Мандельштам Осип Эмильевич. Осип Мандельштам. Сочинения

Шары

 
Дутые-надутые шары-пустомели
Разноцветным облаком на ниточке висели,
Баловали-плавали, друг друга толкали,
Своего меньшого брата затирали.
 
 
– Беда мне, зеленому, от шара-буяна,
От страшного красного шара-голована.
Я шар-недоумок, я шар-несмышленыш,
Приемыш зеленый, глупый найденыш.
 
 
– А нитка моя
Тоньше паутинки,
И на коже у меня
Ни одной морщинки.
 
 
Увидела шар
Шарманка-хрипучка:
– Пойдем на бульвар
За белою тучкой:
И мне веселей,
И вам будет лучше.
 
 
На вербе^[19] черно
От разной забавы.
Гуляют шары -
Надутые павы.
 
 
На всех продавцов
Не хватит копеек:
Пять тысяч скворцов,
Пятьсот канареек.
 
 
Идет голован
Рядами, рядами.
Ныряет буян
Ларями, ларями.
 
 
– Эх, голуби-шары
На белой нитке,
Распродам я вас, шары,
Буду не в убытке!
 
 
Говорят шары лиловые:
– Мы не пряники медовые,
Мы на ниточке дрожим,
Захотим – и улетим.
 
 
А мальчик пошел,
Свистульку купил,
Он пряники ест,
Другим раздает.
 
 
Пришел, поглядел.
Приманка какая:
На нитке дрожит
Сварливая стая.
У него у самого
Голова большая!
 
 
Топорщатся, пыжатся шары наливные -
Лиловые, красные и голубые:
– Возьми нас, пожалуйста, если не жалко,
Мы ходим не попросту, а вперевалку.
 
 
Вот плавает шар
С огнем горделивым,
Вот балует шар
С павлиньим отливом,
А вот найденыш,
Зеленый несмышленыш!
 
 
– Снимайте зеленый,
Давайте мне с ниткой.
Чего тебе, глупому,
Ползать улиткой?
Лети на здоровье
С белою ниткой!
 
 
На вербе черно
От разной забавы.
Гуляют шары,
Надутые павы.
Идет голован
Рядами, рядами,
Ныряет буян
Ларями, ларями.
 

Чистильщик^[20]

 
Подойди ко мне поближе,
Крепче ногу ставь сюда,
У тебя ботинок рыжий,
Не годится никуда.
 
 
Я его почищу кремом,
Черной бархаткой натру,
Чтобы желтым стал совсем он,
Словно солнце поутру.
 

Автомобилище^[21]

 
– Мне, автомобилищу, чего бы не забыть еще?
Вычистили, вымыли, бензином напоили.
Хочется мешки возить. Хочется пыхтеть еще.
Шины мои толстые – я слон автомобилий.
 
 
Что-то мне не терпится -
Накопилась силища,
Накопилась силища -
Я автомобилище.
Ну-ка покатаю я охапку пионеров!
 

Полотеры

 
Полотер руками машет,
Будто он вприсядку пляшет.
Говорит, что он пришел
Натереть мастикой пол.
 
 
Будет шаркать, будет прыгать,
Лить мастику, мебель двигать.
И всегда плясать должны
Полотеры-шаркуны.
 

Калоша

 
Для резиновой калоши
Настоящая беда,
Если день – сухой, хороший,
Если высохла вода.
Ей всего на свете хуже
В чистой комнате стоять:
То ли дело шлепать в луже,
Через улицу шагать!
 

Рояль

 
Мы сегодня увидали
Городок внутри рояля.
Целый город костяной,
Молотки стоят горой.
 
 
Блещут струны жаром солнца,
Всюду мягкие суконца,
Что ни улица – струна
В этом городе видна.
 

Кооператив

 
В нашем кооперативе
Яблоки всего красивей:
Что ни яблоко – налив,
Очень вкусный чернослив,
Кадки с белою сметаной,
Мед прозрачный и густой,
И привозят утром рано
С молоком бидон большой.
 

Муха

 
– Ты куда попала, муха?
– В молоко, в молоко.
 
 
– Хорошо тебе, старуха?
– Нелегко, нелегко.
 
