Правда, сама обстановка здесь отличалась от той, что царила на уроке геометрии. Шел урок литературы, и преподаватель Петр Ильич, целиком ушедший в себя и словно бы окаменевший, смотрел в стену.
Однако ученики, тоже все как на подбор незнакомые, лихо справлялись и без педагога. Они вели жаркий диспут о том, как постепенно менялся образ лишнего человека в русской литературе. Только что кто-то из учеников высказал предположение, что Евгений Онегин, доведись ему родиться в Древнем Риме, а не в царской России, немедленно примкнул бы к восстанию Спартака. А Григорий Печорин в той же ситуации скорее всего остался бы пассивным холодным наблюдателем, не сочувствующим ни рабам, ни рабовладельцам...
Бренк добросовестно прильнул к фонокварелескопу. Костя был озадачен тем, что видел уже во втором по счету классе и ничего не мог понять; он все время молчал. Златко пробормотал:
- Если б такое слышали Александр Сергеевич и Михаил Юрьевич...
- Дальше пошли, - мрачнея все больше и больше, предложил Петр, - или уже хватит?
- Нет-нет, - сказал Златко, - не хватит. На каждом уроке что-то новое, хотя, откровенно говоря, битву при Грюнвальде гораздо интереснее было бы снимать.
Покосившись на него, Петр хотел было что-то сказать, но сдержался.
Следующим оказался кабинет истории. Собравшиеся здесь незнакомые учащиеся тоже никак не прореагировали на появление иностранных корреспондентов и сопровождающих их лиц. Однако сама Вера Владимировна повела себя иначе.
Несколько секунд она смотрела на всех четверых широко раскрытыми глазами, а потом растерянно обвела взглядом незнакомых учащихся за столами. Затем лицо Верочки разом вспыхнуло, словно осветилось изнутри. Она вскочила из-за стола, выбежала из класса, и ее каблучки застучали по лестнице, ведущей на первый этаж.
Там, рядом с буфетом, был кабинет директора.
И Петр тоже наконец не выдержал.
- Убирай! - сказал он Бренку. - Убирай свой фонокварелескоп и пошли отсюда! Нечего здесь больше снимать! Сеанс окончен!
- Как это окончен? - не понял Златко. - Что случилось?
- Пойдем, пойдем, - стиснув зубы, сказал Петр, - там я тебе все объясню. Не здесь же, при этих вот... отличниках!
Схватив Златко за руку, он вытащил его в коридор. Ничего еще не понимая, за ними последовали и Бренк с Костей.
Петр захлопнул дверь кабинета истории. За ней было тихо: дисциплинированные учащиеся - звонок с урока еще не прозвенел! - оставались на своих местах. Петр выскочил на лестничную площадку, но снизу, с первого этажа, донеслись голоса. Голос Верочки, в котором звучали слезы, произнес:
- Степан Алексеевич, как вы могли?
Бренк, перегнувшись через перила, сунул вниз на вытянутой руке фонокварелескоп.
- Так я ведь, Вера Владимировна, в СМУ когда-то работал, - ответил голос директора. - Помогли, помогли старые друзья, пришли на выручку. К тому же ремонт все равно надо было когда-нибудь делать, а тут такой случай. Правда, вы, наверное, не заметили, задние стены и сейчас еще красят. Но главное, фасад успели к утру сделать...
- Да при чем здесь фасад, - долетел дрожащий голос Верочки. - Как вы могли? Эта экскурсия...
- Вера Владимировна, - мягко сказал директор. - Невестка у меня работает в экскурсионном бюро. И спонсоры нашлись.
- Вы просто заманили ребят, чтобы они не пошли в школу, чтобы вместо них в классах были другие...
- Вера Владимировна, - донесся мягкий директорский голос, - ведь мы же с вами, и не только с вами, вчера обо всем договорились.
- Да, - в голосе Верочки слезы теперь были слышны совершенно явственно, - мы договорились, но я не думала, что дойдет до такого! Скрепя сердце, я обещала, что буду на своем уроке спрашивать только сильных учеников... чтобы школа не ударила лицом в грязь... чтобы не создалось плохого впечатления... Но я же не думала, что вы всех замените...
- Вера Владимировна, Верочка, - долетел мягкий голос директора, - это и есть очень сильные ученики, отличники, которых вы могли спрашивать о чем угодно, хоть по всему курсу. Я должен честно признаться: эта мысль с экскурсией и... э... некоторой заменой учащегося состава пришла мне в голову в самый последний момент. Но ведь такая замена - это полностью гарантированный успех. Это же все, как на подбор, победители олимпиад, люди проверенные. Дисциплинированные - пришли на час раньше, не подвели. Победители исторических олимпиад, кстати, тоже! Они, разумеется, не знают, кто и зачем будет снимать, все соблюдено! Верочка, вы просто недооценили. Ведь для двадцать третьего века снимают! Представляете, каких трудов стоило организовать все это за один вечер? Изо всех московских школ, отовсюду! Хорошо еще, что я и в Мосгоруно когда-то работал.
- Вы понимаете, как это называется?! - закричала Верочка. - Ведь такие, как вы... из-за таких, как вы... Вы ведь не настоящее обманываете, а будущее! И зачем? Зачем?
Каблучки Верочки стали стремительно удаляться.
- Так ведь на самом деле не все хорошо, - долетел голос директора. Есть очень сильно неуспевающие или, допустим, мы с вами хорошо знаем, что в столярной мастерской нет никаких условий для занятий. И медсестру для школы найти никак не можем... Но им-то, в будущем, в нашем с вами будущем, зачем обо всем этом знать? Какое у них останется о нашей школе впечатление?... Эх, и свалилось же все это на мою голову!
