории шутки плохи. К тому же учитель физики и человек, в общем, неплохой, должен войти в трудное положение Златко и Бренка.
И Костя решился. Нет, пожалуй, и в самом деле лучшего выхода не найти...
Лаэрт Анатольевич нетерпеливо потер руки.
- Ну-с, - сказал он, - будете и дальше отпираться?
Костя набрал в грудь воздуха.
- Нет, больше не будем, - ответил он. - Хотели мы все это скрыть, но раз вы сквозь стену видели... Только вы приготовьтесь к тому, что правда поначалу покажется вам совершенно невероятной.
Было хорошо видно, как обрадовался Изобретатель при таких словах.
- Ничего страшного, - сказал он благодушно, - Можете даже опустить излишние подробности. Главное для меня - сам этот неведомый аппарат.
Костя отвел глаза от Петра, который смотрел на него с необыкновенным изумлением.
- Нет, Лаэрт Анатольевич, - сказал Костя. - Самое главное во всем, что я вам открою, именно подробности...
- Ну ладно, - благодушно согласился Изобретатель, - можно и с подробностями...
И Костя начал рассказывать все, как есть:
- Лаэрт Анатольевич, послушайте меня, пожалуйста! Как вы думаете: если интересующий вас аппарат с какой-нибудь Международной выставки, почему надпись на нем на русском языке?
- Ну, может, он в экспортном исполнении, специально для нас сделан, ответил Изобретатель беззаботно.
- А что означает "2261 г."?
- Я думал об этом. По-моему это марка.
- Вы, Лаэрт Анатольевич, ошибаетесь, - сказал Костя. - Это означает 2261 год. Дело в том, что заинтересовавший вас маломерный блок индивидуального хронопереноса еще не изготовлен. Вернее, пока не изготовлен, потому что он будет сделан только в двадцать третьем веке. В 2261 году. И эти ребята, которых вы видели у Петра на кухне, тоже из двадцать третьего века. Зовут их, кстати, Златко и Бренк.
Выпалив все это, Костя покосился на Петра. У того даже глаза были вытаращены от изумления. Быстро-быстро, чтобы Петр не успел вмешаться, Костя продолжил:
- Когда Букина доклад делала на уроке ботаники, в классе в самом деле были слышны их голоса. У них исчез эффект кажущегося кажущегося неприсутствия. Это каждый из нашего класса подтвердит, хоть завтра спросите. Потом у Златко и Бренка блок хронопереноса тоже полетел. На метеоплощадке мы с ними и познакомились, когда они уже полностью стали и видимыми и слышимыми. А неправду мы вам сначала просто вынуждены были сказать: они, Златко и Бренк просили все держать в тайне. Да и в самом деле: нельзя же, чтобы все узнали о том, что среди нас есть люди из будущего, из двадцать третьего века. Это может привести к изменению в ходе истории. Но вам мы доверяем, так что, надеемся, все останется между нами.
Лаэрт Анатольевич покрутил бородатой и всклокоченной головой.
- Это надо на педсовет, - пробормотал он.
- Да вы послушайте, - продолжал Костя терпеливо. - Все это очень просто и только на первый взгляд выглядит невероятным...
И отмахнувшись от Петра, который уже немного пришел в себя и хотел было вступить в разговор, он начал рассказывать все по порядку с самого начала.
Минут через двадцать Лаэрт Анатольевич, лицо которого во время Костиного монолога ежесекундно менялось, отражая всю гамму переживаемых им чувств, ударил себя кулаком по лбу. Потом он забегал по кабинету взад и вперед. И наконец застыл на одном месте, так и впившись взглядом в схему на экране. Губы его неясно шевелились, он словно бы открывал в конструкции нечто такое, что укрылось от него раньше, а теперь вдруг стало ясным и доступным.
Костя понял: Лаэрт Анатольевич поверил! Поверил!! Да и как было не поверить, если все доказательства такого невероятного события, как появление людей из будущего, были налицо.
- Теперь вы все знаете, - закончил Костя устало. - И думаю, отдаете себе полный отчет в том, что никто, кроме нас с вами, ничего не должен об этом знать.
- Конечно! Еще бы! - воскликнул Лаэрт Анатольевич, все так же блуждая взглядом по хитросплетению деталей на экране. - Теперь я, пожалуй, могу предположить назначение вот этого блока... должно быть... но вот это, вот это... Загадка... Наверняка при аппарате есть инструкция! Не может быть, чтобы ребятам доверили, пусть они даже из двадцать третьего века...
В Костиной душе шевельнулось еще неясное, но нехорошее предчувствие. Он взмолился:
- Лаэрт Анатольевич, да вы же не должны даже думать об этом, сами понимаете!
- Еще бы! Конечно!! - Лаэрт Анатольевич спохватился, на мгновение его взгляд стал более осмысленным.