 
– Ты бы вылезла немножко.
– Не могу, не могу.
 
 
– Я тебе столовой ложкой
Помогу, помогу.
 
 
– Лучше ты меня, бедняжку,
Пожалей, пожалей,
 
 
Молоко в другую чашку
Перелей, перелей.
 

Кухня

 
Гудит и пляшет розовый
Сухой огонь березовый
На кухне! На кухне!
Пекутся утром солнечным
На масле на подсолнечном
Оладьи! Оладьи!
 
 
Горят огни янтарные,
Сияют, как пожарные,
Кастрюли! Кастрюли!
Шумовки и кофейники,
И терки, и сотейники -
На полках! На полках!
 
 
И варится стирка
В котле-великане,
Как белые рыбы
В воде-океане:
Топорщится скатерть
Большим осетром,
Плывет белорыбицей,
Вздулась шаром.
 
 
А куда поставить студень?
На окно! На окно!
На большом на белом блюде -
И кисель с ним заодно.
 
 
С подоконника обидно
Воробьям, воробьям:
– И кисель, и студень видно -
Да не нам! Да не нам!
 
 
Хлебные, столовые, гибкие, стальные,
Все ножи зубчатые, все ножи кривые,
Нож не булавка:
Нужна ему правка!
И точильный камень льется
Журчеем.
Нож и ластится и вьется
Червяком.
– Вы ножи мои, ножи!
Серебристые ужи!
 
 
У точильщика, у Клима,
Замечательный нажим,
И от каждого нажима
Нож виляет, как налим.
 
 
Трудно с кухонным ножом,
С непослушным косарем;
А с мизинцем перочинным
Мы управимся потом!
– Вы ножи мои, ножи!
Серебристые ужи!
 
 
У Тимофеевны
Руки проворные -
Зерна кофейные
Черные-черные:
Лезут, толкаются
В узкое горло
И пробираются
В темное жерло.
 
 
Тонко намолото каждое зернышко,
Падает в ящик на темное донышко!
 
 
На столе лежат баранки,
Самовар уже кипит.
Черный чай в сухой жестянке
Словно гвоздики звенит:
 
 
– Приходите чаевать
Поскорее, гости,
И душистого опять
Чаю в чайник бросьте!
 
 
Мы, чаинки-шелестинки,
Словно гвоздики звеним.
Хватит нас на сто заварок,
На четыреста приварок:
Быть сухими не хотим!
 
 
Весело на противне
Масло зашипело -
То-то поработает
Сливочное, белое.
Все желтки яичные
Опрокинем сразу,
Сделаем яичницу
На четыре глаза.
 
 
Крупно ходит маятник -
Раз-два-три-четыре.
И к часам подвешены
Золотые гири.
Чтобы маятник с бородкой
Бегал крупною походкой,
Нужно гирю подтянуть -
ВОТ ТАК – НЕ ЗАБУДЬ!
 

   <1925-1926>

Из книги Трамваи^[22]

Мальчик в трамвае

 
Однажды утром сел в трамвай
Первоступенник-мальчик.
Он хорошо умел считать
До десяти и дальше.
 
 
И вынул настоящий
Он гривенник блестящий.
 
 
Кондукторши, кондуктора,
Профессора и доктора
Решают все задачу,
Как мальчику дать сдачу.
 
 
А мальчик сам,
А мальчик всем
 
 
Сказал, что десять минус семь
Всегда выходит три.
 
 
И все сказали: повтори!
Трамвай поехал дальше,
А в нем поехал мальчик.
 

Буквы

 
– Я писать умею: отчего же
Говорят, что буквы непохожи,
Что не буквы у меня – кривули?
С длинными хвостами загогули?
 
 
Будто "А" мое как головастик,
Что у "Б" какой-то лишний хлястик:
Трудно с вами, буквы-негритята,
Длинноногие мои утята!
 

Яйцо

 
Курицу яйцо учило:
Ты меня не так снесла,
Слишком криво положила,
Слишком мало берегла:
Недогрела и ушла,-
Как тебе не стыдно было?
 

Портниха

 
Утомилась портниха -
Работает тихо.
Потеряла иглу -
Не найти на полу.
 
 
А иголки все у елки,
Все иголки у ежа!
 