- Все понятно? - шепотом спросил Петр Трофименко.
- Ничего нам не понятно, - ответил Златко. - Объясни, что здесь происходит? Почему мы больше не можем снимать?
И тогда Петр взорвался. Он говорил свистящим шепотом, потому что не хотел все-таки нарушать чинную тишину, и слова вылетали из него, как пар из перегретого чайника.
- Да неужели непонятно? Вы снимаете то, чего на самом деле нет! Вам же не нашу школу показывают, а картинку! Вам хотят показать все, как можно лучше! Как же, ведь для двадцать третьего века снимают! - передразнил он Степана Алексеевича. - Эх!..
В сердцах он махнул рукой.
- Вы лучше библиотеку снимете, там ни одной настоящей книги нет, только полезные советы так и лежат который год, как пионерским строем под барабан ходить! Или столярную мастерскую снимите!
- В мастерской мы не были, - оторопело отозвался Петр.
- Пошли отсюда! - свистящим шепотом распорядился Петр. - Нечего больше снимать, везде вам покажут одно и то же! Да не по этой лестнице пойдем, а по другой. Степан Алексеевич сейчас наверное у буфета стоит, ждет, чтобы вы и буфет сняли, потому что он наверняка и в "Гастрономе" каком-нибудь раньше работал.
- В буфете мы тоже не были, - растерянно сказал Бренк.
- И не пойдете! - отрезал Петр. - Раньше надо было идти, когда эффект кажущегося неприсутствия действовал.
7. Эффект кажущегося присутствия
С обратной стороны школа большей частью в самом деле оставалась еще прежней, бело-серой, но работа шла быстро. Стены были буквально обвешаны люльками с энергичными малярами и с ведрами розовой краски. Петр, Костя, Златко и Бренк сидели на укромной скамеечке в глубине школьного сада, наблюдали за перемещениями люлек вверх и вниз, слушали производственную речь, которая сопровождала покраску.
И немного успокоившись после всего пережитого, Петр сказал:
- Вы уж нас, ребята, извините! Но, видно, не судьба вам снять ваш фильм. Если с самого начала не задалось, пиши пропало! Раз сломался блок индивидуального хронопереноса, значит, придется вам там у себя в двадцать третьем веке все на него списывать. Вам не попадет?
Златко барабанил пальцами по скамейке. Бренк нажал на фонокварелескопе кнопку и среди кустов в необычном ракурсе - сверху вниз и под углом в сорок пять градусов - возникли красная, гневная и красивая Вера Владимировна и спокойный Степан Алексеевич, стоящие между буфетом и директорским кабинетом.
- Невестка у меня работает в экскурсионном бюро, - сразу же сказал директор школы.
- Да выключи ты! - снова вскипел Петр.
Директор и разгневанная Верочка исчезли. Златко все еще барабанил пальцами по скамейке.
- Так вы хотите сказать - я правильно понял? - всего того, что мы видели, на самом деле нет? - спросил он наконец. - Неужели вам уже знаком эффект кажущегося присутствия? Хотя голограммы, вроде бы, давно... не помнишь, Бренк? Но нет, все-таки, кажется, у вас, в девяностые годы двадцатого столетия, были только неподвижные голограммы, а здесь...
Костя, до этого все время молчавший, словно бы слушавший что-то внутри себя, наконец вмешался в разговор:
- Не голограмма это! - сказал он. - Голограмма, это когда видишь то, чего на самом деле нет, а вы видели то, что есть на самом деле, то есть вполне реальных людей и реальные предметы, но все-таки видели то, чего на самом деле нет. То есть, конечно, есть, но по-другому. Есть не так гладко и хорошо, как вы видели.
Бренк и Златко переглянулись. На лицах обоих была написано такое недоумение, словно оно специально было усилено с помощью какого-то специального усилителя.
- Сейчас я объясню, раз вы все еще ничего не понимаете, - терпеливо и рассудительно произнес Костя. - Бывает у вас так, что вы хотите кому-то показаться лучше, чем на самом деле?
- А зачем? - недоумевая, спросил Бренк.
Костя немного подумал.
- Вот, скажем, вы не выучили урока, но хотите, чтобы учитель думал, что выучили...
- Учитель все равно узнает, потому что как только мы входим в класс, излучение... - Златко осекся, внимательно посмотрел на Петра и Костю, но потом все-таки договорил: - В общем, то, что мы усвоили накануне, то, что мы знаем, чего не знаем, моментально фиксируется специальными устройствами, и даже степень усвоения оценивается с точностью до... но это не важно.
- Ладно, - сказал Костя, не теряя терпения. - А вы сказку знаете про кота в сапогах?
- Это которую Шарль Перро? - спросил Бренк.
- Я так и знал, что эта сказка дойдет до двадцать третьего века! обрадовался Костя. - Вечная сказка! Так помните, как король спрашивает, чьи это поля, а кот отвечает - маркиза Карабаса, хотя на самом деле не его? У нас тот же случай! То, чего нет, показывают, когда хотят, чтобы другие думали, что есть. Поняли?
- А зачем? - спросил Златко. - Не лучше ли знать, как есть на самом деле? Это всем полезнее!
Петр, удивляясь непониманию, опять взорвался:
- Да лучше, лучше! Лучше, конечно! Кто же с этим спорит?
Бренк вдруг хлопнул себя кулаком по лбу.
- Постойте! Я, вроде, начинаю понимать. В истории такие вещи уже случались! Вот Иммануил и Григорий только что были в восемнадцатом веке, снимали эпоху Екатерины Второй. Там были потемкинские деревни... Так у вас тоже самое?
- Какие потемкинские деревни? - подозрительно спросил Петр.
