Малышева Анна Витальевна. Отравленная жизнь

   Прежде всего девушка осмотрела весь холст с лупой, выискивая хотя бы малейшие следы въевшейся краски, пытаясь угадать, что могло скрываться в левом нижнем углу. Беда была еще в том, что пятно занимало примерно четвертую часть картины. Но Саше ничего не удалось разглядеть.
   Она перевернула холст и осмотрела изнанку. Остатки пыли и паутины – больше ничего. Девушке хотелось плакать, но она заставляла себя держаться.
   "Если бы хоть название узнать, – говорила она себе, продолжая исследовать холст, хотя и не надеялась что-нибудь найти. – Может быть, все это дело называется «Пейзаж перед грозой» или «Старая дача».
   А может, просто «Лето». Хотя бы узнать, были в этом чертовом пятне человеческие фигуры или нет?!
   Если нет, я бы еще рискнула. А что? Пустила бы по всему углу травку, кустики всякие… – Но девушка тут же одернула себя:
   – Сейчас, кустики! Ведь заказчица сказала, что я должна вернуть картине первоначальный вид! Первоначальный! И она говорила это, обращая мое внимание на пятно… Значит, для нее это было важно. Значит, я не могу нарисовать там Бог знает что. Она же наверняка знает, как выглядела эта картина, что на ней изображено. Картина-то еще не старая. Наверняка есть люди, которые видели ее в неиспорченном виде, без лака. Может, даже она сама ее тогда видела! Если ей лет сорок, а картине двадцать два – то тогда этой даме было уже восемнадцать! О, черт… А если у нее есть снимки с этого полотна? А может, еще и сам художник жив.
   Если дама так высоко ценит эту картину, то уж во всяком случае не за красоту! И уж она-то обязательно выяснит, что я нарисовала картину заново!"
   Но хотя Саша и убивалась, одна здравая мысль ей все-таки в голову пришла. Она тщательно скопировала подпись художника, сохранившуюся в правом нижнем углу. "Если сохранились снимки или наброски, то я ведь тоже могу на них посмотреть!
   Главное – выяснить, кто он такой, этот пейзажист!"
   Настроение у нее от этой идеи не улучшилось, но сидеть сложа руки и ждать, когда с нее потребуют десять тысяч, Саша тоже не собиралась. Она отыскала записную книжку, раскрыла ее на букве "Ю" и набрала номер, по которому не звонила года три.
   – Юлия Борисовна? – немного смущенно сказала девушка, услышав знакомый хрипловатый голос. – Это Саша, Саша Мордвинова.
   В трубке раздалось протяжное изумленное восклицание, а потом женщина весело сказала:
   – Ну, спасибо, что совсем не забыла! Ты в Москве, я слыхала? Чем занимаешься?
   Саша чувствовала, что ее заливает горячая волна стыда. Юлия Борисовна, кандидат искусствоведческих наук, шесть лет назад совершенно бескорыстно, не взяв с Сашиных родителей ни копейки, подготовила девушку к экзаменам по всем устным и письменным дисциплинам. Саша познакомилась с ней еще в художественной школе, где Юлия Борисовна читала детям историю искусств. Но в последнее время Саша совсем о ней не вспоминала. Она знала, что женщина живет одна, в обществе серого кота Маси, что, кажется, живется ей трудно и уж, во всяком случае она будет рада звонку. Но как-то… Руки не доходили ей позвонить. Саша не могла выбрать повод, чтобы попросить о встрече. Ей стыдно было думать, что и вспомнила-то она об этой женщине только из корысти. Если кто и мог опознать художника по его подписи, то только она.
   – Может, выкроишь время и заедешь в гости? – говорила тем временем женщина. – Рассказала бы, как живешь. Ты, наверное, изменилась? Я тебя хотя бы узнаю?
   Саша поторопилась принять приглашение. Юлия Борисовна обрадовалась, сказав, что и сегодня, и завтра с утра до вечера будет дома.