 
Нагибается, ищет,
Только песенку свищет,
Потеряла иглу -
Не найти на полу.
 
 
– Для чего же я челку
Разноцветного шелку
Берегла, берегла,
Раз пропала игла!
 

Все в трамвае

 
Красноглазой сонной стаей
Едут вечером трамваи,
 
 
С ними мальчик едет тот,
Что запомнил твердо счет;
И портниха: с ней иголка,
У нее в руках кошелка;
 
 
Мальчик с баночкой чернил -
Перья новые купил;
 
 
Едет чистильщик с скамейкой,
Полотер с мастикой клейкой;
 
 
Едет муха налегке,
Выкупавшись в молоке;
 
 
С ними едут и другие,
Незнакомые, чужие.
 
 
Лишь настройщик опоздал:
На рояле^[23] он играл.
 

Сонный трамвай

 
У каждого трамвая
Две пары глаз-огней
И впереди площадка,
Нельзя стоять на ней.
 
 
Он завтракает вилкой
На улицах больших.
Закусывает искрой
Из проволок прямых.
 
 
Я сонный, красноглазый,
Как кролик молодой,
Я спать хочу, вожатый:
Веди меня домой.
 

Муравьи

 
Муравьев не нужно трогать:
Третий день в глуши лесов
Все идут, пройти не могут
Десять тысяч муравьев.
 
 
Как носильщик настоящий
С сундуком семьи своей,
Самый черный и блестящий,
Самый сильный – муравей!
 
 
Настоящие вокзалы -
Муравейники в лесу:
В коридоры, двери, залы
Муравьи багаж несут!
 
 
Самый сильный, самый стойкий,
Муравей пришел уже
К замечательной постройке
В сорок восемь этажей.
 

   1924

Шуточные стихи

<Анне Ахматовой>

 
Вы хотите быть игрушечной,
Но испорчен Ваш завод,
К Вам никто на выстрел пушечный
Без стихов не подойдет.
 

   1911

***

 
Блок
Король
И маг порока;
Рок
И боль
Венчают Блока.
 

   10 декабря 1911

***

 
И глагольных окончаний колокол
Мне вдали указывает путь,
Чтобы в келье скромного филолога
От моих печалей отдохнуть.
 
 
Забываю тягости и горести,
И меня преследует вопрос:
Приращенье нужно ли в аористе
И какой залог «пепайдевкос»?
 

   1912

Антология античной глупости

 
<1>
Ветер с высоких дерев срывает желтые листья.
Лесбия, посмотри: фиговых сколько листов!
 
 
<2>
Катится по небу Феб в своей золотой колеснице -
Завтра тем же путем он возвратится назад.
 
 
<3>
– Лесбия, где ты была? – Я лежала в объятьях Морфея.
– Женщина, ты солгала: в них я покоился сам!
 
 
<4>
Буйных гостей голоса покрывают шумящие краны:
Ванну, хозяин, прими – но принимай и гостей!
 
 
<5>
«Милая!» – тысячу раз твердит нескромный любовник.
В тысячу первый он – «милая» скажет опять!
 

   <1910-е>

***^[24]

 
Слышен свист и вой локомобилей -
Дверь лингвиста войлоком обили.
 

***

 
Кушает сено корова,
А герцогиня желе,
И в половине второго
Граф ошалел в шале.
 

   1913 (?)

***

 
В девятьсот двенадцатом, как яблоко румян,
Был канонизирован святой Мустамиан.
И к неувядаемым блаженствам приобщен
Тот, кто от чудовищных родителей рожден,
 
 
Серебро закладывал, одежды продавал,
Тысячу динариев менялам задолжал.
Гонят люди палками того, кто наг и нищ,
Охраняют граждане добро своих жилищ.
 
 
И однажды, и'дучи ко святым местам,-
Слышит он: «О Мандельштам,– глянь-ка – ландыш там!»
 

   <Конец 1913>

***

 
Не унывай,
садись в трамвай,
Такой пустой,
Такой восьмой...
 

   1913 (1915?)

***

   <Н. Недоброво>

 
Что здесь скрипением несносным
Коснулось слуха моего?
Сюда пришел Недоброво -
Несдобровать мохнатым соснам.
 

