Страница:
* * *
Вован довольно огляделся. Хорошо все-таки на воле! Сидеть в кабаке контролируемом его бригадой, вокруг свои пацаны, и ни единого мусора рядом. Даже не верится, что еще менее суток назад он парился в душной камере и даже не надеялся выйти на волю. Нет, конечно, адвокат суетился, свидетели нужные показания уже дали, но до освобождения под подписку дело не доходило. Следак уперся, и все. А прокурор, конечно, сделает все, как тот попросит. Уже и бабки носили, и через нужных людей давили – ничего не помогало. А вот на тебе, там, где доллары не помогли, помог случай. Да еще какой – расскажешь кому, хрен поверит! Как будто добрый волшебник прилетел и двери открыл. Точнее, выбил. Братва сначала даже не поверила им с Вареником. Да и кто ж поверит, что всю мусорню кто-то в капусту порубил, а героя никто и в глаза не видел? Хорошо, по телевизору показали про бойню в изоляторе, не то пацаны могли и плохое подумать. И неудивительно, Вовану расскажи кто такое, он бы и сам не поверил.– Ну и счастливчик же ты! – Кот протянул рюмку и со звоном ударил ею о рюмку бригадира. – Выпьем за твою удачу, за твое везение! Теперь мы можем говорить, что наш Вован самый фартовый в столице. Пусть кто-то хвалится бабками, пусть кто-то барыгу мощного застремал… Но вот так уйти из неволи? Как ни крути, а ни у кого такого не было.
– Точно! – поддержал Кота Никита. – Даже после того как по телевизору дикторша лопоухая пропела про ваш кичман, все равно в башке не укладывается. Люди сидят по хатам, парятся, о воле мечтают, а тут приходит… Зорро, всех мусоров в расход. Нет, это даже не Зорро, это Терминатор, в натуре.
– Во блин! А я все думаю, где я про это слышал? – с готовностью подхватил Вареник. Привязавшись в камере к жесткому, но правильному авторитету, он решил принять приглашение и войти в бригаду Вована. Теперь он изо всех сил пытался скорее стать своим среди этих правильных пацанов. – А это в кино со Шварцем было! Как же это я забыл? Все думал, думал… Уже стало казаться, что это и на самом деле было.
Слова нового члена коллектива вызвали бурный смех.
– Ну дает! Вспоминает он! А ты, часом, сам не Терминатор? Небось Шварц у тебя в дубле ходил?
– Во-во, Арни рядом с тобой делать нечего!
– Не, братва, не нужно смеяться над человеком! Он и вправду в том фильме играл. Вместо Шварца, когда от него только скелет обгоревший остался.
Последние слова, а они принадлежали Никите, вызвали новый взрыв смеха. У некоторых даже слезы на глазах выступили. А Кот, так тот вообще съехал со стула и упал на колени.
– Ну все, братуха, был ты Вареником, станешь Терминатором, – задыхаясь от смеха, проговорил бригадир. – Усохшим…
– Нет, лучше Шварцереник! – заржал Кот, – Или Варминатор!
Вареник растерянно огляделся. Ему было обидно, что никто не принимает его слова всерьез. Так можно превратиться в постоянного клоуна. Нужно было срочно менять тему, переводить разговор на другое.
– А знаете, братва, – закричал он, перекрывая шум, – парень-то, что с нами сидел, он покруче вашего Арнольда будет!
Эти слова потонули в хохоте.
– Во дает! Покруче Шварца? – ржал Кот, корчась на полу. – Наш Динамит, что ли, на кичу попал? Тот, что по телику грелки рвет. Ну, Вареник, ну, бля, ты шутник!
– Вован, ну скажи ты им! – взмолился объект насмешек. Он уже чуть не плакал. – Ты же сам видел! Тот, что весь поломанный был. Он же, в натуре, здоровый, как шкаф!
Вареник, злой и насупленный, дернулся, чтобы встать и уйти, но бригадир удержал его за рукав и усадил на место.
