Малышев Анатолий. Трансмигрант

Малышев Анатолий Федорович
Трансмигрант

   Анатолий МАЛЫШЕВ
   ТРАНСМИГРАНТ
   Поклонники целесообразности, милые фаталисты рационализма все еще дивятся премудрому "кстати", с которым являются таланты и деятели, как только на них есть потребность, видавши света, сколько способностей, готовностей - вянут, потому что их не нужно.
   А. И. Герцен. Былое и думы.
   БУДНИ РАБОТНИКА ТРАНСМИГРАНТА
   Прошло, наверное, около часа, пока я дожидался Христоперского - веселое занятие в осеннем холодном коридоре!
   Многие наши сотрудники судят о человеке только по первой встрече: если не могут уговорить на трансмиграцию сразу, то больше никогда к нему не возвращаются. Трансмиграцией мы называем переселение людей на другие планеты.
   Я подхожу к человеку многократно, не считаясь с личным временем, когда интуитивно чувствую, что из него выйдет толк в сфере освоения Галактик. Обычно человека трудно вырвать из стойкого круга жизненных связей, этого своеобразного психологического аквариума, именуемого бытовой экологической нишей. Такого человека нужно основательно встряхнуть, замутить гладь аквариума, чтобы понял: он использует свои способности не там, где его ждет наибольшая отдача, наилучший результат. Обидно, когда рутинное существование вовлекает в свой ритм подобную личность.
   Вот Христоперский! Считается хорошим математиком. А у меня есть данные, что он может сыграть важную роль в освоении новой планеты в Сплюснутой Галактике. Именно поэтому я неоднократно возвращаюсь к этому человеку. Мне хочется, чтобы он увлекся перспективами освоения, понял, что там нужны именно такие люди, как он. Но Христоперский остается равнодушным. Лучше бы он возненавидел меня. И от ненависти, от нежелания встречаться со мной - подписал бы контракт.
   Ненависть, как любовь, - мощный стимул!
   У меня на покорение, завлечение или вербовку, можно называть по-разному, уходит пять-шесть месяцев. Это небольшой срок, хотя план требует двух-трех месяцев. Интересно, кто составляет эти планы? Чего, к примеру, стоит один только подход к человеку с подобным предложением! Представьте, к вам подойдет работник какого-то Трансмигранта и скажет, что работаете вы не на своем месте, способности ваши пропадают втуне, и вообще, вы живете не так,как надо! И что вы на это ответите?! Нет, сколько душевных сил, сколько изобретательства, сколько энергии требует моя работа! Сколько перевоплощений в буквально отрицающие друг друга ипостаси приходится принимать мне...
   Я сильно продрог, когда наконец пришел Христоперский.
   Открыв дверь, он протянул мне пять рублей.
   - Как всегда? - спросил я. Он кивнул. "Как всегда" означало: двести граммов голландского сыра, два батона, бутылка кефира и пачка сахара.
   - Зверски устал, - сказал Христоперский, когда я принес из гастронома продукты. - Меня скоро доконает новая ЭВМ. Выкидывает столько вариантов - с ума сойти! Можно ли при такой массе вариаций составить единственную изящную программу биогенеза? - Он раздраженно бросил пиджак на спинку стула.
   Я сочувственно кивнул:
   - Знаешь, Вася, хоть это и не в моих интересах, я бы посоветовал тебе дать посмотреть эти варианты какому-нибудь дилетанту, профану. Взгляд со стороны иногда дает такой эффект! Бывает, посторонний взгляд иногда замечает то, что для целенаправленного, но утомленного внимания - пустое место. Поговори-ка с соображающими людьми.
   - А где мне взять такого? Все шарахаются: никто не хочет ассистировать эвээмщику. Хотя... Послушай, Николай Борисович! - Вдруг радостно воскликнул он, больно хлопнув меня по плечу. - Вот ты бы и посмотрел! Где уж мне найти большего профана, извини, соображающего дилетанта, чем ты?
   Сначала я хотел обидеться, но сразу оценил: Христоперский злится! Ага! Скоро он возненавидит меня!