   – Может быть, сегодня? – попросила девушка.
   У нее не хватило духу сказать, что она соскучилась.
   Может, это и не было бы враньем, но звонила-то она не поэтому. Договорились на четыре часа. Сама купила цветы, конфеты и бутылку красного вина.
   Она помнила, что Юлия Борисовна предпочитала грузинские красные вина всем остальным напиткам.

* * *

   Серый кот с достоинством вышел из кухни и остановился, глядя на Сашу. Та ахнула и присела, чтобы его погладить:
   – Жив! Надо же! Юлия Борисовна, сколько же ему лет?
   – Ну, по человеческим меркам пятьдесят – еще не вечер, – засмеялась женщина.
   Саша выругала себя – самой хозяйке было около пятидесяти, и вопрос про кота оказался довольно бестактным.
   – Проходи, дай я на тебя посмотрю! – Хозяйка провела Сашу в столовую и усадила в скрипучее плетеное кресло. – Изменилась, изменилась… Когда же мы виделись? Года три назад? Ты более женственной стала… Пополнела, что ли? Нет, не знаю!
   Саша смущенно улыбнулась:
   – Просто вышла замуж.
   – Неужели? – воскликнула женщина. – Представь, Санечка, что я тоже!
   Хозяйка очень изменилась за три года. Она всегда была худощавой, немного растрепанной женщиной.
   И то, что она не замужем, почему-то определялось с первого взгляда. Вид был какой-то незамужний – точнее сказать невозможно. Настоящего цвета ее коротких волос никто не знал – Юлия Борисовна красила их в радикальный черный цвет. Цвет остался прежним. Но сейчас Юлия Борисовна была тщательно причесанной, с умело наложенным макияжем, одета в серую шелковую блузку и узкие, стального цвета брюки. На ее запястьях позванивали серебряные, украшенные нефритами браслеты. И самое главное, впервые на Сашиной памяти, от Юлии Борисовны пахло духами. Причем какими-то очень резкими.
   – Вот здорово, – пробормотала Саша. – Я вас поздравляю!
   – Ну, в моем возрасте это уже считается чем-то даже неприличным, – усмехнулась Юлия Борисовна. – И тем не менее я вышла замуж. Моя мама никак не может опомниться. Ей-то уже за семьдесят, она и меня записала в бабушки.
   Юлия Борисовна поставила в воду принесенные Сашей цветы, распечатала конфеты, подхватила бутылку и унесла ее на кухню. Там послышался тихий короткий разговор, после чего слабо хлопнула тугая пробка, и Юлия Борисовна вернулась уже с откупоренной бутылкой. Саша поняла, что в квартире, кроме них и кота; кто-то есть. Значит, на кухне сидит ее муж. Но Саша не решилась об этом спросить.
   Она по старой привычке немного робела перед учительницей. Хотя теперь-то они могли держаться на равных – обе с высшим образованием, обе замужем… Но Саша все-таки смущалась. Больше всего ее стесняло то, что надо было как-то заговорить о деле. В сумке у нее лежал клочок бумаги, на который она перенесла подпись неизвестного художника. Когда же его подсунуть? Сидеть здесь до вечера она не могла себе позволить. Заказчица дала ей неделю, это хорошо. Но если Саша и за неделю не узнает, что нарисовать на месте темного пятна?
   Тогда – катастрофа. Что будет, Саше даже подумать было страшно. Что перед этим все судебные исполнители на свете и даже алименты!
   Видно, она глубоко ушла в свои невеселые мысли, и хозяйка заметила это:
   – Санечка, что-то случилось? У тебя грустный вид… Родители здоровы?
   – Да, спасибо, – встрепенулась девушка. – Я так, о работе вспомнила.
   – А чем ты занимаешься?
   Вместо ответа, Саша открыла сумку и протянула женщине клочок бумаги:
   – Вот чем. Или, вернее, кем.