– Видел, видел, успокойся, – сдерживая смех, подтвердил он. Вовану вовсе не хотелось терять нового бойца. – Ну дай ребятам покуражиться! Пусть смеются на здоровье!
– Слышь, Вован, а это не тот, Терминатор… Нет, Вареник, это я не про тебя. Я про того спрашиваю, о котором по ящику сказали, что он бабу на куски порубил. Это не о нем? Не о вашем? – вдруг спросил Кот.
– Ну точно кино! – прыснул Никита. – Теперь по телефону будет искать других мочалок и мочить! Вареник, твоего номера в справочнике нет?
– Ты… ты,. – Новый член бригады не находил слов, чтобы выразить свое возмущение. – Да пошел ты!
– Все! – рявкнул его бывший сокамерник. – Хорош ржать! Смех дело нужное, но сначала его заслужить необходимо. Друга с кичи вынять… или тему денежную раскачать. Что с баблом у вас? Какие дела готовите? У тебя что на плане, а, Никит? Что по азерам?
За столом мгновенно наступила тишина. Марат и Никита переглянулись и как по команде опустили головы, пряча глаза.
– Что примолкли-то? – продолжал Вован. – Я, кажется, спросил о чем-то!
– С азерами глухо, – выдавил из себя Марат. – Они под мусоров легли, теперь РУБОП их крышует. Нам конкретно объявили: сунетесь еще раз на рынок, будут вывозить и здоровье отнимать…
– Кто именно терки вел? – зло спросил бригадир. Он и раньше подозревал, что его приняли не просто так что в камере он оказался под «заказ», но только теперь стал понимать, откуда дует ветер. – Фамилия, должность…
– Макарычев, зам Зурабова, начальника СОБРа, – пояснил Никита. – Через два дня, как тебя закрыли.
Вован сжал кулаки так, что кожа на костяшках пальцев побелела. На скулах заиграли желваки. Он обвел братву тяжелым взглядом и спросил:
– А Молодому говорили? Он как на это отреагировал?
– Молодого самого прессуют вовсю, – сообщил Марат. – Я с ним виделся… В бегах он. Может, сейчас где-то в Подмосковье сухарится, А может, и в Питере.
– Ладно, с азерами разберемся, – кивнул Вован. – Анют платит?
– Куда он денется? – улыбнулся Никита. – Платит, конечно! И он, и «Фламинго»… Правда, казино опустили две недели назад. Фраер какой-то залетный. Никто его раньше не видел… Мы хотели взять его, да он делся куда-то. Вроде бы садился в машину… Кот, расскажи, ты же за ним смотрел.
Константин недовольно дернул головой. Нашли-таки как перекинуть стрелки, мол, его был косяк, он упустил залетного.
– Он подошел к машине… к такси. – Кот до сих пор не понимал, как он упустил того длинного, что выиграл куш и испарился. – Я к машине своей, думаю, прослежу до дома, куда он поедет… Такси поехало… он там точно сидел, гадом буду. Я за ними. Подъезжаем к Казанскому, этот, как прокнокал меня, прямо на перекрестке выскочил и в переход! Ну, тот, что с магазином круглосуточным… «Рамстор», кажется… Я туда, вроде бы как к обменнику. Охранник говорит, пункт закрыт. Я ему: как же закрыт, когда дружок, мол, только что вошел? Описываю длинного, тот говорит: да, был такой. Начали искать, все отделы, все переодевалки осмотрели, нет его. Охранник сам засуетился, вызвал начальника смены, ночного директора, продавщиц…
– А в туалете смотрели? – поинтересовался Вареник. – Он там мог спрятаться.
– Вован, ты где этого… нашел? – раздраженно спросил Кот. – Слышь, Вареник, ты…
– И что, не нашли? – Бригадир, предвидя очередной конфликт, предостерегающе поднял руку. – В подсобках, в кабинете директора…
– Везде смотрели – как сквозь землю провалился! – Константин покаянно развел руками. – Не поверишь, спать не могу, все никак не пойму: как ему это удалось? Бля буду, сам заплатил бы, чтобы узнать.