   <1913-1914?>

***

 
Вуайажор арбуз украл
Из сундука тамбур-мажора.
– Обжора! – закричал капрал.-
Ужо расправа будет скоро.
 

   1915

***

 
Свежо раскинулась сирень,
Ужо распустятся левкои,
Обжора-жук ползет на пень,
И Жора мат получит вскоре.
 

   1915

***

 
Автоматичен, вежлив и суров,
На рубеже двух славных поколений,
Забыл о бесхарактерном Верлэне
И Теофиля принял в сонм богов...
И твой картонный профиль, Гумилев,
Как вырезанный для китайской тени.
..................................
 

   1915

***

 
Мне скучно здесь, мне скучно здесь,
Среди чужих армян.
Пойдем домой, пойдем домой,-
Нас дома ждет Эдем.
 

   1916

***

 
Барон Эмиль хватает нож.
Барон Эмиль бежит к портрету...
Барон Эмиль, куда идешь?
Барон Эмиль, портрета нету!
 

   <1915-1916>

Актеру, игравшему испанца

 
Испанец собирается порой
На похороны тетки в Сарагосу,
Но все же он не опускает носу
Пред теткой бездыханной, дорогой.
Он выкурит в Севилье пахитосу
И быстро возвращается домой.
Любовника с испанкой молодой
Он застает и хвать ее за косу!
Он говорит: не ездил я порой
На похороны тетки в Сарагосу,
Я тетки не имею никакой.
Я выкурил в Севилье пахитосу.
И вот я здесь, клянусь в том бородой,
Билибердосою и Бомбардосой!
 

   <1917 (1918?)>

Газелла

 
Почему ты все дуешь в трубу, молодой человек?
Полежал бы ты лучше в гробу, молодой человек.
 

   1920

***

 
Я вскормлен молоком классической Паллады,
И кроме молока мне ничего не надо.
 

   Зима 1920 – 1921

Умеревший офицер

   <Н. Оцупу>

 
Полковнику Белавенцу
Каждый дал по яйцу.
Полковник Белавенец
Съел много яец.
Пожалейте Белавенца,
Умеревшего от яйца.
 

   Конец 1920

В альбом спекулянтке Розе

 
Если грустишь, что тебе задолжал я одиннадцать тысяч,
Помни, что двадцать одну мог я тебе задолжать.
 

   Зима 1920 – 1921

Из Антологии античной глупости

 
<1>
 

   М. Лозинскому
 

 
Сын Леонида был скуп, и кратеры берег он ревниво,
Редко он другу струил пенное в чаши вино.
Так он любил говорить, возлежа за трапезой с пришельцем:
– Скифам любезно вино,– мне же любезны друзья.
 
 
<2>
 

   М. Лозинскому

 
Сын Леонида был скуп, и когда он с гостем прощался,
Редко он гостю совал в руку полтинник иль рубль;
Если же скромен был гость и просил лишь тридцать копеек,
Сын Леонида ему тотчас, ликуя, вручал.
 
 
<3>
 

   В. Шилейко

 
– Смертный, откуда идешь? – Я был в гостях у Шилейко.
Дивно живет человек, смотришь – не веришь очам:
В креслах глубоких сидит, за обедом кушает гуся.
Кнопки коснется рукой – сам зажигается свет.
– Если такие живут на Четвертой Рождественской люди,
Путник, скажи мне, прошу,– как же живут на Восьмой?
 
 
<4>
 

   В. Рождественскому

 
Пушкин имеет проспект, пламенный Лермонтов тоже.
Сколь же ты будешь почтен, если при жизни твоей
Десять Рождественских улиц!..
 
 
<5>
 

   З. Давыдову

 
Юношей я присмотрел скромный матрас полосатый.
Тайной рассрочки смолу лил на меня Тягунов.
Время пристало купить волосяную попону -
У двоеженца спроси – он объяснит почему.
 
 
<6>
 

   М. Шкапской

 
Кто бы мог угадать – как легковерна Мария?
Пяста в Бруссоны возьми – Франс без халата сбежит.
 
 
<7>
 

   Ю. Юркуну

 
Двое влюбленных в ночи дивились огромной звездою,-
Утром постигли они – это сияла луна.
 