   Она с замиранием сердца ждала, что скажет Юлия Борисовна. Та внимательно разглядела клочок бумаги и слегка пожала плечами:
   – Охота же тебе возиться с такой чепухой.
   С этими словами она вернула Саше бумажку. Девушка взволнованно переспросила:
   – Так что вы об этом думаете?
   – Ничего, – ответила та. – У меня о нем не очень высокое мнение. Впрочем, кому что нравится.
   Саша с трудом скрывала торжество. Значит, она не ошиблась в своих расчетах, Юлия Борисовна знала, кому принадлежит подпись! А женщина тем временем продолжала:
   – Вот уж не думала, что будет спрос на его картины? Он что, опять вошел в моду? Я слышала, что он уже не работает… Зачем он тебе нужен, Санечка? Ты что же – копируешь его?
   Последние слова она произнесла с таким нескрываемым презрением, что Саша не выдержала:
   – Разве он так плох?
   – А что в нем хорошего? – Юлия Борисовна распечатала пачку сигарет и угостила гостью. Затянувшись пару раз, она небрежно закончила:
   – Нет, не спорю, что лет пятнадцать назад он как-то был заметен. Но пардон, тогда многие изображали из себя гениев. И только на том основании, что их не выставляли. Корзухин – как раз из таких.
   – Он жив? – цепко спросила Саша.
   Юлия Борисовна еще больше удивилась, услышав ее вопрос:
   – Господи, Санечка, да тебе ведь лучше знать!
   Он еще не старый, наверное, жив… Я с ним знакома не была и картин его почти не видела. Ты же им занимаешься! Кстати, если не секрет, почему ты за него ухватилась?
   Но Саша предпочла не отвечать. Она узнала главное – фамилию художника. Узнала также, что специалисты о нем слышали. И знала, к кому обратиться, чтобы найти его адрес. Она была знакома с хозяевами довольно популярного художественного салона. Уж они-то знали всех: и живых и мертвых. Возможно, фамилию по одной подписи и не сказали бы, но адрес этого Корзухина у них должен быть. Девушка только улыбнулась и развела руками:
   – Я тоже не в восторге от его картин. Но думаю, они получше моих.
   Это дало ей возможность перевести разговор на другую тему. Поговорили об академии, о том, как трудно в нынешних условиях завоевать популярность. Юлия Борисовна слушала очень сочувственно и наконец вздохнула:
   – Беда, если молодому художнику никто не помогает. Санечка, а чем занимается твой супруг?
   Саша рассказала и об этом. Она не скрыла ни того, что Федор бросил учебу, ни того, что в Архангельске у него остались жена и сын. Пожаловалась на то, что не хватает денег платить алименты. Она ожидала прежних, сочувственных слов, но Юлия Борисовна ее поразила. Она смотрела на Сашу сощурившись, и в ее глазах мелькало какое-то странное выражение. Как будто она изо всех сил себя сдерживала, а между тем хотела прервать ее и что-то сказать. Наконец, когда Саша замолкла, женщина сухо произнесла:
   – Да, практичный молодой человек.
   Саша не поняла и переспросила.
   – Что же тут непонятного, – отчеканила та. – Обеспечил себя жильем, московской пропиской.
   Ну, Бог с ним, таких деятелей полно. Но ты, Саша, как ты решилась на такое? Ты говоришь, что счастлива, а о той женщине, которую он бросил, не думаешь? – Она помолчала, раздавила в пепельнице окурок и жестко докончила:
   – Я бы на твоем месте не могла спать спокойно.
   Девушка оторопела. Уж чего-чего, а такой нотации от Юлии Борисовны она не ожидала. Если бы перед ней сидела не бывшая учительница, она бы нашлась с ответом. Но перед этой женщиной она робела. В конце концов Саша сделала вид, что не расслышала последних слов, и принялась усиленно гладить кота, который давно уже к ней ласкался. Они допили вино почти в полном молчании.