* * *
Соколов проводил последнего из своих учеников с тяжелым сердцем. Он никак не мог отойти после разговора с Инной Порывайко. Андрей Георгиевич не то чтобы жалел о своей несдержанности, нет, он поступил так, как подсказывала ему интуиция, сжечь эти мерзкие картинки да остеречь неразумную, пышущую неудовлетворенной страстью женщину было необходимо… Разве что говорить надо было помягче, не так резко… Но что поделаешь, таков уж характер у Наставника.Сталкиваясь с человеческой глупостью, Соколов бывал очень несдержан, из-за чего лишился не одного влиятельного покровителя. Друзья часто говорили ему, что нельзя быть таким прямолинейным, надо быть терпимее к чужим слабостям, но все напрасно. Андрей Георгиевич с ними соглашался, более того, он и сам клял себя последними словами, но поделать с собой ничего не мог – темперамент оказывался сильнее. Он просто не мог понять, как это люди не видят того, что для него очевидно.
Взять хотя бы сегодняшний случай. Этот неизвестный ему художник… маньяк, как говорит эта озабоченная дура. Кровь в бабе кипит, вот и не замечает элементарного. Мальчишка никакой не маньяк, он талант, он гений! Его беречь нужно, его бы от всех бед в монастырь увести. Да подальше от соблазнов, подальше от зла людского. Затравят парня, как затравили до него многих других. В старину, судя по тем обрывочным знаниям, что удалось получить Соколову, таких, как Чернов, звали Реставраторами. Почему, Андрей Георгиевич не знал. То ли оттого, что они могли власть царям возвращать, то ли потому, что любую вещь могли восстановить, заставить служить людям… А может, еще какой-то смысл в это слово вкладывался. Во всяком случае, от работ, которые молва приписывала Реставраторам, не тем, что нынче ремонтом занимаются, а настоящим, от которых и само слово это взялось, веяло такой понятной Соколову силой, что в нынешних работах он не находил и доли ее. Разная это была сила. У кого злая, у кого добрая… А вот у нынешнего она пока еще неопределенная. Могучая, неудержимая… но неопределенная, не поймешь, добро, свет несет или тьму. Формально, конечно, зло – вон чудища какие. А если заглянуть вглубь… Нет, не хватает знаний. Не хватает понимания, нужно с парнем поговорить, посмотреть, что за человек. Если он писал то, что видел, это одно, а если то, что в душе лежит… Тогда страшные времена, прости Господи, предстоят. Тогда только сам Реставратор спасти Землю сможет, а без него…
Андрей Георгиевич зажмурился. Откуда в нем самом эти знания? Как он все это чувствует? Правду сказать, он и сам этого не знал. Вот как открылось зрение, как стал он информацию в объеме видеть, а не ту плоскую картинку, что глаза передают, так и знание пришло. Причем оно не открывалось Наставнику как в книжке, страничка за страничкой, а словно всплывало из глубин его памяти. Потребовалось – и всплыло. Ане потребовалось бы, так и не знал бы он о таком человеке, Олеге Чернове.
Но что же все-таки с ним делать? Как помочь? Как уберечь от неверного поступка? С его талантом можно такое наворотить, такие беды принести. Вот хотя бы картинки эти… Андрея Георгиевича даже передернуло – вспомнилось, какой зловещей силой веяло от листов, что принесла Инна. Нет, если он хочет вернуть себе Душевный покой, если не собирается всю ночь метаться по своей квартире на Юго-Западе Москвы, нужно действовать.