 
<8>
Юношей Публий вступил в ряды ВКП золотые,
Выбыл из партии он дряхлым – увы! – стариком.
 

   <1925>

<Из альбома Д. И. Шепеленко>

 
Поэту море по коленки!
Смотрите: есть у Шепеленки,
Что с Аглаидой Бонифатий
Совокуплялся без объятий.
 
 
Нам не шелк, одна овчина,
Мы – несчастливый народ.
И в тетрадях чертовщина,
И в судьбе нашей не прет!
 
 
Голова твоя талантлива,
Живо сердце, не мертво,
Как убежище Мелантьево...
Впрочем, это ничего.
 

   8 ноября 1923

***

 
Есть разных хитростей у человека много,
И жажда денег их влечет к себе, как вол.
Кулак Пахом, чтоб не платить налога,
Наложницу себе завел!
 

   <1923 или 1924>

***

 
Но я люблю твои, Сергей Бобров,
Почтово-телеграфные седины.
 

   <без даты>

***

   Писателю

 
Как некий исполин с Синая до Фавора,
От договора ты бредешь до договора.
 

   <без даты>

***

   Ольге Андреевой, девушке-милиционеру

 
Не средиземною волной
И не вальпургиевой жабой -
Я нынче брежу, сам не свой,
Быть арестованному Ольгой
 

Антология житейской глупости

 
Мандельштам Иосиф автор этих разных эпиграмм,-
Никакой другой Иосиф не есть Осип Мандельштам.
 
 
Эта Анна есть Иванна – Дом-Искусства человек,
Несмотря что в Дом-Искусства можно ванну принимать.
 
 
Это Гарик Ходасевич, по фамильи Гренцион,
Несмотря что Альциона есть элегия Шенье...
 
 
Это есть Лукницкий Павел, Николаич человек,
Если это не Лукницкий, это, значит, Милюков.
 
 
Алексей Максимыч Пешков – очень горький человек,
Несмотря на то, что Пешков – не есть горький человек.
 

   1925

***

 
Это есть художник Альтман,
Очень старый человек.
По-немецки значит Альтман -
Очень старый человек.
 
 
Он художник старой школы,
Целый свой трудится век,
Оттого он невеселый,
Очень старый человек.
 

   <без даты>

***

 
Это есть мадам Мария -
Уголь есть почти что торф,
Но не каждая Мария
Может зваться Бенкендорф.
 

   <без даты>

***

 
Любил Гаврила папиросы,
Он папиросы обожал.
Пришел однажды он к Эфросу:
Абрам, он, Маркович, сказал.
 

   <без даты>

***

 
Зевес сегодня в гневе на Гермеса -
В кузнечном деле ни бельмеса,
Оказывается, он не понимал,
Но, громовержец, ты ведь это знал!..
 

Извозчик и Дант

 
Извозчик Данту говорит
С энергией простонародной.
О чем же? О профессии свободной,
О том, что вместе их роднит.
 
 
– И я люблю орган,
Из всех трактиров я предпочитаю «Рим».
Хоть я не флорентиец,
Но все же я не вор и не убиец;
Ведь лошади моей, как хорошенько взвесить,
Лет будет восемь иль, пожалуй, десять,-
И столько же ходил за Беатричей ты;
Дурного не скажу и во хмелю про Данта,
В тебе отца родного чту и коменданта,-
Вели ж по осени не разводить мосты!
 

   1925

Лжец и ксендзы

   (Басня)

 
Известно: у католиков развод
За преступление слывет.
И вот
В Италии один партикулярий,
Явившись в консисторию к ксендзам,
Им предложил устроить хоть акварий.
Но, по глазам
Лжеца узнав,
Так отказал ему викарий:
– Иди, мой сын, пока ты не погиб:
Мы не разводим даже рыб!
 

   1924

***

 
Спросили раз у воина:
– На Шипке все спокойно ли?
Да,– отвечал он,– здесь на Шипке
Все признают свои ошибки.
 

   <без даты>

***

 
В половине второго,
Честное слово,
Тяжело пииту
По алфавиту
Идти к ответу -
Но выхода нету...
 

   Весна 1913

***

 
Зане в садах Халатова-халифа
Дух бытия.
Кто не вкушал благоуханий ЗИФа -
И он, и я.
 