   Я согласился посмотреть вариации ЭВМ, мое согласие завершит подготовку Христоперского к трансмиграции.
   Мы поджарили яичницу с колбасой.
   Вася доел последний кусок колбасы, вздохнул:
   - Поскорее закончить бы программу биогенеза. Раньше мне хоть Нина помогала.
   Это удача! Нина, двоюродная сестра Христоперского, отсутствует. Ох, как она мешала моей работе, сколько раз свое деловое обаяние и красноречие я безотчетно тратил на нее: она понравилась мне с первого взгляда.
   Работа в Трансмигранте очень тяжелая, чего только не приходится переносить: оскорбления, насмешки. Тот же Вася, к примеру. Однажды так толкнул меня с лестницы, что я вывихнул при падении левую руку.
   И вот сегодня, когда не было Нины - Христоперский примирился с моим существованием.
   - Вот что, Васенька, - деланно-безразличным тоном предложил я. - Давай посмотрю твои программки биогенеза, а ты уж подпиши контракт!
   - "Программки"! - взорвался Христоперский, с ненавистью глядя на меня. - А! - Вот сейчас он должен бы крикнуть: "Пропади все пропадом!", но вдруг взял себя в руки: - Завтра. Нина приедет, тогда мы договоримся, Николай Борисович!
   Нежелателен приезд Нины. Радостное ожидание ее взгляда заставило меня вздрогнуть: великий космос, неужели и мое сознание, специально тренированное, поддается неконтролируемому обаянию женственности?
   Я решительно вытащил гербовую бумагу и протянул Христоперскому:
   - Вася, вот бумага - нужна твоя подпись! - Я говорил грубо, властно, привычно напористо, и он подчинился, подписал контракт.
   Облегченно вздохнул:
   - Уф! Устал я от тебя, оказывается! То-то легко мне сейчас! Будто от кошмарного сна очнулся. - Он вскочил, опрокинул стул. - Теперь все кончено. Больше никогда не увижу твоей рожи! О радость!
   Я сложил подписанный контракт.
   Вот так всегда. Мне скорее было грустно от одержанной победы. Не будешь же сейчас объяснять Васе Христоперскому, сколько души вложил я в 'это дело. И ведь - для его же пользы!
   И так с каждым, кого мне приходилось вовлекать в Трансмигрант. Чтобы убедить физика Митропольского, знакомиться мне пришлось не только с фундаментальными основами физики, но и с его многочисленной родней. А химик Митрофанов? Как я блуждал в джунглях углеводородных циклов! Да и сейчас - разве не пришлось мне ради Васи врубаться в эти занудные языки программирования, всякие там "Алголы", "Фортраны" и "Коболы"?
   Я попросил у Христоперского вариации программ, выданных ЭВМ. Циклы биогенеза. Вспомнив уроки Митрофанова, предложил скрестить две программы - получилось удачно.
   Вася даже застонал и хлопнул себя по лбу:
   - Клянусь Зодиаком - так просто! Как же я сам этого не увидел?
   Он заинтересованно продолжал:
   - Однако, Николай Борисович, ты не так-то прост! А я тебя рьяным службистом считал, и только. Сцепить именно эти две программы! Тут соображать нужно.
   - Ну, а я что тебе говорил? Взгляд со стороны и никаких премудростей!
   Я заспешил, торопливо глянул на часы.
   - Подожди, подожди, Николай Борисович, я тебе сейчас такое расскажу - не поверишь!
   Но я спешил на Вокзал Времени: достаточно появиться Нине, и Христоперский, чего доброго, аннулирует контракт.
   Нужно было сделать главное - встретить Нину и ни в коем случае не допустить ее к Васе. Если б я знал, что главным было - выслушать его, и кто знает, как повернулась бы тогда моя жизнь...
   ПРЫЖОК ПО ВРЕМЕНИ
   На вокзале постоянно дул ветер. Редкие встречающие терпеливо стояли за прозрачными силикатными щитами. Я поджидал Нину.