Андрей Георгиевич позвонил другу, профессору Баграмову. Василий Сергеевич был известным историком, специалистом в области религиозных культов. Увлекающаяся натура и коллекционер, он собирал и бережно хранил предметы, использовавшиеся при отправлении религиозных обрядов, включая самые редкие и экзотические. Соколов был убежден, что профессор именно тот человек, кто может понять сущность происходящего. Он еще не до конца решил для себя, правильно ли поступает, вовлекая старинного друга в эту историю, а пальцы уже сами набрали знакомый номер. Что ж, пусть так и будет. Соколов давно привык доверять своим инстинктам, своему чутью. Это началось давно, еще на заре его юности. Андрей Георгиевич, тогда просто Андрюха, жил на Алтае и ничем не отличался от своих сверстников. В тот страшный для многих день он скакал на своем гнедом Водолазе, когда невиданная сила подхватила его вместе с конем и, пронеся с добрый десяток метров по воздуху, швырнула оземь. Это было последнее в Советском Союзе наземное испытание водородной бомбы…
С тех пор многие, да что многие, почти все друзья Соколова ушли в мир иной, а вот Андрей Георгиевич выжил. И не только выжил, но и стал обладателем необыкновенных способностей. Ему ничего не стоило делать несколько дел одновременно, перемножать в уме многозначные числа или возводить их в многократные степени быстрее, чем проверяющий делал это на калькуляторе. Он мог запоминать колоссальное количество цифр, стихов, мелодий… Да мало ли что он мог делать! Ездить и стрелять вслепую, находить спрятанные вещи, угадывать мысли…
В молодые годы, когда тщеславие еще не уступило место мудрости, Андрей Георгиевич кичился своими талантами, выступал перед зрителями и по телевидению. Он даже вошел с частью своих достижений в Книгу рекордов Гиннесса, но после того, как число таких записей превысило цифру тридцать, перестал интересоваться и этим. А потом и вовсе отошел от публичной деятельности. Устал от всей мишуры, устал от глупости людской, а скорее всего, устал доказывать, что он не шарлатан, пользующийся гипнозом, а простой, ничем не примечательный феномен. Но как ни шути по этому поводу, а от деятельности массовика-затейника Соколов отказался. Вел группу особо нуждающихся в помощи да изредка консультировал наших спортсменов, и те становились потом чемпионами мира и Олимпийских игр. Причем вид спорта не имел никакого значения – хоккей это был или шахматы.
– Вася! Здравствуй, дорогой! – Соколов давно не разговаривал с профессором и был рад его слышать.
– О, Андрей! – В трубке послышался довольный смешок. – Как это ты вспомнил обо мне?
– Дела, Вася, дела, – вздохнул Наставник. – Да и ты тоже не балуешь меня звонками. Вроде бы и живем по соседству, а созвониться недосуг.
– Хотя и обидно признавать, но тут ты прав… Наверное, потому что живем рядом, все надеемся лично увидеться, в глаза друг другу посмотреть, улыбнуться… – отозвался профессор. – А оказывается, то, что дома рядом, совсем не гарантирует частых встреч.
– Стареем, ленимся лишний раз корму приподнять, нос из дома высунуть, – продолжил сетовать Андрей Георгиевич. – Я потому и звоню тебе, что увидеться надо. У тебя как со временем?
– Андрей, ну как тебе не стыдно? – возмутился Баграмов. – Ты же знаешь, что я тебе всегда рад!
– А ничего, что поздно?
– Кто в наши годы спит? – хохотнул Василий Сергеевич. – На том свете времени отдохнуть хватит. Давай заходи, я пошел чайник ставить.
* * *
Старший следователь Генеральной прокуратуры Малышев Вячеслав Яковлевич, возглавивший объединенную бригаду по факту нападения на отделение милиции и массового побега арестованных из СИЗО, сам допрашивал некоторых из друзей главного подозреваемого – Чернова. И хотя он понимал, что парень не мог разнести отделение – из камеры это просто невозможно, но из-за отсутствия других мало-мальски правдоподобных версий продолжал разрабатывать ту, что была под рукой… Тем более что и Порывайко, формально отстраненный от следствия, а на самом деле один из самых активных участников расследования, с пеной у рта доказывал причастность Чернова к этой безумной акции. Хорошо хоть поджога не было, документы сохранились, так что большинство беглецов скоро окажутся за решеткой. Теперь уже другого СИЗО, потому что в этом ремонт хорошо если кончится до лета.Но Вячеслав Яковлевич не зря пробивался на это место. Не вязалось дело у Порывайко. Следователь, каким бы он ни был, в конце концов становится неплохим психологом. Или должен уходить в адвокаты. Настоящий следователь шкурой чувствует, когда ему лгут, когда заблуждаются и выдают свое мнение за действительность и когда говорят правду. Вот друзья Чернова в своей уверенности в невиновности Олега, похоже, искренни. А райотделовский следак… Ну кому он рассказывает? Да неужто Малышев не знает их методов работы? Как будто не понимает, что несчастного художника опера так дуплили, что тот не то что выламывать двери, небось и ходить-то не мог.