- Потемкинские деревни? Ну это что-то вроде того, как один князь по фамилии Потемкин, желая показать государыне-императрице, как хорошо живут подданные, приказал построить из фанеры силуэты роскошных домов, за которыми были спрятаны настоящие плохие дома, а с дороги, по которой проезжала императрица, не видно было, что это только силуэты.
После таких слов Петр обиделся за время, в которое он живет.
- Силуэты! - сказал он возмущенно. - Ничего вы не понимаете, а еще из двадцать третьего века. Какие же у нас силуэты! У нас вон всего сколько есть настоящего! Вы, небось, видели, когда невидимые были, что и на самом деле...
- Тогда зачем? - спросил Златко.
И тут же непонятно откуда возникла все еще разгневанная и взволнованная Вера Владимировна, бросившая свой урок. Увидев ребят на скамейке, Верочка мгновение поколебалась и села рядом с ними.
- Я из педагогов уйду! - сразу же объявила преподавательница, глядя в сторону. - Мама все время говорит, что мне нужна более спокойная работа. Экономист или библиотекарь. С моим университетским образованием я вполне смогу работать в библиотеке.
- Вера Владимировна, - оторопело отозвался Петр, - да вы что? Как же можно бросить историю? Ничего ее интереснее нет! Ее нельзя не любить и не знать! Вот ребята, они хоть и из двадцать третьего века, а все равно даже про потемкинские деревни знают!
- Правда? - Верочка растроганно провела рукой по глазам.
Бренк и Златко, испуганно взглянув на Петра, резко поднялись. Верочка слабо улыбнулась.
Бренк и Златко опять сели на скамейку. Отчего-то молодая учительница сразу им понравилась.
- Почему не снимают? - переспросил Петр. - Вера Владимировна, мы же не зря сидим здесь и вспоминаем потемкинские деревни. Наша школа такая же деревня.
- Ребята, постойте, - сказала Верочка изумленно. - Вы из будущего, и вы все поняли? Неужели вам это тоже знакомо?
- Похоже, что не знакомо, - ответил Костя за Бренка и Златко. - Вот мы сейчас им и объясняем.
- Ох! - снова вспыхнула Верочка. - Что они о нас подумают! Как все это нехорошо получилось!
- И все-таки наша школа совсем не потемкинская деревня, - упрямо повторил Петр. - Там-то, как я понял, дальше некуда было, а у нас... Если бы я собрался, я б тоже про Евгения Онегина чего-нибудь придумал, не хуже отличников. Подумаешь, они говорили про Древний Рим! А я мог бы сказать, что в наше время Онегин запросто в космонавты пошел бы или в Антарктиду уехал года на два, на три, не меньше! А Печорин, понятно, ни туда бы, ни сюда!
Вера Владимировна быстро взглянула на него, потом на ребят из будущего. И она сказала совсем другим голосом, голосом преподавателя или экскурсовода:
- Нет, конечно! Нашу школу никак не назовешь потемкинской деревней, потому что Григорий Александрович Потемкин жил совсем в другую историческую эпоху. У каждого времени свои термины, а вам, ребята, к сожалению, довелось наблюдать довольно широко распространенное явление, которое в просторечии получило название... в общем, даже называть не хочется, какое! Явление, когда разным комиссиям, инспекциям, начальству, корреспондентам показывают на всякий случай не то, что есть на самом деле, а, так сказать, сглаженную, отлакированную действительность. Надо правду сказать, в наши дни это явление преодолевается, но проявляются рецидивы. Вот вы, например, свалились нашему директору на голову, да не откуда-нибудь, а из даже двадцать третьего века. Как же можно, чтобы что-то показалось не так! Вот и сработал условный рефлекс...
Верочка было замолчала, но тут же в ней пробудился уже не только преподаватель истории, но историк в более широком смысле.
- Но, может, вам и повезло, - молвила она задумчиво, - что вы все это увидели. С исследовательской точки зрения. Вот я сама так бы хотела посмотреть на эти потемкинские деревни! Как историк.
Она посмотрела на Бренка и Златко и снова стала учительницей.
- Так вы все поняли, разобрались, что произошло?
- Вроде бы разобрались, - задумчиво сказал Бренк. - Но там мы у себя еще серьезную историческую литературу почитаем о вашем времени. Не повредит!
Было видно, что Верочке до смерти тоже хочется заглянуть в будущее, засыпать Бренка и Златко вопросами, но учительница сдержалась именно потому, что была историком и с уважением относилась к закономерностям исторического процесса.
Вместо этого она участливо спросила:
- А как же вы теперь? Фильм не сняли, к зачету по натуральной истории не готовы, неисправность блока индивидуального хронопереноса проморгали. Попадет?
Бренк и Златко не успели ответить, потому что Петр, сделав над собой усилие, произнес, глядя в землю под ногами:
- Вот что, ребята! Мы вас по дружбе просим: вы уж у себя не рассказывайте, что у нас видели. И записи сегодняшние не показывайте никому, а? За нашу школу обидно!
- Нет-нет! - сказала Верочка голосом историка. - Наука есть наука. Что было, то было. и вы вправе даже выступить с научным сообщением о некоторых частностях...
- Вера Владимировна, - широко улыбаясь, сказал Бренк. - Как же это мы можем выступить? Нам же головы снимут, если узнают, что мы вступали в прямое общение!
- А вместе с тем объективность историка требует, - начала Верочка, чтобы вы... - она остановилась. - Да, но вы, пожалуй, и в самом деле не можете признаться, что вступали в прямое общение со мной, с нами... Парадокс какой-то! Давайте разберемся, может ли наше общение хоть каким-то образом и как именно отразиться на ходе истории в каких-то частностях...