   С кухни время от времени доносились какие-то звуки – стук посуды, свисток вскипевшего чайника…
   Это тоже начинало раздражать Сашу. «Чем читать мораль, лучше бы представила меня мужу, – зло подумала она. – Неужели она его стыдится? Нет, училка остается училкой. Никакого такта, никакого понимания!» Девушка в последний раз погладила кота и встала:
   – Жалко, но мне уже пора. Спасибо за приглашение, у вас, как всегда, было хорошо.
   Юлия Борисовна тоже встала, настойчиво пытаясь поймать взгляд гостьи:
   – Ты что, Саша, обиделась?
   «Ну, уж этого я тебе не покажу!» – поклялась про себя девушка. И посмотрела в лицо хозяйки с самой ясной, солнечной улыбкой:
   – На что, Юлия Борисовна? Просто мне пора, Корзухин не ждет! – И она значительно помахала бумажкой с подписью, прежде чем спрятать ее в сумку. – Передайте от меня привет супругу. Его, кажется, сегодня нет дома?
   И надо было видеть, как поджала губы хозяйка.
   Она проводила Сашу до двери и натянуто улыбнулась, пожелав всего доброго… И только в лифте девушка позволила себе расслабиться. Она почувствовала, что на глаза набегают слезы, но не стала их сдерживать. Почему все думают, что Федор женился на ней из-за прописки?! Она выбежала из подъезда и с наслаждением вдохнула морозный воздух.
   Ей стало легче, и она приказала себе забыть об этом неудачном визите. Впрочем, в чем-то он был очень даже удачным!
   Саша взглянула на часы. Почти половина шестого. Это было самое лучшее время, чтобы застать в художественном салоне кого-то из владельцев.
   К вечеру они обычно приезжали туда. Это были муж и жена – Ирина и Павел Житные. Саша познакомилась с ними в Питере, куда они приезжали покупать картины на одном из аукционов. Их свел преподаватель из академии. Картины самой Саши хозяев салона не заинтересовали. Но они были молодой супружеской парой, очень разговорчивые, очень общительные. И Саша несколько раз встречалась с ними, после того как вернулась в Москву.
   Картины Саши их по-прежнему не интересовали…
   Но это не мешало хорошим отношениям. Саша не заискивала перед ними, чтобы они купили у нее что-нибудь, и наверное, эта ее независимость нравилась.
   В салоне-магазине оказалась одна Ирина. Павла, как сказала она, вообще нет в Москве – поехал во Псков, «за добычей».
   – Ты по делу или просто так? – спросила Ирина, зорко оглядывая посетительницу. Убедившись, что у Саши нет при себе никакой картины, она кивнула:
   – Кофе будешь? Я как раз собираюсь выпить чашечку. Весь день мотаюсь, как собака, и хоть бы похудела…
   Пройдя в свой крохотный кабинетик на задворках магазина, Ирина вздохнула и опустилась в старое, обтянутое порыжевшей кожей кресло. Мебель предательски заскрипела под ее весом. Ирина толстела день ото дня и ничего не могла с этим поделать. Ее разносило, несмотря на все диеты, которых она придерживалась. Но даже при чудовищных габаритах, которых она достигла этой осенью, лицо у этой белокурой женщины оставалось милым, обаятельным и казалось не оплывшим. Саша расставляла чашки, кипятила чайник и насыпала кофе. Хозяйке лень было сделать лишнее движение. Все, на что оказалась способна Ирина, – это распечатать пачку печенья для диабетиков. Саша откусила кусочек, ощутила на языке пресный вкус мюсли и положила печенье обратно на тарелку.
   Ирина снова вздохнула:
   – Не нравится? Мне тоже. Ем всякую дрянь.
   А толку никакого. За последний месяц, представь, я прибавила… – И тут же она осеклась:
   – Ты что, торопишься куда-то?
   А Саша и в самом деле сидела как на иголках.
   Она изо всех сил старалась это скрыть, но, как видно, ничего не получилось.
   – Да нет, не тороплюсь. – Саша, наконец, решилась. – Ира, у меня к тебе вопрос. Ты когда-нибудь занималась картинами Корзухина?