Евгений Романович Глотов, представлявший в бригаде ФСБ, занимал промежуточную позицию. Он не оспаривал доводов Малышева, но не спешил отметать и версию Порывайко. Может, Чернов сам не совершал преступление, но какое-то отношение к нему он явно имел. Не зря же девушка и милиционеры были убиты одним и тем же оружием. А то, что в обоих случаях применялось одно и то же, сомнений не было. Не предполагать же, что в Москве одновременно появилось несколько таких… А чего таких? Само оружие до сих пор не найдено. То, что нашли у Чернова, находится у эксперта и при нападении не применялось. Да еще эксперты воду мутят, заявляют, что нигде не могут обнаружить ни единой частички металла, из которого сделано это оружие. Ни на трупах, ни на поврежденной штукатурке. Но так же не бывает! Во всей истории криминалистики такого не было. Какой бы прочности ни было лезвие, а частички его все равно должны присутствовать в местах разрезов.
Черт, как все запутано! Попробуй в такой ситуации доказать, каким оружием наносились удары и каким боком к преступлению причастен Чернов. Хотя от того факта, что именно он является связующим звеном между делом Акопян и нападением на СИЗО, тоже не отмахнешься…
Нет, о случайном совпадении не может быть и речи. Тогда что? Кто-то подставляет Чернова? Может быть. Вполне. Но тогда кто такой этот парень, если его недоброжелатель не остановился перед нападением на отделение милиции? Во сколько, интересно, обошелся ему этот налет? Небось под миллион долларов, если не больше – уж больно хлопотное дело.
– Слава, свидетелей нападения на отдел нужно отпускать, – сказал Глотов, заходя в кабинет, где сидел руководитель бригады. – Люди усталые, злые, все равно больше ничего не скажут, а обиду на нас затаят. Сам понимаешь, не в наших это интересах.
– Давай, – согласился Малышев. – Что у нас по очевидцам?
– Таксисты, работающие в районе, выявляются, завтра приступим к допросам. Водители общественного транспорта тоже, – доложил Глотов. – Текст обращения к москвичам подготовлен, требуется твоя виза. Эксперты обещают предварительное заключение только к завтрашнему вечеру. Усиленные патрули разыскивают беглецов. По местам вероятного появления отправлены группы захвата. Но я думаю, что завтра пойдут первые добровольно вернувшиеся. Это если ты согласишься подписать обращение. Я при его составлении подумал, что нам важнее получить от них информацию по обстоятельствам нападения, чем чтобы их судили за украденный ящик пива, и от твоего имени пообещал добровольцам послабление. Как, не возражаешь?
– Извини, Женя, но с этим к прокурору. – Малышев понимал, что фээсбэшник прав, но взять на себя ответственность не решался.
– Я так и думал! – Глотов кивнул и бросил листки на стол. – В любом случае, вот возьми. А подпишешь или нет, дело твое. Что у нас на очереди?
* * *
Сурков и его жена Мария Александровна по давно укоренившейся привычке сидели на кухне и за чаем с вафельным тортом обсуждали домашние проблемы. А так как главная их забота – Нина, особых хлопот не доставляла, то и разговаривать было особо не о чем. Так что рассказ Геннадия Семеновича о ночной трагедии и о том, как следом за ней кто-то напал на следственный изолятор и разнес его до основания, пришелся как нельзя кстати. Мария Александровна была так потрясена тем, что маньяк, нападавший на невинных девушек, опять на свободе, что чуть не уронила чайник с кипятком. Это что же получается, раньше он один свои жертвы пластовал, а теперь еще и с дружками вместе будет насиловать?– Геннадий, ты бы сказал нашей Нинке, чтобы дома сидела и никуда не выходила, – обратилась она к мужу. – Вон темень уже, а ее все нет. Вот придет, я ей устрою!