- Вера Владимировна, - молвил Златко, - как-нибудь обойдется у нас. А у вас самих-то теперь что будет? Ребята должны были проследить, как мы фильм снимаем, а мы здесь сидим. Вам от директора не попадет?
Теперь заговорил Костя:
- В нашем времени все будет нормально, я уже проанализировал ситуацию. Степан Алексеевич должен быть спокоен. В школе - полный порядок, чистота, образцовое содержание. Идут уроки, все, как по маслу. Прозвенит звонок на перемену, отличники выйдут в коридор, чтобы кругами по нему ходить. Лаэрт Анатольевич наверняка еще какую-нибудь новинку броскую подготовил, чтобы было что поснимать для двадцать третьего века. Хотя лично я не без симпатии отношусь к Лаэрту Анатольевичу - мне всегда по душе порыв к творчеству. А что касается вас, вы ведь снимаете, снимаете, да в любой момент можете исчезнуть, как только в вашем времени спохватятся. Лаэрту Анатольевичу мы об этом говорили, он должен был и Степану Алексеевичу сказать. Так, может, вы уже исчезли, а?
Он хотел взглянуть на Бренка и Златко, но не смог этого сделать, потому что в этот самый момент школьники из двадцать третьего века исчезли.
Между Петром и Верой Владимировной теперь было на скамейке пустое место.
- И в самом деле исчезли, - немного растерянно, но вместе с тем и рассудительно молвил Костя.
- Эх! - воскликнул Петр. - А я хотел, чтобы они снова к нам пошли! Бабушка обед готовит, а когда она за это берется, просто пальчики оближешь. А я... - он вдруг запнулся, покраснел, но все же договорил: - А я бы им даже на скрипке сыграл. Эх, не успели! Только-только подружились по-настоящему...
Вера Владимировна вздохнула.
- Подумать только, - проговорила она задумчиво, - люди из двадцать третьего века, а мальчишки, точно такие же мальчишки, совсем, как вы...
Но в этот самый момент Бренк и Златко снова появились перед ними прямо из ничего, из воздуха. Но одеты они теперь были в прежние голубые штаны и зеленые куртки с оранжевыми горошинами.
- Значит, вы еще в нашем времени? - оторопело спросил Петр.
Златко рассмеялся.
- Нет, все в порядке, страховочные каналы сработали нормально. И мы уже довольно долго снова живем в своем времени. Теперь у нас не февраль, а июнь. Но надо же вам вернуть вещи.
Он поставил на скамейку сумки.
Теперь заговорил Бренк:
- Мы специально выбрали этот момент, когда вы еще здесь сидите. Как видите, точно рассчитали, хотя могли и ошибиться. Но теперь в самом деле придется прощаться. Мы к вам тайком, только на несколько минут, в нашем времени никто об этом не знает...
- Как там у вас? - спросил Петр. - Не попало?
Златко махнул рукой.
- В общем, не беспокойтесь!
Он взглянул на Костю, и на его лице отразилось сомнение. Но потом он все-таки решился.
- Эх, была не была! Надеюсь, ничего от этого не изменится, к тому же в вашем времени уже гипотеза есть... Вот что мне покоя не дает! Ты скажи, скажи этой Марине Букиной, что раскопки Лики в Африке ничего не доказывают. На самом деле родина человека - это Атлантида, оттуда пришел на другие материки кроманьонский человек. А все другие человекоподобные - это тупиковые виды. В вашем времени уже есть гипотеза о том, что место происхождения человека это Атлантида, ее выдвинул один писатель-фантаст, но пока ему мало кто верит. Но мы-то знаем: так и было на самом деле! Раз уж есть гипотеза, можно сказать Марине, что она не права! Меня лично ее доклад очень задел, потому что сам я уже был однажды в Атлантиде...
Он не договорил, махнул рукой и закончил:
- У нас запас энергии иссякает. Прощайте, ребята!
И тут, не договорив, он снова исчез; Бренк исчез тоже.
Стало очень тихо, казалось тишину можно даже увидеть.
По неизвестной причине на какое-то время смолкли даже и все до единого мастера в люльках, придававшие школе номер 1441 торжественный розовый цвет. И от этой наступившей тишины Петру Трофименко и Косте Костикову вдруг стало невыразимо грустно.
Кончилось невероятное приключение, какое до сих пор никому не выпадало на долю.
Потом тишина была нарушена - в школе зазвенел звонок. И теперь нужно было возвращаться к прежней жизни, потому что время не может стоять на месте, и двадцатый век стремится к двадцать первому, как двадцать третий к двадцать четвертому, и так далее, и так всегда будет...
И тут в голову Косте Костикову, склонному к анализу и размышлениям, пришла в голову одна мысль, и он сказал:
- Послушайте! Похоже, мы сегодня тоже сдали свой зачет по натуральной истории. А могли бы ведь и не сдать. Некоторые другие не сдали.
Директор Степан Алексеевич снова стоял на ступеньках школьного подъезда. Увидев Костю и Петра без Златко и Бренка, он обеспокоился:
- А где же наши иностранные корреспонденты?
Ответила Вера Владимировна:
- Им пришлось срочно отбыть в свою страну.
- Ну что ж, - директор кашлянул, - хотя жаль, говоря по правде.
...Вот так и закончилась вся эта история. Костя и Петр полагали, что никогда больше они не увидят Златко и Бренка. Не бывает же так, чтобы одно и то же чудо повторялось дважды.
Прошли весна и лето, наступила осень. Теперь Костя и Петр были уже не шестиклассниками, а семиклассниками. И в один прекрасный день вдруг выяснилось, что необыкновенные события и необыкновенная дружба сквозь века на самом деле только-только начинаются, что впереди их ждут приключения, еще увлекательнее, чем в этой, самой первой истории...