   Ирина слегка нахмурилась:
   – Дай Бог памяти… Я такого и не знаю. А что, новый гений объявился? Так он еще не скоро начнет продаваться. – Она спокойно дожевала свое безвкусное печенье и пояснила:
   – Даже если он закончил на пятерки нашу академию – это все равно ему славы не прибавит. А кто он вообще, такой?
   – Если он и заканчивал академию, то очень давно, – разочарованно ответила Саша. – Ему уж, наверное, за сорок. Был довольно популярен в начале восьмидесятых. Неужели не знаешь?
   Вместо ответа, Ирина взяла телефонную трубку и сделала Саше знак подождать. Девушка знала – Ирина терпеть не может, если ее упрекают в неосведомленности. Она интересовалась каждым мало-мальски заметным именем в художественной среде. Но то, что она не знала Корзухина, говорило уже о многом. Саша от волнения покусывала губы: «Значит, его картина никак не может стоить десять тысяч баксов! Заказчица меня обманула! Но что мне делать? Осмеять ее?! Но я ведь подписала, что обязуюсь вернуть ей деньги в случае порчи картины… Значит, я признала, что для меня картина таких денег стоит. Дура я, дура! Беспросветная идиотка! Надо было сразу позвонить Ирине, о чем я только тогда думала!»
   Ирина тем временем окончила короткий телефонный разговор. Она удовлетворенно положила трубку, и девушка насторожилась:
   – Ты что-то выяснила?
   – Кое-что, – кивнула та. – Картины этого Корзухина есть у одной моей знакомой, Альбины. Если хочешь – отправляйся туда, она тебе их покажет.
   Кстати, стоят они смешные деньги. Она отдает штуку за пятьдесят – шестьдесят долларов. Сама понимаешь – Альбина с такой цены ничего себе уже не берет. Ей просто жаль его несчастную жену. – Ирина сделала короткую паузу и закончила:
   – Ты сделаешь доброе дело, если что-то купишь. Потому что ни одной картины еще не продано, а жена этого Корзухина чуть ли не с голоду помирает. У нее всего-то парочка натюрмортов да какой-то пейзажик двадцать на пятнадцать сантиметров… Ну, так дать тебе адрес и телефон?
   У Саши перехватило дыхание.
   – Чей?
   – Альбины, чей же? Да что с тобой сегодня? – Ирина изумленно глядела на девушку. – Тебе плохо? Глотни водички!
   Но Саша отказалась и от воды, и от лекарств, которые в изобилии оказались у хозяйки салона. Она записала адрес галереи, где нашлись картины Корзухина, и как бы между прочим спросила:
   – Он что же, умер?
   – Я поняла, что да, – кивнула Ирина. – Иначе, наверное, сам бы продавал свои картинки.
   А может, просто спился или попал в дурдом. Но ты меня удивила, честное слово! Назвать московского художника, о котором я и понятия не имею… Долго же ты его искала! Скажи на милость, Корзухин какой-то…
   Саша поблагодарила ее и, выйдя на улицу, поймала такси. Ей нужно было торопиться. Первый день, отпущенный ей по условиям договора, близился к концу, а она все еще была далека от своей цели.
   Ее грела только одна надежда – может, тот пейзаж, который висит в галерее, окажется копией того, который она уничтожила? Ведь часто бывает, что художник выполняет несколько картин на одну тему.
   А если нет… Тогда, решила Саша, она найдет жену Корзухина, а через нее попытается что-то узнать о нем самом. И если только он жив – Саша поклялась дать ему даже не шестьдесят, а сто, двести долларов! Только бы он повторил свое произведение – заново, для нее!