   Перед входом на перрон висела предупредительная надпись:
   "Граждане!
   Помните!
   Пространство вокруг перрона не оберегается службой времени!
   Не выходите за силикатные козырьки!
   Возможна аберрация Времени.
   Всегда:
   Помните о своих родных и о своем времени!"
   Движение воздуха странно возбуждало. Я вдруг ощутил в каждом мускуле огромную физическую силу, требующую немедленного применения.
   Из крутящегося за силикатным щитом воздуха донесся испуганный женский голос:
   - Помогите! Ради бога!
   Старомодный оборот призыва - ради бога! - вот что поразило меня. Нарушая правила, я поспешно перепрыгнул за терминатор Службы времени и увидел девушку с огромным баулом. Сильный ветер дул ей навстречу, не давая выйти на перрон. Но как она попала на эту опасную промежуточную полосу, опоясавшую Вокзал Времени? Я быстро выхватил из рук девушки громадный баул, пригибающий ее к бетону:
   - Бегите за мной!
   Но было поздно.
   Никакого бетона не стало и ветра - тоже. Я опустил баул на шоссе, раздраженно ворча:
   - Ну вот, теперь намаемся, пока найдем выход на перрон. Нельзя же быть такой растеряхой! Как это вас угораздило на промежуточную полосу?
   Девушка едва не плакала, утверждая, что именно на этой полосе брат велел ждать, а сам куда-то ушел, и его уже давно нет. Она испугалась.
   Нужно было поскорее выбираться на перрон, а это целая проблема. Один раз попал я в такую ситуацию в Норильске целый день потерял, пока нашел выход. А ведь нас специально обучали, как пользоваться вокзалами.
   Физиономия у меня, наверное, была достаточно красноречива, потому что девушка испуганно спросила:
   - Это так опасно - полоса?
   - Летаем уже в Мифические Галактики, а у себя на Вокзалах Времени порядка навести не можем!
   Перекосившись на одну сторону - ох и баульчик! - я на ощупь тащился вдоль уже невидимого терминатора и объяснял:
   - Я в физике поля - слабоват. Предполагается, что в полосе перехода от Вокзалов Времени к естественной земле происходит релаксация поля времени и истечение энергии неизвестно куда. По крайней мере, пока мы не знаем - куда.
   - Релаксация? - встревожилась девушка. - Чем она грозит?
   - Извините, это значит - ослабление напряжения. - И тут только я разглядел ее. Эффектна! - Как вас зовут?
   - Матрена... - прошептала она.
   Я чуть не выронил баул. Хоть убей, не подходило это имя к соломенноволосой, сероглазой, причудливо одетой девушке в новейшей суперсинтетике.
   Тут гудронированное шоссе кончилось, дальше была грунтовая глинистая дорога. Я поспешно повернул назад.
   Гудронированное шоссе исчезло.
   - Кажется, мы попали в переплет, дорогая Матрена!
   - Чем он опасен? - озабоченно поинтересовалась она, тряхнув соломенными волосами. И - восхищенно: - Как вы можете без отдыха нести такой тяжелый груз? Руку еще не вывернули? У вас в Трансмигранте все - такие силачи?
   Вот тут я почувствовал тяжесть баула, пальцы бессильно разжались. Как будто ветровая энергия, побуждающая к движению, иссякла. Матрена хихикнула. Я вытер платком вспотевший лоб.
   Похолодало. Пошел мелкий снег.
   - Послушайте, откуда вы знаете, что я работаю в Трансмигранте? Впрочем, это уже не важно. Скажите ваше настоящее имя! - Хотя я уже знал, кто это.
   - А вы не догадались? - она стерла с лица грим и сняла парик.
   Нина. Однако! На Вокзал Времени, допустим, проходим по спецразрешению, но на полосу, чего ради ее потянуло?
   - Я не могла смотреть, как вы, Николай Борисович, мешали работать Васе. Все сманивали на какую-то Сплюснутую Галактику. Вася стал сам не свой. И я решилась - освободить его от вас. Сберечь для общества великий математический талант моего брата.