Однако ученики, тоже все как на подбор незнакомые, лихо справлялись и без педагога. Они вели жаркий диспут о том, как постепенно менялся образ лишнего человека в русской литературе. Только что кто-то из учеников высказал предположение, что Евгений Онегин, доведись ему родиться в Древнем Риме, а не в царской России, немедленно примкнул бы к восстанию Спартака. А Григорий Печорин в той же ситуации скорее всего остался бы пассивным холодным наблюдателем, не сочувствующим ни рабам, ни рабовладельцам...
Бренк добросовестно прильнул к фонокварелескопу. Костя был озадачен тем, что видел уже во втором по счету классе и ничего не мог понять; он все время молчал. Златко пробормотал:
- Если б такое слышали Александр Сергеевич и Михаил Юрьевич...
- Дальше пошли, - мрачнея все больше и больше, предложил Петр, - или уже хватит?
- Нет-нет, - сказал Златко, - не хватит. На каждом уроке что-то новое, хотя, откровенно говоря, битву при Грюнвальде гораздо интереснее было бы снимать.
Покосившись на него, Петр хотел было что-то сказать, но сдержался.
Следующим оказался кабинет истории. Собравшиеся здесь незнакомые учащиеся тоже никак не прореагировали на появление иностранных корреспондентов и сопровождающих их лиц. Однако сама Вера Владимировна повела себя иначе.
Несколько секунд она смотрела на всех четверых широко раскрытыми глазами, а потом растерянно обвела взглядом незнакомых учащихся за столами. Затем лицо Верочки разом вспыхнуло, словно осветилось изнутри. Она вскочила из-за стола, выбежала из класса, и ее каблучки застучали по лестнице, ведущей на первый этаж.
Там, рядом с буфетом, был кабинет директора.
И Петр тоже наконец не выдержал.
- Убирай! - сказал он Бренку. - Убирай свой фонокварелескоп и пошли отсюда! Нечего здесь больше снимать! Сеанс окончен!
- Как это окончен? - не понял Златко. - Что случилось?
- Пойдем, пойдем, - стиснув зубы, сказал Петр, - там я тебе все объясню. Не здесь же, при этих вот... отличниках!
Схватив Златко за руку, он вытащил его в коридор. Ничего еще не понимая, за ними последовали и Бренк с Костей.
Петр захлопнул дверь кабинета истории. За ней было тихо: дисциплинированные учащиеся - звонок с урока еще не прозвенел! - оставались на своих местах. Петр выскочил на лестничную площадку, но снизу, с первого этажа, донеслись голоса. Голос Верочки, в котором звучали слезы, произнес:
- Степан Алексеевич, как вы могли?
Бренк, перегнувшись через перила, сунул вниз на вытянутой руке фонокварелескоп.
- Так я ведь, Вера Владимировна, в СМУ когда-то работал, - ответил голос директора. - Помогли, помогли старые друзья, пришли на выручку. К тому же ремонт все равно надо было когда-нибудь делать, а тут такой случай. Правда, вы, наверное, не заметили, задние стены и сейчас еще красят. Но главное, фасад успели к утру сделать...
- Да при чем здесь фасад, - долетел дрожащий голос Верочки. - Как вы могли? Эта экскурсия...
- Вера Владимировна, - мягко сказал директор. - Невестка у меня работает в экскурсионном бюро. И спонсоры нашлись.
- Вы просто заманили ребят, чтобы они не пошли в школу, чтобы вместо них в классах были другие...
- Вера Владимировна, - донесся мягкий директорский голос, - ведь мы же с вами, и не только с вами, вчера обо всем договорились.
- Да, - в голосе Верочки слезы теперь были слышны совершенно явственно, - мы договорились, но я не думала, что дойдет до такого! Скрепя сердце, я обещала, что буду на своем уроке спрашивать только сильных учеников... чтобы школа не ударила лицом в грязь... чтобы не создалось плохого впечатления... Но я же не думала, что вы всех замените...
- Вера Владимировна, Верочка, - долетел мягкий голос директора, - это и есть очень сильные ученики, отличники, которых вы могли спрашивать о чем угодно, хоть по всему курсу. Я должен честно признаться: эта мысль с экскурсией и... э... некоторой заменой учащегося состава пришла мне в голову в самый последний момент. Но ведь такая замена - это полностью гарантированный успех. Это же все, как на подбор, победители олимпиад, люди проверенные. Дисциплинированные - пришли на час раньше, не подвели. Победители исторических олимпиад, кстати, тоже! Они, разумеется, не знают, кто и зачем будет снимать, все соблюдено! Верочка, вы просто недооценили. Ведь для двадцать третьего века снимают! Представляете, каких трудов стоило организовать все это за один вечер? Изо всех московских школ, отовсюду! Хорошо еще, что я и в Мосгоруно когда-то работал.
- Вы понимаете, как это называется?! - закричала Верочка. - Ведь такие, как вы... из-за таких, как вы... Вы ведь не настоящее обманываете, а будущее! И зачем? Зачем?
Каблучки Верочки стали стремительно удаляться.
- Так ведь на самом деле не все хорошо, - долетел голос директора. Есть очень сильно неуспевающие или, допустим, мы с вами хорошо знаем, что в столярной мастерской нет никаких условий для занятий. И медсестру для школы найти никак не можем... Но им-то, в будущем, в нашем с вами будущем, зачем обо всем этом знать? Какое у них останется о нашей школе впечатление?... Эх, и свалилось же все это на мою голову!
- Все понятно? - шепотом спросил Петр Трофименко.