   Крохотный магазинчик в переулках возле Старого Арбата был заметен издалека. Его единственная, маленькая витрина была щедро иллюминирована. А в ней на черном бархатном постаменте красовалась освещенная фиолетовыми лампами статуя Венеры Милосской. Это должно было информировать публику, что здесь продаются предметы искусства. Саша неодобрительно оглядела статую, потянула на себя тяжелую дверь. Забрякал колокольчик, потянуло теплом, и девушка оказалась в небольшой квадратной комнатке, где не было ни прилавков, ни кассы, ни продавцов. Единственным предметом мебели была длинная кушетка, обтянутая фиолетовым потертым бархатом. На кушетке сидела женщина, почти такая же полная, как Ирина. Это было настолько курьезно, что Саша не удержалась от улыбки.
   Женщина читала какой-то журнал и едва подняла глаза, чтобы оглядеть посетительницу. Саша догадалась, что это и была хозяйка салона. Но в отличие от молодой, хорошенькой и белокурой Иры Альбина была вовсе не молода, не хороша собой, а голову ее венчало старомодное пегое украшение в виде пучка. Саша прошлась вдоль стен, где были тесно развешаны картины. Мимоходом она отметила, что здесь по большей части висит страшное барахло. У Ирины выбор был куда лучше. Наконец хозяйка обратила внимание на Сашу и отложила свой журнал:
   – Вам помочь? Чем вы интересуетесь?
   – Корзухиным, – ответила Саша. – У вас должны быть три картины, кажется?
   – Есть, есть, – кивнула та, сразу переходя на более доверительный тон:
   – Это не насчет вас звонила Ира? Я так и подумала! За весь день ни одна живая душа не зашла, можете себе представить?
   А ваш Корзухин там, в уголочке.
   И она показала куда-то вниз. Чтобы разглядеть эти картины, Саше пришлось согнуться пополам. Прежде всего она рассмотрела пейзаж. И убедилась, что ничего общего между ним и погубленной картиной нет. Сдерживая разочарование, она осмотрела и натюрморты. Нет, этот художник ей не нравился и уже не имел шансов понравиться никогда! И Саша с раздражением думала, что здесь, в этом пошлом магазинчике, среди ширпотреба, ему самое место!
   Альбина тем временем вяло расхваливала товар:
   – Он ведь уже не работает, так что других поступлений не будет. Если вы интересуетесь восьмидесятыми годами – лучше Корзухина даже искать нечего.
   – Ну, так уж и нечего? – выпрямилась Саша. – А сколько стоят эти картины?
   – Ну… – Альбина быстро покусала незажженную сигарету и решительно заявила:
   – Все три отдам за двести долларов! И только потому, что жена его страшно нуждается.
   – А он сам? – поинтересовалась Саша.
   – Он? – Альбина чиркнула зажигалкой, затянулась и поморщилась:
   – Он уже полгода в бегах. То ли в бегах, то ли с ним что-то случилось… У жены нет сил его искать.
   – То есть он жив? – обрадовалась Саша.
   – Может, и жив, – кивнула та. – Ну, что, берете?
   – Н-не знаю… – Девушка изобразила колебание, снова и снова разглядывая картины. – Я бы еще посмотрела другие его работы. У жены они есть?
   Можно узнать ее координаты?
   Как она и ожидала, Альбина не обрадовалась этой просьбе. Может, она и не брала себе ничего с корзухинских картин, но продать их ей все-таки хотелось.
   Однако Альбина достала записную книжку и продиктовала Саше телефон, причем добавила:
   – Она чуточку не в себе, так что вы поосторожнее. Она, знаете, ревновала его к каждому столбу.
   Еще решит, чего доброго, что вы его любовница, у которой он прячется. – Женщина коротко хохотнула. – Так что вы скажите Кате, что это я вас послала. Запомнили? Ее зовут Катя.