 
И для того, чтоб слово не затихло
Сих свистунов,
Уже качается на розе ГИХЛа -
В. Соловьев.
 

   <1930>

***

 
Уста запеклись и разверзлись чресла.
Весь воздух в стонах родовых:
Это Мария Петровых
Рожает близнецов – два театральных кресла.
 

   <1933-1934>

***

 
Большевикам мил элеватор,
Французам мил стиль элевэ,
А я хотел бы быть диктатор,
Чтоб скромность воспитать во Льве.
 

   <1933-1934>

***

 
Эмаль, алмазы, позолота
Могли б украсить египтян,
Моей же девы красит стан
Аршин трико иль шевиота.
 

   <1933-1934>

***

 
По нашим временам куда как стали редки
Любители почивших в бозе... Вот
В старинный склеп, где тихо тлеют предки,
Он входит. Снял собмреро. На киот
Перекрестился. Долг потомка справил,
И, в меру закусив, в вагоне лег костьми.
А вор его без шляпы и оставил.
 
 
Читатель, не кути с случайными людьми!
 

   1924

Песнь вольного казака

 
Я мужчина-лесбиянец,
Иностранец, иностранец.
На Лесбосе я возрос,
О, Лесбос, Лесбос, Лесбос!
 

   <без даты>

***

 
Ubi bene, ibi patria^[25],-
Но имея другом Вена
Лившица, скажу обратное:
Ubi patria, ibi bene^[26].
 

   <без даты>

Тетушка и Марат

 
Куда как тетушка моя была богата.
Фарфора, серебра изрядная палата,
Безделки разные и мебель акажу,
Людовик, рококо – всего не расскажу.
 
 
У тетушки моей стоял в гостином зале
Бетховен гипсовый на лаковом рояле -
У тетушки моей он был в большой чести.
Однажды довелось мне в гости к ней прийти,-
 
 
И, гордая собой, упрямая старуха
Перед Бетховеном проговорила глухо:
– Вот, душенька, Марат, работы Мирабо!
– Да что вы, тетенька, не может быть того!
 
 
Но старость черствая к поправкам глуховата:
– Вот, душенька, портрет известного Марата
Работы, ежели припомню, Мирабо.
– Да что вы, тетенька, не может быть того!
 

   <без даты>

Баллада о горлинках

 
Восстал на царство Короленки
Ионов, Гиз, Авессалом:
– Литературы-вырожденки
Не признаем, не признаем!
Но не серебряные пенки,
Советского червонца лом,
И не бумажные керенки -
Мы только горлинки берем!
 
 
Кто упадет на четверенки?
(Двум Александрам тесен дом.)
Блондинки, рыжие, шатенки
Вздохнут о ком, вздохнут о ком?
Кто будет мучиться в застенке,
Доставлен в Госиздат живьем?
Воздерживаюсь от оценки:
Мы только горлинки берем!
 
 
Гордятся патриотки-венки
Своим слабительным питьем -
С лица Всемирки-Современки
Не воду пьем, не воду пьем!
К чему нам различать оттенки?
Не нам кичиться этажом.
Нам – гусь, тебе – бульон и гренки,-
Мы только горлинки берем!
 

ENVOI^[27]:

 
Князь Гиза, слышишь, к переменке
Поет бухгалтер соловьем:
– Кто на кредитки пялит зенки?
Мы только горлинки берем!
 

   В ночь на 25 декабря 1924

***

 
На Моховой семейство из Полесья
Семивершковый празднует шабаш.
Здесь Гомель – Рим, здесь папа – Шолом Аш
И голова в кудрявых пейсах песья.
 
 
Из двух газет – о чудо равновесья! -
Два карлика построили шалаш
Для ритуала, для раввинских каш -
Испано-белорусские отчесья.
 
 
Семи вершков, невзрачен, бородат,
Давид Выгодский ходит в Госиздат
Как закорючка азбуки еврейской,
 
 
Где противу площадки брадобрейской,
Такой же, как и он, небритый карл,
Ждет младший брат – торговли книжной ярл.
 

   1924 – 1925

***

 
Скажу ль,
Во Франции два брата, два Гонкура,
Эдмонд и Жуль,