Но сейчас же он жадно спросил:
- Послушай, ведь у них, ты говорил, и другой аппарат есть? Этот, как его... кварелескоп? Снимает и тут же все воспроизводит, как наяву... Это потрясающе! А его схему вам не удалось повидать?
- Лаэрт Анатольевич, - воскликнул Костя с укоризной.
- Да, да, - учитель снова спохватился.
Он повторил, словно убеждая в чем-то самого себя:
- Они снимают фильм о нашей школе и об этом никто не должен знать, кроме нас. Иначе случится поворот в ходе истории.
- Не снимают фильм, а снимали, - поправил его Костя, - теперь уже не могут снимать.
- Снимали фильм о нашей школе, и его будут показывать в двадцать третьем веке, - повторил Изобретатель, как эхо.
И тут, как стало Косте совершенно ясно, Лаэрта Анатольевича вдруг посетила какая-то новая мысль.
- Нашу школу будут показывать, - пробормотал Изобретатель. - В двадцать третьем веке показывать...
Пораженный этой новой мыслью, Лаэрт Анатольевич сначала обвел взглядом кабинет физики, потом прикрыл глаза и словно бы стал к чему-то прислушиваться в самом себе.
- Кабинет физики, - вымолвил наконец Изобретатель, - тоже показывать будут...
Вслед за всем этим в Лаэрте Анатольевиче, похоже, пришла в действие неведомая пружина: учитель сорвался с места и бросился к двери, на ходу выкрикивая:
- Все равно без педсовета не обойтись! Тут и думать нечего! Сейчас все еще в учительской!
Он задержался, но только на мгновение, как бы посчитав своим долгом сообщить Косте и Петру, почему, собственно, все учителя теперь находятся в учительской:
- Они страхового агента ждут! Будут страховаться от несчастных случаев. А вы меня ждите здесь!
Дверь захлопнулась.
Петр, все это время хранивший угрюмое молчание, дернул за ручку, но тщетно. Существовало в кабинете физики еще одно техническое чудо электронный замок. Надо было знать его секрет, чтобы уйти. Тогда Петр уселся за один из столов и стал мрачно смотреть в окно.
Костя было устроился рядом с ним, но Петя тут же пересел на другое место и с ненавистью произнес:
- Эх ты! Они же нас просили, доверились, а ты!
- Но ведь нельзя было иначе, - не очень уверенно ответил Костя. - Он и так почти все знал. Вот взял бы да и пошел к тебе домой и сказал твоей бабушке, что видит сквозь стену, и что она говорит ему неправду. К тому же не думал я, что он тут же побежит на педсовет. Мне казалось, он все поймет!
- Ты лучше замолчи! - угрюмо посоветовал Петр. - Я с тобой больше не знаком!
Костя замолчал. Ничего другого не оставалось, и он стал анализировать все то, что случилось.
Похоже, и в самом деле он сделал ошибку?
Медленно, в тишине и молчании, потянулись минуты.
Наконец дверь с треском распахнулась, и в кабинет физики, мешая друг другу, ворвались директор школы Степан Алексеевич, Лаэрт Анатольевич с Аркадией Львовной, которая тащила за руку Марину Букину, и все остальные педагоги.
Но на Петра и Костю никто из них не обратил ни малейшего внимания.
Сразу же Лаэрт Анатольевич бросился к пульту управления и стал нажимать разные кнопки. И раз за разом на большом экране стала повторяться одна и та же картина...
Шоколадный Златко копался во внутренностях блока индивидуального хронопереноса. Бренк сидел рядом с ним, а сквозь кусты жасмина продирались Петр и Костя. Затем весь экран крупным планом занимали хитроумные детали схемы; и после этого все начиналось сначала.
Наконец Лаэрт Анатольевич погасил экран, и вся компания, сыпя односложными восклицаниями, исчезла столь же стремительно, как появилась.
Петр с Костей вновь стали угрюмо смотреть в разные окна.
Как им показалось, прошло очень много времени, прежде чем дверь отворилась снова. На этот раз в кабинет физики вошли только директор и Лаэрт Анатольевич.
У них были очень усталые лица.
Костя и Петр угрюмо поднялись с мест.
- Вы, ребята, домой идите, - сказал Степан Алексеевич и, развернув клетчатый платок, вытер лоб. - Идите! А вашим приятелям из двадцать третьего века скажите вот что: завтра прямо к первому уроку они могут совершенно открыто придти в нашу школу и снимать все, что им заблагорассудится.
Еще раз вытерев лоб, директор устало завершил:
- Должны же они сдать этот свой зачет по натуральной истории! Ведь школьники все же...
Ничего не понимая, Петр и Костя уставились на Степана Алексеевича.