   Саша позвонила жене художника из уличного автомата. Номер не отвечал. Она звонила по этому номеру весь вечер, уже вернувшись домой, вплоть до глубокой ночи. Федор даже забеспокоился. Он спрашивал, кого это ищет Саша, что это за дрянь стоит на мольберте, почему на полу черные пятна и воняет растворителем? Саша не отвечала. Она сказала только, что нашла работу и просит ей не мешать. А потом, воспользовавшись тем, что муж вышел в ванную, достала из коробки деньги и пересчитала их. Задумалась, отложила в сторонку стодолларовую купюру, добавила к ней несколько сторублевок. Первую зеленую сотню она разменяла сегодня днем, перед визитом к Юлии Борисовне. Остальные деньги девушка спрятала обратно в коробку. После чего опять набрала номер, который уже выучила наизусть. И неожиданно ей ответили.
   – Алло, извините, что так поздно, но я от Альбины, – преувеличенно вежливо заговорила Саша, услышав женский голос. – Мне нужна Екатерина Корзухина.
   И женщина, как-то сдавленно ахнув, спросила:
   – Неужели вы ничего не знаете?!
   – Что-то случилось? – Саша крепче прижала трубку к уху. – С ней что-то…
   И женщина сбивчиво начала рассказывать, что «Катенька» и «Артемушка» были убиты две недели назад, а квартира подожжена, но, слава Богу, ей не дали сгореть полностью и даже вот опять подключили телефон.
   – Вы понимаете, почему подожгли квартиру? – взахлеб объясняла она. – Хотели инсценировать просто пожар, а они сгорели. Отравили их, несчастных моих, уложили в постели, на кухне открыли газ и зажгли на столе свечку. Если бы в кухне накопился газ, все бы рвануло от свечки! Может, весь подъезд бы сгорел! Однако газ был отключен, за него почти год не платили, Катенька нигде не работала, все время болела. А свечка в конце концов опрокинулась, ну и загорелась скатерть…
   Далее женщина подробно описала последствия пожара.
   – Все картинки, все бумажки, какие были, вся постель – все пропало, все испорчено… Бумаг-то у них было много, да еще эти краски проклятые. А что не сгорело – в руках рассыпается. Я вот тут вожусь весь день, уже столько мусора вытащила. Да, все хорошие вещи в мусор превратились, а хорошего у них и так-то было не много… А монтер только к вечеру пришел, подключил телефон. – Она вздохнула и совсем уже другим, сдавленным голосом произнесла:
   – Катя с Артемом уже десять дней как похоронены. А мне все кажется, что они здесь. Вроде должны быть здесь…
   И тут женщина, до этого говорившая как-то неестественно быстро, неожиданно всхлипнула. Саша слушала ее и все яснее понимала – отчего бы ни умерли Корзухины, но их нужно оставить в покое.
   Как и эту женщину, которая то ли смеется, то ли плачет и явно слегка помешалась от горя. Кто она такая? Чья-то родственница? Мать? Но чья? И кто этот Артем, про которого она все время говорит?
   Саша с ужасом поняла, что ни у кого не узнала даже имени художника. Только его фамилию…
   А ведь Альбина должна была знать это имя! Впрочем, она могла бы знать и о том, что хозяйка картин погибла… И все-таки она этого не знала.
   – А вы кто? – уже сквозь обильные слезы спросила ее женщина. Было слышно, как она сдерживает частые всхлипы. – Катина подружка? Я не расслышала…
   – Я… Да, – неожиданно для себя самой солгала Саша. – А кто это погиб с Катей? Ее муж?
   – Да что вы, сын! – воскликнула женщина. – Сын, мальчик, хорошенький такой, ему всего восемнадцать было, а в армию не взяли, потому что болел, остеохондроз у него был и малокровие. Но вы же его сами видели, наверное?
   Саше стало дурно от собственного вранья. Она хотела остановиться, сказать, что просит прощения, что все это не правда, положить трубку… Но она не могла этого сделать. Не могла до тех самых пор, пока у нее не будет на руках денег, чтобы расплатиться с клиенткой. Или.., готовой картины.
   – Так я не поняла, кто вы? – уже тревожно допытывалась женщина. – Как это вы сказали?
   Муж с ней погиб? А вы что, не знаете, что Иван полгода как из дома ушел? Почему вы о нем спросили?