   - Ерунда! Через день-два мы вернемся к себе, я уже бывал в таких переделках. Опыт у меня есть.
   - О нет! Теперь ничто вам не поможет! - Она показала на баул.
   - Вы хотите сказать... - "Спокойствие, выдержка", - говорил я себе. Так и есть: портативный хроноскоп, академический. Но стрелка индикатора на нуле.
   - Я за вами следила. Когда вы подбежали ко мне, я рванула ручку куда-то далеко в прошлое, а потом вернула на нуль.
   - Потрясающе! - "Спокойствие", - убеждал я себя.
   - Я даже не знаю, в какое время мы попали, забыла посмотреть! - Она разрыдалась. Слезы смывали тушь с ресниц и траурными полосами прочерчивали лицо. - Это все из-за вас забыла посмотреть. От злости!
   И смех и грех. А у меня даже злости на нее не было: устал, таская баул. Вот женская логика: сама совершила глупость, а обвиняет меня. Выход, конечно, был, я никогда не расставался с личным микрохроноскопом. Только нужно точно установить время, в которое мы попали: век, год, месяц.
   - Хорошо хоть Васеньку от вас оградила...
   Хоть мне и жаль было ее, я не удержался от парфянской стрелы:
   - Хлопоты ваши, дорогая Нина, напрасны. И жертва - бесполезна. Подписал Вася Христоперский контракт!
   - Господи! - Она закрыла лицо ладонями. Как будто по стеклу ногтем скребнула - опять старомодный оборот.
   По заданию Трансмигранта несколько раз путешествовал я в прошлое, но всегда в четко установленное время и после специальной подготовки. Сейчас я чувствовал себя несколько не в своей тарелке. А каково Нине? Мне, в общем, все-таки привычно.
   Наступила темнота, снег прекратился, усиливался мороз.
   - Идемте, Нина! Надо искать жилье. Замерзнуть можно.
   Мы пробирались через лес, сыпался с веток снег. На опушке леса осмотрелись. Неподалеку было селение.
   - Я схожу в поселок, Нина, разузнаю, а вы пока спрячьтесь вон там в кустах.
   Не успел я отойти и ста шагов, как Нина закричала:
   - Николай Борисович!
   Увязая в снегу, я побежал назад.
   Несколько человек в красных кафтанах окружили Нину, она вырывалась и звала меня на помощь.
   Сзади хрустнула ветка, меня ударили по голове, и я упал.
   СМУТНОЕ ВРЕМЯ
   Тысячелетия существовало человечество, и тысячелетия не знал человек своего организма. Человек постиг механическое свойства своего тела и на их основе создал сотни приспособлений, облегчающих труд, начиная от рычага и кончая подъемным краном. Но он даже не подозревал о могучих возможностях, которые подспудно таились в нем: в его собственном мозгу.
   Физиологи установили, что природа при создании человека шла по пути чрезвычайной экономии, приспособив для выполнения различных функций одни и те же органы. К примеру, она совместила органы деторождения с органами отброса почечной деятельности. Очень экономно! Тогда почему природа оказалась вдруг безумно щедрой, задействовав для работы всего десять пятнадцать процентов мозговых клеток, а остальные обрекла на безделье. Запас? Но для чего нужен такой огромный, не функционирующий запас?
   Подспудно таящиеся возможности человека, оказалось, и были связаны с этими запасом. Еще задолго до нашей эры, в мистическом созерцании, пыталась реализовать эти возможности буддийская йога, и не без успеха. Йога добилась сохранения жизнеспособности человека при крайнем дефиците жизненных средств и при чрезвычайных, катастрофических нагрузках на его нервную, эндокринную и дыхательную системы. Это были зачатки управления организмом посредством психики.
   В школу Трансмигранта подбор учеников как раз и осуществлялся на основе умения руководить и перестраивать свое тело через "психику. Из каждого набора в двести - триста человек к концу десятилетнего обучения выходило десять - двадцать специалистов, которых забирала служба Трансмигранта. Эти умели манипулировать своим телом. Остальные распределялись в сфере образования, здравоохранения, бытового обслуживания преподавателями, психологами, консультантами.