- Ах да, поворот в ходе истории, нежелательные последствия, - Директор школы понимающе усмехнулся. - Так все улажено! Экстренный педсовет принял такое решение - никто, кроме учителей и вас, не будет знать, что эти ребята прибыли к нам из двадцать третьего века. По школе будет объявлено работают корреспонденты из... из-за какого-нибудь рубежа.
Директор снова усмехнулся.
- Так бывает иногда. Вот вы и объясните своим друзьям из будущего, что опасаться им нечего. Раз педсовет принял такое решение, значит, поворота в ходе истории не будет!
5. Съемки будут продолжаться
Петр и Костя кубарем скатились по лестнице, промчались по вестибюлю и выскочили на улицу.
На улице было хорошо, теплый весенний день клонился к вечеру. И Петр, первым перейдя на спокойный шаг, молвил:
- Ну, кажется, все в порядке! Должно быть, удастся сохранить тайну!
Костя промолчал, и Петр понял.
- Да не обижайся ты! Я уж решил, что все потеряно, что не оправдали мы надежды Златко и Бренка! Теперь-то понимаю, что выкрутиться иначе ты никак не мог.
В глазах Петра сверкнули озорные искорки.
- Но они-то, учителя наши, просто молодцами оказались, - сказал он с удовольствием! - Все поняли! Бренк и Златко снимут свой фильм до конца. Там, у себя, спокойно сдадут этот зачет. А у нас про них никто ничего не узнает. Здорово решили на педсовете, прямо не ожидал!
Но тут он с беспокойством добавил:
- Правда, не проговорился бы все-таки кто. Аркадия Львовна меня очень беспокоит.
- Изобретатель тоже беспокоит, - миролюбиво сказал Костя. Взбалмошный очень. Вполне может пристать к Златко и Бренку с расспросами покажи да покажи ему схему.
Костя всей грудью вдохнул запах сирени, глянул на ослепительно голубое небо. Все было хорошо, все разрешилось самым чудесным образом. Чего уж обижаться на Петра, если сгоряча тот высказал что-то не то.
- Вовсе я на тебя не обижаюсь, - сказал Костя приятелю. - Если хочешь знать, я вообще сейчас думаю совсем о другом.
- О чем же? - спросил Петр.
- Жалею, что нет у нас с тобой нет такого же карманного интроскопа, как у Изобретателя.
- Зачем? - не понял Петр.
- А ты разве не хотел бы увидеть, что там у них происходило в учительской? Как они до такой замечательной мысли смогли додуматься! Был бы у нас такой аппарат, могли все узнать. Хотя все равно не могли - под замком сидели.
От огорчения, что не узнают они этого, Костя даже поморщился.
- Ну, ладно! Все уже в прошлом. Пошли скорее к ребятам! Волнуются наверняка!
Они снова ускорили шаг, торопясь к Златко и Бренку. Нет никакого смысла жалеть о том, чего теперь все равно уже не узнаешь. Зато столько интересного теперь было впереди!..
А между тем, в учительской незадолго до этого и в самом деле события разворачивались примечательные. Во всяком случае, никогда прежде здесь не случалось ничего подобного.
Прежде всего, с треском распахнув дверь, в учительскую ворвался бородатый, всклокоченный и очень взволнованный Лаэрт Анатольевич. Педагоги в самом деле ожидали страхового агента, и поэтому все оказались в сборе. Даже директор был не у себя в кабинете, а здесь, в учительской.
Лаэрт Анатольевич с порога обвел коллег сверкающим взглядом.
Он уже открыл было рот, чтобы всех ошеломить потрясающей новостью, которую только что узнал, но успел заметить, что недостает Аркадии Львовны.
Мигом Изобретатель сообразил, что Златко и Бренк объявились как раз на ее уроке. Тут же он припомнил еще и то, что после этого, потрясенная, ошарашенная, она долго рассказывала о невидимых голосах всем другим учителям, но все время сбивалась, путалась, и по этой причине, по правде говоря, никто ей не поверил.
Педагогический коллектив решил, что классная руководительница шестого "А" просто-напросто переутомилась. К концу учебного года это немудрено...
Однако теперь свидетельство Аркадии Львовны должно было стать лишним подтверждением полной достоверности всего того, чем собирался ошеломить всех Изобретатель...
Так что, постояв немного на пороге учительской и ничего не сказав, Лаэрт Анатольевич повернулся на каблуках и кинулся на поиски Аркадии Львовны. Память у него была хорошая: он вспомнил, что совсем недавно вместе с Костей и Петром видел ее сквозь стену в соседнем классе.
После такого эффектного появления и неожиданного исчезновения Лаэрта Анатольевича, кое-кто из учителей заулыбался. Преподаватели старшего поколения снисходительно относились к непосредственности своего молодого коллеги. А вот лицо директора слегка омрачилось. Чудо-кабинетом физики, оборудованном в его школе, Степан Алексеевич и в самом деле втайне гордился, однако к самому Лаэрту Анатольевичу относился не без опаски.