- Ничего нам не понятно, - ответил Златко. - Объясни, что здесь происходит? Почему мы больше не можем снимать?
И тогда Петр взорвался. Он говорил свистящим шепотом, потому что не хотел все-таки нарушать чинную тишину, и слова вылетали из него, как пар из перегретого чайника.
- Да неужели непонятно? Вы снимаете то, чего на самом деле нет! Вам же не нашу школу показывают, а картинку! Вам хотят показать все, как можно лучше! Как же, ведь для двадцать третьего века снимают! - передразнил он Степана Алексеевича. - Эх!..
В сердцах он махнул рукой.
- Вы лучше библиотеку снимете, там ни одной настоящей книги нет, только полезные советы так и лежат который год, как пионерским строем под барабан ходить! Или столярную мастерскую снимите!
- В мастерской мы не были, - оторопело отозвался Петр.
- Пошли отсюда! - свистящим шепотом распорядился Петр. - Нечего больше снимать, везде вам покажут одно и то же! Да не по этой лестнице пойдем, а по другой. Степан Алексеевич сейчас наверное у буфета стоит, ждет, чтобы вы и буфет сняли, потому что он наверняка и в "Гастрономе" каком-нибудь раньше работал.
- В буфете мы тоже не были, - растерянно сказал Бренк.
- И не пойдете! - отрезал Петр. - Раньше надо было идти, когда эффект кажущегося неприсутствия действовал.
7. Эффект кажущегося присутствия
С обратной стороны школа большей частью в самом деле оставалась еще прежней, бело-серой, но работа шла быстро. Стены были буквально обвешаны люльками с энергичными малярами и с ведрами розовой краски. Петр, Костя, Златко и Бренк сидели на укромной скамеечке в глубине школьного сада, наблюдали за перемещениями люлек вверх и вниз, слушали производственную речь, которая сопровождала покраску.
И немного успокоившись после всего пережитого, Петр сказал:
- Вы уж нас, ребята, извините! Но, видно, не судьба вам снять ваш фильм. Если с самого начала не задалось, пиши пропало! Раз сломался блок индивидуального хронопереноса, значит, придется вам там у себя в двадцать третьем веке все на него списывать. Вам не попадет?
Златко барабанил пальцами по скамейке. Бренк нажал на фонокварелескопе кнопку и среди кустов в необычном ракурсе - сверху вниз и под углом в сорок пять градусов - возникли красная, гневная и красивая Вера Владимировна и спокойный Степан Алексеевич, стоящие между буфетом и директорским кабинетом.
- Невестка у меня работает в экскурсионном бюро, - сразу же сказал директор школы.
- Да выключи ты! - снова вскипел Петр.
Директор и разгневанная Верочка исчезли. Златко все еще барабанил пальцами по скамейке.
- Так вы хотите сказать - я правильно понял? - всего того, что мы видели, на самом деле нет? - спросил он наконец. - Неужели вам уже знаком эффект кажущегося присутствия? Хотя голограммы, вроде бы, давно... не помнишь, Бренк? Но нет, все-таки, кажется, у вас, в девяностые годы двадцатого столетия, были только неподвижные голограммы, а здесь...
Костя, до этого все время молчавший, словно бы слушавший что-то внутри себя, наконец вмешался в разговор:
- Не голограмма это! - сказал он. - Голограмма, это когда видишь то, чего на самом деле нет, а вы видели то, что есть на самом деле, то есть вполне реальных людей и реальные предметы, но все-таки видели то, чего на самом деле нет. То есть, конечно, есть, но по-другому. Есть не так гладко и хорошо, как вы видели.
Бренк и Златко переглянулись. На лицах обоих была написано такое недоумение, словно оно специально было усилено с помощью какого-то специального усилителя.
- Сейчас я объясню, раз вы все еще ничего не понимаете, - терпеливо и рассудительно произнес Костя. - Бывает у вас так, что вы хотите кому-то показаться лучше, чем на самом деле?
- А зачем? - недоумевая, спросил Бренк.
Костя немного подумал.
- Вот, скажем, вы не выучили урока, но хотите, чтобы учитель думал, что выучили...
- Учитель все равно узнает, потому что как только мы входим в класс, излучение... - Златко осекся, внимательно посмотрел на Петра и Костю, но потом все-таки договорил: - В общем, то, что мы усвоили накануне, то, что мы знаем, чего не знаем, моментально фиксируется специальными устройствами, и даже степень усвоения оценивается с точностью до... но это не важно.
- Ладно, - сказал Костя, не теряя терпения. - А вы сказку знаете про кота в сапогах?
- Это которую Шарль Перро? - спросил Бренк.
- Я так и знал, что эта сказка дойдет до двадцать третьего века! обрадовался Костя. - Вечная сказка! Так помните, как король спрашивает, чьи это поля, а кот отвечает - маркиза Карабаса, хотя на самом деле не его? У нас тот же случай! То, чего нет, показывают, когда хотят, чтобы другие думали, что есть. Поняли?
- А зачем? - спросил Златко. - Не лучше ли знать, как есть на самом деле? Это всем полезнее!
Петр, удивляясь непониманию, опять взорвался:
- Да лучше, лучше! Лучше, конечно! Кто же с этим спорит?
Бренк вдруг хлопнул себя кулаком по лбу.
- Постойте! Я, вроде, начинаю понимать. В истории такие вещи уже случались! Вот Иммануил и Григорий только что были в восемнадцатом веке, снимали эпоху Екатерины Второй. Там были потемкинские деревни... Так у вас тоже самое?
- Какие потемкинские деревни? - подозрительно спросил Петр.