   Они тоже были мастерами своего дела. Я попал в число тех, кого природа одарила более щедро.
   Когда меня ударили сзади по голове, я упал, только на миг потеряв сознание. Очнувшись, я сохранил, как нас учили в школе, состояние "живой смерти": ни пульса, ни дыхания.
   Кто-то меня приподнял, ощупал.
   - Готов он, Прошка! Ну и трахнул ты его!
   - Брось его! Готов, так готов!
   - Да одежда, глянь-ко какая! Небось, немец? Жалко бросать такую одежду. Сыму я!
   - Брось, кому сказано!
   Их было человек пять, понесли сопротивляющуюся Нину, скрылись за холмом, раздались крики, свист.
   Прежде всего нужно было вернуть себе силы, затем установить времяпребывание. Только вжившись в экологическую пространственно-временную нишу, можно было подумать об освобождении Нины. Задала она мне внеплановую работенку!
   Честное слово, сначала я даже позлорадствовал: вот, сама втравила, теперь прочувствуй! За неделю я думал управиться.
   Восстановив нормальное кровообращение и сердцебиение, я встал, пощупал ноющий затылок: вздулась огромная шишка.
   Пришлось сосредоточиться, чтобы шишка рассосалась.
   За холмом была дорога, по следам саней я и зашагал к деревне.
   Дождавшись, когда совсем стемнело, прокрался кустами к крайнему дому. Я должен узнать время, в которое попал.
   Время! Какой век? Без этого знания ничего не сделаешь. Мне, в общем-то привычному к таким трансмиграциям, было очень неуютно, нехорошо. А каково Нине?
   Я постучал в слюдяное окошко избы. Мужской голос спросил, что мне надо. Я объяснил, что - немец, что дорогой ограблен. Мой русский далекого будущего, видимо, очень смахивал на произношение иностранца.
   В избе, в углу, отгороженном двумя досками, стояла корова и облизывала теленка. Несколько детей, мал-мала меньше, играли в другом углу, под иконами.
   Я попросился у мужика переночевать, предупредив, что заплатить нечем.
   Мужик махнул рукой:
   - В беде нехристь не поможет! Жена вот у меня померла, если б не соседи, хоть об стенку. С детьми!
   На мой вопрос, что это за деревня, он ответил: "Россохватка".
   - Вечером, еще не стемнело, боярин Россохватский в Москву отъехал. Да и немку какую-то с собой повез. Одежда, вот как у тебя. Как бы не его людишки тебя и пограбили?
   На другой день, обрядившись в тряпье, которое смог дать мне сердобольный мужик (свою одежду я спрятал в котомку слишком необычной она была), я пристроился к большому обозу продовольствия и фуража, отправляемого к Россохватскому в Москву.
   Дней шесть тянулся обоз к Москве. Я узнал, что ныне царствует царь Федор Иванович, а правителем у него - Борис Годунов.
   Волею случая я попал на такое перепутье русской жизни, которое было определено в истории как пора Смутного Времени.
   БОЯРИН РОССОХВАТСКИЙ
   Аксиомой Трансмигранта было: начинать активные действия, только вжившись в экологическую пространственно-временную нишу. В Москве мне пришлось начать рассыльным в Посольском приказе. Я подолгу отирался возле голландского посольства, руководимого Ван-Кулем. После языковых выкрутас Сплюснутой Галактики все земные языки стали для меня чуть ли не родными.
   Ван-Кулю, пожалуй, по душе пришелся мой голландский: слышать милый родной язык с антверпенскими интонациями, пробуждающими воспоминания о чистых, ухоженных улицах далекого любимого города. И где? В дикой варварской Московии, из уст холопа, рассыльного! Благорасположение купца Ван-Куля простерлось до того, что он даже усыновил меня под именем Николауса Ван-Куля. Это произошло после ночного грабежа, когда я спас его от московских "шишей", пытавшихся выкрасть его для получения выкупа. Надо сказать, что выгляжу я моложаво, а при желании могу сойти и за двадцатипятилетнего. Приемный отец и представил меня русскому двору, познакомил с царицей Ириной.