– Маша, успокойся, что ты на дочку-то наговариваешь, – мягко возразил Сурков. – Уж нам-то на нее грех жаловаться. Ты бы посмотрела, что у других делается Наркота, алкоголь… Знаешь, каких соплячек в отделение доставляют? Бандитки, двенадцати нет, а они людей грабят. Места неиспользованного нет. Полный комплект болезней.
– Вот молодец! Вот придумал! – Мария Александровна всплеснула руками. – Я не для того дочку воспитываю, чтобы ее с такими сравнивали! Еще не хватало! Ты хотя бы подумал, прежде чем такое говорить! Да наша Ниночка…
– Вот, – спокойно сказал Сурков. – Теперь ты сама поняла, что нечего дочь ругать. Хорошая деваха выросла, спасибо скажи! А ты такой шум подняла…
– А нечего мне на ночь глядя страсти такие рассказывать. Вот удумал-то, маньяки, топоры… – парировала супруга. – Сам напугаешь, а потом…
Спор был прерван звонком в дверь. Грузная Мария Александровна вскочила со стула и колобком покатилась открывать. Два громких щелчка, по одному на каждый замок двойной двери, и началось привычное чмоканье, сюсюканье, и после некоторого возмущения избыточной экспрессивностью мамы послышался счастливый смех обеих.
Геннадий Семенович довольно улыбнулся. Вот ради таких вечеров и стоило жить! Как же он любил, когда все его маленькое семейство собиралось вместе! Он и представить себе не мог, как это дочь уйдет из отчего дома, в ее жизни появится мужчина, который будет ее мужем, главой ее семьи… Нет, лучше об этом не думать. Кто бы ни был ее избранник, пусть себе твердо усвоит, что Сурков – это не фабрика мягких игрушек. Свою дочь он обижать не позволит.
Геннадий Семенович достал из дипломата свежий «Космополитен». Барахло, конечно, но что делать – остальные журналы, говорят, еще хуже. Узнав, что сегодня на службе делать нечего, все клиенты разбежались, он прошелся по судьям, раздал презенты, согласовал сроки, выше которых подопечные не получат, и, чтобы не возвращаться домой с пустыми руками, купил дочке последний номер. Сам виноват – приучил ее к ежедневным подаркам.
– Папулька, как дела? – Нина влетела на кухню и ткнулась мягкими губами в щеку отца. В кухне сразу стало как будто светлее.
– Да вот, сидим с мамой и ждем тебя, – радостно улыбаясь, ответил отец. – Я, грешным делом, рассказал ей про побег маньяка, вот она и дрожит за тебя, говорит, темно, а Нинка загуляла, домой не идет.
– Я у Вики была, – сообщила Нина. Она схватила кусочек торта и, запивая холодным молоком, стала есть.
– Нинка, сколько раз тебе говорить, чтобы сладким аппетит себе не портила! – закричала Мария Александровна. – Я котлет нажарила, пюре натолкла…
– Давай. – Нина кивнула, пшеничные волосы упали на лоб. – И огурец соленый тоже.
– Как, после сладкого? – удивился отец.
– А потом еще раз сладкое будет. – Нина побежала мыть руки. – После ужина!
Старшие Сурковы переглянулись и заулыбались. Нет, такой дочки ни у кого нет.
И вдруг дом сотрясся от страшного удара. В коридоре загрохотало – это упала двойная дверь вместе с рамой. Куски цемента и штукатурки влетели в коридор и, ударившись о стену, посыпались на пол.