- Потемкинские деревни? Ну это что-то вроде того, как один князь по фамилии Потемкин, желая показать государыне-императрице, как хорошо живут подданные, приказал построить из фанеры силуэты роскошных домов, за которыми были спрятаны настоящие плохие дома, а с дороги, по которой проезжала императрица, не видно было, что это только силуэты.
После таких слов Петр обиделся за время, в которое он живет.
- Силуэты! - сказал он возмущенно. - Ничего вы не понимаете, а еще из двадцать третьего века. Какие же у нас силуэты! У нас вон всего сколько есть настоящего! Вы, небось, видели, когда невидимые были, что и на самом деле...
- Тогда зачем? - спросил Златко.
И тут же непонятно откуда возникла все еще разгневанная и взволнованная Вера Владимировна, бросившая свой урок. Увидев ребят на скамейке, Верочка мгновение поколебалась и села рядом с ними.
- Я из педагогов уйду! - сразу же объявила преподавательница, глядя в сторону. - Мама все время говорит, что мне нужна более спокойная работа. Экономист или библиотекарь. С моим университетским образованием я вполне смогу работать в библиотеке.
- Вера Владимировна, - оторопело отозвался Петр, - да вы что? Как же можно бросить историю? Ничего ее интереснее нет! Ее нельзя не любить и не знать! Вот ребята, они хоть и из двадцать третьего века, а все равно даже про потемкинские деревни знают!
- Правда? - Верочка растроганно провела рукой по глазам.
Бренк и Златко, испуганно взглянув на Петра, резко поднялись. Верочка слабо улыбнулась.
Бренк и Златко опять сели на скамейку. Отчего-то молодая учительница сразу им понравилась.
- Почему не снимают? - переспросил Петр. - Вера Владимировна, мы же не зря сидим здесь и вспоминаем потемкинские деревни. Наша школа такая же деревня.
- Ребята, постойте, - сказала Верочка изумленно. - Вы из будущего, и вы все поняли? Неужели вам это тоже знакомо?
- Похоже, что не знакомо, - ответил Костя за Бренка и Златко. - Вот мы сейчас им и объясняем.
- Ох! - снова вспыхнула Верочка. - Что они о нас подумают! Как все это нехорошо получилось!
- И все-таки наша школа совсем не потемкинская деревня, - упрямо повторил Петр. - Там-то, как я понял, дальше некуда было, а у нас... Если бы я собрался, я б тоже про Евгения Онегина чего-нибудь придумал, не хуже отличников. Подумаешь, они говорили про Древний Рим! А я мог бы сказать, что в наше время Онегин запросто в космонавты пошел бы или в Антарктиду уехал года на два, на три, не меньше! А Печорин, понятно, ни туда бы, ни сюда!
Вера Владимировна быстро взглянула на него, потом на ребят из будущего. И она сказала совсем другим голосом, голосом преподавателя или экскурсовода:
- Нет, конечно! Нашу школу никак не назовешь потемкинской деревней, потому что Григорий Александрович Потемкин жил совсем в другую историческую эпоху. У каждого времени свои термины, а вам, ребята, к сожалению, довелось наблюдать довольно широко распространенное явление, которое в просторечии получило название... в общем, даже называть не хочется, какое! Явление, когда разным комиссиям, инспекциям, начальству, корреспондентам показывают на всякий случай не то, что есть на самом деле, а, так сказать, сглаженную, отлакированную действительность. Надо правду сказать, в наши дни это явление преодолевается, но проявляются рецидивы. Вот вы, например, свалились нашему директору на голову, да не откуда-нибудь, а из даже двадцать третьего века. Как же можно, чтобы что-то показалось не так! Вот и сработал условный рефлекс...
Верочка было замолчала, но тут же в ней пробудился уже не только преподаватель истории, но историк в более широком смысле.
- Но, может, вам и повезло, - молвила она задумчиво, - что вы все это увидели. С исследовательской точки зрения. Вот я сама так бы хотела посмотреть на эти потемкинские деревни! Как историк.
Она посмотрела на Бренка и Златко и снова стала учительницей.
- Так вы все поняли, разобрались, что произошло?
- Вроде бы разобрались, - задумчиво сказал Бренк. - Но там мы у себя еще серьезную историческую литературу почитаем о вашем времени. Не повредит!
Было видно, что Верочке до смерти тоже хочется заглянуть в будущее, засыпать Бренка и Златко вопросами, но учительница сдержалась именно потому, что была историком и с уважением относилась к закономерностям исторического процесса.
Вместо этого она участливо спросила:
- А как же вы теперь? Фильм не сняли, к зачету по натуральной истории не готовы, неисправность блока индивидуального хронопереноса проморгали. Попадет?
Бренк и Златко не успели ответить, потому что Петр, сделав над собой усилие, произнес, глядя в землю под ногами:
- Вот что, ребята! Мы вас по дружбе просим: вы уж у себя не рассказывайте, что у нас видели. И записи сегодняшние не показывайте никому, а? За нашу школу обидно!
- Нет-нет! - сказала Верочка голосом историка. - Наука есть наука. Что было, то было. и вы вправе даже выступить с научным сообщением о некоторых частностях...
- Вера Владимировна, - широко улыбаясь, сказал Бренк. - Как же это мы можем выступить? Нам же головы снимут, если узнают, что мы вступали в прямое общение!
- А вместе с тем объективность историка требует, - начала Верочка, чтобы вы... - она остановилась. - Да, но вы, пожалуй, и в самом деле не можете признаться, что вступали в прямое общение со мной, с нами... Парадокс какой-то! Давайте разберемся, может ли наше общение хоть каким-то образом и как именно отразиться на ходе истории в каких-то частностях...