Изобретатель, он и есть Изобретатель. Это совсем не то, что просто обыкновенный учитель физики.
Очень скоро Лаэрт Анатольевич появился вновь. Теперь он тащил за руку Аркадию Львовну. Та, похоже, все еще никак не могла придти в себя после того, как слышала на своем уроке голоса каких-то невидимок.
(Между прочим, любопытная донельзя Марина Букина тоже хотела было прошмыгнуть в учительскую вслед за своим классным руководителем, но Лаэрт Анатольевич затворил дверь прямо перед ее носом).
Выскочив в центр учительской, Лаэрт Анатольевич выкрикнул:
- Вы ничего не знаете! А случилось поразительное! Знаю, сразу вы не поверите, но придется! Придется!!
Учителя, с интересом переглядываясь, задвигались на своих местах. А лицо директора стало еще мрачнее.
- В нашей школе были люди из из двадцать третьего века! - крикнул Лаэрт Анатольевич. - Собственно, они и сейчас еще в нашем времени! Доказательства у меня есть! Нам, именно всем нам пришлось столкнуться с невероятным фактом, который тем не менее - подлинная объективная реальность!
Учителя зашумели. Аркадия Львовна, которую Лаэрт Анатольевич все еще держал за руку, резко дернула головой и тоже хотела что-то сказать. Но ее опередил Степан Алексеевич.
- Продолжайте, Лаэрт Анатольевич, - сказал он устало. - Что же такое у вас приключилось?
- Да не у меня, а у всех нас! - крикнул учитель физики. - Но сначала на уроке ботаники у Аркадии Львовны! Представляете, и все мы, и вся наша школа, будут показаны в двадцать третьем веке!
Омраченным взглядом директор обвел педагогический коллектив.
- Я думаю, в любом случае нам надо все выслушать до конца, - произнес он терпеливо. - Мы, педагоги, каждый день воспитываем не только учащихся, но и самих себя. В том числе и друг друга. Непедагогично будет не дать высказаться нашему коллеге до конца.
Лаэрт Анатольевич продолжал. Он говорил, сбивался, начинал сначала. Однако не забывал демонстрировать убедительные доказательства. Так, например, он вытащил из кармана мини-магнитофон, собранный в брелоке от ключей. В учительской зазвучал записанный на пленку честный рассказ Кости Костикова обо всех событиях. Лаэрт Анатольевич сбивчиво комментировал, вставлял что-то свое.
Где-то на середине записи Аркадия Львовна встрепенулась.
- Так и есть! - воскликнула она. - Все сходится! Значит, они и были в классе! Теперь я спокойна!
Наконец, в учительской прозвучали Костины слова: "Только об этом никто не должен знать, сами понимаете...", и после этого Лаэрт Анатольевич, сам очень взволнованный, выкрикнул:
- Я сам видел этих ребят из будущего на кухне! Правда, не воочию, а только сквозь стену!
- Сквозь какую еще стену? - угрюмо спросил Степан Алексеевич; и тогда Лаэрт Анатольевич достал из другого кармана портативный интроскоп...
Если бы в самом деле за тем, что происходило тогда в учительской, мог наблюдать кто-нибудь посторонний, все, что началось дальше, должно было бы его немало позабавить.
Сначала с помощью карманного интроскопа педагоги стали по очереди смотреть сквозь стену в класс по-соседству и друг на друга. Потом начался очень шумный разговор, причем все говорили одновременно и подкрепляли свои речи жестикуляцией.
Со стороны учительская походила бы в тот момент, вероятно, на театр марионеток. А закончилось все это действо тем, что педагоги гурьбой высыпали из учительской, чтобы в кабинете физики посмотреть кадры, заснятые телекамерой на метеоплощадке.
Когда же все вернулись в учительскую, здесь продолжалась продолжалась бестолковая и сбивчивая беседа, в которой сталкивались мнения, и повышались голоса. И в конце концов наступила в учительской гробовая тишина, потому что педагогический коллектив тоже во все поверил. Слишком уж неопровержимыми были доказательства.
В этой тишине, которую, казалось, можно было даже рукой потрогать, каждый из учителей стал привыкать к мысли, что все, о чем говорил Лаэрт Анатольевич, - правда. Только такая правда, какую нельзя принять сразу же.
А потом Степан Алексеевич покрутил головой и медленно, философски произнес:
- Да... Что творит с нами научно-технический прогресс! Надо поверить, ничего другого не остается. Но я, знаете ли, всегда готов к любым неожиданностям... я ведь, Знаете ли, и на станции юных техников работал, правда, еще не директором...
- Наверное, в РУНО сообщить надо, - осторожно сказала математичка Елизавета Петровна. - Или еще куда-нибудь. Надо же принять какие-то меры.