   То было время, когда ярко сияла звезда Бориса Годунова.
   Царица Ирина была убеждена, что, кроме ее брата Бориса, никому не дано спасти Русь и возвысить ее после разорительного царствования Ивана Грозного, после страшных лет опричнины.
   Царица помогла мне заключить несколько торговых соглашений на мачтовый лес в Подмосковье.
   По торговым делам мне удалось попасть в Россохватку, наконец-то установив, что там находится Нина.
   Я сидел в гостиной боярина Россохватского, завершив с ним обсуждение дел о купле строевого леса. После чего отобедали.
   Галантно отодвинув блюдо с туфлеобразными говяжьими языками, я сказал опасные слова:
   - Спасибо, откушал! Прилагаю все свои силы, чтобы не избежать благостной возможности собеседования с вашей женой.
   "Где же Нина? Как мне ее увидеть, как договориться?"
   Боярин боднул меня взглядом. В Москве много говорили о неожиданной женитьбе Россохватского на какой-то немке, безродной, неведомо откуда взявшейся. Удивлялись. Оженился Катыревым-Ростовским отказал, обида смертельная.
   Видно было, что и сам боярин ошарашен своей женитьбой, пребывая как в понуждении, съезжая почти каждую неделю из Москвы к немке. Чародейство. Бесовская баба! Страдала гордость.
   Россохватский плотно сидел в кресле, по-бычьи наклонив голову, исподлобья глядя на меня. Он походил на быка, грузный, тяжеловесный. Я пожалел Нину. Бедняжка, что она могла сделать? Чужое время, ни родных, ни знакомых, никого. Только и выход - замуж, как в омут. Мне во что бы то ни стало надо ее увидеть. Самый простой способ вернуться в свое время с минимальной затратой энергии - именно с того места, в которое забросило. Но как вызвать Нину?
   Совершенно понятно, что думает сейчас Россохватский! Вот, мол, навязали немца. А все - Борька Годунов, вседерзый и окаянный шурин царя. Ну добро, отрядили торговые дела, пора и честь знать. А этот немец. С женой его познакомь! Ишь чего.
   Я, изящно приподняв кружку с вином, велеречиво говорил:
   - Желаю с вашей супругой беседу провести. Мнемонически она меня привлекает...
   Россохватский гулко откашлялся. В дверях появился холоп.
   - Ты, Ванька? Подслушивал? - Он схватил со стола плеть, глаза его выпучились, лицо налилось кровью, побагровело...
   У меня была царская охранная грамота. Но что она здесь значила: боярин в своей вотчине - тот же царь, хочет - казнит, хочет - милует. Опасно и дальше злить Россохватского.
   Зачем я его провоцирую, зачем выбрал этот дурацкий тон в разговоре с ним?
   Россохватский сильно, с оттяжкой, хлестал Ваньку, рубашка на плечах того поползла кровавыми лохмотьями. Ванька не сводил с хозяина преданного взгляда.
   - Плеть покажи-ка! - с силой задержав его руку, строго сказал я Россохватскому. Опешив, он отдал мне плеть.
   Несколько тонких сыромятин были любовно и тщательно сплетены, резная ручка блестела от частого употребления.
   - Солидная вещь, - сказал я, возвращая плеть хозяину. Только сыромятина гнилая, скоро порвется.
   - Ах ты, немец! Ванька, врежь! - Он обрушил на меня дубовый стул, от которого я легко увернулся. Но сзади был Ванька.
   Он врезал.
   БОЖИЙ ЧЕЛОВЕК
   Я очнулся в полутемном подвале. Сверху, между скрещенных досок, пробивался свет.
   В подвале стонали и ругались. Здоровенный детина с исполосованной спиной, в кровавых рубцах, плевался кровью и жалобно мычал.