Осененный страшной догадкой, Сурков замер. Жена, сорвавшись с места, пробежала мимо неподвижного Геннадия Семеновича и выскочила в коридор – лишь для того, чтобы через мгновение ее голова с обрубком плеча вкатилась назад, рассеяв по стене веер кровяных брызг. Несколько теплых капель попало на лицо супруга, но даже это не вывело его из оцепенения.
Адвокат обреченно ждал своей участи. Вот сейчас войдет Чернов и…
Тяжелые шаги приближались. Сурков не смел поднять голову и взглянуть в глаза убийцы. Но он увидел ноги. Боже всемилостивый, да разве это… человеческие? Разве у людей бывают такие?
Господи, спаси и помилуй, что это? В наступившей тишине хлопнула дверь ванной. Нина? Боже, его девочка! Может, хотя бы она спасется!
– Нинка, беги! – закричал Сурков и, схватив со стола старый кухонный нож, взглянул на своего врага, – Ну, давай…
– Сколько раз я тебе говорил, Андрей, чтобы ты не порол горячку? И вот, пожалуйста, рисунков нет, одни только твои слова. Как же, я тебя спрашиваю, горячая твоя башка, я смогу теперь составить о них более или менее точное представление? – Баграмов вскочил и зашагал по комнате. – Как, скажи мне?
– Хочешь, я тебе нарисую? – отозвался Соколов. – Ты же знаешь, я могу по памяти… Но это, конечно, будет копия… жалкая копия, совсем не передающая силу произведения. Да и зачем они тебе? Сравнивать с твоими материалами? Или искать аналогии в Библии и других святых и древних книгах? Старо и малоэффективно.
– Да нет, ты не понял! – Профессор замахал руками. – Нет, я не имел в виду чушь, которую пишут в романах на мистические сюжеты. Нет, тут другое… Ты будешь смеяться, но постарайся выслушать меня серьезно… и до конца.
Соколов поднял обе руки ладонями к собеседнику, мол, все, молчу.
– Помнишь, при одном из прежних президентов, вернее даже будет сказать во времена правления его всесильного охранника, ходили одно время разговоры о разработке у нас в стране психотропного оружия? Вернее, я бы даже сказал – психотропного оружия массового воздействия? Так вот, открою тебе маленький секрет, меня тоже привлекали к этой программе. Да, да, и не вскидывай так удивленно брови, я знаю, что и тебе поступали такие предложения. Ко мне пришли сразу после твоего отказа. А вот я согласился. И не потому, что желал быть поближе к власти, просто давно хотелось собрать вместе таких людей, как ты, как покойная Кулешова или Озолиня, например… Надеюсь, слыхал о ней? Нет?
Наставник, соблюдая договоренность, молча помотал головой.
– Странно. – Баграмов удивленно и разочарованно поджал губы. – Это же новая звезда в вашем деле! Совсем недавно вернулась из Испании, а уже знаешь сколько людей успела исцелить? И не морщись, пожалуйста, я тоже кое-что в этом деле понимаю и могу отличить шарлатана от того, кто действительно помогает людям.
Соколов равнодушно пожал плечами. Ну, лечит так лечит, Бог ей в помощь. Он-то почему должен помнить обо всех? Тем более что все равно они не конкуренты, Андрей Георгиевич давно уже не стремится к славе…
– Ну, не знаешь, такие знаешь. – Василий Сергеевич махнул рукой. – Ну так вот, начал я сколачивать команду, собрал энное число экстрасенсов, твое, кстати, словечко. Экстрасенс. Придумал же! Ну и всяких других тоже – ясновидящих, гадалок, общающихся с душами умерших, искателей… Ну и прочих, всех не перечислишь. И знаешь, поразительные результаты были. Ты-то меня понимаешь, а вот другие просто не верили своим глазам. Говоришь: вот смотри, пощупай, потрогай… Нет, отвечают, это фокус и вы нас обманываете. Коперфильдами домашними называли. А я им говорю: вы нас хоть на десятую часть того, что этот трюкач получает, профинансируйте, я вам все его фокусы повторю. Да мы такое сделаем, что весь мир ахнет!