- Вера Владимировна, - молвил Златко, - как-нибудь обойдется у нас. А у вас самих-то теперь что будет? Ребята должны были проследить, как мы фильм снимаем, а мы здесь сидим. Вам от директора не попадет?
Теперь заговорил Костя:
- В нашем времени все будет нормально, я уже проанализировал ситуацию. Степан Алексеевич должен быть спокоен. В школе - полный порядок, чистота, образцовое содержание. Идут уроки, все, как по маслу. Прозвенит звонок на перемену, отличники выйдут в коридор, чтобы кругами по нему ходить. Лаэрт Анатольевич наверняка еще какую-нибудь новинку броскую подготовил, чтобы было что поснимать для двадцать третьего века. Хотя лично я не без симпатии отношусь к Лаэрту Анатольевичу - мне всегда по душе порыв к творчеству. А что касается вас, вы ведь снимаете, снимаете, да в любой момент можете исчезнуть, как только в вашем времени спохватятся. Лаэрту Анатольевичу мы об этом говорили, он должен был и Степану Алексеевичу сказать. Так, может, вы уже исчезли, а?
Он хотел взглянуть на Бренка и Златко, но не смог этого сделать, потому что в этот самый момент школьники из двадцать третьего века исчезли.
Между Петром и Верой Владимировной теперь было на скамейке пустое место.
- И в самом деле исчезли, - немного растерянно, но вместе с тем и рассудительно молвил Костя.
- Эх! - воскликнул Петр. - А я хотел, чтобы они снова к нам пошли! Бабушка обед готовит, а когда она за это берется, просто пальчики оближешь. А я... - он вдруг запнулся, покраснел, но все же договорил: - А я бы им даже на скрипке сыграл. Эх, не успели! Только-только подружились по-настоящему...
Вера Владимировна вздохнула.
- Подумать только, - проговорила она задумчиво, - люди из двадцать третьего века, а мальчишки, точно такие же мальчишки, совсем, как вы...
Но в этот самый момент Бренк и Златко снова появились перед ними прямо из ничего, из воздуха. Но одеты они теперь были в прежние голубые штаны и зеленые куртки с оранжевыми горошинами.
- Значит, вы еще в нашем времени? - оторопело спросил Петр.
Златко рассмеялся.
- Нет, все в порядке, страховочные каналы сработали нормально. И мы уже довольно долго снова живем в своем времени. Теперь у нас не февраль, а июнь. Но надо же вам вернуть вещи.
Он поставил на скамейку сумки.
Теперь заговорил Бренк:
- Мы специально выбрали этот момент, когда вы еще здесь сидите. Как видите, точно рассчитали, хотя могли и ошибиться. Но теперь в самом деле придется прощаться. Мы к вам тайком, только на несколько минут, в нашем времени никто об этом не знает...
- Как там у вас? - спросил Петр. - Не попало?
Златко махнул рукой.
- В общем, не беспокойтесь!
Он взглянул на Костю, и на его лице отразилось сомнение. Но потом он все-таки решился.
- Эх, была не была! Надеюсь, ничего от этого не изменится, к тому же в вашем времени уже гипотеза есть... Вот что мне покоя не дает! Ты скажи, скажи этой Марине Букиной, что раскопки Лики в Африке ничего не доказывают. На самом деле родина человека - это Атлантида, оттуда пришел на другие материки кроманьонский человек. А все другие человекоподобные - это тупиковые виды. В вашем времени уже есть гипотеза о том, что место происхождения человека это Атлантида, ее выдвинул один писатель-фантаст, но пока ему мало кто верит. Но мы-то знаем: так и было на самом деле! Раз уж есть гипотеза, можно сказать Марине, что она не права! Меня лично ее доклад очень задел, потому что сам я уже был однажды в Атлантиде...
Он не договорил, махнул рукой и закончил:
- У нас запас энергии иссякает. Прощайте, ребята!
И тут, не договорив, он снова исчез; Бренк исчез тоже.
Стало очень тихо, казалось тишину можно даже увидеть.
По неизвестной причине на какое-то время смолкли даже и все до единого мастера в люльках, придававшие школе номер 1441 торжественный розовый цвет. И от этой наступившей тишины Петру Трофименко и Косте Костикову вдруг стало невыразимо грустно.
Кончилось невероятное приключение, какое до сих пор никому не выпадало на долю.
Потом тишина была нарушена - в школе зазвенел звонок. И теперь нужно было возвращаться к прежней жизни, потому что время не может стоять на месте, и двадцатый век стремится к двадцать первому, как двадцать третий к двадцать четвертому, и так далее, и так всегда будет...
И тут в голову Косте Костикову, склонному к анализу и размышлениям, пришла в голову одна мысль, и он сказал:
- Послушайте! Похоже, мы сегодня тоже сдали свой зачет по натуральной истории. А могли бы ведь и не сдать. Некоторые другие не сдали.
Директор Степан Алексеевич снова стоял на ступеньках школьного подъезда. Увидев Костю и Петра без Златко и Бренка, он обеспокоился:
- А где же наши иностранные корреспонденты?
Ответила Вера Владимировна:
- Им пришлось срочно отбыть в свою страну.
- Ну что ж, - директор кашлянул, - хотя жаль, говоря по правде.
...Вот так и закончилась вся эта история. Костя и Петр полагали, что никогда больше они не увидят Златко и Бренка. Не бывает же так, чтобы одно и то же чудо повторялось дважды.
Прошли весна и лето, наступила осень. Теперь Костя и Петр были уже не шестиклассниками, а семиклассниками. И в один прекрасный день вдруг выяснилось, что необыкновенные события и необыкновенная дружба сквозь века на самом деле только-только начинаются, что впереди их ждут приключения, еще увлекательнее, чем в этой, самой первой истории...