   Сочувственный голос уговаривал:
   - Митек, жуй! Нутро прогреется. Нутренности тебе отбили. На, коровий навоз жуй! Жуй да глотай! Сколько меня били только навозом и спасался.
   И тут я ощутил боль в плечевых суставах, шею сводило: Ванька постарался. Перед глазами все плавало - я пытался сосредоточить волю, чтобы заняться рагенерацией своего покалеченного тела.
   Вдруг голову сжало, как тисками, отпустило, сознание стало четким, в полутьме я видел, как днем. Аварийная служба Трансмигранта! Она была начеку. На пульте, наверное, был кто-нибудь из старательных новичков, потому что после оценки ситуации через мои глаза, мне было внушено овладеть осознанным вниманием согнувшегося в предсмертных вздохах здоровенного детины.
   - Митек! - позвал я.
   Это было его счастье, что, среагировав на негромкий зов, он сразу встретился с моими глазами: ресницы его дрогнули, он разогнулся, изо рта потекла коричневая жижица пережеванного навоза.
   Да, я оказался транслирующим организмом, передающим нервную энергию для оживления смертельно пострадавшего человека.
   Я еще успел увидеть, как Митек, ожив, торопливо выплевывая навоз, бросился ко мне с низким горловым рыком. И тут Трансмигрант отключился.
   Что и как происходило потом - не знаю. Я пришел в себя в избушке с низким прокопченным потолком. В углу, под святцами, горело несколько лучин, потрескивали серые волоконца сосны. Отчетливо вызвался наблюдающий шепоток:
   - Очнулся!
   - Ну! - радостно прогудело в ответ.
   - Клянусь Володимерской богоматерию! - откликнулся старушечий голосок. - Владычица помогла: не зря мы его грязью-то натирали! Чуть не помер.
   Надо мной склонилось лицо, заросшее густой рыжей щетиной. Это был Митек.
   - Ну вот! - басил он. - Вот бабкины грязи помогли. А ты, Харитон! Не житок, говоришь! Глянь!
   - Митек! - громко позвал я - хрипящий звук вырвался из моих губ.
   - Стой-ка! - Отодвинул Митька Харитон. - Што тебе, милок?
   - Дай навозу! Навозу! - хрипел я.
   Отчетливый старушечий шепоток запричитал, прощаясь с живой душой. Харитон вталкивал мне в рот навоз. Я имитировал жевание, сосредоточив волю на собственном безнадежном положении. Трансмигрант включился сразу...
   Выход из забвения был - как мгновенное пробуждение от дурного сна...
   - Ну и што я вам сказывал? - горделиво говорил Харитон. Кто спас Митька и немца? А ить все - навоз! Жрите навоз - да будьте здравы! И жрем, а здоровше нас, русских, увидишь ли?
   Митек осторожно держал ковш с водой у моего рта, прислушиваясь к хвастливым словам Харитона, обернулся ко мне, и взгляды наши встретились - его рука дрогнула, выплеснув воду мне на грудь...
   - Ух и глазищи-то у тебя! - шепотом сказал он, и его сумрачное лицо просветлело. - Пей! Родниковая водичка.
   - А уж как мы сбегли от Россохватского! - продолжал Харитон. - Копали целую ночь лаз, а уж как бегом бегли - один Христос знает. Вон Митек соврать не даст, чужерод нам бы и ни к чему. А Митек без него - ни шагу. Я кричу: бежим, скоро из Россохватки погоня. А он: без немца не пойду! - Ехидным был голос Харитона. - Бежать нужно, а Митек чужерода - на плечи. Сам-то еле на ногах стоит. Пошли, мне-то говорит!
   Харитон рассказывал о злоключениях побега из Россохватки.
   В избе было тесно, собралось человек восемь. Я лежал возле темного ночного окна. Под лучинами, на березовых поленьях сидели двое. Один в ярком польском кафтане, лицо красивое, умное, с черными тонкими усиками над влажными сочными губами: женолюб. Второй - страшен, с рваными ноздрями, с обрезанными ушами. Оба сидели как судьи. Харитон будто оправдывался.